Моё проклятое дитя (джен)

Гарри испустил полный облегчения вздох, и с минуту просто стоял, переживая случившееся. Все в его комнате лежало на прежних местах, было тепло и светло, и ничто не указывало на то, что секунду назад посреди его комнаты взвивались пышущие холодом и тьмой духи. Гарри неконтролируемо задрожал, испытывая запоздалый выброс в кровь адреналина.

Он чувствовал себя так, словно его выпотрошили, а потом снова вернули внутренности обратно. В груди отчаянно ныло, и он потер беспокоящее его место, осмысляя случившееся.

«Что это было?»

Можно было подумать, что это боггарт принял облик худших страхов Гарри, но боггарт никогда не отличался особой изобретательностью и всегда показывал ему дементоров. Гарри с завидным упорством отгонял мысли о том, что его ждет после изучения Тёмной магии, даже не до конца отдавая себе отчет в том, чего именно он так боится, но это — чем бы оно там ни было — обшарило самые неприметные уголки его сознания и буквально выплюнуло затаенный страх ему в лицо. Зрелище оказалось довольно красноречивым, хотя образы его и Волдеморта теперь казались ему немного грубоватыми, словно сотворенными наспех и преисполненными излишнего гротеска.

В руке был зажат злополучный медальон, и Гарри постарался взглянуть на него новым взглядом, тем самым, что, по словам Драко Малфоя, спасает Тёмному магу жизнь.

Вместо медальона на его ладони пульсировало алое и рваное, и смотреть на него почему-то было жалко и неприятно, так, если бы вы наткнулись на обезображенного болезнью человека. Гарри ощутил холод одиночества, стремительно хлынувшего к нему, но твердо закрылся от этих немых криков помощи. Он знал, что его неуместная жалость может стоить ему жизни.

— Тише, — зашипел он, испытав смущение пополам с удивлением от того, что ему так точно удалось понять эмоции этого сгустка тёмной магии, рьяно откликающегося на его голос — они словно хлыстали его по щекам. — Тише. Успокойся.

Комочек на его ладони задребезжал, капризничая, но постепенно его сияние выровнялось, затем сжалось, уменьшившись до размера небольшой сливы. Гарри больше не чувствовал волны обманчивого зова о помощи, как если бы тот заново аккумулировал энергию и вновь задремал в ожидании удачного момента. Поверхность медальона была по-прежнему ненормальной низкой температуры.

Гриммо 12 известил Гарри о прибытии гостя, издав низкое гудение вдоль стен — его Гарри научился распознавать совсем недавно. Он так и не смог понять, что из себя представляет этот медальон (хотя было странное ощущение, что ответ вот-вот всплывет из памяти и все станет ясно) и поспешно уложил его назад в джутовый мешочек, спрятав его под подушку. Впоследствии Гарри радовался, что у него хватило ума не одевать украшение на себя.

Руфус Скримджер оказался точно таким же, каким его запечатлели колдокамеры на страницах прессы: грива рыжих волос, немного тронутых сединой, свирепый взгляд хищника, готовящегося к прыжку. Наблюдая за тем, как он вешает свою мантию на крючок у входа, повернувшись могучей широкой спиной, Гарри все никак не удавалось отделаться от ассоциации со львом. Интересно, какой хогвартский факультет закончил министр, подумал он, обменявшись крепким рукопожатием. Руфус Скримджер немного прихрамывал, но, что примечательно — оставил свою трость аккуратно прислоненной к стене у входа.

— Очень рад встрече, — Скримджер с нескрываемым любопытством оглядывал эксцентричный интерьер, но когда он всмотрелся в Гарри, его лицо приняло вежливое обеспокоенное выражение: — Бог мой, Гарри, вам плохо?

Гарри ощущал холод сквозняка у влажных от пота висков, но твердо замотал головой: — Нет, министр, со мной все в порядке.

Северус Снейп, избавившись от верхней одежды следом за гостем, впился в него таким требовательным взглядом, что, не будь Гарри уверен в неприкосновенности своего сознания, поспорил бы на то, что к нему только что применили Легилименцию.

— Проходите наверх в гостиную, министр, там удобнее, — пробормотал Гарри полагающиеся гостеприимному хозяину слова.

— У вас довольно своеобразный дом, — опираясь на перила, министр шагал вдоль отрубленных голов эльфов на стенах (Гарри еще не успел убрать с них рождественские шапочки). — Достался в наследство, верно? Никогда не знаешь, какие сюрпризы могут вас ожидать в завещании родственников, — Руфус Скримджер пытался завязать легкую и непринужденную беседу, и Гарри был этому рад: Снейп особо подчеркивал, что не стоит переходить сразу к делу, заставив министра самому изложить цель своего визита и всё, что ему известно о происшествии.

— Вторая дверь налево, — сориентировал министра Гарри на площадке, и тут Снейп улучил момент, чтобы придержать Поттера за локоть и зашипеть ему на ухо:

— Все еще можно отменить.

— Я справлюсь.

— Ты выглядишь так, словно повстречал дементора, Поттер.

— Со мной все в порядке, — уже раздраженнее, прошептал Гарри в ответ и кинул взгляд в гостиную. Учтиво заложив руки за спину, Руфус Скримджер рассматривал гобелен первенца Финеуса Найджелуса и Урсулы Блэк. Сириус Блэк неодобрительно поглядывал на него в ответ с почетной высоты над камином.

— Чаю, министр? — решив, что спорить с Поттером сейчас бесполезно, Северус Снейп переключил внимание на гостя. — Или чего-нибудь покрепче? Полагаю, ваш рабочий день уже окончен.

Гарри едва не открыл рот от любезности, проявляемой Снейпом, и вовремя спохватился, чтобы не кинуть на него пораженный взгляд. Хотя голос профессора был как всегда холоден, Гарри не припоминал ни единого случая, чтобы тот был настолько гостеприимен с кем-либо.

Министр тут же повернулся к ним с располагающей улыбкой.

— Не совсем. Я отменил все свои дела, едва получил приглашение, но ведь встреча и правда того стоит. Я очень давно хотел познакомиться с Гарри, но директор так его оберегал, что к нему было не подступиться, как к яйцу дракона. А тут такое происшествие… — министр развел руки в стороны и сложил ладони с легким хлопком, словно они все собрались здесь по совершенно счастливой случайности. — Я не мог упустить шанса побеседовать с вами с глазу на глаз, Гарри. Это не совсем формальная встреча, но любые факты глазами очевидца могут помочь аврорам представить более ясную картину произошедшего в Лондоне, так что я настаиваю на конфиденциальности.

