Снежная история (джен)

Лето наступило внезапно. Северус и раньше иногда пропускал смену времён года, но чтобы настолько... Казалось, только вчера шёл снег, и вот уже полностью зелёные деревья. И когда только успели? Северус растёр пальцами клейкий листик, пытаясь ощутить весенний запах свежести, который когда-то будоражил воображение. Но, наверное, он всё просто пропустил. Снова. Кусты зашуршали, и Северусу в колено уткнулся мокрый нос.

— Привет, Бродяга... извини, сегодня для тебя ничего нет.

Кудлатый пёс обнюхал пальцы и согласно лизнул ладонь Северуса, после чего снова ткнулся носом, требуя ласки. Пса когда-то прикормил Поттер, чтобы без помех обмениваться письмами с Лили, и сердце Северуса каждый раз предательски сжималось, стоило появиться Бродяге. Чувство вины никуда не делось и оставалось таким же острым, как и в день гибели Поттера. А ещё он не мог больше смотреть в глаза Лили, потому что ожидал увидеть в её взгляде заслуженный упрёк, и не находил для себя оправдания. Северус порылся в карманах комбинезона и нашёл поломанное печенье.

— Держи, дружище, но больше точно ничего нет.

Бродяга деликатно слизнул с ладони крошки и даже довольно ими захрустел. И только теперь Северус заметил записку, алой лентой привязанную к ошейнику.

«Сев, нам надо поговорить. Подойди, как сможешь. Л».

Он вытер вспотевшие ладони о комбинезон и достал ещё одну сигарету. Лили не стала бы его звать, если бы что-то не случилось... что-то плохое. Ноги принесли Северуса в штаб прежде, чем он понял, что именно туда ему и надо. Маккензи отнёсся к его просьбе с пониманием и отпустил на целых три часа, благо график вылетов позволял.

— Северус, что случилось?

Умению Люциуса появляться там, где что-то происходило, можно было только позавидовать. Северус протянул ему сложенный листок:

— Вот.

Люциус помрачнел:

— Всё-таки не убедил!

— В чём?

— Она сама тебе расскажет.

— Люциус, что именно?

— Я могу ошибаться, — Люциус стиснул его запястье. — Всё будет хорошо.

Северус ненавидел эти слова. Так говорили, когда больше было нечем утешить, и это пугало больше всего. Но если Люциус не хотел отвечать, он этого не делал.

Северус вышел в Уик, свистом подозвав Бродягу. Почему-то его компания придавала уверенности. Дорога показалась короче, чем запомнилось, и Северус недолго постоял у входа, успокаивая дыханье, прежде чем постучать. Дверь открыла Нарцисса.

— Северус, дорогой, давно тебя не видела... как ты?

— Нормально. А Лили...

— Заходи, сейчас я её позову.

В гостиной на ковре сидели Драко и Гарри и увлечённо рисовали самолёты. Вернее, рисовал Драко, а Гарри пытался добавить им достоверности. Северус давно не видел Лили, и сейчас вновь испытал острый укол вины. Подруга сильно похудела и теперь походила на бледную тень самой себя. Она кивнула Северусу и взглянула на Нарциссу:

— Нарси, мы прогуляемся, вы же с Драко присмотрите за Гарри?

— Конечно, дорогая, — во взгляде Нарциссы мелькнула тревога, от которой сердце Северуса снова сжалось.

На улице Лили взяла Северуса за руку точно так же, как в детстве. Вот только сейчас она была непривычно серьёзна.

— Ты почему перестал приходить, Сев?

Северус стиснул её ледяную ладонь, словно хватался за соломинку:

— Прости меня, Лилс. Я не смог... не справился... но если бы я мог поменяться с ним местами, я бы...

— Знаю, Сев... ты бы это сделал... но не смог, и ты не виноват. Не надо...

— Но я...

— Не надо, Сев. Ничего не изменить. И сколько бы ты ни казнил себя, Джея не вернуть. И ты по-прежнему ни при чём.

— Лилс, я...

— Сири тоже винит себя. Что выжил. Что ж вы за идиоты такие, а?! Вместо того, чтобы просто жить, терзаете себя придуманной виной. Что ты, что Сири, и даже Люци!

— Люциус? — удивился Северус.

— Он вообще считает себя ответственным за всё, не хуже тебя. Только, может быть, страдает не так ярко, как ты, — Лили заметила, как Северус закусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего, и осторожно погладила его по запястью. — Не обижайся, Сев. Просто, кроме вас, у меня никого не осталось... это страшно, когда в одном человеке сосредоточен весь мир. Мой мир разбился вдребезги.

— Но у тебя же есть Гарри!

Северус часто слышал, как это говорили Лили, хотя не очень понимал, как это должно утешить. Но он вообще плохо разбирался в чувствах.

— Есть, да. И он очень похож на Джея... и мне будет безумно тяжело с ним разлучиться.

— О чём ты?

— Я написала прошение о зачислении в АТА, в подразделение Полин Гауэр. Его удовлетворили.

Северус замер. Почему-то такое просто не приходило ему в голову. Он думал, что Лили всегда будет где-то рядом, а когда сумеет его простить, то можно будет снова общаться, как прежде. И он всегда будет знать, что у неё всё хорошо, а так...

— Лилс, а как же Гарри?

— Я отвезу его Петунье.

Северус мигом вспомнил последнюю встречу с этой фурией.

