Околоквиддич (гет)

– И чтобы я хоть раз еще тебя послушала, — Мариса стремительно прошла сквозь толпу журналистов, дежурящих в холле министерства. Дальше их не пускали.

– Прекрати, — Фред устремился за ней.

– Надо было ехать в Байрес ранним утром, чтобы вытащить маленького засранца из теплой постели сразу же, перед игрой.

Несмотря на то, что формально Мариса была права — окажись она в Аргентине раньше, Пако бы не вызвали в Визенгамот — Станимира была рада, что тем утром они не встретились. Она бы умерла от стыда, это точно. Но если честно, Крам было грех жаловаться. Оказавшись в Лондоне, она надеялась стать объектом для едких подколов всех Уизли (шутить на грани фола было у них чем-то вроде семейной традиции), но этого не произошло. Даже больше — Мариса выгородила ее перед отцом. Когда Виктор заподозрил неладное, тренер Уизли, не моргнув глазом, соврала лучшему другу, что его дочь благополучно добралась из Мюнхена и тренируется на базе в Уимбурне. Крам даже не усомнился в ее словах. Правда, когда они сегодня пробирались по узким министерским коридорам, он начал что-то подозревать. Как ни делали Мариса и Фред вид, что все по-старому, в их отношениях со Станимирой что-то незримо изменилось, и Виктор не мог понять, что именно. Он в сотый раз спрашивал у близнецов, почему Пако поперся в Лондон, хотя знал, что ему нельзя, но получал очень уклончивые ответы. И также Виктор не знал, почему на министерской бумаге ему прислали пропуск в зал суда на слушанье по делу Франсиско Уизли, куда допускались только ближайшие члены семьи.

Станимира не знала, куда деться от стыда. Она снова и снова убеждала себя, что ее вины тут нет, но факт оставался фактом — он вернулся в Лондон из-за нее. К тому же, получилось так, что в Великобританию она прилетела всего на несколько часов. Когда закончились тренировка и ужин, и Станимира грустно поплелась к себе в спальню, ее остановила Мариса.

– И какой сейчас — красивый или обычный? — она постаралась улыбнуться.

– Сейчас? — Станимира непонимающе посмотрела на тренера.

– Ты что, хочешь оставить его в Аргентине одного, когда завтра Визенгамот? — брови Марисы поползли вверх.

– Нет, конечно нет, — Крам замотала головой. — В смысле, если вы разрешите, тренер Уизли, то я…

По правде, что бы ни сказала тренер, Станимира уже знала, что попробует добраться до Буэнос-Айреса самостоятельно.

– Можешь называть меня мамой! — хохотнула Мариса и хлопнула дверью спальни. — Шутка, — дверь снова открылась, и тренер Уизли высунула голову в коридор. — Серьезно, не смей. Если будешь меня так называть — убью. С растрепанными после квиддича волосами, в свободной футболке и прямоугольных очках она казалась совсем девчонкой.

– Я и не собиралась, — пролепетала Станимира ошарашенно.

– Вот и славно, — дверь снова хлопнула.

Станимира подозревала, что шутки даются тренеру Уизли не так-то просто. Возможно, Мариса и сама не знала, как теперь относиться к Станимире. Но неловкости, которой Крам боялась, не было.

Тем же вечером Крам снова оказалась перед дверью квартиры Пако. В этот раз он был дома.

– Наконец-то, — без лишних церемоний Уизли протащил ее в квартиру. — Еще минута, и я бы послал за тобой Хосе.

– Хей, я вообще-то не одна, — Станимира кашлянула, и только тогда Пако удосужился посмотреть ей за спину.

– Давненько мы у тебя не были, — Саша и Рокси накинулись на друга с объятиями. — Признавайся, опять завесил стену новыми дурацкими фотками?

Последним чинно зашел Хьюго.

– Ничего себе, — Пако почесал затылок. — Даже не знаю, что сказать! Я так рад вас видеть…

– Я подумала, что тебе захочется побыть с друзьями перед слушаньем, — прошептала Станимира.

