О дивный новый мир (джен)

Вы задумываетесь. В персонажах и в сюжете ли была суть этой книги? Нет, по вашему мнению, скорее, в самом описании антиутопии, причин, следствий и противопоставлении со старым миром. Вас больше поразила сама идея и описанная система общества. Вы так и отвечаете.

Акико приподнимает бровь.

— Что ж, это... интересная точка зрения, — она немного смягчается. — Полагаю, она послужит нашей сегодняшней отправной точкой в обсуждении книги. Садись. Давайте я продолжу.

Вы садитесь, а она пару мгновений собирается с мыслями.

— Если говорить о любимых персонажах, то у меня такой есть. Это Мустафа Монд, — это имя звоном колокола отдаётся в вашей голове. Монд... Это может быть простым совпадением, но именно с «Мо» начинается имя того, кто наблюдает за вами, судя по тому сообщению после вашей загрузки. — Он один из правителей этого общества, в прошлом учёный, осознавший важность того пути, по которому следует система. Его суждения никем не навязаны, он сам изучил историю человечества и сделал выбор в пользу того мнения, что старый порядок должен остаться в прошлом ради благополучия в настоящем. Он считает, что цель оправдывает средства. И я в чём-то с ним согласна, отчасти даже восхищаюсь им. Хотя он и является... Кем он является, ну-ка, Токугава?

Председатель делает широкий театральный жест в сторону парня, сидящего справа от вас. Он поправляет очки на носу и встаёт.

— Не знаю, можно ли так выразиться... Монд — «рупор» автора? Через который тот передаёт нам свои основные мысли и идеи и общается с нами. Так мне показалось, по крайней мере.

Парень садится на место, и Акико несколько раз кивает.

— Да, верно. А у кого какие мысли по поводу самой системы? Почему она названа антиутопией? Ведь посмотрите, в принципе, все живут достаточно неплохо: у каждого своя цель, никто не задирает голову и не глазеет туда, куда не следует. Войн, болезней нет... Так почему же?

Руку поднимает Лилли. На её лице сосредоточенное и серьёзное выражение, как у отличницы, которая выучила урок и готова показать это учителю.

— Эта система ужасна, — уверенно произносит Лилли. — В людях не осталось ничего человеческого, все страсти и порывы душатся на корню, а несогласных отправляют в ссылку. У людей отобрали бога, искусство, любовь...

Акико цокает языком.

— Но разве то, что ты назвала — самое главное для человека? — спрашивает она.

— Да, — немного неуверенно произносит Лилли, но председатель продолжает, даже не обращая внимания на её ответ. Поняв это, Лилли возвращается за парту.

— Какое дело до искусства солдату, истекающему кровью в окопе из-за цели, которую он даже до конца не понимает? Какое дело до бога маленькому ребёнку, умирающему от голода из-за того, что родители не смогли прокормить его? Какое дело до любви выжившему из ума одинокому старику, брошенному всеми и такому бедному, что его денег не хватит даже на собственные похороны? — Акико горько улыбается, качая головой. — Разве все эти вещи способны поддержать жизнь человечества в целом? А вот новая система оказалась способна. Ну, у кого ещё какие идеи по поводу того, почему эта антиутопия считается антиутопией?

Все задумчиво смотрят кто куда: на парты, на потолок, вбок, в одну точку перед собой, но никто больше не высказывается. Проходит секунд двадцать, и председатель вздыхает.

— Тогда давайте я, — она прочищает горло. — По моему мнению, не так плохо, что люди смогли отказаться от всего этого и прийти к некоему стандарту. А вот плохо то, что... как бы сказать... Смысла в жизни людей нет. Не в том плане, в котором Лилли имела в виду — отсутствие тех вещей не делает жизнь бессмысленной. Всё живое существует без искусства и любви, кроме человека. Но нет никакого развития. Общество застыло на месте. Это потребление ради потребления, и ничего больше. Любви и страстей больше нет, но на их место ничто не пришло, осталась только пустота. Вот что страшно. У правителей объединённой Земли в руках все ресурсы планеты и все люди, а предел их мечтаний — просто всех сделать счастливыми, — уголки её губ вновь опускаются, а в глазах появляется намёк на грусть. — Но Монд по-прежнему один из моих любимых персонажей там. Он сделал почти все верные шаги в нужном направлении.

На этой многозначительной фразе она замолкает, и никто не решается спросить у неё, что она имела в виду. Некоторое время в комнате висит тишина, нарушаемая лишь тиканьем стрелки настенных часов. Но Акико не позволяет тишине затянуться и начинает «тормошить» каждого из присутствующих, чтобы обсудить различные детали, писательские приёмы и персонажей книги. За этим занятием и проходит оставшееся время кружка.

Под конец председатель поднимается и объявляет задание на следующее собрание.

— Так, давайте в следующий раз разберём «1984» Джорджа Оруэлла, закрепим, так сказать, тему антиутопий и закроем её. А заодно и сравним два этих произведения.

Все начинают подниматься из-за своих парт и расходиться по своим комнатам. У вас в голове такой сонм мыслей, что вы не сразу вспоминаете, зачем вообще сюда приходили, и спохватываетесь уже только после того, как берёте в руки портфель.

— Ах да, кстати, — произносит Акико, привлекая внимание присутствующих. Она выуживает из своего портфеля книгу и приподнимает её. — Это сегодня с утра я нашла возле мужского общежития. И не спрашивайте, что я там делала! — нахмурившись, предупреждает она всех. — Хочу напомнить, что подобное отношение к книгам неприемлемо. Она лежала, вы понимаете, в траве под окнами общежития!

Для неё это явное святотатство.

— В общем, никто не знает, чья она? Называется «Инцидент». Внутри всего одно стихотворение в самом конце. «Творчество» русского поэта Брюсова. Она странная, но кто-то её потерял, наверное, и теперь ищет.

Вас осеняет. Это же книга Кенджи! Неужели он просто выкинул её в окно? Может, не хотел, чтобы она досталась Муто? Нужно как-то заполучить её.

Народ пожимает плечами и продолжает расходиться.

— Ладно, — говорит председатель. — Отнесу её в библиотеку.

— Подожди, пожалуйста, я сейчас подойду, — обращаетесь вы к Лилли и направляетесь к Акико.

— Что-то хотел, новенький? — спрашивает она вас. В её глазах немного больше дружелюбия, чем в начале сегодняшнего собрания.

— Да, — вы смотрите на книгу в её руке. — Это моя. Я как раз вчера шёл возле общежития со стопкой книг, и она, наверное, выскочила из неё, а я даже сам не заметил, — вы говорите первое, что приходит в голову.

Она снова меряет вас взглядом.

— Ты — Хисао Накай, так?

— Да.

— Я отдала бы её тебе, но, к сожалению, книга подписана. И там явно не фамилия «Накай».

— Кенджи Сето? — спрашиваете вы, приподнимая бровь.

— Верно. Сето. Ты знаешь его?

Вы киваете.

— Он мой сосед.

— Так это его?

— Да, он немного странноватый тип, поэтому такие книжки в его духе.

— А зачем тогда ты соврал мне?

Вы чуть краснеете.

— Хотел его выгородить. Он, может быть, просто выронил её... в окно.

— В таком случае, — Акико постукивает книгой по ладони другой руки, словно дубинкой, — я тебе её точно не отдам, чтобы вы книжками так не расшвыривались. Оставлю её в кабинете кружка как трофей, спасённый из лап вандалов.

Выбран вариант «Сказать, что вашему другу она позарез нужна, он без неё очень тоскует и жить не может. И что он будет впредь осторожнее».