Когда тают миражи (гет)

У ворот дома Мохаммеда в напряженном ожидании стояли двое. Сегодня дядя Али должен был увезти свою племянницу в Марокко на ее собственную свадьбу, но Жади и след простыл.

— Я не знаю, как это вышло, дядя! — причитала и заламывала руки Латифа.

— Проклятье! — процедил сквозь зубы Али.

— Мохаммед приедет, и со мной все кончено. Да защитит меня Аллах! Он подозревал Жади, но не был уверен, а теперь будет.

Дядя Али угрюмо молчал, соображая, что ему делать с непокорной племянницей. Его воображение рисовало самые страшные картины вселенского позора, который будет навлечен на его дом безрассудным распутством Жади. Он, благочестивый мусульманин, смолоду чтил все заветы Аллаха, чтобы в старости на его бедную голову посыпался пепел? Ну уж нет, он найдет способ из-под земли достать плутовку и не допустить своего посрамления.

Из-за угла выехало такси. Латифа вся сжалась в предвкушении крепкого нагоняя от мужа, ведь блудная сестра так до сих пор и не вернулась.

— Дядя Али! Латифа! — воскликнул Мохаммед, вылезая из машины. — Почему Жади до сих пор не готова, мы же договаривались, что поедем сразу в аэропорт!

Девушка попыталась что-то сказать, но вышло невнятное бормотание: у нее леденели руки и ноги, и заплетался язык.

— Мохаммед, — серьезным тоном заговорил с родственником дядя Али, — я буду говорить откровенно: Жади исчезла.

— Нет-нет, Мохаммед, все не совсем так! — заголосила Латифа.

— Латифа… что это значит?! — округлив глаза от ужаса, вопрошал мужчина. — Дядя Али, как же так?!

— Не спешите с выводами, — превозмогая себя, сказал Али. — Рио — большой и опасный город, в нем запросто могут похитить человека, даже если тот просто вышел в магазин за едой. Нам нужно заявить в полицию, вот что нам надо будет сделать. Мохаммед, позвони в Фес, скажи, что Жади заболела и свадьба откладывается до ее выздоровления, и попроси Назиру не звонить, не беспокоить никого и не приезжать. Мы все уладим.

Дяде Али удалось отвести подозрения Мохаммеда ценой доведения его до паники. Искренне поверив в то, что Жади могли причинить вред уличные хулиганы, он носился по своему дому, как петух с отрубленной головой, не зная, за что взяться, кому звонить и куда бежать.

* * *

— Что? — кричала в телефон Назира. — Мохаммед, да говори ты спокойно, я ничего не могу разобрать! Жади заболела?

— Жади заболела? — испуганно переспросил Саид, внимательно улавливая каждое слово.

Сестра только замахала на него рукой, чтобы тот молчал.

— И чем она болеет? Воспалением хитрости? Знаете что, это уже переходит всякие границы! Вопрос о свадьбе будет решать дядя Абдул. Очень может быть, что она не состоится вовсе. Все, разговор окончен!

Телефонная трубка со всего маху опустилась на рычаг.

— Назира, что там произошло? — обеспокоенно поинтересовался Саид. — Свадьба откладывается?

— Да, — ответила женщина, вперив в брата выразительнейший взгляд. — Эта твоя одалиска не успела переступить порог нашего дома, как уже вытрепала нам все нервы. На этот раз она притворилась больной, только бы не ехать в Фес.

— Но почему же притворилась?! Вдруг, ей правда плохо?

— Плохо будет тебе, когда ты женишься на одалиске!

— Назира! — не выдержал Саид. — Позволь мне уже самому разобраться, что мне лучше, а что хуже!

— Неблагодарный! — прошипела лара Назира. — Всю жизнь положила на вас с братом, а вы что? Презираете меня, не слушаете меня, выбрали себе в жены каких-то…

Саид уже не воспринимал упреки сестры. Все его существо захватила какая-то непонятная тревога, ощутимая на физическом уровне, не дающая толком ни на чем сосредоточиться, буквально мешающая дышать. Он бесцельно ходил по комнате взад и вперед, постоянно взглядывая то на телефон, то на часы. Болезнь Жади накануне свадьбы показалась ему дурным знаком, но не только это его беспокоило. Он боялся, как бы не… Нет! О таком даже думать нельзя.

* * *

Дело шло к вечеру. Переполох в доме Мохаммеда сменился более спокойным, но мрачным ожиданием неизвестного. Дядя Али сидел на диване с непроницаемым лицом, Мохаммед почти что в отключке полулежал рядом, и только Латифа на кухне тихонько всхлипывала, заваривая успокоительный чай: она прекрасно понимала, с кем сбежала Жади.

Гнетущую тишину разбил на осколки телефонный звонок, заставив всех обитателей дома вздрогнуть, как от раската грома. Дядя Али, предварительно прочитав короткую молитву на арабском, взял трубку.

— Слушаю.

— Дядя… — раздался на том конце тихий голос.

— Где тебя носит, негодная девчонка?! — позабыв о всяком благочестии, заорал Али. — О чем ты думаешь, что ты натворила?

— Дядя, я знаю, что вы проклянете меня, — твердо говорила Жади. — Я не буду держать на вас за это зла, взамен я прошу отпустить меня и не искать. Я сделала свой выбор, я всего лишь хочу быть счастливой.

— Да ты хоть понимаешь?.. — глава семейства едва не задохнулся от приступа гнева. — Да ты хоть понимаешь, что это значит?! Твоя жизнь будет загублена навеки, и вместе с собой ты утащишь в преисподнюю всю семью! Я не допущу этого, слышишь, не допущу!!!

— Саиду звонить не нужно, я сама ему обо всем скажу.

— Даже не смей! — надрывался Али, но в трубке уже были короткие гудки.

В бешенстве он набирал фесский номер, путая цифры, но, похоже, шустрая племянница его опередила.

* * *

Саид подбежал к телефону так, словно ждал этого звонка всю жизнь.

— Жади! Что с тобой случилось, как ты себя чувствуешь? — впопыхах спросил он через сильное колотье в груди.

— Саид, выслушай меня, — довольно спокойным голосом произнесла девушка. — Я должна сказать тебе правду. Я сбежала, и свадьбы не будет.

— Чт-то?..

— Так получилось, что я встретила свою любовь до того, как нас сосватали, и я не могу ослушаться своего сердца. Я люблю другого и выйду за него замуж.

Дальше Саид не стал слушать. От злости он выдернул телефонный провод и принялся топтать его ногами, словно провод был в чем-то виноват. «Дурак, трижды проклятый дурак!» — костерил себя парень. Как же его так обвели вокруг пальца эта дрянная девчонка, ее гадкий бразилец, а дядя Али… Нет, теперь хорошим отношениям между их семьями пришел конец, об этом даже думать нечего! Он метался по дому, как раненный зверь, порываясь не то схватить нож и зарезаться, не то полететь с этим ножом в Рио и зарезать Жади с Лукасом, не то уйти в пустыню кочевником. Все, что так тревожило его и не давало спать, теперь вылезло наружу и грозило смести все живое на своем пути, точно цунами.

Над городом разнесся напевный голос муэдзина, призывающего верующих на вечернюю молитву. Еще немного, и шумный Фес погрузится во мрак ночи, как погрузилось во тьму сердце одного из его жителей.

— Сеньор Леонидас! Сеньор Леонидас! — вопила Далва на весь дом, вприпрыжку спускаясь по лестнице. Как только она не споткнулась в своих туфлях?

— Что такое, Далва? — недовольно буркнул бизнесмен.

— Лукас!.. — с трагическим придыханием сказала служанка.

— Ну, что Лукас?

— Забрал вещи из шкафа и исчез.

— Что?! — на лице Леонидаса застыло выражение шока.

— Пресвятая Дева, я не знаю, как так получилось, — в слезах причитала женщина. — С утра я не заметила ничего странного…

— Так, ну и что мне делать с этим глупым мальчишкой? — возмущался Леонидас. — Куда он мог пойти, у него же ни кола ни двора! Кто-то их покрывает, и я выясню, кто!

Сеньор Феррас сосредоточенно набирал номер доктора Альбьери. По косвенной вине этого человека Лукас попал в столь щекотливую и, более того, опасную ситуацию, значит, он должен держать ответ. Доктор подошел к телефону далеко не сразу.

— Альбьери, у нас ЧП. Лукас куда-то сбежал, предположительно с этой марокканкой. Ты что-нибудь знаешь? Что, Али звонил? Можешь попросить их, чтобы не связывались с полицией? Что?! Собираются подавать? Ладно, я понял, держи в курсе.

Леонидас отключил телефон и плюхнулся на диван, схватившись за сердце.

— Все пропало, Далва! — в отчаянии воскликнул он.

— Сеньор Леонидас, да что же это такое, давайте я сварю вам кофе, чтобы вы успокоились! — прыгала возле него Далва, от растерянности не зная, что сделать.

— Мне не нужен кофе! Мне нужно найти этого безответственного молокососа и выпороть хорошенько! Ишь, что удумал — арабских девушек воровать! Боже мой, какой позор, какой позо-ор! А ты знаешь, что семья девушки хочет заявить в полицию? Да нам же вовек от этого не отмыться!

— Святые угодники, — в ужасе крестилась служанка.

— Всю жизнь положил на них! Всю жизнь работал вот этими руками и не разгибал спины! Один погиб, другой плюнул на отца с высокой колокольни, скажи, вот как, как тут не сойти с ума?!

Посетовав на жизнь полчаса, Леонидас решил все-таки приняться за дело и во что бы то ни стало разыскать сына. Скорее всего, кто-то из друзей Лукаса приютил их с Жади тайком от родителей, но проблема в том, что Леонидас совсем не знал друзей собственного сына.

— Сеньор Леонидас! Далва! — донесся со стороны входной двери звонкий девичий голос. — Добрый день! А что случилось?..

Маиза изменилась в лице, увидев переполох в доме Феррасов.

— Маиза! Как хорошо, что ты пришла! — скорбно начала Далва.

У девушки екнуло сердце: ей показалось, что с Лукасом произошло что-то подобное тому, что случилось с Диогу.

— Лукас. Сбежал, — лаконично поведал Леонидас.

— Сбежал?.. — это известие для Маизы оказалось немногим лучше. — Но куда?

— Этого мы не знаем. Я хотел у тебя спросить, вы же гуляли с ним вчера. Лукас ничего не говорил про побег?

Маиза замялась. Да, вчера ее неприятно поразил разговор о предстоящем побеге, но она думала, что это лишь бравада, не более.

— Я тоже об этом ничего не знаю, — ответила девушка.

— Плохо, очень плохо, — покачал головой бизнесмен. — Что ж, возможно, ты подскажешь контакты его друзей?

— Могу только общих с Диогу, — растерялась Маиза.

— Это уже лучше, чем ничего.

После того, как список вероятных сообщников Лукаса и Жади был составлен, Далва пригласила Маизу на чашку кофе. Девушка была совершенно разбита новостью о побеге, однако нельзя сказать, что она явилась для нее полной неожиданностью.

— Это было очень глупо с моей стороны, да, Далва? — помешивая ложечкой уже остывший кофе, спросила Маиза.

— Ох, дочка, — сокрушалась служанка, — я бы и хотела тебе помочь, но не знаю, как. В Лукаса словно бес вселился, как вбил себе в голову эту Жади, так и тронулся умом! И сеньор Леонидас такой же со своей… этой… женщиной. Ну, истинно два сапога пара.

— Я сама виновата, — продолжала говорить о своем гостья. — Я в какой-то момент перепутала Диогу и Лукаса, подумав, что они сильно похожи между собой, но я ошибалась. Лукас совсем другой, и не стоило мне…

Она не смогла закончить, из глаз закапали слезы. Далва лишь с сочувствием смотрела на плачущую девушку, мысленно молясь всем святым о том, чтобы в этом доме хоть когда-нибудь наступил мир.

А в доме Иветти тоже с самого утра было неспокойно. Хозяйка хлопотала, готовя комнату для молодых и собирая угощение на стол. Они наверняка будут голодные и уставшие, а вечером, скорее всего, захотят уединиться. Значит, нужно оформить все в романтическом стиле, поставить свечи, цветы и все в таком духе. Ну, и самой куда-нибудь ретироваться на время. В романтических свиданиях Иветти была профессионалом.

Ближе к полудню раздался дверной звонок. Наскоро поправив прическу перед зеркалом, Иветти побежала открывать. На пороге стояли улыбающиеся Лукас и Жади с чемоданом и огромной сумкой наперевес.

— Иветти! — хором воскликнули они, обнимая свою благодетельницу.

— Дорогие мои! — радовалась хозяйка. — Как приятно видеть вас здесь: молодых, счастливых, а главное, смелых! Добро пожаловать!

Беглецы вошли в дом, оставив вещи в прихожей. Они не могли поверить своему счастью, которое еще вчера казалось таким далеким, таким призрачным и недостижимым! Тысячи преград вставали у них на пути, непреодолимые препятствия растянулись в целую пропасть, но Иветти была права — все куда проще, нужно только взять судьбу в свои руки.

За обедом троица много смеялась и шутила, молодые предавались воспоминаниям о своих первых встречах в Марокко, а Иветти с упоением слушала эти рассказы, лишь изредка взгрустнув о своей любовной драме со Львеночком.

Настало время знакомиться с апартаментами. Хозяйка провела Лукаса и Жади в их комнату, тактично оставив пару наедине. Жади с разбега упала на огромную по ее меркам кровать, утопая в мягком матрасе.

— Лукас, мы сделали это! Слышишь, мы сбежали, нам никто больше не сможет помешать! — с восторгом прыгала на кровати девушка.

Парень только скромно улыбался и, по-видимому, сам не верил в реальность происходящего. Он примостился рядом со своей возлюбленной, не зная, что сказать.

— Ах, если бы мы только встретились до того, как меня увезли в Марокко… Тогда бы не было этой дурацкой помолвки, и мне не пришлось бы объясняться с дядей. Кстати, о дяде.

Жади мигом посерьезнела, вспомнив о дяде Али. Они с Мохаммедом сейчас, наверное, в ярости после ее исчезновения. Бедная Латифа, что с ней будет? Самолет, судя по времени, должен уже взлетать, а значит, крупный скандал неизбежен. Что уж думать о Саиде и его семье?

— Я должна буду позвонить… домой, — сказала девушка, запнувшись на последнем слове.

— Зачем? — удивился Лукас. — Ты начинаешь новую жизнь, к чему эти объяснения? Они не желали тебя слушать, когда ты говорила, что не хочешь замуж.

— Ты не понимаешь, так надо. Просто так надо, — настаивала на своем Жади. — Мне страшно, но я должна это сделать, иначе все будет еще хуже.

Лукас приобнял любимую, давая понять, что все обойдется, и они обязательно будут счастливы. Какие бы козни не строили арабская семейка Жади и его собственная.

* * *

В пятом часу вечера Жади все-таки решилась позвонить родне. Сделала она это с телефона-автомата, расположенного аж через два квартала от дома Иветти, так, на всякий случай. Руки немного тряслись, но марокканка быстро привела себя в порядок. Да, как она и думала, дядя Али в бешенстве, сыпет проклятьями и грозит муками геенны огненной. Ничего, со временем смирится. С Саидом почему-то разговор дался намного сложнее, и вместо ожидаемого облегчения совести, Жади почувствовала тяжесть на душе. Совесть больно колола, но девушка заглушила ее голос весомыми аргументами. Она не обязана класть свою жизнь и свое счастье на алтарь чужого благополучия, будь то Саид, Латифа или еще кто бы то ни было. Повесив трубку на рычаг, Жади с гордо поднятой головой отправилась в свое новое временное пристанище.

Лукас поджидал возлюбленную дома у Иветти. «Дом — какое странное слово», — думал парень. Он никогда не придавал ему значения, всю жизнь дом для него был чем-то самим собой разумеющимся. Детские игры во дворе, строгий окрик отца, шалости с братом, вкусные пироги Далвы и ее ласковые руки — все это теперь было таким далеким. Воспоминания о прошлом нахлынули очень некстати. Казалось бы, сегодня один из счастливейших дней в жизни Лукаса, он так его ждал, и все было бы прекрасно, если бы не жгучая скорбь по Диогу. Еще слишком рано, еще очень больно, рана в сердце еще кровоточит. Он чувствовал себя так, словно он предал его память, покинув вот так дом, где они выросли.

— Лукас, ты чего такой невеселый? — по-матерински заботливо спросила Иветти, увидев, что ее подопечный сидит с унылым выражением лица. — Разве ты не рад, что вы с Жади теперь вместе?

— Конечно, рад, Иветти. Я просто вспомнил о Диогу.

— Бедный мальчик, — покачала головой женщина. — Знаешь, я думаю, что брат бы гордился тобой в этой ситуации.

— Правда?..

— Уверена! Ты в кои-то веки не побоялся бросить вызов самому Царю зверей и борешься за свое счастье!

— Это только начало, Иветти, я не знаю, справлюсь ли я дальше, — высказал свои сомнения Лукас. — Я слабый человек, не такой, как Диогу. Он бы не побоялся так дерзко отделиться от дома, а я ничего не могу поделать со своим страхом. Это сильнее меня. Мне так стыдно перед Жади, она не должна видеть этого.

— Вот уж глупости! — всплеснула руками Иветти. — Ты уже сделал первый шаг, разве этого мало? И потом, ты ни в чем не виноват. Да, ушел из дома, но это только из-за упрямства Львеночка. Не захотел помочь сыну — так ему и надо.

— Иветти! — заулыбался парень. — Ты всегда умеешь вселить надежду.

Входная дверь открылась: Жади вернулась. Девушка торжественно сообщила о том, что сказала родственникам правду, и теперь она свободна от всяких обязательств перед семьей.

— Знаете что, это нужно отметить! — воодушевилась Иветти. — Я вам приготовила небольшой сюрприз, это мой подарок для вас обоих.

— Какой подарок? — удивились влюбленные.

— Скромный романтический ужин на двоих! Возражения не принимаются. Весь дом сегодня вечером в вашем распоряжении.

— Но как же ты?..

— А мы с Лауриндой идем в танцзал, рано нас не ждите, — заговорщически подмигнула женщина.

Иветти искренне радовалась от того, что помогала Лукасу и Жади. Глядя на этих двоих, таких юных и окрыленных, таких беззащитных, она сама молодела душой, и в сердце просыпалось что-то давно позабытое, подобно тому, как распускаются весной первые цветы.

Этим вечером для влюбленных уже не существовало никаких проблем, все осталось позади — строгие родственники, проклятья и страхи перед будущим. Это все потом, это когда-нибудь еще вспомнится, а пока в их жизни есть место только одному всепоглощающему чувству — любви.

В жизни семьи Эль Адиб — Рашид наступила черная полоса. Со стороны могло показаться, что в доме Мохаммеда объявлен траур: домочадцы практически не разговаривали между собой, ходили тихо и старались не шуметь. Мохаммед демонстративно перестал разговаривать с Латифой и перебрался в другую комнату, чем несказанно расстроил жену.

Дядя Али день и ночь размышлял, как ему лучше поступить с Жади. Закон велел найти и наказать беглянку, но сердце обливалось кровью при одной мысли об этом. В обращении в полицию уже не было никакого смысла, и к тому же нельзя было придавать огласке эту похабную историю, ведь, как известно, даже у стен есть уши, а в Бразилии, где развита арабская диаспора, и подавно. У сида Али оставалась серьезная проблема — семья несостоявшегося жениха Жади, с которой он уже успел породниться.

Через несколько дней все трое улетели в Марокко на семейный совет, который обещал быть тяжелым.

— Зорайде! — со слезами бросилась в объятья няни несчастная Латифа. — Случилась такая беда, такая беда!

— Я знаю, девочка моя, — с болью в голосе сказала женщина. — Это все моя вина, я недосмотрела за Жади. Сид Али, должно быть, выгонит меня за провинность и правильно сделает.

— Нет, Зорайде! Жади эгоистка, она совсем о нас не подумала! Мохаммед разведется со мной, это точно. Он теперь презирает меня, он даже не смотрит в мою сторону.

— Да защитит нас Аллах! — воздела руки к небу Зорайде.

Увидев Али, она инстинктивно сжалась, ожидая услышать из его уст самый страшный приговор в отношении себя вплоть до ударов плетьми за содействие грешникам. Как ни странно, ревностный мусульманин не грозил служанке ничем таким, более того, он заговорил с ней спокойным, доверительным, хоть и очень печальным тоном.

— Вот видишь, Зорайде, до чего мы докатились. Настал день, которого я боялся, когда крыша собственного дома рушится прямо на мою голову. И то ли еще будет, когда в Судный день Аллах спросит меня, где я был, когда росла Жади, почему не воспитал ее в благочестии и в наших традициях, почему позволил пасть на самое дно, а мне нечего будет ответить. Все мои добродетели ничто по сравнению с одной загубленной душой, которая пострадала из-за моего попустительства.

— Сид Али!

— Сейчас мне вновь придется изворачиваться, а все для того, чтобы защитить свою семью, Латифу и ее будущих детей. Жади стала нашим проклятьем и моим вечным укором.

— Сид Али, вы не попытаетесь ее вернуть?..

— Нет, Зорайде. Она сделала свой выбор и должна в полной мере познать его последствия, какими бы они ни были. Только так Жади сможет чему-то научиться. Аллах мудр, и иногда Он попускает человеку пасть лишь для того, чтобы тот смог подняться, но здесь я уже ничего не могу поделать. Все будет зависеть только от нее самой.

— Да услышит вас Аллах! — вздохнула служанка.

* * *

Сид Абдул и лара Назира явились на семейный совет с оскорбленным видом обманутых покупателей. Они чинно проследовали в дом, удостоив хозяина снисходительным взглядом.

— Ас-саляму алейкум! — приветствовал гостей Али.

— Ва-аляйкуму салям, — сквозь зубы ответил Абдул, всем своим видом показывая крайнее недовольство ситуацией.

Саид также присутствовал на совете. У него был такой вид, словно он не спал несколько ночей. Вместе с братом они сидели на низеньком диване в угрюмом молчании.

— Итак, произошедшее можно по праву считать актом прелюбодеяния, после которого намеченная свадьба невозможна, — вещал сид Абдул. — Так как нашей семье было нанесено оскорбление, мы имеем право требовать компенсацию и наказание для провинившихся.

— Дядя! — хотел было встрять Саид.

— Не вмешивайся, тебе слова еще не давали.

— Сид Абдул, безусловно, прав, — сказал Али, — и наша семья обязательно выплатит неустойку пострадавшей стороне, но что до наказания… Коран говорит, что мы должны быть сострадательны к оступившимся, а Жади оступилась.

— В Коране также говорится о восьмидесяти ударах плетьми для прелюбодеев, — размахивая четками, возразил Абдул.

— А кто сказал, что Жади прелюбодействует?

— Как это кто?! — уже начал выходить из себя старший из семьи Рашидов. — Она сама позвонила Саиду и прямо сказала о том, что сбежала к другому мужчине.

— Кто-нибудь видел ее с этим мужчиной? — продолжал наседать Али. — Где четыре свидетеля, подтверждающие этот факт?

Абдул замялся то ли от наглости своего оппонента, то ли от растерянности.

— Жади юна и импульсивна. Она была напугана предстоящим браком и могла соврать для того, чтобы ее не трогали. Жади ведь делала так уже не раз, лара Назира подтвердит.

— Я не знаю, к чему вы клоните, сид Али, — с постным лицом произнесла Назира, — но после выходки вашей племянницы все ваши речи не имеют никакого смысла. Все мы прекрасно понимаем, что произошло.

— И все-таки я предлагаю уладить наш конфликт мирным путем.

— Хорошо, а что прикажете делать с браком Мохаммеда? — приподняла бровь лара Назира. — Нам не нужны порченые женщины в семье.

Латифа, наблюдающая за советом из-за занавески, вся съежилась в комок.

— Разве Латифа порченая?! — не сдержался дядя Али. — Кто из вас может подтвердить эти слова? Вы клевещете, а клевета — грех. Мохаммед, ты можешь назвать хотя бы один проступок твоей жены, достойный развода?

Мохаммед, доселе сидевший с лицом каменной статуи, начал колебаться. Ему и в самом деле не хотелось разводиться с Латифой, к которой он уже успел привязаться.

— Постойте-ка, постойте! — тряс бородой Абдул. — Все знают, что один гнилой фрукт в корзине портит остальные. Какая семья захочет породниться с семьей Мохаммеда, если родственница его жены сбежала накануне свадьбы?

— Людям в Фесе совершенно необязательно об этом знать.

— Что значит необязательно? Вы предлагаете лгать?

— Нет, я лишь предлагаю не афишировать данный инцидент, — хитро проговорил Али. — Это не только в интересах нашей семьи, но и вашей, в конце концов, невест для ваших племянников выбирали вы, сид Абдул.

Абдулу был объявлен шах. В Фесе он слыл одним из лучших специалистов по сватовству, знал множество благородных семей и был вхож во многие дома. Такой позорный прокол с Жади мог стоить ему дорого, да и в самом деле, велика ли потеря? Он найдет Саиду новую невесту, а шейху, с которым уже договорились о дне свадьбы, скажет, что Жади тяжело заболела и осталась в Бразилии. Врать — грех, да еще так бессовестно, но что поделаешь, на кону стоит слишком много. Скрепя сердце и мысленно проклиная распутную племянницу Али, он все-таки согласился с условиями новоиспеченного родственника. Сид Али, довольный исходом встречи, распрощался с гостями и хотел пойти отдыхать, как вдруг к нему подошел Саид.

— Дядя Али, — сказал он сдавленным голосом. — Все, что вы сегодня говорили о Жади — это ведь неправда, так?

Хозяин дома с сочувствием посмотрел на несчастного юношу, но продолжил гнуть свою линию.

— Саид, я понимаю твою боль. Но такова была воля Аллаха, мы должны смириться с ней.

— Разве бывает воля Аллаха на то, чтобы человек грешил?

— Нет, конечно, нет. Но Жади далека от нашей религии и обычаев, она стремится к западному образу жизни, так пусть судьба ее научит. Нельзя узнать вкус сладкого, не испробовав горького.

— А этот… Лукас? — Саид был явно не удовлетворен пространными размышлениями Али о смысле жизни. — Как пережить то, что она сейчас с ним?

— Вовсе необязательно, что она с ним. А даже если и так, поверь мне, Жади очень скоро ждет разочарование.

— Какая разница, все равно она уже для меня потеряна, — в глазах Саида сверкала ненависть, перемешанная с печалью.

— Не держи в своем сердце зла, оно причинит вред лишь тебе, — дал совет парню Али. — Подумай об этом, подумай.

Так, развернувшаяся семейная драма начала понемногу утихать, но это не значит, что стихла боль в сердцах ее участников. Шикарная свадебная церемония, которая готовилась с таким тщанием, теперь не состоится. Музыка в доме сида Али зазвучит еще очень, очень нескоро.

— Альбьери, какие новости? — беспокойно раскачиваясь в кресле, разговаривал по телефону Леонидас. — Не будут подавать? Ну, слава Богу! Ты меня успокоил. Нет, Лукас не объявлялся. Я связался с куратором его группы в университете, чтобы сообщили мне, когда он придет на занятия, но у них сейчас стажировка, которую он успешно прогуливает в моей компании. Да, да. Хорошо. До связи.

— Сеньор Леонидас, ну что? — с замиранием сердца спросила Далва.

— Кажется, пока с полицией обошлось. Родня девушки улетела в Марокко, но все равно еще рано расслабляться, такие дела не имеют срока давности.

— Спаси и сохрани!

— Ведь у нас же мало проблем, да, Далва? — возмущался бизнесмен. — Для полного счастья осталось Лукасу загреметь в тюрьму. И для кого, для кого только я строил свою компанию?..

— Сеньор Леонидас, но как же мальчик? Он не появлялся дома уже три дня, где он спит, что он ест? — волновалась служанка.

— Его проблемы, — огрызнулся Леонидас.

Внезапно в голову мужчины пришла какая-то шокирующая мысль, от которой он подскочил, как ужаленный, и побежал к выходу.

— Сеньор Леонидас! — привычно воскликнула Далва. — Куда же вы?!

— Я, кажется, понял, где они могут скрываться, — на ходу ответил он, доставая ключи от машины.

* * *

Лукас и Жади наслаждались своим выстраданным счастьем. Они сидели на диване в гостиной, нежно обнявшись, и ворковали, как голубки. Рядом хлопотала по хозяйству Иветти, то и дело умиляясь картине полной идиллии. В дверь позвонили.

— Кто там? — спросила Иветти.

Вместо ответа послышался еще один звонок.

— Наверное, это курьер привез пиццу, — поднялся с места Лукас и направился к двери, неосмотрительно открыв неизвестному гостю.

— Попался, негодяй! — с этими словами Леонидас влетел в дом, как ураган.

— Львеночек! Это еще что за вторжение? Я этого не потерплю!

— Помолчи, Иветти! — прикрикнул отец беглеца. — Мы с тобой еще поговорим.

— Зд-дравствуйте, — поздоровалась опешившая Жади.

— Здравствуйте! — невольно передразнил ее Леонидас. — Так, Лукас, выходи на пару слов.

— Папа, я не собираюсь перед тобой отчитываться, я не маленький! — категорично заявил Лукас.

— Ах, не собираешься? — свирепел Леонидас. — А ну, выходи, я сказал!

Он схватил непутевого сына за ухо и потащил в подъезд. Жади испуганно вскрикнула, Иветти, точно бойцовский петух, бросилась на бывшего возлюбленного с протестными возгласами: «Пусти ребенка, мерзавец!» Она сама могла бы надавать ему по шее, если бы Лукас вовремя не погасил конфликт и не вышел покорно за отцом.

— Сумасшедшая! — погрозил Леонидас из-за двери. — Чокнутая женщина!

— От чокнутого слышу!

— Сводница!

— Вредитель! Тиран!

— Стерва!

— Папа, успокойся. Если ты хочешь поговорить со мной, то я слушаю тебя.

— Еще как хочу. И, во-первых, ответь мне на вопрос, какого черта ты связался с несовершеннолетней, буквально похитив ее из мусульманской семьи?

— Жади через месяц исполняется восемнадцать, мы сразу подадим заявление в загс! — оправдывался Лукас.

— Этот месяц еще пережить надо, между прочим. Так, ладно, на что вы собираетесь жить? Ты не показываешься на работе трое суток, а у тебя выпускной курс!

— Папа, — собрался с духом Лукас, — я не буду работать в твоей компании.

— Что?! — в очередной раз ошалел от услышанного Леонидас.

— Я не хочу заниматься этим всю жизнь, это не мое, папа.

— Ну да, ты собираешься бренчать на гитаре до старости, я тебя понял!

— Я окончу университет, но работать буду там, где сам захочу. Прости, отец.

— Неблагодарный! Безответственный! Щенок! — распалялся Феррас-старший. — Ну, так послушай, что я тебе скажу. С этого дня ты можешь про меня забыть. Я не дам ни одного сентаво на ваше содержание. Хочешь быть самостоятельным? Пожалуйста, будь. Узнай, почем фунт лиха, поголодай, поскитайся по сомнительным конторам в поисках хоть какой-нибудь работы, тогда, может быть, ты начнешь ценить отца!

— Папа, к чему такая ненависть? — уже чуть не плакал от нервного напряжения Лукас.

— Это не ненависть, сын, это жизнь. И она тебя всему научит, а пока что, мне больше нечего тебе сказать.

С этими словами Леонидас демонстративно развернулся и зашагал прочь. Лукас вернулся в шоковом состоянии — этот разговор оказался для него крайне тяжелым. Зато теперь в глазах Жади он выглядел настоящим героем, рыцарем на белом коне, готовым сражаться за свою любовь до конца.

— Лукас, выпей чаю с мятой, он тебя успокоит, — подсуетилась Иветти. — Нет, ну вы слышали, каков наглец?

— Лукас, не переживай так, любовь моя! — утешала его Жади. — Вместе мы все преодолеем, главное, что мы рядом, и мы любим друг друга.

Парень дрожащими руками взял чашку и отпил немного. Этот разговор рано или поздно должен был состояться, и теперь он свободен от гнета отца, хоть и ценой вымотанных нервов.

* * *

В доме Феррасов со всей силы хлопнула входная дверь. Далва прибежала с кухни на этот звук и увидела быстро поднимающегося по лестнице Леонидаса.

— У меня больше нет сына, Далва! — кричал он в исступлении. — Было два, а теперь ни одного!

— Матерь Божья! — схватилась за голову служанка. — Неужели беда с Диогу ничему его не научила? Разве можно так с родным сыном? Ох, никакого покоя в этом доме!

На часах было уже двенадцать дня, когда Лукас и Жади предавались мечтам, все еще лежа в постели. Жади с упоением рассказывала о предстоящей им свадебной церемонии, об ее ходе и традициях во всех деталях. Особым предметом ее мечтаний была первая брачная ночь:

— Мы войдем в спальню, усыпанную лепестками роз, ты омоешь мои ступни ароматной водой, оботрешь их белоснежным полотенцем, как велит обычай, и произнесешь молитву. Ты попросишь Аллаха благословить наш союз и детей, которые у нас родятся, а затем поцелуешь меня.

— Это очень красиво, — согласился Лукас. — Но ведь мне придется принять ислам, чтобы сделать все, как ты рассказала?

— Да, а ты не хочешь?.. — расстроено спросила девушка.

— Нет, конечно, я приму ислам, если для тебя это важно, — успокоил парень возлюбленную. — Мы ведь уже говорили об этом.

— Быть может, тогда бы и дядя Али благословил наш брак…

— Жади! Для чего тебе эти благословения? Твой дядя теперь знать тебя не хочет, а ты до сих пор ищешь его расположения?

— Ты не понимаешь, это другое! — возразила Жади. — Благословение старших нужно для того, чтобы брак был удачным. Брак без благословения — это нехорошо.

— Ну, от моего отца благословения ждать точно не придется, — вздохнул Лукас. — Он ужасно упрямый, ему нужно, чтобы я был копией Диогу. Вот тогда бы он меня обожал.

— Во всяком случае, у нас будет благословение шейха, а это уже немало.

Лукас украдкой взглянул на стрелки часов и в панике подскочил, хватая на ходу штаны и рубашку.

— Куда ты, милый?

— Я должен заехать в университет, — с неохотой сказал он. — Надо встретиться с куратором, с научным руководителем, поменять место стажировки и откорректировать тему диплома.

— Удачи, — огорченно произнесла Жади, надеявшаяся понежиться в постели еще как минимум полчаса.

Поцеловав невесту, Лукас со всех ног побежал в университет, ведь до запланированной встречи оставалось меньше часа. В этот день он впервые ехал по городу на автобусе, что невероятно его раздражало: жара в салоне, толкучка на входе и нехватка сидячих мест, галдеж подростков на галерке и хамоватый кондуктор. Но куда большее раздражение вызывал сам университет с его тошнотворной юриспруденцией, ноги прямо-таки через силу переступали порог альма-матер. Выпускной курс бросать было слишком жалко — это означало бы, что несколько лет мучений буквально выброшены на помойку, а диплом — какое-никакое вознаграждение за труды. Использовать его Лукас не собирался, но ведь корочка на полке не задавит?..

Наконец, рутинные вопросы со стажировкой были улажены: Лукасу обещали подобрать другую фирму для преддипломной практики взамен отцовской. С облегчением парень направился к выходу, где его окликнул кто-то из знакомых:

— Эй, Лукас! Привет!

— Тьяо! — пожал ему руку Лукас. — Давно не виделись!

— Еще бы, давно. Ты говорят, из дома ушел?

— Да, решил, что пора жить отдельно.

— Круто, молодец. А еще говорят, что ты сбежал с какой-то арабкой.

— Не с «какой-то арабкой», а со своей невестой, — сделал Лукас замечание товарищу, — и не сбежал, а мы стали жить вместе.

— Извини, дружище, — смутился Тьяо. — Не обижайся, ты же знаешь, всякое болтают, я вообще сначала подумал, что это чьи-то выдумки.

— Да, ничего.

— На свадьбу позовешь?

— Разумеется, — кивнул Лукас.

— Ну, а так чем планируешь после диплома заниматься? — не унимался студент.

— Не знаю, Тьяо, у меня душа совсем не лежит к юриспруденции. Не мое это, понимаешь, не мое.

— У нас половина курса таких, как ты, если не больше. Слушай, ты вроде бы неплохо играешь на гитаре?

— Да, а что? — сразу оживился парень.

— Я знаю ребят с факультета, которые собирают группу, они ищут гитариста. Ты согласился бы?

— Да, я в деле! — без раздумий подхватил идею Лукас.

— Очень хорошо. Тогда я дам тебе координаты Жилберту — это лидер группы, позвони ему и обо всем договорись.

— Спасибо, Тьяо, ты мне очень помог! — от всей души поблагодарил Лукас приятеля.

Обратная дорога далась ему куда легче и приятнее. Молодой и подающий надежды гитарист даже не стал садиться в автобус, зачем, когда погода прекрасная и можно дойти пешком? Лукас впервые за очень долгое время пребывал в состоянии полной эйфории: рядом с ним его любимая девушка, без пяти минут жена, он отвязался от ненавистной компании Леонидаса Ферраса, а совсем скоро его возьмут в музыкальную группу! Ну и что, что группа университетская — все более-менее уважающие себя мировые рок-группы начинали репетировать где-нибудь в гаражах. Он прославится, он будет дарить свое творчество миллионам, в каждом интервью рассказывая о своей великой любви, которая дает ему силы жить и творить. Да, пока у них нет ничего своего, и по-прежнему в их жизни много трудностей, но лиха беда начало. Увидев свое отражение в витрине магазина, Лукас подмигнул сам себе, как бы говоря: «А ты не промах!» И это он, вечно забитый и неуверенный в себе тихоня! Воистину, настоящая любовь творит с людьми чудеса.

В таком приподнятом настроении Лукас вернулся домой, с порога закружив Жади в объятьях.

— Лукас! — только и смогла она вымолвить.

— Жади, у меня потрясающая новость! Скоро я начну играть в музыкальной группе!

— Да-а?.. — удивилась девушка.

— Тьяо сказал мне, что ребята с факультета собирают коллектив, и им нужен гитарист. Ты ведь еще не слышала, как я играю!

— Сыграй мне что-нибудь! — с улыбкой попросила Жади, разыскав в кладовке у Иветти старую гитару.

Лукас уселся на диване поудобнее, взяв гитару в руки, и начал легонько перебирать струны. Чарующие звуки музыки полились, словно чистый родник, погружая Жади в дивный мир грез. Она с детства любила совсем другие мелодии и ритмы: энергичные, дерзкие звуки барабана, плач флейты и задушевные песни под арабские гитары, в каждой ноте которых чувствовались горячие пески Сахары. Как оказалось, музыка Запада может быть не менее восхитительной и также заставляет душу замирать.

— Это самая прекрасная мелодия, которую я слышала в своей жизни, — прикрыв глаза от наслаждения, сказала Жади.

— Я рад, что тебе нравится. Я сочинил ее, когда впервые встретил тебя.

— Лукас! — вновь воскликнула она.

— Скоро эту мелодию услышит вся Бразилия, а потом и весь мир, я тебе обещаю, — с гордостью произнес парень.

— А ты не будешь заглядываться на фанаток?

— Какие такие фанатки, когда у меня есть ты, — засмеялся Лукас. — Вот только окончу университет и буду выступать. Я каждое выступление буду посвящать тебе.

— А я хочу поступить в университет, — поделилась Жади.

— Правда?

— Я всегда хотела быть врачом, но мама говорила, что судьба женщины — это ее дом, муж и дети. У нас не принято, когда женщина учится или работает, за редким исключением.

— Со мной ты будешь свободна в своем выборе, — пообещал Лукас. — Я помогу тебе в любом твоем начинании.

— Мой дорогой! — девушка наградила избранника нежным поцелуем в губы. — Как мне повезло, что я встретила тебя! Представляешь, сейчас бы я уже вышла замуж за Саида, и он бы запер меня в душной клетке на всю оставшуюся жизнь.

— Да уж, страшно и представить!

— Мне позавчера снился ужасный сон, — обнимая жениха покрепче, будто он мог куда-то испариться, говорила Жади. — Мне снилось, что ты оставил меня одну на том пляже, не пришел за мной, как мы договаривались. В том сне дядя увез меня в Марокко и выдал замуж. Саид был в бешенстве, когда узнал, что я не девственница, грозил убить нас обоих, а потом я видела его лицо так, словно он какое-то чудовище. Это было так страшно, так горько, я чуть не сошла с ума!

— Ну-ну, тише, все хорошо, это просто сон, — успокаивал Лукас любимую.

— Лукас, ты бы ведь никогда не поступил так? Не бросил бы меня, не отдал бы на растерзание родным?

— Что ты, Жади!

— Я бы не пережила этого, — на глазах девушки выступили слезы. — Я покончила бы с собой или убежала в пустыню!

— Не надо говорить об этом. Лучше думай о том, что ждет нас впереди.

Жади заулыбалась, вытирая слезинки. В этот момент она как никогда благодарила Аллаха и судьбу за то, что они оказались к ней столь благосклонными.

— Саид, ты должен жениться в ближайшее время, — наставлял брошенного жениха сид Абдул. — Добродетельный мусульманин не может в зрелом возрасте оставаться один, ему нужна жена — помощница и хранительница очага, которая будет поддерживать в его доме свет лампады Аллаха.

Саид пропускал мимо ушей больше половины того, что говорил ему дядя, благо шум Медины и так заглушал добрую часть его слов. Жизнь вокруг кипела: все также зазывали покупателей в свои лавки торговцы, женщины в чадрах сновали туда-сюда с продуктовыми корзинами, до носа долетали запахи пряностей и благовоний, неподалеку прошла группа туристов из Испании, громко обсуждавших достопримечательности, местные жители в длинных халатах спешили по своим делам. Все как обычно, так было и год, и два, и десять, и двадцать лет тому назад. А в душе у Саида что-то перевернулось, что-то навсегда изменилось в нем самом, но что именно это было — он пока и сам толком не понял.

— У Исмаила, торговца тканями, есть прекрасная дочь, невеста на выданье, — продолжал Абдул. — Ее зовут Джалила — это очень религиозная и скромная девушка, знает Коран, умеет вести хозяйство, прекрасно танцует. Джалила — настоящая жемчужина в их семье, ты не пожалеешь, если возьмешь ее в жены.

— Дядя, я не хочу сейчас жениться, — отнекивался Саид.

— Как это так? Почему?

— Мне еще нужно развивать свое дело, и вообще, я хочу побыть в одиночестве какое-то время.

— Э-э-э! — погрозил ему пальцем Абдул. — Уж не собрался ли ты всю жизнь горевать по непутевой Жади?

— Дядя! — возмутился Саид, услышав имя Жади. — Я ничего такого не имел в виду, просто не хочу, и все.

— Что за молодежь пошла: «хочу», «не хочу», — ворчал старик. — Так вы скоро совсем заветы Аллаха позабудете и станете жить по велению своих хотений. Посмотри, до чего дошел Али со своими либеральными взглядами! А еще строит из себя знатока Писаний, когда у самого в шатре хозяйничают верблюды. Я всегда говорил, что нельзя удержаться меж двух огней, а он разбаловал своих племянниц донельзя и ничего не вложил в их головы, будучи мусульманином. Мохаммеду бы тоже надо взять вторую жену.

— Дядя Абдул, но Мохаммед счастлив с Латифой.

— Я вижу, — хмыкнул Абдул. — Так счастлив, что забыл, как улыбаться.

Саид лишь многозначительно поднял глаза к небу, и оба продолжили свой путь по Медине.

Мохаммед и Латифа собирались лететь домой. Вопрос о разводе уже не стоял, но Латифа по-прежнему страдала от нарочитой холодности мужа. Для того чтобы помочь новобрачной с хозяйством и поддержать ее в непростое время, сид Али принял решение отправить в Бразилию Зорайде.

— И вот еще что, Зорайде, — сказал Али, напутствуя служанку в дальнюю дорогу, — если вдруг узнаешь что-нибудь о Жади, непременно сообщи мне.

— Да, сид Али! — покорно ответила женщина.

— Да благословит вас Аллах! Счастливого пути!

* * *

Леонидас допивал уже третью чашку кофе, сидя в своем кабинете с Лобату. Последнее время даже в рабочие часы он не мог сосредоточиться на делах, постоянно переживая о проблемах в семье.

— Лобату, вот скажи мне, что я сделал не так в жизни? — жаловался Леонидас коллеге и старому приятелю. — Я всегда хотел дать детям опору, твердую почву под ногами, чтобы им не пришлось мучиться, как когда-то мучился я. И что? Один уже в могиле, второй швырнул мне мои благие намерения прямо в лицо, с особым цинизмом.

— Леонидас, в жизни часто все происходит совершенно не по нашему плану, — философски изрек адвокат. — Ты хотел, как лучше, но это «лучше» кроется сугубо в твоих представлениях.

— А вот и нет! Это мой опыт, мой пот и кровь!

— Ключевое слово — твой. Быть может, Лукасу в жизни не хватает чего-то другого? Не все же, в конце концов, измеряется деньгами.

— Знаешь, чего ему не хватает? Лежать и плевать в потолок целый день, чтобы еда, вода и прочие блага залетали сами в форточку, а он бы палец о палец не ударял, чтобы их достать.

— Ты очень категоричен по отношению к своему сыну. Попробуй понять, что у него на душе, хоть раз покажи ему, что ты не враг, а добрый друг и наставник. Например, почему ты так противишься его отношениям с этой девушкой из Марокко?

— А ты будто не понимаешь? — с раздражением спросил Леонидас. — Это вопиющая дурость. Он хотел ради нее принимать ислам и платить ее родне, как же это называется… калым! А дальше что? Уехал бы в пустыню и начал жить в бедуинской палатке?

— Так ведь не уехал же.

— И на том спасибо! Лобату, я ничего лично против этой девушки не имею, я вообще ее знать не знаю. Дело в принципе. Лукас не просто ленив, он еще и упрям, ему надо делать все наперекор отцу. Я говорю, что надо получать образование, а он садится за гитару и прогуливает лекции. Вокруг полно замечательных девушек нашего круга, а он выбирает себе чужестранку с возом проблем в придачу. Лишь бы мне досадить!

— А тот вариант, что Лукас влюблен, ты не рассматриваешь? — испытующе посмотрел Лобату на приятеля.