— С ума сошла?!

— Вовсе нет. Наоборот, сейчас я как никогда рациональна и даже расчётлива. В АТА женщины-пилоты получают офицерское жалование, а мне надо растить ребёнка! Петунья едва сводит концы с концами, поэтому с радостью будет заботиться о моём сыне, если это поможет поправить её положение.

— Но она же...

— Кровь — не вода, Северус. Она — моя сестра. И она обещала заботиться.

— Но если дело в деньгах... Лилс, почему ты молчала? Я бы даже не заметил, если бы отдавал половину своего жалования тебе. У меня просто ещё родители...

— Сев, да не в деньгах дело! Нарси и так не берёт с меня ни копейки, настаивая на том, что я её компаньонка и вполне могу потребовать плату сама. И Люциус это несколько раз повторял.

— Но почему тогда Петунья? Почему бы тебе не оставить ребёнка Нарциссе?

— Сев, что ты такое говоришь?! А вдруг со мной что случится?

Северус похолодел. Этого ещё не хватало!

— Лилс, пожалуйста, послушай меня. Зачем тебе всё это? Просто представь, что будет с Гарри, если с тобой что случится.

— Да ничего не будет! — Лили устало улыбнулась. — Я уже устала всем это повторять. Бель вон сколько летает, и ничего. Не жалуется.

Северус не мог себе даже представить жалующуюся Беллатрикс, а потому и не нашёлся с ответом, тем более, что Лили продолжила, как бы между прочим:

— Я, в общем-то, позвала тебя для того, чтобы попрощаться.

— Как?

— Ну да. Послезавтра мы с Гарри уезжаем в Коукворт, а оттуда я одна — в Аксбридж.

— Так быстро?

— А чего тянуть-то? — впервые за разговор улыбнулась Лили.

— Лилс, но всё-таки — зачем?

— Зачем? — Лили ласково потрепала Северуса по руке. — Потому что я не могу иначе. Потому что есть небо, и оно огромное. Потому что в нём у меня всегда будет Джей.

— А Гарри? — спросить про себя у него не повернулся язык.

— А к нему я всегда буду возвращаться. Чего бы мне это ни стоило.

Северусу стало не по себе. Но когда ему удавалось остановить Лили, если она уже всё для себя решила?

Люциус встретил Северуса у ангара, словно ждал. Он молча протянул сигареты и щёлкнул зажигалкой.

— Лили вступила в АТА, — пробормотал Северус. — Послезавтра уезжает. Ты знал?

— Да, — Люциус кивнул и тоже закурил. — Мне казалось, что у меня получится её отговорить.

Северус покачал головой. Он слишком хорошо знал подругу.

— Если бы... она ни с кем не советуется, принимая решения, и если уж что-то решила...

— Это я понял. Она сказала Нарциссе, когда уже получила ответ из АТА, — Люциус устало потёр переносицу. — В этом они очень похожи с Бель.

Северусу хотелось возразить, что у Бель не было ребёнка, и вообще она никого не теряла, но только махнул рукой. В конце концов, что он про неё знал? Хотя вот про Люциуса он знал гораздо больше, но всё равно временами не мог его понять, что частенько приводило к неловким моментам. Хорошо, что Люциус не придавал им большого значения.

* * *

«Цирковые представления» закончились ещё в ноябре прошлого года, после того, как командование, наконец, признало изменение условий игры. Именно с тех пор и началось стремительное увеличение числа легких бомбардировщиков. Кроме того, на вооружение британских частей были приняты самолеты «Бостон», разработанные американской корпорацией «Дуглас». Эти машины несли большую бомбовую нагрузку, чем «Бленхеймы», и их скорость была гораздо выше. Медленно, но неотвратимо налеты становились все мощнее и наносили уже ощутимый вред экономике врага.

Изменились и методы проведения атак. Теперь бомбардировщики и истребители сопровождения пересекали Ла-Манш на малой высоте, вне поля видимости немецких радаров. И только достигнув побережья Франции, они набирали высоту. Отныне немецкие истребители не могли взлетать тогда, когда им это было удобно, и не успевали занять выгодную позицию для нападения — «Спитфайры» чаще всего уже находились выше.

Блэк так и не вернулся в эскадрилью. После своего фееричного тарана он три месяца пролежал в госпитале, а затем переквалифицировался в инструктора авиашколы. Он прислал очень лаконичное письмо Люциусу, в котором даже извинился за своё решение, только это не меняло того факта, что в тот день они потеряли обоих. Тогда Люциусу удалось заполучить в их группу Лонгботтома и Розье. В таком составе они продержались больше года.

Розье погиб девятнадцатого августа в небе над Дьеппом. Эта акция носила, в основном, разведывательный характер, так как требовалось выяснить, возможно ли захватить этот морской порт. Первым условием выполнения задачи было завоевание господства в воздухе. Поэтому Ли-Мэллори поднял в воздух все, что было в его распоряжении на тот момент, не побоявшись даже оголить систему ПВО Британии.

В небо подняли сорок восемь эскадрилий «Спитфайров», авиакрыло из трех эскадрилий «Тайфунов» и восемь эскадрилий «Харрикейнов». Командование RAF планировало создать над Дьеппом своеобразный «воздушный зонт». Однако практика показала, что такой зонт все равно оказался дырявым. Удалось добиться лишь временного господства в воздухе на крайне ограниченном участке фронта, заплатив за это слишком большую цену. Огонь зенитных установок оказался слишком плотным, и если в воздухе бой вёлся на равных, то поддержка с земли решила его исход. Потери Люфтваффе были вдвое меньше. Вдвое!

