— Дифферон — это совокупность клеточных форм, из которых состоит линия дифференцировки, либо ряд клеток на разных стадиях… — сухопарая женщина зрелых лет в строгом костюме темно-фиолетового цвета, с высоко забранными гребнем волосами и неприлично яркой помадой на губах вещала с кафедры студентам об основах гистологии. Ее монотонное чтение разносилось по лекционному залу и убаюкивало лентяев на последних партах.
Жади старалась внимательно улавливать каждое слово, так было проще отрешиться от неприятных и надоедливых мыслей. События последних дней были определенным потрясением для нее, и все бы ничего, если бы не странное поведение Лукаса. После визита отца он ушел в себя, молчал, лег на кровать и практически не двигался, а во сне дергался и бормотал какую-то чушь. Жади не столько обидела, сколько испугала его реакция, ведь еще накануне он светился от счастья, узнав про ребенка.
— Запишите определение гистотипической регенерации, — Додо толкнула Жади под локоть, когда преподаватель начала диктовать термин. Ну вот, она снова отвлеклась.
Закончив с лекциями и семинарами, Жади первым делом отправилась не к себе домой, а к дому Латифы. Она притаилась за высоким деревом, где часто прятался Лукас, ожидая ее на свидание. Все та же белая ограда, все те же растения в небольшом садике и изящные своды стен; вон в тех окнах видна гостиная, в той стороне кухня, а там Жади коротала дни и ночи в томительном и одновременно тревожном предвкушении счастья. «Наверное, сначала нужно было позвонить», — с досадой подумала Жади. «Если через двадцать минут я никого не увижу, то уйду». Удача улыбнулась марокканке, и вскоре Зорайде вышла на крыльцо.
— Зорайде! — полушепотом позвала ее Жади из-за забора.
— Аллах, Жади! — схватилась она за сердце. — Что ты здесь делаешь? Тебя увидит Мохаммед.
— Идем, спрячемся! Зорайде, мне так нужно было тебя увидеть!
— Жади, что с тобой случилось? — взволновалась служанка.
— Я беременна, Зорайде! — с блаженной улыбкой поведала девушка.
— Аллах! — только и смогла вымолвить ошарашенная Зорайде.
— А еще мы переезжаем к сеньору Леонидасу, отцу Лукаса. Послушай, ты можешь мне сейчас погадать?
— Нет! — наотрез отказалась женщина. — Даже не проси, это грех!
— Зорайде, прошу! — с горячностью целовала ее руки Жади. — Я не уйду до тех пор, пока ты не взглянешь на мою чашку!
Зорайде тяжело вздохнула: и почему она всегда идет на поводу у этой взбалмошной девчонки? Она покорно вынесла чашку и под раскидистой тенью дерева принялась читать судьбу Жади по кофейному рисунку. Что-то заставило ее вздрогнуть и побледнеть.
— Что там? — сама чуть дыша, спросила Жади.
— Вс-се хорошо, — запинаясь, проговорила Зорайде, однако трясущийся подбородок выдавал ее с головой.
— Нет, не все хорошо! Я вижу, что ты увидела что-то страшное! Зорайде, — взмолилась девушка, — пожалуйста, скажи, что ты увидела? Я должна знать правду, какой бы она ни была.
— Гуща иногда показывает таинственные вещи, я не могу разгадать ее знака на этот раз.
— Не можешь или не хочешь?
— Жади, просто будь осторожна! Это все, что я могу тебе сказать.
— Но ребенок? — не унималась марокканка. — С ребенком все будет в порядке?
— Береги себя и его, — дала ей напутствие Зорайде.
— Это я и без гадания знала, — нахмурилась Жади, но вдруг вспомнила, что она еще даже не поинтересовалась, как дела у Латифы и у самой Зорайде. — Скажи мне, а как вы живете? Что у вас нового?
— Хвала Всевышнему, все хорошо. И было бы еще лучше, если бы ты тогда вышла за Саида и жила с нами, как и должна была.
— Зорайде! Ну сколько можно об одном и том же? А что Саид?
— Что Саид?
— Он… успокоился? — Жади долго не могла подобрать нужное слово.
— Как Зорайде может знать такие вещи? Он мне не докладывает.
— Я боялась одно время, что он захочет нам отомстить.
— Если бы хотел, то уже бы отомстил. Саид очень скрытный человек, Жади, сложно понять, что у него на душе. Но не беспокойся, он не причинит тебе вреда.
— Это хорошо, — улыбнулась Жади. — Очень хорошо. Как я рада была тебя повидать!
— И я тебя, девочка моя, — с болью в сердце обнимала бывшую воспитанницу Зорайде. — Да защитит Аллах тебя и твоего ребенка!