— Разумеется, — Снейп с непроницаемым лицом развернулся и ушел, не напомнив о напитках.

— Присаживайтесь, — Руфус Скримджер указал Гарри на кресло напротив, а сам опустился на софу, продавленную по центру внушительным весом предыдущего седока. Гарри сел со смешанными чувствами: это ему полагалось указывать гостю его место, но министр своим жестом ясно дал понять, кто будет задавать тон беседы.

— Давно вы живете здесь, Гарри? — Скримджер начал с нейтрального вопроса.

— Я провожу здесь часть каникул с прошлого года. В основном я живу у родственников, когда нет учебы.

Министр проницательно взглянул на него поверх своих очков, и Гарри поспешил исправиться:

— Вернее, жил… Мне до сих пор тяжело примирится с мыслью, что их больше нет, — он тихо порадовался, что «узнал» о смерти Дурслей вовремя, иначе неловкости было бы не избежать.

— Конечно, конечно, — тут же подхватил Руфус Скримджер. — Тяжелая утрата. Примите мои соболезнования.

Гарри едва успел кивнуть, размышляя, что следовало бы принять более скорбное выражение лица, как его атаковал новый вопрос.

— Так у вас нет опекуна? — с наигранным удивлением поинтересовался министр. — Мы не стали предавать огласке смерть ваших родственников, скрывая ваше бывшее место проживания от нашествия туристов, но это не значит, что нас не беспокоит ваша судьба. Вы несовершеннолетний, и по закону право представлять ваши интересы принадлежит опекуну.

— Вы прекрасно знаете, что у меня есть опекун, сэр, — оборвал его Гарри. Ему не нравились игры в стиле «Знаешь ли ты то, что знаю я», и он рискнул подерзить.

— Это так, — признал Руфус, — но, как бы это сказать… у вас не вызывает опасений благонадежность этого человека? Сможет ли действующий опекун в полной мере представлять и защищать ваши интересы?

— Я стану совершеннолетним в этом году, так что опека мне вскоре не понадобится.

Скримджер словно только ждал этих слов:

— Тогда вы тоже признаете, что назначение этого человека опекуном — чистая формальность?

Гарри упрямо поджал губы.

— Арабелла Фигг — прекрасная женщина. Она заботилась обо мне с самого детства, и я с удовольствием погощу у нее этим летом.

— Но она сквиб, — Руфус сложил руки лодочкой и прислонил кончики пальцев к губам, желая быть уверенным, что Гарри понимает его правильно: — Полагаю, ей будет трудно исполнять возложенные на нее обязанности. Она ведь не гостила в этом доме на Рождество?

— Нет, — сказал Гарри, испытывая нервное волнение. Он начинал понимать, куда клонит министр.

— Стало быть, вас некому было защитить, когда на вас неожиданно напали в Лондоне?

Гарри позволил зазвенеть этим словам в воздухе, но ровно возразил:

— То, что я оказался без присмотра — исключительно моя вина. Профессор Снейп запретил покидать дом, но я его не послушал и убежал.

— Юношеский протест против целого мира? — понимающе усмехнулся Скримджер. — Помнится, это не первый случай, когда вы убегаете из дому. Наверное, для такого смелого и самодостаточного молодого человека как вы, чужая опека, должно быть, невыносима.

Гарри не ответил.

Враждебная пауза Руфуса не смутила. Он просто поднял новую тему, которая впервые выбила твердую почву у Гарри из-под ног.

— Однако бывают противоположные случаи, когда опекуны больше не желают заботиться о своих подопечных. Возможно, они не сходятся характерами или опекуны вскоре находят заботу о подопечных слишком тягостным занятием?

— Возможно, — ответил Гарри, пережидая спазм, скрутивший живот. Существа, возникшие из медальона, оказали на него большее влияние, чем он думал, и в купе с естественным волнением за исход допроса нервы Гарри были натянуты как струны.

От министра не укрылось то, как Гарри поморщился.

— Может, вам стоит прилечь? Последствия некоторых заклятий Пожирателей смерти могут давать себе знать еще долгое время, мне ли не знать…

— Все в порядке, — Гарри выпрямился в кресле и твердо посмотрел на министра. Наверное, стоит внести немного ясности: — Что вы хотите знать?

Хорошо, что Снейп этого не слышит, уныло подумал Гарри перед тем как Руфус Скримджер с удовольствием поведал ему о своих затруднениях:

— Что ж, не буду ходить вокруг да около, Гарри, недавно до меня дошли сведенья, что Найт Каллекс отказался охранять вас, хотя до этого, со слов моего племянника — он учится на младших курсах, — уточнил Скримджер: — вы были не разлей вода. В свете последних событий не могу не думать, что при иных обстоятельствах Найт Каллекс не позволил бы вам пострадать в схватке с Пожирателями смерти. Он очень хороший аврор, да-да, впечатляющий послужной список и бьющая ключом энергия, — принялся нахваливать его министр, хотя Гарри был уверен, что тот и имени его доселе не знал. Найт никогда не упоминал о том, что Руфус Скримджер выделял его из общей массы людей в алых мантиях, стоящих на страже безопасности страны. — Вы можете понять мое недоумение, когда я узнал об этом. Мы отдали вам лучшего из лучших, можно сказать, на почетную должность — охранять надежду всей Британии, а он отказался, никак не прокомментировав свой поступок и не отработав еще положенных полгода. Это выглядит очень странно. Может, вы просветите нас ..?

Руфус Скримджер выжидающе уставился на него. Гарри не стал поправлять министра: если и приписывать кому-либо заслуги того, что Найт и Гарри встретились, то это Ордену Феникса, но желание охранять Поттера у Найта Каллекса возникло спонтанно, и свои услуги он предложил ему в ответ на его прямую просьбу. Альбус Дамблдор точно уж не давал объявление о вакансии телохранителя в Пророк, так что Министерство пребывало в неведенье, пока Найт не подал заявление о временном увольнении из государственной структуры и перевода его в запас.

— Наши разногласия с Найтом — это наше личное дело, — отрезал Гарри. Он был совершенно не готов к тому, что имя Найта всплывет в этой беседе, и не знал, беседовал ли с ним министр до того, как явился сюда, на Гриммо. Поэтому называть выдуманную причину ссоры с телохранителем было бы рискованно.

— То есть, вы не исключаете возможность вашего примирения?