Это был во всех отношениях чудесный вечер. Сначала все сидели на кухне и смотрели, как Хосе делает ароматные стейки. Потом эти стейки поглощали, причем Хосе сидел вместе со всеми на высоком стуле и травил какие-то байки про своих подружек, а все покатывались со смеху. Оказалось, что в коридоре квартиры Пако есть небольшая дверь, ведущая в комнату Хосе. Недавно эльф купил себе телевизор.

– Да тут все вообще охренели! — подвыпив, разглагольствовал он. — Мне Тиша, ну, помощница Родригеза, говорит, Уизли совсем с ума сошел. Мало того, что электричество провел, так еще и телек поставил. А я ей говорю: это я поставил! Ну, вы понимаете, чем все закончилось…

Все прыскали со смеху и утыкались в свои тарелки. Если бы не задумчивость, проскальзывающая на лице Пако время от времени, можно было подумать, будто это обычный вечер в дружеской компании. Но время слушанья неумолимо приближалось. Оставив гостям комнату, Станимира и Пако постелили себе на полу в кухне.

– Я не хочу, чтобы наступало утро, — сказала она честно.

– Утро наступит, — Пако устало откинулся на подушки.

– Если они вызвали тебя в Визенгамот, это значит… Что они могут сделать?

– Запретить мне вообще бывать в Великобритании. Думаю, так и будет. Других мер у них нет — я гражданин другой страны.

Только в этот момент ужас происходящего окатил Станимиру ледяной волной: если Пако запретят бывать в Великобритании, это значит, его разлучат с семьей, с «Осами», с ней. Несмотря на легкость перемещения в волшебном мире, Лондон оставался ее домом.

– Это слишком жестоко, — она скомкала одеяло.

– Неправда, — Пако улыбнулся. — Слишком жестоко — то, что ты совсем на меня не смотришь, — и он аккуратно развернул ее лицо к себе. У нас будет весь мир, а ты переживаешь, что меня никогда не пустят в Британию.

– Я бы умерла, если бы мне сказали, что я не смогу бывать на Балканах, — произнесла Станимира тихо. — Не смогу зайти в свой дом. Не увижу места, где я выросла.

– Иногда я хочу пожалеть, что ввязался в эту историю. Но жалеть глупо. Поэтому пусть все будет, как есть, — и Пако вытянулся на матрасе. — Мне больше нечего просить у мироздания. Со вчерашнего дня я абсолютно счастлив. А Визенгамот пусть катится к чертям.

Станимира закусила губу. Потерять Пако, такого родного и близкого, было жутко страшно. Она прижалась к его горячей груди, послушала, как ровно бьется сердце, прижала прохладные ладони к его обгоревшим плечам.

– Эй, я люблю тебя, — Пако серьезно посмотрел ей в глаза. — И поэтому давай без трагизма. Дело дрянь, конечно, но что-нибудь придумаем.

– И я тебя, — тихо ответила Станимира.

– Мать вашу! — неожиданно громко заорал Пако. — Она ответила! Бинго! Фирс, ты слышал?! Стоило мне попасть в передрягу, как меня уже любят всем сердцем! Может, мне стоит придумать себе смертельную болезнь, и тогда она будет говорить это почаще?

– Шампанского! — послышался голос Саши из комнаты. Судя по всему, там все трое гостей покатывались со смеху.

– Я передумала, я тебя ненавижу, — пробормотала Станимира.

– Ну же, не дуйся, Стэн, а то снова руку сломаю, — видимо, последняя фраза показалась Пако очень смешной.

…И в середине ночи, внезапно проснувшись, Станимира долго смотрела в потолок. Пако спал, раскинувшись на подушках, его рука безвольно лежала у нее на животе. Он спал так спокойно, словно завтра его ожидал обычный выходной, а не слушанье, где объявят, что вся его жизнь сломана.

Для того, чтобы попасть в министерство, встали рано. В Хитроу их уже ждал министерский работник и портал. Мариса, Фред и Джордж были уже на месте, через минуту прилетел запыхавшийся Виктор. Он явно не ожидал увидеть Хьюго — они сдержанно поздоровались. Крам не знал, куда деть глаза. Когда, наконец, они добрались до самого нижнего уровня министерства, Виктор попытался поговорить с Пако.

– Что ты опять натворил? — прошептал он, когда они пробирались через толпу галдящих министерских чиновников. — Зачем было ехать в Лондон, не дожидаясь апелляции Купера?

