Волчье время (джен)

Шасс наблюдал за Домом милосердия с крыши большого склада, расположенного по соседству с госпиталем. И старая каменная ограда, окружающая Дом, и большинство внутренних строений были не особенно высокими, так что с облюбованного Шассом места открывался замечательный обзор на все, что происходит в парке. Меченый в сопровождении своей охраны медленно прохаживался взад-вперед по узенькой тропинке, вьющейся между теплиц с лекарственными травами — должно быть, дожидался, когда к нему выйдет настоятельница. Не считая Крикса, в парке находилась только одна из сестер, которая, присев на корточки, старательно выкладывала вокруг небольшой цветочной клумбы ограду из камней. Призрак сперва не понял, зачем это нужно, но потом сообразил — сейчас, когда от высаженных сестрами цветов остались только неприглядные сухие палки, торчащие из-под слоя первого ноябрьского снега, гулявший по парку человек мог просто не заметить клумбу, растоптав останки розовых кустов.

Сестра Элена вышла из часовни, находившейся в глубине сада, и направилась к дан-Энриксу. Шасс наблюдал за ней, пока его внимание не привлекло какое-то движение на крыше госпиталя. Он обернулся и увидел, как чердачное окно открылось, и оттуда показалась чья-то голова. Призрак едва поверил собственным глазам, когда увидел, как высунувшийся из окна мальчишка перелезает через подоконник и карабкается вверх по мокрой, скользкой черепице. Одетый в серое сукно и шерсть, такие же, как у сестер из Дома милосердия, он казался совсем маленьким и щуплым — с виду ему можно было дать не больше лет семи-восьми. Мальчик замешкался, чтобы закрыть окно, а потом отпустил последнюю опору и пошел по коньку крыши, широко раскинув руки. Шасс прищурился. Маленькая фигурка на фоне бледного ноябрьского неба ужаснула бы кого угодно, но на самом деле шансы парня в большей степени зависели не от того, насколько хорошо он умеет держать равновесие, а от того, заметит ли он Призрака, укрывшегося на соседней крыше. Если мальчишка обернется, то придется от него избавиться.

Но мальчик не смотрел по сторонам. Огибая попадавшиеся на его пути препятствия в виде каминных труб, он продвигался к краю крыши — туда, откуда было лучше всего видно Крикса и его гвардейцев.

Сообразив, что парень выбрался на крышу, чтобы посмотреть на Меченого, Шасс беззвучно ухмыльнулся. У них с мальчишкой оказалось много общего. Вот только этот мальчик по какой-то странной прихоти природы совершенно не боялся высоты, а Шасса в его возрасте она пугала до головокружения и неприятных спазмов в животе. Сейчас-то он уже почти не помнил, почему вид разверзающейся под ногами пропасти когда-то вызывал в его душе такое острое смятение — в Айн-Рэме выживают только те, кто сможет победить свой страх быстрее, чем этот страх тебя убьет — но ясно видел, что воспитаннику Дома милосердия не приходилось перебарывать себя или прикладывать усилия, чтобы решиться сделать следующий шаг. Этот ребенок шел по узкой, мокрой балке так же просто и уверенно, как остальные люди ходят по земле.

Сестра Элена с ее спутником неспешно обогнули старую теплицу и направились в сторону лазарета. Мальчик попятился назад к трубе, должно быть, опасаясь, что его заметят. В груди Шасса шевельнулось нехорошее предчувствие — его отточенная интуиция предупреждала, что сейчас произойдет несчастье. Будь это Айн-Рэм и кто-то из его учеников, которых ему пришлось бросить ради Белоглазого, в эту самую секунду Шасс остановил бы тренировку. Крыша была мокрой от растаявшего снега, и нога мальчишки соскользнула. Он упал и покатился вниз по скользкой черепице, отчаянно пытаясь ухватиться за какую-то опору, обдирая пальцы и захлебываясь криком. Меченый, который чинно шел по узкой парковой дорожке, держа под руку сестру Элену, удивленно вскинул голову — и тут же, расшвыряв своих гвардейцев, бросился вперед.

Достигнув края крыши, мальчик зацепился за него руками и повис, вопя от ужаса. Шасс ясно видел, что у мальчика не хватит сил, чтобы подтянуться и залезть обратно. По большому счету, даже то, что он все еще не свалился вниз, держась, считай, одними пальцами, можно было считать чудом...

Меченый промчался через припорошенную снегом клумбу, походя снеся заботливо поставленную сестрами ограду. "А может, и успеет" — промелькнуло в голове у Шасса. Собственно, его все это совершенно не касалось, но ему почти хотелось, чтобы Меченый успел. Словно в ответ на эти мысли левая рука мальчишки соскользнула — а еще мгновение спустя он рухнул вниз.

Все-таки опоздал, — подумал Шасс. Умением двигаться стремительно и быстротой реакции Шасс выделялся даже среди Призраков, но сейчас подхватить мальчишку не успел бы даже он. Его слегка кольнуло сожаление. Маленький верхолаз был удивительно бесстрашен, жаль, что такое редкое качество пропадает так глупо и бессмысленно.

Дан-Энрикс пролетел оставшееся расстояние одним нечеловеческим прыжком и оказался под стеной в ту самую секунду, когда парень должен был удариться о землю.

Инерция падения все-таки сбила Меченого с ног, и он перекатился по земле, прижав к себе мальчишку — грязь и мелкий гравий полетели во все стороны. Призрак в своем укрытии пошевелился в первый раз за эти два часа и изумленно выдохнул. Нет, Белоглазый был не прав — магия это или нет, но Меченый очень опасен, и покончить с ним будет непросто.

Крикс ощутил сильный толчок, отбросивший его назад и вбок. Он выставил вперед плечо, чтобы смягчить падение, и сразу же перекатился на спину. Придя в себя, он осознал, что лежит на земле, прижав к себе упавшего — мальчишку лет семи. По-видимому, целого и почти невредимого... чего нельзя было сказать про самого дан-Энрикса. Болело ушибленное при падении плечо, по левому виску стекало что-то липкое, а острые осколки черепицы впивались в ногу даже сквозь штаны.

