Говорить (гет)

Несмотря на возраст, у Поллукса на Кассиопею вставал регулярно. Он мог быть в затяжной депрессии или пьяным в стельку, но стоило сестре появиться рядом, и брюки становились узки в паху.

Ирма шутила о его надвигающемся бессилии и, если верить её словам, завела молодого любовника. А он трахал сестру так, что у неё срывало голос.

С женой же всё чаще не получалось, но в этом у него постоянно были проблемы, потому что её волосы не были цвета ночи, в чертах не отражались его черты, а глаза не пылали горячим пламенем сумасшествия.

С сестрой он позволял себе всё: его пальцы привычно смыкались на её горле, и Кассиопея хрипела и впивалась в его руки ногтями, однако подставляя шею под его хватку. Однажды он чуть не задушил её: она потеряла сознание, и ему долго не удавалось привести её в чувства. А когда удалось, он об этом пожалел — сестра выжгла его вены болью круциатуса. Потом вдовесок пришлось заплатить за пентхаус миссис Филч, чтобы дело об использовании непростительного бесследно пропало.

После этого Кассиопея не давалась в руки без сражения; уложить её на лопатки у Поллукса получалось отнюдь не всегда. Сестра кидалась режущими, словно оскорблениями. И он думал, что зря не выбрал в юности послушную и покорную Дорею, которую так легко можно было сломать.

Но, когда он заводил руки Кассиопеи за голову, а она кусала его в плечо и пыталась пнуть, понимал, что не зря. Кассиопея сквозь зубы шептала, что ненавидит его и убьёт самым мучительным способом. Иногда она действительно набрасывалась на него с палочкой, но всё заканчивалось на полу, на том же ковре. С его руками на её шее, и кровью на его плечах.

Чтобы она ни говорила, они оба знали правду. Она текла, когда он бил её по лицу и оставлял синяки на бёдрах.

И кончала, даже если он насиловал её. И она не симулировала, это он знал точно. Они чувствовали друг друга, словно самого себя. И оба нуждались в боли.

После секса она ложилась рядом и доставала свою палочку, под кончиком которой на коже проступали узоры из царапин. Кассиопея медленно с тайным упоением вырисовывала каждый элемент, а потом языком собирала проступающую кровь. Поллукс дышал ртом, сжимая в пальцах ковёр.

Кассиопея садилась на его бёдра и мучительно медленно двигалась, одновременно вспарывая кожу у него на животе.

Свою кровь Поллукс пробовал только с её губ — когда она целовала его. И он жадно скользил языком в её рту, ощущая солоноватый вкус. На подбородке запекались бордовые струйки, и он слизывал их, сжимая плечи сестры до хруста.

Кассиопея смеялась ему в ухо. Он полагал, что это была любовь.