– Я так тебя рад видеть, Вик, — не обращая внимания на вопрос, радостно ответил Пако. — Кстати, вот и Купер.

Вечный адвокат Пако Стивен Купер был, мягко говоря, в бешенстве. Подопечный его подставил — вместо того, чтобы сидеть в Буэнос-Айресе и ждать апелляции, он оказался в Лондоне. Напрасно Купер предупреждал его, напрасно.

– Ты понимаешь, что тебя ничего хорошего сегодня не ждет? — прошипел он, когда дверь открылась, и толпа начала медленно течь в зал суда. — Ты теперь минимум двадцать лет будешь Лондон только на картинках видеть!

– Простите, мистер Купер, — похоже, Пако и правда было стыдно перед этим человеком, который, превышая полномочия, делал все для его спасения.

– Я умываю руки! — Купер занял место в первом ряду вместе с другими работниками консульского отдела министерства. — Дальше я бессилен.

Обвинителей Пако Станимира заметила сразу. Сэр Марк Уорлок, главный тренер сборной Британии по квиддичу, он же министр магического спорта и глава Объединенной Федерации Квиддича, о чем-то оживленно переговаривался с полной женщиной в очках и худым помощником. Сам Уорлок был небольшого роста, его пшеничные волосы росли клочками, и он совсем не похож на вселенского злодея. Скорее, на упертого идиота, который хочет, чтобы все было по правилам.

Сал суда под номером десять небольшой. Солнечный свет не проникает в подземелья, и остается довольствоваться свечами. Сиденья поднимаются амфитеатром. Дело Пако коллегия под предводительством министра Кингсли будет слушать в полном составе — пятьдесят членов, все в плотных сиреневых мантиях, как какие-нибудь университетские профессора в день вручения дипломов. У многих из них уставшие лица. Члены Визенгамота всего лишь следуют букве закона — все это знают. Дело Пако не сложное. Он систематически нарушал миграционную политику. У министра Кингсли Пако вызывает глухое раздражение: умный вроде бы парень, но какой же несдержанный. У него были правила — он их нарушил. Марк Уорлок имел полное право обвинять младшего Уизли.

Вслед за членами Визенгамота в зал суда прошла международная делегация. Станимира заметила Антона Белого. Форменную черную мантию, прерогативу работников международных организаций, он сменил на темно-бордовую. Новый директор Дурмстранга казался по сравнению с британскими министрами очень юным. Рядом с Антоном шла темноволосая женщина в голубой мантии. На удивление Станимиры, женщина сама подошла к ним и по очереди пожала руку всем Уизли, ей и Виктору.

– Кристина Киршнер, бывший президент Аргентины, — представила Мариса. — Ныне министр магии.

Далее разговор продолжился на испанском, и Станимира не могла в нем участвовать. Кристина Киршнер села в первом ряду амфитеатра рядом с Кингсли.

Пако никто не держал. В конце концов преступником он не был. Два полицейских проводили его в центр зала и посадили на деревянное кресло. Пако сел с таким достоинством, словно собирался читать речь, а не слушать приговор. Кингсли поднялся со своего места. От одного жеста его руки шум стих. Заседание началось.

– Мы собрались здесь, чтобы решить вопрос о гражданстве мистера Франсиско Уизли, — начал он. — Как вы знаете, мистер Уизли обвиняется Федерацией Квиддича в лице министра Уорлока…

– Сэра Уорлока! — Марк Уорлок тоже поднялся со своего места и торжествующе посмотрел на Пако.

Кресло располагалось так, что лицо обвиняемого могла видеть только судебная коллегия, но Станимира не сомневалась — Пако ответил на этот взгляд.

– Сэра Уорлока, — с раздражением поправил себя Кингсли, — в нарушении миграционного закона и нелегальном нахождении на территории Великобритании.

– Прошу заметить, господин министр, — с важным видом продолжил Уорлок. — Мистер Уизли уже вызывался Визенгамотом, и не так давно. Он не просто гражданин другой страны, он отказник от британского подданства. Он никогда не был патриотом нашей родины. Такие, как он, не имеют права находиться на территории Великобритании.

