Тьма и Свет/Darkness and Light (гет)

Стурм почувствовал запах земли: влажной земли, цветов и свежевспаханных полей. Солнце светило ему в глаза. Он сел. Он был в рубке, один. Окна и двери исчезли, как и большая часть крыши. Он вышел на палубу. На носу стоял Сайтер, осматривая землю внизу в подзорную трубу. На корме, у бывшего кормового поста, сидели Китиара, Статтс, Фиттер и Рейнспот. Китиара быстро говорила и делала какие-то жесты руками.

«…а затем Стурм вмешался и отрубил чудовищу руку!» Гномы вскрикнули, а Китиара рассказала, как рука рассыпалась прямо у них на глазах.

Статтс увидел приближающегося Стурма. «А, мастер С-светлый Клинок! Ты проснулся. Мы только что услышали о п-потрясающем приключении на борту проклятой каравеллы». Стурм пробурчал что-то уклончивое и посмотрел на Китиару. «Как ты себя чувствуешь?» — спросил он.

«Бодра, как никогда. А ты как?»

«Отдохнул», — сказал он. «Сколько я спал?»

«Две ночи и день», — ответил Статтс.

«Две ночи!»

«И день», — добавил Фиттер.

«Я очнулась около часа назад», — сказала Китиара. «Я спала как убитая, но сейчас чувствую себя лучше, чем за последние десять лет».

«Ты чуть не умерла». Стурм объяснил, как Гарм отравил её, и сказал, что эльфийский кулон снова её спас. Китиара достала из блузки огненный кулон. Он не только снова стал прозрачным, но и был испещрён сотнями крошечных трещинок.

«Не помню, чтобы я им пользовалась», — озадаченно сказала она.

«Не ты. Я», — сказал Стурм. Глаза Китиары расширились от удивления.

Он повернулся и пошёл в столовую. Там стояла почти пустая бочка с водой. Стурм осушил целый ковш тёплой воды.

Снаружи Уинговер сказал: «Я думал, мужчины его ордена ни при каких обстоятельствах не будут использовать магию».

«Им не положено», — ответила Китиара. Она начала заправлять кулон обратно под блузку, но тот рассыпался в пыль. Она печально посмотрела на сверкающие крупинки усыпавшие ее тунику; дар Тиролана Амброделя исчез.

Затем, смахнув их, она встала и сказала гномам: «Простите, ребята. Мне нужно поговорить со Стурмом».

Китиара нашла Стурма стоящим у левого борта, смотрящим на зелёную землю внизу.

«Северный Эргот», — сказала она. Уинговер заметил стаю крачек и последовал за ними. Птицы привели нас к земле.

Стурм молча смотрел на нее. «Не очень-то научно, подумала я, но Уинговер говорит: „Всё, что даёт хорошие результаты, научно“».

«Я запятнан», — тихо сказала Стурм.

«В чём?»

«Я использовала магию. Это запрещено. Как я вообще могу стать рыцарем?»

«Это просто смешно! Ты использовал магию на Лунитари, когда у тебя были эти видения», — сказала она.

«Их наслали на меня; у меня не было выбора. На корабле я использовала силу кулона, чтобы исцелить твою рану».

«Я называю это правильным поступком! Ты жалеешь, что не дал мне умереть?» — с сарказмом спросила она.

«Конечно, нет».

«Но ты всё равно „запятнан“?»

«Да».

«Тогда ты дурак, Стурм Светлый Меч, закоснелый дурак! Ты и вправду веришь, что древний свод правил рыцарского поведения важнее жизни друга? Моей жизни?» Он не ответил. «В таких мыслях есть что-то извращённое, Стурм».

Стурм энергично покачал головой. «Нет, Кит. Я бы отдал свою жизнь, чтобы спасти твою, но жестокий поворот судьбы заставил меня нарушить Меру».

Её челюсти сжались от гнева, и она сухо сказала: «Я никогда не думала, что ты так мало ценишь нашу дружбу. Ты хочешь, чтобы я чтила твой старый, пыльный кодекс. Ты прямо как Танис. Он пытался сделать из меня то, чем я не была. Он хотел мной управлять, и ты тоже!» Она топнула по палубе, едва сдерживая ярость.