Крикс медленно перевернулся, стряхивая с себя только что спасенного ребенка, и потрогал бровь — под пальцами мгновенно запылала боль. Края у раны разошлись, как кожица на перезрелой сливе. Зажмурившийся в момент падения мальчишка неуверенно открыл глаза. По разумению дан-Энрикса, ему бы следовало закричать или заплакать, но он молчал — должно быть, еще не успел оправиться от потрясения. Повернув голову, дан-Энрикс обнаружил рядом леди Эренс — бледную, с закушенной губой. Крикс мысленно спросил себя, не был ли этот мальчик родственником настоятельницы.

— Все хорошо, сестра Элена. Думаю, он цел, — сказал дан-Энрикс, поднимаясь на ноги.

— Хвала Создателю, — тусклым от пережитого испуга голосом отозвалась Элена Эренс. Она крепко прижала мальчика к себе, дрожащими руками гладя его по кудрявым темным волосам. В отличие от сестры Эренс, Меченый уже достаточно пришел в себя, чтобы почувствовать желание надрать паршивцу уши. Какие фэйры его понесли на крышу? И какой болван — Хегг бы его побрал! — забыл закрыть чердачное окно?!

— Поблагодари монсеньора, Астер, — сказала сестра Элена мальчику. — Лорд дан-Энрикс только что спас тебе жизнь.

— Спасибо, — отозвался тот, искоса посмотрев на Меченого из-под локтя настоятельницы.

— Молодец, — отозвалась Элена машинально. Кажется, она не очень вслушивалась в то, что говорит. — Дай-ка я взгляну, что у тебя с руками... это нужно будет обработать. И колено тоже. Как ты мог залезть на эту крышу?! — видимо, первое потрясение прошло, и сестра Эренс начала сердиться. К бледному, как будто восковому лицу женщины мало-помалу приливала кровь. — Ты же пообещал!..

Астер смутился.

— Я забыл.

— Ничего подобного! — сердито перебила леди Эренс. — Ничего ты не забыл; просто соскучился и захотел попробовать еще раз. Ну и как? Это было достаточно приятно, чтобы ради этого разбиться насмерть?

— Я думал, что не упаду. Я никогда не падал!

— Я надеюсь, что теперь ты понял, что такое может произойти в любой момент и независимо от твоего желания?..

Астер кивнул, хотя, судя по выражению его лица, сам он по-прежнему придерживался другого мнения. "Надо сказать сестре Элене, чтобы они запирали окна" — подумал Меченый. Элена посмотрела на него.

— У вас разбита бровь. Пойдемте в лазарет, я наложу вам швы.

Меченый собирался возразить, что этой мелочью он в состоянии заняться сам, но потом посмотрел на свои руки — пальцы все еще дрожали — и кивнул. Пожалуй, так и в самом деле будет лучше. Следуя за настоятельницей, он вошел в большое каменное здание, с крыши которого упал мальчишка, и поднялся на второй этаж.

— Не возражаете, если я начну с Астера?.. — спросила настоятельница, открывая перед ними дверь просторной, светлой комнаты с рядами пустых коек вдоль стены. Меченый кивнул и устало присел на ближнюю к двери постель, прямо поверх шерстяного одеяла. Усадив Астера на табурет, сестра Элена аккуратно обработала ссадины на его ладонях и наложила повязку на разбитое колено. В голове у Меченого промелькнуло, что, если в роли лекаря сестра Элена была безупречна, то с задачами воспитательницы она управлялась куда хуже. Занимаясь своим делом, женщина пыталась выговаривать мальчишке за неосторожность, едва не стоившую ему жизни, но Астер, похоже, уже напрочь позабыл про эту ситуацию. Он ныл, вертелся, с любопытством косился на Меченого и, похоже, пропускал увещевания сестры Элены мимо ушей. У воспитанника леди Эренс были серые глаза, казавшиеся совсем круглыми, и целая копна темных кудрей.

— Глаза у него в точности такие, как у его матери, — заметил Крикс, как только Астер получил свободу, и, ликуя, выскочил за дверь.

Сестра Элена удивленно посмотрела на него.

— Откуда вы узнали, что это сын Бренн?

— Она спросила у меня, как ей назвать ребенка. Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову. Я был уверен, что она забудет то, что я сказал... А часто Астер лазает по крышам?

— Он все время где-то лазает. В начале он ходил во сне. Иногда просыпался в таком месте, что никто не мог понять, как он туда забрался. А потом он начал забираться в те же самые места и наяву. Я пробовала объяснить, что это глупо и опасно, но он говорил — но я же не упал, когда я спал! Однажды я увидела, как он спрыгнул на клумбу из окна второго этажа, и побежал куда-то, даже не остановившись — так, как будто вышел через дверь. Он ведет себя так, как будто бы он птица.

Меченый спросил себя, было ли это просто совпадением, или так получается всегда, когда ребенка называют в честь Нэери?

— С ним вообще бывает сложно, — задумчиво сказала сестра Эренс. — Он слишком умен для своих лет, поэтому со сверстниками ему скучно. А те, кто старше, не берут его к себе. Он все время один, либо читает, либо помогает сестрам.

— Читает?.. — удивился Крикс. В Лаконе он привык к тому, что мальчики гораздо старше Астера едва-едва владеют грамотой, а уж заставить их сидеть над книгой могло только присутствие Наставника, стоящего у них над душой.

— Кажется, ему было года три, когда он начал разбирать слова. Ну а к пяти он уже прочитал все "Старые и новые сказания".

— Ну надо же... А как дела у Бренн? — еще произнося этот вопрос, Крикс уже понял, каким будет ответ. Раз Астер здесь, с Эленой Эренс, значит...

— Да, — кивнула настоятельница, встретив его взгляд. — Бренн умерла. Мне очень жаль.