Терять было больно. За этот год Розье стал для Северуса Эваном, точно так же, как и Лонгботтом — Фрэнком, и уже казалось, что они знакомы не меньше десяти лет, а то и больше, и даже думать не хотелось, что кто-то его может заменить. Давно уже Северус не чувствовал себя настолько опустошённым. Даже два дня передышки, положенные после тяжёлых боёв, не вернули ему душевного равновесия. Первый день он просто отсыпался, а второй — лежал на кровати, разглядывая трещины в потолке. В голову лезли совершенно дурацкие мысли о тех, кого он уже потерял, и тех, кого может лишиться. Рей, Джеймс, теперь ещё Эван смотрели на него с этого дурацкого потолка — молодые, весёлые и совершенно живые... а сколько таких было?..

— Сев, привет! А чего это ты тут валяешься?

Северус едва не упал с кровати:

— Лили?! Но как?

— Я специально попросилась в этот рейс вместе с Бель и Алисой, — Лили довольно улыбнулась и, подперев плечом дверной косяк, задорно подмигнула. — Надо же нам знать, как наши мальчики?

Северус сел и растёр ладонями лицо, приходя в чувство.

— Эван погиб, — глухо сообщил он.

— Я знаю, — Лили вмиг оказалась рядом и взяла Северуса за руку. — У Бель есть возможность заглянуть в списки погибших. Она первым делом узнаёт о вас. Пойдём, Люциус всех приглашает к себе.

— Меня он не звал, — пробурчал Северус.

— Он попросил меня. Сказал, что только я смогу вытащить тебя из депрессии.

— Правда?

— Вру, конечно, — улыбнулась Лили. — Пойдём, у нас мало времени.

Северус умылся ледяной водой и пошёл с подругой, которая явно хотела его отвлечь, всю дорогу болтая о каких-то глупостях. Однако чем ближе они подходили к дому Люциуса, тем серьёзнее становилась Лили. Наконец она замолчала на полуслове, а потом и вовсе остановилась.

— Лилс, ты чего?

Лили закрыла глаза и покачала головой.

— Понимаешь, здесь я была сначала очень счастлива, а потом настолько же несчастна... а Гарри... что я скажу Драко, когда он про него спросит?

— Правду? — предположил Северус.

— О том, что я бросила ребёнка?

— Лилс, ты что такое говоришь?!

Лили горько усмехнулась:

— Думаешь, я не знаю, что говорят за моей спиной?!

О таком Северус просто никогда не задумывался и, наверное, правильно делал.

— Лилс, да наплюй ты на них!

— Обязательно, — Лили слегка толкнула его плечом. — А ты умеешь утешить.

— Обращайся, если что.

Но всё-таки Лили повеселела и в дом Малфоев входила уже с улыбкой. Нарцисса встретила её очень тепло, и Северусу стало немного неловко за свою тревогу. Зато Драко лишь вежливо поздоровался и продолжил разговор с Бель, а ведь раньше он всегда с удовольствием беседовал с Лили. Неужели, и правда, обиделся за Гарри? Нарцисса увлекла Лили на кухню, Фрэнк что-то горячо обсуждал с Алисой, не обращая ни на кого внимания, поэтому Северус и позвал Люциуса покурить. Почему-то в присутствии Нарциссы ему всегда хотелось оправдываться за такие невинные порывы.

Молчание было настолько уютным, что Северус от удовольствия прикрыл глаза. Всё-таки рядом с Люциусом комфортно было не только в бою.

— Тебя можно поздравить? — поинтересовался тот после пары затяжек.

— С чем? — насторожился Северус.

— Лили повеселела, — Люциус игриво подмигнул.

— Я здесь ни при чём, — пожал плечами Северус. — Мы просто друзья.

— Мне казалось, что она всегда тебе нравилась.

— Как друг, — с нажимом повторил Северус. — Дружба тоже очень сильное чувство.

— Тоже.

Северус взглянул на Люциуса, неожиданно ставшего очень серьёзным, и внезапно признался:

— Вот ты, к примеру, очень хороший друг.

Со смущением помогла справиться Беллатрикс, которая очень кстати вышла на улицу покурить, а вообще встреча получилась тёплой, почти семейной. Нарцисса разливала чай и наверняка добавила в него что-то успокоительное, потому что Северусу удалось не только наравне со всеми вспоминать Эвана, но и взглянуть в глаза Лили, когда заговорили о Джеймсе. Один только Фрэнк выглядел чересчур напряжённым. Кажется, в чувство он пришёл, только когда пришла пора прощаться — обычно стеснительный, он обнял Алису и сначала что-то горячо прошептал ей на ухо, а потом и вовсе принялся целовать, невзирая на восторженный свист многочисленных зрителей.

— Пробрало, — прокомментировал Люциус.

Когда девушки улетели, он попытался подшутить нал «героем-любовником», но Лонгботтом вдруг разозлился:

— Что бы ты понимал! — махнул он рукой, и его лицо перекосила судорога боли. — Она ждёт ребёнка! А я не только не могу её защитить, но и провожаю... в пекло.

