Другой (гет)

— Вы ведь поговорите с ним, да?

Гермиона и Рон переглянулись. Они стояли на станции «Хогсмид», вокруг них кружились белые пушистые хлопья снега, а мороз щипал покрасневшие щеки. Вот-вот должен был прийти поезд, на котором Драко и другие ученики Хогвартса собирались уехать домой на рождественские каникулы.

— Ты тоже мог бы с ним поговорить, — заметила Гермиона. — Необязательно уезжать домой, ты ведь и сам этого не хочешь…

Драко никогда не рассказывал о том, что у него напряженные отношения с родителями, но, видимо, друзья догадались об этом сами. Он покачал головой:

— Нет, я хочу отдохнуть от замка, — он хотел навестить маму в больнице, но друзья не знали и об этом. — Да и Поттер как-то не настроен на беседы со мной, ты сама знаешь.

Гермиона и Рон синхронно вздохнули. Все были удивлены рассказом Драко, но большего всего, конечно, был ошеломлен Гарри. К тому же он разозлился на Драко — тот давным-давно мог ему об этом рассказать, но скрывал все из-за каких-то непонятных целей! Драко даже не успел попросить Гарри никому ничего не рассказывать; это грозило ему наказанием от отца, которому он обещал ни во что не вмешиваться.

— Может, он за время каникул образумится? — предположил Рон.

— В любом случае мы с ним поговорим, — завершила разговор Гермиона. Поезд, грохоча, подъезжал к станции. — И напишем, если вдруг что! Не волнуйся!

Драко заскочил в поезд, схватил из рук Рона сумку с вещами и, не оборачиваясь, пошел по коридору. Позади слышался топот ног, и он, чтобы ни с кем не разговаривать, зашел в первое же попавшееся купе, кинул на одно из сидений свои вещи и плюхнулся на второе, закидывая на него ноги.

Не верилось, что так быстро наступили каникулы. Драко развернул письмо от отца, которое получил всего два дня назад, и перечитал его, хотя на пергаменте уже стерлись буквы от того, что он вечно разворачивал и заворачивал письмо; но это не было помехой — Драко помнил все слово в слово.

«Драко.

Маме стало легче, и с радостью тебе сообщаю, что целители позволят тебе навестить ее на каникулах. Собирай вещи.

Скоро увидимся»

Конечно, письмо мало чем напоминало радостное послание, но Драко был рад и такой весточке. Главное, что маме стало лучше! И хорошо бы отец узнал о том, что он вмешался в дела Гарри и его крестного после посещения Мунго, а то он, не дай Мерлин, запретит ему идти к маме. Это был один из моментов, когда Драко с нетерпением ждал совершеннолетия — полной свободы действий.

— Можно?

Он вскинул голову и нахмурился: в дверях купе стояли Астория и ее сестра Дафна, одна в зеленом шарфе Слизерина, двое припорошены серебряным снегом, от обеих пахло свежестью и морозом. Драко собирался проспать всю дорогу, но отказать не смог.

— Да, конечно, — ответил он, убирая ноги с сидения и поправляя сумку, которая занимала много места. Воспитание все же давало о себе знать.

Астория улыбнулась и уселась рядом с ним, а застенчивая Дафна уселась напротив, сразу же уставившись в окно, за котором виднелась белая даль и одетые в снег деревья. Поезд, стуча, продолжал свой путь.

— Странно, да? — заметила Астория, когда Драко уже успел привыкнуть к ее молчаливому обществу. Теперь она мало напоминала ту бойкую девчонку, которая утащила его сначала на кухню, а потом к себе в комнату, лишь бы поиграть в карты, вместо скучного приема; Драко с грустью подумал, что Пенси Паркинсон могла изменить любого, дай только ей волю.

— Что именно? — переспросил он.

— Ну, ты на Гриффиндоре, — Астория стянула свой зеленый шарф, оголяя бледную шею. — А я на Слизерине. Всегда думала, что мы будем на одном факультете…

— Всегда? — Драко скривил губы. — Мы с тобой познакомились-то только летом!