— Влюблен! — передразнил Леонидас. — Влюбляться надо в подходящих женщин.

— Неужели? — иронично улыбнулся адвокат, вспомнив Иветти.

— Да! — стоял на своем Феррас-старший. — Так что решение мое неизменно. Хочет жить самостоятельно — пусть живет. Посмотрим, сколько Лукас продержится на голом энтузиазме.

Жади по календарю отсчитывала оставшиеся до ее совершеннолетия дни. И вот, наконец, она дошла до заветной цифры, которая означала, что с этого момента лишь она сама имеет право распоряжаться своей жизнью. Больше никаких опекунов, поездок в Марокко и добровольно-принудительных браков неизвестно с кем. Отныне Жади хозяйка своей судьбы, и первым решительным судьбоносным шагом станет подача заявления в загс с тем человеком, которого выбрало ее сердце. Выбрало раз и навсегда.

Утро выдалось весьма суматошным. Лукас предлагал перенести подачу заявления на следующий день, чтобы спокойно отпраздновать восемнадцатилетие, но Жади не хотела ждать ни одного дня, в чем с ней безоговорочно согласилась Иветти. Она отправилась в загс вместе с молодыми, чтобы поддержать их в этот торжественный и волнительный момент.

— До сих пор не могу поверить в то, что это происходит с нами! — щебетала Жади после того, как подписи на заветном документе были поставлены.

Лукас лишь с нежностью улыбался своей невесте. Он вообще был довольно молчалив по своей натуре и предпочитал чувства выражать не словами, а жестами — улыбкой, объятьями, поцелуем, тогда как Жади могла говорить о своей любви часами напролет. Эта их разница в темпераментах была очень заметна со стороны, однако сами влюбленные не обращали на такие мелочи внимания и просто наслаждались обществом друг друга.

— Поздравляю вас, мои дорогие, — обнимала подопечных Иветти. — Ну что, когда назначили дату бракосочетания?

— На третье марта. Придется подождать, конечно, но это же пустяки, — сказал Лукас.

— Уже решили, где и как будете праздновать?

— Нет, — растерянно ответила Жади. — Я ведь даже не знаю, что для этого нужно сделать.

Марокканка действительно растерялась. Если бы свадьбу устраивал дядя Али, проблем бы не было никаких. А ведь нужно было договориться с шейхом, с помощницами, с музыкантами, с танцовщицами, найти банкетный зал и украсить его, пригласить гостей, накрыть столы, выбрать платье и много еще такого, от чего начинала кружиться голова, и что теперь полностью легло на их с Лукасом плечи.

— О, милая, не переживай, я во всем вам помогу, — добродушно заверила ее Иветти. — Я мастер в том, что касается организации праздников.

— Иветти! — облегченно выдохнула Жади. — Я лишь не прошу твоей помощи в церемониальной части, это должны будем сделать мы сами.

— А что с церемониальной частью?

— Мы с Лукасом договорились, что свадьба пройдет в мусульманских традициях, да, Лукас?

Парень кивнул.

— Лукас, завтра мы сходим в мечеть? Это не займет много времени, заодно и обговорим все с шейхом.

— Да-да, конечно!

— Что ж, тогда идемте праздновать! — весело проговорила Иветти и повела молодых в ресторан, где они собирались отметить день рождения Жади и подачу заявления в загс.

Жади не просто порхала, она летела рядом с Лукасом от счастья. Внезапно девушка изменилась в лице и резко остановилась, широко распахнув глаза.

— Что такое, Жади? — удивился ее жених, но через пару секунд увидел то же, что и она — по другой стороне улицы неспешно шли две женщины в хиджабах и что-то обсуждали.

— Там Латифа и Зорайде, — еле слышно пробормотала Жади. — Я подойду к ним.

— Может быть, не надо? — забеспокоился Лукас.

— Пусть, пусть, — сказала Иветти. — Не украдут же они ее на наших глазах, в конце концов. Это ее родня, Жади имеет право поговорить с ними.

Перебежав дорогу по пешеходному переходу, Жади догнала своих родственниц, которые совсем не ожидали увидеть ее.

— Жади! — чуть не выронила сумку из рук Зорайде.

Девушка стояла перед ними как вкопанная и глядела огромными растерянными глазами, не зная, что сказать. Латифа демонстративно отвернулась в сторону и сделала вид, что внимательно рассматривает вывеску на магазине.

— Жади, ну что же ты наделала! — с горьким сожалением взывала Зорайде. — Если бы ты только знала, как все мы огорчены, бедный сид Али, он поседел за этот месяц!

— Зорайде, Латифа… — шептала Жади. — Я знаю, я понимаю, что сделала вам больно. Простите меня, если сможете!

— Жади, ты поступила как последняя эгоистка! — не выдержав, зашлась слезами Латифа. — Мохаммед чуть не развелся со мной, лара Назира каждый день звонит и советует ему развестись или взять вторую жену! Наших детей никто не захочет брать в свою семью, вот, вот что ты сделала!

— Может быть, мне стоит вмешаться? — спросил Лукас у Иветти, глядя на эту картину.

— Не нужно, это их дело.

— Ты боишься потерять Мохаммеда, Латифа? — вспылила в свою очередь Жади. — Ну а я боялась потерять Лукаса! Он ничем не хуже Мохаммеда, завтра он станет таким же мусульманином, как и мы, а через полтора месяца — моим законным мужем!

От такого известия слезы у Латифы высохли, как по мановению волшебной палочки.

— А где же вы живете и на что? — встревожилась Зорайде.

— Нас приютила наша подруга Иветти. Лукас стажируется в адвокатской фирме и зарабатывает сам, мы ни в чем не нуждаемся.

— Как вас найти?

— Не нужно нас искать, Зорайде. Я найду вас сама, когда это будет необходимо.

— Жади! — вновь воскликнула Зорайде. — Сид Али будет рад узнать, что у тебя все хорошо.

Крепившаяся из последних сил Жади, наконец, не сдержала слез, которые упрямо подступали к глазам. Отбросив всякие сантименты, она бросилась на шею к няне, сотрясаясь от рыданий. Сдалась и Латифа — она обняла свою кузину вместе с Зорайде. Теперь рыдали трое.

— В такие моменты ощущаю себя последним мерзавцем, разлучившим семью, — поделился Лукас с Иветти.

— Глупости! Вы не виноваты, что в ваших семьях неадекватные люди, не желающие принять союз двух любящих сердец. Вы с Жади будете счастливы в любом случае.

— Очень надеюсь, что так, Иветти, очень надеюсь.

Долгий, насыщенный событиями день подходил к концу. Лукас и Жади вернулись домой после праздника, устроенного Иветти в танцзале специально для именинницы. Жади еще никогда в жизни не получала столько внимания к своей персоне, а вкупе с атмосферой всеобщего веселья, присущей танцзалу, сюрприз от подруги привел марокканку в неописуемый восторг. Едва добравшись до подушки, Жади заснула крепким сном.

Лукасу не спалось. Завтра он должен будет пойти в мечеть, чтобы сменить веру, и это обстоятельство почему-то начало беспокоить его сильнее, чем он ожидал. Сердце билось в волнительном ожидании неизвестного, и парень решил немного прогуляться по свежему воздуху.

Шум и огни ночного Рио перемежались с запахом океанского бриза, окутывавшего город. Лукас, гуляя неподалеку от дома, снял небольшой крестик с шеи и рассматривал его при свете луны. Его он захватил с собой из дома в день побега как память о покойной матери. Она купила им с Диогу по изящному золотому крестику, но на крестинах присутствовать уже не смогла. Такая маленькая вещь вдруг стала весить в руках Лукаса целый пуд. Завтра он больше не сможет надеть его, никогда. Был ли Лукас верующим? Навряд ли его можно назвать ревностным христианином, скорее, ему было все равно, как называть Бога и какими словами к Нему обращаться. Почему же это стало так важно для него теперь? Лукас вспомнил о матери, которая с любовью выбирала им с братом эти крестики, вспомнил о Диогу, которого похоронили точно в таком же, и заплакал.

Жади проснулась утром и увидела, что Лукас спит, как убитый. Времени на часах уже было много, а они договорились пойти в мечеть пораньше, чтобы Лукас смог успеть на работу.

— Лукас! — тормошила его невеста. — Лукас, милый, вставай, а то опоздаем.

Парень с трудом продрал глаза. Во сколько же он вчера лег спать?

— Жади, — сонно пробубнил он.

— Лукас, нам пора идти в мечеть!

— Послушай, Жади, — окончательно пробудившись от чар сна, произнес парень, — я должен тебе сказать очень важную вещь.

— Какую? — насторожилась Жади.

— Я не буду менять веру.

— Что?!

— Это оказалось сложнее для меня, чем я думал.

— Так вот, значит, как? — распалялась марокканка. — Может быть, ты и жениться на мне передумаешь?

— Ну при чем тут это, Жади! Религия — это совсем другое.

— Другое?! А как нам с тобой играть свадьбу? Лукас, я ради тебя ушла из дома, плюнула на все традиции, сняла платок, чтобы рядом со мной ты мог чувствовать себя комфортно, когда идешь по улице, рассорилась с семьей, и теперь еще должна принять твою веру?!

— С семьей ты вчера вроде бы примирилась, — не удержался от колкости Лукас.

— Если бы это было так просто! Ты знаешь, что по моей религии большой харам, грех, что я живу с тобой без брака? И я не жалуюсь, что предаю свою веру, я только и делаю, что жертвую всем ради тебя!

— Неужели?! А я совсем ничем не пожертвовал, нет? Всего-навсего от меня отказался отец, подумаешь, ерунда какая!

— Что за шум с утра пораньше? — прибежала на крики Иветти. — Лукас, Жади, вы что, с ума сошли? Еще вчера были такие счастливые, влюбленные, а тут...

Жади выбежала из комнаты в сердцах, громко хлопнув дверью.

— Вот, Иветти. Я всего лишь отказался идти в мечеть, — развел руками Лукас.

— Всего лишь? Но вы же договаривались, что пойдете!

— Это оказалось непросто для меня. Я понял, что не могу просто запросто отказаться от того, во что верила моя мать, я хочу быть похороненным рядом со своим братом под плитой с крестом.

— Лукас... Но почему же ты раньше об этом не сказал?

— Я не знал, — сквозь выступающие слезы произнес парень. — Я не знал, что эти вещи настолько важны.

— Не знаю, что и думать, — вздохнула Иветти. — Я и согласна с тобой, и нет.

— Свадьбу необязательно играть в церкви! Можно провести обычную гражданскую церемонию, женятся же люди разных вероисповеданий.

— Но первый раз выходить замуж в церкви — это так красиво… — мечтательно закатила глаза Иветти.

— Может быть, и красиво. Но в нашей ситуации уже не до красоты.

* * *

Жади в одиночестве брела по пустынному пляжу и вспоминала, как еще недавно она сидела на нем и ждала Лукаса. В тот день ей пришлось многое пережить: и волнующее предвкушение свободы, и нестерпимую тревогу, и бесконечное счастье, когда она увидела идущего ей навстречу Лукаса с вещами. Все происходящее казалось ей мечтой, волшебной сказкой, а сегодня реальность тяжеленным обухом ударила ее по голове. Неужели дядя Али и Зорайде были правы, когда говорили, что западным людям нельзя верить? Что сегодня они говорят, думают и чувствуют так, а завтра по-другому? Жади закрыла глаза и подставила лицо ветру. Она уже сожгла все мосты, куда ей теперь податься, если Лукас окажется не тем сказочным принцем, каким она себе его представляла? Возможно, дядя Али на самом деле скучает по племяннице и переживает за ее судьбу, но примет ли он ее обратно в свой дом? Разве что, какой-нибудь кухаркой или поломойкой…

Вернулась Жади уже ближе к вечеру, как раз, когда Лукас был на своей стажировке. В мрачнейшем состоянии духа она прошла в гостиную и села на диван, обхватив колени.

— Жади, ну зачем ты так! — сокрушаясь о ссоре молодых, сказала Иветти.

— Иветти, разве Лукас прав?

— Прав или не прав, а все-таки вам нужно помириться. Неужели вы преодолевали столько преград, чтобы вот так рассориться на религиозной почве?

— Да, именно. Столько преград преодолели, а все оказалось пустышкой.

— Жади, ну нельзя быть такой категоричной! Ты что же, хотела жить с мужчиной и не иметь с ним никаких конфликтов? Я тоже люблю сказки, дорогая, но живу-то я в нашем грешном мире.

— Лукас оказался очень изменчив, — словно не слышала свою собеседницу марокканка. — Я боюсь, что в последний момент перед свадьбой он скажет, что передумал, что он не готов, что он хочет вернуться к отцу или еще что-нибудь в этом духе.

— Что ты, парень так тебя любит! Несогласие по одному вопросу, это еще не повод для серьезной размолвки.

— Это очень важный вопрос, Иветти.

— Жади, ты меня извини, конечно, но я думаю, что только ради свадьбы веру менять не стоит. Ты ведь не стала бы креститься лишь для того, чтобы выйти замуж за Лукаса? Вот и ему не обязательно становиться мусульманином, чтобы быть с тобой.

Жади начала прислушиваться к словам Иветти.

— …разумеется, он поступил неправильно, что сразу не сказал об этом, — продолжала женщина. — Лукас должен был предупредить тебя о своих сомнениях и не давать ложных обещаний, но вышло, как вышло. Все люди имеют свои недостатки, Лукас не исключение.

— Иветти! — слабо улыбнулась Жади. — Если бы ты только знала, как я хочу тебе верить! Спасибо тебе за все, ты стала мне, как мать.

Девушка бросилась обнимать свою старшую подругу с такой нежностью, словно бы Иветти и правда была ее матерью. Ее сиротское сердце так нуждалось в тепле и поддержке, а у Иветти оно могло получить этого сполна.

* * *

Лукас без охоты поворачивал ключ входной двери. Он был уже готов ко всему: что Жади заберет свои вещи и исчезнет, не оставив даже записки, или что его собственный чемодан будет выставлен к порогу, или что они разойдутся по разным комнатам, или что Жади на пару с Иветти подвергнут его суровому остракизму. Однако, к удивлению парня, ничего такого не произошло. Жади как обычно встречала его с улыбкой.

— Лукас, как прошел день, дорогой? — спросила она, крепко прижимаясь к нему.

— Жади?.. — удивился Лукас. — Да все хорошо, в общем-то. Разве ты на меня не сердишься?

— За что? За то, что не захотел отказаться от своей веры?

— Ну, я подвел тебя.

— Ничего, как-нибудь переживем. И свадьбу сыграем не хуже, чем играют в Марокко.

— Жади! — облегченно воскликнул Лукас, целуя избранницу. — Как же я тебя люблю!

Иветти чуть не расплакалась, увидев трогательную картину примирения влюбленных. Ах, если бы только Львеночек сказал ей что-то подобное, если бы только…

Саид отдыхал после тяжелого рабочего дня. За последний месяц он старался загрузить себя работой как можно сильнее, трудиться до изнеможения, чтобы не оставалось сил ни на что. Это помогало ему справляться с горечью и ненавистью, что поселились в его сердце после бегства Жади. Назира вошла в гостиную и пристально посмотрела на брата, лежавшего с полузакрытыми глазами.

— Саид? — своим извечно командирским тоном окликнула она его.

— Назира? Что тебе? — равнодушно спросил Саид.

— Я звонила Мохаммеду.

— И? Как он? Как Латифа и Зорайде?

— Как раз про Латифу и Зорайде я и хотела тебе рассказать. Мохаммед случайно услышал их разговор и узнал, что Жади выходит замуж за бразильца. Мало того, бразилец примет нашу веру.

— Что?! — резко подскочил Саид, как от удара током.

— Что слышал. Надо было послушать меня и не связываться с этой семьей после того, как Жади выкинула свой первый номер. Доволен теперь? И сид Али туда же, провел нас, как котят.

Саид сжал пальцы в кулаки, чтобы не начать громить все подряд от ярости. Злоба вспыхнула в нем с новой силой, обжигала нестерпимым огнем, застилала глаза. Какому-то бразильскому слизняку достанется та, которая принадлежала по праву ему, Саиду! Этот Лукас даже имени Пророка не знает, какой из него мусульманин, какой из него муж? А Жади тоже хороша! Ну и пусть, пусть мучается с ним!

— Назира, — тяжело дыша, произнес он. — Скажи дяде Абдулу, я даю добро на помолвку с этой, как ее там.

— Что это с тобой? — съязвила Назира. — Уж никак заболел?

— Не издевайся! Просто скажи, что я согласен, и все. Пусть меня ведут хоть к Исмаилу, хоть к кому, я женюсь.

* * *

Следующие несколько дней прошли как в тумане. Были одобрительные речи довольного дяди Абдула, визит к торговцу тканями, покупка украшений для невесты, разговор о брачном контракте и еще какая-то чепуха. Все это время Саид тщетно боролся с удвоившейся, утроившейся болью. Нет, он не смирился с потерей и никогда не смирится, но он будет делать все наперекор этому чувству. Пусть Жади узнает когда-нибудь, что гордый Саид Рашид не сломался от ее предательства, а живет счастливо с другой женщиной и плевать хотел на них с Лукасом. Поначалу ему вовсе хотелось смыть свое оскорбление кровью, но затем Саид пришел к выводу, что подобный истеричный способ мести — удел слабаков.

Настал день смотрин, только после этого вопрос со свадьбой мог быть решен окончательно. Саид в компании Назиры и дяди Абдула сидел в ожидании невесты напротив ее отца и других родственников. Джалила вошла в комнату неспешной величавой поступью, неся поднос с чаем и сладостями собственной выпечки. Она молча поставила его перед Саидом, стыдливо опуская глаза, и присела рядом с отцом. Это была совсем юная, нежная девушка, прекрасная, как только что распустившийся цветок жасмина, кроткая и приветливая. Джалила лишь украдкой взглядывала на Саида, то и дело заливаясь румянцем.

Саид, увидев невесту, сразу вспомнил свою первую встречу с Жади и подумал о том, насколько разные это девушки. Первая его помолвка едва не сорвалась из-за безрассудного поступка Жади, когда она позвонила ему и наговорила невесть чего про ожоги по всему телу и выпадающую челюсть, сейчас же все проходило без сучка и без задоринки. Саид вспоминал, с какой дерзостью Жади смотрела на него тогда, и видел, с каким благоговением и целомудрием смотрит на него Джалила. Эта девушка таким простым жестом с подносом выразила ему свое почтение, а Жади при каждой их недолгой встрече всем своим видом демонстрировала холодность и некий вызов. Так почему же эта красавица в расшитом золотом платке не вызывает в его душе ни единого отклика?

— Саид планирует развивать свое дело за рубежом, — вещал Абдул. — В Бразилии живет Мохаммед, его брат, в скором времени они откроют собственный магазин тканей в Рио.

— Так это же замечательно! — обрадовался Исмаил. — Мы могли бы сотрудничать, не так ли, Саид? Я знаю отличных поставщиков из Каира.

— Разумеется, сид Исмаил, — кивнул Саид.

Отцу невесты кто-то из родственников сделал знак, и тот смущенно поинтересовался:

— Сид Абдул, я слышал, Саид уже был помолвлен ранее.

— Д-да, — от неожиданности начал заикаться Абдул. — Произошло ужасное несчастье: его невеста серьезно заболела и теперь не может выйти замуж ни за кого из-за плачевного состояния своего здоровья.

— Бедная девушка! — невольно воскликнула Джалила, в темно-карих глазах которой угадывались искреннее сочувствие и легкий суеверный трепет.

Саид лишь ухмыльнулся про себя. Однако искренность Джалилы сильно его тронула. Невинная, доверчивая, добрая — разве может он сломать ей жизнь своим обманом? Неужели заставит страдать ее так же, как страдает он сам? Ведь нет ничьей вины в том, что прекрасная роза пустыни со смертельно ядовитыми шипами навсегда завладела его сердцем.

— Прошу прощения, — подал голос Саид. — Вы позволите мне переговорить со своей сестрой буквально пару минут?

— Что такое, Саид? — удивилась Назира.

— Мне на ум пришло одно важное обстоятельство, Назира, пожалуйста, давай выйдем ненадолго. Вы разрешите?

— Да-да, конечно! — растерянно закивал Исмаил.

* * *

— Назира! — с горячностью шептал Саид. — Выручай меня!

— Да что ты переполошился-то?

— Понимаешь, не могу я жениться на ней, не могу!

— Какая змея тебя укусила? — продолжала недоумевать Назира.

— Она будет несчастна со мной, я знаю это точно. И я буду несчастен, лучше прекратить это все сейчас.

— И как ты собираешься это сделать, интересно?

— Прошу, спроси, не было ли у Джалилы кормилицы и как ее звали.

— И?

— Скажи, что мою кормилицу звали так же.

— Ты с ума сошел? Дядя Абдул прекрасно знает, как звали твою кормилицу.

— Это была другая кормилица, подменяла первую, пока та болела, не знаю, надо что-то придумать.

— Даже не подумаю! — гордо тряхнула платком Назира.

— Пожалуйста! — взмолился Саид, встав на колени. — Я все для тебя сделаю, я упрошу дядю Абдула найти тебе лучшего жениха, только спаси меня, ради Аллаха!

— Правду говорят, с кем поведешься, от того и… Ладно, я сделаю, как ты просишь. Но подобное безобразие случается первый и последний раз, ты меня понял?

— Спасибо, милая сестрица! — Саид почувствовал, что у него словно гора свалилась с плеч. — Я вовек тебе должен.

Обман прошел как по маслу. Никто не заподозрил подвоха, даже Абдул, который разве что волосы на бороде не рвал от досады, распинаясь в извинениях и сожалениях. Отец девушки был крайне опечален расторжением помолвки, но принял это как факт. Перед уходом Саид последний раз взглянул в глаза Джалилы и понял: еще одно сердце разбито.

Всю обратную дорогу он размышлял о случившемся. Назира шла рядом с выражением лица снежной королевы, а Абдул как всегда потрясал четками и говорил что-то о других присмотренных кандидатках на роль невесты племянника. Саид задержался на секунду, разглядывая в одной из лавок платок светло-бирюзового оттенка, почти такой же, какой был у Жади в их первую встречу. Определенно, если он не хочет больше попадать в неприятные ситуации, ему нужно научиться справляться со своими эмоциями. Терпение Назиры не безгранично.

Лукас с нетерпением поглядывал на офисные часы. Сегодня вечером он идет на первую репетицию будущей группы, которую правильнее было бы назвать собеседованием или прослушиванием. Он ужасно волновался, до дрожи в коленках, но вместе с тем музыкальная карьера казалась ему прекрасным выходом из топкого болота бесчисленных нормативно-правовых актов и судебных тяжб. Феррас-младший мечтал выйти на сцену и покорить многотысячную публику, но еще важнее было доказать сеньору Леонидасу, что не офисом единым жив человек. Он закончит эту невыносимую стажировку, допишет дипломную работу и распрощается с адвокатской деятельностью на-всег-да.

Лукас пришел по указанному в записной книжке адресу, который продиктовал ему Жилберту. Это была студия в офисном здании в одном из районов Рио, где ему открыл дверь эксцентричного вида парень в потертых джинсах, черной кожанке и с волосами, торчащими во все стороны.

— Лукас? — протянул он ему руку. — Проходи.

В просторной студии стояли барабанная установка, колонки и синтезатор, лежали вразброс гитары, микрофоны, на столе красовалась недопитая бутылка на пару с пепельницей, а посреди этого творческого беспорядка сидели еще двое таких же нестандартного облика молодых людей.

— Знакомься, это Гума, наш барабанщик, это Селсу — клавишник.

— Хой! — поприветствовал новенького Селсу.

— Я сам вокалист, гитарист и автор песен, ты можешь называть меня Берту для краткости.

— Добрый вечер, — смущенно поздоровался Лукас, почувствовав себя явно не в своей тарелке.

— Рассказывай, с чем пришел.

— Ну, я… — замялся парень. — Я неплохо играю на гитаре и подбираю мелодии на слух, сочиняю сам.

— На слух? — переспросил Берту. — Ты нот не знаешь, что ли?

Лукас покраснел, как рак.

— Наш человек, — засмеялся Гума. — Да ты не слушай его, ноты настоящему музыканту не нужны, нужен только драйв.

— А хоть знаешь, чем бас-гитара отличается от обычной электрогитары?

— Конечно, знаю!

— Ладно, ладно. Сыграй, покажи свои умения.

Лукас уже несколько раз успел пожалеть о том, что явился в этот вертеп, но гитару все-таки взял. Как знать, может, Берту впечатлят его навыки. Он заиграл одну из своих любимых мелодий собственного сочинения, которая так растрогала Жади, вот только на лице потенциального «начальника» он восторга не увидел.

— Сам сочинил? — деловито спросил Берту.

— Да, сам, — гордо сообщил парень.

— Что ж, неплохо. Для серенады. Но, видишь ли, Лукас, серенады хороши под окнами у девушек, а для сцены нужно другое.

Лукас почувствовал, как к горлу подступает комок, и хочется то ли плюнуть этому Берту в лицо, то ли бросить гитару и уйти по-английски. Он представил на суд самое сокровенное, что у него было, так готовился, а этот хрупкий цветок взяли и растоптали, да еще помоями облили сверху.

— Ты не обижайся, — продолжал рокер, — такая музыка хороша где-нибудь в баре, на городском празднике, она даже для свидания подойдет. Но пойми, такого в Бразилии уйма, хоть экскаватором греби. Наша цель — выйти на мировой уровень, разве с этим можно конкурировать на нем?

— А вы что предлагаете? — сквозь обиду проговорил Лукас.

— Ты о постпанке что-нибудь слышал? Вот где нерв, вот где протест, сила, красота! Именно за такой музыкой будущее, а песни про любовную любовь пусть остаются в прошлых веках, их и так уже лет на триста вперед написали.

— Я не очень разбираюсь в жанрах и направлениях, — честно признался гитарист-неудачник.

— Не беда, — махнул рукой Берту. — Сейчас я тебе включу кое-что, внимательно послушай и потом попробуй сымпровизировать что-нибудь в похожем стиле вместе с ребятами, окей?

Он включил на магнитофоне запись на английском языке, очень ритмичную, но шумную и крикливую, на вкус Лукаса. Тем не менее, тот прослушал песню от начала и до конца и приготовился взять реванш теперь уже на бас-гитаре.

— Начинайте, — дал знак музыкантам Берту.

Лукас еле разобрался с механикой бас-гитары, но затем все же понял принцип и заиграл со всей злости, подражая англоязычной песне, чтобы его «коллеги» видели, что он не какая-то кисейная барышня, исполняющая исключительно романсы.

— Стоп! — скомандовал фронтмен*. — Я понял. Неплохо, Лукас, учитывая, что ты первый раз играешь в таком жанре. Но учиться еще нужно.

Лукас испытал такую гордость, словно он уже стоит на большой сцене. Осадочек, конечно, остался, но, во всяком случае, он защитил свое доброе имя и подтвердил свой талант.

— Не вопрос, я готов учиться.

— Тогда вот тебе материал, — сказал Берту, доставая целый ворох магнитофонных кассет. — Слушай, учись, просвещайся.

Кассеты пестрели разнообразными названиями на английском языке. Если «Led Zeppelin» и «Rolling Stones» еще о чем-то говорили Лукасу, то «Ramones», «The Velvet Underground», «Dead boys», «The Clash», «New York Dolls» и другие были для него абсолютной абракадаброй.

— Не обращай на него внимания, — напутствовал на прощание Лукаса Гума. — Берту слишком зануда, он, типа, из крутых. У него сестра живет в Лондоне, она ему целые мешки таких кассет привозит. А ты молодец, не растерялся!

— Я рад был с вами познакомиться, — ответил тот. — Надеюсь, что у нас выйдет хорошее сотрудничество.

— Сразу видно юриста! — вновь загоготал Гума.

Что ж, еще одно дело почти решено. Лукас был немного разочарован увиденным, но Берту, вероятно, лучше знает, чем и как покорять музыкальный олимп. Да и группа, наверное, перспективная. Парень взглянул на часы: уже девятый час вечера. Не теряя больше ни минуты, он поспешил домой.

Примечания:

*Фронтмен — лидер, «лицо» группы. Чаще всего в этом качестве выступает солист.

В комнате Жади и Лукаса магнитофон надрывался голосом Брайана Джонсона*. Сказать, что Жади была не по душе такая музыка — это не сказать ничего, но Лукас убедил ее, что ему это необходимо для будущей карьеры, ведь с тем репертуаром, что есть у него сейчас, можно выступать только по вечерам в ресторане напротив. Благо, ум Жади занимала исключительно подготовка к свадьбе, с чем она и явилась к Лукасу, держа в руках какие-то бумаги и ручку.

— Лукас! — позвала она его.

— М? — откликнулся парень, не выключая песни.

— У меня к тебе важный вопрос.

— Какой, Жади? А, впрочем, подожди пару минут, я дослушаю, и мы поговорим.

— Нет, я хочу поговорить с тобой сейчас! — резким нажатием кнопки магнитофон умолк.

— Что ты делаешь? — возмутился Лукас. — Ты так испортишь кассету!

— Лукас, до свадьбы осталось всего ничего! — Жади протянула ему листок. — Посмотри, здесь смета на расходы, мы с Иветти вчера составляли.

Баснословная сумма, превышающая стажерский оклад Лукаса в энное число раз, заставила его крепко задуматься.

— Почему так дорого? — произнес он, наконец.

— Это самые дешевые расценки, так сказала Иветти.

Лукас еще раз перечитал список: кольца, платье, фотограф, банкетный зал…

— Но это очень дорогой банкетный зал! Можно найти дешевле.

— На дешевые бронь за три месяца!

«Вот, черт», — пронеслось в голове у парня.

— Лукас, — пристально посмотрела на него Жади, — скажи честно, ты передумал на мне жениться?

— Да как ты могла такое вообразить?!

— Тогда почему ты ни во что не вникаешь? Лукас, это наша свадьба, понимаешь, твоя и моя, одна-единственная в жизни! Ты ведешь себя так, словно будешь на ней посторонним гостем!

Лукас слегка поежился. Нрав Жади бывал очень крут, когда она не добивалась желаемого или что-то шло не по ее плану. Парень понемногу выучил стратегию, что предотвращать пожар легче, чем его тушить, поэтому сейчас крайне важно было успокоить вулкан, который вот-вот взорвется.

— Хорошо-хорошо. Пойдем к Иветти, послушаем, что она скажет.

Иветти со вниманием выслушала жалобы Лукаса, который втайне от Жади признался ей, что не потянет самостоятельно и половины заявленной «бюджетной» суммы.

— Лукас, я тебе помогу! — уверенно заявила женщина.

— Ради Бога, Иветти, не надо! Я и так себя чувствую просто ужасно, что сижу у тебя на шее столько времени. Может быть, у нас получится организовать все попроще, ну, своими силами.

— Да ты что! Свадьба — это святое, грех на такое дело жалеть денег.

— Иветти! — почти взмолился Лукас.

— Не переживай так. У меня есть кое-какие запасы, я одолжу вам, а вы вернете, когда сможете.

Жених все еще колебался.

— Вот что, Лукас, я иду за деньгами прямо сейчас, — прихорашиваясь возле зеркала, сказала Иветти.

— Куда?..

— В банк, мой дорогой, куда же еще!

* * *

«Банк» именовался компанией Леонидаса Ферраса. Иветти знала, что Лукас негативно отнесется к идее одалживания денег у отца, поэтому решила действовать хитрее. В абсолютной боевой готовности и при полном параде, она твердым шагом направилась в офис компании.

— Сеньор Леонидас, к вам пришла женщина, просит срочно ее принять, — постучалась в дверь к начальнику секретарша.

— Никаких женщин, у меня совещание! — сурово отрезал Леонидас, «совещавшийся» в одиночестве с чашкой кофе и утренней газетой.

— Но, сеньор Леонидас…

— Донна Селма, закройте дверь, пожалуйста.

Иветти, услышав отказ под предлогом совещания, и не подумала сдаваться. Она села на диванчик в холле, закинула ногу на ногу и сообщила, что будет ждать окончания мероприятия. Так прошел час, а женщина и не шелохнулась.

— Сеньора, я думаю, вам лучше прийти в другой раз, — робко предложила секретарша.

— Нет-нет, все в порядке, я жду.

Леонидас, осажденный в собственном кабинете, позвонил сотруднице по внутренней связи и справился об обстановке. Поняв, что Иветти не собирается сдавать позиций, он все-таки впустил гостью.

— Итак, что тебе от меня нужно? — неприветливо спросил Феррас.

— Думал, что можешь вот так просто отказаться от участия в судьбе собственного сына? — высказала претензию Иветти.

— Если ты пришла просить денег, то лучше сразу уходи. Я сказал, что не дам ни одного сентаво этому сопляку, и если тебе стало нечего есть оттого, что он сел тебе на шею — это твои проблемы.

— Надо же, как мы распетушились! Между прочим, я могу тебе предъявить иск за моральный ущерб! И не могу, а предъявлю!

— Давай-давай, хочется на это посмотреть, — скептически произнес Леонидас.

— Но все можно уладить по-хорошему. Вот эта сумма меня вполне бы устроила.

Иветти протянула ему записку с указанными на ней цифрами. Леонидас, увидев их, чуть не поперхнулся недопитым кофе, вручил записку обратно ей в руки и едва не вытолкал гостью за дверь.

— Ах, так! — воскликнула Иветти. — Ну, держись, Львеночек, сейчас будет по-плохому.

Она вышла на улицу, достала из пакета заранее приготовленный лист ватмана и маркер и принялась писать: «Не покупайте продукцию компании Леонидаса Ферраса — циничного капиталиста, шовиниста** и угнетателя!» Иветти встала с этим плакатом напротив офиса, как боец на баррикаде, чем довольно быстро привлекла внимание прохожих.

— Сеньора, здесь нельзя проводить политические акции, — мягко намекнул кто-то из проходивших мимо людей.

— Это не политическая акция, я всего лишь хочу открыть вам глаза на правду об этом гадком человеке! — смело заявила Иветти. — Знаете ли вы, что он выгнал единственного сына из дома? И представляете, из-за чего? Мальчик посмел полюбить девушку не той, по его мнению, национальности и не того вероисповедания!

— Да вы что! — ахнула зазевавшаяся старушка.

— Вопиющий случай! — согласился какой-то мужчина. — Дамы и господа, конец двадцатого века!

— Вот именно! — подхватила Иветти. — Это какой-то… феодальный строй, я вам больше скажу, это свинство!

— Ну и что же тут такого? — пожал плечами другой прохожий. — Я бы тоже был против на его месте.

— Как вам не стыдно! — посыпались возмущения в ответ на его реплику.

Дискуссия принимала все более и более жаркие обороты.

— Донна Селма, что там за шум под окном? — оторвался от чтения важного договора Леонидас.

— Сеньор Леонидас, похоже, это та самая женщина, которая только что была тут, — сказала секретарша, выглядывая на улицу.

— Что?! — Леонидас подскочил к окну с такой резкостью, что его кресло отъехало на метр. — Вызывайте полицию немедля!

— Она устроила какой-то пикет, и там, кажется, уже дежурит журналист.

— О, горе мне! — возопил Феррас и бросился вниз, ко входу в здание.

* * *

— Что ты творишь! — распахивая двери, вскричал глава компании, которого заочно пригвоздили к позорному столбу.

— Сеньор Леонидас, пару слов о вашем конфликте с сыном, — подскочил к нему пронырливый журналист.

— Не будет никаких пары слов! Иветти, идем, идем скорее в мой офис, — торопливо уводил он за собой бунтарку. — Простите ее, ради Бога, Иветти очень эксцентрична.

Рассыпаясь в извинениях и натянуто улыбаясь толпе зевак, Леонидас уволок-таки Иветти вместе с плакатом подальше от людских глаз.

— Ну, понял, что я не шучу? — сложила руки на груди женщина.

— Я понял, что ты сумасшедшая! Ты победила сегодня, но не обольщайся. В следующий раз, когда я увижу тебя в радиусе километра от себя, я просто вызову полицию!

— А деньги? — не унималась Иветти.

Леонидас, тяжело вздохнув, поднялся в офис и выдал ей в руки заветный конверт с деньгами на свадьбу.

— Львеночек, ты просто чудо! — растаяла Иветти.

Раздобыв средства на торжество, она в отличном настроении покинула компанию, демонстративно выбросив порванный плакат в мусорную урну у крыльца. Толпа понемногу разбрелась, конфликт был исчерпан, даже назойливый журналист остался ни с чем.

— М-да, я просто чудо, — задумчиво повторил Леонидас слова Иветти. — А еще циничный капиталист, шовинист и угнетатель.

Примечания:

*Брайан Джонсон — солист австралийской рок-группы AC/DC.

**Шовинист — человек, относящийся с предубеждением или презрением к людям других наций.

День торжества становился все ближе и ближе. Иветти на пару с Жади без конца о чем-то хлопотали, куда-то ходили, звонили, с кем-то договаривались. Самым сложным оказался выбор платья — Иветти все время советовала подруге такие модели, которые казались той чересчур откровенными и бесстыдными, а те платья, что приглянулись Жади, она считала слишком скромными и оттого блеклыми.

Во время очередного похода невесты в свадебный салон Лукас остался один в доме Иветти. Его изрядно притомили разговоры о свадьбе, хотя он и ждал этого события с нетерпением. Оставшись в одиночестве, Лукас взял в руки гитару и предался игре на любимом инструменте. В этот раз он играл то, что хотел и как хотел, не оглядываясь на тычки Берту, которые он регулярно получал на репетициях. Раздался треск дверного звонка. Лукас, наученный горьким опытом, отложил гитару и осторожно посмотрел в глазок.

— Далва! — не поверив своим глазам, воскликнул парень и без промедления открыл своей няне.

— Сынок! — умильно протянула Далва, но тут же насторожилась и огляделась по сторонам, словно она явилась в логово дракона. — Этой женщины здесь нет?

— Иветти ушла вместе с Жади.

— А ты тоже хорош! — ворчала служанка, затаскивая в дом тяжелые пакеты с провизией. — Совсем забыл свою Далву, не звонишь, не заходишь.

— Далва, ты же знаешь, как я тебя люблю! — сказал Лукас, подхватывая пакеты и занося их на кухню. — Просто у нас сейчас с отцом очень натянутые отношения, и дома мне лучше не появляться.

— Два упрямца, как есть, два упрямца! Сеньор Леонидас надулся, как индюк, я еле выспросила у него, где ты живешь.

— Вот видишь, какой он, — печально вздохнул Лукас.

— Тебя чем хоть тут кормят? — по-инспекторски заглянула Далва в холодильник, расставляя свою еду, которую она приготовила с большой любовью для воспитанника. — Похудел как!

— Далва, я в полном порядке! Лучше расскажи, как у тебя дела.

— А какие у меня дела могут быть, Лукас? Раньше были дела, когда я о вас с Диогу заботилась, а теперь одна тоска. Ты меня забросил, мне и поговорить не с кем стало. Помнишь, Маиза к нам часто заходила, звонила, интересовалась, а как ты из дома ушел, так и пропала куда-то — ни слуху, ни духу.

— Маиза?.. — переспросил Лукас так, словно это имя было ему незнакомо.

— Да ты никак уже и Маизу забыл?!

— Нет, я не забыл, просто… нехорошо с ней как-то получилось.

— Вот тут ты прав. Ты же с ней даже не попрощался толком, не объяснился.

— Надеюсь, она поймет.

— Эх, Лукас-Лукас, — покачала головой служанка. — Лучше бы вместо своей Жади обратил внимание на эту девушку. И красива, и воспитана, и…

— Ну что ты такое говоришь, Далва! — возразил ей парень. — Маиза просто моя подруга, а Жади я люблю. Кстати, как ты думаешь, стоит отправить Маизе приглашение на свадьбу?

— Свадьбу? Когда твоя свадьба, сынок?

— Третьего числа.

— Уже так скоро! — всплеснула руками Далва.

— Ты в списке приглашенных, и это не обсуждается, — улыбнулся Лукас.

— Ох, если бы ты знал, как моя душа не лежит к этой свадьбе! Но что поделать, не могу же я пропустить такой день в твоей жизни.

Лукас крепко обнял няню, радуясь этому неожиданному воссоединению. Наконец-то в его жизни снова появилось что-то привычное и родное, ведь Лукас был из тех людей, кому тяжело дается обрубание всех связей с прошлым. Напоминание о Маизе также оказалось для него внезапным, ведь за всеми событиями и впечатлениями он даже не вспомнил о ней и не подумал, что девушка могла обидеться на такое его резкое и беспочвенное исчезновение. Свою оплошность Лукас понадеялся исправить персональным приглашением несостоявшейся невестки и подруги на свадьбу.

* * *

Латифа с Зорайде ожидали Жади возле фонтана на первом этаже торгового центра. Теперь они общались только так: Жади тайком звонила Латифе и назначала время и место встречи. Мохаммед окончательно оттаял по отношению к жене, но он и слышать не желал, чтобы Латифа общалась с беглой кузиной, поэтому свидания они устраивали под предлогом похода за покупками.

— Что-то Жади задерживается, — нервничала молодая марокканка.

— Она занята подготовкой к свадьбе, — безрадостно проговорила Зорайде.

— Аллах! Как можно самой готовиться к свадьбе? Столько всего нужно соблюсти, столько сделать! Когда я выходила замуж за моего Мохаммеда…

Латифа не успела договорить, на всех парах к ним мчалась Жади, лучезарно улыбаясь. Она выглядела совсем по-западному: узкие синие джинсы, кроссовки, копна густых распущенных волос, не покрытых платком. Кофта, однако, полностью закрывала руки и плечи, но на общем фоне это не играло особой роли.

— Зорайде! Латифа! — бросилась она в объятья родственниц. — Как я скучала!

— Мы тоже скучали, Жади, — с доброй улыбкой произнесла Зорайде. — Это правда, что ты скоро выходишь замуж?

— Да, да! — восторженно ответила девушка. — Очень скоро. Как жаль, что вы не сможете увидеть мою свадьбу!

Повисла неловкая пауза. Несмотря на то, что обе женщины простили Жади, они по-прежнему с предубеждением относились к Лукасу и к идее брака с ним. Латифа поспешила перевести тему разговора:

— Мохаммеду в магазин на днях привезли изумительные платки, хочешь, покажу?..

— Жади, — перебила ее Зорайде, сделав серьезное выражение лица. — Имей в виду, Саид недавно переехал в Рио.

— Что?! — девушка остолбенела от неожиданности. — О, Аллах!

— Это по работе, у них с Мохаммедом совместное дело, — пояснила Латифа.

— Аллах, Аллах! — все так же испуганно бормотала Жади, начав ходить туда-сюда вдоль бортика фонтана. — А если он найдет нас, если захочет отомстить?!

— Кажется, он успокоился, — сказала служанка. — Но не теряй бдительности. Сердце мужчины уязвить легко, а умягчить гораздо сложнее. Мы не знаем, что творится у него в душе и на что он может быть способен.

— Какая ужасная новость, — поправила Жади волосы дрожащей рукой. — И давно он здесь?

— Не больше двух недель.

— Латифа, на втором этаже продают замечательные специи, почему бы тебе не сходить и не посмотреть? — для чего-то выпроваживала кузину девушка.

— Но…

— Сходи, Латифа, — кивнула Зорайде, явно состоявшая в сговоре с Жади.

— Ну, хорошо, — растерянно произнесла Латифа. — Я скоро приду обратно.

— Зорайде, ты принесла чашку? — возбужденно спросила Жади, стоило только сестре скрыться на верхней ступени эскалатора.

— Жади, я столько раз тебе говорила, что это грех. Сид Али очень отругал бы меня, если бы узнал.

— Принесла?..

— Принесла. Давай посмотрим.

Служанка аккуратно достала из сумки завернутую в тряпочку чашку с кофейной гущей, которую привезла из Марокко. Она внимательно вглядывалась в кофейный узор, пока Жади нервно теребила и поминутно целовала на удачу свой кулон с нефритом.

— Ну, Зорайде, что там? Я буду счастлива с Лукасом?!

— Жади, ты находишься во власти миража.

— Что?..

— Мираж, Жади, — повторила Зорайде. — Ты идешь по выжженной пустыне и видишь перед собой прекрасный оазис. Он манит тебя прохладной тенью раскидистых пальм, чистыми хрустальными ручьями и спелыми фруктами, ты идешь к нему и идешь, но не можешь приблизиться ни на шаг.

— И что это значит? — недоумевала Жади. — Зорайде, скажи прямо, что ждет нас с Лукасом? Я не люблю эти загадки.

— Я говорю тебе то, что показывает гуща. Ни слова больше, ни слова меньше.

— Толку-то от этих предсказаний! — раздосадовано воскликнула марокканка. — Мы будем счастливы и без этой чашки, вот увидишь!

— Помоги тебе Аллах, девочка моя, — тяжело вздохнула служанка.

Жади была крайне расстроена этой встречей. Мало того, что она узнала пренеприятнейшую новость о приезде Саида, так еще и Зорайде испортила настроение своим гаданием. Ну и что, что Жади сама выпросила у нее это гадание? Девушка была твердо убеждена, что никто и ни при каких обстоятельствах не уведет ее с пути, который она выбрала, даже если придется бросить вызов всему миру. Гордо расправив плечи, она шла навстречу своей судьбе.

Жади всматривалась в свое отражение, стоя перед зеркалом в полный рост. Она была похожа на принцессу из сказки: роскошные волосы цвета воронова крыла собраны в высокую прическу и украшены диадемой; в ушах красовались изящные серьги, похожие на бриллиантовые; белоснежное платье с закрытым, расшитым тонким кружевом верхом струилось книзу шелковыми складками и сидело на точеной фигурке невесты, как влитое. Жади с наслаждением вдохнула аромат букета из белых роз, стараясь запомнить каждую мелочь, каждую деталь самого счастливого дня в ее жизни. Ей удалось невозможное — отстоять право на свою любовь и на свою свободу, это ли не судьба? Зорайде может говорить что угодно, но Жади знала — с самого первого взгляда, что Лукас предназначен ей свыше. Она вспоминала свой танец в Марокко, когда их глаза впервые встретились, а сердца словно поразило молнией. Такое может произойти лишь тогда, когда находят друг друга две души, союз которых определен в Книге Судеб еще до начала времен. Пусть у них с Лукасом не все всегда бывает гладко, это лишь временные трудности. Сегодня их день, и никто этого не отнимет.