— При родах? — спросил Крикс, вспомнив неотступный страх, преследовавший его на протяжении тех месяцев, когда Бренн находилась в ставке Серой сотни.

На лице Элены Эренс промелькнуло удивление, но потом она поняла, что он имел ввиду и покачала головой.

— Нет-нет. Тогда все прошло хорошо... Бренн умерла прошлой зимой, от опухоли в горле. Сестры сообщили мне об этом и спросили, что им делать дальше. Обычно мы отправляем всех сирот в приют, поскольку монастырский госпиталь — не самое подходящее место для детей. Но Астер жил в нашем Доме с самого рождения, и сестры не решались с ним расстаться. Я попросила их отправить Астера ко мне. Я много занималась им, пока жила в Бейн-Арилле. Вы, вероятно, помните, что было с Бренн. Она была к нему привязана, но она не справлялась с ролью матери. С того момента, когда Астер начал говорить, он был в гораздо большей степени моим ребенком, чем ребенком Бренн. Так что, когда ее не стало, я подумала, что я могу взять Астера к себе. Теперь он мой приемный сын.

— Спасибо вам, — с усилием произнес Меченый, чувствуя глухую боль в груди — как будто бы из его сердца с кровью вырвали кусок, в котором он хранил воспоминания о Бренн, и заменили его словом "умерла", холодным и тяжелым, как могильный камень. Сестра Эренс пристально взглянула на него.

— Вы говорите так, как будто это ваш ребенок, — поведя плечом, заметила она. — Вам не за что меня благодарить. К тому же, я заботилась о нем не только потому, что он остался сиротой... Я люблю Астера не меньше, чем если бы он был моим.

— Да, я заметил, — согласился Крикс.

Пока Элена обрабатывала рассечение, присев на край его кровати, Меченый скосил глаза, оглядывая залитый солнечным светом лазарет. Пустые, аккуратно застеленные койки, чисто подметенный пол и косые потоки солнечных лучей из окон придавали помещению праздничный вид.

— Я смотрю, больных у вас немного?.. — спросил он.

— У нас есть еще несколько палат на третьем этаже. Но да, больных немного... Раньше нам едва хватало коек, а теперь — вы сами видите. Люди уверены, что это магия. Они связывают это с вашим возвращением в Адель.

— А-а, — лаконично отозвался Крикс.

Между бровей сестры Элены появилась складка.

— "А", и все? Больше вы ничего не можете сказать? Вас не смущает то, как люди истолковывают это... совпадение?

Меченый подавил тяжелый вздох. Ему совершенно не хотелось начинать подобный разговор, но настоятельница задала прямой вопрос, а врать дан-Энрикс не умел и не любил.

— Не думаю, что это совпадение, — ответил он.

Элена Эренс прекратила вычищать песок из его раны.

— Значит, вы в самом деле верите, что вы — наследник Альдов?.. Но ведь это невозможно!

— Почему?

— Вы же обычный человек! — сказала настоятельница, глядя на него с тем же укоризненным сочувствием, с которым полчаса назад смотрела на разбившего коленку Астера. Меченый невольно улыбнулся.

— То есть Эвеллир, по-вашему, не человек?

— Я думаю, вы понимаете, о чем я говорю, — ответила сестра Элена. — Вам не кажется, что Эвеллир должен был быть каким-то другим человеком? Например, не убивать людей и не носить оружия?.. Не понимаю, как вам удается верить в то, что вы способны положить конец страданиям и злу, если вы сами причиняете другим страдания, и совершаете ошибки, да и вообще ничем не отличаетесь от остальных людей.

Меченый стиснул зубы. Может, у него что-то не так с лицом или с манерой говорить?.. Иначе почему сестра Элена думает, что он излишне, неоправданно самоуверен, когда сам он постоянно чувствует себя, как человек, идущий по канату над бездонной пропастью? Крикс постарался отогнать воспоминания о виденном в Кошачьей башне, но воспоминания, немного потускневшие после беседы с ворлоком, сейчас опять казались свежими, болезненно реальными. "Он мог бы отказаться от участия в суде, мог добиваться встречи с вами, мог попробовать поднять мятеж и самому возглавить оборону Руденбрука..." Может быть, Интарикс прав, и он на самом деле бросил Эсселвиль на произвол судьбы? Нет, Олварг всегда был мастером перетолковывать реальные события, сплетая из доступных фактов паутину лжи. Мэтр Викар сказал, Олварг хотел, чтобы он чувствовал вину, считал случившееся в Руденбруке следствием своей ошибки. Крикс, в общем-то, и сам прекрасно знал эту манеру Олварга, но почему-то очень важно было слышать, как эту же мысль озвучивал кто-то другой. Беда в том, что, если он всерьез задумается о последствиях своих ошибок, то больше не сделает ни одного движения — его просто парализует от бессилия и ужаса. Сестра Элена вряд ли представляет, что это такое...

Как же мне все это надоело, с раздражением подумал Крикс. Когда им что-то нужно, люди почему-то не стесняются прийти и попросить, чтобы я сделал для них невозможное. Если им нужен Эвеллир, я должен выбросить из головы, что я "обычный человек, способный совершать ошибки", и каким-то чудом сделать то, чего от меня ждут. А в остальное время нужно — ради моего же блага! — всячески спускать меня с небес на землю, утверждая, что я слишком много на себя беру.

— Я понимаю. Вы надеялись, что Эвеллир будет прекрасным, идеальным человеком, никому и никогда не причинявшим зла. Мне очень жаль, что я не оправдал ваших ожиданий. — сказал дан-Энрикс сухо.

Судя по лицу Элены Эренс, она видела, как глубоко ее слова задели собеседника.

— Простите... Я не могу признать вас Эвеллиром — это было противоречило всем моим убеждениям — но я, вне всякого сомнения, не вправе вас судить.