* * *

Тем временем на вооружение Люфтваффе приняли новый истребитель «Фокке-Вульф FW190A». Если «сто девятый» Люциус назвал «скаковой лошадкой», скоростной и проворной, то «сто девяностого» сравнил с типичным кавалерийским скакуном, мощным и надежным. В лошадях Северус не разбирался, но столкнувшись с «Фокке-Вульфом» в небе, понял, о чём речь. Для пилотов «Спитфайров» появление этого скакуна оказалось неприятным сюрпризом. Новый немецкий истребитель имел большую скорость, стремительнее набирал высоту и уходил в пике. Он уступал британским самолетам только на виражах, где быстро терял скорость. Это таило в себе серьезную опасность, так как эта потеря происходила совершенно неожиданно, и самолет мог внезапно сорваться в штопор. Получалось, что резкие маневры на малых высотах превращали «Фокке-Вульф» в потенциального убийцу для собственного пилота, поэтому новая тактика как раз и заключалась в том, чтобы заставить противника принять бой именно на такой высоте.

Втроём они пролетали недолго. Уже через две недели на их авиастанции ожидалось пополнение, и Фрэнку предстояло выбрать ведомого. Люциусу удалось договориться с Маккензи о такой возможности, которую скуадрон лидер иронично назвал «правом первой ночи». Но их звено было на очень хорошем счету, и они могли это себе позволить.

— Выбирайте! — Маккензи вручил Люциусу несколько папок с личными делами новичков. — Но лично я бы порекомендовал Уизли и Грюма. Они, конечно, необстрелянные, зато были инструкторами в авиашколе, и...

На Северуса нахлынули воспоминания о первом полёте, успехе Рея и том далёком довоенном лете, когда казалось, что смерти нет.

— Уизли! — тихо сказал он. — Я его знаю.

Люциус полистал его личное дело и протянул Фрэнку:

— Мне нравится.

Лонгботтом глянул только на фотографию и весело фыркнул:

— Староват, конечно, но я доверяю вашему вкусу.

Люциус, сохраняя серьёзное выражение, взглянул на Маккензи:

— Упакуйте нам Уизли, сэр.

Рассмеялся он только на улице:

— Почувствовал себя знатным вельможей-рабовладельцем. Но этот Уизли вроде бы неплох. Он был твоим инструктором?

— Нет, — Северус покачал головой. — Он поднял в небо Рея.

Люциус как-то странно взглянул на него, словно собираясь что-то сказать, но всё же промолчал. И правильно — о чём здесь ещё говорить? Так в молчании они дошли до навеса и, не сговариваясь, остановились покурить. Удивительно, сколько воспоминаний может разбудить появление человека из прошлого, а ведь Северус с ним даже не общался — лишь изредка перекидывался парой-тройкой слов. И Люциус словно почувствовал его настроение, заговорив с Фрэнком:

— Какие новости от Алисы?

— Летает, — вздохнул он. — И собирается летать почти до конца...

— Так не пойдёт! — Люциус иногда бывал очень категоричным. — Это неправильно.

— Да. Я хочу с ней обвенчаться, но...

— Она против?

— Я не успел спросить. Дело в другом.

— Как в другом? — возмутился Люциус. — О чём ты вообще думаешь?!

— О чём? — обычно спокойный Фрэнк завёлся с пол-оборота. — Люциус, ты же сам говорил о возможном переводе на Фарерские острова. А там только казармы... Я хотел договориться с матерью — у неё дом в Ливерпуле, но ты бы видел, что она мне написала! Она не знает Алису, но уверена, что «приличные девушки» не летают! И уж точно не служат в армии. А куда я приведу Алису с ребёнком?!

— Лонгботтом, ты — идиот! — Люциус отбросил сигарету. — Я никак не могу найти Нарциссе достойную компаньонку, а ты ищешь проблемы там, где их нет. На Фарерские острова мы попадём не раньше января, а за это время ты всё успеешь! Северус, а ты чего молчишь?!

— Да ты всё так хорошо сказал. И ты абсолютно прав — Алисе уже опасно летать. Фрэнк, ты вот сам приложи себе подушку на живот и попробуй.

Фрэнк потрясённо замолчал, а Люциус с интересом взглянул на Северуса:

— Подушку, говоришь? А зачем ты её прикладывал?

Развить тему и повеселиться помешало появление Фрэнса — адъютанта Маккензи, который сообщил, что скуадрон лидер срочно требует их к себе. Неужели передумал? Или что-то случилось...

Маккензи широким жестом пригласил их войти в кабинет, который они покинули четверть часа назад, и широко улыбнулся.

— Мне только что звонили из штаба, — он любовно взглянул на телефонный аппарат. — И я счастлив сообщить, что флайт-лейтенант Малфой, флэг-офицеры Снейп и Лонгботтом награждаются крестом «За лётные боевые заслуги».

Стоило ли говорить, что этот повод был превосходным оправданием дикой вечеринки? Северус проснулся, с ужасом понимая, что в кровати не один. С трудом открыв глаза, он почувствовал себя чуть лучше, понимая, что полностью одет, а значит, ничего непоправимого не произошло. Головная боль и жажда гнали его из кровати, но сил хватило только перевернуться и уткнуться лицом в подушку.

— И откуда ты такой беспокойный взялся? — пробурчал его случайный сосед.

Северус выдохнул. Не Люциус! Уже проще — перед ним было бы особенно стыдно, мало ли что произошло?