Лукас приехал в загс за целый час до начала церемонии бракосочетания. От волнения он не находил себе места, и в окружении таких же брачующихся пар Лукас чувствовал себя чуть более комфортно. Он старался гнать от себя мысли о том, что в этот знаменательный момент с ним рядом нет ни матери, ни отца, ни брата, как у других счастливчиков, возле которых хлопотали взволнованные родственники. Лукас был одинок, и это осознание пришло к нему непрошено, нечаянно, в самую неподходящую минуту. Тем не менее, гости начали подтягиваться и на его свадьбу. Самой заинтересованной гостьей была, разумеется, Иветти, но она должна была сопровождать Жади по дороге в загс. Приходили ее подруги — Лауринда, Норма и другие, немногочисленные друзья Лукаса по школе и университету, какие-то люди из круга знакомых Иветти, которых жених видел в первый раз, и которые были приглашены только для того, чтобы создать эффект массовости.

— Лукас, сынок! — услышал он голос Далвы, спешившей заключить своего дорогого воспитанника в объятья.

— Далва! Как я рад, что ты пришла!

— Ну что ты, как я могла не прийти? Кое-как упросила сеньора Леонидаса дать мне выходной, — заговорила служанка, но осеклась, увидев, как помрачнел при упоминании отца Лукас. — Твоя невеста еще не приехала?

— Должна с минуты на минуту подъехать вместе с Иветти.

Далву слегка покоробило от имени неприятной ей женщины, но в то же время она не могла не быть ей благодарной за заботу о Лукасе.

— Дай-ка поправлю тебе галстук, — засуетилась она.

— Что-то Маизы не видно, — заметил Лукас, пока Далва возилась с его галстуком. — Она не звонила?

— Нет. Может быть, она не получила приглашение?

— Должна была. Странно, ну, ладно.

Лукас хотел сказать еще что-то, но не успел. Навстречу ему шла Жади в прекрасном подвенечном платье, ослепительно улыбаясь. Жених потерял дар речи от этой улыбки. Вот оно — его счастье, его спасение и лекарство от одиночества, его любовь и вечная муза. Она здесь, на расстоянии вытянутой руки, а не за тысячи миль от него, затерянная посреди шумного Феса.

Брачующихся вместе с гостями пригласили в зал на регистрацию. Торжественно грянул марш Мендельсона, возвещавший начало церемонии. Присутствующие любовались невестой, ее загадочной восточной красотой, грацией и элегантным свадебным платьем в пол. Одна только Далва не по-доброму косилась в сторону Иветти, а та не обращала на это ни малейшего внимания. Как только стихли звуки марша, женщина-регистратор в строгом костюме поприветствовала жениха и невесту и начала свою речь:

— Дорогие гости, мы собрались здесь для того, чтобы засвидетельствовать брачный союз прекрасной молодой пары — Лукаса Ферраса и Жади Эль Эдиб.

Влюбленные мельком переглянулись полным нежности взглядом.

— В вашей жизни наступил очень важный момент, — обратилась к ним регистратор, — когда вы соединяете свои судьбы. Отныне вы будете существовать, как единое целое, неся полную ответственность друг за друга. В связи с этим, прошу вас ответить на вопрос: является ли ваше желание вступить в брак осознанным и добровольным?

— Да, — хором ответили Лукас и Жади.

— В таком случае, я приглашаю вас поставить свои подписи и тем самым скрепить свой союз. После этого в знак любви и верности я призываю вас прочесть клятву и обменяться кольцами.

Жених и невеста расписались на документе под всеобщие вздохи умиления. Лукас достал обручальные кольца и произнес клятву, которую обычно говорят на венчании, только без упоминания Отца, Сына и Святого Духа:

— Я, Лукас Феррас, беру тебя в жены и обещаю быть верным, уважать тебя в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в здоровье и в болезни до конца своих дней. Прими это кольцо в знак моей любви и верности.

С этими словами он надел на безымянный палец Жади изящное золотое кольцо. Невеста с застывшими на длинных ресницах слезинками счастья повторила клятву:

— Я, Жади Эль Адиб, беру тебя в мужья и обещаю быть верной, уважать тебя в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в здоровье и в болезни до конца своих дней. Прими это кольцо в знак моей любви и верности.

— Перед лицом государства и всех присутствующих я объявляю вас мужем и женой! — с улыбкой продекламировала регистратор.

Под бурные аплодисменты немногочисленных гостей молодожены самозабвенно поцеловались. Выслушав поздравительные речи, они вышли на крыльцо загса, где их по традиции принялись осыпать рисом. Хотя Жади и представляла свою свадьбу совершенно иначе, она была абсолютно счастлива. Западные традиции показались ей куда более простыми, но в то же время в них была своя прелесть. Если они с Лукасом теперь законные муж и жена, то какая, по большому счету, разница?..

Небольшой банкетный зал был пышно украшен цветами и зеленью, вдоль стен стояли подсвечники и висели картины, огромная хрустальная люстра переливалась яркими огнями, а столы были сервированы с изысканным вкусом и расставлены так, чтобы оставалось свободное пространство. В ожидании молодоженов гости танцевали под живую музыку, закусывали приготовленными угощениями, пили шампанское и вели светские, а иногда и не очень, беседы.

— Шикарная свадьба для ситуации Лукаса и Жади, — подметила Норма, одетая в лиловое платье с нелепым бантом на плече. — Где они только взяли денег, неужели Леонидас расщедрился?

— Еще чего, — фыркнула Иветти. — Этот скупердяй не дал бы на свадьбу собственного сына и сентаво…

— Если бы ты не применила свои запрещенные техники? — со смехом договорила за подругу Лауринда.

— Знаете, дорогие мои, иногда цель оправдывает средства, — поджав губы, ответила Иветти, которую подловили на слове. — Львеночек подлец, так почему я должна быть святой?

— По-моему, ты и так проявляешь ангельское терпение по отношению к молодым, — вновь съязвила Норма. — Сколько они уже у тебя живут?

— А какое это имеет значение?

— Да так, в общем-то, никакого. Если ты таким образом решила реализовать свой материнский инстинкт, а то и обзавестись внуками, то…

— Норма! — одернула ее Лауринда.

— Кто-то должен был протянуть им руку помощи. Ты, Норма, кажется, жила с матерью лет до двадцати восьми.

— Я обеспечивала себя сама! — возмутилась она.

— Все, тихо, молодожены идут! — скомандовала Лауринда.

Вновь раздались аплодисменты, и Лукас с Жади, смущенно улыбаясь, вошли в банкетный зал. Взгляды были прикованы к жениху и невесте, которым поручили разрезать свадебный торт в два яруса.

— Попрошу минуточку внимания, — приготовилась сказать речь Иветти, поднимая бокал шампанского. — Дорогие друзья, сегодня вы присутствуете на необычной свадьбе. Перед вами невероятная история любви — любви, которая прошла сложные испытания и выстояла, несмотря ни на что. Эта девушка, Жади, чуть не оказалась жертвой традиций своего народа, а Лукас не побоялся пойти против авторитарного отца…

— Я не дам порочить имя сеньора Леонидаса! — подала голос Далва, и без того нахохлившаяся, как птица.

— Не перебивайте! — воскликнула Иветти.

— А вы не говорите гадости про благородных людей! Между прочим, в нашей семье все беды из-за вас начались!

— Знайте свое место! Вы всего лишь служанка, а ведете себя так, словно вы хозяйка дома, и потворствуете Львеночку в его гнусностях!

— Я потворствую в гнусностях?! — взвилась Далва.

— Далва! Иветти! — пытался угомонить расхорохорившихся женщин Лукас. — Ради Бога, прекратите эту ругань!

— Все, Лукас, я ухожу, — обиженно выговорила ему няня. — Я достаточно посидела здесь, поздравила тебя, а теперь у меня есть важные дела. Уж куда важнее, чем разборки с...

— Давайте-давайте, скатертью дорога! — крикнула ей вслед Иветти. — Львеночку привет! Какая нахалка.

Лукас был порядком расстроен этой перебранкой. И Далва, и Иветти обе были ему по-своему дороги. Парень искренне надеялся, что хотя бы ради свадьбы они на время забудут личные претензии друг к другу, но, скорее всего, рассчитывать на это было наивно.

Вскоре инцидент был позабыт, когда под звуки вальса молодожены исполнили свой танец. Жади одинаково хороша была и в танце живота, и в образе леди, даже туфли на высоком каблуке нисколько не помешали ей легко, играючи скользить по паркету. Влюбленные смотрели друг на друга, не отрываясь. Для них в этот момент не существовало ничего, кроме их чувств и предвкушения бесконечного счастья впереди. Были и аплодисменты, и очередная порция поздравлений, и шампанское, и угощения; Иветти радовалась, как ребенок, поймав букет невесты. Все это было волшебной сказкой о любви, а такие сказки, как правило, заканчиваются свадьбой. Значит ли это, что после свадьбы начинается скучная проза жизни? Ни Лукас, ни Жади и не помышляли о таких вещах, да и кто захочет думать об этом, когда играет венский вальс?..

Маиза уже полчаса сидела на кровати в раздумьях. Перед ней лежали газета и конверт с приглашением на свадьбу. Заголовок одной из колонок гласил: «Тайная свадьба сына промышленного магната Леонидаса Ферраса». В письме Лукас просил прощения за внезапное исчезновение и в качестве извинения приглашал Маизу на свою свадьбу, которая состоится третьего числа и далее по тексту. Девушка тяжело вздохнула и отложила газету вместе с конвертом на тумбочку.

Странное чувство вызвала в ней новость о свадьбе Лукаса. С тех пор, как они с Жади начали жить вместе, Лукас, похоже, и думать забыл про Маизу, а Маиза уже не горела желанием бороться за него. Она задавала себе вопрос, для чего так сильно старалась сблизиться с братом погибшего Диогу, и не находила ответа. Поначалу это было так заманчиво — видеть копию того, кого больше нельзя увидеть, представить хотя бы на секунду, что перед тобой тот, кого нельзя вернуть. А после... Маиза и сама не знала, что случилось после, наверное, появились азарт и желание во что бы то ни стало сделать Лукаса своим, раз уж с Диогу случилась трагедия. Постоянные разговоры Лукаса о Жади с одной стороны, делали ей больно, с другой, лишь добавляли запала для борьбы, а тот случайный поцелуй возле кафе... Маизе казалось, что вот-вот что-то изменится в ее пользу, она думала, что Лукас на самом деле испытывает к ней нечто большее, чем просто дружеские чувства, только сам еще не до конца понимает этого. А потом он исчез, словно его и не бывало. Он счастлив со своей Жади, а Маиза осталась в одиночестве с горьким привкусом поражения на губах. Она почти научилась справляться с ним, но приглашение на свадьбу возымело действие плевка в лицо. И досаднее всего было осознавать полное равнодушие Лукаса, в котором уже нельзя было усомниться.

Вот и сейчас Маиза для чего-то на несколько раз перечитывала эти два текста, каждое слово в которых будто резало ножом по сердцу. Вдруг в ее комнате зазвонил телефон.

— Слушаю, — безучастно ответила девушка.

— Я говорю с Маизой? — бодрым голосом осведомился какой-то мужчина на том конце провода.

— Да, а вы по какому поводу?

— Надеюсь, ты извинишь меня за такой спонтанный звонок. Я Кайо, помнишь, мы болтали с тобой на вечеринке у Силвиньи Амаду?

— На вечеринке?.. — неуверенно переспросила Маиза, отыскивая в памяти образ обаятельного высокого темноглазого брюнета с характерной внешностью итальянца.

— Да, в Ангре. Помнишь?

— Ах, в Ангре! Да, припоминаю. Как вы узнали мой телефон?

— Силвинья поделилась со мной, ничего?

— Нет, все нормально, — растерянно сказала Маиза.

— Я подумал, что мы могли бы где-нибудь встретиться, пообщаться, пообедать вместе. Как ты на это смотришь? — незнакомый знакомец был весьма настойчив.

— На этой неделе я не могу, — автоматически произнесла девушка. — А на следующей — вполне может быть.

— Хорошо, тогда я позвоню на выходных?

— Да, ладно, — поспешила свернуть разговор Маиза. — До свидания.

Положив трубку, она еще с минуту вспоминала этот странный и неожиданный звонок. Взгляд снова упал на заметку о свадьбе Лукаса, но девушка с величайшим удивлением заметила, что ноюще-тоскливое чувство в душе притупилось. Был ли тому причиной поклонник из Ангры, свалившийся как снег на голову, Маиза не знала. Она лишь убрала газету и приглашение подальше, чтобы больше к ним в этот день не притронуться.

* * *

Саид уже полмесяца как переехал в Рио, чтобы начать вести бизнес вместе с братом. На самом деле, для его переезда была другая причина, о которой он никому не говорил — Саиду не терпелось вырваться из-под контроля и опеки дяди Абдула и Назиры. Разговоры Абдула о женитьбе и поучения о праведной жизни мусульманина уже успели набить оскомину, равно как и упреки сестры по поводу и без. Саид опасался, что жизнь в одном городе с Жади и Лукасом будет причинять ему боль или, чего хуже, вызывать очередные приступы гнева, но атмосфера Рио, как ни странно, оказала на него благотворное влияние. После бегства Жади старинные узкие улочки Феса с их нависающими домами — каменными гигантами в буквальном смысле давили на Саида, а чинный уклад жизни правоверных мусульман стал гнетущим и душным. Не то что бы парень захотел отойти от религии и своих корней, вовсе нет, однако ему захотелось увидеть другую жизнь, постараться понять, чем живут люди за пределами его мира.

Гуляя по просторной набережной и вдыхая свежий океанский воздух, Саид часто невольно представлял Жади. Она выросла посреди этого места, где ветра свободы веют со всех сторон, в городе, который ложится спать далеко за полночь, где карнавальные огни затмевают свет звезд. Дядя Абдул часто называл Рио городом греха и крайне не одобрял идею проживания в нем, но сид Али считал, что не место красит человека, а человек место, ведь даже посреди Содома нашелся праведник, а рядом с Величайшим Пророком оказался предатель. Кто из них прав, Саиду было невдомек, и хоть ему было странно и неприятно смотреть на расхаживающих по городу полуголых людей, которые иногда еще и без зазрения совести целовались на глазах у окружающих, все же он не мог не признать, что есть в западной жизни доля очарования. Должно быть, Жади было очень тяжело принять новые правила игры после смерти матери, и когда Саид думал так, его сердце немного смягчалось по отношению к сбежавшей невесте. Однако стоило ему вспомнить о Лукасе, как ярость вновь вскипала в венах.

Так случилось и в этот раз, когда Саид обнаружил на столике в подсобке магазина газету и решил ее пролистать. Его взгляд зацепился за фамилию Феррас в одном из заголовков. В заметке говорилось о предполагаемом конфликте в семье известного магната, завязанном на тайной женитьбе его сына. Имя невесты не сообщалось, да и надо ли? Саид и так понял, что новоиспеченная сеньора Феррас — это не кто иная, как Жади.

— Что эта дрянь делает у нас? — с раздражением спросил он ничего не подозревающего Мохаммеда.

— О чем ты, Саид? — растерялся тот.

— Вот об этой желтой прессе.

— Это же «Деловые известия»!

— Да?! А почему тут пишут всякие сплетни? Больше не покупай ее, Мохаммед.

Саид брезгливо поморщился, выбросил газету в мусорное ведро и вышел прочь, оставив брата в полном недоумении. Мохаммед и не подозревал, каких усилий стоило Саиду держать себя в руках. Ему казалось, что история с Жади осталась в прошлом, и единственное его беспокойство было о том, как бы это прошлое внезапно не вернулось и не отравило жизнь их семьи повторно. Однако чем больше проходило времени, тем меньше становилось его волнение за благоразумие старшего брата.

Первые дни в новом статусе новобрачные провели в отеле с видом на залив Гуанабара, на что ушла последняя часть средств, добытых для свадьбы. Лукас хотел бы остановить момент, чтобы он никогда не заканчивался, но время неумолимо двигалось вперед, и чем ближе становилось возвращение под крыло Иветти, тем больше молодого мужа беспокоили приступы меланхолии. Лукас по наивности рассчитывал к марту скопить достаточно средств для того, чтобы снимать свой угол, но стажерская зарплата оказалась слишком ничтожна. Кроме того, стажировка подошла к концу, впереди были три месяца скучных лекций и семинаров, сессия, работа над дипломным проектом и репетиции в довесок, а нужно было еще и искать новый источник заработка. При мысли обо всем этом Лукасу хотелось исчезнуть на пару с Жади, оставив до лучших времен вместо себя клона, сделанного доктором Альбьери.

Жади застала мужа лежащим на диване с отрешенным выражением лица и взглядом, устремленным в потолок. Это неприятно поразило ее, так как Жади была склонна принимать его тоску на свой счет, и уж когда-когда, а в медовый месяц она точно не ожидала увидеть Лукаса в таком настроении.

— Лукас?.. — позвала она его.

— Что, любовь моя?

— Почему ты такой грустный?

— Не хочу разлучаться с тобой, — улыбнулся Лукас, — даже чтобы пойти на лекции.

Жади моментально просияла.

— Я тоже не хочу отпускать тебя ни на секунду, — с нежностью обняла она супруга. — Нам скоро пора будет возвращаться к Иветти.

— Об этом я и переживаю, — вновь нахмурился парень.

— Почему?

— Жади, я уже взрослый, женатый мужчина, а вынужден быть приживалой у чужой, в общем-то, женщины. Мне бывает так стыдно перед тобой, наверное, я не достоин тебя.

— И думать так не смей! — возмутилась Жади. — Иветти помогает нам от чистого сердца, мы начнем жить отдельно, когда сможем.

— Ты сама говорила, у вас принято, что муж обеспечивает семью, — продолжал унывать Лукас. — Я не вписываюсь в эти представления.

— Дорогой, мы говорили об этом столько раз! Я предпочту жить в бедности с любимым человеком, чем в богатстве с нелюбимым. Ты думаешь, я была бы счастлива, если бы меня выдали замуж за Саида?

При упоминании имени Саида Лукас почувствовал себя еще более неловко.

— Если бы даже меня со всех сторон обложили золотом, я бы задыхалась от тесноты, — сказала Жади, положив ему голову на плечо. — Мы со всем справимся, веришь?

— Верю, я всегда тебе верю, — прикрыл глаза парень, мыслями уносясь подальше от реальности.

* * *

За те несколько дней, что Иветти провела без Лукаса и Жади, она успела безумно соскучиться по ним. Она понимала, что долго так продолжаться не может, и молодой семье необходимо жить самостоятельно, но Иветти так нравилось наблюдать, как они улыбаются друг другу и говорят о любви, как Жади ждет Лукаса каждый вечер и как он играет ей на гитаре, ей нравилось даже мирить после их после незначительных ссор, каждая из которых воспринималась молодыми словно конец света. Вернее, подобным образом воспринимала ссоры Жади.

— Проходите, дорогие мои, — приветствовала молодоженов Иветти. — Ну, как вы отдохнули, все хорошо?

— Все просто чудесно! — порхала по гостиной Жади, кружась и пританцовывая с платком из легкой ткани в руках, который она все-таки надела по дороге обратно.

— Иветти, нам нужно поговорить, -Лукас тихонько увел ее в сторону, чтобы Жади его не услышала. — Я обещаю, что скоро мы не будем тревожить тебя своим присутствием.

— Да что ты! Мне совсем не трудно…

— Нет-нет, мы не должны злоупотреблять твоей добротой. И деньги, потраченные на свадьбу, обязательно вернем. Мой приятель из университета предлагал мне подработку на время до получения диплома, я решил, что самое время согласиться. Как только я получу аванс, мы найдем жилье и станем жить одни.

— Как знаешь, — растерянно пожала плечами Иветти. — Но если вдруг что-то пойдет не так, вы всегда можете на меня рассчитывать, помните об этом.

— Ах, Иветти, — обнял ее Лукас. — Мой отец такой дурак. Мы все могли бы быть очень счастливы.

— Но вы и так счастливы!

— Я и Жади да, но не вы с моим отцом.

— Лукас, я иногда забываю, что ты не мой сын, — рассмеялась Иветти, глядя на «пасынка». — Что бы вы ни решили, я желаю вам только удачи и долгих-долгих счастливых лет.

* * *

Вскоре Лукас по совету товарища на свой страх и риск устроился в одну из фирм в качестве курьера. Теперь с утра ему приходилось идти на занятия в университет, после обеда развозить заказы, вечерами играть на репетициях, а остатки свободного времени посвящать написанию дипломной работы. Оказалось, что Тьяо был прав, и даже такая подработка приносит доход более ощутимый, чем стажировка в адвокатской конторе, где Лукасу платили из милости и чисто символически. Денежный аванс позволил молодоженам снять небольшую квартирку в Нитерое. До центра оттуда добираться было далековато, но на жилье в Леблоне Лукас и Жади претендовать пока не могли.

— Наше первое семейное гнездышко, — в восторге проговорила Жади, осматриваясь в новом жилище. — Знаешь, мне даже нравится, что оно такое скромное.

— Не забывай, у нас все впереди, — обнял жену Лукас. — Когда мы с ребятами добьемся успеха, у нас будет такой же огромный дом, в каком вырос я сам.

— И как это — жить в огромном доме? — улыбнулась девушка.

— Разница не такая уж и большая, если не считать простора для детских игр. Мы с Диогу постоянно играли то в войну, то в прятки. Он всегда быстро меня находил, а я блуждал по дому целую вечность, как по заколдованному замку. Иногда мы брали в игру Далву. Куда бы ни забрался Диогу, она всегда поражалась его фантазии и находчивости, а меня могла отругать за то, что я чуть не порвал новые портьеры, пытаясь укрыться понадежнее.

— В большом доме должно быть много детей!

— У нас и будет много детей. И мальчиков, и девочек, и все они будут играть в нашем прекрасном саду.

Молодые супруги предались долгому, нежному поцелую. Если при Иветти они иной раз стеснялись проявлять свои чувства в полную силу, то теперь им было некого и нечего стыдиться. Жади в кои-то веки облачилась в танцевальный костюм изумрудного цвета, почти такой же, в каком она впервые встретилась с будущим мужем. Этот костюм она выпросила для себя у Латифы в одну из их встреч.

Лукас включил магнитофон, и гипнотические звуки арабского барабана заполнили пространство. Жади игриво и в то же время величественно, как царица, вошла в комнату, слегка покачивая бедрами в такт музыке. В руках у нее был зеленый платок, которым она закрывала живот, грудь и нижнюю часть лица. Ее черные глаза были устремлены на мужа и сияли от счастья, как звездочки, а под полупрозрачной тканью угадывалась белоснежная улыбка.

Лукас сидел, завороженный каждым ее движением, каждым изгибом руки и взмахом платка. Он так давно не видел, как Жади танцует, что начал скучать по ее загадочному восточному образу, который так глубоко запал ему в сердце. Иногда, к своему стыду, Лукас ловил себя на мысли, что та Жади, что просыпается рядом с ним каждое утро, и та, которая танцевала для него в развалинах, рискуя собственной жизнью — это два разных человека. Парень ругал себя за то, позволял себе думать подобным образом, ведь это совершенный абсурд! Как можно разделять прошлую и настоящую Жади, когда она идет за ним на край света? Это нехорошо, неправильно и просто отвратительно, но глядя на жену в таком чарующем облике, Лукас с облегчением понимал, что подленькие мысли — это не что иное, как порождение уставшего от диких нагрузок разума, и давал Жади увлечь его своим танцем без остатка.

Маиза дни напролет проводила в компании нового кавалера. Кайо был сыном состоятельных родителей и вел богемный образ жизни, умудряясь сочетать его с развитием собственного бизнеса. Чего ему было не занимать, так это умения удивлять девушек. Конная прогулка или ужин на крыше высотного здания являлись для него вполне обыденной частью развлекательной программы. Однако Маиза, несмотря на то, что принимала ухаживания Кайо с благосклонностью, все же держала дистанцию.

— Маиза, я хочу кое о чем попросить тебя, — сказал Кайо во время очередной неспешной вечерней прогулки.

— Да? — внутренне напряглась девушка.

— Дело в том, что я не люблю недосказанности, поэтому я говорю тебе начистоту о том, что ты мне нравишься. Очень нравишься. Но я не хочу, чтобы ты думала, что ты мне что-то должна за все это. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю. Я тоже не хочу, чтобы ты думал обо мне похожим образом.

— Я знаю, — продолжал Кайо, — ты недавно пережила трагедию. Я нисколько не тороплю тебя, выбор только за тобой.

Маиза лишь сдержанно улыбнулась в ответ. Еще год назад она бы не сомневалась, что этого благородного красавца послало ей само Провидение, но сейчас она была осторожна в играх с судьбой. Слишком сильно Маиза обожглась на семействе Феррас, чтобы с распростертыми руками принимать ее подарки.

— Мне недавно подарили два билета на представление, — перевела она разговор на другую тему. — Ты не будешь против разделить их со мной?

— Спрашиваешь! — воодушевился Кайо.

— Прекрасно. Наконец-то и я тебя смогла куда-то пригласить.

* * *

Дни полетели для Лукаса со скоростью света. Вернее, ему казалось, что они все слились в один неразделимый и вечно повторяющийся день, где он сначала старается не уснуть за партой в лекционном зале, потом — за рулем служебного автомобиля, после — за бас-гитарой в студии у Берту, а на ночь успевает пролистать парочку статей по гражданскому праву для диплома. О тихих семейных радостях, к неудовольствию Жади, на время пришлось забыть. Она надеялась, что хотя бы в воскресенье сможет побыть наедине с мужем, но с разочарованием увидела, что тот снова куда-то собирается.

— Лукас, ты уходишь? Мы же хотели сегодня погулять и посмотреть кино.

— Прости, я забыл предупредить тебя вчера, — не прерывая поисков второго носка, ответил Лукас. — Берту сказал, что мы начинаем репетировать в клубе.

— В каком клубе?.. — растерялась Жади. — Я думала, ты будешь выступать на сцене.

— Все правильно, на сцене в клубе. А ты думала, что мы сразу начнем собирать стадионы? — Лукас помимо воли улыбнулся простодушию своей жены в вопросах концертно-ночной жизни. — Кстати, мы выступаем уже через неделю, хочешь пойти?

— Конечно! — радостно согласилась Жади, но через секунду засомневалась. — А что это за клуб и где он?

— «Три пальмы», это возле станции метро ДельКастилью.

— Там… продают спиртное?

— Хм, — нахмурился Лукас. — Продают. И не только продают, но и пьют, так что лучше тебе там не показываться от греха подальше. Я совсем не подумал об этом.

— А женщины? — затревожилась марокканка. — Там много женщин?

— Женщины мало интересуются роком, поэтому я предполагаю, что их почти не будет. Мы ведь не «Битлз» и не «Аэросмит», чтобы за нами толпами ходили фанатки.

— Уже радует.

— Эй, ты ревнуешь! — не без удовольствия подметил Лукас.

— Вовсе нет, но я волнуюсь, — обиженно надула губы Жади.

— Я буду дома не позже восьми, — на ходу целуя ее, сказал парень и помчался на репетицию.

В клубе уже собрался народ. Лукас первый раз оказался в таком заведении, его просвещенность в делах рок-тусовки была чуть шире, чем у Жади, но все же недостаточна для того, чтобы чувствовать себя среди лихой компании рокеров всех мастей как рыба в воде. Гума увидел приятеля и весело помахал ему рукой, что невероятно облегчило тревожное состояние Лукаса. Селсу тоже был на месте и сосредоточенно наводил марафет перед зеркалом. Людям со стороны этот облик мог показаться шокирующим: одежда преимущественно черного цвета с шипами, массивные цепи, кольца, макияж на глазах и растрепанные волосы, закрепленные в своем хаосе с помощью лака.

Прочие музыканты выглядели так же. Среди всей этой диковинной компании Лукас с удивлением заметил девушку. Она держалась в окружении парней уверенно и даже слегка надменно. Крашенные в светлый с рыжеватым оттенком волосы были уложены небрежно в соответствии с образом панк-принцессы, густо подведенные черным карандашом глаза казались не то заспанными, не то заплаканными, одежда стиля унисекс на два размера больше положенного придавала ей еще более залихватский вид. Девушка обратила внимание на то, с каким изумлением смотрит на нее Лукас, и одарила его точно таким же взглядом, ведь в их компании белой вороной был именно он в своих светлых брюках, футболке и простой рубахе нараспашку без грамма косметики на лице и лака на волосах. Рокерша улыбнулась новичку уголком губ, что тот расценил как презрительную усмешку, и отвлеклась на разговор с коллегой.

— А что, здесь и девушки играют? — спросил Лукас у Гумы.

— Ты про Анжелу? Она не играет, она поет.

— Ну, это еще куда ни шло.

— Но поет так, что стекло лопается.

— Господи помилуй, — выдохнул Лукас.

Гума привычно рассмеялся и хлопнул товарища по плечу.

— Тебе Берту еще не высказал за внешний вид?

— Чтоб я одевался вот так?! — поразился Лукас.

— Ты потише говори, — предостерег его барабанщик. — Ладно тебе, не хочешь глаза красить — не крась, никто не заставляет. Найдем тебе косуху, ремень побольше, и так хорош будешь.

— Чего сидим, готовьтесь, сейчас наша очередь идти на сцену, — прервал их беседу внезапно появившийся Берту. — Лукас, ты в этом будешь выступать?

— С прикидом уже все решили, — ответил за него Гума.

— Хорошо, если так. Давайте начинать.

Лукас впервые поднялся на сцену с гитарой наперевес. Из зала она казалась совсем маленькой, но по другую сторону производила впечатление огромной. Лукас почувствовал сильное волнение, будто перед ним уже целый стадион, и сделал несколько медленных вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Берту волновался не меньше, хотя и сохранял самоуверенный вид, Гума витал где-то в своих мыслях, один Селсу был настроен по-деловому.

— Лукас, почему ты мажешь мимо нот? — отчитал его фронтмен после того, как они отыграли все три песни. — У нас большая часть звука держится на линии баса, а ты спишь за гитарой!

— Я не виноват, что всю неделю батрачил до полуночи! — огрызнулся Лукас и сам не поверил своей дерзости. Неужели атмосфера клуба так на него повлияла?

— Это не причина. Я тоже, знаешь ли, не баклуши бью, но почему-то попадаю в ноты. Гума, тебя это также касается!

— А что я? — возмутился барабанщик.

— Сбил ритм. Пять раз.

— Я пишу диплом, мне простительно.

— Слушайте, это же не сольник! — негодовал Берту. — Если вы три песни сыграть не можете, что дальше делать будем?!

— Не кипишуй, за неделю выправим, — успокоил его Селсу.

— А афтерпати* будет? — поинтересовался Гума.

— Будет, все будет, — махнул рукой лидер группы. — У тебя все мысли о том, как бы нажраться. Чтобы на выступлении был как огурец, понял меня?

— Студент, вы закончили? — с недовольством в голосе крикнула Анжела. — Мои ребята ждут.

— Уже уходим, рыжая, — проворчал в ответ Берту.

— Давно пора. Указания можно и не на сцене раздавать.

Парень метнул в ее сторону гневный взгляд, на что та снисходительно усмехнулась. Лукас поспешил скрыться за кулисами, чтобы невзначай не попасть под перекрестный огонь глаз, вымазанных углем. Похоже, нравы здесь царили не самые дружелюбные.

Примечания:

*Афтерпати — вечеринка после окончания концерта/мероприятия.

— Лукас!.. — округлила глаза от удивления Жади, когда увидела мужа в концертном костюме, если это можно было так назвать. — Ты выглядишь… необычно.

— Тебе не нравится? — расстроился Лукас, размышляя над ее возможной реакцией, накрась он глаза по примеру коллег.

— Ты как будто не ты, то есть, я хочу сказать, ты на себя не похож в этой одежде.

— Это сценический образ, Жади, не более.

— Когда ты вернешься? — поджав губы, спросила девушка.

— Часов в одиннадцать, — как ни в чем не бывало, ответил Лукас. Он не мог сказать Жади, что его непременно затащат на афтерпати, отказ от которого был бы воспринят как неуважение к коллективу. Парень рассчитывал быстро отметиться своим присутствием и поехать домой, уложившись по времени до полуночи.

— В одиннадцать?! — не поверила своим ушам Жади. — Почему так поздно?

— Концерт будет идти долго, там выступят не только группы из Рио, но и из штатов.

Марокканка молча уселась на диван и сложила руки на груди, всем своим видом показывая недовольство ситуацией. Она не собиралась делить Лукаса со сценой.

— Жади! — дотронулся Лукас до ее плеча. — Сегодня очень важный день для меня, пожелай мне удачи. Без этого я не смогу хорошо выступить.

— Правда?.. — смягчилась Жади и подарила ему поцелуй.

— Пусть ты и не будешь присутствовать в зале, но ты будешь присутствовать в моем сердце. Ты всегда там.

— Лукас! — с нежностью улыбнулась девушка, сразу позабыв про возмущение и обиду. — Я буду ждать тебя! Удачи!

Входная дверь захлопнулась за Лукасом, и Жади вновь осталась одна. Она так часто была одна в этой квартире, практически постоянно. Умом девушка понимала, что так надо, что Лукас старается ради них обоих, но сердце упрямо ныло и в тишине комнат нашептывало своей хозяйке, что такая жизнь — это не совсем то, о чем она грезила. Каковы в точности были ее грезы, Жади и сама не могла сказать четко и определенно. Любовь к Лукасу пришла не так уж внезапно: ее душа уже была готова полюбить, сгореть дотла в огне пока еще не существующей страсти. Живя с матерью в Рио, Жади лет с шестнадцати замечала в себе это сладостное томление предчувствия любви. Она ждала, что вот-вот встретит своего героя, и встретила. Какой же видела девушка их будущую совместную жизнь? Ответ прост — она ее не видела. Когда-то в ее сознании возникали отдельные картины счастья, как короткие отрывки фильмов: вот они с Лукасом принимают поздравления на своей свадьбе, вот Лукас держит на руках их первого ребенка и читает благодарственную молитву Аллаху, вот она танцует для него с саблей в большом, по-восточному обставленном доме, а вот они в старости сидят на веранде с чашкой чая в окружении детей и внуков. Однако пока что перед глазами она видела совсем другие картины: готовку из крайне скромного набора продуктов, так как основная часть денег уходила на съем жилья, старенькую мебель, на которой пыль появлялась как по велению волшебной палочки, сколько бы Жади ее ни вытирала, барахлящая стиральная машина, но все это была ерунда по сравнению с постоянно вымотанным Лукасом. В те редкие часы, что молодой муж бывал дома, он либо ел, либо спал, либо сидел над учебниками в свете настольной лампы, пока Жади скучала в спальне. А теперь еще и генеральные репетиции с концертами по выходным.

Поначалу Жади более чем благосклонно отнеслась к стремлению Лукаса стать музыкантом и выступать. Она представляла себе это как нечто романтичное и возвышенное, представляла Лукаса этаким трубадуром с гитарой, но ей совсем не по душе приходилось воплощение его мечты. Жади специально набрала журналов об известных рок-музыкантах, чтобы вникнуть в суть явления, и увиденное ей совершенно не понравилось. Дядю Али бы хватил удар, если бы он узнал, с какой компанией связался ее муж. Лукас, несмотря на усталость от репетиций и периодические конфликты с лидером группы, только и говорил, что о музыке, особенно последнюю неделю. В его речи порой проскальзывали слова, значения которых она не понимала, еле заметно он приобретал несвойственные себе черты, копируя товарищей. Все это наводило Жади на мысль о том, что у нее появилась соперница — не женщина, нет, а... музыка. Новый смысл жизни Лукаса.

* * *

Группа дебютантов с волнением ожидала своего выхода на сцену. Перед ними уже выступили два коллектива, знатно раззадорившие толпу, и теперь Берту и его команде необходимо было не ударить в грязь лицом. Лукас боялся и смотреть в сторону сцены, но вот конферансье в соответствующем обстановке одеянии объявил:

— Впервые на сцене! Встречайте постпанк-группу «Игроки в бридж»!

Фанаты неистовствовали, им не терпелось услышать новичков. Все четверо заиграли на своих инструментах, солист запел надрывно, скандировано:

"День — что вода.Осколки грез.Падает звездаНа дорожку слез.

Закончилась весна,И больше нет надежд.Камень достиг дна,Начинается мятеж.

Пластиковое солнцеНе светит и не греет.Сатурна кольцаВ космосе тлеют.Пластиковое солнце!Нет конца скитаньям.Пластиковое солнце -Свобода за гранью".

На репетициях Лукас сомневался в успехе этой песни, считал ее слишком примитивной и отчасти бредовой, но слушатели решили иначе. Они махали руками в такт музыке, пытались подпевать, трясли волосами. Все внимание, в основном, доставалось Берту, это естественно — фронтменам всегда охотнее аплодируют, и надо признать, что он действительно обладал харизмой и умел привлечь к себе взгляды и слух собравшихся любителей рока. Однако Лукас не завидовал: сейчас на сцене между ними произошла какая-то магия, сделавшая четырех разных, не слишком дружных людей единым механизмом, более того, не осталось и тени волнения, а вместо этого появилось захватывающее дух чувство общности с публикой. Пожалуй, ради этого стоило жертвовать сном, до изнеможения работать в студии и экстренно выучить азы музыкальной грамоты. За это можно было отдать что угодно.

— Парни, вы молодцы, я горжусь вами! — поздравлял коллег после выступления Берту.

— Свершилось, босс наконец-то доволен! — рассмеялся Селсу.

— Мы просто порвали толпу! — восторгался Гума. — Видели, как всех унесло, когда мы грянули «Лихорадку»? Лукас, ну а ты чего молчишь?

— Я... это было очень... очень круто! — еле выдавил из себя парень, все еще находящийся в состоянии легкого транса.

— То ли еще будет!

— Но не расслабляемся, мы только в начале пути, — напомнил Берту.

— Ой, да пошел ты, у нас сегодня праздник, — отмахнулся от него Гума. — Идемте смотреть «Злых енотов».

— Сам смотри свою рыжую, я терпеть ее не могу, — скривился фронтмен. — Воображает из себя невесть что, хотя сама неудачница, каких поискать.

— Ну и сиди один, а мы с парнями пойдем отрываться, — потащил за собой Лукаса и Селсу барабанщик.

Впоследствии Лукас плохо помнил окончание этого вечера. Он старался сопротивляться попыткам Гумы напоить его, говорил, что ему пора домой, что его ждет жена, но тот упрямо наливал «еще по одной» в знак уважения к рокерскому сообществу и убеждал приятеля в том, что «коктейль слабый, с него ничего не будет». Лукас никогда раньше столько не пил, в отличие от своего визави, поэтому захмелел достаточно быстро и сильно. Он не знал, кто вызвал ему такси до Нитероя, должно быть, Берту позаботился.

* * *

Жади с беспокойством нарезала круги по своей не такой уж просторной квартире. За окном стремительно темнело, а Лукас все не возвращался и не возвращался. Она хотела было позвонить Иветти, чтобы спросить, что делать в такой щекотливой ситуации, но потом вспомнила, что у них не проведен телефон, а ближайший автомат находится возле бара, который в субботу вечером полон пьяниц.

— О, Аллах! — бормотала Жади, в очередной раз выглянув на улицу и не увидев никого, кроме соседей. — Аллах, за что мне это?!

Девушка почувствовала легкий укол совести после этих слов, будто бы сам Всевышний ответил ей, что она сама выбрала этот путь и всего лишь столкнулась с последствиями. Конечно, Лукас ведь западный человек. Мать часто предупреждала Жади, чтобы та близко не подходила к парням в школе и, упаси Господь, не общалась ни с кем из них. Они же совсем не как молодежь на Востоке: и пьют, и курят, и по ночам гуляют, что только ни делают. Жади и сама видела, какими неприятными бывают ее бразильские сверстники, но Лукас в эту парадигму никак не вписывался, и марокканка с гордостью думала, что ее муж «не такой». Не такой, как все прочие, самый лучший. Признать, что Феррас-младший всего лишь «сын своего Отечества», означало распрощаться со своими представлениями о нем. И это было для Жади ужаснее всего.

В дверь позвонили. Девушка со всех ног побежала открывать, и каково же было ее потрясение, когда в дверном проеме она увидела соседа, взвалившего себе на плечи до смерти пьяного Лукаса.

— Сеньор Жозевалду! — воскликнула Жади. — Что произошло?

— Куда его положить? — пропыхтел мужчина, затаскивая почти бездыханное тело в квартиру.

— Сюда, сюда, пожалуйста! — суетилась молодая жена, показывая дорогу к спальне.

— Он еще как-то умудрился добраться до дома, — удивлялся сеньор Жозевалду, — не иначе как на такси приехал. А потом, видимо, перепутал дверь, потому что завалился к нам с Ритой.

— Какой кошмар, — шептала Жади, глядя на мужа в таком непристойном виде. — Он же до безобразия пьян!

— Да ничего, завтра проспится, как новенький будет, — приободрил ее сосед. — Вы бы хоть это, обувь бы сняли с него, что ли.

— Что?.. Ах, да…

— Ну, я пошел, — попрощался сеньор Жозевалду, так и не дождавшийся благодарности за свою помощь. — Зовите, если что.

Жади не слушала, что он говорил ей, она даже не закрыла за ним дверь на защелку. Обувь с Лукаса она так и не сняла, зато с остервенением достала с антресолей слегка запылившийся чемодан.

Иветти проснулась посреди ночи от того, что кто-то настойчиво звонил в дверь. Женщина спешно накинула халат на ночную сорочку и отправилась выяснять, что за незваный гость потревожил ее сон.

— Жади! — ахнула она, когда увидела заплаканную девушку с чемоданом в руках.

— Иветти, прости за поздний визит, могу я пожить у тебя какое-то время?

— Боже, н-но… что случилось, Жади? Почему ты ушла от Лукаса?

— Все кончено, — решительно заявила Жади, с силой дергая бегунок на молнии чемодана.

— Да на тебе же лица нет! Он что, ударил тебя?..

— Он напился, как животное! — вне себя от гнева выкрикнула марокканка.

— Подожди, дорогая, успокойся, — подала ей Иветти стакан воды. — Сядь и расскажи мне по порядку, что произошло.

— Он выступал вечером в клубе, играл на своей гитаре, — Жади с трудом перевела дыхание. — А потом напился и приехал на такси в таком ужасном состоянии, что в дом его пришлось заносить соседу.

— Ты оставила его там одного?

— Конечно! Лукас мне противен, я не хочу даже касаться его!

— Жади! — огорченно воскликнула Иветти. — Надеюсь, что с Лукасом все будет в порядке. Скажи мне, такое случилось впервые?

— Да, впервые. Но это ничего не значит! — продолжала бушевать девушка. — Он вцепился в эту группу, я же не знала, что они так пьют на своих концертах! Аллах проклянет меня за этот брак!

Жади, наконец, дала волю эмоциям и заплакала в три ручья на плече у Иветти. Та лишь сочувственно обнимала ее и гладила по голове, как расстроенного ребенка.

— Иветти, что мне теперь делать, куда идти?! Семья не примет меня обратно. Латифа и Зорайде встречаются со мной только тайно, потому что они боятся огласки. В Марокко меня бы забили плетьми за то, что я сделала!

— Ну-ну, не убивайся так. С Лукасом мы проведем серьезную беседу, я уверена, он не захочет больше ставить тебя в такое положение.

— Иве-етти! — захлестнуло Жади очередной волной рыданий.

Усталость дала о себе знать, и вскоре девушка забылась во сне, где перемешались образы покойной матери, Лукаса в черной куртке со взъерошенными волосами, дяди Али и школьных подруг. Она то тонула в водах океана, то блуждала по пустыне. Несколько раз муки становились невыносимыми, и Жади силилась проснуться, но не могла, лишь шептала короткие молитвы на арабском — единственное, что она знала из этого языка, кроме общих фраз.

* * *

Лукас пришел в себя к полудню. Едва открыв глаза, он закрыл их снова и подумал, что лучше ему было бы не просыпаться вовсе. Голова была словно налита свинцом, сухость во рту напоминала пустыню, а желудок противно терзала тошнота. «Жади!» — подумал Лукас и резко сел на постель, но тут же со стоном повалился обратно. Приступ головной боли немного стих, и парень повторил попытку подняться.

— Жади! — громко позвал он жену, но ответа не последовало.

Лукас обратил внимание, что он все еще в верхней одежде и обуви. Что же вчера произошло? Как он добрался до дома? Как поднялся на нужный этаж? И самое главное — где Жади? Лукас с ужасом подумал, до какой степени она могла разозлиться из-за этого казуса. Худшие предположения подтвердили полупустой шкаф и отсутствующий чемодан. Лукас с трудом привел себя в порядок и решил поехать к Иветти, как только сможет вновь твердо стоять на ногах, но перед этим нужно было перекусить. В холодильнике стояли кастрюля со вчерашней фасолью, бутылка персикового йогурта и банка с кукурузой, лежали сыр и немного овощей. «Что ж, лучше, чем ничего», — подумал парень и приступил к завтраку.

* * *

Жади в полной прострации сидела в гостиной у Иветти. За весь день она не проронила почти ни слова, а хозяйка дома тактично оставила молодую подругу в покое, не надоедая ей расспросами и советами. Марокканка испытывала дежавю: нечто подобное ей приходилось чувствовать, когда Лукас отказался принять ее веру, но в этот раз все казалось куда трагичнее. Жади могла понять нежелание менять религию, но тот образ жизни, который для себя выбирал Лукас, она понимать не хотела. Она в жизни не брала в рот ни капли спиртного, даже на свадьбе, а сколько выпил вчера ее муж, страшно и представить. Жади вздрогнула, услышав дверной звонок. Это был Лукас, умывшийся и переодевшийся.

— Лукас, проходи, — растерянно произнесла Иветти.

— Иветти, Жади у тебя? — осторожно спросил он, но ответа не понадобилось — многозначительный вид повернутого к нему затылка Жади говорил сам за себя. — Почему ты уехала и не оставила записки? Я волновался.

— Ах, ты волновался?! — возмущенно подскочила Жади. — А я что должна была вчера думать, когда ждала тебя одна в ночи, пока ты пьянствовал?!

— Жади, выслушай меня… — неуверенно начал говорить Лукас.

— Нет! — резко прервала его жена. — Твоему поступку нет оправдания!