– Благодарю вас, сэр Уорлок, — Кингсли сделал акцент на слове «сэр». — Сегодня Визенгамот не будет голосовать, запретить или нет Франсиско находиться на территории Британии…

«Единогласно», — прошептала Мариса и сжала руку Фреда.

– Он отказался от британского подданства в мае этого года. После этого Франсиско Уизли неоднократно нелегально проходил границу и находился на территории Британии…

Мариса уткнулась лицом Фреду в плечо. Слушать речь Кингсли было невозможно.

– Мистер Стивен Купер из консульского отдела выполнял функции негласного адвоката Франсиско Уизли. Он несколько раз подавал заявление о помиловании своего подопечного и присвоении ему двойного гражданства, но я не удовлетворил ни одну из них. По закону, отказавшись от британского подданства, Франсиско Уизли не имеет права его вернуть. Признаюсь, я никогда не интересовался делом Уизли так тщательно, как должен был. —

Кингсли оглядел зал суда и продолжил. — Например, я не знал, что мистер Уизли пошел на отказ от гражданства под давлением со стороны сэра Уорлока, который запрещал ему выступать за сборную Аргентины и склонял его к подписанию бумаги за объединение Федераций квиддича. Когда Франсиско отказался, сэр Уорлок пообещал, что сделает все, чтобы Уизли никогда не играл в премьер-лиге. Поэтому мы не будем сегодня голосовать, — закончил Кингсли. — Общим решением членов Визенгамота Франсиско Уизли возвращается право на восстановление статуса гражданина двух государств. Если мистер Уизли согласен, попрошу миссис Киршнер подняться и подписать соответствующий акт.

Станимира вскрикнула. Пако непонимающе оглядывался на семью — ему не послышалось? Британское гражданство возвращают? Перед Кингсли и Кристиной Киршнер в воздухе возник листок пергамента и перья. В звенящей тишине оба министра подписали документ.

– Вашу палочку, мистер Уизли, — к Пако направился один из членов Визенгамота. — Нужно внести ее в реестр.

Палочка Пако взметнулась в воздух. «Франсиско Хорхе Альфредо Уизли. Гражданство: Великобритания/Аргентина», — написала она огненными буквами, которые тут же растаяли.

– Значит, — тихо спросил Пако. — Я теперь снова должен выбирать сборную?

– Получается, так, — Кингсли выдавил усмешку. — Хотите вернуться в британскую команду?

– Я хотел бы вернуться домой, в «Уимбурнские осы»… и остаться в сборной Аргентины.

– Это ваш выбор. Заседание закрыто.

* * *

– Мистер Уизли, — Антон Белый догнал Пако уже на выходе из министерства. — Можно поговорить с вами без свидетелей?

– Конечно, — Пако кивнул и оглянулся в поисках укромного места. Кабинет прямо перед ними пустовал. Они зашли туда.

– Это вам, — Белый протянул Пако белый конверт. — От мистера Фалькона. Прочтите сейчас.

– «Дорогой амиго, — прошептал Пако. — Я никогда не умел писать письма друзьям, я начинаю это письмо уже в третий раз и ничего не получается. Просто таких слов, чтобы описать мою благодарность, не существует. Я благодарен тебе не столько за спасение моей жизни. Я благодарен, что ты сделал из меня другого человека и помог посмотреть на себя со стороны. Я был сыном богатых родителей и не знал ни настоящей любви, ни дружбы. Я всего боялся. Я не был свободным. Но ты помог мне понять, кто я такой и чего хочу. Я хочу добиться всего сам и ни от кого не зависеть. Поэтому я улетаю. Не знаю, надолго ли. Хочу увидеть этот мир таким, какой он есть, без предрассудков. Может, мы когда-нибудь встретимся вновь. А что касается связей семьи Фалькон, то пусть они послужат во благо. Позавчера принял всех членов Визенгамота у себя в Карпатах и ходатайствовал за возвращение тебе британского подданства. Возвращайся домой. Финист».

– Извините, — пробормотал Пако. — Мне нужно выйти.

Оказавшись на улице, в одном из самых оживленных районов Лондона, Пако закусил губу и смахнул выступившие на глазах слезы.

Он смотрел в пустое небо. Он знал, что теперь они с Финистом Фальконом навсегда связаны невидимыми нитями, прочными, как титан.