— Вы просто говорили то, что думали, — пожав плечами, сказал Крикс. И отвернулся, чтобы дать Элене наложить оставшиеся швы. Пару минут в комнате было очень тихо. Меченый прикрыл глаза и, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься — и от мыслей о ночном видении, и от неизбежной, несмотря на все искусство леди Эренс, боли — попытался представить, что сейчас делает Олрис. Солнце уже поднялось довольно высоко, скорее всего, его утренняя тренировка в Академии уже закончилась, и он отправился к Саккронису, который занимался с ним и Ингритт аэлингом.

— Вот и все, — сказала леди Эренс, отложив иглу. — Хотите посмотреться в зеркало?

"Зачем? Проверить, гармонируют ли швы с клеймом?.." — хотел съязвить дан-Энрикс, но в последнюю секунду передумал. Голос женщины звучал расстроенно — видимо, Элена Эренс до сих пор переживала, что ее "бестактность" погрузила гостя в мрачное молчание. Его раздражение, по правде говоря, было направлено совсем не на нее, но настоятельница этого не знает...

— Было бы неплохо, — кивнул Меченый. В том, что швы наложены настолько хорошо, насколько это в принципе возможно, он и так не сомневался, но сестра Элена будет рада, если он проявит интерес к ее работе.

Но посмотреть на себя в зеркало ему не довелось. В дверь лазарета постучали, и в комнату заглянули сразу двое — женщина, которая работала в саду, и капитан его охраны, Витто Арриконе. Оба выглядели чем-то встревоженными, и заговорили хором, слишком торопясь, чтобы дать спутнику возможность высказаться первым.

— ...Госпожа Элена, в парке люди Рована Килларо и он сам. Я подумала, что вы должны об этом знать.

— ...Мессер, я только что послал гвардейца к Западной стене за подкреплением. Я думаю, вам стоит оставаться наверху.

— Что они делают? — спросила леди Эренс.

— Пока что ничего. Они расположились возле трапезной, мешают сестрам выйти и говорят о том, что наш Дом позорит Орден милосердия, принимая самозванца и еретика.

— Я разберусь, — пообещала настоятельница, поднимаясь на ноги. Меченый тоже встал.

— Простите, леди Эренс, но я не могу оставить вас одну. Килларо трус, но его люди могут быть опасны.

Арриконе беспокойно шевельнулся.

— Мой принц, если позволите...

— Не позволяю, — перебил дан-Энрикс. Дураку понятно, что Килларо притащился в Дом милосердия из-за него, надеясь, что удастся спровоцировать скандал — и, разумеется, разумнее всего было бы не давать ему такой возможности. Но, даже если бы Килларо заявился в госпиталь не ради ссоры с Меченым, все равно было бы нечестно предоставить сестрам в одиночку разбираться с группой неуравновешенных фанатиков. Саму настоятельницу Ровану с его друзьями ни за что не запугать, а вот помощницы Элены Эренс будут чувствовать себя спокойнее в присутствии гвардейцев.

— Вам следовало бы послушать вашего телохранителя, — заметила сестра Элена, быстро спускаясь по лестнице. — Там, где женщина решит вопрос словами, конфликт между мужчинами почти всегда приводит к драке.

Меченый пожал плечами.

— Может быть. И все-таки, когда имеешь дело с невоспитанной и злой собакой, лучше иметь под рукой камень или палку.

День Олриса не задался с самого начала. Во-первых, он проспал, так что пришлось забыть о завтраке. Во-вторых, Олрис пробежал весь путь до Академии и заработал себе колотье в боку, но это оказалось бесполезной жертвой — когда он, задыхаясь, выбежал на Малую турнирную площадку, оказалось, что наставник Вардос уже там. Причем, судя по выражению его лица, он находился там достаточно давно.

— Вы опоздали, — холодно заметил мастер. Эта привычка называть его на "вы" сильно обескураживала Олриса в первые дни, но за прошедшие недели он привык. Тем более, что уважением тут даже и не пахло.

— Извините, мастер... — пробормотал Олрис, тяжело дыша.

— Берите меч.

Олрис хотел сказать, что ему нужно хоть немного отдышаться, но, посмотрев на Вардоса, подумал, что с тем же успехом можно попросить о передышке мраморную статую. Он подхватил тяжелый меч, надеясь, что, видя его старательность, наставник хоть чуть-чуть смягчится. Но не тут-то было.

— Плохо. Очень плохо, — недовольно сказал Вардос, без труда парировав первую серию ударов и без всякой жалости заехав Олрису по пальцам. — Вы не выспались?..

Вопрос наставника звучал достаточно нейтрально, но Олрису показалось, что Вардос догадывается о том, как он провел вчерашний вечер. Кровь мгновенно прилила к лицу, и Олрис пожалел, что у него не такая смуглая кожа, как у Меченого — было бы не так заметно, когда он краснеет. Накануне Ингритт позвала его гулять по городу, и они набрели на заведение, где выступал тарнийский менестрель.

Помимо всего прочего, он исполнял баллады о дан-Энриксе. Хотя час был уже довольно поздний, и им следовало возвращаться во дворец, Ингритт уговорила Олриса остаться и послушать — благо, Меченый выдал им кошелек, набитый серебром и медью, и сказал, что они могут тратить эти деньги, как угодно. За прошедшую неделю они так и не истратили ни одной медьки — Олрис стеснялся что-то покупать, боясь, что его не поймут или станут смеяться над его произношением. Но хозяин заведения, в которое они зашли, сам был тарнийцем и держал свою таверну, главным образом, для земляков. Он так красочно расписывал, что есть на кухне, что Олрису страстно захотелось заказать все эти замечательные вещи, и за следующую пару часов они успели перепробовать самую разную еду — липкие, сладкие медовые шары, окутанные головокружительным цветочным запахом, мясо на шпажке, устрицы, горячее вино со специями, горький темный эль... Все было таким вкусным, что Олрису совершенно не хотелось думать обо всяких глупостях — вроде того, что пиво не мешают с эшаретом. В результате из трактира они вышли уже за полночь, смеясь, как сумасшедшие, и хлопая друг друга по плечам…

Нет, Вардосу определенно не стоило знать, как он провел вчерашний вечер.