— Но что я такого непростительного сделал?! Да, опьянел, но я никогда раньше…

— …не напивался до потери сознания? — закончила за него Жади. — Можешь продолжать, если понравилось, я больше не помешаю тебе.

— Что ты такое говоришь? — недоумевал Лукас. — Жади, ты устала, поехали домой.

— Я больше не вернусь в ту квартиру, — встряхнув копной черных волос, решительно сказала марокканка. — И к тебе больше не вернусь, мне не нужен такой муж!

— Жади!.. — потрясенно прошептал парень. — Я не верю, что ты…

— Разговор окончен, — девушка демонстративно ушла в комнату и захлопнула за собой дверь.

— Лукас, я думаю, тебе лучше поехать домой, — миролюбиво предложила Иветти. — Жади на взводе, ее можно понять, но она успокоится.

— Она только что сказала, что уходит от меня.

— Мало ли, чего сгоряча не наговоришь, — пожала плечами женщина. — А ты тоже хорош! Надо же было довести себя до такого состояния! Впрочем, не мне тебя судить.

Лукас вышел из дома Иветти и отправился рассеянно бродить по улицам вечереющего Рио. Какой странный контраст чувств: вчера на сцене он впервые почувствовал себя «кем-то», поверил в то, что может свернуть горы, а сегодня ему казалось, что он спикировал с пятиметрового трамплина в огромную лужу грязи и перепачкался в ней с ног до головы. До чего же досадно было зачеркнуть все хорошие впечатления от концерта одной дурацкой пьянкой! Лукас ужасно злился на Гуму, злился на себя, однако наибольший удар он получил от жены. Он ожидал скандала, упреков, криков, но не того, что Жади откажется от него.

— В самом деле, я же не святой, — парень не заметил, как произнес эту фразу вслух.

Жади, похоже, видела его именно так. Раньше. Ей нужен был идеальный мужчина, а мужчина с изъянами ей не подходит. Лукас облокотился на ограждение набережной и безрадостно устремил взгляд к горизонту. Все без исключения видели или хотели видеть в нем кого угодно, только не его самого. Он искренне верил, что Жади любит его таким, какой он есть, и один-два проступка не способны погубить эту любовь, но, как бы жестоко это ни звучало, Лукас ошибался.

Это осознание сопровождалось дикой душевной болью, которой он ни с кем не мог поделиться. Иветти встала на сторону Жади, друзья на самом деле таковыми не являлись, а были, скорее, приятелями, Далва просто бы его не поняла. Внезапно Лукаса осенила простая и короткая мысль: Маиза!

Лукас вспомнил о не таких далеких, но уже ставших историей временах, когда они с Жади были вынуждены встречаться тайком ото всех. Он с теплотой вспомнил Маизу, с которой проводил столько времени за прогулками и беседами в кофейнях. Она всегда была готова выслушать его и поддержать, может быть, еще не поздно вернуть ее дружбу? Лукас заметил, что как раз оказался в трех остановках автобусной езды до дома Маизы, это ли не повод сделать попытку? Он набрал ее номер на таксофоне и с волнением начал слушать гудки.

— Алло? — подошла к телефону Маиза.

— Маиза?.. — неуверенно произнес парень.

— Лукас?.. — чуть не потеряла она дар речи от неожиданности.

— Привет, Маиза! Да, это я. Мы давно не виделись, я тут недалеко, решил, вдруг ты захочешь прогуляться, — говорил Лукас с ощущением, что он мелет несусветную чушь.

В трубке несколько секунд было слышно только ее дыхание.

— Я... думаю, что можно, но разве Жади не будет против?

Лукас замялся: не рассказывать же Маизе про их ссору вот так сразу, по телефону, это может быть неправильно воспринято.

— Нет, Жади не против.

— Ну, раз так...

— Я зайду за тобой минут через двадцать-тридцать, хорошо?

— Ладно, Лукас, буду ждать, — растерянно ответила Маиза и положила трубку.

Через полчаса они уже вместе брели куда-то по вечерней аллее. Маиза была напряжена до предела, изо всех сил скрывая это за фирменной аристократической сдержанностью. Лукас не знал, с чего начать разговор, и просто шел рядом. Наконец, он спросил:

— Маиза, ну, как ты? У тебя наверняка куча новостей.

— Хорошо, спасибо, — учтиво ответила девушка, которая все еще не знала, как ей вести себя с ним. — Новостей не так уж много, у тебя их, должно быть, больше. Я слышала, ты женился на Жади?

— Да, это так, — произнес Лукас без особого энтузиазма, что доставило Маизе определенное удовольствие. — Я отправлял тебе приглашение на свадьбу, ты его не получила?

— Нет. Наверное, затерялось на почте, — солгала она.

— Я примерно так и понял. Знаешь, я вчера впервые выступал с группой.

— Да-а? — искренне удивилась Маиза. — Ты не рассказывал мне про группу.

— Просто группы тогда не было, — улыбнулся Лукас. — Мы существуем совсем недавно. Я играю на бас-гитаре, кроме меня есть еще барабанщик и клавишник, а парень, который собрал группу, пишет песни и поет.

— И как, это... перспективно?

— Я уверен, что да, и лидер думает так же. У нас есть все предпосылки для того, чтобы стать знаменитыми.

— Что ж, я рада за тебя и желаю вашей группе успеха.

— А вот Жади... — проговорил Лукас и сделал паузу.

— Что Жади?

— Ей непросто принять мою карьеру.

— Почему же?

— Понимаешь, она далека от всего этого, а образы и музыка у нас довольно необычные, поэтому...

— Понимаю, — многозначительно сказала Маиза. — Ей это кажется дикостью.

— Именно! — подхватил парень. — Хоть она и выросла в Бразилии, но по натуре Жади арабка до мозга костей, и многие привычные для нас вещи ей видятся совсем в другом свете.

Маиза горько усмехнулась про себя. Конечно, кто бы сомневался. Обреченность их союза была очевидна для отца Лукаса, для Далвы, для семьи Жади — для всех, кроме них самих. И вот теперь пелена начинает спадать с глаз. В сердце девушки закралась надежда, что скоро воздушные замки растают, и у нее появится второй шанс. Рискованно? Безусловно. Но интуиция говорила именно так.

— ...иногда я думаю, что Жади совсем меня не слышит, — закончил фразу Лукас.

— Просто вы слишком разные, из разных миров.

— Неужели с этим ничего нельзя сделать?

— А ты сам чего хочешь? — задала вопрос Маиза, пристально всматриваясь в его глаза.

— В каком смысле?..

— Ты любишь ее? Ты готов ради нее терпеть недопонимания, ее странные, по твоему мнению, обычаи? Если бы она попросила тебя оставить ради нее музыку, ты бы сделал это?

Маиза говорила это с непривычным для нее жаром, отчего Лукас помимо воли остолбенел. Он впервые видел возлюбленную Диогу такой эмоциональной, страстной, словно из кроткой пай-девочки рвется наружу чертенок. Эта картина настолько его поразила, что парень замер на месте. Во взгляде Маизы было что-то магнетическое, она не просто спрашивала, она требовала ответа.

— Да, — коротко сказал Лукас после долгого молчания. — Да, я на все ради нее готов.

Маиза почувствовала, как земля уплывает из-под ног. «Идиотка, неужели я вправду рассчитывала, что он поведет себя по-другому?» — мысленно отругала она себя. Она повернулась по направлению вдоль дорожки, чтобы Лукас не увидел ее смятения.

— Тогда борись за свои чувства, — хладнокровно произнесла девушка, и один Бог знает, чего ей это стоило.

— Ты права, Маиза, я так и буду делать! — вдохновился ее спутник. — Сейчас, когда я поговорил с тобой, то вижу, что препятствия не такие уж непреодолимые.

— Вот видишь, как хорошо.

— Мне жаль, что так получилось, ну, я не должен был забывать про тебя. Просто столько забот навалилось, что…

— Лукас, — прервала она его, — я, кажется, замерзла. Если ты меня извинишь, я пойду домой, мне что-то нездоровится.

— Конечно, я провожу тебя.

Он инстинктивно положил руку ей на плечо, не догадываясь, как мучительно было для нее это прикосновение. Всю обратную дорогу они молчали, и Лукас слегка тяготился этой тишиной. На прощание Маиза остановилась помахать ему рукой сквозь вымученную улыбку.

— Маиза, спасибо, что согласилась встретиться! — поблагодарил ее парень.

— Мне это ничего не стоило, правда. Ты далеко живешь?

— Да, теперь очень далеко.

— А ты… скучаешь? — неожиданно спросила она.

— По дому? Бывает иногда, — вздохнул Лукас. — Возможно, однажды я смогу туда вернуться.

— Надеюсь на это. Удачи!

— И тебе! Увидимся!

* * *

Маиза кое-как добралась до постели. Эта встреча основательно выбила ее из колеи и всколыхнула в душе такие чувства, о которых она уже начала забывать, или ей только так казалось. Оставшись наедине с собой, Маиза горько заплакала, а лунный свет через окно ласкал ее волосы холодным блеском.

Лукас вернулся в пустую квартиру за чертой Рио. Он не чувствовал ни голода, ни усталости, а только легкую эйфорию. Поскорее бы наступил рассвет, он поедет к Жади и попросит у нее прощения за свою выходку. Он не будет бояться ничего, свернет горы, только бы вернуть любимую домой. Лукас улыбнулся, с благодарностью осознав, что на этот решительный шаг подтолкнула его Маиза. До чего же замечательная девушка и подруга! Диогу был бы с ней так счастлив, останься он в живых. Внезапно у Лукаса в голове промелькнула мысль: а что, если бы он не пошел тогда вместе с Альбьери в дом к Али? Что, если бы не встретил Жади? Кем была бы для него Маиза тогда? Парень с удивлением пришел к выводу, что он вполне мог бы ее полюбить.

Гигантская луна заливала светом всю комнату. Лукас резким движением задернул шторы. Это была мысль, всего лишь мысль.

Ради благородного дела спасения семьи Лукас пожертвовал парой лекций по юридической экспертизе. Он уже почти привык к утренним пробкам на мосту, но в этот раз ему казалось, что автобус ползет с преступно низкой, черепашьей скоростью, словно за те лишние сорок минут, что он задерживается в пути, Жади окончательно надумает развестись.

Жади, в свою очередь, уже не была так уверена в своем решении. Она не спала с пяти утра, а расхаживала в раздумьях по дому Иветти, не выпуская из рук зеленый судьбоносный камень. От переживаний у нее даже залегли тени под глазами, и не давала покоя тошнота.

Лукас не заставил ждать своего появления, однако Жади не спешила открывать ему. Девушка прислонилась спиной к двери, в то время как Лукас колотил по ней с обратной стороны.

— Жади, нам нужно поговорить! — слышала она сквозь заслон. — Жади, я знаю, что ты там, открой! Жади!

Марокканка сдалась. Она распахнула дверь и грозно уставилась на мужа, сложив руки на груди. В ее глазах был немой вопрос.

— Жади, я… — промямлил Лукас, совершенно растерявшийся от ее взгляда.

— Зачем ты пришел? Я же сказала, что не хочу больше иметь с тобой ничего общего.

— Но мы женаты!

— Разведемся.

— Как ты можешь так говорить? — еле сдерживал слезы парень. — Вспомни, через что нам пришлось пройти, вспомни, как ты танцевала для меня в развалинах, как мы клялись друг другу в вечной любви! Неужели это ничего для тебя не значит?

— Еще как значит, Лукас, — глаза заблестели у самой Жади. — Для меня. А для тебя, похоже, нет.

— Почему?!

— Ты говоришь одно, а делаешь другое. Любовь не в словах, она в поступках.

— Что же я такого натворил, что ты так обо мне думаешь? — в недоумении всплеснул руками Лукас. — Если ты о том безобразном эпизоде, когда меня напоили, то этого больше не повторится!

— Поклянись, — потребовала Жади.

— Клянусь!

— Надеюсь, что твоя клятва чего-то да стоит. И вообще, Лукас, — она сделала паузу, — мне не нравится то, как мы с тобой живем.

— Что?.. Ты же говорила, что для тебя не имеет значения, сколько у нас денег, и…

— Дело не в деньгах! Ты отдалился от меня, я тебе не интересна, ты охладел ко мне. Думаешь, я этого не вижу?

— Я вовсе не… — попытался оправдаться молодой муж.

— Почему ты сейчас здесь, со мной, а не в своем университете? У тебя ведь скоро сессия, выпускные экзамены, столько всего нужно сделать, а вечером непременно отправляйся на репетицию, гитара для тебя более желанна, чем жена!

— Мое терпение не железное, — начинал выходить из себя Лукас. — Ответь теперь на свой вопрос: почему я приехал к тебе вместо того, чтобы пойти на учебу или остаться дома из гордости?

— Потому что?.. — неуверенно проговорила Жади.

— Потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты меня простила.

Последние оборонительные укрепления рухнули, и Жади бросилась в объятья супруга. Они прижались друг к другу так крепко, будто не виделись тысячу лет. «Ну вот, как я и думала, любовь всегда побеждает», — довольно отметила про себя притаившаяся возле двери Иветти.

* * *

— Ас-саляму алейкум! — воскликнул сид Али, заходя с огромным чемоданом в дом Мохаммеда.

— Ва-аляйкуму салям! — ответил Мохаммед и четырехкратно расцеловал гостя. — Добро пожаловать, вы принесли свет в наш дом, дядя Али!

— Латифа, моя дорогая племянница!

— Благословите, дядя, — поцеловала ему руку Латифа.

— Как вы поживаете?

— Хвала Всевышнему, дела идут хорошо, — воздел ладони к небу хозяин дома. — Латифа вместе с Зорайде с самого утра готовились к вашему приезду, они приготовили отменное мясо газели! Проходите, располагайтесь.

Сид Али был счастлив повидать родню и Зорайде, без которой он совсем затосковал в Фесе. У него было несколько жен, но ни одна из них не могла сравниться с верной служанкой, с которой Али шел по жизни рука об руку уже очень много лет. Никто не умел так о нем заботиться и с таким вниманием и благоговением слушать его речи долгими вечерами. Тем не менее, обстоятельства требовали присутствия Зорайде в Рио, с чем Али пришлось скрепя сердце смириться.

— Зорайде, расскажи мне о Жади, — попросил он ее, убедившись, что никого больше нет рядом.

— Сид Али, я так о ней беспокоюсь! — поделилась переживаниями женщина. — Она стала звонить все реже и реже и почти не зовет нас с Латифой на встречи, как раньше.

— Жади отдаляется все сильнее, — с грустью произнес Али. — А деньги? Она нуждается в чем-либо?

— Жади убеждала нас, что ни в чем не нуждается, но я же вижу, как бедно она одета, какие у нее голодные глаза. Ах, если бы она вышла замуж за Саида, разве такая бы у нее была жизнь?

— Нет, — покачал головой мужчина. — Жади не из тех, кто ценит по достоинству любовь и заботу. Зорайде, есть люди, для которых даже рай не рай. Боюсь, если бы мы выдали ее замуж, как хотели, из этого не получилось бы ничего хорошего.

— Но почему, сид Али?

— Жади строптива. Я не сомневаюсь, что она попыталась бы убежать со свадьбы или из мужниного дома. Здесь в Бразилии ее бегство осталось незамеченным, а там, в Фесе? Аллах, мне страшно даже подумать об этом. И даже если бы Жади осталась жить с Саидом, она изводила бы его день за днем из чувства мести, страдала бы по своей несостоявшейся любви и в конечном итоге превратила бы жизнь всех окружающих в ад. Таких, как Жади, бесполезно убеждать в чем-либо, пока они сами не испытают все на себе. Аллах мудр, и я верю: несмотря ни на что, Он ведет ее по нужному пути.

— Ин ша Аллах! — молитвенно воскликнула Зорайде.

Саид, зашедший навестить брата, не ожидал увидеть там дядю Али, новость о приезде которого по неизвестной причине обошла его стороной. Саиду давно хотелось поговорить с ним как со старшим мудрым наставником, ведь от дяди Абдула ничего, кроме заунывных проповедей, ждать было нельзя. Даже то обстоятельство, что этот человек был родным дядей Жади, уже не вызывало у него негативных чувств.

— Ну, Саид, ты подумал о моих словах? — спросил его дядя Али, когда после семейных посиделок они остались наедине.

— О каких, дядя Али?

— О том, чтобы беречь свое сердце от зла?

— Да, я стараюсь, — ответил Саид, — хотя и не всегда понимаю, зачем. Ведь моя злость справедлива, разве нет?

— Саид, — слегка подбоченился Али, — дело не в том, справедлива она или нет. В сердце человека, точно змеи, гнездятся множество пороков. Когда ты даешь им пищу, ты их раззадориваешь, пороки становятся все более прожорливыми и с каждым разом требуют все больше, пока однажды не погубят хозяина. Что ты взрастишь в своей душе — дивный сад или змеиный клубок, зависит только от тебя.

— Взрастить сад, — задумчиво повторил Саид. — А что, если этот сад кто-то растопчет ногами, вырвет все цветы и срубит деревья?

— Саид, так ведь об этом я тебе и говорю. В сердце рождаются помыслы, они его и питают, и разрушают. Ты должен научиться властвовать над помыслами, тогда твой сад никто не сможет растоптать.

— Как это возможно, дядя?

— Испытывай их, откуда они приходят. Если помысел рожден любовью, милосердием — это хороший помысел. А если злобой, завистью или гордыней…

— То его следует отвергать? — догадался Саид.

— Совершенно верно. Чаще всего к нам приходят помыслы от гордыни. Гордыня — мать пороков, она низвергла с Небес приближенного к Аллаху джинна, который пребывал среди ангелов, а куда же она низвергнет человека?

— Так значит, когда я думал, что хочу отомстить Жади, во мне говорила гордыня?

— И это тоже, — кивнул сид Али. — Саид, тебе было нанесено оскорбление, очень страшное для мужчины оскорбление. Но это не конец света, нужно жить дальше. Часто Аллах посылает человеку испытания для того, чтобы сделать его лучше, так воспользуйся этим шансом.

— Я понял, дядя, — с благодарностью произнес Саид и собрался куда-то уходить. — Благословите!

— Благословляю, — сказал сид Али и заметил, как в глазах парня ярким огоньком зажглась искорка надежды.

Лукас с разочарованием заглянул в конверт, в котором для него был приготовлен расчет за выступление, но не стал высказывать своих эмоций. За него это сделал Гума.

— Навар-то оказался небольшой! — сетовал барабанщик.

— Заплати организаторам, арендатору, персоналу, налоговой, оставшееся раздели между выступающими группами согласно их рангу, а потом еще между участниками, — с неудовольствием пояснил Берту. — Я даже удивлен, как можно не понимать таких вещей. Нам нужен сольный альбом, но для этого необходимо наработать материал и раскрутиться, как следует, а это занимает время.

Лукас прикидывал в уме, сколько ему еще придется развозить заказы до тех пор, пока они не начнут прилично зарабатывать.

— Кстати, — обратился к нему Берту, — как ты чувствовал себя после вечеринки?

— Ужасно, — честно признался парень.

— Больше так не пей, ты, кажется, не настолько крепок.

— Между прочим, от меня из-за этого чуть жена не ушла, — не сдержался и выразительно посмотрел Лукас на Гуму, тот в ответ лишь сделал удивленное лицо.

— Как это? Из-за одной пьянки?

— Просто она... она мусульманка, у них так не принято.

— Плохо дело, приятель, — присвистнул Селсу.

— Угораздило же тебя, — засмеялся Гума, но тут же замолчал под осуждающим взглядом лидера.

Лукас почувствовал себя неловко. Наверняка о нем и так судачат за спиной, а теперь совсем на смех поднимут, будут называть подкаблучником и слабаком, не умеющим пить. И зачем он только сказал про Жади?

* * *

Ужин, как обычно, состоялся поздно. Лукас обреченно ковырял вилкой опостылевшую фасоль и с грустью вспоминал разнообразные блюда, которые готовила Далва. В то же время он понимал, что его заработка только на фасоль и хватает. Парень горько усмехнулся злой иронии судьбы: когда-то он, не работая, не знал отказа ни в чем, теперь же не разгибает спины и живет как простой работяга, коих в Нитерое предостаточно. Лукас перевел взгляд на жену, также задумавшуюся о чем-то своем, и на душе у него сразу потеплело. В самом деле, как можно променять величайшее счастье в жизни на какие-то там бифштексы? Впрочем, он бы и от бифштексов не отказался.

— Лукас, почему ты так смотришь на меня? — игриво улыбнулась Жади.

— Просто думал, как хорошо, что ты у меня есть.

— А мне показалось, что ты грустный.

— Я? — изобразил удивление Лукас. — Я не грустный, я немного устал. Кстати, я получил сегодня расчет за выступление.

— Да-а? — оживилась Жади.

— Только он, как бы это сказать, скромный, — смутился молодой муж. — Это ведь первый концерт, но будут еще и еще.

Девушка слегка насупилась, услышав про концерты, но все-таки ей хотелось верить, что Лукас образумился. Она перевела тему разговора:

— Я сегодня разговаривала с донной Нилсеей из булочной, и та сказала, что ищет работника. Она предложила мне поработать у нее.

— Вот как? — обрадовался Лукас, который давно уже хотел предложить Жади устроиться на работу, но стеснялся.

— Дорогой, ты бы мне разрешил?

— Конечно! Жади, даже не спрашивай, делай, что посчитаешь нужным.

— И ты не будешь ревновать меня к покупателям? Тебя не смущает, что я буду стоять за прилавком у всех на виду? — немного разочарованно спросила марокканка.

— А почему это должно меня смущать? — не понял Лукас.

— Если бы ты был из Марокко, ты мог бы воспротивиться.

«Слава Богу, что я не из Марокко», — подумал парень.

— Я думаю, работа пойдет тебе на пользу. Тебе будет не так скучно дожидаться меня.

— Лукас, — Жади пересела поближе к мужу и положила голову ему на плечо, — мы с тобой так мало проводим времени вместе.

— Это не навсегда, — Лукас провел ладонью по ее волосам. — Ты же понимаешь, сейчас непростой период, но когда я встану на ноги, все будет совсем иначе.

— Я знаю, но мне так тебя не хватает.

— Послушай, у меня появилась мысль. Что, если я приглашу Далву помочь тебе по хозяйству и что-нибудь приготовить? А мы бы в это время могли куда-нибудь сходить.

— Далву? — переспросила Жади. — Она наверняка будет против, да и твой отец…

— Плевать на отца. Далва не откажет нам, я уверен.

— Мне казалось, она не слишком хорошо ко мне относится, — продолжала отнекиваться Жади, которой идея пришлась не по душе.

— Далва иногда ворчит, но она очень добрая, — убеждал ее Лукас. — Мы с Диогу очень рано остались без матери, и Далва растила нас с пеленок.

Лукас еще рассказывал что-то о своем детстве, но Жади погрузилась в воспоминания о собственной матери. Как бы она отнеслась к браку дочери? Несмотря на то, что Лукас был ее официальным мужем, по законам ислама они приходились друг другу никем, хуже того, любовниками, грешниками. Как раз шел постный месяц Рамадан, а Жади даже ни разу не молилась. Глаза защипало от слез, а разум успокаивали мысли: ничего, когда-нибудь они решат этот вопрос, когда-нибудь…

Лукасу не пришлось долго уговаривать Далву: служанка явилась буквально по первому зову. Она деловито вошла в квартиру и оценивающим взглядом окинула все помещение, начиная с выцветших обоев и заканчивая фикусом на шкафчике.

— Далва! — кинулся к ней Лукас. — Как хорошо, что ты пришла!

— Сынок! — обняла его женщина. — В какую же даль вы забрались, неужели поближе ничего не было?

— Здравствуйте, донна Далва, — робко поздоровалась Жади.

— Здравствуй, Жади, — без особого восторга ответила та. — Ну, показывай, что у вас где лежит.

Молодая жена провела гостью на кухню, мысленно ругая Лукаса за то, что приходится демонстрировать все свои хозяйственные недочеты как на ладони. Далва с видом заправского ревизора заглянула в шкафы и холодильник.

— Святые угодники! Да тут шаром покати. Жади, чем же вы питаетесь?

— Чем Аллах благословил, — коротко сказала марокканка.

— Да-а, не дело это, не дело, — покачала головой Далва. — Так ты и сама истощаешь, и мужа голодом заморишь. А я-то думала, вас с детства учат готовить, вести дом…

Жади чуть не заплакала от возмущения, когда услышала замечание в адрес покойной матери. Она еще могла стерпеть, когда камни в ее огород летели со стороны дядя Али, но чтобы служанка Лукаса смела так высказываться! Девушка чувствовала, что еще чуть-чуть, и она всерьез рассердится, но на кухню зашел Лукас.

— Далва, приготовь нам с Жади, пожалуйста, говяжий пудинг, — попросил он. — Жади, ты будешь в восторге от этого пудинга!

— В восторге, — сквозь ком в горле повторила Жади.

— Конечно, приготовлю, надо же вас откармливать!

— Вот и отлично, а мы пока сходим прогуляться, — потянул за собой жену Лукас.

— Идите, идите, — крикнула им вслед Далва и взялась за тряпку, вознамерившись навести порядок в этом царстве нищеты и хаоса. — Под раковину-то не заглядывает, что ли? Столько грязи. И плита вся в пригаре, Матерь Божья, да что же это такое? Бедный мальчик, говорили мы ему с сеньором Леонидасом, чтобы не женился, не подумав. Да где там, у него ветер в голове. Ох, молодость…

— Мне совершенно не нравится, как твоя Далва разговаривает со мной! — высказывала Жади претензии мужу во время прогулки по набережной.

— Жади, ну что ты, в самом деле? Далва любезно согласилась нам помочь.

— Да, и при этом была готова облить меня грязью с ног до головы!

— Ты преувеличиваешь, успокойся, — Лукас обнял жену за плечи и притянул к себе.

На набережной в выходной день было полно народу. Кажется, весь Рио собрался здесь: одни нежились на пляже, другие плескались в волнах, третьи просто гуляли вдоль берега и любовались прекрасным пейзажем. Откуда ни возьмись перед Лукасом и Жади выросла высокая женская фигура в широкополой шляпе и темных солнцезащитных очках.

— Лукас! — воскликнула элегантно одетая женщина лет сорока. — Не могу поверить, что встретила тебя!

— Тетя Виржиния! — узнал ее парень. — Жади, это двоюродная сестра моего отца. Тетя Виржиния, а это Жади, моя жена.

— Неужели? — от удивления Виржиния едва не раскрыла рот. — Прости, дорогой, мы с мужем улетали на полгода в Мадрид, я даже не успела лично выразить тебе соболезнования в связи с гибелью Диогу.

— Да, ужасная трагедия, — потупил взгляд Лукас.

— Очень приятно познакомиться, — протянула она руку Жади. — Как поживаешь, Жади?

— Все хорошо, сеньора, — вежливо ответила девушка.

— Какое необычное имя!

— Жади из Марокко, тетя, — добавил Лукас.

— Да вы что?.. — продолжала изумляться женщина. — Очаровательно, совершенно очаровательно! Но когда же вы успели пожениться? Я ничего не знала.

— Мы отпраздновали в очень узком кругу, простите, что не удостоили вас приглашением, — стушевался парень.

— Ах, не стоит, я все понимаю. Лукас, очень хорошо, что мы увиделись. В ближайшую пятницу вечером у моей Камиллы состоится помолвка, мы устраиваем ужин в честь этого события. Я хочу, чтобы вы обязательно его посетили.

Жади растерянно взглянула на Лукаса.

— Мы постараемся прийти, тетя Виржиния, — заверил он родственницу.

— Славно, очень славно. Я пыталась связаться с тобой через Леонидаса, но он лишь отмалчивался. У вас что-то случилось, вы поссорились?

— Так, небольшие разногласия, — уклончиво сказал Лукас.

— А как ты сам поживаешь? — не отставала с расспросами Виржиния.

— Все замечательно. Я оканчиваю университет, недавно начал серьезно заниматься музыкой.

— Прекрасно! Что ж, была рада вас встретить, приходите в пятницу к семи часам. Лукас, ты еще помнишь адрес?

— Да-да, конечно!

Расцеловавшись с молодой парой, женщина исчезла среди толпы гуляющих. Жади ощутила на своем лице стойкий запах дорогих французских духов.

— Ты никогда не рассказывал, что у тебя есть тетя, — удивилась она.

— Мы редко общаемся, — объяснил Лукас. — Отец сам по себе не слишком общительный, а вот Диогу частенько бывал у тети Виржинии. Видимо, когда его не стало, она решила возложить ответственную миссию посещения приемов на меня.

— Лукас, мне как-то неловко идти на этот ужин. Там же соберутся незнакомые люди, будут пить алкоголь, мне даже надеть нечего.

— Было неудобно отказываться, а теперь мы уже пообещали. Не бойся, Жади, у семьи Валверде собирается очень приличное общество.

Лукасу было невдомек, что именно «очень приличное общество» страшит Жади больше всего. Она не была простолюдинкой, напротив, фамилия Эль Адиб весьма известна и уважаема в Фесе, однако появление в высшем свете Рио для юной марокканки оказалось серьезным испытанием.

* * *

В особняке Валверде все было готово к торжеству. Парк с маленьким фонтаном, клумбы, аллеи, терраса были украшены со вкусом и изяществом, музыканты играли неторопливый блюз, гости прохаживались по дорожкам или заходили в дом, где их уже принимали хозяева вместе с молодыми. Лукас и Жади явились с небольшим опозданием, когда уже основная часть приглашенных была на месте. Они надели самую лучшую одежду, что у них имелась, но в сравнении с остальными представители юного поколения Феррас смотрелись совсем не презентабельно.

— Мы только поздравим молодых, побудем немного ради приличия и незаметно уйдем, — шептал Лукас на ухо Жади.

— Лукас! — с улыбкой подошла к ним Виржиния. — Добро пожаловать на наш скромный праздник! Дорогая, прости, твое имя так экзотично, что оно напрочь вылетело у меня из головы.

— Меня зовут Жади, — гордо напомнила марокканка.

— Ах, конечно, я еще помнила, что оно как-то связано с нефритом, — извинялась хозяйка. — Прошу вас, располагайтесь.

Жади с неприязнью почувствовала, что к ней как магнитом притягивает любопытные взгляды. Женщины смотрели на восточную красавицу по-разному: кто-то с любопытством, кто-то с иронией, видя, как неброско она одета, находились и те, кто не скрывал зависти во взгляде, а мужчины, по большей части, оценивали ее привлекательность. «Как породистая лошадь на скачках или музейный экспонат», — с отвращением подумала Жади.

Тем временем Лукас поздравлял родственницу и ее жениха с помолвкой. Младший брат невесты, только что спустившийся по лестнице, чуть не начал тыкать в него пальцем:

— Мама, это же музыкант!

— Тише, Андреас! — зашипела на него мать. — Это Лукас, твой родственник, ты что, забыл? И что это за внешний вид такой?

— Я знаю, но я видел, как он играл на гитаре в «Трех пальмах»!

— Извини его, Лукас, — страшно засмущалась сеньора Валверде. — Андреасу всего шестнадцать, трудный возраст, интересуется разными вещами…

— Все в порядке, — пожал плечами Лукас. — Я действительно там был.

— Вау! — воскликнул подросток, проигнорировав изумленное выражение лица матери. — Мне нравится ваша музыка, особенно вот это: «По осколкам разбившейся мечты иду, изранив ноги в кровь…»

Лукас продолжил общаться с нежданным фанатом, а Жади начинала скучать все больше и больше. С ней особо никто не заговаривал, а сама она не горела желанием подходить к людям и знакомиться. Жади вдруг вспомнила свадьбу Латифы. До чего же был чудесный праздник! Какие танцы, какая музыка, какие угощения, какое веселье! Но даже не эти составляющие отличали арабские праздники, атмосфера всеобщего единения — вот что было главное. Неважно, хозяин ты дома или простая кухарка, невеста или старуха, каждый чувствует себя счастливым и не обделенным. Из приятных воспоминаний марокканка вынырнула в действительность, где чопорные сеньоры с бокалами шампанского в руках перемещались по дому туда-сюда и без конца о чем-то беседовали с искусственными улыбками и притворной вежливостью. «Здесь все будто фарфоровое, ненастоящее», — отметила она про себя.

Присутствующие уже потеряли интерес к необычной девушке с угольно-черными пышными волосами и массивным нефритовым кулоном на шее, но одна гостья не спускала огромных карих глаз ни с нее, ни с Лукаса. Этот прожигающий взгляд очень не понравился Жади.

— Лукас! — легонько потрясла она за плечо мужа.

— Что, Жади? — отвлекся парень от интереснейшего разговора о музыке.

— Мне не нравится, как вон та девушка пялится на нас.

— Кто пялится? — удивился Лукас и тут же заметил Маизу в той стороне, куда указывала жена. — Да это же Маиза! Идем скорее, я вас познакомлю!

— Маиза?! — ошалела Жади, услышав имя, которое набило ей оскомину еще задолго до свадьбы, однако Лукас упрямо тащил ее знакомиться с так называемой подругой.

Похоже, Маиза также была не в восторге от этой встречи. Она напряглась, точно натянутая струна, стараясь не выдать своего волнения взглядом или жестом.

— Маиза, привет! Это Жади, та самая, о которой я тебе столько рассказывал, — подошел к ней Лукас и с нескрываемой гордостью представил ей свою горячо любимую жену.

— Привет! — дернула уголками губ девушка. — Как дела, Жади?

— Хорошо, — дежурно ответила марокканка, с ног до головы разглядывая собеседницу.

Спутник Маизы вернулся откуда-то с двумя коктейлями в руках и с удивлением посмотрел на чету Феррас. Лукас не ожидал увидеть незнакомца рядом с Маизой, возникла неловкая заминка, которая не ускользнула от внимания девушек.

— Лукас, — нарушила молчание Маиза, — это Кайо, мой хороший друг. Кайо, это Лукас, брат Диогу, а это его жена, Жади.

— Приятно познакомиться, — протянул руку Кайо. — Да, я понял. Я пересекался с Диогу несколько раз, так что нетрудно было догадаться. Мои соболезнования.

Он был выше Лукаса на голову и буквально нависал над ним. «Какого он невысокого роста! Никогда не замечала», — одновременно подумали обе девушки о Лукасе. Сам Лукас испытывал смешанные чувства. Он не понимал, почему вид этого импозантного молодого человека рядом с Маизой вызывает в нем нечто, отдаленно смахивающее на ревность.

— Да, Диогу часто бывал на таких приемах, — не зная, как поддержать беседу, говорил парень, — а я редко хожу в гости, но мы с Жади не могли проигнорировать приглашение тети Виржинии.

— Жади, вы впервые посетили светское мероприятие в Рио? — не удержалась от колкого вопроса Маиза.

— Да, впервые, — нехотя ответила Жади.

— Что ж, вы быстро привыкнете. Фамилия Феррас обязывает.

— У вас очень красивое имя, Жади, — поспешил сгладить углы Кайо, почувствовав, как возрастает напряжение между двумя юными особами. — Какое происхождение оно имеет? Латинское, если я не ошибаюсь?

— Оно не из арабского языка, — подтвердила девушка. — У меня редкое имя для марокканки.

— Марокко — прекрасная страна! Мне однажды доводилось побывать в Касабланке, я был весьма впечатлен ее колоритом.

Жади не стремилась продолжать это знакомство, под любым предлогом она решила уйти с вечеринки. Маиза тоже давно искала повод прекратить доставляющий ей неприятные чувства разговор, поэтому она ненавязчиво дала знак Кайо, чтобы тот не слишком увлекался общением с Лукасом и Жади. Все четверо чувствовали себя неуютно, но правила хорошего тона не позволяли распрощаться без обиняков. На помощь пришла тетя Виржиния, позвавшая племянника сделать фотографию на память.

— Лукас, я не буду делать фото! — шепнула ему жена.

— Почему? — не понял тот.

— Не хочу, чтобы мое лицо появилось в какой-нибудь газете.

— Ладно, в таком случае, подожди меня здесь.

Жади еще раз обменялась взглядами с Маизой. В ее душе закипала ярость: раньше она сомневалась, что между Лукасом и девушкой его покойного брата что-то есть, теперь она знала это наверняка. Глаза Маизы говорили обо всем лучше любых слов, а растерянность ее спутника дополняла картину.

— Лукас, идем домой, — решительно заявила она мужу.

— Сейчас, я только попрощаюсь с Маизой.

Жади лишь медленно выдохнула, чтобы не накричать на него прямо при всех. Как ей сказали, фамилия Феррас обязывает.

Жади и Лукас покинули праздник, когда часы не пробили еще даже восьми. Жади была похожа на вскипающий чайник. Всю дорогу она не проронила ни слова и не посмотрела в сторону супруга, который, в свою очередь, никак не мог взять в толк, где он умудрился провиниться.

— Ты знал, что она будет там? — сурово задала вопрос Жади, как только дверной замок повернулся на защелку.

— Кто она? Жади, да что случилось, в конце концов?!

— Ты еще смеешь прикидываться, что не понимаешь, — сквозь подступающие слезы проговорила девушка.

— Жади…

— Я говорю об этой твоей Маизе! Ты знал, что она будет на празднике?

— Господи, да что ты так взвилась из-за Маизы? — с раздражением сказал Лукас.

— А ты не догадываешься? — встала Жади напротив дивана, куда уселся Лукас, и уперла руки в боки.

— Нет, не догадываюсь, — муж закрылся от нее газетой, которая тут же была вырвана у него из рук.

— Что ж, тогда я расскажу тебе. Внимательно выслушай, Лукас. Я терпела твое общение с этой особой, когда мы еще были не женаты. Я верила тебе, что она всего лишь твоя подруга, что вы вспоминаете Диогу, пока ходите вместе по кафе и едите пиццу, но сегодня я прозрела!

— О чем ты говоришь, Жади? — схватился за голову Лукас.

— Я видела, как она смотрит на тебя, на меня, с какой завистью ты смотришь на ее парня, видела его реакцию. Ты с ним не был знаком, значит, он появился позже, но ты ревновал, да?

— Это какой-то бред.

— Бред, Лукас?! — возмутилась Жади. — Как часто вы виделись до того, как мы стали жить вместе?

— Это имеет значение?

— Отвечай, или я буду думать, что ты признал вину.

— Раз в два-три дня, — безо всякой задней мысли ответил Лукас, о чем тут же сильно пожалел.

— Так часто?! Чаще, чем со мной!

— Тише, ты потревожишь соседей! Слушай, я сто раз говорил тебе, что Маиза моя подруга, я не понимаю, в чем проблема?

— Подруга! — язвительно повторила Жади. — Разве подруги так себя ведут? И вообще, где это видано, чтобы женщина дружила с мужчиной?

— Если у вас в Марокко так не принято, это еще не значит, что такая дружба невозможна в принципе! — спорил Лукас.

— Ответь мне, — Жади взяла его лицо в ладони. — Ты виделся с ней после нашей свадьбы? Смотри прямо в глаза!

— Один раз, — сдался молодой муж, осознав, что вранье она распознает моментально.

Жади сдавленно вскрикнула.

— Когда?!

— В тот вечер, когда мы поссорились, — честно признался Лукас. — Но это Маиза посоветовала мне бороться за нашу с тобой любовь, чтоб ты знала!

Жади уже не слушала его, она металась по комнате, как разъяренная дикая кошка.

— Я хочу знать все! Вы хоть раз целовались? — в исступлении продолжила она допрос.

Лукас молчал — солгать у него не хватило духу. Отсутствие четкого ответа «нет» развеяло последние иллюзии Жади. Она вцепилась пальцами в подоконник, чтобы не упасть.

— Жади, что я должен сделать, чтобы ты поверила мне? Я никогда не испытывал к Маизе ничего, кроме дружеских чувств, — подошел к ней сзади Лукас и положил руки ей на плечи. — Она, возможно, в некоторые моменты видела во мне Диогу, но…

— Скажи ей об этом в лицо, — перебила его Жади.

— Что?..

— Повтори то, что ты сейчас сказал мне, глядя Маизе в глаза. Тогда я поверю в твою искренность.

— Ты сошла с ума? — опешил Лукас. — Как ты себе это представляешь?

— Или так, или мы расстаемся. Это мое последнее слово, — устало произнесла Жади и отошла прочь от окна.

Лукас остался в одиночестве. Снова луна пронизывала стекла своим холодным светом подобно тому, как тоска и горечь проникли в его душу. Лукас закрыл лицо руками. Ему ничего не оставалось, как выполнить требование Жади.

* * *

Ужин в честь помолвки дочери Валверде подошел к концу. Гости выходили во двор и направлялись к своим автомобилям. Кайо собирался подвезти Маизу до дома, но она неожиданно решила взять такси.

— Что-то случилось, Маиза? — поинтересовался парень. — На тебе сегодня лица нет.

— Ерунда, — непроизвольно достала она из сумочки зеркальце. — Все в порядке, как обычно.

— Если ты хочешь побыть наедине со своими мыслями, это не проблема. Я буду молчать всю дорогу, обещаю.

Маиза убрала зеркальце и взглянула на спутника. Она увидела, что у Кайо в глазах отражаются множество вопросов и невысказанных чувств. Интересно, она выглядела со стороны так же, когда встречалась с Лукасом?

— Кайо, я думаю, нам нужно серьезно поговорить, — решила Маиза не затягивать с объяснениями.

— Я слушаю тебя.

— Мне неловко перед тобой из-за встречи с Лукасом. Ты ведь не знал, что у Диогу был близнец?

Кайо отрицательно покачал головой. Маиза старалась унять волнение: она скажет всю правду сейчас или никогда.

— Я не хотела посвящать тебя в эту историю, думала, что она осталась в прошлом, но…

— Но она не осталась в прошлом, — с грустью улыбнулся Кайо, глядя себе под ноги. — Я всегда чувствовал, что нравлюсь тебе, но ты по какой-то причине держишься на расстоянии от меня, что-то или кто-то не дает тебе рассмотреть меня как следует. Полагаю, я сам сделал ошибку, что полез к тебе со своими ухаживаниями, когда ты еще не пришла в себя после смерти парня.

— Не надо, не вини себя! — утешала его девушка. — Твоей вины здесь нет, как нет и моей.

— Ты любишь его? — прямо спросил Кайо.

— Не знаю, — растерялась Маиза. — То есть, я думала, что люблю, я была уверена в этом, но когда увидела его с женой, то…

— То что?..

— Это было очень больно. Поначалу. Мне сложно объяснить, знаешь чувство, когда получаешь за ударом удар, один болезненнее другого? После первых кажется, что вот-вот умрешь, потом появляется привычка их терпеть, а сегодня я поняла, что уже не ощущаю боли. Ничего не ощущаю, кроме пустоты в сердце, в том самом месте, где, как я думала, находилась любовь к Лукасу. Все прошло, как сон, как лихорадка.

— Правда? — с надеждой произнес Кайо.

— Вместо этого я поняла кое-что другое, — улыбнулась Маиза, дотронувшись пальцами до его скул. — Что рядом со мной самый лучший мужчина.

Кайо оторопел от ее внезапного признания. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, пораженные этим открытием, чтобы затем слиться в безумном поцелуе, забыв обо всем на свете.

* * *

Лукас ждал Маизу в маленьком уютном кафе, где они когда-то часто коротали вечера. Он нервно стучал пальцами по столешнице в такт играющей по радио музыке. Лукас перебирал в голове десятки вариантов своей речи и каждый находил невероятно стыдным. Как ни упрашивал он дома жену избавить его от публичной экзекуции, та оставалась непреклонна и все время держала чемодан на виду, давая понять, что не шутит. Наконец, Маиза показалась в дверях и легким шагом направилась к столику, за которым сидел Лукас.

— Лукас, как дела? — стандартно поприветствовала она его.

— Все хорошо, как ты?

— Отлично. О чем ты хотел поговорить со мной?

— Маиза… — прочистив горло, начал Лукас.

— Да? — пытливо посмотрела на него девушка.

— Мне ужасно неудобно начинать этот разговор… Понимаешь, Жади после того вечера у Валверде…

— Продолжай.

— В общем, она приревновала меня к тебе, — быстро выпалил Лукас, с тревогой наблюдая за реакцией Маизы.

— Вот как? — спокойно пожала она плечами.

— В связи с этим, я хотел тебе кое-что сказать. Маиза, если я когда-либо давал тебе повод думать, что я к тебе испытываю что-либо, кроме дружеских чувств, прости меня. Это не так.

Маиза не сдержала слегка печальной улыбки.

— Я знаю, Лукас. Тебе не стоит оправдываться за то, что я видела несуществующие вещи.

— Так это правда? — лицо Лукаса вытянулось от удивления.

— Было сложно удержаться от соблазна, надеюсь, ты понимаешь меня. Но не беспокойся, я уже четко вижу разницу между тобой и Диогу.

Маиза не стала признаваться, что на самом деле начинала любить его самого. Теперь это уже не имело никакого значения.

— Что ж, — с облегчением произнес Лукас, — хорошо, что мы об этом поговорили и все выяснили.

— Да, я думаю, лучше все сказать друг другу, чем мучиться от недосказанности.

— Но мы ведь можем продолжать общаться как друзья?

— Нет, — отказалась Маиза. — Лукас, я хочу построить счастье с человеком, который любит меня. Мне будет трудно сделать это, если ты будешь находиться поблизости. Пожалуйста, давай расстанемся с доброй памятью друг о друге.

— В таком случае, я от всей души желаю тебе счастья.

— И я тебе желаю счастья. Вы с Жади очень красивая пара, берегите свою любовь.

— Спасибо за теплые слова. Я провожу тебя, — сказал Лукас, увидев, что Маиза собирается уходить.

— Не стоит.

— Тогда прощай, Маиза! Ты была мне дорогой подругой. Я не справился бы без тебя после гибели Диогу.

— Я думаю, что тоже не справилась бы без тебя. Прощай!

Маиза ушла, не обернувшись, а Лукас остался сидеть в кафе еще целых полчаса. Он почувствовал, как из его жизни ушло что-то, чего он никогда до этого не замечал, словно волна набежала на берег и возвратилась в море, оставив лишь след на песке.

* * *

Жади ждала мужа дома. Она старалась ни о чем не думать, так как любая мысль причиняла боль, точно вонзающаяся в тело игла. Девушка просто наблюдала за движением стрелок на настенных часах, слушала шелест листьев и детские голоса за окном, с силой сжимала в ладони кулон, только бы не вспоминать, что она сама отправила любимого в руки к сопернице. Не сумасшедшая ли?