— Сев, не возись!

Мог ли Северус думать, что так обрадуется, обнаружив в своей постели Лонгботтома? Особенно понимая, что ничего криминального не было, и Фрэнк не станет вспоминать об этом досадном недоразумении. Сразу же нашлись силы дойти до душа, где удалось минимизировать последствия вчерашней пьянки. Хотя вылет в этот день получился довольно тяжёлым. Хорошо хоть, совершенно пустым.

Когда вечером в столовой начали обсуждать вчерашнюю вечеринку, Северус с удивлением узнал, что вчера в клубе их авиастанции произошло «недоразумение» с союзниками. Недавно прибывшая восьмая воздушная армия ВВС США разместилась на многих авиастанциях, и Уик не стал исключением. Обычно совместные вечеринки не несли в себе никаких опасностей — собрались, повеселились и разошлись, но вчера один из американцев громко пошутил, что Австралию надо присоединить к Америке в качестве сорок девятого штата. Его шутка могла бы остаться незамеченной, но инструктором по радарам в Уике был австралиец Джек Хоукинс.

Такого попирания основ государственности он просто не мог стерпеть и в одиночку решил разобраться с американскими визитёрами. Решающим аргументом стал стул. В умелых руках Хоукинса этот невинный предмет мебели получил вторую жизнь и слегка подпортил интерьер клуба. Удерживали инструктора втроём, и Северус с интересом узнал, что сам он в это время обложил союзников недружественной бранью и чуть было не стал жертвой собственной экспрессии и памятных с детства слов. Но за него уже вступились почти все присутствующие, и массовую драку предотвратил только Люциус, которому удалось увести Северуса в его комнату.

В общем-то, ничего удивительного не было, Люциус мог и не такое, только вот, узнав эту пикантную подробность, Северус вдруг совершенно отчётливо представил, как Люциус заводит его в комнату, начинает укладывать на кровать, а потом целует... проклятье! Такого просто не могло быть! А разыгравшееся воображение подбрасывало совершенно немыслимые картины. Северус был настолько ошарашен играми своего сознания, что решил больше никогда не пить. Мало ли...

Приказ прибыть на церемонию награждения на авиастанцию в Уадингтоне они получили через три дня. Северус не ожидал от церемонии ничего особенного и сильно удивился, узнав, что вручать награды им будет король Георг VI. Все восемь награждаемых встали в центр каре, сформированного персоналом авиастанции в одном из больших лётных ангаров, и почти сразу же появился Георг VI в форме маршала Королевских ВВС. Он прибыл на авиабазу пятой бомбардировочной авиагруппы лишь для того, чтобы вручить награды пилотам из различных подразделений. Для Северуса это значило очень много. Перед тем как приколоть награду, король пожал ему руку и сказал несколько добрых слов.

До этого Северус видел короля только на фотографиях и на кинопленке, где он всегда казался гораздо выше. Хотя разве дело в росте? Мало кто из монархов делил со своими подданными все опасности и горести войны, имея возможность этого избежать.

Когда они возвращались после церемонии в Уик, Люциус подмигнул:

— Отметим?

Северус хотел возразить, но его опередил Фрэнк:

— Воздержимся до моей свадьбы.

* * *

Северус считал Фрэнка Лонгботтома очень спокойным и даже флегматичным человеком. Тем сильнее было удивление, когда тот устроил переполох в штабе, требуя для себя неделю отпуска для «устройства личной жизни». Маккензи появился к концу скандала и мудро принял его рапорт. Если Фрэнку и стало неловко за свою выходку, то он не подал вида. Правда, Северус услышал, как Маккензи поинтересовался у Люциуса, не Бель ли ввергла их товарища в это состояние, и узнав, что нет, повеселел. Будто она какое исчадие ада.

После конфуза на вечеринке Северус старался вести себя сдержанно и благоразумно, так, чтобы Люциус не догадался о его недружеских фантазиях, которые посещали всё чаще. Можно было сколько угодно убеждать себя, что Нарцисса — идеальная жена, а Драко — прекрасный сын, от которых в одночасье не отказываются, только вот желание ощутить себя на их месте иногда становилось нестерпимым. Северусу казалось, что ему хватило бы и тени такой любви, пусть даже украденной и постыдной, но эта мечта была совершенно недостижимой. Даже пожать руку королю оказалось проще, чем не по-дружески прикоснуться к Люциусу, и это было ужасно.

Чтобы не вводить себя в большее искушение, Северус старался не оставаться с предметом своих грёз наедине — в большой компании контролировать себя было намного проще, и в разговоре не возникало мучительно неловких пауз. А перед сном, чтобы выбросить из головы глупые мысли, Северус стал писать письма: домой, Блэку и Лили. Мать ему подробно расписывала все новости Коукворта, и было приятно читать, с какими подробностями отец рассказывал об их награждении каждому, кто хотел слушать. А может, и не хотел — Тобиас не отличался излишней деликатностью. А фотографию, где Северусу пожимал руку король, видели в их городке все.

А ещё мать иногда писала про соседей, и Северус с интересом узнавал, что Гарри застрял в том же заборе, где когда-то Лили порвала юбку, и прикормил пса, которого назвал Бродягой. Лили же почти ничего не писала о сыне, и Северусу казалось, что он понимает причину. Её письма были настоящим потоком сознания — она выговаривалась о настоящем, но молчала о том, что её действительно терзало. И то, что имя Джеймса не упоминалось даже вскользь, просто кричало о том, что болеть меньше не стало. Точно так же Северус никогда не вспоминал Рея.