— Я не мог поговорить с Найтом до отъезда — он долгое время не приходил в сознание, а потом, думаю, школьная медсестра неотступно оберегала его покой, так что он никак не давал о себе знать. По приезду в Хогвартс я с ним обязательно поговорю.

— Очень хорошо, — одобрил его намеренья министр, но выглядел он при этом не слишком довольным. — Видите ли, нас беспокоит, что вы останетесь без охраны.

— Хогвартс — самое защищенное место в Шотландии. Вам не о чем переживать.

— В отличие от Лондона, — проницательно заметил Руфус Скримджер, и Гарри вновь ощутил, что ступил на скользкую поверхность. Министр словно вел с ним словесную дуэль, и новый раунд только что был объявлен.

Пересказывая события того утра, Гарри придерживался версии, в деталях обсужденной со Снейпом, умело обходя острые углы. Вместо неожиданного спасителя — мистера Грина — Гарри описал внешность типичного британца, худощавого мужчину средних лет, ничем не примечательного. Лицо было скрыто под маской, имени он не называл. Руфус Скримджер только раздраженно чиркал пером в своем ежедневнике в ответ на его «нет», «не знаю», «не уверен». Некоторые подробности стали для Скримджера сюрпризом:

— Вы уверены, что вам не удалось вызвать телесный Патронус?

— Совершенно уверен. Мне вновь помог тот незнакомый Пожиратель смерти.

— Но вам же удавался телесный патронус в прошлом году, — задумчиво протянул министр и вновь сделал пометку. — Что ж… И как он выглядел?

— Я ведь сказал уже: худой такой, волосы жиденькие…

— Да нет же, — раздраженно перебил его Скримджер: — патронус!

— О, простите. Сожалею, но я его не видел. Мне было так страшно, что я развернулся и побежал, не оглядываясь.

Видя, как злят министра его неопределенные ответы, Гарри вошел в роль несмышленого дурачка и даже стал получать от беседы удовольствие. Но все же имел в виду, что переигрывать не стоило: боевые заклинания были выполнены на должном уровне, и министр мог усомниться в том, что такой дуэлянт мог просто стоять в стороне и кричать от ужаса.

Были также моменты, на которых он чуть не выдал себя. Руфус Скримджер зачитал длинный список заклинаний, скопированных, по его словам, с Волшебного регистра, и попросил Гарри сказать, знакомы ли ему какие-нибудь из них. Он уверенно отрицал все тёмные заклинания, использованные им самим, и признавался, что слышал некоторые в исполнении Пожирателей смерти, но не знал их свойств.

Когда Скримджер зачитал еще несколько заклинаний из списка, Гарри удалось сохранить нейтральное выражение лица, но он был уверен, что расширившиеся зрачки его выдали. Министр называл заклинания, не использованные ни одним из участников в лондонской стычке — из самых опасных разделов тёмной магии, и внимательно следил за его реакцией.

— Что-то не припомню такого, — протянул он, узнав чары, буквально иссушающие человека. Жестокая смерть от обезвоживания наступала в довольно краткие по меркам магглов сроки, и, кроме последнего, не вызывала подозрений. Именно так скончались большинство задержанных и подозреваемых в пособничестве Тёмному Лорду, не успев дожить до суда, прежде чем Министерство разобралось и выявило эти коварные чары. Гарри вычитал о них в одной из книг о тёмной магии в библиотеке.

Скримджер еще некоторое время не сводил с него хищного взгляда своих ярких желтых глаз, и на секунду Гарри показалось, что он вот-вот попросит предъявить ему волшебную палочку, чтобы убедиться самому.

«У вас нет для этого никаких оснований министр», — у Гарри были заготовлены нужные слова — Снейп заставил его в точности зазубрить положения презумпции невиновности, к которым часто апеллируют при обыске, но это скорее насторожило бы министра еще больше и убедило бы дать делу официальный ход. Поэтому прибегать к ним нужно было лишь в крайнем случае, взвесив все «за» и «против».

Руфус Скримджер громко захлопнул ежедневник и спрятал его за пазухой полосатого жилета. Гарри неслышно выдохнул: царапанье пером по пергаменту невероятно его нервировало, особенно когда министр принимался строчить после его скупого «нет» и «да», или наоборот, игнорировал информацию, которую, по мнению Гарри, стоило записать. Наконец, Руфус Скримджер встал с кресла и Поттер с ощутимым облегчением поднялся вместе с ним.

— Я удивлен, что вы так несведущи в Тёмных заклинаниях, Гарри, — подытожил Скримджер, — уверен, по Хогвартсу ходят разные слухи, или, если угодно, страшные истории, которыми старшеклассники пугают первокурсников. Названия некоторых чар известны даже детям.

— Я не люблю школьные сплетни,— пожал плечами Гарри. За шесть лет слышал-то он многое, но даже его сокурсники опасались проговаривать вслух слова тёмных заклятий, ограничиваясь красочным описанием.

— Вам нравится Защита от Тёмных искусств? — Гарри уже привык к манере министра резко менять тему разговора, и он с готовностью ответил:

— Да, это мой любимый предмет.

— У вас часто менялись преподаватели, должно быть, много материала приходится изучать самостоятельно…

"Благодаря вашей вонючей министерской программе", — мрачно подумал Гарри, выслушивая эти лицемерные сочувствующие речи. Сам Гарри заполнил все пробелы, тренируясь с Армией Дамблдора в прошлом году, и сейчас замечал, что у остальных ЗОТИ вызывает трудности, поскольку Снейп гнал их вперед по новой программе, не тратя времени на повторение забытого или разъяснение того, что, по его мнению, они давно должны были знать.

— … и работать над индивидуальными заданиями. Вы уже выбрали тему для своей выпускной работы?

— Думаю, это будет защита от дементоров, сэр, — без заминки ответил Гарри. Когда-то он действительно мечтал, как Ремус Люпин станет его научным руководителем и подумывал о том, чтобы глубже изучить это удивительное явление — когда светлые воспоминания способны стать надежным щитом перед страхами. Сейчас его интерес к этой теме угас, но Гарри не хотел вызвать новую волну вопросов. Профессиональная хватка, с которой Руфус Скримджер взялся за него, поражала. Теперь стало понятно, почему министром предпочли видеть этого уверенного и целеустремленного человека, а не Корнелиуса Фаджа.

— Вам нужно попросить допуск в Запретную секцию, — вдруг заявил Скримджер. — Исключительно в академических целях, разумеется. Или профессор Снейп вам отказал?