Астория фыркнула.

— Ты понял, о чем я, — сказала она. — Просто… отец тоже удивился, когда об этом ему написала. Видишь ли, твой папа забыл ему об этом сообщить…

— Правда? — изобразил Драко удивление. — Не знал.

— Но ты ведь тоже скрыл, что учишься на Гриффиндоре! — воскликнула Астория. — Помнишь, я говорила, что поступила на Слизерин, а ты промолчал.

— Я плохо помню тот разговор, — соврал Драко.

Все время за ними наблюдала Дафна, поворачивая голову в сторону того, кто говорил. Казалось, она следила за дуэлью двух волшебников. Астория наконец рассмеялась, и весь образ напыщенной слизеринки осыпался пылью: она снова стала той девчонкой, с которой Драко познакомился всего-то полгода назад.

— Ну, ты и врун, — сказала она. — Пенси так и говорила: лживый маленький гриффиндорец! Ее как послушать, то все гриффиндорцы неотесанные и невоспитанные чурбаны, от которых нужно изолировать нормальных людей. Странная она, да? Словно меня интересует вся эта факультетская чепуха.

Драко нахмурился.

— А разве не интересует?

Астория снова хихикнула, прикрывая рот ладошкой. У нее было изящное запястье и короткие, но тонкие пальцы, на одном из которых красовалось простое серебряное кольцо.

— Ну, нет, — ответила она. — Может, вырасти я тут, в всеобщей атмосфере безумия… Но даже мой отец, прожив вдалеке от родины, немного позабыл про всю эту вражду. Правда, Дафна?

Дафна вздрогнула и сделала вид, что все это время смотрела в окно. Драко подумал, что кому, как не ей, об этом знать — она, в каком-то роде, это он, попавший на другой факультет, отличный от ожиданий семьи.

— Да-да, — ответила она быстро, краснея. — Папа даже сказал, что это очень хорошо.

И снова повернулась к окну, почти уткнувшись носом в стекло. Уже потемнело, и ничего, кроме ее отражения, не было видно. Под потолком зажглись фонари, женщина с тележкой продала им пару пирожных и горячий чай в небольших стаканчиках. После того, как Астория перестала строить из себя заносчивую девчонку, разговор стал намного приятней и веселей.

Скоро пришел конец пути. Драко помог вынести Астории и Дафне вещи из поезда, забежал за своей сумкой и направился к перегородке, высматривая в оранжевом свете фонарей отца. По пути он встретил Теодора Нотта, кивнул ему, и они разошлись. Нотт был одним из немногих, кто адекватно отнесся к выбору шляпы на счет факультета Драко, хотя почти и не общался с ним.

— Вот и ты.

Сзади его схватили за левое плечо и повернули. Драко поморщился — крепкая хватка пальцев причиняла боль. Он узнал отца и не испугался, хотя его озадачило то, как он легко и незаметно подобрался к нему, словно специально планируя испугать.

— Здравствуй, папа.

— Драко, я, кажется, удивлен, — они продолжили свой путь вдвоем, — прошло столько месяцев, а ты еще ничего не вытворил со своими гриффиндорскими дружками… Ах, нет, подожди. Вы ведь предпочитаете конец учебного года.

Драко промолчал, зная, что возражения неуместны. Да и смысл? Это вызовет только новый поток слов, чего ему не хотелось.

Люциус прошел сквозь перегородку, Драко последовал за ним. Ночью вокзал был заполнен не так, как днем, и они могли не ждать удобного случая. На улице стояла министерская машина, в которую Драко с удовольствием залез: ночной холод был еще хуже дневного, а внутри царило тепло. По дороге он чуть не уснул, едва сдерживая зевки, ловя на себе неодобрительный отцовский взгляд.

Как Драко вошел в дом, уже не помнил. В голове отложилось воспоминание с домовиком, который помогал ему разуться и зажигал камин в комнате. А потом успокоительная темнота в паре с долгожданной тишиной.