— Лукас! — подскочила она, услышав поворот ключа в замке.

Лукас явился домой с видом потрепанного воробья.

— Я поговорил с Маизой, Жади.

— И? — с бешеным сердцебиением спросила Жади.

— Все хорошо, она счастлива с другим человеком, как и мы с тобой. Она пожелала нам счастья. Маиза сказала, что перестала видеть во мне Диогу.

— Вот видишь! — подхватила марокканка. — Я говорила, что она имеет виды на тебя!

— Имела, — поправил ее Лукас. — Имела, но все это в прошлом. Жади, ты что, совсем не веришь в мою любовь?

Жади была растрогана до глубины души, тяжеленный камень ревности свалился с ее сердца.

— Лукас! — воскликнула она, прижимаясь к нему. — Мне стыдно, что я засомневалась в тебе.

— Нас ведь ничто не разлучит? — с нежностью произнес Лукас.

— Конечно, нет! — глаза Жади радостно засверкали. — Так было написано до нашего рождения. Это наша судьба, Мактуб.

Первый рабочий день начался для Жади очень рано. В прежние времена она вставала по зову будильника лишь для того, чтобы проводить Лукаса на учебу, после чего снова ложилась спать, но в этот раз они собирались вместе.

— Хорошо, что булочная совсем рядом с домом, — сказал Лукас, застегивая дипломат. — В эти часы на мосту страшные пробки, я уже сам их еле выдерживаю.

— Ты сегодня снова идешь на репетицию? — уточнила Жади.

— Да, но не волнуйся, я не задержусь.

— Буду ждать тебя, дорогой,- поцеловала она мужа на прощание.

— Удачной тебе работы, Жади! — пожелал ей Лукас и скрылся за лестничным пролетом.

Хозяйка булочной, донна Нилсея, была невысокой, полноватой и в целом доброжелательной женщиной лет пятидесяти. Очень довольная тем, что ей так быстро удалось найти нового работника взамен уехавшей в Аргентину подруги, она собиралась показать Жади заведение и рассказать все о его работе.

— Тщательно собери волосы и надень колпак, — наставляла Нилсея новую сотрудницу. — Вот здесь у нас склад, здесь кондитерский цех, там служебное помещение. Ты будешь работать в торговом зале и помогать мне на кухне только по надобности. Сейчас я тебе покажу, как работать с товаром и с кассой. Если возникнут проблемы, зови на помощь, не занимайся самодеятельностью. Будь приветлива с покупателями, но не увлекайся болтовней с местными клушами, их тут много ходит. И помни: клиент всегда прав.

— Но разве эти, как вы сказали, — замялась Жади, не решаясь повторить слово «клуши», — не клиенты?

— Они только от работы отвлекают. Так, ну все, смотри внимательно, учись, а потом я уйду на кухню, дел полно.

Нилсея провела подробный инструктаж для новенькой, после чего покинула торговый зал. Потянулись первые клиенты, среди которых оказалась весьма разговорчивая молодая мулатка.

— Привет! — поздоровалась она с Жади.

— Доброе утро, — вежливо улыбнулась та.

— Я услышала, что у Нилсеи появился новый человек, вот, решила познакомиться. Я Шейла, работаю в ателье у сеньора Жозевалду.

— Очень приятно, Жади, — представилась в ответ девушка.

— Так это ты из Марокко? — удивилась Шейла.

— Да, а что?

— Ничего, просто интересно стало. Я за границей никогда не была, а как там вообще, в Марокко?

— Я выросла в Бразилии, — пожала плечами Жади. — На родине была всего один раз, а потом вернулась. Там все другое, все не так, как здесь.

— А это правда, — мулатка понизила голос, — что в мусульманских странах все женщины ходят закутанные с ног до головы?

— Закутанные — это громко сказано. Но мы носим одежду, которая оставляет открытыми только лицо и кисти рук.

— Как же вы в жару справляетесь? — ужаснулась посетительница.

Жади слегка покоробило от ее настырности, но Шейла не унималась и пошла еще дальше:

— А еще я слышала, что на Востоке все женятся не по любви, а на тех, кого выберут родители.

— Это традиция, — сухо ответила Жади, пряча взгляд.

— Я бы от таких традиций точно куда-нибудь сбежала. Повезло тебе, что ты родилась и живешь в Бразилии, и бежать никуда не надо, — рассмеялась мулатка.

— Жади, кто там? — послышался недовольный голос хозяйки булочной, выходящей из цеха. — Шейла, опять тебя нелегкая принесла! Лучше иди работай, а то Жозевалду скоро прогорит! Ну что за привычка без конца трепать языком?

— Что уж мне, и с людьми не познакомиться, донна Нилсея? — обиделась Шейла.

— Раньше надо было знакомиться, а не в рабочее время. Жади, а ты не отвлекайся, я тебя, кажется, предупреждала!

— Извините, донна Нилсея, — спохватилась Жади и сделала вид, что сосредоточенно что-то проверяет в кассовой книге.

— Ладно, я пойду, раз мне тут так не рады, — гордо вздернула подбородок Шейла. — Приятно было поболтать, Жади!

День пролетел незаметно. Бегая за прилавком, Жади и забыла, каково это, когда в одиночестве мучительно долго тянутся минуты. Где-где, а в булочной точно нельзя было ждать тишины: то придут соседские дети и будут спорить за право съесть шоколадный пончик, то пожилая бразильская матрона зайдет за хлебом и решит узнать последние новости округи, то местные любители футбола усядутся за дальний столик в торговом зале и будут обсуждать до хрипоты вчерашний матч, то загорелые болтливые девчонки начнут щебетать друг с другом прямо в очереди. Кроме этого нужно было быстро всех обслужить, разложить товар, никого не обсчитать и ничего не перепутать. Под конец смены Жади показалось, что она работает в этом заведении уже лет сто.

— Как же я устала! — воскликнула она, заваливаясь вечером на кровать рядом с мужем. — Я и не знала, что работать так утомительно.

— А в целом тебе понравилось? — поинтересовался Лукас.

— Во всяком случае, мне не было скучно. Но не думай, что я собираюсь всю жизнь стоять за прилавком, однажды я стану настоящим врачом, — подчеркнула девушка.

— Конечно, — улыбнулся Лукас. — Когда ты хочешь поступать?

— В этом году и буду поступать. Лукас, ты поможешь мне все сделать правильно?

— Конечно же, помогу. Для начала нужно будет сходить в университетскую приемную комиссию и узнать, какие документы необходимы для медицинского факультета. Затем ты сдашь экзамены, и по их результатам будет проводиться зачисление.

— Кроме португальского языка, химии и биологии там сдают что-нибудь еще? — обеспокоилась Жади.

— Этого я не знаю, никогда не был на медицинском. Я даже не в курсе, где находится их корпус, но я все выясню для тебя, хочешь?

Марокканка с нежностью улыбнулась, что означало «да».

— Жади, лето вот-вот наступит, — напомнил Лукас. — Не пора ли начинать готовиться к экзаменам?

— Ты прав. Я возьму учебники в библиотеке и начну. Хоть завтра.

— Ну, а пока давай отдыхать,- сказал парень и прикрыл отяжелевшие веки.

— Ты не поцелуешь меня? — обиделась Жади.

— Прости, совсем замотался, — извинился он, поцеловав жену в губы.

— И это все?

— Жади, ты же работала весь день, устала, тебе надо спать, — упрямо закутывался в легкий плед Лукас. — И я устал, но в воскресенье мы весь день будем только вдвоем, обещаю.

— А как же суббота? Опять репетиция?

— В субботу мы будем играть на разогреве у одной более опытной группы, — героически боролся со сном Лукас, — но в воскресенье...

Он не закончил фразу, Жади лишь услышала мирное посапывание. Разочарованная таким окончанием вечера, она отвернулась в другую сторону и попыталась заснуть, однако сон никак не шел. Впечатления целого дня в голове перепутались с тревогой о будущем. Жади вдруг засомневалась, сможет ли она поступить на медицинский, ведь это был очень серьезный факультет в очень серьезном университете, там наверняка огромный конкурс и сложная учеба. «Хорошо Лукасу, он уже почти отучился», — с некоторой завистью подумала она и погрузилась в дремоту.

— Нет, Саид, это невыгодно, — Мохаммед спорил с братом по поводу сотрудничества со швейными мастерскими. — У нас и так очень дорогие и изысканные ткани, только представь, какую цену запросят в ателье за пошив одежды для женщин! Не лучше ли ограничиться прямыми поставками?

— А я уверен, что это хорошая идея, — доказывал свою правоту Саид. — Одно другому не мешает. Мы можем сделать такие эскизы, каких нет больше ни у кого, а недорогое ателье можно найти, если постараться.

— Тогда займись этим.

— Уже. Я отметил несколько адресов, по которым собираюсь проехаться и поговорить с владельцами мастерских, готовы ли они взяться за работу.

— Что ж, — поколебался в своей уверенности Мохаммед. — Попробовать стоит, но я не ручаюсь за успех.

Получив одобрение брата, Саид направился по первому адресу, записанному в блокноте. Это было швейное ателье в одном из районов Нитероя — города-спутника Рио-де-Жанейро, который фактически являлся его пригородом и был расположен по ту сторону залива. С постройкой моста, соединившего Рио и Нитерой, последний начал стремительно разрастаться и уже не был так обособлен от мегаполиса, как раньше. Саид рассчитывал найти в там деловых партнеров, потому как местные расценки показались ему наиболее приемлемыми.

— Хм, мы с таким никогда не работали, — задумчиво сказал сеньор Жозевалду, рассматривая эскизы, которые привез Саид. — Но я нахожу ваше предложение интересным. Я отлучусь на пару минут, чтобы кое-что уладить, а вы пока переговорите со швеей.

— Как скажете, сеньор, — согласился Саид.

Шейла с присущим ей бесстыдным любопытством принялась разглядывать незнакомца, отчего тот почувствовал себя некомфортно.

— Сеньор, могу я увидеть эскизы? — слегка растянуто произнесла она.

— Да, конечно, вот. Если вам нужны пояснения…

— А вы откуда приехали, если не секрет? — в лоб задала вопрос мулатка.

— Какое это имеет значение? — прохладным тоном Саид дал понять девушке, что не намерен вести фривольные беседы.

— К нам в последнее время начали приезжать арабы. Вот, недавно девчонка родом из Марокко сюда перебралась.

Саид оцепенел, как от укуса ядовитой змеи. Ему показалось, что вокруг не хватает воздуха, и он машинально схватился за воротник рубашки.

— Что с вами, вам плохо? — испугалась Шейла.

— Эта… девушка, — прохрипел Саид. — Кто она?

— Да так, работает у Нилсеи в булочной совсем рядом, — простодушно выболтала Шейла тайну беглянки. — Ее зовут Жади, а что?

В следующее мгновение Саид уже вылетал из ателье сеньора Жозевалду со скоростью гепарда в броске, оставляя швею с бумагами в руках и в полном недоумении.

— И что я такого сказала? — с легкой обидой проговорила она. — Неужели, ляпнула лишнего? Ну и народ эти арабы.

Саид выскочил на улицу и начал лихорадочно оглядываться по сторонам. Солнце подло слепило глаза, а может, это было вовсе и не солнце? Марокканец принялся мерить брусчатку широкими шагами в поисках булочной некой Нилсеи, пока не увидел ее скромную вывеску на углу. Он остановился перед большой витриной, как вкопанный. Сердце отстукивало энергичный ритм беллиданса, заставляя кровь бешено пульсировать в висках.

Через стекло он увидел ее — ту самую девушку, которая должна была стать его женой, ту самую, что растоптала его гордость и заставила его чувствовать себя самым несчастным человеком на свете. Саид понял так же ясно, как прозрачно было небо в этот день, что время не лечит. Кто вообще придумал эту чушь? Снова сумеречный Фес, и голос в трубке произносит роковые слова: «Я люблю другого и выйду за него замуж».

Жади обслуживала посетителей с очаровательной улыбкой на лице. Саид впервые увидел ее улыбку, какая злая ирония! В солнечном блике блеснуло золотое кольцо на безымянном пальце ее левой руки. Жади работает за прилавком, как самая простая бразильская женщина! Более того, каждый желающий может лицезреть ее открыто в витрине, как товар на полке! «Похоже, у этого Лукаса совсем нет гордости и достоинства, или ему наплевать на жену», — с долей злорадства подумал Саид. Множество ядовитых фраз роились в его голове: «Ну что, твой Лукас обеспечивает тебя всем необходимым, как положено правоверному мужу?» Нет, не так: «Может быть, ты и обрела счастье, но стыд ты потеряла». Вдруг на ум пришла фраза дяди Али: «Испытывай помыслы, откуда они приходят». Однако Саид лишь отмахнулся от нее.

Он уверенным движением распахнул дверь и вошел внутрь. Жади, развернувшаяся боком ко входу, почувствовала на себе чей-то очень пристальный и тяжелый взгляд. Она затаила дыхание и не смела шелохнуться, чтобы повернуться и посмотреть в глаза таинственному посетителю. Он выжидал. В конце концов, Жади решилась ответить на вызов и выпрямилась в полный рост, но увидев перед собой Саида, невольно дернулась слегка назад и задела локтем стоявший на краю стеллажа графин. Стеклянный графин с фруктовым соком полетел на пол и разбился с оглушительным звоном, чуть не поранив ногу девушки крупным осколком. О, как страшно ей стало в этот момент, но Жади чувствовала себя солдатом, мужественно встречающим вражеский огонь. Саид обомлел перед ней, и все колкие фразы как по волшебству испарились из его мыслей. Это так странно: он ненавидит ее всеми фибрами души, и в то же время ее гордый, дерзкий взгляд заставляет его преклоняться перед этой женщиной.

На звук разбившейся посуды из кухни прибежала донна Нилсея. Она застала немую сцену, разыгравшуюся между Жади и Саидом, однако не заметила грозовые разряды, проскакивающие в воздухе.

— Жади, как можно быть такой растяпой! — воскликнула она. — Это был очень хороший графин, из хорошего сервиза!

Саид очнулся от ступора и молча полез в карман за бумажником.

— Сеньора, ваша работница разбила этот графин из-за меня, я нечаянно напугал ее. Вот, возьмите компенсацию, — излишне ровным голосом сказал он и положил на прилавок денежную купюру.

Донна Нилсея раскрыла рот, когда увидела ее номинал, явно превышающий стоимость стеклянного сосуда, и хотела уже воспользоваться небольшим подарком судьбы, но Жади опередила начальницу. Она схватила купюру и бросила Саиду под ноги со словами:

— Я не нуждаюсь ни в чьих подачках. Никто не заставит меня встать на колени! Донна Нилсея, вычтите стоимость графина из моей зарплаты!

— В таком случае, и я не стану наклоняться за оскверненными деньгами, — процедил побагровевший от злости Саид. — Пусть они останутся лежать на полу.

— Господи Иисусе! Да что же здесь происходит?.. — всплеснула руками не на шутку растревожившаяся Нилсея.

Ни проронив больше ни слова, Саид покинул булочную. Он шел по улице, не разбирая дороги. На него чуть не наехал мальчишка на велосипеде, машины сигналили невменяемому пешеходу, а он все шел и шел.

— Аллах, за что? — бормотал себе под нос Саид. — Сколько Ты будешь испытывать меня?

Парень остановился возле прохладного фонтана и умылся его брызгами. «Об этом не должна узнать ни одна живая душа. Ни одна. Не будь я Саид Рашид», — подумал он и почувствовал, как силы возвращаются к нему.

Возвратившись вечером домой, Лукас застал жену в столь обеспокоенном состоянии, что сам не на шутку растревожился: Жади вся была как на иголках.

— Жади, что случилось? Почему ты так нервничаешь? — спросил он.

— Лукас! — с дрожью в голосе произнесла она. — Прошу тебя, давай уедем!

— Что такое? Что произошло? Почему мы должны уехать? — недоумевал парень.

— Саид! — прошептала Жади с какой-то особенной партизанской интонацией, будто их могли подслушивать.

— Что Саид? — продолжал растерянно хлопать глазами Лукас.

— Он выследил нас!

— Как?!

— Я не знаю этого, но он зашел сегодня в булочную, представляешь?..

Лукас с минуту соображал, что бы могло значить это происшествие, после чего достаточно спокойно сказал:

— Возможно, это просто совпадение?

— О чем ты, Лукас! — в отчаянии воскликнула Жади. — Что Саиду делать в Нитерое? Не бывает таких совпадений, понимаешь, не бывает!

— Ну, тише, тише, успокойся, — гладил ее по волосам супруг.

— И эта вертихвостка, забыла ее имя, — чуть не плакала девушка, — расспрашивала меня еще в первый день, откуда я приехала, намекала на наши обычаи… Не удивлюсь, если она шпионка Саида! Да, все сходится!

— Жади, я достану успокоительное.

— Лукас, ты что, не слышишь? — перешла уже на крик марокканка. — Саид нашел нас, я видела, как он смотрит на меня, он явно задумал какую-то месть!

— Я слышу, но тебе нужно прийти в чувство, так мы ничего не решим! — усовещивал ее муж. — Сейчас ты сядешь, отдышишься, а потом по порядку расскажешь мне, что случилось, хорошо?

Жади судорожно кивнула, села на диван и послушно выпила таблетку. Связно говорить она смогла лишь спустя десять минут.

— Все было хорошо, — начала рассказ Жади, — я работала, как обычно, и не замечала ничего странного. В какой-то момент дверь с силой распахнулась, и я почувствовала неладное, что кто-то смотрит на меня, как хищник на жертву. Это был он, Лукас, это был Саид!

— Ну, что он? Угрожал тебе? — взволновался Лукас.

— Нет, не угрожал. Словами не угрожал, — уточнила Жади. — Но ты бы видел его лицо… Я разбила графин от неожиданности, и знаешь, что он сделал? Кинул деньги на прилавок, словно я какая-то нищенка… какая-то…

— Жади, что было дальше?

— Я сказала, что не приму от него подаяние, и вернула ему деньги, — не без гордости сказала девушка. — А после он оскорбил меня, сказал, что купюра осквернена после моих рук, и ушел.

— Какой ужас! — покачал головой Лукас. — Но все же, может быть, ты преувеличиваешь, и он не сделает нам зла?

— Лукас! — неожиданно разгневалась Жади. — Для тебя мало, что он назвал твою жену скверной?!

— Я вовсе не это хотел сказать, — поспешил оправдаться парень. — Он поступил отвратительно, но я не понимаю, почему ты так паникуешь из-за этого эпизода.

— Да что же мне, на пальцах тебе все объяснять?! Пойми, на Востоке мужчины другие, не такие, как вы. За оскорбление чести и достоинства наши мужчины вполне способны и избить, и убить, особенно, когда дело касается женщины. А Саид именно такой, я это точно знаю, он до конца жизни не простит меня и будет нас преследовать!

Лукас призадумался после этих слов. Раньше ему никогда не приходило в голову, что за «воровство» Жади может последовать расплата не по законам государства, а по законам варварским. Легкий холодок пробежал по спине.

— Я не боюсь за себя, — продолжала Жади. — Я приняла бы и смерть после брачной ночи, если бы пришлось. Но я не переживу, если с тобой что-то случится. Умоляю, переедем отсюда! Лучше вообще в другой город. Завтра же утром я получу расчет у донны Нилсеи, и…

— Нет, Жади. В другой город мы переезжать точно не будем, — отказался Лукас.

— Но…

— Я не могу, понимаешь, здесь университет, который я уже совсем скоро окончу, здесь группа, здесь…

— Ясно! — фыркнула Жади. — Твоя группа тебе дороже собственной жизни и жизни жены, я права?!

— Да хватит причитать! — повысил голос парень. — Выслушай меня до конца хоть раз! Мы уедем из Нитероя, уедем, я и сам уже планировал перебираться обратно в город. Но не позже, чем я сдам экзамен, съезжу на фестиваль и получу деньги.

— А до тех пор предлагаешь прятаться от собственной тени, пока ходишь по здешним улицам? Уедешь на фестиваль и оставишь меня одну?

— Нет, я думаю, разумно будет это время пожить у Иветти, — предложил Лукас.

Жади с охотой согласилась. Она уехала бы куда угодно, лишь бы подальше от булочной, где все неприятно напоминало о визите Саида. Донна Нилсея была очень удивлена и огорчена уходом не проработавшей и месяца сотрудницы, но та, сославшись на семейные обстоятельства, убедила ее подписать заявление об увольнении.

Лукас и Жади покинули свое первое отдельное жилище. Вновь перебираться под крыло Иветти надолго они не планировали, но Иветти приняла их с распростертыми объятьями.

— Жади, мы так давно с тобой не общались, кажется, целая вечность прошла со свадьбы, — щебетала она, оставшись наедине с подругой за чашкой чая. — Расскажи мне, как у вас дела? Я хочу знать все.

— Ах, Иветти, — безрадостно вздохнула Жади. — Нам с Лукасом все время что-то мешает. Вроде бы все идет хорошо, а потом что-то случается, и все летит наперекосяк.

— Но ведь так бывает у всех, милая.

— А что, если Аллах отвернулся от меня? — унывала Жади. — Он не посылает нам ребенка, а я так хочу родить ребенка от любимого.

— Ну, это не беда, — приободрила ее Иветти. — У всех это происходит по-разному, но если есть сомнения, можно и к врачу сходить, как ты думаешь? Вдруг стоит немного подлечиться, и все получится.

— Иветти, ты помнишь Маизу? — неожиданно спросила марокканка.

— Кажется, припоминаю, а что?

— Это девушка Диогу, с которой общался Лукас еще до нашей свадьбы. Можешь себе представить, она на самом деле хотела отбить у меня Лукаса!

— Да ты что! — ахнула Иветти. — Как ты узнала?

— Чистая случайность. Мне пришлось припереть его к стенке, тогда он сознался, что Маиза имела на него виды. Я заставила Лукаса откровенно поговорить с ней, и он сделал это. Надеюсь, больше она в нашей жизни не появится.

— Какой кошмар! Мне сразу не понравилась новость про эту Маизу, как ты только впервые ее упомянула. Как бы я ни любила Лукаса, а гнилая порода Львеночка дает о себе знать! Следи за ним в оба, особенно за этими так называемыми подругами. Чушь это все, не могут мужчина и женщина дружить. Они если и дружат, то потом все равно заваливаются в постель.

Жади невольно вздрогнула от ее слов.

— Да не пугайся ты так, я не призываю подозревать Лукаса во всех грехах подряд, но профилактика не повредит.

— Меня очень беспокоит Саид, — поделилась переживаниями девушка. — Я уверена, что у него есть план мести.

— Прости, это за гранью моего понимания, — покачала головой Иветти. — Знаешь, я думаю, если он настоящий мужчина, он уже давно отпустил тебя и живет своей жизнью.

— Лукас тоже мне не верит или верит не до конца.

— Я так толком и не поняла, что у вас случилось в Нитерое.

— Саид, — неопределенно ответила Жади.

— Но что-то же послужило причиной для твоего испуга?

Жади попыталась убедительно изложить подруге, как и что именно насторожило ее в поведении Саида, но, к собственному удивлению, не могла найти ни одного более-менее веского повода. Еще раз подробно вспомнив момент его появления, она поняла, что ничего особо зверского в его лице не было, если не считать последовавшей безобразной разборки из-за разбитого графина. Скорее, он был удивлен встрече не меньше самой Жади.

— В общем-то, ничего серьезного, — успокоилась, наконец, Жади. — Просто я не хочу, чтобы Саид появился передо мной еще раз. На новом месте нам с Лукасом будет спокойнее жить. Да, намного спокойнее.

Успешно сдав экзамен, Лукас вместе с группой отправился в пригород Сан-Паулу, где в течение трех дней проводился крупный рок-фестиваль. Событие было поистине грандиозным, и хоть новички выступали далеко не в первой линии, Берту постоянно повторял, что это их шанс завести как можно больше знакомств и попасться на глаза гостям из-за океана. Впрочем, он занимался этим преимущественно сам, иногда беря в компанию Селсу как наиболее рассудительного члена группы, а Гума и Лукас спокойно занимались своими делами в перерывах между работой.

Открытая сцена на свежем воздухе и толпа восторженных слушателей, разместившихся в палаточном городке, — это было именно то, что необходимо Лукасу после экзаменационной зубрежки и чрезмерных переживаний Жади по поводу Саида. Качество звука иногда сильно подводило, но фанатам, похоже, было все равно, лишь бы пошуметь под гитары и барабаны.

Отработав на сцене по полной программе, Лукас уединился с простой гитарой неподалеку от палаточного городка, где можно было лишь изредка встретить кого-то из музыкантов, вышедших на перекур. Он особо не искал общения с ними, хотя перезнакомился с большинством коллег по клубу, которые в целом относились к нему неплохо, несмотря на первоначальные опасения Лукаса. Убедившись, что никто не услышит его «попсовой» музыки, он заиграл авторскую мелодию, внутренне сожалея, что не может представить ее широким массам.

— Не помешаю? — услышал он хрипловатый женский голос.

— Нет, все в порядке, — Лукас прекратил играть и положил гитару рядом с собой как ни в чем не бывало.

— Да ты продолжай, я же только покурить пришла, — сказала Анжела, доставая зажигалку и сигарету. — Будешь?

— Спасибо, не курю.

— Это правильно. Интересную ты мелодию играл, я ее не узнала.

— Это… моя,- сильно смутился Лукас.

— Да ну? А что же ты ее на сцене не играешь?

— Ты что, Анжела, она же совсем не…

— Не тот формат? — подсказала девушка. — Выброси эту ерунду из головы и играй, что тебе хочется.

— Я не пишу песен для группы.

— А, — многозначительно приподняла бровь Анжела, — я и забыла, под чьим началом ты находишься. Дай-ка угадаю: великий и ужасный запретил тебе даже думать о музыке, которая не вписывается в его модные стандарты?

— Почему ты так не любишь Берту? — Лукас задал ей вопрос, который мучил его уже довольно давно. — Он хороший парень, жестковатый, правда, но это для пользы дела. Без его целеустремленности у нас ничего бы не получилось.

— Не пойми меня неправильно, — ответила Анжела, выпуская изо рта очередное кольцо дыма, — я ничего не имею лично против Берту, но мне претит то, как он стремится вылезти на большую сцену.

— Что в этом плохого? — искренне удивился Лукас.

— Может, и ничего. Но рок — это не обычная музыка, это стиль жизни, образ мышления, понимаешь, куда я клоню?

— Нет, не понимаю.

— Ладно, объясню по-другому. Видишь, сколько нас здесь собралось? Многие выступают уже по десять лет, а кого из них ты знал до того, как попал сюда?

— Если честно, то никого, — откровенно признался парень.

— И это нормально. Это не значит, что они плохие музыканты. Просто рок не для масс, и никогда не будет, тем более в Бразилии. Пройдись по Рио часов в восемь вечера — из каждого утюга только пагоде и слышно.

Лукас еле подавил смех, представив, как из типичного бразильского бара на полной громкости доносится «Королева вуду» в исполнении Анжелы. Гума был прав, всем бутылкам пришел бы конец, как и барабанным перепонкам посетителей.

— Ну какой из Берту панк? — продолжала его собеседница. — Он же родился с золотой ложкой во рту. Он понятия не имеет, о чем поет.

— А ты понимаешь? — Лукас постарался произнести эту фразу так, чтобы она не показалась язвительной.

— Предположим, но не об этом сейчас речь. Твой босс думает, что исполняя модное за рубежом, он автоматически станет популярным, а жанр он сменит сразу же, как только сменится мода. Берту не рокер, он самый обычный коммерсант.

— Так ты думаешь, что пробиться на большую сцену нереально?..

— Реально, если у тебя есть связи и деньги. Лучше то и другое сразу. На большую сцену попадают только благодаря связям и деньгам.

— Лукас! — прибежал откуда-то Берту вместе с Гумой. — Ты чего пропадаешь, вот-вот автограф-сессия начнется!

— Уже иду, — засобирался Лукас.

— Все кости мне перемыла? — лидер группы окинул Анжелу неприветливым взглядом.

— До всех не добралась, ты мне помешал, — не осталась в долгу девушка.

— Ты как сирена, рядом с тобой уши воском надо заливать, — распалялся Берту. — Не вноси мне сумятицу в коллектив, если ты предпочитаешь оставаться на дне музыкальной индустрии, это твое дело, а моим ребятам не забивай головы своей философией.

— Так может быть, я глубоководная рыба, и мне хорошо на дне, — засмеялась Анжела.

— Оно и видно.

— Приятель, а как же автограф-сессия? — напомнил Лукас.

— Не обращай внимания, они просто неровно дышат друг к другу, вон, расстаться не могут, — пошутил Гума.

— Гума, ты идиот! — прошипел Берту. — Хватит языками трепать, идемте.

* * *

Жади улеглась поудобнее на диване в гостиной у Иветти, обложившись учебниками. Она открыла книгу по биологии и принялась читать, но между прочитанных строчек постоянно возникали посторонние мысли. Жади собрала всю волю в кулак и продолжила.

«Клетка является единицей роста и развития любого живого организма…» Девушке не давала покоя мысль, что ее муж уехал аж на целых три дня. Раньше они никогда так надолго не разлучались. «Клетки делятся на две группы — прокариотические и эукариотические в соответствии с надцарствами прокариотов и эукариотов». А если там за ним начнут увиваться какие-нибудь фанатки? Да и вообще, мало ли, кого на этом фестивале нет. «В эукариотических клетках содержится ядро, которое несет в себе всю наследственную информацию организма». Почему Иветти так сказала про невозможность дружбы между мужчиной и женщиной? Неужели ей что-то известно о Лукасе? Хотя, было бы известно, она бы рассказала. Иветти настоящая подруга, она не стала бы плести интриги за спиной. «Наследственный аппарат эукариотических клеток включает в себя хромосомы с двухцепочечной ДНК, связанной с белками-гистонами…»

— Нет, сегодня день не для биологии! — воскликнула Жади и взялась за учебник по химии.

«Химическая связь удерживает атомы в составе различных группировок…» А что, если Саид действительно оказался в булочной случайно? «Атомы неметаллов, образующих ковалентную связь, могут относиться к разным химическим элементам, в таком случае связь называется ковалентной полярной». Ведь Жади совсем ничего о нем не знает, вдруг он не такой жестокий, как она думает? «Ковалентная неполярная связь образуется между атомами неметаллов одного химического элемента». В любом случае, она безнадежно испортила его впечатление о себе. Впрочем, какая разница? Саид чужой человек, да и не надо забывать, что он тоже оскорбил Жади. «При образовании ковалентной связи по донорно-акцепторному механизму…» Интересно, а что было бы, если бы Жади не встретила Лукаса в Марокко? Смогла бы она полюбить Саида? Вроде, он не такой уж и неприятный. А злится, потому что унижен, было бы странно, если бы он не злился. «Ионная связь является отдельным случаем ковалентной полярной связи…»

— Бред! — разозлилась девушка, захлопнула книгу и отправилась на пляж — погулять и проветрить голову.

Начало лета — чудесная пора, но только не для студентов, особенно для тех, кто готовится к выпускному или только собирается поступать. Бессонные ночи, проведенные за книгами и тетрадями, литры выпитого кофе и километры потраченных нервов — обычное дело для них. Лукас и Жади не были исключением, и вместо привычных объятий в конце дня они разбредались по разным углам новой съемной квартиры и штудировали учебный материал.

Лукасу было куда проще, по крайней мере, Жади была уверена в этом, ведь ему осталось лишь защитить дипломную работу, в то время как ей самой предстояло вызубрить огромное количество тем, успешно позабытых со школьной скамьи. Порой девушку посещало легкое чувство зависти к Латифе, у которой из обязанностей было только ведение дома и угождение мужу. Однако стоило Жади представить себя в роли домашней служанки, как открывалось второе дыхание, и круги кровообращения вместе с органическими соединениями химических элементов заучивались с усиленной скоростью.

Лукас в сотый раз убеждался в том, что юриспруденция — это не его конек. Делая работу на автопилоте, он благодарил судьбу, что понял эту истину сейчас, а не через двадцать лет, когда добрая часть жизни уже была бы положена на занудное изучение бумаг. Получив заветный диплом, Лукас со спокойной душой отправился домой, не оставаясь на университетский банкет: не хотел праздновать и ликовать вместе со всеми, а от выпивки с недавних пор его воротило.

Для Жади, напротив, все только начиналось. Первым экзаменом в списке вступительных оказалась биология. Марокканка явилась в корпус медицинского факультета к девяти часам утра, вооруженная множеством шпаргалок, которые она умело задрапировала в складках длинного закрытого платья. Возле аудитории уже столпились студенты в волнительном ожидании начала экзамена. Прошел слух, что принимать его будет заведующий кафедрой анатомии и физиологии — суровый сеньор очень зрелых лет, способный завалить студента одним лишь взглядом. Жади истово молилась про себя, чтобы вершитель абитуриентских судеб оказался к ней доброжелателен и не слишком внимательно следил за тем, как она поправляет одежду.

По коридору в компании ассистентки стремительно шагал высокий седовласый мужчина с ключом наперевес и бумагами подмышкой. Впалые щеки в сочетании с густыми бровями, сдвинутыми на переносице, придавали ему на самом деле грозный вид. Жади прочитала на его бейджике: «Профессор Пабло Гримальди, доктор биологических наук». Он впустил будущих студентов в светлую просторную аудиторию и сосредоточенно ждал, пока они рассядутся по местам.

— Что ж, — начал речь профессор Гримальди, — я приветствую вас в стенах нашего факультета. Сегодня начинаются ваши вступительные испытания, с чем я поздравляю каждого из вас, но я сразу же скажу вещь, которая многим покажется неприятной. Вы выбрали профессию врача — одну из самых уважаемых и ответственных. Быть врачом — это не просто носить белый халат и получать пенсию от государства, это значит отдавать всего себя людям. Вам придется жертвовать временем, силами, личной жизнью, вы будете отвечать за здоровье своих пациентов, увидите смерть и неприглядную сторону жизни. Поэтому я предлагаю тем, кто из вас не готов к такому, встать и покинуть и аудиторию прямо сейчас.

По залу прокатился легкий ропот, но никто не осмелился возразить профессору.

— Отлично. В таком случае, можно начинать экзамен. Сейчас моя ассистентка раздаст листы с заданиями, которые состоят из тестовой части и части со свободными ответами. После их выполнения я прошу вас подойти ко мне и вытянуть билет для устного ответа по теории. Баллы будут суммироваться по итогу выполнения всех заданий. Всем удачи! И помните, любые попытки списать я пресеку немедленно.

Жади нервно поерзала на стуле, когда сеньор Гримальди еще раз окинул всех присутствующих пристальным взглядом из-под густых поседевших бровей. Она специально выбрала место подальше, чтобы профессор-надсмотрщик не обнаружил ее изящных маневров со шпаргалками. Посмотрев на лист с заданиями, Жади поняла, что одной ей не справиться, и начала активно высматривать сообщников. Большинство соседей сидели за партами с каменными лицами и никак не реагировали на нее, кроме одной круглолицей девушки, которая так же бегала глазами по соседнему ряду в поисках боевых товарищей. И, похоже, нашла.

Жади незаметно для профессора показала ей пальцами двойку, что означало «второй вариант», девушка радостно кивнула — варианты совпали. Теперь они могли сверяться, по крайней мере, по тесту. У обеих абитуриенток при себе был целый арсенал подсказок, которыми не всегда удавалось воспользоваться из-за бдительности Гримальди. Когда дело дошло до задач по генетике, Жади набросала записку и осторожно потыкала карандашом в бок сидящую впереди блондинку, которая чуть не подскочила на стуле от неожиданности.

— Сеньорита на последнем ряду за третьей партой с конца! — прикрикнул профессор. — Будьте так добры, не нарушайте дисциплину!

Жади облегченно выдохнула: замечание было сделано не ей, а соседке, буквально спиной излучавшей возмущение в сторону потревожившей ее особы. Операция «задача по генетике» была провалена. Помощь пришла, откуда марокканка не ожидала ее получить. Скромный паренек в очках и смешном свитере выразил готовность принять записку и написать ответ на обратной стороне. Жади, тут же нацарапав рядом еще два задания, исхитрилась запустить в него сложенным вчетверо посланием. Парень, закончивший свою работу, расписал решение задачи и теорию, после чего отправился к профессору и, проходя мимо, еле заметным движением вернул черновик хозяйке.

Для Жади оставался последний рубеж — сам профессор Гримальди. Когда добрая треть абитуриентов уже покинули аудиторию, она только-только решилась подойти к строгому экзаменатору.

— Прошу, юная сеньора, тяните билет, — спокойно сказал он. — Читайте вслух вопрос вместе с номером.

— Вопрос номер двенадцать, — прочитала Жади. — Жизненный цикл клетки. Различия митоза и мейоза.

— Пятнадцати минут на подготовку будет достаточно?

— Д-да, — неуверенно ответила девушка.

— Пожалуйста, садитесь и готовьтесь. Нет-нет, — возразил профессор, когда она хотела вернуться на свое место, — садитесь на первую парту прямо передо мной.

Жади слегка запаниковала — информация о митозе и мейозе серьезно выветрилась из головы с тех пор, как она ее учила. Вроде бы, в тот день к ним с Лукасом приходила Далва и что-то высказывала по поводу хозяйственных вопросов, одним словом, Жади было не до жизненного цикла клетки. Списать под носом у Гримальди было совершенно невозможно, поэтому марокканка, собрав волю в кулак, села перед ним и приготовилась отвечать.

— Митоз — это деление соматических, то есть, неполовых клеток, — старалась она отчеканить как можно более уверенным голосом. — Мейоз относится к половым клеткам и способствует образованию гамет…

— Это все? — испытующе спросил профессор. — Что-нибудь о фазах митотического цикла?..

— Интерфаза! — неожиданно вспомнила Жади новый термин. — Это начальная стадия деления клетки.

— Превосходно. Так что там дальше?

— Дальше… — замялась девушка.

— Хорошо, я понял, что ответа на вопрос вы не знаете.

От досады Жади закусила нижнюю губу.

— Скажите, вы очень хотите стать врачом? — задумчиво протянул Гримальди, посматривая в экзаменационный лист сеньоры Феррас.

— Очень! — с горячностью ответила та. — Это моя мечта с детства, прошу вас, сеньор, дайте мне второй шанс!

— Что ж, я предлагаю следующий вариант, — поразмыслив немного, произнес профессор. — Сейчас вы расскажете мне все, что знаете из курса биологии, начиная от целей и задач науки до самых мелких тем. Все, что вспомните. Безо всякой подготовки, согласны?

— Да-да! — глаза Жади заблестели от радости. — Спасибо вам огромное, профессор, да благословит вас Аллах!

Она начала довольно складно рассказывать все, что вызубрила за последний месяц, с таким жаром и вдохновением, что даже видавший виды профессор Гримальди пришел в смятение от напора юной абитуриентки. Жестом он остановил ее тираду и выставил в экзаменационный лист максимальный балл за устную часть.

Жади покинула аудиторию с видом Александра Македонского, только что завоевавшего новые земли. Она пролетела мимо выручившего ее паренька, даже не взглянув в его сторону. Все равно Жади не запомнила его лица.

Прохладным августовским вечером Жади со всех ног спешила домой, чтобы сообщить мужу радостную новость: она прошла конкурс, она поступила! Где-то усердным трудом, где-то хитростью, но цель достигнута. Оставалось лишь подать документы на одно из предложенных направлений, и выбор Жади пал на педиатрию.

Проезжая на автобусе по району, где находилась ее школа, Жади не смогла сдержать слез радости. Когда-то мечты об университете казались фантастическими, несбыточными, но все же теплилась в душе надежда, что вопреки всем обстоятельствам получится их воплотить. Врач — такая престижная и в то же время такая трудная профессия, она не всем под силу. «Я предлагаю тем, кто из вас не готов к такому, встать и покинуть и аудиторию прямо сейчас», — воспоминанием прозвучал в голове голос профессора Гримальди. Ах, профессор, если бы он только знал, как сложно девушке из арабской семьи пойти наперекор воле родственников! Однако вдруг он обо всем догадался и поэтому помог Жади?

Лукас уже ждал жену дома. Судя по его выражению, он тоже готовился сообщить ей какую-то потрясающую весть. Жади не успела и рта раскрыть, как он выпалил на одном дыхании:

— Жади, скоро мы поедем за океан!

— Прости, что?.. — улыбка резко исчезла с ее лица.

— Берту удалось договориться о сотрудничестве с одной звукозаписывающей студией в Кардиффе*, это в Великобритании. Мы поедем туда осенью и выпустим первый альбом, если все будет хорошо, подпишем контракт с местным продюсерским центром, а там и первый гастрольный тур по небольшим европейским городам.

— А… обязательно ехать для этого в Европу? — с недоумением и явным разочарованием проговорила Жади.

— Жади, в Бразилии нет хороших лейблов**, работающих с рок-музыкой, — убеждал ее муж. — Только так мы сможем действительно куда-то пробиться, это шанс один из ста! Жади, мы столько мечтали о достатке, о своем большом доме, где будем счастливы вместе с нашими детьми! И я могу тебе все это дать, понимаешь, я могу!

— Знаешь, а я поступила в университет, — сообщила девушка совсем не тем голосом, каким собиралась это сделать.

— Да?.. — слегка растерялся Лукас, но тут же радостно заключил ее в объятья. — Это же здорово! Я поздравляю тебя, ты так готовилась!

— Теперь ты захочешь, чтобы я все бросила и поехала с тобой в Англию? — Жади не спешила обнимать его в ответ.

— Н-нет, вовсе нет! Это не значит, что ты должна бросать учебу и ехать за мной, мы ведь будем только временно работать там, о переезде пока речи нет!

— То есть, я должна оставаться одна в Бразилии, пока ты ездишь по гастролям неизвестно где и неизвестно, сколько времени? — ледяным тоном уточнила Жади.

— Жади! — почти взвыл Лукас. — Ну зачем же так драматизировать? Если будет нужно, со временем ты сможешь перевестись в заграничный университет, а до тех пор учись в Рио.

— Я все поняла, — трагично произнесла марокканка и с обиженным видом уселась на диван. — На самом деле тебе плевать на меня, на мои желания и стремления. Ты точно так же, как дядя Али и прочие, видишь во мне вещь. Хочешь, чтобы я была твоей тенью, подстраивалась под твои концерты, гастроли, сопровождала тебя в поездках. И плевать, что я адским трудом завоевала себе бюджетное место в университете!

— Я не говорю о том, чтобы ты от него отказалась! — ссора начинала набирать обороты.

— Взамен этого ты предлагаешь мне отказаться от тебя?! Лукас, что это за семья, когда муж по несколько месяцев отсутствует дома?

— Но все более-менее популярные музыканты так живут!

— Какое мне дело до других музыкантов? — разозлилась Жади. — Я и так закрываю глаза на многое, чтобы ты мог спокойно играть в своей группе, но Англия, Лукас, это слишком! Почему ты не можешь оставить все как есть?

— Да потому что это неперспективно! — отчеканил Лукас каждое слово. — Ты хочешь до конца жизни скитаться по съемным квартирам? Есть каждый день на завтрак, обед и ужин фасоль?! Потому что если я не сделаю нормальную карьеру, все так и будет!

— Конечно, моя работа не в счет! Ты ее даже во внимание не берешь!

— Сначала выучись! Думаешь, окончить медицинский — это раз, два и готово?

— И выучусь! — метала молнии глазами Жади. — Не смей попрекать меня тем, что у меня пока нет образования, а ты, вместо того чтобы разглагольствовать о заграницах, лучше бы вспомнил, что у тебя диплом уже пылью начал покрываться!

— Жади! — сорвался на крик Лукас, но сразу же будто испугался своей резкости. — Жади, я… Прости. Все это так сложно.

Он опустился на диван рядом с женой и подпер голову руками.

— Почему у нас все всегда вот так? — уставшим голосом сказал парень. — Мы не можем жить без ссор, почему?

— Зорайде предупреждала, что западные люди отличаются от нас, — сквозь обиду проговорила Жади. — Теперь я понимаю, чем.

— Хорошо вам, — хмыкнул Лукас. — За вас все решают родители: с кем быть, кого любить, чем заниматься в жизни. К двадцати годам уже все есть, попробовали бы с нуля сами все построить: и карьеру, и семью.

— Лукас! — удивилась марокканка до такой степени, что даже перестала дуться. — Ты что, забыл, чей ты сын?..

— М-да. Видишь, я действительно позабыл, что сам из таких. Ну, был когда-то.

Между супругами воцарилось тягостное молчание, которое прервал Лукас неожиданной фразой:

— Знаешь, я думаю, что со свадьбой мы поспешили.

— Чт-то?.. — еле вышептала Жади.

— Нет, я понимаю, что выхода не было, тебя терроризировали родственники, и медлить не представлялось возможным, но все-таки ваш народ во многом прав, когда говорит, что жениться должен состоявшийся мужчина. Даже если ему восемнадцать.

— Что ты хочешь сказать этим?..

— В общем-то, ничего. Просто представь, как было бы хорошо, если бы ты выходила за меня замуж безо всех этих проблем с жильем, с работой… Тогда бы и ссор никаких не было, мы просто наслаждались бы друг другом, и все.

— Лукас! — самым серьезным тоном произнесла Жади, глядя прямо ему в глаза. — Никогда больше не смей говорить так, ты понял?

— Как?

— Так, как ты только что сказал. Если я еще когда-нибудь услышу от тебя что-либо подобное, ты можешь про меня забыть.

— Жади!

— Я не шучу.

Лукас тяжело вздохнул. Две радостные новости, которые они приготовили друг для друга, оказались им совсем не в радость. Но ведь влюбленные должны болеть за успех своих половинок? С этой мыслью оба отправились на кухню, чтобы молча разделить очередной скромный ужин.

Примечания:

*Кардифф — столица Уэльса.

**Лейбл — торговый знак, бренд. Здесь: звукозаписывающая студия.

За окном корпуса медицинского факультета мирно покачивались на ветру ветки кипариса. В большом лекционном зале шла лекция по анатомии для студентов первого курса. Худощавый профессор диктовал материал и царапал что-то мелом на доске с поразительной скоростью — знай успевай записывать, но Жади его слегка скрипучий голос казался фоном наподобие работающего радио. Девушка бесцельно засмотрелась на кипарис в окне, а в голове у нее был только один вопрос: уедет Лукас или нет? Они оба, не сговариваясь, замалчивали эту тему, не хотели портить настроение себе и друг другу, но Лукас не спешил делать однозначный выбор, не говорил ни да, ни нет. Похоже, он еще надеялся переубедить Жади.