Стурм сложил вместе руки и внимательно их осмотрел. «Добродетель — суровый господин, Кит. Мера и Клятва никогда не были лёгким бременем. Рыцарь несёт их, словно тяжёлые камни на спине, и их тяжесть делает его сильным и прямым». Он поднял взгляд, пока их взгляды не встретились.

«Ты никогда не поймёшь, потому что всё, чего ты хочешь от жизни, — это передать своё бремя кому-то другому. Любовнику, слуге, даже латунному дракону. Пока кто-то другой может нести бремя чести за тебя, тебе не придётся чувствовать вину или расплачиваться за свои поступки».

Краска отхлынула от её лица. Никто никогда не говорил с ней так, даже Танис. «Тогда это конец», — холодно сказала она. «С того момента, как этот мыльный пузырь коснётся земли, нашей дружбе конец».

Китиара оставила его смотреть на раскинувшиеся внизу кроны деревьев. Больше они не разговаривали.

«Осторожно! Осторожно! Берегись веток!» «Повелитель Облаков» вырулил на лесную поляну. Ветви вяза, ясеня и берёзы царапали их.

Уинговер находился на крыше рубки, пытаясь управлять посадкой. Флэш и Бёрдколл открыли горловину воздушного мешка, выпустив часть эфирного воздуха. Летающий корабль проскочил несколько голых холмов, прежде чем ветер унес его вниз.

Стурм стоял на носу, отбиваясь от опасных веток багром с «Вериваля» — единственным напоминанием о тяжёлых часах на проклятом корабле. У них не было ни якоря, ни кошки, чтобы затормозить корабль, — только время и контроль над воздушным мешком.

Флэш и Бёрдколл цеплялись за верёвку, которая держала полупустой мешок закрытым.

Ветки скребли по всей длине палубы, ломаясь, когда их задевали зияющие окна рубки. Птицы с щебетом разлетались в разные стороны, когда корабль тревожил их дома на верхушках деревьев.

«Впереди расчищен путь!» — крикнул Стурм.

«Приготовиться!» — крикнул Уинговер. Нос судна опустился, как только деревья скрылись из виду. Киль мягко коснулся луговой травы, проскользил несколько ярдов и остановился. Стурм воткнул багор в землю и перевалился через борт. Он приземлился на землю

Кринна двумя ногами.

«Слава Паладайну!» — воскликнул он. «Наконец-то твёрдая земля!»

Абордажный трап опустился, и оттуда выскочили семь гномов.

Уинговер глубоко вдыхал воздух и похлопывал себя по груди, когда услышал вопросительный свист Бёрдколла.

«Можно открыть мешок?» — спросил Флэш.

«Да, да, мы приземлились!»

Два гнома распустили зигзагообразную строчку. Из мешка вырвался наружу сернистый газ, и измученное судно окончательно и тяжело опустилось на землю.

Китиара спустилась по трапу и бросила на землю оставшиеся вещи. Несмотря на горечь расставания, Стурм не мог отвести от нее взгляд.

Она ни на кого не обращала внимания, а стояла поодаль, повесив бутылку с водой и кожаную сумку на противоположные бедра, чтобы уравновесить груз. Она перекинула спальный мешок через плечо, держа его за ремешок.

Стурму захотелось заговорить, сказать что-нибудь примирительное, но суровое выражение ее лица остановило его.

«Ну что ж, Уинговер, это было долгое и странное путешествие», — сказала Китиара, пожимая руку гному. «Я никогда его не забуду».

«Без тебя мы бы не справились, леди».

Она перешла к Катвуду, Сайтеру, Бёрдколлу и Флэшу.

«Продолжайте придумывать новые идеи», — дружелюбно сказала она. «Так мир никогда не станет скучным». Она повернулась к Роперигу ​​и Фиттеру и похлопала самого маленького гнома по подбородку. «Прощайте, мальчики. Держитесь вместе — вы отличная команда».