— Я поздно лег. Саккронис завалил меня работой, — потряся ушибленной рукой, чтобы ослабить боль в разбитых пальцах, сказал Олрис.

— Вы должны говорить на аэлинге, а не на тарнийском, — холодно напомнил Вардос. Олрис растерялся. "Поздно лег" — это перевести несложно, но как будет — "завалить работой"? Надо как-нибудь попроще. Поручил... как будет "поручил"?!

— Я смотрю, с Саккронисом вы занимаетесь так же успешно, как со мной, — заметил мастер, поджимая губы. — Вы, вообще-то, понимаете, что любой первогодок из Лакона трудится гораздо больше вас?.. Я согласился заниматься с вами исключительно из уважения к дан-Энриксу. Но, если вы намерены опаздывать, спать на ходу или не выполнять мои задания, то я не стану тратить на вас свое время.

Олрис едва не сказал, что он тоже не рвался обучаться именно у Вардоса. Да и дан-Энрикс, если уж на то пошло, не просил у главы Лакона тратить на него свои бесценные свободные часы. Когда Олрис сказал, что он хотел бы продолжать учиться бою на мечах, втайне надеясь, что дан-Энрикс сам займется его обучением, тот несколько секунд обдумывал его слова, после чего сказал — "Что ж, я схожу в Лакон и выясню, сможет ли кто-нибудь из мастеров заняться с тобой фехтованием. Надеюсь, это будет Хлорд. Он был моим Наставником, когда я сам учился в Академии. Уверен, он тебе понравится".

Вернувшись из Лакона, Меченый выглядел обескураженным. "Хлорд снова обучает первогодков, так что у него нет времени на дополнительные тренировки, — сказал он. — Мастер Вардос сказал, что из всех менторов только у него нет своего отряда, так что он займется этим сам. Ты должен быть на Малой турнирной площадке завтра в семь утра".

"А кто он, этот Вардос?.." — спросил Олрис с любопытством. Меченый смущенно отвел взгляд. "Наставник Вардос — не особенно приятный человек, — ответил он после недолгой паузы, как будто извиняясь перед Олрисом. — Но он, вне всякого сомнения, прекрасный фехтовальщик... Когда я учился в Академии, мы с ним не ладили — но, если бы он вызвался заняться со мной фехтованием, я бы не отказался. Он очень хорош. Настолько же хорош, как Ирем. Так что постарайся примириться с его поведением".

Олрис тогда самонадеянно решил, что иметь дело с Вардосом уж точно будет проще, чем учиться фехтованию у Дакриса, который колотил Олриса за ошибки или недостаточное, с его точки зрения, усердие. Крикс говорил, что мастера в Лаконе никогда не бьют своих учеников. Значит, самое худшее, что может сделать ему этот Вардос — это браниться и орать, а чью-то ругань вряд ли стоит принимать всерьез. Но очень скоро Олрису пришлось признать, что он ошибся по всем пунктам. Во-первых, мастер Вардос не кричал — он всегда говорил, не повышая голоса. А во-вторых, после нескольких тренировок с ним Олрис начал скучать по Дакрису. Заметив его ошалевший вид, дан-Энрикс сжалился над Олрисом и рассказал о своих собственных конфликтах с Вардосом. Даже сейчас воспоминание об этом разговоре помогло ему приободриться. Если мастер Вардос не солгал, говоря об уважении к дан-Энриксу, то, вероятно, он зауважал дан-Энрикса уже после его ухода из Лакона.

Подумав об этом, Олрис улыбнулся — и, наткнувшись на холодный взгляд наставника, сообразил, что допустил ужасную ошибку.

— Думаю, я вас переоценил, — заметил Вардос. — Вы ведете себя, как ребенок. Может быть, вы сможете сосредоточиться, если будете заниматься с кем-нибудь, кто ближе к вам по возрасту. Пойдемте.

Олрис не рискнул спросить, куда они идут, и молча последовал за мастером. Они прошли через парк и вышли на площадку, где тренировалась пара дюжин мальчиков в серых лаконских куртках. Все они были гораздо младше его самого.

— Мастер Талгвир, если не ошибаюсь, у вас нечетное число учеников? — спросил наставник Вардос, обращаясь к бледному, светловолосому наставнику. — Поставьте кого-нибудь в пару с этим юношей.

Олрис яростно посмотрел на мастера.

— Вы шутите?.. Они же мелкие!

Он был готов к тому, что Вардос снова скажет, что он должен говорить на аэлинге, но наставник хмыкнул.

— Третий год обучения, — уточнил он. — Поверьте, это максимум, на что потянут ваши фехтовальные таланты.

— Я не хочу тренироваться с этой мелюзгой.

— Дело ваше, — равнодушно согласился Вардос. — Вы найдете выход сами, или мне велеть кому-нибудь из этой мелюзги вас проводить?..

Олрис представил, как он возвращается и сообщает Криксу, что он отказался от учебы, потому что Вардос над ним посмеялся, и, сжав зубы, изъявил готовность заниматься с тем, с кем скажет мастер. Веснушчатый кареглазый парень, выбранный Талгвиром, был на голову ниже его самого, и на Олриса поначалу смотрел настороженно. Но с тренировочным мечом он обращался очень ловко, и приемы, которые им показывал наставник, у него получались едва ли не лучше, чем у Олриса. Примерно к середине тренировки лаконец расслабился настолько, что начал обидно ухмыляться над его ошибками. Потеряв терпение, Олрис с особой силой отразил очередной удар противника и толкнул его так, что парень полетел на землю. Сбить мальчишку с ног оказалось неожиданно легко — Олрис успел забыть, что он гораздо тяжелее своего противника. Рядом мгновенно оказался мастер, которого Вардос называл Талгвиром.

— Спокойнее, — сухо заметил он.

— Я не хотел, — пробормотал Олрис виновато. — Это вышло случайно.

— Нет, не случайно, — тихо сказал мастер. — Ты был зол и сделал то, что тебе подсказала злость. Тебе следует лучше себя контролировать.