У Блэка, кстати, болело не меньше. Но он хотя бы об этом писал: коротко и резко, как умел только он. Попутно высмеивая новых курсантов. Северус как раз раздумывал над очередным ответом, когда в его комнату вломился Фрэнк.

— Сев, мне нужна твоя помощь! Ты ведь не откажешь?

— Смеёшься? Разумеется, нет.

— Тогда будь шафером на моей свадьбе... на нашей свадьбе.

У Северуса совершенно не было опыта в таких делах, но не отступать же теперь?

— Когда?

— Завтра. И ещё... — Фрэнк замялся. — Не мог бы ты как-то... в общем, заняться моей матерью.

— Как? — к такому Северус точно не был готов. — Я не умею с женщинами...

— Да там уметь ничего не надо, просто отвлекать её от Алисы.

— Может, лучше Люциус? Он умеет... то, сё...

— Люциус само собой. Просто ты не знаешь мою мать. Она не знает Алису, но уже настроена против неё.

— Но ведь на свадьбу она приезжает?

Фрэнк лишь тоскливо взглянул на Северуса:

— Займись ей, ладно?

И Северус пообещал, хотя даже близко не представлял, чем может помочь. На венчание пришли почти все лётчики их эскадрильи. А Маккензи согласился отвести Алису к алтарю, и Северус с удивлением узнал, что её отец сейчас воюет в небе над Алжиром. Нарцисса сердечно поздравила мать Алисы, а Люциусу удалось отвлечь мать Фрэнка, и церемония прошла просто отлично. Правда, не обошлось без эксцессов. Во время службы над церковью на небольшой высоте, приветствуя новобрачных, пролетело звено «Бьюфайтеров» из восемнадцатой эскадрильи. Шум получился потрясающий, и, глядя на мать Фрэнка, Северус сильно усомнился, что она это одобрила.

— Августа.

— Что, мэм? — Северус пожал протянутую руку, понимая, что сделал что-то не то.

— Это моё имя, — мать Фрэнка возвела очи горе, но снизошла до разговора. — А вы, кажется, Северус?

— Да, мэм. Я — это он.

Только обещание не позволило Северусу сбежать, хотя очень хотелось. И как это у Люциуса такое общение выходило непринуждённо?

— Вы дружны с Фрэнком? — продолжила допрос Августа.

— Да, мэм. Мы летаем в одном звене.

— Да-да, я знаю. Летаете, стреляете из пушек и вообще герои, — Северус кивнул, а леди не унималась: — И крест «За боевые заслуги» вам к лицу. Но я не об этом.

— А о чём, мэм?

— Северус, зовите меня Августа, мы же договорились.

Северус не помнил, как им удалось договориться о таком, но спорить не стал. Тем более что леди волновали совершенно другие вещи.

— Эта Алиса... как она вам?

— Хорошая девушка. Умная, добрая...

Чем больше говорил Северус, тем сильнее понимал, что не только не убедил Августу, но, наоборот, она уверилась, что с Алисой что-то не так.

— Она ждёт ребёнка, вы знаете? — прищурилась Августа.

— Знаю, — кивнул Северус и, не задумываясь, ляпнул: — И даже немного завидую... скорее, даже ревную...

Августа оживилась:

— У вас с ней что-то было?

Холодея от предчувствия катастрофы, винить в которой мог лишь свой несдержанный язык, Северус попытался исправить положение:

— С ней нет... я вообще ревную Фрэнка.

— Как? — лицо Августы вытянулось и замерло, а в глазах мелькнула паника.

— Как-то так, — пожал плечами Северус и, понимая, что всё равно уже всё испортил, добавил: — Он мне отказал.

— И правильно сделал!

Августа сжала губы и, энергично пробравшись сквозь толпу поздравляющих, стиснула в объятьях хрупкую Алису. Правда, сколько потом Фрэнк не допытывался, какие волшебные слова Северус сказал его матери, это осталось тайной. Судя по всему, Августа тоже не стала распространяться на этот счёт, хотя и очень нелицеприятно отозвалась о Северусе. Но без подробностей... не то чтобы это кого-то сильно волновало.

В свою эскадрилью Алиса не вернулась. Она поселилась в доме Малфоев, который снова стал центром притяжения. Конечно же, Рождество решили встречать именно там.

По традиции за елью отправились Северус с Люциусом, а наряжали дерево Нарцисса и Драко. Алиса округлилась настолько, что Северус опасался, чтобы она не начала рожать прямо в Сочельник, хоть и уверяла, что ей остался ещё месяц. Похоже, Фрэнка терзали те же мысли, поэтому он не отходил от жены ни на шаг и постоянно пытался её усадить.

Яблочный пунш с лимонами и мятой по старинному рецепту Блэков варил Северус, потому что все решили, что у него к этому талант. И каждый раз он вздрагивал, слыша весёлый смех из гостиной. Почему-то казалось, что это веселятся Поттер с Блэком... а ещё Лили... и нужно только выйти из кухни, чтобы увидеть их всех.

— Северус, ты скоро?

