Лесной дом (джен)

Храм стоял посреди леса, древний, давно забывший имена тех, кому в нем кланялись когда-то, ничей, пустой, а значит, чей угодно. Долго стоял, века стоял. Никуда не спешил. Просто был. Ждал.

Ждал храм путников, ждал того, кто службу в нем сослужит, свечи зажжет у алтарей, вознесет молитву, да только заросли давно тропы, к нему ведущие, забыли люди к Храму пути. Но он ничего, так и стоял. Все ждал.

Раз шла мимо Храма девица. По глухой чаще шла, дороги не выбирая. Спешила очень, весть важную несла. Увидала Храм — остановилась, засмотрелась. Стало ей любопытно, что за люди тут жили, кому жертвы носили, кому молитвы пели. Обратилась девица мышью, юркнула в щель под запертой дверью. Только внутри очутилась — сразу сон ее сморил.

Спала Мышка крепко и сладко, а как пробудилась, забыла мать и отца, и род свой, и Прародительницу, и весть свою важную забыла. Встала она, пыль да грязь с алтарей отерла да у одного из них молитву спела на языке неведомом, забытом. А после отперла двери и на поиски пошла.

День шла и ночь шла, не ела-не пила, пришла на болото, а у самого края его, в ветхой хижине, знахарка жила. Человеком была — травы собирала, других лечила. Лягушкой была — по кочкам болотным скакала.

— Пойдем со мной, — сказала ей Мышка, — есть у меня больной, которого вылечить надобно, на тебя одну надежда.

Поверила ей знахарка, обратилась лягушкой. быстро до Храма доскакала. Зашла в него, да так в нем и осталась. Утром же встали они с Мышью вдвоем в двух углах пред двумя алтарями, молитву запели и пели весь день. И так сильна была та молитва, что путника-Зайца, зверя лесного, от роду нигде не плутавшего, с пути сбила и прямо к Храму вывела.

— Зайди, — сказали ему Мышь с Лягушкой. — Вечереет уже, вот тебе и кров, чтобы переночевать.

Зашел Заяц — и стало их трое.

Дня не прошло, как явилась к дверям Храма женщина рыжая, богато одетая. Влекла ее молитва, вела, повелевала. Зашла она в Храм, и стало их четверо.

Наутро встали они пред четырьмя алтарями, запели молитву на языке неведомом, забытом. Долго пели, пока не вышел к Храму охотник-Волк. Позвали его, и он зашел. Так стало их пятеро, как и было нужно.

Новое утро пришло, и вновь встали они у пяти алтарей в пяти углах, свечи зажгли — вспыхнули свечи пламенем небывалым. Завели новую песнь, страшнее прежних. Закапал с белых свечей красный воск, черным стало пламя, содрогнулась под Храмом земля. Пробудилось, потянулось на звук молитвы чудище небывалое, в земле заточенное.

Но покуда лезло оно из глубины, из-под земли, из темницы своей, постучался в двери Храма Медведь. Ведал он, что есть на его земле Храм заброшенный, забытый, да беды не чуял. Но как задрожала-застонала земля, раз да другой, мигом он примчался.

— Пустите меня, — сказал, — хочу я с вами спеть, молитву вознести.

Но видел, но знал Храм, что на руках его — знаки защитные, в руках его — посох да меч, на ногтях его имя родовое вычерчено, да еще один главный знак — против сердца вырезан.

— Нет тебе места здесь, не хватит тебе алтаря, — так ответил Храм пятью голосами.

Не отступился Медведь, принял звериный облик да на крышу Храма залез. Оттуда молитву вознес Праотцу своему: "Защити, помоги, не оставь, дай сил!"

И когда полезло из-под земли чудище невиданное, ударил Медведь лапой, и будто сотня медведей сотней лап ударила; крикнул он слова колдовские — по всему лесу эхо разнеслось. Рухнула крыша, рухнул Храм, рухнула земля под Храмом, чудище навсегда погребая.

Тут-то кончилось очарование колдовское, и очнулись и Мышь, и Лягушка, и Заяц, и Лиса, и Волк. Бросились кто куда, насилу уцелели.

Долго плакала потом Мышь, прощения просила за любопытство свое, за торопливость и неразумность.

— Кабы не я, — говорила, — не случилось бы ничего.

Простили ее, но взяли обет: как доставит весть свою, сразу назад вернуться. А сами стали камни разбирать, что от Храма остались. Долго колдовал Медведь над проклятой землей, долго бился, и поддалась ему земля. Тут и Мышь вернулась, как обещала, и стали они на той земле новый храм строить, добрый, лесной, всякому роду и зверю открытый. Долго простоял новый храм. Может, и до сих пор стоит.