* * *

Прошло два дня. Отец совершенно ничего не говорил о маме, а когда Драко пытался завести разговор, просто уходил. Все это время они безвылазно сидели в доме. Люциус — у себя в кабинете, а Драко — у себя в спальне. Это даже бы устраивало обе стороны, но Драко слишком волновался из-за мамы, а каникулы были не вечными.

Поэтому однажды утром — после Рождества — Драко твердо решил, что любыми способами заставит отца ответить на некоторые вопросы. Это звучало слишком самонадеянно, но другого выхода не было.

Но как оказалось, отца вообще не было дома. Драко узнал об этом из путанного рассказа домовика, когда спустился в холодную гостиную. В камине не горел огонь, только серела кучка пепла да пара обгоревших поленьев, а огарки свечей заполнили комнату едким дымом.

— Эй, ты, — обратился Драко к домовику, который дрогнул, услышав резкий тон. — Зажги камин и убери тут, а еще разберите мои вещи в комнате. И отец не говорил, когда вернется? Кстати, ты сразу же сообщишь об этом мне, ясно?

— Хозяин ушел в Министерство, — сказал эльф. — Я скажу.

Драко нахмурился и пошел в кухню, слыша, как домовик начал выгребать золу из камина. В министерство? Зачем, если в праздники почти все отделы пустуют?.. Хотя, может быть, он снова во что-то вкладывает деньги. Люциус Малфой пытался приложить руку ко всему, не оставаться в стороне, что бы ни происходило.

Позавтракав, Драко вернулся к себе. Его вещи уже висели в шкафу, кровать была застелена, а на ней лежали чистая рубашка и штаны. За окном снова падал снег, словно его было мало. Но внимание Драко привлекла птица — сова, мерно стучавшая своим клювом по стеклу. К ее лапке был привязан конверт, усеянный мокрыми пятнами от снега.

Драко обрадовался, что отца нет дома. Вряд ли бы тогда эта сова принесла почту ему. Он открыл окно, забрал письмо и так же быстро закрыл окно, чтобы не выпустить тепло комнаты наружу. Чернила немного размазались, но разобрать свое имя и адрес Драко все же сумел. Он немедля разорвал конверт и вытащил наружу пергамент, исписанный узнаваемым почерком Гермионы.

«С Рождеством!

В Хогвартсе как всегда холодно, и мы все сидим у камина целыми днями. Я занимаюсь, а Гарри и Рон играют в шахматы. Кажется, Гарри уже лучше: он не теряется, когда его о чем-то спрашивают и даже поинтересовался, почему ты не остался в школе на каникулы. Может, он простил тебя?

По правде говоря, я пишу тебе не только из-за этого. Я и Рон снова поругались из-за Коросты (Рон, подумай только, чуть не пнул из-за крысы Живоглота!), а Гарри, который мог бы меня поддержать, теперь сердится на меня. Ему прислали метлу… «Молния», кажется, сейчас очень популярна. Я, честное слово, очень рада за него, но ведь такой подарок очень дорогой. Кто станет дарить самую дорогую метлу Гарри? И я подумала, что это сделал Сириус, и пошла к Макгонагалл, которая забрала метлу, чтобы проверить ее на темные чары.

Поэтому, как ты уже понял, сейчас ты являешься единственным человеком, с которым я могу нормально поговорить. Я узнала ужасную тайну, касающуюся профессора Люпина. Но не буду о ней писать тут.

До скорой встречи, не могу продолжать писать, потому что Фред пытается прочесть письмо. Веселых каникул!»

Драко замер. Метлу? И правда, кто мог прислать Гарри метлу, если у него нет близких родственников? Гермиона была права, и Драко не понимал, почему Гарри и Рон обижаются на нее. Ведь если в метле не найдут черной магии, ее вернут! Иногда Драко казалось, что нормально в их компании могут думать только он и Гермиона.

В комнате неожиданно раздался хлопок, и Драко дрогнул от неожиданности.

