Где мой дом? (гет)

Первыми вернулись ощущения.

Холод. Жгучий холод и озноб, пробирающий до костей. Едва очнувшись, Северус сразу понял: была большая кровопотеря.

Грудь наливалась тяжестью, и ее вместе с ребрами распирало изнутри.

Северус предпринял попытку пошевелиться, но тут же замер, укушенный острой болью. В комнате царил непроглядный мрак. Но по характерному больничному запаху он понял, что в Мунго. Один. Такое в его планы точно не входило. Впрочем, как и расщепление.

Северус сжал зубы. Он делал некоторую скидку на неустойчивый магический фон Трапрейн-Ло, магия могла сыграть злую шутку с любым. Однако то, что он сам угодил в эту ловушку, ужасно злило.

С каких-то пор одно упоминание Гермионы Грейнджер лишало его всякого рассудка. А потому, когда Бруствер, уже не скрываясь, вернулся на холм и принялся звать ее на разные голоса, Северус аппарировал к нему.

Не задаваясь вопросом, почему.

Он и сам не знал, чего хотел добиться. Схватить министра первым? Или просто свернуть ему нос, чтобы тот не смел произносить её имя?

В любом случае Снейп проиграл. Совершенно не помнил, что случилось после того, как он аппарировал. Лишь надеялся, что Поттеру и сотоварищам удалось задержать Бруствера. И теперь-то Гермионе точно ничего не угрожает.

А это значит, что он может уходить?..

От мысли этой внутри что-то надтреснуло, и в унисон с болью физической зазвучала боль душевная.

Северус снова сделал попытку пошевелиться и мысленно застонал. Его в жизни не расщепляло. Даже когда он был сопливым семнадцатилетним юнцом, только-только сдавшим экзамен. Первым делом, получив на то официальное право, он аппарировал на Дуврский берег. Почти не думая, не зная точных координат, лишь помня изображение маяка Южного Форленда на старой отцовской фотокарточке.

При всей своей ненависти к отцу, в детстве он часами мог рассматривать эту потрепанную временем фотографию и фантазировать, как сам окажется на краю света. Там, где нет никого и ничего. Лишь он и море.

В тот первый раз он остался цел и невредим, а подступившую тошноту и резь в районе солнечного сплетения посчитал справедливой платой за открывшийся перед глазами вид. Северус простоял на том берегу несколько часов. Любуясь на ряд меловых утесов вдали, белесый бок луны да вслушиваясь в шепот волн, он принимал поворотное решение в своей судьбе.

На следующий день в поместье Малфоев он впервые встретился с Волдемортом.

Сравнивать было глупо и неправильно, но Северусу казалось, что он вновь на Дуврском побережье. И морской ветер нашептывает ему решение. Поворотное, но куда менее безрассудное и фатальное.

На самом деле он ушел бы сразу после обмена на Трапрейн-Ло, если бы на холме все не вышло из-под контроля.

При этом Северус понимал: чтобы заглушить боль в груди — не ту, что от расщепа, а другую, более глубокую, — потребуется время. Много времени. Потому что даже в таком состоянии, находясь без сознания, он слышал ее голос, чувствовал тяжесть ее руки и улавливал запах волос. Это было настолько реально, что он не мог просто отмахнуться от этих ощущений.

Северус дернул ноздрями, предполагая, что зелья, коими его могли напоить, имели такой галлюциногенный эффект. Ибо в этом помещении до сих пор витал едва слышный медвяный запах разнотравья, что, казалось, протяни руку и дотянешься до кудрявой макушки Гермионы.

Рука, повинуясь этой нечаянной мысли, рванула куда-то в сторону, вызывая новую волну боли. Она, впрочем, тут же затихла. Скорее от неожиданности, потому как Северус действительно нащупал мягкие локоны на постели у себя под боком. Они тут же пришли в движение — Гермиона подняла голову.

— Северус? — тихо позвала она. — Проснулся?.. Прикрой глаза на секунду.

Он, конечно, не послушал. Все всматривался и всматривался во тьму, желая рассмотреть хотя бы силуэт Грейнджер, и с раздражением осознавал, что ничего не видит. Но спустя ту самую секунду палату озарил яркий свет от окна. Лучи не по-февральски приветливого солнца, дрогнув, заиграли на белых стенах палаты, и Северус зажмурился.

— Я же предупреждала, — укоризненно произнесла Гермиона, и Северус ощутил, как она почти невесомо провела пальцами по его колючей щеке. — Ты вовремя. Скоро Радклиф придет с утренними зельями. Это твой целитель.

— Который час? — чужим голосом поинтересовался Снейп, приоткрыв глаза. Проморгался, будто не верил им.

Но нет, Грейнджер никуда не исчезла. Сидела около его кровати на стуле, кутаясь в знакомый уже кардиган. На ее коленях, раскрытая примерно посередине, покоилась увесистая книга. Покосившись в сторону, Северус заметил на прикроватном столике лист бумаги, мелко исписанный ее почерком и испещренный небольшими карандашными рисунками чего-то, напоминающего медальон.

— Девять доходит, — тем временем ответила Гермиона и, отложив книгу на столик корешком вверх, сонно потянулась. А потом, смутившись как будто, соединила ладони лодочкой и спрятала их между коленей. Подняла на Северуса взгляд: — Как ты себя чувствуешь?

— Словно меня расщепило, — хмыкнул Снейп и без перехода спросил, не сдержав излишней холодности своего тона: — Почему ты здесь?

В нем боролись странные чувства: желание уколоть ее, снова оттолкнуть как можно дальше, облегчая собственную участь, и защитить от своего показного безразличия и черствости. Убежденный в том, что ее выбор очевиден, да и в том, что она не простит ему брошенных в пылу слов и принятых в обход ее решений, он предполагал, что эта встреча лишь отсрочка неизбежного прощанья.