— Сеньора Феррас, — голос преподавателя будто окатил ее холодным душем.

— Да, сеньор?..

— Будьте добры, повторите то, что я только что сказал. Вы не записали?

— Топографическая анатомия изучает строение тела человека по областям с учетом положения органов, — подсказал сидящий рядом Маркус — так звали студента, выручившего Жади на вступительном экзамене. Этот скромный отличник был единственным парнем в группе будущих врачей-педиатров и пользовался оглушительным успехом у девушек, особенно, когда нужно было что-то списать.

— Топографическая анатомия изучает строение тела человека… — без должной твердости в голосе повторила Жади. — По положению органов.

Кто-то на задней парте подавил смешок.

— Что ж, возможно, вы расскажете и о других разделах изучаемой нами науки? — невозмутимо спросил Гримальди.

— Сравнительная, возрастная, нормальная, патологическая, — шептал Маркус, прикрывая рот ладонью.

— Спасибо, не стоило, — тихонько шикнула Жади на соседа. — Сравнительная, возрастная, нормальная, патологическая…

— Сеньору Белтрану пять за подсказки, — саркастично улыбнулся преподаватель, — а вам, юная сеньора, я желаю как можно быстрее подтянуться до уровня вашего одногруппника. Желательно сделать это до зачетной недели, а лучше — до первой контрольной работы.

После этого профессор продолжил лекцию как ни в чем не бывало, а у Жади в душе осталось неприятное унизительное послевкусие.

— До чего мерзкий старикашка! — возмущалась по пути в столовую Додо — миниатюрная веснушчатая девушка. По правде говоря, ее звали Доротея, но сама она предпочитала сокращенный вариант своего имени. — Я чувствую, мы с ним еще наплачемся на сессии.

— Угу, — рассеянно пробормотала Жади себе под нос.

— Жади, ты какая-то странная! — откровенно высказалась Додо. — Все время витаешь в облаках, до наших студенческих проблем тебе как будто и дела нет.

— Это правда, отчасти правда. Додо, если бы твой парень уехал очень далеко и надолго, на полгода, например, что бы ты сделала?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Смотря куда и для чего.

— Если бы он был музыкантом?

— О, подруга, это опасно. Черт их знает, чем они на этих гастролях занимаются. Я не отпускала бы, наверное, или рассталась бы.

Жади помрачнела от ее слов, как туча. Додо заметила это и постаралась сгладить неловкую ситуацию:

— Но вообще-то, все индивидуально. Иметь парня или мужа-музыканта — это круто, все по нему сохнут, а у него только одна муза — ты.

Марокканка ничего не ответила на эту реплику, а просто взяла поднос с едой и понесла его к дальнему столику, чтобы подкрепиться обедом и еще раз хорошенько обо всем подумать.

* * *

«Игроки в бридж» пропадали в студии по десять часов. Материал для альбома сколачивался бешеными темпами, отчего у некоторых участников группы уже залегли тени под глазами. Берту, будто в него были встроены вечные батарейки, восседал на высоком барном стуле и наигрывал на гитаре мелодию:

— Ме-лан… Ме-лан-хо-ли-я… Так, что-то мне не нравится, как звучит припев. Чего-то не хватает. Лукас, попробуй-ка добавить бас.

Лукас сидел с неподвижным взглядом, размышляя о предстоящей поездке. Перед глазами то и дело вставало недовольное лицо Жади, которое он наблюдал весь последний период. Они старались жить, как раньше, меньше ссориться, но нельзя было отделаться от ощущения, что между ними пробежал легкий холодок. А что же будет, если Лукас уедет? С собой он взять жену не может — она наотрез отказывается оставлять учебу, да и не до нее там будет. Отказаться от поездки — и поставить крест на давней мечте. Британия — музыкальный рай, родина великих музыкантов современности. Если и не станешь сразу звездой, научишься столькому, сколько и за всю карьеру в Бразилии не почерпнешь.

— Лукас! — привел его в чувство лидер.

— А, извини, приятель. Что ты говорил?

— Я говорю, что мне не нравится припев у «Меланхолии». А вот ты о чем так крепко задумался, мне не понятно.

— Да так, ничего особенного, — Лукас принялся сосредоточенно перебирать медиатором по струнам, но вдруг остановился и задал вопрос, который не давал ему покоя. — Мы едем в Кардифф надолго?

— Сама звукозапись займет не больше месяца, я думаю. Возможно, некоторые песни придется подкорректировать, более органично переложить на английский язык, но это станет ясно уже в процессе. Потом есть планы отправиться на гастроли, не возвращаясь в Бразилию.

— Что, сразу сольно? — удивился Селсу.

— А на разогреве у «The Cure»* не хочешь? — самодовольно улыбнулся Берту.

— Да ла-адно! — у клавишника отвисла челюсть.

— Наведем шум в Европе, а, парни? — воскликнул Гума, отхлебнув пива из банки.

— Это если они одобрят сотрудничество, так что поумерь пока пыл. Кстати, если у кого-то из вас проблемы с отъездом, предупреждайте сразу.

— Ты чего, приятель, какие могут быть проблемы? — усмехнулся Гума. — Я готов хоть в Англию, хоть в Австралию и прямо завтра.

— Лукас, а ты? — поинтересовался Берту. — Ты у нас человек семейный, обстоятельств никаких особых нет?

— Нет, все хорошо, — не поднимая головы, сказал Лукас.

— Жена не против?

— Нет, не против.

— Вот и чудесно. Все, хватит разговоров, давайте еще раз сыграем самую первую песню. Гума, начинай.

И вновь грохот барабанов и гитарный риф заглушили переживания Лукаса. Он что-нибудь обязательно придумает, но завтра.

Примечания:

*The Cure — британская рок-группа, основанная в конце семидесятых годов.

Уже вторую неделю подряд Жади чувствовала недомогание. Все началось с того, что она неожиданно заболела гриппом — едва ли не впервые в жизни. Лихорадка не отпускала ее несколько дней: Лукас весь испереживался из-за болезни жены, отпросился с репетиций и сидел с ней целыми сутками, два раза приглашал Далву, чтобы та приготовила им поесть. Далва, хотя и по-прежнему относилась к Жади предвзято, помогала ухаживать за больной с большой охотой, готовила ей всевозможные супы и морсы и уговаривала Лукаса помириться с отцом и перебраться под его крыло. Лукас на уговоры не поддавался.

Вскоре Жади почувствовала себя лучше и даже вышла на учебу, но слабость после перенесенной болезни постоянно давала о себе знать. Как назло, объем учебного материала нарастал с каждым днем, а долги в виде пропущенных лабораторных и неотработанных лекций становились все тяжелее. Если бы не помощь друзей, Жади рисковала сильно отстать по программе.

Практическое занятие в анатомическом зале стало для марокканки настоящим испытанием. Законсервированные в формалине препараты источали столь резкий, удушливый и противный запах, что девушку настиг резкий приступ тошноты.

— Жади, ты в порядке? — забеспокоился Маркус, когда увидел, что одногруппница побелела, как мел.

— Я? В пол… — начала она и вдруг выбежала из аудитории, зажав рот обеими ладонями.

— …Вот так, — приговаривал профессор Гримальди, осматривая студентку вместо прерванного занятия. — Значит, недавно перенесли грипп?

— Да, сеньор, — слабым голосом ответила Жади. — Наверное, я не долечилась.

— К врачу обращались?

— Да, конечно.

— Анализы сдавали?

— Нет, врач ограничился внешним осмотром и назначением лекарств.

— Уволить бы таких халтурщиков! — выругался преподаватель. — Значит так, сеньора Феррас. Отправляйтесь-ка сейчас в амбулаторию, обследуйтесь как положено и идите на больничный. Кто сможет сопровождать студентку? — обратился он к ученикам.

— Я, сеньор Гримальди! — вызвалась Додо. — Я схожу вместе с Жади в больницу и отвезу ее домой.

— Прекрасно. Отработаете позже.

* * *

— Доктор, что со мной? — с тревогой спросила Жади терапевта. — Это из-за гриппа?

— Не совсем, — ответил врач, блеснув очками в свете настольной лампы. — Грипп, безусловно, дал нагрузку на организм, но не в этом причина вашего настоящего недомогания. Это беременность.

Жади широко раскрыла глаза и часто захлопала ресницами от услышанной новости. Она уже и не надеялась на то, что Аллах пошлет им с Лукасом ребенка в ближайшее время, поэтому совершенно упустила из виду мысль о возможной беременности.

— Вам нужно встать на учет в женской консультации, желательно, сегодня или завтра. Сдадите все необходимые анализы, там же решите вопрос о необходимости больничного.

Девушка не слушала его. В душе странным сочетанием перемешались счастье, восторг и растерянность. Ребенок от любимого человека был ее заветной мечтой, но за учебными хлопотами эта мечта будто бы отошла на второй план. Вместе с тем появилась легкая тревога — как совместить учебу и беременность?..

— Держите, вот лист с рекомендациями, — голос врача вывел Жади из состояния глубокой задумчивости.

— Спасибо, спасибо, доктор! — горячо поблагодарила его девушка и выпорхнула из кабинета.

— Жади, ну что? — взволновалась ожидающая ее в коридоре подруга.

— Додо, я беременна! — сама не веря своим словам, сообщила Жади.

— Да ты что! Вот это сюрприз, поздравляю, подруга!

Девушки радостно обнялись, Жади прикрыла глаза и с блаженной улыбкой на лице прошептала:

— Аллах благословил меня! Но как же мне теперь учиться?

— Ерунда! — махнула рукой Додо. — У нас много беременных девчонок учится, ближе к родам возьмешь академический отпуск, потом нагонишь, доучишься, дело-то житейское.

Марокканка просияла от ее слов. Да как она вообще могла в такой судьбоносный момент подумать об учебе?..

* * *

Лукас возвращался домой с репетиции в девятом часу вечера. Уставший и голодный, он мечтал о том, как бы поскорее перекусить и улечься спать, но жена встретила его с каким-то непривычным блеском в глазах, что означало: Лукаса ждет ошеломительная новость.

— Жади, что произошло? — с улыбкой поинтересовался парень. — Боже мой, да ты приготовила целый банкет! Что у нас за праздник?

Жади, ничего не говоря, потянула его за руку к столу, где стоял небольшой букет роз и горели свечи.

— У кого-то день рождения?

— Будет, — улыбалась во весь рот девушка, — меньше, чем через девять месяцев.

— Ты… серьезно? — не поверил счастью Лукас. — Но когда ты узнала?

— Сегодня мне стало плохо на анатомии.

— Жади!

— Не переживай, любимый, уже все в порядке. Я пошла в больницу вместе с Додо, и там мне сказали, что у нас будет ребенок.

— Жади! — закружил жену в объятьях Лукас. — Я… я не знаю, что сказать, я очень счастлив!

— А я как счастлива! Лукас, я так молилась, чтобы Аллах послал нам ребенка, и вот, Он услышал мои молитвы!

— Но как ты теперь будешь учиться? — заволновался парень. — Тебе ведь нужно больше отдыхать.

— Ничего, на ранних сроках вполне можно и учиться, и работать. Беременность не болезнь, дорогой.

— Ну да, разумеется, — смутился Лукас.

— Ты первый, кто узнал об этом, кроме Додо! — продолжала щебетать Жади. — Завтра я хочу заехать к Иветти и рассказать ей о нашем счастье, а потом… я хотела бы встретиться с Зорайде.

— Только не переусердствуй. Жади, — Лукас вдруг стал серьезным и задумчивым, — как думаешь, стоит сообщить моему отцу?

— А ты не хочешь?..

— Скрывать не имеет смысла, все равно он рано или поздно узнает, но я боюсь его вмешательства в нашу жизнь.

— Лукас! — прильнула к нему супруга. — Мы уже прошли немало испытаний и стали сильнее, тебе не кажется? Да, мы ссорились и часто не понимали друг друга, но сейчас у нас будет ребенок — воплощение нашей любви, с ним мы уж точно преодолеем все.

Лукас обнял ее и постарался отрешиться от тревожных мыслей. Какое странное чувство — их теперь трое.

Настенные часы показывали время далеко за полночь, небольшую спальню тускло освещал сквозь прикрытые шторы лунный свет. Жади уже давно спала после радостного, переполненного впечатлениями, но вместе с тем и тяжелого дня. У Лукаса, напротив, весь сон словно испарился. Вот и решился вопрос с поездкой за океан — не будет никакой поездки. Судьба не хочет давать Лукасу все, раз за разом ставит перед выбором, требует высокой платы за счастье. Кто-то вместо него пожнет плоды тяжких трудов, кто-то, а не он, увидит туманный Альбион и взойдет на его знаменитые сцены, кому-то другому достанутся восхищенные аплодисменты. Но и аплодисменты ценой загубленной любви ему не нужны. Стрелки продолжали мерно отстукивать бесконечный ритм. Завтра Лукас распрощается с одной своей мечтой. Возможно, не навсегда. У него будет другая радость, самая главная в жизни.

После учебы Жади спешила в гости к Иветти, чтобы сообщить ей счастливое известие. Она считала эту женщину своим ангелом-хранителем, поэтому именно ее девушка удостоила чести первой из окружения узнать о будущем пополнении в семействе. Прекрасный солнечный день и легкий ветерок придавали Жади сил и заставляли забыть на время о легком головокружении.

— Жади! — расцеловала гостью Иветти. — Проходи скорее! Сейчас ты познакомишься с моим крестником.

— С кем? — удивилась Жади.

— Ах, я же тебе не рассказала, что недавно стала крестной! — спохватилась Иветти. — Деуза, познакомься, это Жади, моя очень хорошая подруга, ты о ней, конечно, слышала.

Молодая темнокожая женщина с младенцем на руках приветливо поздоровалась с Жади. Совсем крохотный ребенок, так не похожий на нее, мирно посапывал в белоснежном одеяльце. У марокканки затрепетало сердце: совсем скоро она так же сможет взять своего малыша, покачать его на руках, спеть колыбельную…

— А можно подержать его? — робко попросила Жади.

— Да, разумеется, — согласилась молодая мать и аккуратно передала ей сына.

— Ну, как тебе наш Леозинью? — с гордостью спросила Иветти, будто это был ее ребенок. — Жади, только посмотри на себя, да ты рождена, чтобы ладить с маленькими детьми!

Маленький Лео продолжал сладко спать, его нисколько не потревожили чужие руки. Жади, никогда до этого не державшая новорожденных, боялась даже дышать на него.

— Какой хорошенький! — восхищалась она. — Иветти, я пришла к тебе сказать, что у нас с Лукасом скоро тоже родится малыш.

Женщина едва не потеряла дар речи от нахлынувших эмоций, из-за чего Деуза опередила ее с поздравлениями:

— Это прекрасно, Жади! Я поздравляю тебя, ребенок — величайшее счастье в жизни!

— Жади! — прослезилась Иветти. — Ты даже не представляешь, какую радость принесла мне!

— Кажется, у тебя будет еще один крестник? — улыбнулась Деуза, забирая Лео у Жади.

— Просто дай мне обнять тебя! — расчувствовалась Иветти, заключая будущую мать в объятья.

— Все это благодаря тебе, только благодаря тебе, — с нежностью проговорила Жади. — В мире не хватит слов, чтобы выразить мою признательность.

— Ну что ты, любой человек, имеющий сердце, сделал бы на моем месте то же самое. А что Львеночек, вы собираетесь ему рассказать?

— Лукас говорит, что рассказать придется, — вздохнула Жади. — Но я не представляю, как он сделает это. У них такая напряженность в отношениях.

— Еще чего! Я прямо сейчас пойду к этому мерзавцу, и пускай ему будет стыдно за такое отношение к сыну и невестке! — пыхнула Иветти.

— Иветти, не стоит…

— Пусть, — заговорщически подмигнула Деуза, — она уже давно искала повод наведаться к сеньору Леонидасу.

— Ну, если так, — растерялась Жади.

— Вам давно пора помириться! Сколько можно играть в партизан? — приговаривала, собираясь в поход, Иветти. — Когда родится ребенок, кто будет помогать тебе?

— Донна Далва иногда приходит к нам с Лукасом.

— Далва?! Бедная девочка, тебе наверняка непросто терпеть ее.

— Между нами было недопонимание, но мне кажется, что оно уже в прошлом, — пожала плечами Жади. — В конце концов, ей ничего не остается, как смириться с выбором Лукаса.

— Что ж, у нас остался последний непокоренный бастион, — произнесла Иветти, надевая массивные серьги в тон к помаде.

— Точнее и не скажешь, — улыбнулась Деуза.

— Деуза, — обратилась к ней Жади, — а каково это — с маленьким ребенком? Извини, что я интересуюсь, просто у меня совсем нет опыта, и…

— Конечно-конечно! Я всем с тобой поделюсь. Во-первых…

Девушки погрузились в увлекательную беседу о беременности и материнстве, а Иветти во всем красном отправилась покорять неприступный бастион по имени Леонидас Феррас.

* * *

Рабочий день в компании Леонидаса Ферраса подходил к концу. Наиболее нерадивые из сотрудников уже покинули рабочее место, однако их босс домой не спешил, а предпочел задержаться подольше с ворохом неразобранных бумаг. Леонидас уже и забыл, когда последний раз возвращался домой с радостью: его встречала лишь суетливая Далва, а по вечерам тишина комнат наверху давила тяжелым камнем, поэтому Феррас-старший засиживался в своем кабинете на первом этаже допоздна.

— Сеньор Леонидас, — зашла к нему верная секретарша, остававшаяся на посту до последнего, — к вам пришли.

— Донна Селма, вы сошли с ума? — возмутился он. — Взгляните на часы, какие еще посетители?

— Эта та самая сеньора, — шепотом поведала секретарша, — ну, та…

— Иветти?! — подскочил на месте Леонидас, но тут же уселся обратно, испугавшись, что его бурная реакция может быть неверно истолкована. — Что на этот раз ей нужно?

— Я не знаю, сеньор Леонидас. Так мне ее пригласить?

— Приглашайте, — нервно барабанил пальцами по столешнице Феррас. — Надеюсь, в этот раз мне не придется уволакивать ее силой вместе с транспарантом.

Уверенный стук каблуков эхом разнесся по пустому коридору предприятия. Иветти вошла в кабинет Леонидаса с гордо поднятой головой и в ослепительном наряде, так, что у того невольно отвисла челюсть.

— Львеночек, у меня есть для тебя ошеломляющая новость, — с ходу начала она.

— Иветти, что это значит? — взял себя в руки Леонидас. — Зачем ты опять вламываешься в компанию?

— Ишь ты! Я потревожила тебя всего один раз за год. Ну ладно, два раза. Свадьбу сына ты уже проморгал, рождение внука тоже собираешься проспать?

— Что?.. — не поверил Феррас.

— Что слышал! Жади беременна, — торжественно отрапортовала Иветти.

— Так-так, подожди, — засуетился Леонидас, от растерянности зачем-то схватив ручку в бессмысленном поиске ненужной бумаги. — Но когда все это произошло? Она уже скоро родит?!

— Еще не так скоро, но тебе надо бы хорошо подумать о своих отношениях с семьей сына.

— Где они живут? — подхватился мужчина. — Иветти, ты знаешь адрес?

— Что, забеспокоился? — с вызовом спросила она вместо ответа.

— Иветти!

— Теперешнего точного адреса я не знаю. Но знаю клуб, где выступает Лукас, кажется, у него там сегодня репетиция до восьми или до девяти часов. Во всяком случае, Жади так сказала.

— Так скажи!

Иветти написала на обратной стороне визитки адрес клуба «Три пальмы» и вручила Леонидасу. Тот стремглав помчался вниз, к автомобилю, удостоив гостью лишь коротким «спасибо» и сухим «до встречи».

— Ах, Львеночек, — иронично улыбнулась Иветти ему вслед. — Какой же ты все-таки забавный!

Лукас никак не мог выбрать подходящий момент, чтобы сообщить Берту о том, что он остается в Рио. «Еще немного, еще чуть-чуть, время до конца репетиции еще есть», — говорил он себе, пока рок-клуб не начал постепенно пустеть перед завтрашним концертом. Поняв, что откладывать больше нельзя, Лукас решился на непростой разговор:

— Приятель, я не еду в Кардифф.

— Что значит, не едешь? — поднял на него удивленный взгляд фронтмен.

— Моя жена забеременела, у меня никак не получается ни взять ее с собой, ни оставить ее здесь.

— Ты уверен? Подумай хорошенько, я с большим трудом выбил нам этот контракт. Может, договоришься с родственниками или придумаешь что-нибудь другое?

— Нет, это невозможно, — категорично сказал Лукас.

— Ты понимаешь, что до отъезда меньше месяца, а нам нужен новый басист? — с плохо скрываемой досадой проговорил Берту. — А, впрочем, это уже моя проблема.

— Какие это у вас проблемы, мальчики? — зацепилась за последнее слово проходившая мимо Анжела.

— Лукас не едет в Кардифф, мы остались без басиста.

— Да? А что так, Лукас? — смерила его вопросительным взглядом девушка.

— Семейные обстоятельства, — ответил тот.

— Нужен новый басист? — задумалась Анжела. — Если мы махнемся басистами, не побрезгуешь принять человека из моей команды?

— А такой вариант есть? — встрепенулся лидер «Игроков». — Что за глупости ты говоришь, почему я должен кем-то брезговать? Я был бы тебе очень благодарен.

— Да так, уточнила на всякий случай. У меня один все мечтает за границу поехать. А вот и он, — увидела она коллегу и энергично помахала ему рукой. — Томас! Томас, иди сюда.

— Что такое? — подошел к ним долговязый растрепанный музыкант.

— Местечко освободилось в Кардифф, поедешь?

— Рыжая, ты со мной так не шути!

— А я не шучу, спроси сам.

— Да, это так, — подтвердил Берту. — Лукас не может поехать, а нам позарез нужен басист.

Томас полминуты растерянно моргал, соображая, что к чему, после чего с радостью согласился. У Лукаса точно камень с души свалился от осознания того, что в итоге он не подведет коллектив, хотя и обидно было наблюдать за тем, как его место занимает другой человек.

— Завтра твое последнее выступление с «Игроками», а потом добро пожаловать в мою банду, — прервала его размышления Анжела.

— Спасибо, что выручила меня.

— А Томас меня так и не поблагодарил толком… Вон, как скачет от восторга.

— Ему эта поездка нужнее, чем мне.

— Не расстраивайся, у тебя еще будет шанс. Я не обещаю тебе британских лейблов, ты знаешь, я далека от всего этого, но когда-нибудь в будущем… Кто знает, куда жизнь повернет.

— Кто знает… — машинально повторил парень за новой «начальницей».

* * *

Леонидас на своей машине дежурил у входа в «Три пальмы». В процессе он успел вспомнить все более-менее цензурные ругательства, которые были ему известны, настолько постыдным ему показалось пребывание сына в подобном месте. На улицу выходили какие-то маргиналы с зачехленными гитарами, одетые во все черное, закуривали сигареты, плевались на асфальт, громко разговаривали. Наконец, на пороге злачного заведения показался Лукас в компании разбитной молодежи. Он остановился, чтобы обсудить что-то с товарищами, и тут Леонидас не выдержал. Громко хлопнув дверью автомобиля, он грозным шагом направился к сыну. Полосатый галстук развевался на ветру, точно боевое знамя.

— Лукас! — суровый окрик сотряс воздух.

— Отец?.. — широко распахнул глаза побледневший Лукас.

— Что стоим, идите, давайте, идите, — подгоняла своих зевак Анжела, чтобы не мешали семейным разборкам.

— Садись в машину, — грозно сказал Леонидас.

Лукасу ничего не оставалось, как покориться.

— Иветти мне все рассказала. Рассказала о том, что твоя жена ждет ребенка.

— Это так. Зачем ты приехал?

— Не прикидывайся дурачком, Лукас, — Леонидас заводил машину. — Время ребячества прошло. Вы могли жить как угодно, хоть в палатке на берегу моря, пока были одни и отвечали сами за себя. Но сейчас вы несете ответственность за еще не родившегося человека.

— Что ты хочешь этим сказать? — мрачно поинтересовался Лукас.

— Вот это вот все, — указал Леонидас в сторону клуба, — должно остаться в прошлом. Где вы живете?

— Район Алемао.

— Фавела?! — в ужасе воскликнул Феррас-старший.

— Нет, просто прилегающий район.

— Какой кошмар! — возмущался мужчина. — Ты только посмотри на себя: как ты опустился, с какими людьми водишься, чем занимаешься, как живешь! И еще хочешь, чтобы мой внук рос в такой атмосфере.

— Папа… — устало сказал Лукас.

— Что «папа»? Университет ты хотя бы окончил, значит, кое-какие остатки здравого смысла сохранил.

— Откуда ты знаешь?

— Звонил пару раз в деканат. Это на самом деле хорошо, так ты сможешь работать в компании, потому что я устал все тащить один на своем горбу. Лукас, пора остепениться, мой мальчик, ты уже взрослый и должен все понимать, — все так же строго выговаривал ему Леонидас. — Вы с женой переедете ко мне, тут даже думать нечего. Алемао — еще чего не хватало!

— Она учится в университете.

— Пускай учится, я не против. Но она должна жить в нормальных условиях, правильно и сбалансировано питаться. Ты что, собрался кормить беременную жену, играя в переходах?

— Я не… — Лукас хотел продолжить: «…играю в переходах», но нервный комок в горле напрочь лишил его голоса.

— Нет, Лукас, так дело не пойдет. Я хочу, чтобы вы перебрались оттуда как можно скорее.

Автомобиль бесшумно подъехал к дому, где находилась съемная квартира Лукаса и Жади. Жади, ожидавшая мужа у окна, с удивлением заметила, что он направляется к подъезду вместе с отцом, и вид у него такой, словно у них в семье случилась какая-то драма.

— Сеньор Леонидас! Здравствуйте!.. — растерянно поздоровалась она со свекром.

— Жади, добрый вечер, — по-деловому произнес Леонидас. — Мы только что говорили с Лукасом о том, чтобы вы переехали жить ко мне.

— Да? — вопросительно взглянула она на мужа, но тот, кажется, полностью погрузился в свои размышления.

— Жади, присядь. Я знаю, все выглядит так, будто я не интересовался вами все это время, но это не правда. Новость о внуке сильно обрадовала меня, но и сильно встревожила. Ваши условия жизни далеки от идеальных.

— Сеньор Леонидас, мы ни в чем не нуждаемся!

— Вы, возможно, и не нуждаетесь. Но будет нуждаться ребенок, который родится. Я хочу вам добра, поэтому предлагаю, нет, я требую, чтобы вы жили вместе со мной в большом комфортном доме со всеми удобствами.

— Ну, если вы от чистого сердца…

— Именно, Жади, от чистого сердца! — воодушевился Феррас-старший. — Вот только объясни это теперь своему упрямому мужу, у которого я, по его мнению, отбираю гитару.

— Лукас! — обратилась к мужу Жади. — Но ты можешь продолжать играть, разве нет?

— Хорошо, — опустил взгляд Лукас. — Мы переедем в ближайшее время, как просит отец.

— Как славно! — облегченно выдохнул Леонидас и впервые обнял на прощание невестку. — Я буду ждать вас. Всех троих.

* * *

В эту ночь Лукас спал беспокойно. Ему снилось, как он последний раз выступает в составе команды, открывшей ему двери в удивительный мир рок-музыки, которые с оглушительным треском захлопываются прямо перед его носом. В буквальном смысле. Он говорил с какой-то девушкой, лицо которой никак не мог разглядеть: ему виделась то Жади, то Анжела; она то смеялась, то плакала, то вещала что-то очень спокойным и размеренным тоном. Иногда ее голос перебивал голос отца, строго выговаривавший ему за какой-то проступок. Гитарный риф перепутался в сознании с ревом мотора, и Лукас повторял во сне, а может, и наяву: «Скоро все закончится. Это конец, Жади…»

— Дифферон — это совокупность клеточных форм, из которых состоит линия дифференцировки, либо ряд клеток на разных стадиях… — сухопарая женщина зрелых лет в строгом костюме темно-фиолетового цвета, с высоко забранными гребнем волосами и неприлично яркой помадой на губах вещала с кафедры студентам об основах гистологии. Ее монотонное чтение разносилось по лекционному залу и убаюкивало лентяев на последних партах.

Жади старалась внимательно улавливать каждое слово, так было проще отрешиться от неприятных и надоедливых мыслей. События последних дней были определенным потрясением для нее, и все бы ничего, если бы не странное поведение Лукаса. После визита отца он ушел в себя, молчал, лег на кровать и практически не двигался, а во сне дергался и бормотал какую-то чушь. Жади не столько обидела, сколько испугала его реакция, ведь еще накануне он светился от счастья, узнав про ребенка.

— Запишите определение гистотипической регенерации, — Додо толкнула Жади под локоть, когда преподаватель начала диктовать термин. Ну вот, она снова отвлеклась.

Закончив с лекциями и семинарами, Жади первым делом отправилась не к себе домой, а к дому Латифы. Она притаилась за высоким деревом, где часто прятался Лукас, ожидая ее на свидание. Все та же белая ограда, все те же растения в небольшом садике и изящные своды стен; вон в тех окнах видна гостиная, в той стороне кухня, а там Жади коротала дни и ночи в томительном и одновременно тревожном предвкушении счастья. «Наверное, сначала нужно было позвонить», — с досадой подумала Жади. «Если через двадцать минут я никого не увижу, то уйду». Удача улыбнулась марокканке, и вскоре Зорайде вышла на крыльцо.

— Зорайде! — полушепотом позвала ее Жади из-за забора.

— Аллах, Жади! — схватилась она за сердце. — Что ты здесь делаешь? Тебя увидит Мохаммед.

— Идем, спрячемся! Зорайде, мне так нужно было тебя увидеть!

— Жади, что с тобой случилось? — взволновалась служанка.

— Я беременна, Зорайде! — с блаженной улыбкой поведала девушка.

— Аллах! — только и смогла вымолвить ошарашенная Зорайде.

— А еще мы переезжаем к сеньору Леонидасу, отцу Лукаса. Послушай, ты можешь мне сейчас погадать?

— Нет! — наотрез отказалась женщина. — Даже не проси, это грех!

— Зорайде, прошу! — с горячностью целовала ее руки Жади. — Я не уйду до тех пор, пока ты не взглянешь на мою чашку!

Зорайде тяжело вздохнула: и почему она всегда идет на поводу у этой взбалмошной девчонки? Она покорно вынесла чашку и под раскидистой тенью дерева принялась читать судьбу Жади по кофейному рисунку. Что-то заставило ее вздрогнуть и побледнеть.

— Что там? — сама чуть дыша, спросила Жади.

— Вс-се хорошо, — запинаясь, проговорила Зорайде, однако трясущийся подбородок выдавал ее с головой.

— Нет, не все хорошо! Я вижу, что ты увидела что-то страшное! Зорайде, — взмолилась девушка, — пожалуйста, скажи, что ты увидела? Я должна знать правду, какой бы она ни была.

— Гуща иногда показывает таинственные вещи, я не могу разгадать ее знака на этот раз.

— Не можешь или не хочешь?

— Жади, просто будь осторожна! Это все, что я могу тебе сказать.

— Но ребенок? — не унималась марокканка. — С ребенком все будет в порядке?

— Береги себя и его, — дала ей напутствие Зорайде.

— Это я и без гадания знала, — нахмурилась Жади, но вдруг вспомнила, что она еще даже не поинтересовалась, как дела у Латифы и у самой Зорайде. — Скажи мне, а как вы живете? Что у вас нового?

— Хвала Всевышнему, все хорошо. И было бы еще лучше, если бы ты тогда вышла за Саида и жила с нами, как и должна была.

— Зорайде! Ну сколько можно об одном и том же? А что Саид?

— Что Саид?

— Он… успокоился? — Жади долго не могла подобрать нужное слово.

— Как Зорайде может знать такие вещи? Он мне не докладывает.

— Я боялась одно время, что он захочет нам отомстить.

— Если бы хотел, то уже бы отомстил. Саид очень скрытный человек, Жади, сложно понять, что у него на душе. Но не беспокойся, он не причинит тебе вреда.

— Это хорошо, — улыбнулась Жади. — Очень хорошо. Как я рада была тебя повидать!

— И я тебя, девочка моя, — с болью в сердце обнимала бывшую воспитанницу Зорайде. — Да защитит Аллах тебя и твоего ребенка!

* * *

Пара дней пронеслись, как один миг. Вещи для переезда были уже собраны, Леонидас должен был заехать за молодыми с минуты на минуту. Лукас сидел на диване с ничего не выражающим лицом, Жади присела рядом и попыталась его разговорить:

— Лукас, милый, что с тобой происходит? Ты сам не свой последние дни.

— Не обращай внимания, Жади, — с натянутой улыбкой отмахнулся он. — Просто небольшая хандра.

— Хандра? — переспросила девушка. — Тебя не радует то, что у нас будет ребенок?

— Ну что ты, конечно, радует, — обнял ее за плечи муж. — Я переживаю из-за отца.

— По-моему, сейчас настал прекрасный момент, чтобы помириться.

— Не в этом дело. Мне сложно объяснить тебе…

Ему не дал договорить треск дверного звонка. Леонидас по-командирски вошел в прихожую и подхватил заготовленные чемоданы.

— Вот, так-то лучше, — приговаривал он. — Лукас, захвати еще вон ту сумку. Теперь начинается ваша новая жизнь — жизнь взрослых, ответственных людей, и можете не сомневаться, что я во всем вам помогу на этом пути.

Жади и Лукас удивленно переглянулись, спускаясь по лестнице.

— Жить будете в комнате Лукаса, там уже все готово, а детскую сделаем в комнате для гостей на втором этаже. Что скажешь на это, Лукас?

— Хорошо, папа, — послушно ответил парень, складывая вещи в багажник.

Леонидас открыл дверь автомобиля перед невесткой. Всю дорогу молодая супружеская пара слушала рассказы о торговых контрактах за границей, об акционерах и курсе валют. Жади слегка укачало.

Далва дежурила у самых ворот, ожидая приезда сеньора Леонидаса вместе с молодыми. Она тщательнейшим образом приготовила все для возвращения любимого воспитанника, которого так долго ждала, ну, и для его жены, конечно же.

— Мой мальчик! — бросилась она в объятья Лукаса, только тот ступил на землю из машины. — Неужели ты вернулся, Пресвятая Дева, я не могу в это поверить! Ах, Жади! Ну что, ты поправилась?

— Да, донна Далва, я чувствую себя нормально.

— Теперь тебе нужно как следует питаться и не перетруждаться, — строго напомнила ей Далва. — Я уже жду не дождусь, когда смогу взять на руки малыша, которого ты носишь!

— Вот видишь, твоя семья приняла меня, — радостно сказала Жади мужу, когда они заходили в большой просторный дом Феррасов. — Пусть не сразу, но я счастлива быть здесь с тобой в доме твоего отца.

— Очень хорошо, Жади, — одобрительной репликой вмешался в их разговор Леонидас. — Надеюсь, все наши конфликты и недопонимания остались в прошлом. Далва, отведи мою невестку наверх и покажи комнату Лукаса, в которой они будут жить.

— Да, сеньор, — ответила Далва и повела девушку знакомиться с ее новым жилищем.

— А ты, Лукас, — обратился он к сыну, — зайди в мой кабинет на пару слов. Ты что, собрался куда-то уходить?

— Да, я… — растерянно произнес парень, — я хотел поехать в клуб, мне надо решить кое-какие вопросы со сменой коллектива.

— Какая еще смена коллектива?! — завелся Леонидас. — По-моему, я ясно выразился, чтобы ты оставил это глупое занятие!

— Папа! — рассердился Лукас. — Да ты хоть знаешь, что я со своим глупым занятием чуть не уехал в Европу? И у меня был шанс стать там знаменитым, если бы не… — он осекся, ужаснувшись собственным словам. «Если бы не беременность Жади», — Лукас не осмелился произнести этого вслух.

— В Европу? И что бы ты там делал, наркоманил в местной тусовке? Знаю я прекрасно, чем занимаются в той среде. Посмотри на Лобату: он тоже когда-то был молодой и дерзкий, а теперь взглянуть жалко — только и думает о бутылке, ни в чем на него нельзя положиться!

— Папа… — готов был биться лбом об стену Лукас. — Но я могу хотя бы оставить музыку в качестве хобби и давать концерты по выходным?!

— Хобби? — недовольно переспросил Леонидас. — Тебе что, двенадцать лет, чтобы иметь хобби? Так, Лукас, я не желаю продолжать этот разговор. Иди в свой клуб и скажи друзьям, что ты взрослый мужчина, занимающийся серьезным делом, а посему пусть они продолжают свои игрища без тебя.

Лукас промолчал, едва подавив слезы, однако он твердо решил бороться за право выступать. Хотя бы в группе Анжелы — она не слишком притязательна, она все поймет и не будет требовать ежедневного многочасового присутствия в студии, как Берту. Наверное.

Жади сидела одна в комнате Лукаса за письменным столом, обложившись учебниками и тетрадями. Увесистый справочник по анатомии будто бы бросал вызов студентке: «Выучи меня целиком, или будешь отчислена». От названий множества косточек на латыни, даже самых мелких, уже начинало рябить в глазах, и раскалывалась голова. Хорошо, что хотя бы преподаватель по латыни лояльный. А вот гистология… Студенты прозвали ее преподавателя злой Мэри Поппинс: она могла придраться к чему угодно, и если бы Маркус не давал благодушно срисовывать свои лабораторные работы, Жади пришлось бы очень туго с этой сеньорой. Помимо прочего нужно было готовиться к контрольной по биологии, а токсикоз так до конца и не отступал, мешая вести нормальный студенческий образ жизни.

Дверь комнаты распахнулась, и в дверном проеме образовалась Далва с подносом в руках, на котором было столько еды, сколько Жади не съела бы и за весь день.

— Ты все сидишь за учебниками, Жади? — с укором сказала она. — Ребенку вредно, когда мать столько учится!

— Донна Далва, но ведь мне нужно выполнять домашние задания, иначе какой из меня получится врач? — возразила ей Жади.

— Но нельзя же все время сидеть над книгами! От этой зубрежки только мозги едут набекрень.

Жади невольно рассмеялась.

— Между прочим, я не шучу! — надулась Далва. — Вон, сеньор Альбьери совсем с катушек слетел от своей науки, говорит, мол, телят делает. Ты же не хочешь стать как он, или чтобы, не дай Боже, ребенок стал таким.

Жади отпила немного сока из высокого стакана.

— Сеньор Леонидас хотел зайти к тебе, мне его пригласить?

— Конечно, — скрывая недовольство в голосе, ответила марокканка. За последнюю неделю свекор принимался читать ей нотации уже третий раз.

Леонидас зашел в комнату к невестке с таким важным видом, что мог бы, пожалуй, потягаться с самим профессором Гримальди. Он уселся на застеленную кровать и бросил неодобрительный взгляд на кипу учебных пособий Жади.

— Как у тебя дела, Жади? Смотрю, ты себя совсем не жалеешь.

— Все нормально, сеньор.

— Вовсе не нормально, у тебя уже синяки под глазами от нагрузок, я же вижу. Ты ходила в клинику к Альбьери? Я хочу, чтобы твою беременность наблюдали именно там.

— Еще нет, но в ближайшее время схожу, — оправдывалась Жади.

— Не затягивай с этим! Беременность — это не шутки, нельзя так бездумно относиться к своему здоровью и здоровью ребенка. Жади, а почему бы тебе не взять академический отпуск в университете?

— Но сеньор Леонидас, я ведь еще не сдала первую сессию! — принялась спорить девушка. — На ранних сроках не дают отпуск по беременности.

— Мало ли, что там не дают. И вообще, зачем тебе медицинский? Ты скоро родишь, маленькому ребенку нужно уделять много времени и внимания, а у тебя сплошная учеба на уме. Ты могла бы в будущем поступить на юридический и учиться заочно, чтобы оставалось время на семью. Как думаешь?

— Сеньор Леонидас… — приложила руку ко лбу Жади.

— Кстати, а где твой безответственный муж? Куда он ушел после работы?

— На репетицию, я полагаю.

Леонидас еле сдержался, чтобы не выругаться при невестке.

— Упрямый мальчишка! Жади, послушай, я хочу, чтобы ты стала мне соратницей, а не противницей. Ты должна повлиять на мужа, чтобы он выбросил из головы дурацкие детские шалости.

— Он любит играть в группе, как я могу запретить ему?

— А кто говорит про запрет? У вас ведь наверняка есть разные женские хитрости, с помощью которых вы манипулируете мужчинами, вот я и призываю действовать исподволь. Человеческих просьб он не понимает, может, на хитрость поддастся.

Жади устало подперла ладонью голову: она пыталась не принимать близко к сердцу поучения свекра, но терпение не железное, и ему положен предел.

* * *

Лукас вернулся поздним вечером. Он миновал отца и поднялся к себе. Поцеловав жену и спросив, как она себя чувствует, парень почти сразу же завалился на кровать, даже не притрагиваясь к еде.

— Лукас? — тихонько позвала его Жади.

— Да, милая?

— Кажется, я начинаю понимать, почему ты был против переезда к твоему отцу. Он ужасно любит давить на людей, мне сегодня хотелось сбежать куда-нибудь далеко, когда он начал учить меня жизни!

Лукас лежал с неподвижным взглядом.

— Представляешь, уговаривал меня бросить медицинский! — продолжала возмущаться Жади. — Неужели я сама не в состоянии решить, где мне учиться и как жить? Лукас, любовь моя, прошу, давай уедем! Нам было так хорошо вдвоем, вспомни, как мы были счастливы! Ну и что, что денег было немного, зато…

— Все изменилось, Жади, — внезапно перебил ее муж. — Отец прав, мы уже не можем, как раньше, питаться одной фасолью и жить на заработки с моих концертов. Нам обоим лучше здесь: у тебя все условия для учебы, не нужно работать по дому, голова не болит о том, что есть и чем платить за квартиру. Когда родится ребенок, у нас не будет проблемы, с кем его оставить. Все складывается правильно.

— Лукас!.. — поразилась его словам Жади. — Я не верю, что ты это говоришь!

— Почему? Просто я повзрослел.

— За две недели?!

— Неважно, взрослеешь ты за два года или за два дня.

— Тогда почему, — Жади сделала паузу, — почему ты продолжаешь ходить на репетиции?

Лукас посмотрел на нее с таким выражением, словно он молит о помощи, а затем спокойно произнес:

— Это мое хобби. У человека должно быть хобби. Давай спать, Жади, я очень устал, и тебе тоже надо отдыхать.

Погасив светильник, Лукас отвернулся и закрыл глаза. Жади почувствовала, как ее душат слезы, а душевная боль отзывается болью физической где-то в районе солнечного сплетения. Она понимала, что в их жизни что-то бесповоротно изменилось, какая-то угрожающая тень нависла над молодой четой Феррас. При видимом благополучии казалось, что все летит в пропасть, и как же горько было Жади осознавать, что толчком к этому стала… ее беременность.

Дни тянулись для Лукаса издевательски медленно. Офис компании отца, дорогое черное кресло и солнечные лучи, пробивающиеся тонкими полосами сквозь жалюзи, напоминали ему без малого тюремную камеру. Совещания, контракты на экспорт, отчеты — все это заполонило его жизнь и отняло что-то очень важное. Лукас взглянул на календарь: уже середина октября, Берту с парнями уже улетели в Объединенное Королевство и сейчас начнут упорную работу по покорению музыкального рок-олимпа. Мечта — странная вещь. Прилетит, словно райская птица, поманит сладким пением, а потом взмахнет золотистым крылом — и была такова.

Вечер, и он снова идет на репетицию, только не знает, зачем. Ради чего все это — ведь его основное дело в компании Феррасов?

— Лукас! — открыла ему дверь в студию Анжела. — Ты что-то стал задерживаться, только тебя дожидаемся.

Эта студия была не похожа на ту, в которой Лукасу приходилось работать раньше. Гораздо более тесная, но вместе с тем по-странному уютная в своем легком бардаке, она полностью отражала характер хозяйки.

— Да так, на работе… запара, извини, — смущенно проговорил Лукас. — Что у нас сегодня?

— Я говорила ребятам, что надо сделать новый альбом, — непринужденно начала девушка. — Есть кое-какие идеи.

— Баллады? Серьезно? — скептически вскинул брови барабанщик.

— Баллады? — растерялся Лукас.

— Баллады, — довольно кивнула Анжела. — Мы, конечно, крутые ребята, но кто сказал, что крутые ребята не поют баллад?

— Вроде это само собой подразумевается, — удивился гитарист.

— Глупые стереотипы, — поморщила нос девушка. — Лукас, помнишь мелодию, которую ты играл на фестивале в перерыве? Можешь сейчас ее наиграть?

— Зачем?.. — насторожился тот.

— Просто возьми гитару и играй, черт тебя побери!

Лукас послушно зажал струны пальцами левой руки, правой же начал извлекать ноты уже позабытой музыки. Анжела запела в непривычно женственной для себя манере, периодически давая указания музыкантам, где нужно добавить ударных, а где вступает бас:

«Не смотри на мое лицо, оно не скажет обо мне и половины…»

Постепенно участники группы начали проникаться идеей романтичных баллад и приходили к выводу, что в целом это звучит неплохо и свежо, и вполне годится для передышки между «крышесносными» композициями. Все, кроме Лукаса, который во время очередного прогона песни встал, положил гитару на стойку и направился к выходу, не говоря никому ни слова.

— Парень, ты куда? — окликнули его, но Лукас не отвечал.

— Погодите-ка, сеньор, — перегородила ему дорогу Анжела, — не потрудитесь ли объяснить, куда вы так срываетесь, словно вас не один десяток москитов укусил?

Однако, близко взглянув на подчиненного, она отказалась от своего саркастичного тона и не стала препятствовать его уходу.

— Что-то мы не въехали, что произошло, Анжела? — удивлялись присутствующие.

— Я сделала неправильную ставку, — загадочно произнесла девушка, стоя перед пустыми дверями. — Если я все правильно поняла, скоро в группе будет минус один человек.