— Мне не нужна Запретная секция,— немного растерявшись, возразил Гарри. — Общей библиотеки вполне достаточно.

— В школьной библиотеке очень мало сведений о существах, которых вы собрались изучать, — мягко заметил Скримджер. — Поверхностные знания — совсем не то, что требуют на ЖАБА.

— Я собираюсь изучать защиту от дементоров, а не их самих, — отрезал Гарри немного резче, чем следовало. — Поэтому мое внимания будет сосредоточено на чарах Патронуса, а это светлая магия.

Руфус Скримджер стоял и поглядывал на него с каким-то веселым выражением лица, в его хищных глазах мелькали смешинки.

— Неужели вам с друзьями никогда не хотелось проникнуть в Запретную секцию, Гарри? Или убежать в Запретный лес? Вы не похожи на человека, жизнь которого пресна и монотонна. Молодежь в вашем возрасте часто совершает всякие безумства, вроде побега из дома, — он вдруг заговорщицки подмигнул ему, словно они разделяли некую общую тайну, чем окончательно сбил Гарри с толку.

Гарри не знал, что на это ответить.

Что именно он хотел услышать? Каждый ученик Хогвартса мечтал проникнуть в Запретную секцию, это правда: в большинстве случаев просто для того, чтобы впоследствии иметь возможность небрежно обронить что-то вроде: «Это ерунда. А вот я был в Запретной секции…» — и не важно, что оттуда почерпнул студент — восторженно внимающая ему толпа обеспечена. Но если Гарри скажет «да», признает, что у него было такое желание — не навлечет ли он на себя еще большие подозрения?

Но прежде чем он окончательно решился — шутливо подыграть или продолжать изображать неприступную крепость, Руфус Скримджер широко улыбнулся, словно и не ждал ответа, и похлопал Гарри по плечу.

— Очень рад был встрече, мистер Поттер. Пока что я узнал достаточно. Но время уже позднее. Сейчас, если поспешу, я еще успею на семейное чаепитие.

— Надеюсь, информация будет … полезной, господин министр? — Гарри взял себя в руки и последовал дружелюбному тону собеседника. От него не ускользнуло это самоуверенное «пока что». Неужели он планировал еще одну встречу? Серьезно?

— Не сомневайтесь! Я еще уточню кое-какие детали, но в целом, думаю, дело теперь сдвинется с мертвой точки. Если у меня возникнут еще вопросы, надеюсь встретиться с вами в Хогвартсе.

Это вряд ли, подумал Гарри. Если у министра и возникнут вопросы, то ответы на них ему придется додумывать самому. Не станет же Гарри добровольно класть голову в пасть льву?

Едва Скримджер шагнул на лестничную площадку, навстречу ему тут же вышел Снейп, чтобы выпроводить министра. Оставшись наедине с собой, Гарри прислонился к стене, чтобы перевести дух: на него, подобно штормовому валу, накатывала слабость, затылок закололо тупой болью, а руки и ноги начали леденеть. Передвигаясь на ватных ногах, он добрался до своей комнаты, где первым делом нащупал джутовый мешочек под подушкой. Медальон никуда не делся, и, успокоенный этой мыслью, Гарри, кажется, провалился в короткий, удушливый сон, в котором его засасывало в глубокую трясину и тянуло ко дну, на губах был привкус гнили, а он все никак не мог выбраться. В короткие вспышки осознания сна он пытался проснуться, но конечности и веки словно налились свинцом.

А потом кто-то взял его за руку, и Гарри почувствовал холодное прикосновение к своему лбу.

— Как все прошло?

— Не знаю, — едва ворочая языком, сказал Гарри. — Я отвечал так, как вы советовали, но…

В рот словно наложили ваты, а слюна была вязкой, густой, и проглатывать ее было больно.

— Да?

— У меня такое впечатление, что министра интересовало кое-что совсем другое… Не только Лондон… Найт же отказался… И зачем мне пропуск?..

Северус Снейп молчал очень долго, так что Гарри вновь смежил веки и почувствовал, что не прочь вздремнуть еще раз, но его бесцеремонно потрясли за плечо.

— Выпейте, — в лицо Гарри дохнуло паром перечного зелья в большом кубке. — У вас жар.

Гарри послушно отхлебнул и поморщился.

— Какое мерзкое.

— Зато действенное. Уберите голову от подушки, а то подпалите ненароком.

Гарри почувствовал, как из ушей у него пошел дым и обреченно застонал. Ему еще не приходилось пить Бодроперцовое зелье, но сокурсники не врали — ощущения были неприятные. Гарри вдруг вспомнил, как в детстве поперхнулся и у него носом пошла газировка, но на этот раз доставалось ушам, и дым был очень горячим.

Так Гарри неожиданно для себя захворал. В Хогвартсе он никогда еще не болел обычной простудой — волшебники менее подвержены маггловским болезням, но Снейп считал все закономерным. По его словам, длительное нахождение на холоде и эмоциональные потрясения могли свалить с ног и взрослого, что уж говорить про подростка. Но беспокоился он зря: зелья Снейпа сотворили чудо, и к следующему вечеру жар спал, болезнь отступила, оставив после себя противную слабость и просыпающееся чувство голода.

За столом Зибилле Фойгт старалась занять самое дальнее от него место, как будто панически боялась заразиться, Иен протягивал ему какую-то бурду собственного приготовления — «от простуды», но Гарри не велся: он уже знал от Снейпа, что Иен практиковал чересчур авангардную для консервативного волшебного общества колдомедицину, совмещая магловскиии препараты и волшебную технику приготовления зелий, поэтому ничего не позволял в себя вливать.

У Бернда была собственная стратегия выздоровления, и состояла она в том, чтобы заработать сахарную кому от переедания сладкого.

— Спасибо Бернд, — Гарри отложил в сторону надкушенную липкую зефирину в шоколаде.

— Ты решил раскормить меня?

Бернд, реагируя на улыбку, покивал, и смахнул шоколадную крошку у рта забинтованным пальцем.

- Что у тебя с рукой? — Гарри был уверен, что пластырь на лбу — единственное, чем отделался полувеликан от Валентина. Ссадина на его лице уже зажила и превратилась в еще один бледно розовый шрам, в довесок к дюжине старых.

Ответила ему Зибилле. Она часто сидела поодаль и лишь изредка участвовала в разговорах, если находила обсуждаемые темы интересными. Но слушала она всегда и очень-очень внимательно— в этом Гарри уже успел убедиться.