Конечно, скоро. Северус перелил пунш в фарфоровую чашу, перемешал изящным фарфоровым черпаком три раза по часовой стрелке и три раза против, и вынес напиток в гостиную. Люциус, на правах хозяина, разлил его по чашкам и произнёс первый тост:

— За жизнь!

* * *

Сын Лонгботтомов родился в ночь с восьмого на девятое января, и Люциус пошутил, что таких подарков Северусу ещё никто не делал. Хорошо, что его слов не услышал Фрэнк — он бы не понял, при чём здесь Северус. Разумеется, взволнованного отца отпустили к жене, что не помешало вечером в клубе выпить за здоровье новорождённого. Верный своей клятве, Северус решил воздержаться, но не тут-то было! Люциус уселся рядом и принялся подливать в его бокал креплёный вермут.

— За жизнь! За рождение!

И скоро Северусу стало казаться, что они отмечают всё-таки его день рождения, хотя в этот раз Люциус ничего ему не подарил. Или ещё не вечер? Все они порядком поднабрались, и Северус осознал происходящее, когда они с Люциусом, придерживая друг друга, ввалились в его комнату.

— С днём рождения, Северус.

— Спасибо...

И хоть сейчас упасть бы не позволила стена, на которую они оперлись, а значит, и не было никакой необходимости держаться друг за друга, никто из них не спешил убрать руки. Голова кружилась, а в горле пересохло от предвкушения чего-то особенного.

— Я не знал, что тебе подарить, — тихо начал Люциус, — но не могу оставить тебя без подарка...

С этими словами он взял руку Северуса и медленно расстегнул кожаный ремешок на запястье. Затем он снял часы со своей руки и закрепил их на браслете Северуса, его же скромные часы он забрал себе. Когда Люциус попытался надеть подарок на его руку, то заметил белый от времени шрам. Он не стал ничего спрашивать, сначала приласкав эту отметину кончиками пальцев, а затем Северусу показалось, что он решил получше её рассмотреть, но вместо этого коснулся губами. Мимолётно и совершенно естественно, словно так и надо. А потом пожелал спокойной ночи и ушёл к себе. Так быстро, будто сбежал.

Надо ли говорить, что никакой спокойной ночи не получилось? До утра Северуса разрывали противоречивые чувства. Хотелось ворваться к Люциусу и потребовать объяснений, а лучше просто впечатать его в стену и поцеловать так, как давно хотелось. Или наоборот, немедленно отправиться в штаб и попросить о переводе подальше от Уика с его искушениями — ведь совершенно очевидно, что Люциус не понимал, как сильно влияет на Северуса. И не было ни капли сомнений, что Нарцисса и Драко занимают в его сердце именно то место, куда так стремился попасть Северус. Немыслимо... невозможно... нелепо... но как же хотелось хотя бы на мгновение поверить в это.

Утром Северус больше всего на свете хотел спать, но вместо этого стоял на плацу, выслушивая задание. Их с Люциусом направили на линию патрулирования, к востоку и западу от Скарфскерри, приблизительно в десяти километрах от моря. Задание как задание, ничего особенного, если не считать, что Северус не мог себя заставить даже взглянуть на Люциуса, чтобы немедленно себя не выдать. Как же теперь было неловко и стыдно за свои неуместные фантазии!

В себя Северуса привёл голос офицера службы наведения:

— Привет, Лорд-24, у меня для вас есть клиент. Направление сто восемьдесят градусов. Снижайтесь до трёхсот метров. Он в двадцати пяти километрах от вас.

Они круто развернулись и добавили скорости, и скоро услышали:

— Контакт. Четыре километра впереди и ниже.

Силуэт «Юнкерса-88» показался из-за облаков внезапно, и Северус счёл его лёгкой добычей. Когда дистанция сократилась до двухсот метров, Люциус открыл огонь, и на фюзеляже «восемьдесят восьмого» мелькнуло несколько вспышек. После чего ушёл в сторону, уступая место Северусу. Он жал на гашетку несколько секунд, но мастерство немецкого пилота заставило большинство выстрелов пройти мимо. Неожиданно «Юнкерс» выполнил резкий разворот, почти задев правым крылом поверхность воды. Его задний борт-стрелок выпустил длинную очередь, и все трассеры уперлись прямо в «Спитфайр» Северуса. И тут же раздался отвратительный грохот, похожий на стук палкой по пустой железной бочке.

Теперь уже добычей стал Северус. На его счастье Люциус успел завершить маневр и в упор расстрелял из пушек «восемьдесят восьмого», который, кажется, упал в море.

— Сев, ответь!

— Да, Люци, всё в порядке.

Самолёт заполнял запах гари, и Северус понял, что двигатель горит, хотя и продолжает работать. Встроенный огнетушитель помог мало, лишь отсрочив неизбежное. Не оставалось никаких сомнений, что если не удастся дотянуть до берега, то Северус просто утонет, околев в ледяной воде.

— Сев, ты идёшь точно. До Терсо всего пятнадцать километров.

Самолёт скользил прямо над волнами, двигатель, хоть и горел, но всё ещё тянул, и Северус молился Мерлину-45, чтобы тот продержался ещё немного. Береговая линия была отчётливо видна и становилась всё ближе, когда в кабине стало оглушительно тихо. Теперь Северус мог лишь планировать, не выпуская шасси, чтобы не терять скорость. Присутствие рядом тени «Спитфайра» Люциуса давало надежду, что всё закончится хорошо, с его-то удачливостью.