Олрис кивнул, стараясь не смотреть на мастера. Талгвир, в отличие от Вардоса, ему понравился, и ему совершенно не хотелось выглядеть, как человек, который не в состоянии держать себя в руках. Его противник между тем поднялся на ноги, сердито глядя на него исподлобья.

— "Йа не ха-тел" — вполголоса передразнил он Олриса, когда наставник отошел. Олрис спросил себя, действительно ли его аэлинг звучит настолько отвратительно.

— Заткнись, — отрезал он.

— "Саткни-ись".

Олрис сообразил, что зря отреагировал так резко — если бы он пропустил эти слова мимо ушей, веснушчатый бы быстро успокоился. Но теперь, когда он понял, что насмешки над его произношением задевают Олриса, он будет изводить его, что бы тот ни сказал. Можно подумать, этот парень выглядел бы менее смешно, если бы ему пришлось говорить на чужом языке!..

Олрис с надеждой покосился на ползущее по небу солнце. В двенадцать тренировка кончится, и все ученики пойдут обедать, а он сможет выбраться отсюда и пойти в Книгохранилище, к Саккронису. Пытаться разбирать слова по книге, да еще и на едва знакомом языке, было даже сложнее, чем учиться фехтованию — но в том, что касается чтения, Крикс проявлял непостижимую настойчивость, а ради Меченого Олрис готов был на что угодно, хотя гадкие, похожие на муравьев значки рябили у него перед глазами и, с некоторых пор, мерещились ему даже во сне.

Но, в сущности, Саккронис был очень приятным человеком, и, когда он видел, что Олрис устал, он всегда позволял ему отвлечься и рассказывал что-нибудь интересное. Кроме того, прежде, чем приступить к уроку, они обязательно обедали, а это значило — по меньшей мере полчаса не заниматься чтением, а сидеть за столом, есть то, что архивариусу принесут из "Черного дрозда", и болтать обо всем подряд. Раньше Олрис ни за что бы не подумал, что он может подружиться с таким древним стариком, как архивариус, который был стар уже тогда, когда дан-Энрикс еще был ребенком. А между тем, с Саккронисом часто бывало так же весело, как с Ингритт. Олрис подумал, что он с удовольствием бы оказался в обществе библиотекаря вместо того, чтобы терпеть злорадство и насмешки мелкого поганца. Но, судя по солнцу, до конца лаконской тренировки оставался еще целый час.

* * *

После того, как Меченый вошел в здание лазарета вслед за леди Эренс, Призрак с величайшей осторожностью отполз от края крыши, убедился, что убрался достаточно далеко, чтобы охрана Меченого не заметила ничего подозрительного, и, пригнувшись, добежал до торца дома. Там он вытащил из внутреннего кармана маленькое зеркальце и, поймав на него бледный луч ноябрьского солнца, несколько раз повернул зеркальце туда-сюда. Через несколько секунд с покатой крыши склада, расположенного на соседней улице, ответили такой же ярко-белой вспышкой, а спустя еще примерно полминуты солнечные зайчики забегали по крышам трех соседних мастерских. Убедившись, что люди Белоглазого на месте и ждут его сигнала, Шасс припрятал зеркальце и вернулся на свой наблюдательный пост, чтобы не пропустить момент, когда дан-Энрикс соберется уезжать.

Добиться, чтобы Белоглазый послал с Шассом часть своих людей, которые обычно охраняли его в Мирном, было не так просто. Когда Шасс сказал, что для того, чтобы наверняка покончить с Меченым, ему понадобится несколько помощников, его принципал презрительно скривил тонкие губы и изрек: "Я слышал, когда ваш Владыка выезжает в город, то на крышах стоят лучники, которые могут за сто шагов попасть в серебряный динэр. Чем посылать сюда тебя, лучше бы Ар-Шиннор дал мне парочку таких ребят. Они давно бы пристрелили Меченого вместо того, чтобы без толку любоваться на него!". Шасс понял, что заказчик намекал на его предыдущие доклады, в которых он рассказывал о выездах дан-Энрикса и об организации его охраны. Призрак промолчал, в очередной раз удивляясь глупости клиентов, рассуждавших о вещах, о которых они не имели ни малейшего понятия. Слабенькие городские самострелы, которыми пользовались горожане или "сумеречники", не годились для стрельбы с большого расстояния, здесь нужен был хороший арбалет или лук, а их не спрячешь под плащом. Положим, лучники Владыки в самом деле славились способностью мгновенно пристрелить любого подозрительного человека в толпе, но ведь охране Ар-Шиннора ни к чему скрываться от посторонних глаз — напротив, подданным всегда полезно видеть, как тщательно охраняют государя. А Призраку нельзя ходить по городу с оружием, да и на крыше тоже нужно оставаться незаметным — охранники дан-Энрикса не дураки, все время озираются по сторонам и моментально среагируют на любое подозрительное движение. Хорош убийца, который встает на крыше во весь рост, чтобы стрелять из лука, или наводит на цель громоздкий арбалет...

Нет, то, что хорошо для штурма, совершенно не годится для убийства, и недаром Шасс не мог припомнить ни одной истории о том, как Призрак устранял намеченную жертву выстрелом из арбалета. Чего стоит одна подготовка к выстрелу — встать во весь рост, наступить на стремя, зацепить тетиву взводным крюком... определенно, Белоглазому стоило попытаться это сделать самому, прежде чем раздавать дурацкие советы!

Шасс полагал, что его план куда надежнее, не говоря уже о том, что этот план оставлял исполнителю вполне приемлемые шансы на спасение. В Айн-Рэме им внушали, что они должны в любой момент расстаться с жизнью, чтобы выполнить приказ Владыки, и, по правде говоря, большинство Призраков так мало дорожило этой жизнью, что, не задумываясь, жертвовали ей на первом же задании. Шасс не боялся смерти, но он был честолюбив; там, где обычный человек прежде всего подумал бы о том, чтобы обезопасить самого себя, и где обычный Призрак разменял бы свою жизнь, как мелкую монету, Шасс испытывал соблазн еще раз доказать, что он способен сделать невозможное — выполнить порученное ему дело и вернуться в Цитадель живым.