Гермиона под его взглядом елозила на стуле, делая вид, что устраивается поудобнее. Но услышав вопрос, вздрогнула, застыла в неподвижности. И Северус сглотнул тяжело.

— А где мне еще быть? — отмерла она.

— Да где угодно, — пожал плечами Снейп. — Притворяться, что тебе есть до меня дело, не нужно, поверь.

Гермиона возмущенно уставилась в его глаза, вздохнула резко. И решительно уселась рядом на кровать, отодвинув стул подальше. Склонилась низко-низко над ним.

— Думаешь, я не понимаю, что ты делаешь? — выдохнула ему в лицо. А затем обхватила ладонями его щеки, вынуждая смотреть прямо на нее. — Я не сожалею о том, как собиралась поступить. Я просто хотела помочь Джинни, пойми. Это естественное желание. Да, импульсивное, да, необдуманное. Но я сожалею об одном. — Гермиона уткнулась своим лбом в его, прикрыла глаза. — Что боль тебе причинила, что не подумала о тебе. Я так испугалась, когда решила, что ты ушел. А ты… — Она облизнула пересохшие губы. — Ты не просто остался, ты с Гарри пошел. Представляю, чего тебе это стоило. Спасибо, спасибо, спасибо…

Снейп дернулся, выворачиваясь из ее рук.

— Так это такая форма благодарности, — мрачно констатировал он. — Право не стоит. Играешь роль заботливой сиделки, чтобы успокоить свою совесть?

— Северус, прекращай! Не надо так. Чего ты хочешь добиться?

Она убрала руки слишком быстро, и, лишенная опоры, голова Снейпа качнулась вперед. Гермиона встречала его колючий взгляд смело и уверенно, но где-то в глубине плавилась печаль, и, Северус отметил это с досадой, недюжинное понимание. Его небольшое театральное представление не нашло благодарных зрителей. Он-то полагал, что Гермиона ухватится за эту возможность. Будто это она искала повод покинуть его, а не он судорожно убеждал себя в этом ее желании.

— Знаешь, после сегодняшнего я уже ничему не удивлюсь, — с оттенком грусти сказала она, и странная тень пробежала по ее лицу, сменившись невеселой улыбкой. — Я уже спрашивала это однажды. Но, возможно, для тебя все изменилось. Возможно, ты действительно жалеешь о том, что между нами произошло. Поэтому повторю: хочешь, чтобы я ушла? Не думай, что это какая-то, упаси Мерлин, манипуляция. Это простой вопрос, на который я рассчитываю получить честный ответ.

Северус по-прежнему терзался от мучительной неопределенности. Решив отсрочить казнь, он спросил то, что не выдало бы его смятения и позволило сохранить лицо:

— После сегодняшнего… О чем речь?

— Дай-ка подумать, — безрадостно усмехнулась Гермиона. — О сущих пустяках. Я была на допросе у Кингсли.

— Задержали все-таки, — с облегчением заметил Снейп.

— Да… — кивнула Гермиона и добавила непреклонно, давая знать, что дальнейшие расспросы бессмысленны: — Я все еще жду твой ответ.

Северус помедлил.

— Он не изменился. Нет. Если, конечно, ты сама хочешь остаться после всего… — Он неопределенно махнул рукой, имея в виду то ли свое недавнее представление здесь, в палате, то ли на площади Гриммо.

— Странно, но хочу. После всего. — Гермиона опустила глаза и устало потерла лоб. — Но ты не можешь... Мерлин… Мы не можем и дальше так поступать друг с другом. Если честно, я рассчитывала на иное начало дня…

Снова эта усмешка, из-за которой Снейпу захотелось надавать себе тумаков. Ей нужна была поддержка, и она пришла к нему, а не к кому-то из своих многочисленных друзей. А он устроил тут…

Вместо того чтобы попытаться всё исправить, он лелеял свою обиду. Идиот. Он так и не научился говорить, показывать чувства открыто, продолжая отталкивать единственного дорогого человека.

— Гермиона, — решившись, позвал он и, дождавшись, когда она поднимет голову, произнес с трудом, не потому, что не чувствовал этого, а потому что нечасто ему приходилось говорить подобное: — Прости. То, что я сказал тебе в доме Поттера, это не… В общем, я не сожалею, что встретил тебя. И никогда не сожалел. Да и как бы я мог? Все, что я сказал и сделал, было продиктовано лишь страхом за тебя. Понимаю, это меня не оправдывает, но ты ведь пообещала…

— Северус, — прервала его Гермиона, склонив голову к плечу и внимательно за ним наблюдая, — а ведь я ничего не обещала. Как знала, с чем нам придется столкнуться... Я не хотела тебе лгать.

— Прекрасно. Мне тебя всю оставшуюся жизнь за хвост ловить?

Он ожидал от Гермионы не то недовольства, не то гнева, но глаза ее вдруг просияли, а уголки губ дернулись. Она качнула головой.

— Еще злишься на меня? — спросил он.

— Сложно это делать, когда ты так наглядно продемонстрировал причины своих поступков. Нет. Скорее, нет. Я огорчена. Устала. Вымотана. Но на злость сил нет. А ты?

— Нет. Разве что немного.

— Ах, немного! Ну знаешь ли, Северус Снейп… — Она в каком-то порыве потянулась к нему, желая то ли торкнуть его посильнее, то ли защекотать. Северус не понял. Но достаточно быстро остановилась, пробежав по его торсу взглядом. — Тебе очень больно?

— Разве что немного, — повторил свои недавние слова Снейп, стараясь быть честным и в этом. Он попытался приподняться, чтобы сесть повыше. — Ты не могла бы поправить подушку?

Гермиона закусила губу, но так и не смогла сдержать искренней улыбки, за которой Северус наблюдал уже с удовольствием.

Справившись с этим, они замолчали. Тишина, повисшая между ними, не была напряженной, но и беззаботной ее назвать было нельзя. Многое оставалось недоговоренным, вопросы — невысказанными. Однако оба чувствовали: что бы ни случилось, они разберутся во всем вместе. Это ощущение, теплое и обнадеживающее, они делили на двоих.