— Его покусал пупочный зажим, — обвинительным тоном возвестила Зибилле, и Гарри сперва вообще не понял, что речь идет вовсе не о нечисти вроде докси и гномов.

— Мои вещи умеют постоять за себя, — со сдерживаемой гордостью в голосе отпарировал Иен Аттвуд и смахнул невидимую пыль с потертого бока саквояжа. Сегодня он выглядел весьма представительно, под стать чемоданчику: из-под воротника белоснежной рубашки блестел галстук-аскот, аккуратный треугольник платка из того же материала выглядывал из кармана, и на фоне чопорно одетых Зибилле, Бернда и расхристанного Гарри, Иен выглядел как лондонский дэнди, с которым дамы в шляпках предпочитали идти под ручку вдоль Темзы солнечным днем. Но до Гилдероя Локонса ему было все же далеко.

— Куда-то уходите? — осведомился Гарри, делая вид, что ему ничего не известно о ругани, которую Снейп устроил накануне, выгоняя целителя из дому.

— Как бы я не желал с вами побыть подальше, но увы — мой долг выполнен, а новые дела и пациенты уже требуют моего присутствия в другом месте, — Иен задержал ладонь Гарри, сжав ее обеими руками. — Берегите здоровье, Гарри. Увы, простуда — не единственный ваш враг в этом мире.

— А как же здоровье мистера Грина? — спросил Гарри, прикидывая в уме, сколько времени уже не видел старика. — Он уже достаточно поправился?

Иен в замешательстве почесал свежевыбритую щеку. -Да он как бы уже. Одного его можно оставлять, это точно — он сам принимает нужные зелья.Только просил его не беспокоить.

— Где он?

— Наверное, в библиотеке. Облюбовал это местечко сразу же, как только встал на ноги и вышел из комнаты.

— И чем он там занят?

— Чтением, а чем же еще? — уголок губ Иена приподнялся в намеке на улыбку. — Когда я отнес ему завтрак, он был так увлечен, что и головы на меня не поднял.

— Пожалуй, мне стоить его навестить, — решил Гарри и поднялся, потуже затянув узел пояса халата, что Снейп сотворил для него.

Было заметно, что Иен Аттвуд ожидал теплых проводов с долгими прощаниями, но Гарри слишком нетерпелось увидеть старика, чтобы изображать печаль от разлуки. За то короткое время, что гость провел под крышей Гриммо 12, Иен Аттвуд действительно успел ему понравиться, но на этом все. Снейп не уставал следить и критиковать каждый его шаг, и часть паранои профессора, видимо, передалась и Гарри: ему будет все же спокойнее, когда мужчина покинет его дом. Огромный минус состоял в том, что наедине с Зибилле он будет чувствовать себя еще более неуютно — некому будет утихомирить ее взвинченную натуру.

На этот раз тоже не обошлось без его помощи, когда Зибилле внезапно перегородила Гарри дорогу.

— Вы слышали, что он сказал? Мистер Грин просил его не беспокоить, — воинственным тоном возвестила женщина.

Гарри окинул виглядом ее враждебную позу и проступившие четче скулы — Зибилле явно сдерживалась, чтобы просто не запретить Гарри навещать старика.

— Я всего лишь хочу поздороваться.

— Да ладно вам, фрау Фойгт, — поддержал его Иен. — Я думаю, его распоряжение на Гарри не распространяется. В конце концов мистер Грин сам изъявил желание отправится на поиски Гарри, и случившееся в городе их объединяет. Дадим возможность им выговориться.

Зибилле упрямо прожигала Гарри взглядом, мысленно превращая его в кучку пепла, но все же уступила.

— Только не долго, — недовольно сказала она и сделала маленький шаг в сторону — ровно настолько, чтобы Гарри смог протиснуться и выйти в коридор.

В библиотеке жарко горел огонь, и в воздухе приятно пахло яблочным цветом. В кресле, близко придвинутом к камину, с закутанными ногами плед сидел мистер Грин, и вокруг него толпились целые башни из газетных подшивок. Низко склонившись над черно-белым разворотом, он увлеченно читал увеличенные прикосновением волшебной палочки строчки, не замечая ни искр, сыпавшихся из камина и с шипением прожигавшие ковер, ни опасно накренившихся обугленных дров, вот-вот грозивших перевалиться за витиеватую решетку.

Гарри осторожно обошел несколько накренившихся в сторону пыльных стопок, взял кочергу и толкнул горящие дрова назад, вглубь очага. Гриммо 12 издал удовлетворенное шипение, и пламя выровнялось, загорев ярким, немигающим светом. Став в пол оборота и чувствуя жар, опаляющий его левый бок, Гарри наблюдал за тем, как мистер Грин протер сухие уставшие глаза и устремил на него долгий изучающий взгляд.

— Подойди, — велел он, и Гарри приблизился, а затем, повинуясь кивку головы, встал на колени и позволил обхватить свое лицо морщинистыми ладонями и пристально рассмотреть со всех сторон. Грин, как и многие до него, уделил внимание его шраму, но не стал касаться. Хоть Гарри и ощущал его любопытство, тот молчал: старик изучал его со скупым вниманием колдомедика, ничего личного.

— Ну что, гожусь я в ученики? — пошутил Гарри и вздрогнул от неожиданного шлепка по щеке.

— Дерзкий, — вздохнул Грин и убрал руки. — И с пустой головой.

— Это все на лице у меня написано?

— Нет, ваша недавняя беспечная прогулка без волшебной палочки красноречивее всяких слов. А еще у вас слишком болтливый рот. Повернитесь.

Гарри покраснел и послушно повернулся спиной, стараясь не удивляться этой прихоти старика. Можно подумать, Гарри — его дражайший праправнук, которого тот не видел много лет и сейчас желал разглядеть, во что превратились разбитые коленки и пухлые щеки, и на много ли мальчик раздался ввысь. Их первая встреча и краткий обмен репликами в кафе были напряженными и колкими, и они считали друг с друга тот минимум информации, необходимый для сотрудничества в экстренной ситуации. Сейчас Гарри осторожно прислушивался и присматривался, и все было новым для него: и чрезвычайно острый для таких преклонных лет глаз, и слабое тело, закутанное в одеяла как кокон в попытке согреть старческие кости. Грин хорошо показал себя в битве с Беллатриссой Лестрейнж, и Гарри отдал дань его выдержке и внутреннему стержню, не давшему кинуть Поттера на произвол судьбы, но сейчас Гарри был готов признать, что, мягко говоря, разочарован. Мистер Грин был древнее Дракучей Ивы, и Гарри сомневался, что тот уделит много внимания практическим занятиям (а ведь он в своих мечтах уже прокручивал, как пластинку, свое мастерство владения Тёмной магией — там Валентин падал на колени и просил пощады). Никакого экстраординарного волшебства Гарри так же за ним не заметил, но все же надеялся, что старик еще его удивит. Он решил, что в любом случае вытянет из него и впитает все, что посчитает полезным, потому что Альбус Дамблдор вряд ли еще решиться на невиданную щедрость: позволить Гарри Поттеру изучать Тёмную магию.