«Мы так и сделаем», — хором ответили они. Наконец она подошла к Рейнспоту и Статтсу. «Тебе очень повезло, Статтс», — тепло сказала она. «Немногим удаётся так полно осуществить мечту своей жизни. Продолжай летать, старина. Надеюсь, у тебя будет ещё много приключений».

«Ну и ну», — сказал Статтс. «Это м-маловероятно. Мне нужно написать столько отчётов и п-прочесть столько лекций. В конце концов, Патентное бюро гномов должно быть уверено, что мы с-сделали то, что сделали». Он церемонно поклонился. «Прощайте, госпожа. Вы были о-оплотом силы».

«Была, не так ли?»

«Куда ты направишься?» — спросил Уинговер.

«Куда приведет меня дорога», — ответила она.

На лице Китиары едва появилась кривая улыбка. Она прищурилась, глядя в небо. Полдень ещё не наступил. Солнце согревало её лицо.

Стурм стоял в стороне, наблюдая за её прощанием. Он чувствовал тяжесть собственного решения и знал, что слова Китиары были правдой. Все кончено. И всё же он знал, что будет скучать по прежней Кит, дерзкой и весёлой спутнице.

Китиара быстро пересекла тёплый луг, не оглядываясь. Солнечный свет блестел на её чёрных кудрях, когда она прокладывала себе путь сквозь высокую траву. Стурм наклонился, чтобы взвалить на плечо свою поклажу. Когда он снова выпрямился, Китиара уже скрылась среди вязов и берёз на дальнем конце поля.

«Ты не пойдёшь за ней?» — спросил Фиттер.

«Зачем мне это?» — спросил Стурм. Он обвязал спальный мешок тонкой бечёвкой и сунул его под мышку. «Она сама о себе позаботится. Это у неё получается лучше всего».

«Не понимаю», — сказал Фиттер, почёсывая нос. «Я думал, вы когда-нибудь поженитесь».

При этих словах Стурм уронил свой кухонный набор. Глиняный горшок больно ударил его по пальцу ноги. «С чего ты взял?» — спросил он, ошеломлённый.

«Мы часто слышали, что если мужчина и женщина ссорятся и кричат ​​друг на друга, то всегда в итоге женятся и, ну, ты понимаешь…» Фиттер покраснел. «Заводят детей».

Стурм собрал рассыпавшееся содержимое своего набора. «Чтобы добиться её руки, нужен мужчина с большим богатством и властью, чем у меня когда-либо будет». Он повесил сумку на шею. «Тому, кто пожелает жениться на Китиаре Ут Матар, лучше обладать терпением Паладина и мудростью Маджере, чтобы удержать её».

Гномы собрались вокруг него, пока он поправлял последнее снаряжение. «Куда ты отправишься?» — спросил Уинговер.

«В Соламнию, как и прежде. Мне нужно кое-что исследовать. Видения, которые я видел на красной луне, стерлись из моей памяти, но я знаю, что путь моего отца начинается в моём родовом доме, замке Светлых Мечей. Там мой пункт назначения».

Маленькие ручки похлопали его по спине. «Желаем тебе удачи, мастер Светлый Меч», — сказал Катвуд. «Ты очень умён для человека».

«Это очень лестно слышать от тебя», — усмехнулся Стурм.

«М-мы бы предложили доставить тебя на летающем корабле до Соламнии», — сказал Статтс, — «но мы сами теперь идём пешком».

Это ему в голову не пришло. Стурм спросил: «Хочешь, я чтобы я сопровождал тебя по пути домой в Санкрист?» Казалось, это было самое меньшее, что он мог сделать.

«Нет-нет, мы и так слишком долго тебя задерживали», — сказал Сайтер.

«Мы доберёмся сначала до Гвиннеда. Там будут корабли до Санкриста».

«Мне будет тебя не хватать», — нежно сказал Рейнспот. Он протянул свою маленькую руку.

С большой торжественностью Стурм пожал руку Рейнспоту и всем остальным гномам по очереди. Затем он собрал снаряжение и отправился в путь.