Северус откашлялся:

— Так что там с Бруствером?

Пальцы Гермионы нервно сжали край одеяла, оставляя на ткани мелкие складки. Она запрокинула голову, пытаясь сдержаться, но слезы все равно покатились по ее щекам, оставляя влажные следы.

— Он все рассказал. Это он, господи… Он все организовал. Он убил!

— Убил Шафика.

— Да. И он хотел… Из-за такой ерунды… А еще Рон… Он тоже. Но он не виноват, он разозлился… И он их нанял, то есть не нанял, а просто…

Способ ее явно не сработал. Глотая соленые капли, Гермиона начала путаться в словах. Чего-чего, а вынести ее слез Северус не мог. Не в этот раз. Да и ни в какой другой больше. К тому же он совершенно перестал понимать, о чем она говорит.

— Тише, успокойся. Иди сюда. — Он протянул ей руку. Гермиона колебалась, глядя на него сквозь дрожащие ресницы, а затем, после паузы, сама придвинулась ближе. Снейп осторожно вытер ей щеки большим пальцем, а затем убрал распушившиеся волосы за уши. — Прости, — прошептал он едва слышно. — Я сам посмотрю, позволишь?

— Легилименция ведь требует много сил, ты еще недостаточно восстановился.

— Со мной все в порядке. Просто смотри на меня.

И уже через мгновение он провалился в дымку ее воспоминаний.

…Гермиона топчется у каменного порога, стараясь избегать взгляда Бруствера. Но тот глаз от нее не отводит, она чувствует это всем своим существом. А потому с преувеличенным вниманием следит за Гарри.

Это странно, но за все время работы в Отделе магического правопорядка она не бывала в Кабинете специального дознания. И для нее становится открытием, что здесь все не совсем такое, каким кажется. Гарри по дуге обходит Бруствера, и Гермиона понимает: он тоже страшится столкнуться с ним глазами. Не потому, что Кингсли оказался тем самым преступником, которого он искал больше года. А потому, что это человек, предавший не только их ценности и идеалы, но и дружбу.

Гарри стучит несколько раз по кладке из тесаного камня позади Бруствера, и вместе с запахом влажного кедра в комнате материализуется большой деревянный стол и несколько стульев. Он переносит их ближе к двери, чтобы сесть вместе с Гермионой напротив Бруствера. Небольшим складным ножом для очинки проходится по кончику заколдованного пера, шепчет ему что-то, и то само собой окунается в чернильницу, готовое к работе.

Когда Гарри и Гермиона устраиваются на стульях, Кингсли оживает. Моргает часто и, махнув головой, указывает на белый светящийся шар:

— Ты должен это убрать, Гарри. Использование сферы до сих не одобрено, а значит, мои показания ничего не будут стоить.

Сфера, соглашаясь с Бруствером, немного увеличивается в размере и становится ярче. Гарри морщится, но зажигает несколько свечей и послушно тушит белый шар.

— Пятое февраля две тысячи девятого года, — начинает диктовать Гарри. — Допрос начат в десять утра. Глава Управления мракоборцев Гарри Джеймс Поттер в помещении Кабинета специального дознания, второй уровень, Министерство магии, допрашивает в качестве обвиняемого пока еще министра магии… — Гарри останавливается, сжимает переносицу, сдвигая очки, и приказывает перу: — Вычеркнуть «пока еще». Кингсли Бруствера.

В течение следующих нескольких минут, пока Гарри заканчивает с формальностями, Гермиона изучает свои ботинки. Внутри все трясется от осознания того, что сейчас ей предстоит услышать от человека, что совсем недавно был ее другом и союзником. Ей противно и горько. И страшно. Но когда Гарри задает первый важный вопрос, она вскидывает глаза и замечает, как легкая дрожь пробегает по пальцам Кингсли. И наверное, чтобы успокоить ее, он растирает свое запястье. Наручники издают тревожный звук.

— Вам известно, где сейчас находится мракоборец Адам Ланграм?

— Да, — спокойно отвечает Кингсли. — Он должен быть в заброшенном поместье Гойлов в Ланкашире. В подвале.

— Почему там? — удивляется Гарри.

— Потому что поместье заброшено, как это ни странно. Оно находится на балансе министерства. А подземелья оборудованы для содержания пленников еще со времен Волдеморта. Очень удобно.

Невозмутимость Бруствера леденит душу Гермионы. Она не понимает, как можно быть такой близорукой и глупой, и не рассмотреть монстра рядом с собой. Разве можно так ошибиться в человеке?

— Он жив? — спрашивает Гарри, готовясь отправить Патронус с указаниями.

— Он должен быть жив, — кивает Бруствер. И, дождавшись, когда светящийся олень улетучивается с поручением для Льюиса, добавляет: — Цели ликвидировать его не было. На протяжении всего времени использовались его волосы и кровь, чтобы, не вызывая подозрений, посещать разные уголки магической Британии под его личиной. Вот тебе и минусы конфиденциальности, Гарри, — неожиданно усмехается Бруствер. — Ведь никто, кроме тебя, не знал, что Адама просто не могло быть ни в министерстве, ни на Косой Аллее, ни где-то еще.

Гарри скрипит зубами, и Гермиона успокаивающе хлопает его по колену под столом.

— Где Оливия Лорье? Куда вы ее перенесли?

— Это был честный обмен, Гарри. — Кингсли явно избегает прямого ответа. Он картинно приподнимает брови в удивлении: — Разве ты не вернул свою жену? Таков был уговор. Тебя не должно интересовать местоположение Оливии.

— Ей нужна помощь колдомедиков, ты!.. — срывается Гарри.

Гермионе с трудом удается усадить его, жестами показывая, что сейчас не время для эмоций.