* * *

В доме Феррасов никто не спал, хотя часы показывали время уже за полночь. Вся семья стояла на ушах: Лукас до сих пор не вернулся. Леонидас ходил взад-вперед по гостиной, бушевал и грозился выпороть «безответственного щенка», как только тот переступит порог дома. Далва причитала и молилась всем святым, чтобы с ее мальчиком ничего не случилось на опасных улицах Рио. Жади стояла на балконе, опершись на перила, ее грудь тяжело вздымалась от учащенного дыхания, а на лице застыла непередаваемая смесь тревоги и ощущения безысходности.

Вскоре на ночном проулке, ведущем к воротам особняка, показался заблудший сын и муж. Он шел неспешным шагом, засунув руки в карманы брюк, и был полностью погружен в свои мысли.

— Лукас! — выкрикнула прямо с балкона Жади.

От ее голоса парень вздрогнул, остановился и поднял виноватые глаза наверх. Их взгляды пересеклись на несколько мгновений. Жади с ужасом заметила, что ее муж изменился. Будто это и не Лукас вовсе — тело то же, но душу подменили. Если бы Диогу был жив, она решила бы, что видит его вместо своего возлюбленного.

Лукас проследовал в дом. Леонидас сразу же набросился на сына с возмущенными криками:

— Где тебя носит, Лукас?!

— Я просто прогулялся пешком, — как ни в чем не бывало ответил тот.

— Прогулялся?! — чуть не поперхнулся Феррас-старший. — Посмотри на часы, любитель прогулок! У тебя беременная жена вся извелась, ты отца скоро доведешь до инфаркта своими выходками! Мне что, запирать тебя на ключ, чтобы ты не шатался где ни попадя?

— Лукас, сынок! Мы так переживали! — всплеснула руками Далва.

— Я, наверное, пойду спать, — рассеянно сказал Лукас и зашагал по лестнице.

— Ты не будешь есть? — поразилась служанка.

— Я не голоден, Далва, — послышалось сверху.

— Ты видела, Далва?! — театрально воздел руку Леонидас. — Я так скоро поседею!

— Сеньор Леонидас, — прищурила глаза Далва, — раньше Лукас не был таким, до знакомства с Жади.

— Да, да, я знаю, — вытер лоб платком мужчина. — Я недаром был против этой затеи с браком, но ты видишь, как все повернулось. Я не могу позволить своему внуку расти как попало, за кулисами второсортного питейного заведения. Пусть уж лучше будут у меня на виду оба.

* * *

— Жади?.. — Лукас зашел в спальню со стуком.

Жади сидела на стуле спиной к нему, выпрямившись, и не двигалась.

— Жади, что случилось?

— Лукас, я устала, — тихо проговорила она.

— Конечно, уже поздно, давай ложиться спать.

— Ты не понял, Лукас. Я устала от тебя.

— Что?.. Но что я…

— Лукас, — Жади развернулась к нему лицом, — скажи честно: ты разлюбил меня?

— Это невозможно! — Лукаса чрезвычайно задел ее вопрос. — Жади, ты знаешь, что я люблю тебя, только тебя, с самого первого дня нашей встречи.

— Слова. Одни слова, слова, слова… — в расстройстве отвела взгляд девушка. — Я не вижу того, что ты говоришь. Я беременна, жду нашего ребенка, я трачу столько сил на учебе, мне бывает так трудно, Лукас. Если бы ты знал, сколько раз я боролась с плохим самочувствием, как много мне нужно терпения! Я свернула бы все горы в мире, если бы сердцем чувствовала тебя рядом с собой постоянно. Но ты где-то далеко, даже когда находишься близко. Тебя словно подменили. Думаю, это постепенно убивает мою любовь, я чувствую себя одинокой.

— Жади… — слезы градом покатились у Лукаса по щекам. — Но это по-прежнему я.

— Ты ли? — Жади дотронулась до его лица. — Возможно, я просто никогда не знала тебя настоящего?

— Я и сам не знаю, что со мной, — Лукас едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. — Наверное, я просто никчемный человек и не заслуживаю любви.

— И самое ужасное, — продолжала Жади, — что все это началось тогда, когда стало известно о ребенке. Тогда, когда мне больше всего нужна твоя поддержка, ее нет!

— Скажи, что мне сделать?

— Я не знаю, Лукас. Тебе должно быть виднее, что делать.

— Ничего мне не виднее, — свернулся он калачиком на кровати. — Если бы я знал, если бы знал…

Он затих, кажется, уснул. Жади подошла к большому зеркалу и встала перед ним в полный рост, внимательно вглядываясь в свое отражение. Еще около года назад в ее жизни все было совсем по-другому: она беззаботная выпускница школы, которая мечтала ходить с подругами на дискотеки и плохо себе представляла, как должна сложиться ее жизнь. Мама… Мама хотела, чтобы Жади вернулась на родину, вернулась к корням и жила так, как заведено у их народа. Жади грустно улыбнулась сама себе.

В голове созрела идея: что, если оставить Лукаса, уйти в студенческое общежитие, там же родить ребенка, жить самой и ни от кого не зависеть? Нет, это будет слишком трудно, да и сеньор Леонидас попытается отобрать внука. Лучше уж сразу сбежать в какой-нибудь провинциальный штат, но… как же учеба?

— Да как я могла о таком подумать! — вслух поразилась Жади и еще раз взглянула на Лукаса, который уже погрузился в сон.

Она ложилась спать и не знала, что готовит ей следующий день.

В окно палаты частного перинатального центра задувал легкий ветерок. Врачи из клиники Альбьери настояли на том, чтобы Жади легла сюда на сохранение беременности, и как ни протестовала марокканка, говоря о том, что прекрасно себя чувствует, что у нее полно дел в университете, Леонидаса было не переубедить. Он чуть ли не лично собирал невестке вещи и сам отвез ее в приемное отделение.

Жади достала из прикроватной тумбочки тайком привезенный учебник по биологии — врачи временно не рекомендовали ей не только физических, но и умственных нагрузок, однако настырная студентка вошла во вкус учебы и не собиралась расставаться с книгами даже на больничной койке. В дверь постучали.

— Можно? — бойкий голос Додо нарушил тишину палаты.

— Додо! — радостно воскликнула Жади и уселась повыше на подушках.

— Я принесла тебе кое-чего покушать, — девушка поставила на столик тяжелый пакет с фруктами и другими лакомствами.

— Спасибо! Ну, рассказывай, что там на учебе? Я много пропустила, да?..

— Вчера было два коллоквиума, — без удовольствия поведала Додо. — Один — по гистологии.

— Что там было? — взволновалась Жади.

— Да ты не переживай, тебе вредно. Пока у нас в группе есть Маркус, Мэри Поппинс не страшна, как бы только она не просекла наши потайные схемы.

— Все сдали?

— Почти. Завалили только самые глупые или бесхитростные.

— Еще один долг, — расстроено проговорила Жади.

— Да брось! До сессии еще есть время, подлечишься и все сдашь.

— Кажется, потом все-таки придется брать академический.

— Мне будет не хватать тебя, подруга, — взгрустнула Додо.

— Я же никуда не денусь! — улыбнулась Жади. — Будем собираться по выходным и есть мороженое в прибрежном кафе.

— Ну, а дома у тебя как?

— Как обычно, — пожала плечами марокканка. — Сеньор Леонидас поучает жизни, стремится контролировать каждый мой шаг. Далва таскает еду подносами прямо в комнату и ворчит, когда я что-то делаю не так. А Лукас, — она выдержала паузу, — все такой же замкнутый.

— Странно, Жади. Почему он так себя ведет?

— Я думаю, это потому, что у него не получилось поехать в Англию, — с обидой произнесла Жади. — Он был помешан на всем этом, а теперь даже слышать о музыке не желает.

— Ну и дела!

— Да, — огорчилась марокканка. — Музыка оказалась ему дороже меня и ребенка.

— Так! — возмутилась Додо. — Прекращаем эти разговоры, еще не хватало тебе сейчас расстроиться и пустить лечение насмарку!

— Ты права. Лучше расскажи мне, как дела у девочек.

Подруги по университету провели не меньше получаса, обсуждая новости в группе, на факультете, делясь переживаниями о предстоящей сессии и планами на карьеру. Додо ушла, а Жади принялась опустошать пакет с провизией. Время посещений еще не закончилось, и в палату вновь постучали.

— Заходите, — жуя сочное яблоко, пригласила посетителя Жади.

В дверях показался большой букет цветов.

— Не помешал? — с виноватой улыбкой спросил Лукас, заходя к жене.

— Лукас! — Жади мгновенно позабыла свои недавние сетования на мужа. — Я так рада тебя видеть, дорогой!

— Как ты себя чувствуешь? — после короткого поцелуя в губы спросил Лукас.

— Все прекрасно! Я и малыш чувствуем себя хорошо, ждем только скорейшей выписки, — игриво сказала девушка.

— Жади, — робко начал Лукас, протягивая ей цветы, — я бы хотел извиниться перед тобой.

У Жади затрепыхалось сердце от радости: сейчас она видела перед собой ее Лукаса. Это был тот же Лукас, который зачарованно смотрел, как она танцует в доме дяди Али. Тот, который шел за ней по старинному городу, чтобы спросить, как ее зовут. Тот, которого она боялась больше никогда не увидеть в жизни. Та же улыбка, тот же взгляд. Так и хотелось сказать: «С возвращением!»

— Я неправильно вел себя, — продолжал будущий отец, глядя себе под ноги, — сам не знаю, что на меня нашло.

— Давай не будем об этом, — улыбнулась Жади, убирая букет в пустую вазу на подоконник. — Идем, присядь.

— Папа начал ремонт в комнате для гостей. К рождению малыша все будет готово.

— Как хорошо, — мечтательно проговорила Жади. — Только, чур, я хочу сама следить за тем, как будет проходить ремонт! Я сделаю детскую самой красивой комнатой в доме!

— Кого бы ты хотела — мальчика или девочку?

— Я буду одинакова рада и мальчику, и девочке. Кстати, как мы назовем мальчика?

— Может быть, Диогу? — предложил Лукас.

— Называть ребенка именем погибшего — это не очень хорошо, — нахмурилась Жади.

— Хорошо, а какое предложишь ты?

— Почему бы не назвать его Асад в честь твоего отца?

— В честь моего отца?.. — удивился Лукас.

— Оно означает на арабском то же самое, что и Леонидас.

— Интересно… — задумчиво произнес парень.

— А девочку можно назвать Хадижей.

— Думаю, лучше назвать ребенка более привычным для Бразилии именем, — возразил Лукас. — Например, Мелиссой. Мел.

— Чем арабские имена хуже португальских? — была готова обидеться Жади.

— Я не это хотел сказать! Они прекрасны, но… так дети будут слишком выделяться среди сверстников.

— И пусть выделяются, — гордо вздернула подбородок марокканка. — У их родителей необычная история любви, почему бы не отразить ее в имени?

— Тогда крестной обязана стать Иветти, — заулыбался Лукас.

— Мы будем крестить детей? — спросила Жади, которая не очень-то хотела этого делать.

— Ну… да, у нас все крещеные с детства, так принято.

Жади невольно поморщилась от его слов.

— Может быть, пусть они сами выберут веру, когда вырастут?

— Что ж, пожалуй, это разумно, — дернул плечами Лукас.

— Лукас, я хочу домой, — жалобно протянула Жади.

— Потерпи немного, дорогая, — успокаивал ее муж. — Так надо, врачи хотят как лучше. Ты ведь и сама когда-то станешь врачом.

— Да… если смогу доучиться.

— Сможешь, даже не сомневайся.

Они молчали целую минуту, глядя друг на друга. Эти мгновения тишины были наполнены таким счастьем, что нельзя было передать. «Как это было глупо — ссоры и подозрения», — с нежностью подумала Жади. Лукасу просто хотелось поймать счастливый момент в ладони и никогда не выпускать оттуда. Серый туман беспочвенной печали рассеялся в голове без следа, словно его никогда и не было. Это было похоже на пробуждение от кошмарного сна или избавление от долго мучавшей зубной боли.

— Мне пора идти, Жади, — встрепенулся Лукас. — Скоро начнется заседание совета директоров в компании, мне нужно там быть. А завтра я обязательно навещу тебя снова.

— Я буду очень ждать, — поцеловала его жена. — Удачи на работе!

— Береги себя!

За Лукасом закрылась дверь, а Жади едва не начала скакать по палате от переполнявшей ее радости. Хотелось тотчас пуститься в пляс, несмотря на запреты врачей. Поцеловав нефритовый кулон, девушка перед окном махала рукой вслед уходящему по мощеной дорожке мужу.

— Я не могу поставить вам зачет, — строгая преподавательница была непреклонна.

— Но почему, сеньора Диас?! — возмущенно проговорила Жади. — Я верно определила большинство препаратов!

— И не смогли вразумительно ответить ни на один вопрос по теоретической части, — женщина выразительно посмотрела на студентку поверх очков.

— Как это?! Этого не может быть, я учила все по учебнику! — спорила та.

— Я надеюсь, вы не собираетесь сказать, что я за тридцать лет преподавательской деятельности не научилась отличать грамотные ответы от безграмотных?

— Вы несправедливы, сеньора Диас! — не выдержала Додо. — Жади выложилась по максимуму, она пропускала занятия только из-за того, что ей приходилось лечь в больницу!

— Дорогие сеньориты, — снисходительно улыбнулась «Мэри Поппинс», — таких, как вы, у меня триста человек на потоке. Вы всерьез полагаете, что я стану вникать в проблемы каждого? У меня на зачетах и экзаменах все в одинаковом положении. Придете пересдавать в январе.

Жади гневно сверкнула глазами, забрала зачетную книжку со стола и широким шагом вышла из аудитории, не забыв громко хлопнуть дверью.

— Жади! Подожди! — догоняла ее Додо.

— Змея! — бушевала марокканка. — Она прекрасно знает, что я ответила не хуже других, но решила мне насолить!

— Успокойся, подруга, она ко всем так относится! Ты забыла, тебе вредно нервничать!

— Да, ты права, — выровняла дыхание Жади. — Мне нужно успокоиться.

— Пойдем в столовую, — добродушно предложила Додо.

— Идем, — согласилась Жади.

* * *

— …вот так, посиди здесь, а я схожу куплю поесть, — хлопотала Доротея возле подруги. — Что тебе взять?

— Что-нибудь на твое усмотрение, — без особого интереса ответила Жади.

Она увидела, что Маркус сидит за соседним столиком и уплетает обед. Счастливчик — все зачеты сдал с первого раза. Взгляд Жади устремился на картину, висевшую возле окна, — это был довольно милый натюрморт с изображением тропических фруктов, наверняка его повесили сюда для возбуждения аппетита. Внезапно папайя поплыла перед глазами и слилась с ананасом.

— Жади, ты хорошо себя чувствуешь? — встревоженный голос Маркуса прозвучал будто бы из глухой банки.

— Что-то голова закружилась, — сквозь подступающую тошноту произнесла Жади. — Еще бы, после этой змеи…

Поясницу скрутила противная тянущая боль, которая, казалось, разливалась по всему телу.

— А вот и я! — Додо вернулась с подносом в руках, но чуть не выронила его, когда увидела, как Жади скорчилась на стуле.

— Маркус, ты чего стоишь?! — выговорила она парню.

— Я… я подумал, что стоит сбегать на кафедру, позвать кого-нибудь.

— Какая еще кафедра! Беги к телефону, вызывай «скорую»!

Маркус очертя голову кинулся спасать одногруппницу — похоже, дело серьезное.

— Жади! Жади! Ты меня слышишь? — пыталась привести ее в чувство Додо.

— Да, я слышу! Мне очень больно… Ребенок, Додо, ребенок! — чуть не плакала марокканка.

— Тихо, милая, все будет хорошо, скорая уже наверняка едет!

— Я чувствую, что теряю его! — паниковала Жади. — Не-ет, только не это! Как же больно…

Через пятнадцать минут с улицы донесся протяжный вой сирены скорой помощи. Где бы ни находился человек, этот звук всегда подобен раскату грома и заставляет хотя бы на секунду замереть от пугающего чувства. Он означает то, что где-то случилась беда.

Жади на каталке в приемном отделении с ужасом ожидала вердикта врача. Врач же провела осмотр быстро, но с самым безучастным видом, который только можно вообразить в данной ситуации. Она что-то отмечала в протоколе обследования и давала указания медсестре:

— Пять кубов окситоцина внутримышечно. Понаблюдаем несколько часов, если изменений не будет — в операционную.

— Доктор… — захлебываясь слезами, позвала ее Жади. — Скажите, что с моим ребенком?

— К сожалению, беременность сохранить не удалось, — тем же бесстрастным тоном ответила дежурный гинеколог. Это был уже пятый случай за рабочую неделю, а сколько их было за год, лучше и не представлять.

Жади закрыла глаза, и слезы мигом намочили дешевую больничную подушку. Она положила руку на живот, словно пыталась удостовериться, что услышанное — ложь, что ее малыш все еще с ней. Физическая боль стихла, но в душе словно образовалась черная дыра, а черные дыры, как известно, затягивают в себя все, даже свет. Именно такое ощущение возникло в сердце Жади — утрата забирала не только силы, но и желание жить.

— Позвоните… — шептала она медсестре, — позвоните моему мужу на работу.

— Непременно. Сообщите имя и телефон организации.

— Лукас Феррас… Компания Леонидаса Ферраса.

* * *

На очередном заседании совета директоров обсуждалась чрезвычайно животрепещущая тема. Доклад Леонидаса прервала секретарша, постучавшаяся в дверь кабинета.

— Донна Селма, позже, — глава компании хотел отправить ее восвояси.

— Извините, это очень срочно. Звонят из приемного отделения муниципальной больницы, просят подойти сеньора Лукаса.

Лукас подскочил, словно ошпаренный, и побежал к телефону, по пути роняя со стола на пол папку с важными документами.

— Алло?.. — почти прокричал он в трубку.

— Сеньор Лукас Феррас? — уточнила регистратор.

— Да, да, это я! Что случилось?!

— Ваша жена находится у нас.

— Что с ней? — Лукас почувствовал, как сердце ушло в пятки от страха.

— К сожалению, я не могу сказать вам подробностей. Она в удовлетворительном состоянии, более подробно о ситуации спросите лечащего врача.

— С ребенком все в порядке?! — не унимался Лукас.

— Я не владею информацией.

— Лукас, что там? — беспокоился покинувший заседание Леонидас.

— Жади в больнице! — коротко сообщил Феррас-младший. — Я еду туда прямо сейчас.

— Подожди, я с тобой!

Наспех дав указания относительно переноса совета директоров, Леонидас на пару с сыном помчался в больницу, куда Жади забрала «скорая».

— Если с ребенком что-то случилось, это ваша вина и только ваша, — вслух возмущался он за рулем. — Сколько раз я говорил твоей упрямой жене, чтобы она отложила учебу и спокойно родила, но нет же, мы самые умные!

— Папа!.. — Лукас был готов умереть прямо на месте.

— А ты тоже «молодец»! Самоустранился от всего, мог бы и повлиять на жену, муж ты или кто? Стоите друг друга, как два беспомощных младенца.

— Хватит, папа! — вышел из себя Лукас. — Чего ты хочешь? Унизить меня, добить?

— Нет, я хочу, чтобы ты научился думать своей головой!

— Я не желаю продолжать этот разговор, я не в том состоянии.

Автомобиль подъехал к крыльцу приемного отделения. Лукас вышел наружу и побежал к регистратуре сломя голову.

— Жади, Жади Феррас, — настойчиво стучал он в стекло к администратору. — Проверьте, она поступила сегодня.

— Да, она находится в палате наблюдения, — спокойно ответила сотрудница больницы. — Пройдите прямо по коридору, сверните направо. Палата номер четырнадцать. Вы муж?

— Да, да! Спасибо!

Жади неподвижно лежала на жесткой больничной койке. Перед ее глазами был только бело-серый потолок палаты с небольшими трещинами на известке. Она была одна — больше никого в этом страшном месте сегодня не оказалось. Чувства притупились, наверное, психика защищает сама себя. Только потолок с трещинами и ноющая пустота внутри… Пустота в голове.

— Жади! — Лукас ворвался на порог с растерянным и перепуганным лицом.

— Лукас! — будто бы высохшие слезы хлынули с новой чудовищной силой.

— Как же так?.. — Лукас плакал не меньше нее.

— Я не знаю, — еле слышно прошептала Жади. — Аллах забрал его у нас.

Больше они не сказали друг другу ни слова в этот день. Бывают такие мгновения, когда кажется, что душа умирает. Тогда не хочется ничего говорить, ничего делать, а просто лечь и ждать, когда боль стихнет. Если она вообще способна стихнуть.

Леонидас в мрачном молчании сидел на диване в гостиной своего дома: его серьезно беспокоило состояние сына. Лукас закрылся в комнате Диогу и не желал показывать оттуда носа, лишь изредка выходя перекусить. Его совершенно невозможно было уговорить пойти на работу — не помогали ни крики, ни просьбы. Лукас словно окончательно погрузился в кокон горя, желая оградиться от окружающих, в том числе и от любимой жены.

Зазвонил телефон.

— Далва, подойди, — усталым жестом Леонидас указал на трезвонящий аппарат.

— Алло, — важно проговорила служанка. — А кто его спрашивает?

— Кто это? — заметно оживился Леонидас.

— Ваша кузина. Поздравляет с Рождеством и просит передать поздравления Лукасу и Жади, — прикрывая трубку ладонью, ответила Далва. — Будете разговаривать с ней?

— Меня нет, — разочарованно махнул рукой Феррас.

Это было уже второе Рождество, которое он праздновал в сумрачном расположении духа, вернее, не праздновал совсем. После гибели Диогу он не разрешил ставить даже елку, ведь елка была для него горьким воспоминанием о детстве сына, отошедшего в мир иной. Но и второй сын его не радовал, а служил постоянной головной болью, и порой Леонидасу казалось, что в его жизнь вошло какое-то древнее проклятие, все никак не желающее прекращаться.

— Сеньор Леонидас, — скорбно произнесла Далва, — может быть, нам пригласить священника?

— Это еще зачем?! — бровь мужчины изогнулась удивленной дугой.

— На Лукаса точно порчу навели. Я вспоминаю, каким он был раньше: веселым, ласковым, слова плохого никому не говорил, а тут чахнет на глазах. Вдруг арабские родственники Жади его сглазили? Я слышала, что арабы — очень сильные колдуны.

— Вздор, Далва! Я отказываюсь даже слушать это. Но разумно будет пригласить Альбьери — такая реакция ненормальна. И да, я тоже связываю проблемы Лукаса с появлением Жади, но дело не в колдовстве. Она с самого начала плохо на него влияла. Когда я вспоминаю его бредовые идеи о том, чтобы принять ислам и платить выкуп за невесту, мне становится плохо. Еще хуже мне становится, когда на память приходят его игра на гитаре в кабаке, которую Лукас гордо называл музыкальной карьерой, и жизнь рядом с фавелой. И все это, Далва, только после того, как он познакомился с Жади.

Жади случайно услышала их разговор как раз в тот момент, когда собиралась спуститься вниз. Она встала возле перил, будто вкопанная, и ловила каждое слово. Под конец глаза начали застилать слезы, а на сердце лавиной накатывала злость. Жади стремглав бросилась в бывшую комнату Диогу, чтобы высказать мужу все, что накопилось у нее в душе.

— Лукас! — гневно позвала она его.

— Жади, я еще немного полежу, — слабым голосом сказал Лукас.

— Нет, ты выслушаешь меня! Ты знаешь, о чем твой отец и Далва говорят у меня за спиной?

— Нет, о чем? — безучастно спросил парень.

— Говорят о том, как бы выжить меня из их дома и из твоей жизни! — зашлась слезами Жади. — Оказывается, это я виновата в том, что ты сутками не встаешь с постели! Это я испортила твою прекрасную жизнь!

— Жади…

— Я просто дура, наивная дура! Купилась на заботу сеньора Леонидаса, да он всегда меня ненавидел, всегда!

— Жади, перестань!

— Он приютил нас только из-за внука, а теперь его нет, я стала бесполезной, понимаешь ты это? — сотрясалась от рыданий девушка.

— Может быть, ты неправильно все поняла? — неуверенно предположил Лукас.

— Я все правильно поняла! — бушевала Жади. — Для твоей семьи я по-прежнему никто, даже хуже. Лукас, или мы переезжаем, или я ухожу навсегда, и ноги моей больше не будет ни в этом доме, ни в твоей жизни!

— Я хотел предложить тебе разойтись на какое-то время, — невпопад проговорил молодой муж.

— Что?.. — Жади настолько растерялась от его слов, что прекратила шуметь.

— Нам обоим очень сложно. Мы только что пережили горе, нужно прийти в себя. Я думаю, это легче будет сделать раздельно.

— Вот, значит, как… — укоризненно покачала головой марокканка. — Почему бы тебе не сказать открыто, что я стала тебя тяготить?

— Я устал сам от себя, — Лукас встал, наконец, с кровати и принялся расхаживать возле окна. — Я хочу побыть в одиночестве, уехать куда-нибудь в глушь недели на три.

— Тебе не придется этого делать, — губы Жади тряслись мелкой дрожью. — Я уйду сама, я больше не буду тебя беспокоить. Твой отец будет очень доволен.

— Не нужно. Оставайся здесь.

— Какой же ты… циник, — сквозь слезы проговорила девушка. — Скажи, ты очень расстроился из-за того, что не уехал за границу?

— Я уже и думать про это забыл.

— Что-то не похоже! Я все поняла тогда, все, просто не хотела верить! — распалялась Жади. — У тебя на первом месте только твои желания и ты сам. Я для тебя экзотическая игрушка, сувенир, который ты привез с собой из Марокко! Только вот сувенир доставляет проблемы. Ты так это воспринял — новость о моей беременности, да?!

— Как у тебя язык поворачивается говорить такое?! — закричал Лукас. — Это говоришь мне ты, ты, которая наплевала на запреты врачей и побежала в свой драгоценный университет сдавать сессию!

— Лукас, Жади! — прибежала на звуки бурной ссоры Далва. — Немедленно прекратите, что же это такое? Святые угодники, да ведь сегодня же Рождество, грех ссориться в такой день! Да еще в комнате покойного, как вам не стыдно?

— Далва, не мешай, это наше дело, — Лукас закрыл дверь на ключ изнутри прямо перед носом у служанки, а затем вновь обратился к жене. — Если кому-то и было наплевать на ребенка, так это тебе. Ты сделала все для того, чтобы он не родился!

— Не смей! — пришла почти что в исступление Жади. — Да проклянет тебя Аллах за твои слова!

— Ты сказала, что я циник? Ну а ты чем лучше, чем? Знаешь, что я думаю? Ты использовала меня, чтобы избавиться от марокканской семейки и навязанного жениха. Он бы наверняка не разрешил тебе учиться и запер бы в четырех стенах, а ты этого не хотела, нет! Вместо этого ты решила обвести вокруг пальца бразильского дурачка, чтобы жить так, как сама пожелаешь. Аферистка, ты самая настоящая аферистка!

В комнате раздался звук звонкой пощечины. Жади трясущимися руками дважды повернула ключ в замке и кинулась в их уже бывшую с Лукасом спальню собирать вещи.

— Жади, куда ты? — причитала Далва, бегая вокруг.

— С меня хватит, — сквозь зубы процедила та. — Вы волновались за благополучие своего сыночка? Больше ему ничего не угрожает. Я ухожу, теперь уже насовсем.

— Ты все не так поняла! И между прочим, с Лукасом на самом деле происходит неладное, — обиженно подбоченилась служанка. — А ты будто и не видишь, что муж сам не свой.

— Вижу. Наконец-то я его разглядела. Вы вырастили монстра, браво, донна Далва.

— Попрошу сдерживаться в выражениях! — оскорбилась Далва. — Между прочим, ты жила в этом доме, ела и пила больше трех месяцев. Имей совесть, Жади!

— Ждите, когда я вышлю вам оплату счетов за еду и воду, — гордо сказала Жади, подхватывая чемодан на колесиках. — Чао, донна Далва!

— Жади, что все это значит? — недоумевал Леонидас, глядя на спускающуюся по лестнице с чемоданом невестку.

— Это значит, сеньор Леонидас, что я ухожу и больше не буду доставлять хлопот своим присутствием ни вам, ни вашему сыну. Может, вы найдете ему более благоразумную и ответственную жену, а меня прошу оставить в покое, я вне вашей игры.

— Неблагодарная! — возмутился бизнесмен. — Я этого так не оставлю!

Жади ушла по-английски, даже не взглянув в сторону свекра. Отойдя на какое-то расстояние от особняка Феррасов, она присела на лавочку в тенистом парке и дала волю душившим ее слезам. Перед глазами проносился весь прошедший год. Ах, если бы можно было вернуться назад во времени, исправить свою жизнь, переписать на чистый лист! Жаль, судьба берет слишком дорогую плату за свои уроки.

— Аллах, дай мне сил! — беззвучно шептала Жади. — Аллах, дай сил…

Зорайде в одиночестве хлопотала на кухне. Мохаммед вместе с Саидом ездил где-то в городе по делам, а Латифа отлучилась в магазин. Ароматы готовящихся яств приятно наполняли дом. Верная служанка напевала песню на арабском, когда в дверь позвонили.

— Жади! — удивилась Зорайде, увидев на пороге бывшую воспитанницу. Та смотрела на нее заплаканными глазами с очень усталым выражением лица.

— Зорайде, я пришла, — тихо сказала Жади.

— Жади, проходи, проходи, как раз никого нет дома, — засуетилась женщина. — Аллах, что случилось?

— Я бросила Лукаса, — безжизненным голосом поведала марокканка.

— Жади! — с жалостью воскликнула Зорайде. — Но где же ты будешь жить, здесь?

— Нет, я остановилась у подруги по университету. Закрою сессию, на следующий семестр попрошу комнату в студенческом общежитии. Я просто пришла поговорить с тобой.

Зорайде заботливо усадила гостью за стол и налила ей горячего чаю.

— Помнишь, я просила тебя погадать мне? Два раза, — произнесла Жади, отхлебнув из чашки бодрящего напитка. — Первый раз ты сказала мне про какой-то мираж, а во второй настолько испугалась, что даже не захотела ни о чем говорить.

— Жади! Только Аллах знает судьбу человека.

— И все же, я хочу знать, что там было. Ты увидела выкидыш, наше расставание с Лукасом?

— Так ты потеряла своего ребенка?! — поразилась Зорайде.

— Да, — Жади опустила печальный взгляд. — Наверное, Аллах наказал меня за грехи, забрав моего малыша. Да будет на все Его воля.

— Аллаху алим!

— Что это за мираж, Зорайде?

— Любой мираж опасен, Жади. Когда я была маленькой, я жила с бедуинами и узнала от них все о хитростях пустыни. Караваны всегда идут по проложенному пути, как корабли плывут по бескрайнему морю. Отклонишься в сторону — и неминуемо встретишь смерть. Миражи всегда манят неискушенных путешественников, говорят им: зачем идти по проторенной дороге, когда она так длинна и трудна, не проще ли свернуть с нее, ведь оазис совсем близко, только рукой подать? Если путник поддастся на соблазн, его уже ничто не сможет спасти. Видение рассеется, а он погибнет.

— Вот как… — задумалась Жади. — Ты видела гибель?

— Да, Жади. Ваш мираж таил в себе чудовищную угрозу, — вздохнула Зорайде.

— Но чья это гибель? Моя? Лукаса? Ребенка? Нашей любви с Лукасом? — продолжала допытываться девушка.

— Ты слишком многое хочешь знать, девочка моя. Просто больше не иди за миражом. Как бы он тебя ни манил, стой на своем и не сворачивай с верного пути.

— Если бы я знала этот верный путь, — Жади уронила слезинку на скатерть.

— Жади? — пришла в смятение Латифа, когда вернулась домой с полными сумками продуктов и увидела кузину. — Аллах, что с тобой?

— Это конец, Латифа, — с грустью проговорила Жади. — Все, о чем я мечтала, к чему так стремилась, все пошло прахом.

Латифа с сочувствием провела ладонью по щеке сестры. Она хотела рассказать ей о многом, но Зорайде жестом переубедила ее тревожить Жади пустыми разговорами.

— Куда ты сейчас, Жади? Одна без, мужа, о, Аллах!

— Я позвоню сиду Али и попрошу его приехать, — деловито сообщила Зорайде.

— Нет, Зорайде! — резко запротестовала Жади. — Только не дяде Али, умоляю!

— Почему, детка?

— Он выдаст меня замуж, я не смогу учиться, потеряю свободу, — слезы вновь увлажнили ее глаза. — Мне все это не нужно, я останусь, буду учиться и работать санитаркой в больнице, я уже все продумала!

— И все-таки сид должен знать, что ты оказалась в таком положении.

— Вот увидите, я справлюсь! Я многому научилась за этот год, я не пропаду, честное слово!

— Жади, Жади, — покачала головой Зорайде. — Опять ты совершаешь ту же самую ошибку, не прислушиваешься к мнению старших, а хочешь полагаться во всем только на себя.

— …моя козочка! — донеслось из гостиной.

— Это Мохаммед! — запаниковала Латифа, не зная, то ли спрятать Жади, то ли явить заблудшую кузину пред светлые очи супруга.

— Латифа, чт-то… — уже стоял в дверях Мохаммед, распахнув глаза до размеров чайных блюдец, — что здесь происходит? Жади, что ты делаешь в нашем доме?

— Ничего, Жади пришла повидаться и рассказать о том, как у нее дела в институте, да, Жади? — с легким смущением ответила Зорайде.

— Я уже ухожу, — сказала Жади, накидывая на голову платок, который очень быстро разыскала для нее Латифа. — Извините, больше я вас не побеспокою.

— Красавица, неужели ты общалась с ней за моей спиной? — укорял жену Мохаммед, отведя ее в сторону. — Это нехорошо, ты обманывала своего мужа!

— Клянусь, Мохаммед! — эмоционально оправдывалась Латифа. — Жади пришла к нам впервые за все это время, у нее возникли трудности с учебой, она хотела поделиться, только и всего.

— Мне это не нравится, Латифа! Больше так не делай! — разобиженный марокканец поднялся наверх.

— Мохаммед! — молодая жена прикусила губу от досады, глядя ему вслед.

* * *

— Жади! — звук узнаваемого голоса заставил девушку замереть в дверях.

— Саид? Что тебе от меня нужно?

— Зачем ты приходила к Латифе? — Саид стоял, прислонившись к стене, и внимательно наблюдал за ней.

— Это не имеет значения, — Жади развернулась к нему спиной и уже хотела выйти на крыльцо.

— Ты ищешь помощи, я прав?

— А даже если и прав? — окинула его надменным взглядом марокканка. — Мы ведь не должны с тобой разговаривать наедине, так, кажется, велит обычай.

— Не думаю, что меня сейчас волнуют обычаи, — возразил Саид. — Как и тебя.

— Я не вижу смысла продолжать нашу беседу.

— Как знаешь. Но если вдруг ты захочешь поговорить, я в саду на заднем дворе, — спокойно сказал Саид и удалился.

Жади поколебалась несколько секунд: да что он себе позволяет? И больше всего ее задевало подозрительное спокойствие Саида. «Он чувствует себя хозяином положения, победившим», — подумала Жади и отправилась за бывшим женихом, чтобы оставить последнее слово за собой.

Саид прохаживался вдоль садовой дорожки под тенью раскидистого дерева. Он старался заглушить все мысли и чувства, осаждавшие его, а таковых было много — и одно противоречило другому. Он увидел, что Жади идет к нему уверенной походкой, не обращая внимания на выбившиеся из-под платка волнистые пряди.

— О чем ты хотел поговорить со мной? — равнодушно спросила она.

— Мне кажется, нам есть, что сказать друг другу, разве нет?

— Саид, тебе нравится видеть меня разбитой, уничтоженной? Должно быть, это доставляет удовольствие — видеть унижение унизившего тебя?

Саид смотрел во все глаза на то, как Жади произносит свою полную горечи и непонятной обиды речь.

— Я знаю, — продолжала она, — что сделала тебе больно своим отказом. Знаю, что растоптала твою гордость. Так вот, смотри, я проиграла эту игру. Смотри, я тоже несчастна, ты доволен? Ты в этом хотел убедиться?

— За что ты так ненавидишь меня? — вкрадчиво спросил Саид.

Этот вопрос застал Жади врасплох. Она хотела что-то сказать, но Саид опередил ее:

— После нашей встречи в Нитерое я понял кое-что. Ты боишься меня, боишься, что я нанесу тебе удар, поэтому нападаешь первой. Но твой страх направлен не на меня, нет, а на наш уклад жизни, обычаи и традиции. Это все для тебя неизвестное, чужое, тебе легче остаться в привычной среде. Но поверь, не стоит так враждебно относиться к неизвестному. Стоит только открыться ему навстречу, и ничего уже не будет как прежде.

— Как ты догадался? — поразилась Жади.

— Я научился понимать свое сердце, — пожал плечами Саид. — Наверное, от этого я начал понимать сердца других людей.

Совершенно сбитая с толку Жади замолчала, словно пораженная громом. Она смотрела на человека, который когда-то чуть не стал ее мужем, и чего уж она точно от него не ожидала, так это философии в духе дяди Али.

— Так значит, ты не держишь на меня зла? — неуверенно проговорила Жади.

— Жади, я слукавлю, если скажу, что простил тебя. Но зла я на тебя не держу.

— Это хорошо, — с теплотой в голосе сказала девушка. — Правда, я рада, что все дурное осталось в прошлом. Надеюсь, ты сможешь стать счастливым.

— Взаимно, — улыбнулся краешком губ Саид.

Какое-то время они стояли в молчании и слушали шелест листьев над головами. Не найдя подходящих слов для прощания, Жади слегка кивнула Саиду и медленно побрела вдоль ограды, не оборачиваясь. Он долго смотрел ей вслед, пока бирюзовый платок не исчез посреди густой листвы.

— Давно это с ним? — доктор Альбьери после осмотра Лукаса расположился в кабинете Леонидаса с саквояжем и толстым, наполовину исписанным блокнотом.

— Не могу сказать точно, когда это началось, — задумчиво почесал в затылке Леонидас. — Лукас залег после случая с выкидышем у Жади, а это было больше месяца назад. Я надеялся, когда эта взбалмошная девчонка ушла от нас, что ситуация улучшится, но стало еще хуже. Он окончательно выпал из реальности.

— Это похоже на депрессию, — заключил доктор, что-то активно записывая в блокнот.

— Альбьери, что мне с ним делать? Как вернуть к жизни? — допытывался Леонидас. — Может, нужны какие-то витамины или поездка для новых впечатлений? Или лучше нагрузить его работой так, чтобы некогда было даже вздохнуть, не то что слезы лить?

— Он проявляет агрессию по отношению к близким людям? — Альбьери не отрывал взгляда от листа.

— Спрашиваешь! — хмыкнул Феррас. — Он меня не переваривает. Хронически. С детства. Все делает мне назло, все!

— Я говорю о настоящем времени. Он кричал, кидался в тебя вазами?

— Вазами не кидался, — удивился Леонидас. — Но иногда покрикивает.

— У него бывают странные идеи, он ведет разговоры о том, что всем было бы лучше без него, или винит себя в грехах? — Альбьери выглядел так, словно собирает материал для статьи в научный журнал или наблюдает за подопытным мышонком.

— Именно, Альбьери, да! — подхватил Леонидас. — Странные идеи у него с того самого времени, как мы побывали в Марокко, и ты сводил его в дом к своему другу.

— Леонидас, я тут ни при чем, — отмахнулся ученый.

— Ну конечно, ни при чем! — недовольно фыркнул Леонидас.

— Боюсь, без помощи психоаналитика вам не обойтись.

— Что?! Зачем психоаналитик, мой сын не псих!

— А я и не говорю, что Лукас псих. Но такие состояния — не мой профиль, я даже не могу выписать рецепты на транквилизаторы.

— Транквилизаторы?! — ошалел Леонидас. — Нет уж, Альбьери, овощем я его делать не стану.

— Твое право, но положение может усугубиться.

— Ладно, я услышал твое мнение, — Феррас нервно расхаживал туда-сюда. — Я так понял, что кроме тоски его ничего не беспокоит, это уже вселяет надежду.

— Леонидас, депрессия — это болезнь!

— Болезнь от безделья! — процедил сквозь зубы бизнесмен. — Что ж, теперь я знаю, как привести его в чувство.

Попрощавшись с другом, Альбьери вышел за ворота его дома. Он достал записную книжку и еще раз внимательно перечитал сделанные заметки.

— Интересно, — проговорил доктор, — в какой степени Лео скопировал психотип своей матрицы? Грозит ли ему в будущем что-либо подобное?..

* * *

— Сынок! — с бодрым возгласом командира роты Леонидас распахнул дверь в комнату Лукаса. — Как настрой?

— Все хорошо, папа, — приглушенно прозвучало из подушки.

— Если все хорошо, тогда вставай, собирайся на работу.

— Нет.

— Лукас! — Феррас-старший присел на краешек кровати. — Я знаю, работа вылечит тебя. Когда голова и руки заняты делом, дурных мыслей не появляется, это я тебе гарантирую. Ты постепенно втянешься заново, будешь помогать мне налаживать взаимодействие с Европой…

— Папа, оставь меня.

— Нет, это не дело! — начал выходить из себя Леонидас. — Я понимаю, ты переживаешь из-за разрыва с Жади. Но все к лучшему, сынок. Посмотри, каким сделала тебя совместная жизнь с ней, а что бы было дальше?

— Я не хочу слышать о Жади.

— Вот это правильно. Вчера наш адвокат встретился с ней в университете, она подписала необходимые для развода бумаги. Скоро вас официально разведут, и ты вновь станешь свободным мужчиной и начнешь жизнь с чистого листа.

— Что?! — Лукас, до сего момента лежавший ничком, резко поднялся на подушках. — Как это подписала документы?

— Так же, как и ты. Ты что, не помнишь, как подписывал заявление?

— Я не знал, что это заявление на развод! — в ужасе воскликнул Лукас. — Ты подсунул мне его специально!

— Господи, Лукас! — испугался Леонидас. — Я ничего тебе не подсовывал, ты добровольно поставил подпись на разводных бумагах.

— Ложь! — вскричал парень так, как до этого не кричал никогда. — Это все ты, ты испортил мою жизнь!

— Лукас, немедленно прекрати истерику! — повысил на него голос отец.

Лукас вскочил с постели и стремглав кинулся вниз по лестнице.

— А ну, стой! — прикрикнул Леонидас сверху. — Если появились силы так скакать, значит, меня ты выслушаешь. Давай заканчивать этот детский сад, возьми себя в руки!

— Я всю жизнь только и слышу твои упреки! — продолжал неистовствовать Лукас. — «Лукас, не делай то, Лукас, не делай это! Будь таким-то и таким-то, вон, посмотри на Диогу, бери пример с него!» Не это ли ты мне говорил?

— Говорил и буду говорить! — разозлился Леонидас. — Твой покойный брат был намного разумнее тебя!

— Вот видишь, — затрясся парень не то в плаче, не то в смехе, — я пустое место для тебя. Я просто шел в комплекте с Диогу, понимаешь? Я невидимка, у меня нет ни лица, ни своего мнения, ни характера, ничего! Я не существовал для тебя как личность и в итоге вырос ничтожеством!

— Лукас! — запричитала прибежавшая из кухни Далва. — Успокойся, мой мальчик, давай я сделаю тебе чаю?

— И ты, Далва, тоже! — лавина гнева внезапно обрушилась и на нее. — Неправда, что ты одинаково любила нас обоих! Диогу был твоим любимчиком, ты во всем ему потакала, умилялась всем его выходкам, даже самым отвратительным, а меня ругала за малейший проступок!

— Матерь Божья! — перекрестилась Далва. — Сеньор Леонидас, а я давно говорила, что надо вызывать экзорциста!

— Далва, ну хоть ты не добавляй! — взвыл Леонидас.

— Смотрите вы оба! — раскинул руки Лукас, а затем обратился в сторону Небес, видимо, чтобы брат его услышал. — И ты тоже смотри! Моя жизнь ничтожна! Я потерял все: любовь, мечту, себя, и все это только благодаря вам!

— Молчи! Не смей! — Леонидас отвесил сыну знатную оплеуху.

— Я ненавижу вас! — буквально прошипел обезумевший парень. — Будьте вы прокляты, все вы.

Напоследок он резко сбросил со столика на пол фотографии — свои и Диогу. Стекло в рамках со звоном разбилось и разлетелось по полу мелкими осколками. Лукас выбежал во двор, намереваясь уйти из дома, но охранник попытался воспрепятствовать беглецу.

— Пусть идет! — крикнул ему Леонидас. — Пропсихуется — сам вернется.

— Сеньор Леонидас, да куда же он?.. — умываясь слезами, голосила Далва. — Лукас, постой, сынок! Лукас! Лукас!..

Крики Далвы постепенно потонули в городском шуме. Лукас шел по тротуару с видом сумасшедшего, а мимо него по дороге проносились автомобили. «Всего один шаг в сторону — и все закончится», — промелькнула мысль в голове. Он стал прикидывать, какого габарита должен быть автомобиль, чтобы смерть наступила сразу и, желательно, безболезненно. «Нет, я не смогу этого сделать, я слишком труслив. Для самоубийства нужна решительность, а у меня ее нет», — успокаивал сам себя Лукас. «Впрочем, что мне терять? Жади меня бросила, к музыке я больше не вернусь, к отцу тоже. Это единственный выход. Все закончится прямо сейчас», — подумал он.

* * *

— Сеньор Леонидас, сделать вам еще кофе? — хлопотала служанка вокруг убитого горем отца. — Может, стоит снова позвать доктора Альбьери или вызвать «скорую»? Вы так побледнели!

— Оставь, Далва. Я удивляюсь, как меня до сих пор не хватил инфаркт после всего, что случилось за последний год с лишним. Если бы я только мог знать, что ждет нашу семью, ни в какое Марокко мы бы и под пытками не поехали.

— А все эти женщины, — добавила Далва. — Жади и эта ваша Иветти. Все беды на земле от недобропорядочных женщин!

— Далва, ну хватит.

— Разве не они погубили Лукаса? Одна его околдовала, вторая ей помогала. Иветти было мало свести в могилу Диогу, упокой Господь его душу, она и до Лукаса добралась. Сеньор Леонидас, — вновь чуть не заплакала она, — зря вы его отпустили в таком состоянии!