Увидев в парке "истинников", Призрак заскрипел зубами. Только этого недоставало! Теперь люди Меченого позаботятся о том, чтобы тот оставался в здании, пока на помощь не прибудет стража, которая вышвырнет Килларо вон. И, в любом случае, из Дома милосердия Меченый выйдет под усиленной охраной. "Надо было все-таки прикончить Рована Килларо, чтобы не мешался под ногами!" — зло подумал Шасс, глядя на то, как Рован и его молодчики толпятся возле монастырской трапезной.

Разумнее всего было бы отложить намеченное покушение до более удобного момента, но Шасс знал, что Белоглазый не захочет слушать его объяснений про вмешательство Килларо. С его точки зрения, Призрак и без того "подвел" его, заставив слишком долго ждать, да еще вынудив послать в Адель своих людей вместо того, чтобы покончить с Меченым своими силами. Выбора не было, он должен либо сделать то, что ему приказали, и убить дан-Энрикса сегодня же, либо погибнуть самому.

Шасс не поверил собственным глазам, когда дан-Энрикс появился на крыльце вместе с Эленой Эренс, и они решительно направились в сторону трапезной в плотном кольце гвардейцев из эскорта Крикса. Призрак в своем укрытии слегка приподнял брови, втайне посочувствовав орденским рыцарям, которым приходилось охранять настолько беспокойную особу. По разумению убийцы, Меченому следовало оставаться в безопасном месте, а не спешить навстречу неприятностям.

"Истинников" Меченый и сестра Элена увидели издалека — у трапезной их собралось никак не меньше трех десятков.

— Собрал дураков со всей Адели... — выругался Крикс. — Куда только смотрит Ирем?

Вопрос был риторическим, но Витто Арриконе, возглавляющий охрану Крикса, счел необходимым заступиться за своего командира.

— За Килларо постоянно наблюдают, монсеньор, — заверил он. — Но "истинники" тоже не такие дураки, чтобы идти целой толпой через весь город. Я уверен, они добирались сюда по отдельности и встретились буквально перед тем, как войти в парк. Но им это не особенно поможет — вот увидите, через пару минут тут будет городская стража.

Меченый поморщился. В глубине души он и сам понимал, что ни один человек не может уследить за всем, что происходит в городе. К тому же Ирему пришлось немало потрудиться, чтобы выделить для Крикса постоянную охрану. Меченый досадливо подумал, что, пожалуй, мало кто — помимо разве что Валларикса — "обходится" столичной гвардии так дорого, как он; Ирем приставил к принцу две дюжины своих людей, сменяющих друг друга днем и ночью, чтобы обеспечить его безопасность. По сведениям Крикса, ради этого мессеру Ирему пришлось вызвать в Адель орденских эмиссаров из близлежащих городов и даже возложить кое-какие наименее серьезные обязанности в Ордене на кандидатов — к бурной радости последних, справедливо рассудивших, что теперь их шансы попасть в Орден после испытательного срока многократно возрастают.

Когда они дошли до трапезной, сестра Элена отстранила Витто Арриконе, неспеша направилась к группе "истинников" и остановилась в точности напротив Рована Килларо. Мастеровые, только что с заметным удовольствием наседавшие на перепуганных сестер, примолкли, насторожено поглядывая на застывших в стороне гвардейцев.

— Что вам нужно? — сдержанно спросила сестра Эренс у Килларо.

— От элвиенистов и их прихвостней нам ничего не нужно, — выпятив вперед свою бородку, заявил Килларо. — Мы пришли поговорить с вашими сестрами и объяснить им, что они совершают страшную ошибку, принимая в своем Доме святотатца.

Ловко, оценил дан-Энрикс. Внутренние распри унитариев — не дело Ордена, а попытайся "истинники" сделать или же сказать что-то такое, что можно будет истолковать как угрозу принцу крови — Ирем их в бараний рог согнет, и ни один советник городского капитула не рискнет сказать ни слова в их защиту.

— Вы мешаете нам заниматься нашими обычными делами и пугаете больных. Я прошу вас немедленно покинуть этот Дом.

— С чего бы это? Этот Дом принадлежит Создателю. С чего вы взяли, что вы можете приглашать сюда своих друзей-элвиенистов, и при этом выгонять отсюда унитариев?.. Почему эти люди, — Рован дернул подбородком в сторону гвардейцев, — вопреки всем правилам вашего Ордена, вошли сюда с оружием?

Другие унитарии согласно загалдели. Настоятельница ответила, слегка повысив голос, чтобы перекрыть начавшийся шум:

— Вам это, вероятно, неизвестно, но, когда наш Орден основал в столице этот Дом, мы согласились соблюдать все местные законы и традиции. И, в любом случае, вопрос о соблюдении Устава — это внутреннее дело Ордена, которое вас совершенно не касается. Вам так не кажется?

На лице Рована Килларо выступили красные пятна. Выражение "трястись от ярости" всегда казалось Криксу сильным преувеличением, но сейчас, глядя на Килларо, он увидел, что тот действительно дрожит. Меченый удивленно поднял брови, но почти сразу же сообразил, почему безобидные слова Элены Эренс оказали на ее противника такое сильное воздействие. Когда по городу распространился слух о том, что Рован, вопреки его рассказам, никогда не состоял в общине Белых Братьев, а попал туда из-за пристрастия к люцеру, это сделало Килларо посмешищем даже среди столичных унитариев, и теперь он, как и всякий болезненно-самолюбивый человек, решил, что сестра Эренс тоже намекает на его обман.

— Не кажется! Зато мне кажется, что Орден совершил серьезную ошибку, поставив во главе общины женщину, которая была подстилкой лорда Ирема, — прошипел он.