Кингсли кивает, будто соглашается с выкриком Гарри. И вдруг впивается немигающим взором прямо в глаза Гермионы и говорит будто ей одной:

— Моя любимая женщина отныне в безопасности, и это главное. — Обращаясь уже исключительно к Гарри, он бросает непреклонное: — Больше об Оливии и ребенке я говорить не намерен.

— А придется! — недобро прищуривается Гарри. — Но обо всем по порядку. Когда именно вы, министр Бруствер, решили избавиться от Гермионы Грейнджер? Чем она, а еще помощница архивариуса Магда Джонс вам насолили? Назовите своих сообщников.

— Если говорить обо всем по порядку, — тяжело вздыхает Кингсли и сдвигает магические обручи на запястьях чуть выше, — придется вам поближе познакомиться с моей семьей. Вы уже знаете, что мои предки были ярыми приверженцами идеи чистоты крови?

Гермиона согласно кивает, а Гарри округляет глаза, едва ли рот не раскрывает от неожиданности и с непониманием смотрит то на нее, то на Бруствера. Рассказать ему об открытии Северуса, о том, что удалось выяснить у домовика, она не успела. Сначала он был занят Карпентером, потом обнаружил пропажу Джинни… Да и у Гермионы на фоне всего этого столь значительная информация просто-напросто вылетела из головы.

— Понимаю, Гарри, — сверкает глазами Кингсли, — я отреагировал довольно похоже, когда отец на смертном одре раскрыл постыдную семейную тайну. Родители воспитывали меня в чистокровных традициях, но весьма вольнодумно и своеобразно. Я всегда считал их своего рода чудаками: никогда не сидели на месте, путешествуя по разным странам, отец плотно изучал африканскую магию, мать поддерживала все его увлечения. И первые годы жизни я мотался вместе с ними по жаркому континенту. Я всегда знал, что мой дед Кадмус, а к моменту моего рождения он был мертв около тридцати лет, с превосходными результатами окончил Хогвартс и до своей преждевременной кончины работал в Отделе магического правопорядка. Какое-то время был мракоборцем в недавно сформированном Управлении, но быстро сменил это на бумажную работу. Собственно, во многом благодаря ему я и сам пошел в Управление — хотелось в том числе отдать дань памяти деду. Отец говорил о нем мало, но всегда отзывался тепло, так что я даже помыслить не мог… А в семьдесят девятом получил от родителей странное письмо с просьбой немедленно прибыть в Конго, в ту пору они жили именно там.

Кингсли замолкает ненадолго, чешет кончиками пальцев подбородок, звеня наручниками. Выдыхает резко, и Гермионе кажется, что ему очень тяжело найти слова, чтобы продолжить. Гарри его не торопит, пытаясь переварить уже услышанное. Наверняка он думает о том же, о чем и она. Их биографии были известны всему магическому миру: любой волшебник не колеблясь назвал бы вехи жизни Избранного и его подруги. Но странным образом никаких подробностей о прошлом министра магии и его семьи не знал никто.

— Я едва не опоздал, — вновь начинает говорить Бруствер. — Удивительно, что вирус, не всегда смертельный для магла, в ста процентах случаев фатален для волшебника. Мне только исполнилось двадцать. Я потерял обоих родителей и приобрел черное пятно на биографии. И все в один день. — Кингсли мотает головой, будто в неверии, и откашливается, возвращая своему голосу привычную твердость. — Отец не знал, когда и почему у деда возникли подобные настроения. Вопреки им отец не делал разницы между чистокровками, полукровками и маглорожденными. Он… спокойно относился к маглам. Кадмус же поддержал закон Арчера Эвермонда о запрете участвовать магам в Первой мировой войне. Но после того как многие волшебники осознанно его нарушали, по всей видимости, решил, что нужны более строгие меры по защите чистокровных. Из-под его пера начали выходить разные ерундовые акты, но в большинстве своем они не выдерживали критики. Во время правления министра Фоули он начал действовать решительней, создал инициативную группу по укреплению прав чистокровных волшебников. И неофициальную. Она звалась… — Кингсли замирает на секунду, морщится. — Она набирала все большую силу…

— Это все, конечно, дико интересно, — раздраженно перебивает Гарри, — но какое отношение имеет к мисс Грейнджер?

— Закон, — одними губами проговаривает Гермиона. Бруствер ловит ее вздох и показывает глазами, что она права.

— Вопреки расхожему мнению именно силой этой группы был разработан и выпущен Справочник священных двадцати восьми и принят закон «Об охране чистой крови и чистокровной чести», который мисс Грейнджер отменила, всколыхнув старое болото.

— Так ты сам и позволил ей это сделать! — Гарри бьет кулаком по столу, и чернильница подпрыгивает. — Зачем тогда эти нападения? Зачем, если все уже было кончено с этим долбанным законом?

— Не все, — качает головой Бруствер, игнорируя очередную вспышку гнева Поттера. — Я думал, что Гермиона успокоится, когда восстановит справедливость. Но ей показалось мало, она захотела копнуть глубже. А это бы значило, что имена участников той группы раскроются. Надеюсь, объяснять последствия этого не нужно? Ты же умный парень, Гарри.

— Я вам не Гарри! — рявкает Поттер и вскакивает со стула. Он начинает мерить шагами небольшой пятачок рядом со столом. — Обращайтесь по уставу. Итак, чтобы удержать власть в своих руках, вы решаете убрать Гермиону? Почему бы просто не уничтожить все, порочащие честь вашей фамилии, документы?

Вопрос бы показался резонным, если бы Гермиона не знала, что секретные документы в специальном отделе архивохранилища уничтожить или вынести за его пределы невозможно. Именно к таким материалам и относились сведения о так называемом Комитете по чистоте крови. Она много всего перерыла в обычном архиве, но осталась с носом. Никаких упоминаний, никаких свидетельств… Но эта тайна манила Гермиону, по крайней мере, в ту пору буквально требовала себя разгадать.

Только сейчас она вспоминает, как в день нападения на нее на Косой Аллее просила Бруствера подписать пропуск в тот самый отдел. И связывает два эти события воедино.