— Хозяин, — эльф раболепно посмотрел на него, — ваш отец вернулся.

— Хорошо, — Драко подошел к камину. — Иди отсюда.

Еще один хлопок, и домовик исчез. Драко посмотрел последний раз на письмо, а потом бросил его в огонь. Незачем отцу знать о его переписке с магглорожденной. Он проследил за тем, как бумага, чернея и съеживаясь, превращается в пепел, и только тогда вышел из комнаты.

Люциус сидел в библиотеке, к которой у него был отдельный выход из кабинета. Он разбирал какие-то бумаги на столе и почти не обратил на Драко внимания.

— Папа.

— Да? — спросил он, поднимая на секунду взгляд.

— Я хотел бы поговорить о маме, — Драко затаил дыхание. Уйдет ли отец от разговора снова? Он умел мастерски сменять тему.

Люциус остановился, пальцы прекратили перебирать пергамент. Бледный свет зимнего солнца освещал его острое лицо, и Драко впервые за каникулы увидел, насколько оно усталое и изнеможенное.

— Я думаю, сегодня у нас получится посетить ее, — сказал Люциус спустя пару секунд. — Да, точно, — он холодно посмотрел на сына и недовольно скривил губы. — Только не в таком виде. Иди, оденься, как подобает нормальному человеку, и, в конце концов, приведи волосы в порядок!

Драко даже не стал спорить. Он кивнул и медленно вышел из библиотеки, чтобы в коридоре сорваться на бег, взлететь по лестнице и ворваться в комнату, словно снежная буря. Так быстро он не собирался еще никогда. Причесывая волосы, он смотрел на свое отражение и думал, что зеркало — самый худший обманщик. Разве может лицо выглядеть так спокойно, когда сердце рвется из груди?

Прошло немного времени, когда он спустился в гостиную. Отец стоял рядом с окном, держа в руках небольшой котелок с порохом. Драко понял, что они доберутся в больницу с помощью камина. Последнее, что он видел, когда его объяли изумрудные языки пламени, был падающий снег в окне, а потом весь мир закружился, Драко оказался в воронке, которая несла его сквозь камины.

Больничный холл был заполнен. На пластмассовых стульях сидели люди с разными уродствами — у кого-то вместо носа красовалась большая елка, кто-то приклеил к ушам капюшон мантии. Одна женщина вырастила себе на животе дополнительную пару рук — только почему-то обе были левыми.

Драко застыл, приоткрыв рот. Он был в больнице святого Мунго давно, когда еще не ходил в школу. Болела бабушка — он тогда не знал, что болезнь была неизлечимой, — а он был слишком мал. Конечно, бабушка была рада видеть его, хотя мама почему-то запретила долго сидеть с ней в палате; на прощание у Драко остался белый платок, который пожелтел со временем. Он забыл о нем и уже не в силах был вспомнить, где спрятал его.

Люциус незаметно дернул его за рукав, привлекая внимание. Они прошли мимо поста ведьмы, отвечавшей на вопросы. Люциус тихо стучал по белому полу своей тростью, а вслед им смотрели целители. Некоторые приветливо улыбались, пожимали Люциусу руку. Драко едва сдержал презрительный смешок — отец спонсировал и Мунго, поэтому ему всегда были здесь рады.

И, конечно, Люциус Малфой совершенно не показывал, что пришел кого-то навестить — скорее подписать какие-то бумаги, такой холодно-вежливый вид был у него. Драко старался сдерживаться, но стоило увидеть очередного больного (например, девушку с прозрачной спиной, благодаря чему можно было увидеть все ее органы), как маска рассыпалась прахом, и он снова удивленно открывал рот.

Они поднялись на третий этаж. «Инфекционные вирусы» — гласила табличка на двери. Люциус открыл дверь, пропустил Драко вперед, а потом медленно закрыл дверь.

Тишина, царившая в холле, тут, кажется, разбивалась о стену. Здесь было тихо, стерильно чисто и почти пусто. Ряд белых дверей по одной стороне, ряд белых дверей по другой — а разделяет их тонкая полоса коридора, по которой бродили целители в своих лимонных халатах.