Гарри почувствовал легкое прикосновение к спине и обернулся, но Грин уже убрал руку.

— Вы не отмечены. — Гарри не понял, был ли это вопрос или утверждение.

— Что, простите?

Грин окинул его слегка удивленным взглядом: — Должен отдать должное, мало кому удается прожить с фамильным даром, не имея татуировки. Ваше крещение не было традиционным, полагаю?

— Оно не… не было проведено по всем правилам, если вы об этом, — Гарри колебался, не зная, следует ли упоминать Волдеморта. — И случилось против моего желания. Это вообще произошло случайно, как по мне.

— Ничего не бывает случайным, — задумчиво протянул он. Грин теперь смотрел будто сквозь него, весь в своих мыслях.

— Так вы будете меня учить? — Гарри присел на незанятый макулатурой стул и постарался придать своему голосу серьезной зрелости: — Снейп упоминал, что именно для этого вы были приглашены в мой дом, — он надеялся, что это не прозвучало как упрек, но намекнуть старику о его цели его пребывания под его крышей все же стоило. Гарри недавно понял, что только гнев Гриммо 12 за оскорбление своего хозяина заставлял Зибилле Фойгт держать себя в рамках приличий. Бернд и Иен Аттвуд так же высоко ценили законы гостеприимства — стоило этим воспользоваться.

— Верно, — подтвердил старик без всякого энтузиазма. — Берите перо и пергамент.

Гарри не шелохнулся, пребывая в растерянности, и только спустя минуту прервал молчание.

— Вы шутите?

— Разве? — Грин повернулся к нему без намека на улыбку.

— Я думал, — Гарри старался отогнать накрывшую его волну разочарования: — мы будем отрабатывать заклинания на практике, или что-то в этом роде…

— Что-то вроде Адского огня или Трансмогрифианской пытки? — поддержал его Грин.

— Да, — подтвердил Гарри, хотя вовсе не был уверен: — Да, что-то вроде этого.

Грин внезапно рассмеялся, но смех этот был хриплым, бьющимся и совсем не веселым.

— Все вы хотите одного и того же. В этом мире все меняется, но что-то остается неизменным, — он покачал головой, — Что ж. Не могу не похвалить ваше стремление к приобретению практических навыков, но я считаю, что вам все-таки следует для начала овладеть теорий. Поскольку вы удачно подметили — я гость в вашем доме, поэтому ваше желание для меня закон. Итак, начнем с азов: самой низшей, подчас неуправляемой энергии, которая легко трансформируется в действенные проклятия. Ее минусы состоят в том, что ее можно использовать только под влиянием сильных эмоций, оно требует значительной концентрации, а эффект длится недолго. Можете выбрать любое заклинание на ваш вкус.

Гарри приободрился.

— Что я должен делать?

— Например, наложите на меня Круцио.

Мистер Грин сидел и мерз под своим пледом, пялился в камин, потирая морщинистые руки, и всерьёз предлагал ему такое.

— Вы больной, — вынес свой вердикт Гарри.

— Вы можете выбрать любого добровольца, который согласиться побыть лабораторным книззлом. Попросите Бернда — в его жилах течет великанья кровь, а они менее восприимчивы к магическим проклятиям, — спокойно изложил свое предложение Грин, и Гарри поначалу опешил. Затем его охватило возмущение, и он даже обрадовался этому праведному чувству — оно доказывало, что в отличие от мистера Грина, Гарри был в своем уме.

— Я не буду этого делать! Я не буду накладывать проклятие ни на вас, ни на кого-либо еще! — Гарри уже использовал однажды — один единственный раз — это проклятье на Белле, и ему понравилось. Но оно было выкрикнуто в пылу погони, в момент ярости и горя — так Гарри оправдывал свое желание насладиться криками этой ужасной женщины. Она заслужила. Он не представлял, как его можно применить к человеку в академических целях или ради забавы.

— Так вы у нас гуманист? Что ж, сова или домовой эльф тоже подойдут. Но с ними надо быть осторожнее — слишком мощное Круцио может лишить их жизни.

— Почему вы так упорно настаиваете использовать заклинания на ком-то?

— Когда мы говорим о практической магии, предполагается, что заклинанию задается конечная цель — оно накладывается на объект, — насмешливо проговорил Грин. — Иначе, как вы научитесь?

— Я вполне успешно тренировался на дереве!

— Практикуя тёмные проклятья?

— Да!

— Уверен, успехи были так себе. Большинство тёмных проклятий просто не действуют, если их накладывают не на живую оболочку.

Гарри вытянул ноги и случайно задел башенку газет — она опрокинулась на бок и газеты рассыпалась веером по полу. Но ни он, ни Грин не обратили на это внимания.

— Мой бывший учитель по ЗОТИ использовал пауков, когда мы изучали Запрещенные заклятья, — припомнил он, все еще пребывая в неуверенности, стоит ли вообще практиковать такого рода заклинания.

Грин выглядел донельзя оскорбленным.

— Тогда советую вам поступить в ученики именно к нему. Сожалею, но я не готовил специальных учебных планов и педагогических подходов к тем, кто не в силах столкнуться с реальностью. Всё, что я вам могу предложить, ограничивается моим опытом и знаниями, приобретенными на своем жизненном пути.

— Но нельзя же так сразу… — Гарри пребывал в отчаянии. Он был готов к тому, что, изучая тёмные искусства, придется поступиться своими принципами, но не думал, что Грин потребует от него использовать Непростительное с ходу и без предисловий. Гарри недоставало ободряющей поддержки Альбуса Дамблдора и понимающего сочувствия Ремуса Люпина — они бы потрудились над тем, чтобы подсластить горькую пилюлю, но Грин, судя по всему, не собирался снисходить до его страхов.