Бруствер подтверждает ее мысли и рассказывает, как торопился с ее повышением, чтобы переключить внимание. Как радовался тому, что этот незамысловатый план удался, потому что Гермиона с головой окунулась в обязанности на новой должности и на несколько месяцев совершенно забыла о том незавершенном деле. Бруствер выдохнул: все обошлось. Тем не менее он сам исследовал необъятные архивы министерства в поисках упоминания своей фамилии. Но времени катастрофически не хватало: слишком много разъездов в преддверии выборов, слишком много мероприятий по подготовке и агитации. Несмотря на политику компромиссов и консенсуса, после десяти лет правления его популярность неизбежно снижалась.

В конце концов и Бруствер успокоился, пока в мае к нему на прием не пришел обозленный Фэллоуз с требованием либо уволить его за некомпетентность, либо держать замминистра Грейнджер подальше от его ведомства, к которому она больше не имеет никакого отношения. Тогда он и узнал, что Гермиона не отступила.

— В каком мае? — взрывается Гарри. Лицо его багровеет от злости. — Первое нападение было в январе!

— Я к нему непричастен, — излишне сочувственно вздыхает Кингсли и добавляет язвительно: — И разве не вы, мистер Поттер, проводили тогда расследование и пришли к выводу, что это были пропойцы, загулявшие после праздников? Но к слову сказать, именно этот случай послужил вдохновением для весенних событий.

Гермиону корежит от того, насколько буднично это признание вырывается из уст Бруствера. Гарри привычным движением трет лоб в месте шрама, будто стремится уничтожить навязчивую мысль.

— Что же тогда? — бормочет он больше себе, чем другим.

С восклицанием «быть не может!» он вдруг устремляется к выходу. Но вовремя одумавшись, оборачивается и спрашивает у Гермионы позволения оставить ее здесь ненадолго.

Когда Гарри уходит, ей становится неуютно. Хотя пару секунд назад она чувствовала себя достаточно уверенной, вернее, способной остаться с Кингсли наедине. Гермиона не волнуется о своей безопасности: в этом крошечном помещении Бруствер бы не смог воспользоваться магией, а от физической расправы ее бы спасли крепкие путы. Она опасается иного.

И спустя две минуты тишины эти опасения подтверждаются.

— Посмотри на меня! — требует Кингсли, но в голосе его мерещатся странные отзвуки. Будто после долгих лет скитаний он наконец увидел то, что искал, но не мог поверить, что это реальность.

Гермиона переводит на него взгляд. Смотрит твердо и с вызовом. Он в ответ улыбается, но всего пару мгновений.

— Все, что я сделал, Гермиона, непростительно. Но необходимо. Я не нашел иного способа…

— Глупости! — нервно перебивает его Гермиона. — Всегда есть другой способ. Всегда! Ты мог бы мне рассказать, мы ведь были друзьями! Думаешь, я бы не поняла? Не вошла в твое положение? А растрезвонила на всю округу, что твой дед, кто, предшественник Волдеморта, что ли? Но пойти на преступление, на… Ради чего?..

— Когда-нибудь ты меня поймешь. Если полюбишь так же…

— Не смей, — рычит Гермиона, почти задыхаясь от ярости. — Не смей оправдываться любовью! Травил меня зельем ты тоже от большой любви к Оливии?

Кингсли прикрывает глаза, горько усмехаясь. Но на вопрос ответить не успевает. В кабинет вваливается побледневший Гарри: со стеклянными глазами, взъерошенной шевелюрой и надорванным воротом рубашки, что немного виднеется из-под мантии. Он падает на стул и после нескольких секунд полного ступора выдавливает из себя:

— Вы двое… Вы… Рон, он… На новогодней вечеринке в министерстве он узнал, что между вами что-то было. Подслушал разговор, увидел вас вместе. Сказал, что взбесился, убежал в «Кабанью голову», а когда Аберфорт выгнал его, пьяного и начавшего буянить, взашей, пошел в «Пикси». Там и проснулся на следующее утро, не помня ничего. Сказал, что память начала возвращаться только после нападения. И окончательно все встало на место, когда те двое его отыскали и побили. Они не знали, что его бывшая — это заместитель министра. В общем, это Рон. Заплатил, чтобы проучить или напугать. Он знал, что ты будешь тем утром в Хогсмиде…

Гермиона прячет лицо в ладонях и раскачивается из стороны в сторону, не в силах поверить, что все это правда.

— Ты знал? — Гарри переключает внимание на Бруствера.

— Нет, — сквозь зубы проговаривает он. Его кулаки с силой сжимаются.

— Но тогда почему…

Воспоминание прервалось тихим стуком и голосом Поттера, зовущего Гермиону. Он неловко просунул голову в приоткрытую дверь и, поняв, что в палате уже светло, уверенно вошел.

— Гермиона, есть новости…

Его смелость быстро испарилась, когда он увидел Гермиону и Северуса, сидящих так близко друг к другу. Вынырнув из воспоминания, Гермиона слегка покачнулась, а Снейп инстинктивно поддержал её, прижимая к себе. Он бросил на Поттера гневный взгляд, но в уголках его губ заиграла едва заметная ухмылка — смущение Поттера было так забавно.

Поттер, обалдевший от увиденного, залепетал что-то невнятное, прочистил горло и, пятясь к выходу, пробормотал:

— Простите, не хотел помешать…

Он развернулся, не заметив высокого, полного мужчину, упакованный в жёлтую мантию. Похожий на перезрелый лимон, тот протискивался в дверь. На подносе в его руках стояли склянки с зельями, которые Поттер буквально смел при своем бегстве.

— Мистер Поттер! Бюджет больницы не резиновый, — кисло посетовал вошедший, осматривая разбитые фиалы. Он развернулся и крикнул в коридор: — Мисс Барнс, Крововосполняющее и Обезболивающее в палату мистера Снейпа, да поживей!