— Не буду же я его ремнями к кровати привязывать! — возмутился Леонидас. — Лукас уже не маленький.

Его фразу прервал телефонный звонок. Феррас оказался у столика с телефоном в два прыжка.

— Алло! — еле дыша, произнес он в трубку. — Да, я Леонидас Феррас, отец Лукаса Ферраса.

— Пресвятая Дева! — воскликнула Далва, находясь в предобморочном состоянии.

— Как?! — прокричал Леонидас. — Я понял, я уже еду.

— Сеньор Леонидас… — дрожащим голосом сказала Далва.

— Лукас в больнице. В психиатрической!

— Что?!

— Он пытался покончить с собой, Далва. Я еду к нему.

* * *

Поздним вечером Иветти в одиночестве сидела перед телевизором и рассеянно переключала каналы. Деуза вместе с сыном переехали в более отдаленный район Рио — на этом настоял доктор Альбьери, Лауринда и Норма веселились в танцзале, а на Иветти вдруг нахлынул приступ тоски по старым временам, когда Лукас и Жади, такие юные и влюбленные, жили под ее крышей. В последние месяцы молодые супруги сильно отдалились от своей благодетельницы, не заходили и даже перестали звонить. «Не иначе как дурное влияние Львеночка», — с досадой подумала женщина. Звук дверного звонка заглушил бормотание телевизора.

— Львеночек! — ахнула Иветти, увидев, что на ее пороге стоит сам Леонидас Феррас. Вид у него был крайне горестный.

— Иветти! — тусклым голосом проговорил он. — С Лукасом случилась беда.

— Что?.. Как?!

Леонидас рассказал ей обо всем, что произошло в их семье за последнее время. Иветти слушала его, все больше и больше ужасаясь испытаниям, выпавшим на долю Феррасов.

— А врачи? Что говорят врачи? — обеспокоенно поинтересовалась она.

— Врачи говорят, что случай нетяжелый, но лечиться все-таки придется, если мы не хотим повторной попытки суицида. Я переведу его в надежную частную клинику, не доверяю я этим бюджетным мозгоправам!

— Что ж, это обнадеживает.

— Но если бы ты видела его там, Иветти! — воскликнул Леонидас и расплакался. Расплакался по-настоящему, как только может плакать мужчина и отец.

— Львеночек! — гладила его по волосам Иветти. — Прошу тебя, не плачь, я не могу видеть твоих слез!

— Это мое фиаско, Иветти, — корил себя Феррас. — Я не смог воспитать сыновей должным образом, не вложил в них то, что должен был вложить. Я чувствую себя таким виноватым перед ними!

— Не надо, не вини себя, это ничего не даст!

— Прости меня, Иветти! Я не должен был обвинять тебя в смерти Диогу, — сквозь рыдания произнес Леонидас.

Иветти невольно вздрогнула от его и слов и посмотрела на него каким-то новым, необычным взглядом.

— Я вырастил его во вседозволенности. Поощрял достоинства и не замечал недостатков, поставил его на пьедестал, и Диогу возомнил себя всемогущим. Иначе бы не уселся за штурвал вертолета без инструктора!

— Леонидас… — Иветти едва ли не впервые назвала его по имени.

— А у Лукаса, напротив, никогда не видел достоинств — одни недостатки! Я всегда все решал за него и хотел, чтобы он при этом стал взрослым. Ну не дурак ли я, Иветти?..

Иветти ничего не ответила, только с нежностью улыбнулась и погладила «Львеночка» по щеке, вытирая его слезы. В этот вечер воссоединились два любящих, хоть и очень гордых сердца.

— На все воля Аллаха, Жади, — дядя Али сидел на мягком диване рядом со своей племянницей в доме Мохаммеда и пил чай. — Я рад, что ты согласилась уехать со мной в Фес и учиться там.

— Дядя, — Жади теребила в руках кончик легкого прозрачного платка, — Лукас даже не захотел встретиться со мной лично, а лишь подослал ко мне своего адвоката с бумагами о разводе.

— Многие западные браки заканчиваются так, — вздохнул сид Али. — Здесь люди не несут никакой ответственности друг за друга, а ведь браки заключаются, прежде всего, пред лицом Господа. Они давно об этом позабыли и превратили священный институт семьи в фарс.

— Я так несчастна, дядя, — с грустью проговорила Жади.

— Не печалься, Жади. Если бы ты знала, как я молил Аллаха о том, чтобы ты встала на путь истинный, чтобы Он уберег тебя от самой себя.

— Я ошиблась. Но почему? — ее глаза наполнились слезами. — Как может обманывать человека его собственное сердце? Я знаю, вы не верите мне, но я чувствовала, что Лукас моя судьба! Это не объяснить словами, это интуиция, шестое чувство…

— Жа-ади! Сердце — плохой советчик. Лишь сердце, приближенное к Аллаху, может указывать человеку верную дорогу, но для этого нужно жить по Его заповедям. Тогда человек не сможет заблудиться даже в пустыне.

— Возможно, мне еще предстоит научиться тому, о чем вы говорите.

— О, ты научишься, если захочешь. Сделай только шаг, а Аллах поможет тебе сделать остальные.

— Надо же, — задумалась Жади, — больше года назад я должна была улетать с вами в Марокко, но я не хотела этого, а теперь покидаю Бразилию по доброй воле.

— Жади, сейчас я вспоминаю то время и думаю, что на то была воля Господа, как бы странно это ни звучало. Иногда даже я бываю не прав, а твой побег послужил мне хорошим уроком и лекарством от гордыни.

— Дядя! — удивленно воскликнула девушка.

— Да, именно так, я был не прав. Мне не нужно было давить на тебя с замужеством, ты была к нему не готова. Я хотел оградить тебя от опасностей, которые подстерегают молодую незамужнюю девушку, но я не подумал, что запретный плод всегда слаще, и чуть не навредил тебе еще больше.

— Я переживаю, — сменила тему Жади, — как я смогу учиться в Марокко? Ведь я почти не знаю арабского.

— Первое время ты будешь учиться как иностранка, а я пока займусь твоим арабским. Вот увидишь, ты быстро освоишь его под моим началом.

— Вы правда поможете мне?..

— Конечно, — добродушно улыбнулся Али. — Врачевание — это благородное и богоугодное ремесло. Скажи мне, ты сдала все экзамены?

— Да, дядя, теперь ничто не помешает мне перевестись в другой университет.

— Машалла! — воскликнул сид Али.

— Дядя, — осторожно поинтересовалась Жади, — а что насчет замужества? Я должна буду выйти замуж?..

— Ты непременно выйдешь замуж, хотя твой гражданский брак с иноверцем, прямо скажем, сильно осложнил ситуацию, — от этих его слов Жади сильно напряглась, — но только тогда, когда захочешь сама. Я тебе это обещаю.

— Дядя! — она радостно бросилась ему на шею.

— Ну, ну, Жади! — пожурил ее Али. — Когда ты приедешь в Фес, я устрою большой праздник в честь твоего возвращения. И на этом празднике я во всеуслышание объявлю о своем намерении вновь жениться.

— На ком?..

— Это мой секрет, — на смуглом лице марокканца проступил еле заметный румянец. — Но так и быть, я скажу тебе, если ты дашь слово никому его не раскрывать.

— Я даю слово!

— Я хочу жениться на Зорайде, — румянец на щеках Али загорелся сильнее.

— Дядя Али! — Жади не могла поверить в то, что он сказал. — Это так неожиданно!

— Да, Жади, иногда наше счастье находится прямо у нас под носом долгие годы, но замечаем это мы лишь тогда, когда лишаемся его. Я провел так много времени без своей Зорайде, что понял, насколько она мне дорога.

— Зорайде — счастливейшая женщина! — лицо Жади впервые за последнее время озарила лучезарная улыбка. На душе стало тепло и радостно — скоро она окажется дома. Дом — это то, чего ей так не хватало.

* * *

Перед отлетом Жади пригласила на встречу своих одногруппников, чтобы проститься со всеми, поблагодарить за все хорошее, попросить прощения за обиды и пожелать удачи. Девушки обнимали Жади и желали счастья, Маркус тихонько грустил в стороне, Додо обливалась слезами и просила подругу регулярно писать ей письма с марокканскими марками.

Время до посадки на самолет еще оставалось. Жади боролась с искушением позвонить домой Феррасам. Здравый смысл говорил не делать этого, но покинуть вторую родину вот так, не сказав ни слова Лукасу, даже по телефону, казалось неправильным. Виновато озираясь по сторонам, будто ее могли увидеть, Жади принялась набирать на таксофоне нужный номер. В трубке послышались долгие гудки.

— Алло? — она узнала голос Далвы.

— Донна Далва… — робко произнесла девушка.

— Жади?! — та чуть не закашлялась от неожиданности. — Если ты хотела поговорить с Лукасом, его нет!

— А где он? — зачем-то спросила Жади.

— Уехал. Далеко, вернется еще очень нескоро, — Далва говорила обиженным тоном, словно бывшая «невестка» ей крупно насолила.

— Тогда извините за беспокойство, до свидания, — марокканка повесила трубку. Похоже, им с Лукасом действительно не судьба быть вместе.

Оставался последний человек, с которым обязана была увидеться Жади. Иветти. Посторонняя женщина, сумевшая заменить ей на какое-то время и старшую сестру, и мать, всегда так искренне переживающая за них с Лукасом и готовая помочь двадцать четыре часа в сутки.

Жади с трепетом приблизилась к знакомой двери. Сколько всего пережито за этой дверью! В памяти возник тот самый день, который она помнила до последней детали, до каждого мгновения. Снова ее ждет самолет, и дядя заказал такси до аэропорта. Но в этот раз Жади одна. Девушка долго не решалась нажать на кнопку дверного звонка. Звонок… еще… Никто не открывал. «Опять Судьба посылает знак», — подумала Жади. Она в растерянности озиралась по сторонам, соображая, что бы такое сделать.

Сверху на почтовых ящиках лежала макулатура. Идея возникла моментально, благо в сумочке у Жади после экзаменов завалялась шариковая ручка. Она взяла рекламный лист, перевернула его чистой стороной, прислонила к гладкой стене и с вдохновением принялась писать письмо. «Сообщать ли Иветти о том, что я улетаю в Марокко? Нет, лучше не надо. Она непременно расскажет Лукасу, он прилетит и будет умолять о прощении. И ведь я прощу. Второй раз мне этого не пережить», — мысленно рассуждала Жади. Закончив, она еще раз перечитала послание перед тем, как подложить его под дверь:

«Милая Иветти! Сегодня я навсегда уезжаю из Бразилии, но не в Фес. Дядя Али не единственный родственник моего отца, я буду жить в другой семье, в другом городе. Та семья принимает меня с распростертыми объятьями. Прошу, не пытайся разыскать меня, просто знай, что в моей жизни все налаживается, и я всегда помню о тебе.

Прости, что мы с Лукасом не оправдали твоих надежд и веры в нашу любовь. Я не знаю, как случилось то, что случилось, кто сдался первым. Я шла за красивым миражом, и он тоже, но мы заблудились, и нас едва не поглотила песчаная буря. Я поступала самонадеянно, когда говорила, что эта любовь предначертана нам свыше, ведь только Аллах может знать предначертанное.

Спасибо тебе за все, что ты сделала для нас, для меня. Я ни за что не забуду, как ты поддерживала меня в трудные минуты, вдохновляла идти вперед и не сдаваться. И я не сдаюсь, никогда не сдамся. Прощай, будь счастлива и не забывай наивную мечтательную девочку из Марокко.

Искренне твоя, Жади»

Лукас отдыхал в светлой одноместной палате в платной клинике, куда его почти сразу же определил Леонидас. Он пытался почитать книгу, взятую в библиотеке, но дальше двадцатой страницы дело никак не шло — внимание быстро рассеивалось, да и зрение после препаратов слегка подводило. Теперь его дни проходили по строгому и четкому распорядку дня с ранним подъемом, утренним обходом и вопросами врача, приемом таблеток, беседой с психологом, прогулкой и занятиями творчеством. Что касается последнего, то Лукас предпочитал музыке живопись, а когда его пригласили поиграть на гитаре в местном музыкальном коллективе, вежливо отказался. Внутренне обругав того, кто ему это предложил.

— Сеньор Феррас? — заглянула в палату доброжелательная санитарка. — Там к вам пришли, но охранник просил уточнить, потому что это не родственница.

— Кто пришел? — удивился Лукас.

— Некая Анжела Маркес, говорит, что она ваша бывшая коллега.

— А, Анжела! — обрадовался парень. — Конечно, пусть заходит.

«Только бы она не начала меня уговаривать вернуться в группу, я пока даже слышать об этом не хочу», — подумал он.

— Салют! — Анжела весело помахала рукой пациенту.

— Анжела! Привет, как ты узнала, что я… ну, в больнице?

— Связи, приятель, — она уселась на металлический стул напротив кровати. — У меня есть друг, психолог. Работает здесь, часто бывает у нас в клубе на концертах. Он много раз видел тебя выступающим и как-то проговорился, что ты лежишь в клинике. Решила навестить, подумала, что не выгонишь.

— М-да, — вздохнул Лукас, — не думал я, что дойду до такой жизни.

— Что с тобой случилось?

— Я и сам толком не понял. Все как в тумане. Мы с Жади потеряли ребенка, потом поссорились, и она ушла, а дальше… в голове как будто выключился свет, мне сложно объяснить. Мысли путались, а чаще вообще никаких мыслей не было, только постоянно хотелось исчезнуть, уснуть вечным сном. Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, — смутился Лукас, подумав, что сболтнул лишнего.

Анжела сосредоточенно слушала, сложив руки на груди, и смотрела на что-то за окном. Затем она резко поднялась со стула:

— Знаешь, что? Пойдем, пройдемся. Погода хорошая, вам же разрешают гулять в часы посещений?

— Ну, идем, — согласился Лукас.

— А в больницу-то ты как попал? — спросила девушка, когда они прогуливались мимо фонтанчика в парке у клиники.

— Я кидался под машины. Не спрашивай, как мне на ум пришла такая идея, я не знаю ответа на этот вопрос.

— Я так и думала. Видишь вот это? — она показала ему изящную татуировку на запястье в виде виноградной лозы. — Как думаешь, что это такое?

— Татуировка, — недоумевал Лукас. — Что в ней необычного?

— Присмотрись.

При ближайшем рассмотрении в лучах яркого солнца татуировка оказалась замаскированным шрамом от глубокого пореза. Лукас потрясенно уставился на Анжелу: он не мог поверить в то, что эта жизнелюбивая, дерзкая, уверенная в себе, всегда полная энергии, иронично относящаяся к невзгодам особа могла сотворить с собой нечто подобное.

— Добро пожаловать в клуб, — она спустила обратно рукав легкой кожаной куртки.

— Я не знаю, что сказать, я просто в шоке.

— Почему? — хмыкнула Анжела. — Мой образ не вяжется с этим? Когда срывает крышу, сделаешь и не такое.

— Мне казалось, тебя ничем не сломишь, — удивлялся Лукас.

— Ну… — она задумалась на минуту. — Я же не всегда была толстокожей. И не всегда рассуждала здраво. Раньше я жила в Порту-Алегри. Нас было пятеро у родителей, я вторая по старшинству, им было некогда с нами возиться. В детстве я влюбилась в соседского мальчика, а он влюбился в меня. Его звали Алессандро. Позже он увлекся рок-н-роллом, предложил мне уехать с ним в Рио и сколотить группу, чтобы вместе выступать. Мне было шестнадцать, ему восемнадцать. Видел бы ты, какой мы наводили шум, — Анжела рассмеялась. — Мы были как Бонни и Клайд, это была сумасшедшая любовь.

— И что же случилось дальше? — Лукас заслушался.

— Очень плохая идея заводить отношения в группе. Или группу, когда вы в отношениях. У корабля не может быть двух капитанов, а я как раз капитан. Алессандро не нравилось, что я перетягиваю на себя внимание зрителей, что я лучше, чем он, чувствую музыку. Начались постоянные ссоры, выяснения, кто прав, кто виноват, а потом он резко все бросил. Женился на девчонке из добропорядочной семьи, ну, знаешь, из тех, что носят юбки ниже колена и не приходят домой позже десяти вечера. Я чувствовала себя убитой. Бегала за ним, унижалась, плакала, старалась понять, что я сделала не так. И в какой-то момент сдуру взяла и порезала себе вены. К счастью, жила я не одна, меня нашли и откачали, а когда откачали, отправили в психушку. Не буду описывать того, что мне пришлось там пройти, ты и сам все это знаешь.

— Какой ужас!

— Да, ужас. Это было давно, у Алессандро двое детей, а может, уже трое, я не в курсе.

— Ты до сих пор любишь его? — Лукас сильно растрогался, слушая эту историю.

— Люблю? Да ты что, нет, конечно. Люди верят в то, что если уж влюбился, обязан быть счастлив по гроб жизни с этим человеком, иначе ты неудачник, но это не так. Не всякая любовь длится вечно, не у всех бывает долго и счастливо. Я научилась это понимать и живу в свое удовольствие.

— Хотел бы я быть, как ты.

— Не надо быть, как я, такого и врагам не желают, — расхохоталась Анжела.

— Какой сегодня день? — прищурившись от солнца, спросил Лукас.

— Третье марта.

— Годовщина нашей с Жади свадьбы, — поник парень.

— Значит, вы окончательно расстались?

— Мы развелись. Думаю, будь я в здравом рассудке, я никогда бы не сделал этого. Впрочем, я совершил кучу ошибок и раньше. Если бы изобрели такой способ, чтобы можно было возвращаться назад во времени и переписывать свою жизнь на чистовик, я бы первый им воспользовался.

— Очень хорошо, что такого способа нет, — возразила Анжела.

— Почему?

— Кем бы мы тогда были? Роботами? Жизнь не состоит из одних побед. Часто поражения гораздо ценнее.

— Да, может быть, ты права, — Лукас легонько пнул попавшийся под ноги камешек.

— Насчет Жади… Ты сказал, что не расстался бы с ней, будь ты в здравом уме, так?

— Так.

— Я думаю, у тебя будет возможность ее вернуть.

— Ты считаешь? — у Лукаса загорелись глаза.

— Если выполнишь одно условие.

— Какое?..

— Если всерьез займешься своим разумом и сделаешь его здравым, — подмигнула Анжела.

— Жду не дождусь, когда меня выпишут, — мечтательно проговорил Лукас. — Я вылечусь, найду Жади, и на этот раз все будет по-другому!

— Не сомневаюсь.

— Кстати, извини, что подвел тебя с группой.

— Ерунда, я все понимаю.

— А как там Берту и ребята? Ты знаешь о них что-нибудь?

— Двигаются потихоньку, — пожала плечами Анжела. — Звезд с неба не хватают, но Томас очень доволен.

— А я браться за гитару больше не хочу, — признался Лукас.

— Ну, это ты зря. Сейчас тебе не до гитар, конечно, но ты выздоровеешь.

— Жади говорила в таких случаях: «Иншалла».

— И что это значит?..

Они продолжали беседовать и беседовали бы еще долго, если бы самочувствие Лукаса позволяло это делать. Солнце начинало постепенно клониться к закату. Тихое место посреди природы, лечебница для душ собрала в своих стенах так много историй о людских судьбах. Ни к одной из них нельзя остаться равнодушным, от некоторых сжимается сердце, но если чего-то и нельзя отобрать у человека, так это надежды.

Лукас ехал в такси и в сотый раз перечитывал письмо, оставленное Жади для Иветти. С момента их развода прошло уже полтора года, наполненных самыми разными событиями, главным образом, борьбой Лукаса за свое здоровье. По возвращении из клиники парня ждал огромный сюрприз: свадьба его отца с Иветти. Леонидас и сам будто преобразился — таким веселым и благодушным его никто еще не видел, даже Далва. Спустя непродолжительное время у четы Феррас родилась пара близнецов, что привело Далву в восторг — за любимых мальчиков она была готова простить Иветти что угодно, тем более что Лукас заметно шел на поправку, и поводов для переживаний становилось все меньше.

Однако Леонидас все же запрещал упоминать при Лукасе имя Жади во избежание ухудшений. Иветти на свой страх и риск поделилась с пасынком запиской марокканской красавицы — она все еще надеялась на воссоединение пары, за которую болела всей душой. Вот и сейчас она позвонила Лукасу и попросила приехать, чтобы сообщить какую-то чрезвычайно важную и секретную новость.

— Сынок! — радушно обнял его Леонидас. — Что-то давно ты к нам не заходил, забыл про нас?

— Дела, папа, — извинился Лукас. — Я начал записывать дебютный альбом, времени ни на что нет.

— Ты ходишь к психоаналитику? — строго спросил отец.

— Конечно, куда же мне деться.

— Это правильно. Я поехал в компанию, а ты пока располагайся тут, Далва как раз приготовила отличный обед.

— Лукас! — спустилась к ним Иветти с младшим из близнецов на руках. — Малыш, поздоровайся с братом!

— Я уезжаю, дорогая, — Леонидас поцеловал жену в губы и покинул гостиную.

— О чем ты хотела рассказать мне, Иветти? — Лукас сгорал от нетерпения.

— Львеночек точно ушел? — Иветти заглянула ему через плечо. — Вроде бы, да. Я случайно подслушала разговор Львеночка и Альбьери. Марокканский друг доктора приглашает его на свадьбу своей племянницы.

— Что?! — Лукас почувствовал, как сердце готовится выпрыгнуть из груди. — Это… Жади?

— Да. Я совершенно уверена, я слышала, как они обсуждали эту свадьбу и называли ее имя.

— Подожди-подожди, — в растерянности бормотал Лукас, — но она писала, что уезжает не к дяде Али! А что если ее вынудили написать такое письмо, что если ее снова заставляют выходить замуж?!

— Лукас, ты все еще ее любишь? — Иветти смотрела ему прямо в глаза.

— Иветти, какой же я идиот, какой идиот! Ну почему я не догадался слетать в Марокко к ее дяде раньше? Конечно, я люблю Жади и не допущу, чтобы она вышла за другого! Это немыслимо!

— Тогда поезжай! Свадьба состоится в пятницу, если верить словам Альбьери. Привези ее обратно, не упусти шанс!

Лукас уже молнией вылетал из дома, чтобы отправиться в аэропорт за билетом.

* * *

В шумном Фесе начинался новый день. Кажется, даже конец света не мог разрушить вековой сутолоки, царившей в этом городе, да и само время в нем будто бы остановилось, застыло в неизвестном промежутке. Раскаленное солнце заливало крыши домов и бескрайнюю пустыню, над которой изредка разносился крик одинокой птицы.

В доме сида Али творился настоящий переполох: шла подготовка к свадьбе. Одних только помощниц пришло человек пятнадцать, и для каждой нашлось дело. Зорайде, хотя давно уже имела статус жены сида Али, а не его служанки, принимала самое активное участие в сборах невесты и руководила процессом. Она вышла из дома, чтобы быстро сходить за каким-то недостающим составом. Здесь-то ее и схватил за руку дежуривший у ворот Лукас.

— Ай! — Зорайде вскрикнула от неожиданности и в ужасе уставилась на потревожившего ее бразильца.

— Зорайде! — тот лихорадочно бегал взглядом по лицу женщины. — Пожалуйста, мне нужно поговорить с ней!

— Уходи! — шикнула она на него, освобождая локоть от крепкой хватки. — Что тебе нужно, ты принес мало горя Жади? Хочешь снова разрушить ее жизнь, которую она собирала по кусочкам без тебя?

— Зорайде, я все могу объяснить! Мне только нужно поговорить с Жади, она ведь не знает, что со мной случилось… Я увезу ее в Бразилию, все будет, как мы мечтали!

— О, Аллах! — взмолилась Зорайде. — Ты как ее проклятье, только все пошло на лад, и ты тут как тут. Жади замуж выходит!

— Неправда, это вы ее вынуждаете! — запротестовал Лукас. — Она ни за что бы не вышла по своей воле за того, кого ей навязал дядя!

— Уходи, Господом тебя заклинаю! — люди уже начинали с подозрением коситься на разговор почтенной мусульманки и молодого парня выраженной западной внешности. — Уходи, забудь Жади, не порти ей жизнь!

— Что ж, это мы еще посмотрим, — отошел от нее Лукас.

* * *

Жади сидела в парчовом наряде невесты и редкой красоты украшениях, окруженная весело поющими помощницами, женами дяди Али, в компании Латифы и… лары Назиры. Учебные каникулы — прекрасное время для свадьбы, когда все экзамены позади и голова не болит о фармакологии, а практика уже закрыта. Пока мастер мехенди наносила ей на руки причудливый узор, Жади погрузилась в свои мысли и вспоминала, какие крутые повороты делала ее судьба за последнее время.

Приехав в Фес, Жади первым делом занялась освоением арабского языка. Она хотела полноценно обучаться в местном университете, куда дядя Али передал ее документы сразу по приезде. Боль от разрыва с Лукасом постепенно утихала. Жади с удивлением обнаружила, что занятость действительно помогает избавиться от лишних мыслей и давящей тоски, к тому же, ее окружали заботливые и любящие люди, готовые помочь и поддержать, если вдруг станет трудно.

Вскоре Саид перебрался обратно в Марокко. Он хотел быть поближе к Жади, но всем вокруг говорил, что причина кроется сугубо в бизнесе. Абдул сразу же предложил племяннику около пяти кандидаток в жены, и от каждой из них тому приходилось мягко, но настойчиво открещиваться. Саид очень сдружился с Али и часто наведывался к нему в гости, чтобы поговорить на философские темы и невзначай попасться на глаза Жади. Занятая студентка поначалу не обращала на него должного внимания, но однажды все-таки решилась вступить с гостем в интересную дискуссию. Тайком от дяди, разумеется, ведь она не могла выйти к мужчинам и начать разговаривать с ними наравне. Впрочем, эта тайна абсолютно не была тайной для дяди Али, напротив, он был очень рад этим секретным свиданиям.

Постепенно в душе Жади начало зарождаться чувство, которому она не могла подобрать должного названия. Оно не было похоже на чувство к Лукасу: не было того накала эмоций и страстей, сладостных мечтаний и замираний сердца при одном только соприкосновении пальцев рук. Это было что-то иное, уютное и согревающее, не вызывающее в сердце бури. Жади теперь очень хорошо знала, что эта буря может смести все живое на своем пути.

Девушка не раздумывала долго, когда Саид попросил ее руки у дяди Али — она ему полностью доверяла. Но их ждало весьма серьезное препятствие в лице сида Абдула и лары Назиры, а также принявшего их сторону Мохаммеда. Родня Саида и слышать не хотела о том, чтобы он связывался с бросившей его когда-то невестой: Абдул грозил лишить наследства; Назира демонстративно падала в обмороки каждый раз, когда видела брата, и причитала, что одалиска войдет в их дом только через ее труп; Мохаммед вновь принялся пилить бедную Латифу. Обстановка и впрямь возникала угрожающая, однако Жади избрала неординарный тактический ход: если расстановка сил неравна, перемани врага на свою сторону.

С ее легкой руки Саид убедил дядю Абдула заслать сватов к одному завидному фесскому жениху, который по совместительству являлся его компаньоном. По-настоящему благородный, красивый и богатый вдовец без памяти влюбился в Назиру и готов был отдать что угодно, чтобы жениться на ней, а тем временем Саид ненавязчиво напоминал сестре каждый раз о том, что своим безмерным счастьем она обязана именно Жади. Впрочем, Назира и без этих напоминаний была готова обнять весь мир, в том числе и ее. Ведь несправедливо, в самом деле, стать счастливой самой и оставить несчастным брата. Мохаммед был довольно быстро переубежден влиятельной сестрой, Абдул держал оборону до последнего, но после свадьбы Назиры сдался и он. Если выбирать между инфарктом от постоянного давления племянницы и женитьбой без того уже пропащего Саида на пропащей Жади, лучше уж женитьба. На поистине чудовищные жертвы пришлось пойти дяде Абдулу, чтобы Назира оставила его в покое.

Жади очнулась от воспоминаний, когда чтица стихов принялась вещать ей на арабском чудесное произведение о любви:

"Когда любовь зовет тебя, следуй за ней, хотя путь твой будет крутым и трудным. А когда она накроет тебя своими крыльями, уступи ей, иначе священная шпага в ее оперении может ранить. И когда любви не будет, верь в нее, иначе голос разума заглушит твои мечты. Именно так любовь одаривает тебя и жертвует тобой».

«Кто может знать наверняка, что такое любовь?» — с легкой грустью подумала Жади. Зорайде заметила ее печальный взгляд и укоризненно покачала головой, но невеста лишь улыбнулась ей белоснежной улыбкой. Такой же белоснежной, как сахар, кусочек которого положили ей в рот для «сладкой жизни».

* * *

— Я думал, что этот день никогда не наступит, но все-таки он наступил, — дядя Али поздравлял счастливого жениха.

— Как вы и говорили, определенное Аллахом состоится, — заключил Саид, поправляя от волнения слишком туго завязанный галстук.

— Да, это так, — важно произнес Али. — Христиане говорят: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в этом они правы. Посмотри на себя — ты не обозлился, не возроптал, не воевал с судьбой и получил воздаяние от Аллаха. Ты вышел победителем из этой смертельной схватки, но никогда не забывай о том, какой ты проделал путь. Не сворачивай с него, ибо Аллах скор в расчетах: Он и дарует, и отнимает.

— Да, дядя, я не собираюсь почивать на лаврах.

— Очень похвально, Саид. Я вручаю тебе свою племянницу как сокровище. Ее душа подобна неограненному алмазу, не повреди его. Заботься о Жади и береги ее.

— Я буду делать это со всем тщанием. Благословите, дядя! — Саид готовился вступить в новые обязанности супруга.

* * *

Лукас готовил план похищения невесты. Ворота дома дяди Али постоянно открывались и закрывались, туда-сюда сновали мужчины в длинных джеллабах и женщины с покрытыми головами, лица некоторых были скрыты чадрой. Идея созрела моментально: вот же она, прекрасная маскировка! Лукас рассчитывал переодеться в платье и хиджаб, незаметно прошмыгнуть во двор, когда очередная кухарка распахнет ворота, найти Жади, а дальше… Дальше, пожалуй, пригодится паранджа. Две благопристойные мусульманки пойдут гулять по Медине, а там такси и до аэропорта рукой подать. Только бы Жади не забыла взять паспорт!

Лукас купил в ближайшей лавке маскировочный костюм — хорошо, что продавец не стал интересоваться, для каких целей. Уйдя подальше в самый глухой переулок, дабы его не застали за сомнительным занятием, парень облачился в одежду дородной арабской матроны, переборщившей с занятиями физкультурой. Платье оказалось недостаточной длины, так что Лукасу пришлось перебираться обратно к дому сида Али мелкими шагами, чтобы мужские кроссовки сорок четвертого размера, выглядывающие из-под подола, не выдали партизана.

Он пришел в невероятное смятение, когда увидел, что свадебная процессия уже выдвинулась в отель, где будет проходить праздник. Как ни старался Лукас рассмотреть идущих впереди жениха и невесту, танцующая и улюлюкающая толпа загородила весь обзор и мешала ему это сделать. Ничего не оставалось, кроме как пристроиться в хвост шествия и стараться делать вид, что все так и должно быть. Он рассуждал: «Как же мне выкрасть ее? Под носом у гостей это куда сложнее сделать. Возможно, стоит найти Альбьери и попросить его о помощи? Нет, он наверняка откажет. Нужен отвлекающий маневр, как на представлении у фокусника. Например, свалить канделябр и во весь голос закричать: «Пожар!» Тогда поднимется переполох, и будет шанс скрыться».

Тем временем процессия приблизилась к отелю, в котором молодых и гостей ждал роскошно убранный зал. Столы ломились от угощений, небольшой фонтан на входе был усыпан лепестками роз, повсюду стояли маленькие украшенные пальмы в горшках и были расстелены ковровые дорожки. За танцовщицей под руку шли жених и невеста, улыбаясь и раскланиваясь радостным, ритмично хлопающим под музыку гостям. Они дали почетный круг около фонтана и проследовали в главный зал.

Жади и Саид уселись на специальные кресла, похожие на королевские троны, и Лукас наконец-то смог разглядеть лицо бывшей жены. Оно не было печальным, его не омрачали едва заметные слезы, застывшие в уголках глаз, тень безмерного горя не портила прекрасных черт. Жади улыбалась — тепло и искренне, как и положено счастливой невесте. Бразилец поймал себя на мысли, что не узнает свою возлюбленную: он помнил ее совсем юной, нежной девушкой, а сейчас видел перед собой повзрослевшую молодую женщину, красота которой раскрылась с новой, непривычной для него стороны. Время от времени она переглядывалась с женихом, и этих взглядов Лукасу захотелось провалиться сквозь землю. Он все понял. Понял и отступил, не желая мешать чужому счастью.

* * *

Темная ночь опустилась на Марокко, окутывая приятной прохладой измученную дневной жарой природу. Лукас бродил по освещенным луной закоулкам и без конца прокручивал в голове увиденное на свадьбе Жади. Свадьба Жади — вдуматься только! Как все это случилось, почему? Когда она успела полюбить его? Почему Лукас опоздал? «Нет, так больше нельзя. Я лишь снова доведу себя до больницы», — отругал он сам себя. Ведь если Жади счастлива, а это видно, чего ему еще желать? Если у него не получилось подарить ей счастье, пусть это сделает другой. Теперь и Лукас может позволить себе стать таким же счастливым, надо только дать произрасти давно уже зародившемуся, но тщательно подавляемому новому чувству.

А шумная свадьба, проводив молодоженов на брачное ложе, гуляла до утра.

Три года спустя

Жади склонилась над кроваткой десятимесячной Хадижи — малышка тихонько посапывала во сне, зажав в руке погремушку. Завтра ей предстояло собраться в непростую дорогу за океан, чтобы встретиться с новорожденной сестренкой Самирой, родившейся у Латифы и Мохаммеда. Они так долго ждали появления первенца, что счастливый отец устраивал пир на весь мир для многочисленной марокканской родни, а родни и в самом деле было немало. Назира с мужем и двухлетним сыном вылетели в Рио первыми, оставалось только подтянуться остальным.

Саид зашел в детскую, чтобы проведать дочь. Он бережно обнял жену за талию и спросил:

— Она давно уснула?

— Да, — улыбнулась Жади. — Саид, я переживаю, как Хадижа перенесет полет через океан? Может, не стоит лететь?

— Но ведь ты говорила, что в ее возрасте дети уже могут летать на самолете? Я доверяю нашему семейному педиатру.

— Еще не выучившемуся педиатру, — поправила его Жади.

— Но, бесспорно, самому одаренному, — он с любовью поцеловал ее в макушку.

— Не знаю, у меня сердце не лежит к этой поездке, хотя я очень хочу повидаться с Латифой и Мохаммедом, — продолжала сомневаться молодая мать.

— Жади, — Саид посмотрел на нее так, словно заподозрил что-то неладное, — ты не хочешь лететь в Бразилию только из-за тревоги за Хадижу?

— А из-за чего еще? — она отвела взгляд.

— Не подумай, я не ревную. Я знаю, что у тебя связаны с этой страной разные воспоминания. И не самые приятные в том числе.

— Если ты о Лукасе, то тебе хорошо известно — все давно осталось в прошлом.

— Я верю.

— Странно, однако, все это было, — задумалась Жади. — Я каждый раз задаю себе вопрос: для чего это случилось? Почему я просто не могла приехать в Фес к дяде и выйти за тебя, как он хотел? Наша жизнь была бы спокойной и размеренной, как сейчас, нам не пришлось бы проходить через те ужасы, через которые мы прошли.

— Я тоже долго размышлял над случившимся, Жади, — Саид неосознанно потрогал детские игрушки, висевшие вдоль каретки. — Но посуди сама: мысль о замужестве по договоренности была тебе непонятна и отвратительна, и дело не в… Лукасе. Просто это твои убеждения. Как бы ты воспринимала меня тогда? Как человека, отнявшего твою свободу, подавившего твою личность? Да и я был не идеален, в конце концов, из нашего брака не получилось бы ничего хорошего. И уж тем более тогда, когда ты…

— Не надо, — Жади приложила палец к его губам. — Не надо, не говори, не вспоминай больше.

— Больше не буду, — Саид улыбнулся и погасил свет в комнате.

* * *

— Мама, мама! — шустрая девочка лет четырех требовательно смотрела на Маизу блестящими карими глазенками.

— Мел, — Маиза отложила журнал на столик рядом с диваном и терпеливо принялась объяснять дочери, почему она не хочет приглашать на ее день рождения друга с детской площадки. — Дочка, ты можешь играть со своим товарищем на площадке, но зачем же звать его домой?

— А почему нельзя домой? — недоумевала девчушка.

— Мел, но ведь это твой день рождения! К нам в гости придут воспитанные дети, которые умеют вести себя в чужом доме, а твой друг не такой. Он же самый настоящий сорванец!

— Мне скучно с твоими воспитанными детьми, — надула губы Мел. — Я хочу играть с Лео! Я хочу, чтобы он пришел на праздник.

— Мел!.. — раздосадовано всплеснула руками Маиза.

— А вот и я! — бодро воскликнул вернувшийся с работы отец семейства.

— Папа! — бросилась ему на шею девочка. — Мама не разрешает мне пригласить Лео на день рождения!

— Почему это мама не разрешает? — Кайо взглянул на жену с притворной строгостью.

— Кайо! Она хочет пригласить мальчика с площадки.

— Ну и что же? Давай пригласим его.

— Как что? Это ребенок совершенно не нашего круга, он и на улице-то после себя камня на камне не оставляет, только представь, что они на пару с Мел натворят у нас?

— Мел, иди, поиграй, милая, — мужчина поцеловал дочь и опустил ее на пол. — Маиза, почему бы не доставить ей радость, раз она так привязана к этому мальчику?

— Это потакание, вот как это называется, — возмутилась Маиза. — Только представь, в восемнадцать Мел приведет первого попавшегося парня и скажет, что хочет выйти за него замуж!

— Моя благородная леди! — Кайо с нежной улыбкой провел ладонью по ее лицу.

— Ты используешь запрещенные приемы, — не без удовольствия заметила Маиза.

— Мел еще научится законам светского общества, — он заключил жену в объятия, усаживаясь рядом с ней. — Пускай у нее будет детство, не омраченное правилами хорошего тона, м?

— Я сдаюсь. Чур, ты руководишь уборкой после праздника.

* * *

Ветер трепал расклеенные на стенде афиши. Жади пошла прогуляться в одиночестве по пляжу, оставив маленькую Хадижу с Назирой, души не чаявшей в племяннице. Бразилия была для нее особой страной, и как бы Жади ни проникалась любовью к старинным улочкам Феса, длинная набережная Копакабаны навсегда оставалась в ее душе памятным узелком. Стенд с афишами попался ей на глаза случайно, но внимание привлекло очень знакомое имя. «Лукас Феррас. Концерт бардовской песни», — прочитала марокканка вслух. Сомнений быть не могло — это он. В горле встал комок, а на глаза навернулись непрошеные слезы, словно и не было этих пяти лет. Она не ошиблась, точно ли пять? Жади прочла дату и время концерта:

— Аллах, да это же сегодня! Концерт уже идет!

В душе восстали две противоборствующие силы: одна говорила забыть про афишу и идти домой к мужу и дочери, не просто идти, а бежать, не оглядываясь; другая непреодолимо тянула поехать к концертной площадке. «Я просто постою и посмотрю на сцену издалека, хотя бы одним глазом, ничего же не случится», — уговаривала она себя. «Подумай о Саиде, каково бы ему было узнать, что ты, не успев приехать в Рио, побежала к бывшему мужу?» — корила ее совесть.

Метрах в пятидесяти от Жади призывно остановилось такси. Водитель высматривал среди гуляющих по набережной потенциальных пассажиров, и вскоре к нему в стекло автомобиля постучалась молодая женщина в мусульманской одежде.

— На Инфанта дона Энрике, 85, пожалуйста, — сказала она и решительно уселась на переднее сидение.

Концерт на арене «Виво Рио» подошел к концу. Раскланявшись публике, Лукас ушел в гримерную комнату, чтобы немного отдохнуть перед тем, как ехать домой. К нему постучался его концертный директор:

— Лукас, там она фанатка очень хочет с тобой увидеться, всю охрану на уши поставила.

— Правда? — удивился музыкант.

— Мы говорили ей, что зрители не допускаются в гримерные к артистам, но она и слышать ничего не желает. Похоже, женщина не в себе.

— Что ей нужно?

— Говорит: «Скажите ему, что пришла Жади!»

— Жади?! — лицо Лукаса вытянулось от удивления и застыло. — Пусть ее пропустят.

— Ты уверен? — поморщился его коллега.

— Пусть ее пропустят, — по слогам повторил Лукас. Он растерянно взглянул в зеркало, словно спрашивал сам себя: что происходит?..

Жади не заставила ждать своего появления. Дверь была распахнута, и она вошла без стука, украдкой озираясь по сторонам. Она была одета в длинное закрытое платье салатного цвета, ее голову покрывал расшитый пайетками зеленый платок, в ушах красовались серьги с маленькими драгоценными камнями, руки были украшены золотыми кольцами и браслетом, а глаза подведены по восточной моде. Жади была сконфужена не меньше Лукаса и осторожно улыбнулась ему:

— Привет.

— Привет, — в смятении пробормотал он. — Если честно, не ожидал тебя увидеть.

— Я сама не ожидала, что окажусь здесь. Я приехала повидать Латифу, у нее родилась дочь, и… — она запнулась, так как все эти слова показались ей очень нескладными.

— Да ты садись, — спохватился Лукас и пододвинул для гостьи стул.

— Спасибо. Итак…

— Итак?..

— Лукас, мы так и не попрощались с тобой толком тогда, — Жади сказала эту фразу на одном выдохе.

— Согласен, — задумчиво кивнул Лукас.

— Почему ты уехал?

— Куда уехал?

— Я звонила тебе перед отлетом, хотела поговорить, но мне сказали, что тебя нет.

— А, ты об этом, — Лукас помрачнел, вспомнив дни, которые он бы предпочел навсегда забыть. — Я просто хотел побыть в одиночестве.

— Ясно.

Они молчали, не зная, о чем поговорить. Иногда им обоим представлялась случайная встреча спустя годы, где они скажут друг другу все, что когда-то не сказали. И вот, эта встреча состоялась, но вместо пламенных речей в голове был лишь пустой белый лист.

— Как там Иветти? — Жади нашлась, что спросить.

— У Иветти все прекрасно! — оживился Лукас. — Она вышла замуж за моего отца, теперь у меня двое младших братьев. И они тоже близнецы, представляешь?

— Как чудесно! Я так рада за нее.

— А у тебя как дела?

Жади сильно смутилась от этого вопроса.

— Я все еще учусь в медицинском. Ты же знаешь, на врача учатся очень долго, но я уже проходила практику в детском стационаре. Еще немного, и я стану полноценным педиатром.

— Я очень рад за тебя, — улыбнулся Лукас.

— Ты больше не играешь рок?

— Сам не играю, но с удовольствием слушаю. Как видишь, я теперь исполняю бардовскую музыку. Она не такая прогрессивная, как рок, но в ней много души. Я не стал звездой первой величины, конечно. У меня есть своя аудитория, особенно люди в провинции любят ходить на мои концерты.

— Все сложилось так, как мы мечтали… — проговорила Жади и осеклась.

— Ты права, наши мечты исполнились, пусть и не совсем так, как мы себе это представляли.

Взгляд Жади скользнул по фотографиям, которыми был заставлен столик.

— Это твоя жена?

— Это моя девушка, Анжела, — Лукас машинально взял в руки одну из рамок и сразу поставил обратно, словно бы извиняясь. — Ты, должно быть, вышла замуж?

— Это так. У меня есть дочка, Хадижа, — тепло улыбнулась Жади, вспомнив свою малышку, но тут же подумала, что Лукаса может ранить эта новость. — А у тебя есть дети?

— Нет, пока нет.

— Ты счастлив, Лукас? — неожиданно задала вопрос марокканка.

— Да, я очень счастлив, — утвердительно кивнул парень. — Знаешь, оказывается, мечтать о счастье и быть счастливым — это очень разные вещи.

— Не поверишь, я хотела сказать то же самое, — подхватила Жади, и оба рассмеялись.

— Как бы то ни было, мы пришли к тому, какие мы есть сейчас, лишь благодаря друг другу, — заключил Лукас и с какой-то братской нежностью посмотрел на бывшую супругу.

— Ты прав… — задумалась она. — Мне всегда говорили, что наша любовь — это грех, ошибка, мираж. Но как может быть миражом то, что сыграло решающую роль в нашей жизни?

— Помнишь, ты говорила, что наша встреча была предопределена до нашего рождения? — слегка взгрустнул Лукас.

— Конечно, помню, — опустила взгляд Жади.

— Так и есть.

— Мактуб. От судьбы не убежишь.

— Все же есть Кто-то там, наверху…

— Прости меня за то, что причиняла тебе боль, — в глазах Жади засверкали слезинки.

— Ну, что ты. Если кто-то и должен просить прощения, то это я.

Лучи закатного солнца осветили гримерную, отражаясь в гладких поверхностях зеркал. Жади взглянула на часы и заторопилась:

— Ох, меня уже, наверное, потеряли.

— Если хочешь, я могу подвезти тебя до дома, — предложил Лукас.

— Не надо, не стоит беспокоиться, я возьму такси.

— Жади, — после короткой паузы сказал Лукас, — спасибо, что ты была в моей судьбе.

— И тебе! — растянула губы в радостной улыбке Жади. — И тебе спасибо, Лукас!

Она обернулась в дверях махнуть рукой на прощание, а затем, окрыленная, побежала к Саиду и Хадиже, чтобы больше никогда с ними не разлучаться. Лукас взял гитару и сыграл несколько аккордов, полных ностальгии, но он не стал задерживаться — ведь его тоже ждут.

Как прекрасно первое чувство в юности! Оно подобно распустившемуся поутру нежному цветку, но, к сожалению, оно так хрупко. Любые ветра, холода и дожди могут ему навредить. Проходит время и лечит раны, на пути встречаются новые люди, и сердца горят новой страстью, а жизнь обретает новый смысл, но все же первая любовь никогда не умирает до конца. Она навечно остается жить в песнях, надо только уметь ее услышать.