Забавно, подумал он; я проделал такой долгий путь и так мало ходил. Ноги теперь были более чувствительными, чем до того, как он отправился на Лунитари. Ходьба будет хорошим искуплением, решил он. Она сможет смыть часть скверны от магии, буду идти и размышлять о своем проступке. Возможно, я все же смогу осознать трудный выбор, с которым столкнулся, пытаясь жить по Кодексу и Мере.

«Прощай! «Прощай!» — крикнули гномы. Стурм очнулся от своих раздумий и помахал им рукой. Они были действительно славными ребятами. Он надеялся, что у них больше не будет проблем, но, будучи гномами-механиками, они, вероятно, сами себе их придумают.

Он вошел во влажный лес и пробирался сквозь чащу в зарослях густой зелени. Его радовали лианы и кусты с чистыми зелеными листьями, растения, которые не кровоточили и не плакали, когда он ступал по ним. Мир Лунитари был таким неестественным.

Пройдя две мили по лесу, он нашел чистый ручей и наполнил флягу. Вода была холодной и имела минеральный привкус. Это было приятное разнообразие после недель питья мягкой дождевой воды.

Стурм прошел четыре мили вдоль берега ручья, пока не добрался до арочного каменного моста. Он поднялся по берегу к дороге, которая шла на север и юг. На углу моста был установлен дорожный указатель. На южной стороне моста было написано: «Каэргот — 20 лиг», а на восточном фасаде,- «Гарнет — 6 лиг».

Стурм смеялся до слёз. Гномы высадились в Соламнии, меньше чем в двадцати милях от того места, откуда они изначально взлетели! Но смеялся он по другим причинам. Он бы счастлив снова оказаться дома, не просто на Кринне (хотя это было хорошо), а в Соламнии.

Он чувствовал себя лёгким и свободным, без гномов, о которых нужно было беспокоиться, без постоянного предчувствия того, что нечто странное может поджидать за следующим поворотом — и свободным от своих странных отношений с Китиарой. Их разлука была словно удаление больного зуба; несомненное чувство облегчения, но с оттенком глубинного чувства потери, пустоты внутри себя.

Стурм направился в Гарнет. Дороги в этой провинции сходились в городе, так что это был лучший способ добраться до северных равнин. Он шёл быстрым шагом. С лёгкой ношей и без необходимости пасти иждивенцев он должен был добраться до Гарнета к следующему утру, думал он.

Идя, Он впитывал в себя виды, звуки и запахи родной земли. Кустарниковые пастбища и холмистые пейзажи. Крестьяне бродили по долинам, гоняясь за скотом и загоняя его палками в полуразрушенные загоны из булыжников.

Когда-то семья Светлых Мечей владела огромным стадом скота, но оно пало в тех потрясениях, что когда-то разрушили великие рыцарские поместья по всей стране.

Кто знает, может тощие, неухоженные звери, которых Стурм теперь видел теперь бродящими по холмам, были потомками лучшего стада Светлых Мечей?

Но не пропавший скот и не земля беспокоили Стурма в связи с падением Соламнийских Рыцарей. Не такие вещи были истинным мерилом достоинства рыцаря. Его беспокоила несправедливость. Простой народ винил в Катаклизме и последовавших за ним бедах высокомерную гордость рыцарей, словно Рыцари Соламнии могли перевернуть весь мир с ног на голову и расколоть землю надвое!

Стурм замер на месте. Его руки сжались в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. Он отпустил гнев и медленно разжал кулаки. Терпение, велел он себе. Рыцарь должен быть обучен самообладанию, иначе он не лучше варвара-берсерка.

С того момента, как Стурм вышел на дорогу у каменного моста, и до позднего вечера следующего дня он не встретил ни одного путника. Это показалось ему зловещим, особенно по мере приближения к Гарнету. Погонщики скота и торговые караваны всегда перемещались из города в город, приурочивая своё прибытие к местному рыночному дню. Пустая дорога указывала на то, что что-то или кто-то удерживал путников дома.

Дорога начала подниматься и петлять по мере того, как холмы Гарнета вырастали над равниной. Здесь он обнаружил следы движения: отпечатки копыт, колёсные колеи и следы босых и обутых ног. Следы множились, пока не показалось, что недавно здесь прошла небольшая армия.