— И один Умиротворяющий бальзам, — добавил Северус, не отводя при этом взгляда от Гермионы. Она была излишне бледной, немного дрожала и, казалось, все еще окончательно не пришла в себя после их сеанса легилименции.

Целитель, осмотрев их оценивающим взглядом, кивнул. А когда расторопная мисс Барнс выполнила поручение, хлопнул в ладоши.

— Ну-с, посетители на выход. Нам с мистером Снейпом нужно уединение.

Глаза Северуса недобро сверкнули, но он все же удержался от комментариев. Взяв бальзам, он, игнорируя недовольное бормотание целителя, приложил фиал к губам Гермионы.

— Пей. — А когда она проглотила жгучее, горькое из-за сиропа чемерицы, снадобье, спросил: — Когда ты ела в последний раз?

— Думаю, тогда же, когда и ты.

— Поттер, — Северус обратил свой взор на до сих пор смущенного, покрасневшего Гарри, что стоял у дверей, — Гермионе нужен крепкий сладкий чай, что-нибудь горячее…

— Да-да, — закивал целитель, помогая Гермионе подняться. — Сегодня в буфете дают превосходную овсянку!

Когда дверь за Гарри и Гермионой почти закрылась, а целитель Радклиф уже развернул диагностическую схему, поворачивая ее в воздухе и так и эдак, Северус кое о чем вспомнил.

— Поттер! — крикнул он. — Какие дурные вести вы принесли на этот раз?

— Первая полоса «Ежедневного пророка», — повернув голову, ответил Гарри и указал глазами на Гермиону, не оставляя места сомнениям, кому была посвящена передовица.

• ─── ⫷⫸ ─── •

— Все, не могу больше, — проворчала Гермиона, отодвигая от себя тарелку с малопривлекательной субстанцией.

— Да ты же только две ложки съела, — возмутился Гарри, с чувством кусая сэндвич с яичным салатом.

— Этого более чем достаточно, — скривилась Гермиона и сделала два больших глотка чая. — Тем более все на нас таращатся.

— Не на нас, а на тебя, — не подумав, поправил ее Гарри, тут же получив шлепок по руке. — Я этому Флинту еще устрою взбучку! Это ж надо…

Покручивая приятно горячую кружку в руках, Гермиона перевела взгляд на газету. Первая полоса пестрела заголовком: «ОЖИЛА ЗАММИНИСТРА МАГИИ». Юмористы. В целом, ничего мерзкого в статейке не было, сплошные догадки о тайном заговоре да ахи-вздохи. Но Гермионе точно хотелось бы вернуться в магическое сообщество иначе.

Гарри не сразу согласился показать статью, потому что ей было очевидно плохо. Но она все же настояла. К тому же Умиротворяющий бальзам довольно быстро подействовал. Вот если бы вместо каши ей достался ростбиф или, на худой конец, лестерширский пирог…

— Составляешь меню на вечер? — хмыкнул Гарри, облизывая палец. Но спохватившись, быстро потянулся за салфеткой. Умял он сэндвич со скоростью света, наверняка тоже не ел со вчерашнего дня.

— Понятия не имею, что ждет меня вечером, — задумчиво проговорила Гермиона, заметив, как три колдомедсестры остановились неподалеку, переговариваясь и косясь на их столик. — Пойдем отсюда. Если ты, конечно, закончил. Мне надо к Северусу вернуться.

Гарри с готовностью поднялся. Он явно хотел о чем-то спросить, но благоразумно промолчал, наверняка посчитав, что место не самое подходящее. Просто подхватил ее под локоть и потянул к выходу. Шепотки вокруг притихли, колдомедсестры тоже замолчали, а у Гермионы вдруг появилось детское желание шагнуть к ним навстречу с криком: «Бу-у-у». Но она лишь мило улыбнулась и кивнула. Это возымело похожий эффект. Одна побледнела, другая выронила газету, третья пробормотала: «С выздоровлением! То есть с возвращением!» — и залилась краской.

Гарри прыснул, прикрываясь кашлем. Но когда они остались наедине, расхохотался. Гермиона лёгким ударом локтя под рёбра пресекла его веселье. Ей смешно отчего-то не было.

— Прости, прости, — пытаясь успокоиться, выдавил из себя Гарри. — Это точно нервное.

Гермиона в ответ лишь покачала головой.

— Если у тебя нет планов на вечер, может, придешь к нам? — завел Гарри, когда они вышли на лестницу. — На Гриммо слишком большая концентрация Уизли на меня одного. Все будут рады тебя видеть. — Поттер вдруг грустно усмехнулся: — Когда отойдут от шока и отмоют мою кровь со своих рук. Боюсь, без тебя у меня нет шансов. Еще ведь про Рона нужно рассказать…

— Тебе придется справиться без меня, Гарри. Мне надо несколько дней, чтобы переварить все. Не хочу притворяться и сидеть перед всеми с натянутой улыбкой, что-то объяснять и кого-то утешать, когда у самой внутри все огнем горит. А насчет Рона… Может, и не стоит никому говорить? Если захочет, сам расскажет. Его ведь сегодня отпустят, да?

— Да. Уильямсон должен оформить все до обеда. Но ты уверена, что не хочешь выдвинуть обвинения?

— Уверена. Но врезать ему хочу, поэтому нам пока лучше не встречаться.

За разговором Гермиона не заметила, как они дошли до просторного холла первого этажа. Она оглянулась на лестницу — ведь хотела к Снейпу, на пятый. Гарри, проследив за её взглядом, повел ее к уютной нише, где стоял мягкий диванчик кремового цвета с бархатистой обивкой, издающий едва уловимый запах старой древесины и лаванды.

— Слушай, не мое это дело, но… Кажется, Снейп не лучший вариант для отношений.

— Серьезно? — насмешливо вздернула брови Гермиона. — А когда ты успел так глубоко разобраться в вопросе?