Люциус кивнул кому-то головой, и к ним быстро приблизился низкий и пухлый старичок с седыми бакенбардами. Глаза его были скрыты за круглыми очками в золотистой оправе, а халат почти подметал пол. Толстыми пальцами он сжимал папку зеленого цвета. Драко был почти одного с ним роста, а отец возвышался на целую голову и с удовольствием смотрел на целителя сверху вниз.

— Добрый день, мистер Малфой, — кивнул головой целитель. Драко прочитал на его бирке «Ч. Гордон». — Вы сегодня не одни? С Рождеством вас, кстати говоря…

Люциус пропустил поздравления, а вот вопрос про Драко без внимания не оставил:

— Да, — он положил руку ему на плечо. — Это мой сын, Драко.

— Я так и понял! — закивал головой Гордон. — Вы очень похожи, в самом деле, очень похожи!

— Меньше, чем мне хотелось бы, — скривив губы, ответил Люциус. — Но я пришел не знакомить вас, Чарли, с моим сыном, а совсем по другой причине.

Гордон снова закивал и быстро пошел по коридору, а Драко и Люциус последовали за ним. Нужная дверь была в самом конце, и шли они к ней не меньше минуты: Гордон останавливался и иногда заглядывал в палаты, от чего у Люциуса дергался глаз, а у Драко вставали волосы дыбом — он видел усыпанные ужасными фурункулами лица, позеленевшую и огрубевшую кожу, покрытые слизью тела и какие-то ужасные отростки на лбах.

Гордон протянул руку, чтобы открыть дверь, но Люциус остановил его.

— Драко, — вопросительно начал он, — ты помнишь, о чем я тебя просил? Не расстраивай.

— Да, — твердо ответил Драко. — Конечно.

И он вошли в комнату. В палате стояла одна кровать, небольшая тумбочка, на которой высилась стопка книг. На кровати, застеленной белым постельным бельем, лежала Нарцисса.

Драко остановился.

— Мама?.. — спросил он одними губами. Она изменилась. Похудела, скулы выделялись на лице четче, губы отливали синим цветом, а в остальном — вполне та же мама, которая целовала его на прощание, которая расчесывала ему в детстве волосы и читала сказки Бидла. Драко овладел внезапно осипшим голосом и сказал: — Мама! Я так рад тебя видеть.

Она улыбнулся и приподнялась, через секунду устало откидываясь на подушки.

— Драко, ты пришел.

— Да, — ответил он. — Я скучал. Хотел тебе писать, но…

Нарцисса сухо засмеялась и недружелюбно посмотрела на целителя Гордона, который мялся у окна.

— Да, считается, что мне нельзя волноваться. Правда, Люциус?

— Конечно, — ответил он сразу. — Болезнь весьма хитра и в любой момент готова схватить тебя и уже не отпустить.

Все замолчали. Драко не знал, о чем говорить с мамой при отце и совершенно незнакомом целителе. Он просто сел рядом с Нарциссой, взяв ее руку в свои. Кожа у нее была сухой и горячей.

— Мистер Малфой, можно вас на секунду? — тихо спросил Гордон, но в тишине это было бесполезно, и все услышали вопрос. Люциус кивнул, и они вышли за дверь. Драко облегченно выдохнул и посмотрел в лицо мамы.

— Что за болезнь? — спросил он.

Нарцисса пожала плечами.

— Я подхватила ее во Франции. Мы ездили туда вместе с миссис Гринграсс. Она показывала их старый дом… А потом гуляли по городу, после чего я заболела. Не беспокойся. Мне уже значительно легче. Вот только... — она, задумавшись, замолчала.

— Что? — насторожился Драко.

Но Нарцисса только покачала головой и прикоснулась к его холодной щеке горячими губами.

— Не беспокойся. Все хорошо. С Рождеством, Драко.

— С Рождеством, мама.