* * *
Пара дней пронеслись, как один миг. Вещи для переезда были уже собраны, Леонидас должен был заехать за молодыми с минуты на минуту. Лукас сидел на диване с ничего не выражающим лицом, Жади присела рядом и попыталась его разговорить:
— Лукас, милый, что с тобой происходит? Ты сам не свой последние дни.
— Не обращай внимания, Жади, — с натянутой улыбкой отмахнулся он. — Просто небольшая хандра.
— Хандра? — переспросила девушка. — Тебя не радует то, что у нас будет ребенок?
— Ну что ты, конечно, радует, — обнял ее за плечи муж. — Я переживаю из-за отца.
— По-моему, сейчас настал прекрасный момент, чтобы помириться.
— Не в этом дело. Мне сложно объяснить тебе…
Ему не дал договорить треск дверного звонка. Леонидас по-командирски вошел в прихожую и подхватил заготовленные чемоданы.
— Вот, так-то лучше, — приговаривал он. — Лукас, захвати еще вон ту сумку. Теперь начинается ваша новая жизнь — жизнь взрослых, ответственных людей, и можете не сомневаться, что я во всем вам помогу на этом пути.
Жади и Лукас удивленно переглянулись, спускаясь по лестнице.
— Жить будете в комнате Лукаса, там уже все готово, а детскую сделаем в комнате для гостей на втором этаже. Что скажешь на это, Лукас?
— Хорошо, папа, — послушно ответил парень, складывая вещи в багажник.
Леонидас открыл дверь автомобиля перед невесткой. Всю дорогу молодая супружеская пара слушала рассказы о торговых контрактах за границей, об акционерах и курсе валют. Жади слегка укачало.
Далва дежурила у самых ворот, ожидая приезда сеньора Леонидаса вместе с молодыми. Она тщательнейшим образом приготовила все для возвращения любимого воспитанника, которого так долго ждала, ну, и для его жены, конечно же.
— Мой мальчик! — бросилась она в объятья Лукаса, только тот ступил на землю из машины. — Неужели ты вернулся, Пресвятая Дева, я не могу в это поверить! Ах, Жади! Ну что, ты поправилась?
— Да, донна Далва, я чувствую себя нормально.
— Теперь тебе нужно как следует питаться и не перетруждаться, — строго напомнила ей Далва. — Я уже жду не дождусь, когда смогу взять на руки малыша, которого ты носишь!
— Вот видишь, твоя семья приняла меня, — радостно сказала Жади мужу, когда они заходили в большой просторный дом Феррасов. — Пусть не сразу, но я счастлива быть здесь с тобой в доме твоего отца.
— Очень хорошо, Жади, — одобрительной репликой вмешался в их разговор Леонидас. — Надеюсь, все наши конфликты и недопонимания остались в прошлом. Далва, отведи мою невестку наверх и покажи комнату Лукаса, в которой они будут жить.
— Да, сеньор, — ответила Далва и повела девушку знакомиться с ее новым жилищем.
— А ты, Лукас, — обратился он к сыну, — зайди в мой кабинет на пару слов. Ты что, собрался куда-то уходить?
— Да, я… — растерянно произнес парень, — я хотел поехать в клуб, мне надо решить кое-какие вопросы со сменой коллектива.
— Какая еще смена коллектива?! — завелся Леонидас. — По-моему, я ясно выразился, чтобы ты оставил это глупое занятие!
— Папа! — рассердился Лукас. — Да ты хоть знаешь, что я со своим глупым занятием чуть не уехал в Европу? И у меня был шанс стать там знаменитым, если бы не… — он осекся, ужаснувшись собственным словам. «Если бы не беременность Жади», — Лукас не осмелился произнести этого вслух.
— В Европу? И что бы ты там делал, наркоманил в местной тусовке? Знаю я прекрасно, чем занимаются в той среде. Посмотри на Лобату: он тоже когда-то был молодой и дерзкий, а теперь взглянуть жалко — только и думает о бутылке, ни в чем на него нельзя положиться!
— Папа… — готов был биться лбом об стену Лукас. — Но я могу хотя бы оставить музыку в качестве хобби и давать концерты по выходным?!
— Хобби? — недовольно переспросил Леонидас. — Тебе что, двенадцать лет, чтобы иметь хобби? Так, Лукас, я не желаю продолжать этот разговор. Иди в свой клуб и скажи друзьям, что ты взрослый мужчина, занимающийся серьезным делом, а посему пусть они продолжают свои игрища без тебя.
Лукас промолчал, едва подавив слезы, однако он твердо решил бороться за право выступать. Хотя бы в группе Анжелы — она не слишком притязательна, она все поймет и не будет требовать ежедневного многочасового присутствия в студии, как Берту. Наверное.