— Я ведь не шучу, Гермиона, — скривился Гарри. — Никто не сомневается в его уме, силе и тому подобном. И я правда очень благодарен ему за помощь и поддержку во всей этой истории. Но, Мерлина ради, подумай! Какой из него… парень?

Тут уже не выдержала Гермиона и рассмеялась, представив вдруг отчетливо лицо Северуса, услышавшего эти слова.

— Это точно нервное, — замахала она руками и, утерев выступившие от смеха слезы, уже серьезнее добавила: — Во-первых, Гарри, ты прав, дело это не твое. Во-вторых, я все равно не смогу толком объяснить почему, но он просто мой. И все тут. Вредный, сложный, доводящий меня до белого каления своими поступками, своим молчанием, а порой и словами… Мерлин, — она откинулась на спинку дивана, — у меня нет сил на все это. Я хочу просто поесть нормально и лечь спать, иначе не смогу взять себя в руки.

Гарри проявил чудеса сообразительности и дипломатии. Уверившись, что Гермиона знает и помнит, что ее всегда ждут на Гриммо, он крепко прижал ее к себе и, махнув рукой, ушел в сторону камина.

А она, выдохнув, все же направилась к лестнице, размышляя, расскажет ли ей Северус об осмотре и словах целителя, смогут ли они отправиться домой сегодня, продолжат ли просмотр воспоминаний. Скрыться из холла незамеченной Гермиона не успела и глухо простонала, услышав, как кто-то окликает ее. Но развернувшись и увидев спешащую к ней Асторию Малфой, широко улыбнулась.

Что ж, этот разговор она выдержит.

Следом за Асторией, которая излишне торопливо перебирала ногами, но бережно поддерживала внушительных размеров живот руками, шел в идеально сидящем на фигуре костюме Драко. Гермиона расслышала его просьбу не нестись с такой скоростью, но казалось, смотрел он не на жену, а на нее. В его серых глазах читалось сложное переплетение чувств, которые она не смогла расшифровать.

— Гермиона! — Подлетев к ней, Астория крепко сжала в своих ладони Гермионы. Обняться на людях не позволили приличия. — Мы видели утренний «Пророк»! Словами не описать… Мы ведь были на твоих похоронах! Это… это чудо! Как такое возможно?

— Дорогая, не надо так набрасываться на человека, — протянул Драко, приобнимая жену за расплывшуюся талию. Его голос был мягче обычного, а взгляд — внимательнее. — Гермиона, — он склонил голову в приветствии, — хоть и поразительные, но, признаю, радостные новости.

— Спасибо, Драко. Я знаю, ты… — Гермиона вдруг осеклась, подумав, что не стоит афишировать сейчас их совместное с Северусом расследование. И быстро исправилась: — Я хотела сказать, спасибо за ваше участие. Это долгая история, когда-нибудь все всё узнают. Мне жаль только, что вынужденно я упустила многое. — Она посмотрела на Асторию с теплотой: — Поздравляю вас! Все хорошо?

Памятуя о прошлых попытках Астории, нахождение в больнице настораживало, если не пугало. Но выглядела она великолепно. И на вопрос Гермионы энергично закивала головой. А слово взял Малфой.

— Превосходно. Малыши в полном порядке! — с родительской гордостью в голосе объявил он.

— Малыши? — ахнула Гермиона.

— Их будет двое, — скромно улыбнулась Астория. В отличие от Драко, сказала она это несмело, будто боялась накликать беду. И едва ли не шепотом, наклонившись к Гермионе, добавила: — Мы наблюдаемся в магловской клинике. А сюда ходим… чтобы избежать лишних вопросов. Ты ведь знаешь, как в нашем обществе важно…

Договорить она не успела. В холле появился Северус, и как-то незримо перетянул внимание всех присутствующих на свою темную высокую фигуру. Его черные глаза скользнули по Малфоям, затем остановились на Гермионе.

— Профессор? Вы еще в Британии? — удивленно воскликнула Астория, когда он подошел ближе и поздоровался.

— Завершаю дела, миссис Малфой.

— Дела… — задумчиво протянул Драко и вдруг заторопился: — Что ж, нас тоже ждут дела, да, дорогая?

Астория была явно расстроена его спешкой. Гермиона заметила, что ей хотелось продолжить разговор. Но повинуясь воле мужа, она кивнула. А на прощание все-таки приобняла Гермиону и выразила заверения, что в поместье она всегда дорогой гость. Драко пожал руку Снейпу. Поколебавшись секунду, сжал и ладонь Грейнджер.

— Удачи! — приблизив к ней лицо, проговорил он. — Начни сначала. — Лучезарно улыбнулся и, подхватив Асторию под руку, двинулся к выходу.

Оставшись вдвоем, они с Северусом пару секунд поиграли в гляделки. Гермиона уже решила, что объяснений, почему он здесь, а не в палате, не дождется. И с удивлением поняла, что не чувствует по этому поводу ни толики раздражения. То ли потому что просто привыкла к нему такому, закрытому и моментами отстраненному, то ли потому что устала бесконечно.

Туман усталости немного рассеялся, когда Снейп все же пояснил, что выписался. От этой формулировки Гермиона тихо хихикнула. Ну точно, наверняка Радклиф настаивал еще на нескольких днях в стенах больницы, но разве этого упрямца может убедить авторитетное мнение целителя?

Нехотя он также признался, что не может пользоваться аппарацией, а потому предложил Гермионе либо отправиться к Поттеру, что она сразу отвергла, либо переместиться в Шотландию одной. Сам же он собирался раздобыть где-нибудь метлу и через пару часов встретиться с ней там.

У нее вдруг возникла другая идея. Что она не самая лучшая, Гермиона поняла уже внутри трехэтажного ярко-фиолетового автобуса, который, грохоча и мотыляя из стороны в сторону, несся сначала по улицам Лондона, а затем по проселочным дорогам. Благо в «Ночном рыцаре» было только два пассажира, и никто, кроме Северуса, не мог увидеть ее позеленевшее лицо. Кондуктор Стэн Шайнпак благоразумно с болтовней не лез и, приняв плату, отсел подальше и отвернулся.