От ярости у Меченого зашумело в голове. Но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, сестра Элена в один шаг преодолела разделяющее их с Килларо расстояние, и Меченый услышал хлесткий звук пощечины.

Килларо пошатнулся от внезапного удара. На одну короткую секунду Крикс увидел сестру Эренс такой, какой, какой она была двадцать с лишним лет назад — аристократку из старого рыцарского рода, а не настоятельницу Дома милосердия.

Оправившись от потрясения, Килларо зашипел, как разозленный кот, и плюнул женщине в лицо. Крикс ощутил, как несколько гвардейцев из его охраны буквально повисли на его плечах, а еще двое рыцарей внезапно оказались прямо на его пути, и Меченый, которого тянули назад в четыре пары рук, едва не выбил себе зубы о чей-то стальной наплечник.

— С дороги!.. — задыхаясь от бессильной злобы, рявкнул Меченый гвардейцам. — Я сейчас прикончу эту мразь!

Вся ярость, которую он носил в себе после вчерашней ночи, вырвалась наружу, и теперь ему хотелось только одного — добраться до Килларо и превратить его бледное, самодовольное лицо в кровавую лепешку, чтобы глава Братства ползал по земле и выл от боли.

Рован попятился, его глаза испугано забегали по сторонам. Наверное, он начал понимать, что, если "синие плащи" послушают дан-Энрикса, то ни один из членов Братства Истины не сможет защитить его от неминуемой расправы.

— Прошу вас, принц... не надо... успокойтесь... — тяжело дыша, упрашивал побагровевший от напряжения Витто Арриконе, изо всех сил стараясь удержать дан-Энрикса на месте. — Слава Всеблагим, ну вот и стажа! — выдохнул он с несказанным облегчением, слегка ослабив хватку на плече дан-Энрикса. — Все, монсеньор... все кончилось. Они уходят.

Правильнее было бы сказать "они убегают", потому что при виде отряда стражников "истинники" бросились врассыпную, верно рассчитав, что так у них будет гораздо больше шансов затеряться в парке и выбраться на какую-нибудь из соседних улиц.

Сестра Эренс подошла к дан-Энриксу, на ходу стирая рукавом плевок Килларо.

— Простите, монсеньор. Я намекала, что мужчины не способны удержаться от насилия, а вместо этого сама...

— По-моему, вы поступили совершенно правильно, — ответил Крикс. — Подонок!.. Если у него есть хоть капелька ума, теперь он уберется из Адели. Клянусь Всеблагими Альдами, после сегодняшнего ему лучше не попадаться на глаза ни мне, ни... лорду Ирему.

Сестра Элена покачала головой.

— Я думаю, что сэру Ирему совсем не обязательно рассказывать подробности этой истории. Если подумать, ничего достойного упоминания и не произошло. В конце концов, мы ведь стремимся, по возможности, предотвращать конфликты между унитариями и элвиенистами, а не подливать масла в огонь?

— Вы правы, — неохотно согласился Меченый, почувствовав, что его сжатые, словно пружина, мышцы постепенно расслабляются. — До свидания, сестра Элена... Я возвращаюсь во дворец.

Стражники с Западной стены явно гордились тем, что провожают самого дан-Энрикса, и шествовали впереди и позади отряда всадников с таким серьезным видом, словно они двигались по вражескому лагерю, а не по самой тихой и безлюдной части города.

Когда они свернули на широкую и относительно прямую улицу, ведущую от Вдовьей доли в Верхний город, Меченый почувствовал, что его верхняя губа болезненно саднит, и стер несколько капель крови тыльной стороной ладони. Посмотрев на руку, он поморщился.

— Напомните, кого вы охраняете, меня или Килларо? — сухо спросил он у Витто Арриконе. Рыцарь опустил глаза.

— Простите, принц. У нас приказ...

— Выкручивать мне руки? — хмыкнул Меченый. Судя по лицу гвардейца, Арриконе был скандализован таким описанием их действий.

— Мессер Ирем приказал любыми методами обеспечить вашу безопасность, — растерявшись, отозвался он.

Меченый против воли рассмеялся.

— Да, это похоже на мессера Ирема... А кстати, он не приказал докладывать ему, где я бываю и что делаю?

Гвардеец в явном затруднении молчал. Дан-Энрикс поднял брови, ощутив режущую боль в месте наложенных Эленой швов.

— Ну вот что, капитан: давайте-ка определимся раз и навсегда. Вы состоите в Ордене, но вы — моя охрана, так что подчиняться вы будете только мне. В частности, я бы хотел, чтобы лорд Ирем ничего не знал про стычку между леди Эренс и Килларо.

Гвардеец молча поклонился. Крикс подумал, что на его месте он бы чувствовал себя довольно неуютно. Когда глава Ордена требует одного, а принц — совсем другого, начинаешь понимать, что, как бы ты ни поступил, ничем хорошим это не закончится.

Какой-то мастеровой, с нежностью прижимающий к груди вместительный кувшин с вином, вышел из переулка и оторопело замер, обнаружив на своем пути дан-Энрикса и его свиту. Стражники сердито замахали на него руками, чтобы он отошел и дал дорогу. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но после пары окриков попятился обратно в переулок. Меченый видел эту сцену только краем глаза, но все же болезненно скривился. Вот, пожалуйста, человек шел куда-то по своим делам, а тут целая прорва стражи и гвардейцев на конях — уйди с дороги, принц изволит возвращаться во дворец!

Вот интересно, сможет ли он хоть когда-нибудь ходить по Адели так свободно, как в те дни, когда он был оруженосцем коадъютора?..

— Насчет мессера Ирема не беспокойтесь, я поговорю с ним сам, — сказал дан-Энрикс Витто Арриконе, возвращаясь к прерванной беседе. Рыцарь открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент мастеровой внезапно размахнулся и швырнул кувшин прямо под ноги стражникам. Кувшин со страшным грохотом разбился о мостовую, и перед глазами Меченого полыхнула такая вспышка, которую можно было видеть разве что во время фейерверка в годовщину коронации.