— А вы не расскажите историю, как это произошло у вас? Когда вы впервые использовали Непростительное?

— Я уже не помню этого, — сухо ответил Грин. — А теперь идите вон.

— Что-что? — Гарри почудилось, что он ослышался.

— Вы меня утомили, — Грин устало смежил веки, отвернувшись от Гарри. — Продолжим в другой раз. Когда вы определитесь, наконец, что вам от меня нужно.

Гарри посидел некоторое время, ожидая, что старик передумает, но тот уже и думать о нем забыл — мистер Грин заснул в кресле мёртвым сном. Очень сомнительным было то, что именно Гарри его утомил, скорее, тут были виноваты подшивки газет, которые тот долго просматривал, почти беспрерывно. Он не стал будить Грина, чтобы сказать ему, что он старый напыщенный козел — думается, Грину об этом было прекрасно известно, — вместо этого он отправился к Снейпу с такой целью, какую бы посчитал немыслимой в Хогвартсе.

Он пошел жаловаться.

Оторвав профессора от какой-то бумажной работы, Гарри кратко изложил их диалог с Грином, стараясь не выказывать, как его задело его пренебрежительное отношение, и с каждым словом поражался сам себе: он не мог поверить, что критикует методы преподавания другого человека в присутствии не кого-то там, а Снейпа. Северус Снейп выслушал его с непроницаемым лицом — видно было, что он хотел вернуться к столу, заваленному пергаментами со свежими на них чернилами, затем вынес вердикт: если на то уж пошло, это Гарри стоило проявить понимание: Грину много лет, его давно покинуло крепкое здоровье, и не следовало забывать, что возможность изучать тёмную магию — огромная удача, стоило вцепиться ей за хвост и не позволять ускользнуть. Если для этого стоит потакать некоторым прихотям старца — так тому и быть.

— Вы бы не одобрили, если бы мне пришлось применить Круциатус к… к Бернду!

— Вы уверены, что мистер Грин хотел от вас именно этого? — проницательно поинтересовался Снейп, и Гарри сник: все же, он немного увлекся и неординарное поведение Грина представил как вопиющее и оскорбительное.

— Сначала он хотел, чтобы я конспектировал, — признался он.

— Вот как, — тут же отозвался Снейп особым тоном, который будто проводил черту под всем ранее сказанным, предлагая самостоятельно извлечь мораль.

Гарри был возмущен тем, что Снейп заострил на этой детали внимание. Ему казалось, тот многое упускает из виду:

— Но ведь каникулы скоро закончатся! Я могу и сам читать книги и делать конспекты, пользы от этого немного. Вы же сами говорили, что мне нужно научиться использовать свою магию, для этого мне нужно колдовать. От мистера Грина всего-то и требуется, что присмотреть за тем, чтобы все шло как надо и направить меня в нужный момент, если я ошибусь.

— Во-первых, Поттер, — перебил его Снейп: — Я никогда не говорил, что вам нужно использовать тёмную магию — очевидно, вы уже забыли, что я придерживаюсь противоположного мнения. Вам нужно всего лишь научиться ее контролировать. Во-вторых. Вам не приходило в голову, что мистер Грин, поручив вам делать записи, как раз собирался направить вас в нужное русло? Хотел обозначить границы дозволенного или подготовить вас к тому, что ожидает вас на ваших занятиях? Нет? Я не удивлен. Вы всегда делаете, а лишь потом думаете.

Гарри был оскорблен таким нелестным высказываниям, хотя и понимал, что сам перегнул палку. Но идти на попятный было поздно. В азарте спора Гарри решился на очень смелое высказывание, хотя нутром понимал, что этого делать все же не стоило:

— Может, вы вообще не хотите, чтобы я чему-то учился, поэтому и затеяли весь этот спектакль? — он смело встретил тяжелый взгляд, и ему почудилось, что в нем все же промелькнуло что-то, похожее на недоумение. Снейп был ошарашен, и Гарри чуть улыбнулся, прежде чем продолжить: — Пригласили сюда кучу народа и поручили Грину занять меня, просто чтобы я не болтался без дела. Придумали красивую легенду о нём, будто он могущественный маг и каждый был бы рад внимать ему с открытым ртом. А на самом деле никто и не собирался меня учить — вам просто нужно, чтобы я был все время под присмотром и сам напрашивался на компанию. Вообще-то ловко придумано, профессор.

Гарри еще собирался поинтересоваться, чья это была гениальная идея — его или Дамблдора, но обнаружил себя вытолкнутым в коридор: перила больно врезались в поясницу, и он покачнулся назад, чуть не свалившись с лестничного пролета. Дверь с грохотом захлопнулась перед ним, но Снейп успел процедить что-то о том, что он бредит и ему следует проспаться.

Выплеснув свою ярость, Гарри немного успокоился, и его голова прояснилась. Наверное, все же не стоило говорить такое Снейпу — Гарри охватил легкий испуг. Он поспешил убраться подальше от его комнаты, пока профессор не вспомнил, что за плохое поведение у Поттера можно вновь отобрать палочку. Он не сразу понял, что пришел назад в библиотеку — видимо, ноги сами вели его к тому, кто витал в его мыслях, но, как только он опомнился, то остановился в трех шагах, давая себе время передумать.

И что ему сейчас следует сделать? Извиниться и подчиниться всем безумным при хотям старика? Или наоборот, пользуясь положением хозяина Гриммо, потребовать от него оставить свои садистские замашки при себе и, если это не было возможным, вовсе отказаться от его услуг? Но что-то подсказывало, что это будет неверным решением. Кое в чем Снейп был все же прав, нехотя признал Гарри. Отказавшись от Грина, Гарри упустит свой шанс узнать о Тёмной магии хоть что-нибудь: книги в изобилии описывали темные заклятия и ритуалы, пытки и зелья, он купался в этой информации, как в глубоком водоеме, но чем дальше он проглядывал страницы и отходил от берега, тем больше ему казалось, что он плывет против течения, и пустая глубина под его ногами лишь пугала. Он хотел чувствовать дно, чтобы уверенно оттолкнуться и поплыть в нужную ему сторону, ощутить себя свободным и сильным, а не растерявшимся и бестолково барахтавшимся, каким он сейчас себя чувствовал в этом разделе магии.

Он знал, чего он хотел, и уверенность в том, что ему стоит поделиться этим с Грином, только окрепла. Почувствовав внутренний толчок к действию, он шагнул вперед, но остановился, услышав тихий голос Зибилле раньше, чем увидел ее саму: на коленях у кресла мистера Грина.