Едва ли прошло пять минут, как автобус затормозил у подножия горы, к западу от Инвернесса. Нетвердой походкой они двинулись в сторону дома. Странно кружилась голова. Виски и затылок покалывало и, волна за волной, омывало ноющей болью. Гермиона решила, что ее просто растрясло в дороге.

Шотландский дом встретил их тишиной.

После бурных событий последних суток они по очереди приняли душ, смывая не только дорожную пыль, но и поселившееся где-то внутри напряжение. А спустившись в гостиную, обнаружили богато накрытый к обеду стол. Гермиона улыбнулась. Видимо, те слова про ростбиф она все-таки сказала вслух, и Гарри через Лэнки так позаботился о ней.

Головная боль немного успокоилась, когда в животе разлилось приятное чувство сытости. Она видела, что Северус ест без особого аппетита и о чем-то раздумывает. Ее немного тревожило, что по большей части они молчали, перекинувшись лишь парой фраз о дальнейшей судьбе домовика. При этом мягко обходя вопрос, а почему, собственно, Лэнки не может остаться здесь.

Но обоим было очевидно, что в пустом доме эльфу делать будет нечего.

Закончив с едой, Гермиона прилегла на диван. Она наблюдала за Северусом, который продолжал ковыряться у себя в тарелке. За окном внезапно усилился ветер, и что-то в доме протяжно заскрипело.

— Продолжим смотреть воспоминание?

Будто этим вопросом она дала ему повод, и Снейп с облегчением отложил вилку.

— Если бы я знал, что ты не спала толком и не ела, и первого сеанса не было бы, — ворчливо проговорил он и нерешительно положил ладонь ей на коленку, легко поглаживая сквозь ткань накинутого после душа халата.

Гермиона уже заметила, что с того момента в палате он избегал прикосновений. Чувствуя теперь тепло и тяжесть его руки, она выдохнула. Она сама была достаточно тактильным человеком, но пожив с Северусом вместе, поняла, что для него прикосновения означают гораздо больше. То, что он порой не мог сказать словами, с ней выражал именно через касания. Как плохое, так и хорошее.

— Не думала, что это настолько меня ослабит. В прошлый раз такого не было.

— Сеанс сеансу рознь, — легко пожал плечами Северус. Две прямые морщины врезались между бровями, когда он продолжил: — Мне кое-что показалось странным, но мы обсудим это завтра. Сейчас тебе лучше поспать.

— Еще и двух часов дня нет.

— Какая разница? Но прежде… хочу сказать тебе кое-что. — Северус сел прямо, устремив взгляд в незажженный пока камин. Гермиона приподнялась следом, будто чувствуя натяжение невидимой, связывающей их нити. — Тот человек, которого ты… который тебе нравится во мне, определенно лучше меня. Но я не такой, Гермиона. Знаешь, когда я только вышел из Азкабана, ошибочно думал, что изменился. Легко было тешить себя этой мыслью, когда сидишь в одиночке.

Гермиона подсела ближе, положив руку ему на плечо. Он повел головой и быстрым поцелуем коснулся костяшек ее пальцев:

— Я не хочу причинить тебе боль. Но старые привычки умирают последними.

— Я знаю, Северус. И тебя знаю.

— Лучше всех, ныне живущих. Но этого мало.

— Вовсе нет, — качнула она головой. — Для начала. Мы ведь в самом начале, верно?

— Ты слишком оптимистична. — В голосе прозвучала легкая ирония. Его взгляд смягчился, и на губах появилась едва заметная улыбка.

— Просто верю, что мы можем стать лучше вместе. Если будем стараться, — прошептала Гермиона, прижавшись к нему щекой. — Потому что… мне кажется, что вместе у нас может получиться что-то… невероятное. Что-то, чего не было ни у кого прежде.

Северус молчал несколько мгновений, пытаясь найти нужные слова. Вздохнул.

— Я постараюсь быть лучше.

И не давая Гермионе поспорить с этим утверждением, он мягко коснулся ее губ своими.

Оставшуюся часть дня они провели подобно старой семейной паре, наслаждающейся заслуженным отдыхом. Они то читали друг другу вслух, то пили чай, то засыпали, проваливаясь в мягкость дивана.

Вечером, когда на Шотландию уже опустились густые холодные сумерки, неожиданно пошел ливень. Такой силы, будто кто-то с неба на землю опрокидывал ведро за ведром воды. Клокотал гром, заставляя стекла в окнах дрожать.

Северус быстро растопил камин. Яркие языки пламени заплясали, отбрасывая танцующие тени на стены и высвечивая золотистые блестки на шерстяном пледе, в который он укутал Гермиону. Он придвинул к огню глубокое кресло и, прижав, посадил её к себе на колени. И по просьбе Гермионы начал рассказывать о своих мечтах: густых джунглях Амазонки, где растут редчайшие ингредиенты, пыльных лабиринтах тибетских монастырей, что хранят тайны, встрече со странствующими целителями калаллавайя.

Его голос был спокоен, но в нем скрывалась страстная любовь к своему делу. Гермиона, прислушиваясь к каждому слову, закрыла глаза. Но встрепенулась, когда его рассказ коснулся Австралии и местных аборигенов, обладающих уникальными знаниями о свойствах растений.

Ей вдруг стало зябко.

Северус обнял сильнее, правильно трактуя реакцию, и продолжил говорить, растирая ей плечи.

Они опять спрятались в своем уютном мирке, не обращая внимания, как безжалостно сечет по окнам дождь. Словно хочет предупредить этих двоих о чем-то.

Гермиона так и уснула у Северуса на руках, чувствуя лишь покой и тепло.

Не догадываясь, что завтрашний день подготовил для них новые испытания.

Не подозревая, что утро для нее так и не наступит.