Стурм увидел дым, поднимающийся из-за поворота. Он переместил рукоять меча вперёд, чтобы удобнее было держать ее поближе к руке. Теперь он чувствовал запах дыма. Постепенно вся панорама стала видна. Несколько тяжёлых повозок были перевёрнуты и горели на дороге. Судя по масштабам уже причинённого ущерба, пожар, должно быть, начался несколько часов назад. Вороны и другие падальщики зашевелились при его приближении.

Между двумя развороченными повозками Стурм обнаружил тела. Один, с толстой талией и богато одетый, очевидно, был преуспевающим торговцем. В груди у него торчали две стрелы. Рядом с ним лежал молодой человек, сжимавший в руке обломок сломанной булавы.

Стон заставил Стурма побежать. В нескольких метрах от него, прислонившись спиной к сосне, сидел крупный, мускулистый мужчина. Это был воин. Его тело кровоточило дюжиной ран, а у ног воина лежали шесть мёртвых гоблинов.

«Воды», — простонал боец. Стурм положил руку воину на затылок и поднёс бутылку к его пересохшим губам.

«Что здесь произошло?» — спросил Стурм.

«Бандиты. Напали на повозки. Мы сражались…» — здоровяк кашлянул. «Слишком много».

Стурм осмотрел раны бойца. Ему не нужно было быть целителем, чтобы знать, что воин обречён, и, поскольку этот человек был воином, Стурм сказал ему об этом.

«Спасибо», — сказал он. Стурм спросил, может ли он чем-нибудь помочь этому человеку. «Нет, но да благословит тебя Паладайн за твою милость».

Что-то шуршало за сосной. Стурм потянулся за мечом, а затем увидел широкую коричневую морду коня, просунувшуюся сквозь ветви. Умирающий воин позвал животное по имени. «Брумбар», — сказал он. «Молодец». Конь продирался сквозь кустарник. Это было огромное животное, чёрное как уголь. Брумбар опустил нос, чтобы ткнуться носом в лицо своего хозяина.

«Вижу, ты воин», — прохрипел воин Стурму. «Умоляю, возьми Брумбара себе после моей смерти».

«Возьму», — мягко сказал Стурм. «Есть ли в Гарнете кто-нибудь, кому я могу рассказать о твоей судьбе?»

Мужчина медленно закрыл глаза. «Никого. Но не ходи в

Гарнет, если тебе дорога твоя жизнь». Его подбородок опустился на грудь.

«Но почему?» — спросил Стурм. «Почему бы мне не пойти в город?»

«Ослабь мою кирасу…»

Стурм расстегнул обрывки ремней и стянул стальную кирасу в сторону.

Под доспехами на мужчине была стёганая рубаха. Над сердцем была вышита маленькая красная роза. Стурм уставился на нее. Умирающий был рыцарем высшего ранга,

Ордена Розы! Только Соламнийские рыцари знатного происхождения могли войти в это возвышенное братство.

«Силы, уничтожившие рыцарей, контролируют Гарнет», — сказал мужчина. Его дыхание стало прерывистым. «Я знаю, ты один из нас. Там тебе будет небезопасно… убийцы…»

«Кто ты? Как тебя зовут?» — отчаянно спросил Штурм, но Рыцарь Розы больше не произнес ни слова.

Стурм устроил отважному воину почетные похороны. Когда он закончил, уже совсем стемнело. Он взял Брумбара и перерыл седельные сумки, наброшенные на круп лошади. В одной из сумок лежали сухие пайки, а в другой, как ни странно, сотни монет, но все мелкие медяки.

Стурм понял. Мертвый рыцарь жил инкогнито из-за всеобщей ненависти к Ордену. Он принял облик наемного стражника и получал жалованье медью. Никто не ожидал бы, что Рыцарь Розы будет жить так скромно.

Стурм свернул с дороги в Гарнет. Он выбрал другую тропу через высокогорье, не посещаемую торговцами и (как он надеялся) бандитами. Ночью он прошёл мимо Гарнета. Он увидел вдали свет уличных фонарей. Осадив Брумбара, он прислушался. Ветер свистел на горных перевалах. Где-то вдали подал голос волк.