Она протягивала руки в жесте мольбы, и, не замечая Гарри, просила старика о чем-то глубоким и ласковым голосом.

Гарри поспешил шагнуть назад и скрыться из видимости. Он был почти уверен, что его появление осталось без внимания, потому что Зибилле Фойгт, та самая Зибилле, что сверлила окружающих холодным, презрительным и равнодушным виглядом, смотрела на мистера Грина с таким обожанием и любовью, что его тут же опалило волной стыда за увиденное. Словно он подсмотрел что-то особо интимное, не для чужих глаз. Выяснить что она там говорила со скудным знаним языка Гарри не представлялось возможным, так что он безшумно вернулся в свою комнату.

Предоставленный сам себе, он занялся будничными вещами: сложил грязную одежду в корзину для белья, сменил воду в клетке для Хедвиг, убрал накопившуюся за время его болезни посуду на прикроватном столике.

Он переоделся, сменив халат, сотворенный Снейпом — очень даже неплохой халат — на более подобающие джинсы и футболку и сел писать письмо Гермионе Грейнжер. Сколько он себя помнил, с ней всегда легче всего было говорить о чувствах. У них с Роном не было прийнято говорить открыто о своих переживаниях, хотя они часто видели друг друга насквозь: «Все в порядке, дружище?» — спрашивал он, и Гарри отвечал «Да», и Рон хлопал его по плечу, прекрасно понимая, что ничего не в порядке, но давал понять о своей поддержке как мог и умел. Найт — вот кто мог выслушать его и дать дельный совет. Ему было не стыдно признаться о том, что он чего-то боится или стыдится, но когда затрагивались некоторые темы, например, верности родине или семье, Найт придерживался принципиальной позиции и говорить с ним было бесполезно, он огораживался своим мнением, словно защитным куполом, и горе тем, кто был с ним несогласен.

Гермиона Грейнжер была проницательной, но ее врожденное любопытство и тяга к решению непростых задач не останавливали ее перед щекотливыми делами. Она также могла помочь дельным советом, но ее ум был достаточно гибок, чтобы абстрагироваться от жизненной морали и перейти в академическую плоскость — потому ее высказывания многим казались черствыми и сухими.

Почесывая пером подбородок, Гарри добрых десять минут раздумывал, как изложить свою проблему так, чтобы она выглядела как можно более гипотетичной. Он решил начать с правды и честно признался, что у него кое-что случилось (и это было не одно происшествие), что заставило его посмотреть на мир под другим углом. Все, что раньше казалось ему правильным и непоколебимым, сейчас блекло и не выглядело убедительным. Нужно ли выбирать меньшее из зол? Есть ложь во имя добра? А что на счет низких поступков ради общего блага?

Через час он с ужасом обнаружил, что исписал пять листков с двух сторон, но все еще не подобрался к интересующей его теме: моральной этики в учебе и соизмеримость ее с пользой, которую она принесет в последствии. Он перечитал свои душевне излияния и заключил, что они напоминали даже не просьбу о совете или помощи — это, самое меньшее, был крик души.

Теперь он понимал, почему некоторые вели дневники. У Тома Риддла он тоже был, некстати вспомнилось ему. Задавал ли он в нем подобные вопросы?

Гарри отодвинул эту мысль подальше, вновь сосредоточившись на написанном. Ему было жаль проделанной работы — Гермиона бы оценила такую искренность, тем более, что последнее время он мало делился с ней сокровенным — по понятным причинам. Но он был не виноват в том, что все его переживания сосредоточились вокруг Тёмной магии, а больше ему нечем было с ней поделиться.

Грин при первой встрече в кафе заявил, что у него нет друзей. Возможно, их теряют именно так: общих тем становиться все меньше, а искренних эмоций, разделенных друг с другом, не хватает, чтобы общение было легким полным доверия. Тёмная магия выстроила между ним и его друзьями преграду, которая становится все толще, но он не готов выбирать между ними.

Ему внезапно вспомнился школьник-Снейп и мама, которая выставила ему ультиматум, и он раздраженно раз гладил пергамент, решив переписать некоторые предложения — поменьше драмы, и выпустить пару абзацев — побольше фактов. Вот так сойдет.

Еще раз бегло просмотрев письмо, словно нюхлер выискивая улики между строк, за которые мог бы зацепиться глаз Гермионы, он не заметил ничего компрометирующего и свернул пергамент в трубочку.

Уже привязывая послание к лапке Хедвиг, он кое-что вспомнил и не поленился развернуть пергамент и приписать постскриптум с отдельной просьбой. Затем он снова запечатал письмо и выпроводил Хедвиг в дорогу.

«Ликуй, Гермиона, я еще никогда не писал тебе таких длинных писем!» — Гарри уже представлял, каким сюрпризом это будет для Грейнжер. Она часто сетовала на то, как мало они с Роном писали ей на каникулах.

Высказавшись на куске пергамента, Гарри с удивлением отметил, что более-менее обрел душевное равновесие — его настроение улучилось. Теперь ничто не отвлекало его от осмысливании сцены, раз за разом встававшей у него перед глазами и вызывавшей ненужные ассоциации со Снейпом, мамой, Тёмным Лордом и Беллатриссой Лестрейнж.

Образ Зибилле Фойгт, сидевшей у ног мистера Грина, отпечатался у него в сознании, а фраза, которую его ухо уловило из общей речи, наслаивалась на эту картинку. Этот созданный ролик проигрывался у него в голове вновь и вновь, словно назойливая реклама.

«Meine dunklen Lord, mein Herr»

Голос, полный страсти. Глаза щенячьего восторга. Руки, цепляющиеся за спадающее одеяло, словно за подол мантии.

«Meine Lord. Мой Лорд»

Гарри знал лишь двух личностей, которые гордо именовали себя так. Возможно, такой титул и не был уж столь редким для Тёмных магов?

Возможно, они любовники, убеждал себя Гарри, возможно, муж и жена, или просто она его настолько обожает и боготворит, что придумала такое ласковое прозвище. И вообще это не его дело, какие между ними отношения. Безумный старик и одинокая тётка с полувеликаном под боком, много ли для них бывает странностей? Или…

Нет, оборвал себя Гарри.

Глупость какая.

Альбусу Дамблдору такое бы и в голову не пришло.

1. Meine dunklen Lord, mein Herr — Мой Тёмный Лорд, мой Господин (нем.)