Тяжёлый самолёт приземлился на брюхо и прокатился по прибрежному песку и траве почти триста метров. От удара о землю вспыхнул бензобак, и Северус едва успел открыть ломом заклинивший фонарь и, спрыгнув на землю, откатиться подальше, когда его «Спит» загорелся, как сухие дрова в камине.

Где сел Люциус, Северус не видел, но он примчался к нему даже быстрее, чем врач на мотоцикле из Терсо. И все ночные мысли и выводы стали вдруг совершенно не важны, как и перестало иметь значение, кого выберет Люциус. Они были живы, и это было самым главным. И поэтому можно было стоять и обниматься рядом с горящим самолётом, не испытывая ни тени неловкости, и никакого стыда!

Врач осмотрел Северуса, обнаружив у него лишь несколько ушибов и ссадин, чему обрадовался совершенно искренне. И не удивительно — горящий «Спитфайр» был весь изрешечён пулями, а винт перекорёжен от удара. А обнаружив застрявшую в парашюте пулю, Северус и сам стал считать себя счастливчиком. Редким.

В Уик они вернулись на самолёте Люциуса и были встречены как герои: врач из Терсо совершенно не умел держать язык за зубами. А из пули, так и не доставшейся Северусу, умелец из техников сделал нагрудный жетон, на котором красиво выгравировал дату, так и не ставшую последней в жизни.

— Северус, уже слышал новость? — Фрэнк казался встревоженным и довольным одновременно.

— Ещё нет.

— Нас переводят на Вагар.

— Чёрт! Где это?

— Фарерские острова, как и обещали. Будем сопровождать морские конвои. Но не в качестве палубной авиации. На Вагаре построили авиастанцию с бетонной ВПП.

— Звучит заманчиво.

— Я знал, как тебя завлечь.

— А что хоть на этом острове есть? Ну, кроме бетонной полосы.

— По-моему, овцы, но я не очень уверен. Лошади, наверное... собаки... люди, — Фрэнк почесал затылок и добавил: — Птиц, говорят, много. Всякие чайки, тупики, бакланы.

— А ещё?

— Кажется, всё. Дикое место.

— И почему я не удивлён?

— Потому что тебя вообще непросто смутить. Там вообще-то восемнадцать крупных островов и куча мелких. Скалы и всё такое... лично я хочу увидеть Трётльконуфингур.

— Кого? — закашлялся Северус.

— Скала такая. Говорят, похожа на палец женщины тролля.

— Трип... как его там?

— Трётльконуфингур, — довольно улыбнулся Фрэнк. — А ещё из-за того, что строить там тоже непросто, и казармы получились небольшие, то у нас будут несколько стеснённые условия.

— Это как?

— Офицеры будут жить по двое в комнате. Я с Уизли, а ты с Люциусом.

* * *

Фарерские острова встретили туманом, но служба наведения Вагара оказалась на высоте и обеспечила лёгкую посадку. У самой земли тумана не было, зато всё лётное поле покрывал снег, белизну которого лишь подчёркивали обрамляющие его графитно-чёрные скалы. Северус поставил самолёт туда, куда ему указали, и спустился на землю. Вопреки ожиданиям, холод был несильным, но расстёгивать куртку, как это сделал Люциус, Северус не стал, решив, что у него не настолько тёплый свитер. Не сговариваясь, они закурили, пытаясь оглядеться. Близость Атлантики чувствовалась во всём — ветер нес не только морскую соль, но и доносил едва слышное дыханье океана и шум волн, бьющихся о берег. Люциус затушил сигарету:

— Пойдём знакомиться.

Уинг-командир Блэкберн принял их звено очень радушно и посоветовал обживаться до завтра. Он здорово отличался от Маккензи, и Северусу оставалось только гадать, как сложится их служба. Уик стал для него почти домом, а Люциус и Фрэнк вообще оставили там свои семьи, только невозмутимый Артур Уизли беспечно улыбался. По слухам, у него была большая семья, но так это или нет, Северус не знал наверняка. На одной из вечеринок он попытался это выяснить, но Уизли лишь туманно намекнул, что у него семеро детей. Ну, не хотел говорить и не надо, а врать-то зачем?

Комната, которую Северусу предстояло делить с Люциусом, была небольшой и сильно напоминала ту, в авиашколе, где был ещё Рей... и вот теперь-то Северусу предстояло столкнуться со злой иронией судьбы. Слишком хорошо он помнил, как не понимал происходящего тогда между ними, и теперь, оказавшись на месте Рея, прочувствовал, как непросто ему приходилось. Фантазировать о Люциусе, когда тот лежал на соседней кровати, не получалось, но как избавиться от этих мыслей, Северус не знал и сходил с ума. Переписка выручала, но только вечерами, а ведь были ещё и утра, когда растрёпанный после сна Люциус потягивался, как довольный кот, и томно желал доброго дня.

— Как поживает Блэк? — зевнув, поинтересовался Люциус.

— Поднимает в небо новичков.

— И как?

— Таких, как мы, уже не делают.

— Таких, как мы, перестали делать ещё в четырнадцатом году. Ты ведь с четырнадцатого?

— Ну да.

— Сразу видно.

— Как?

— Бросается в глаза, — Люциус загадочно улыбнулся и поиграл бровями.

Знал бы он, какую реакцию вызывает, может, был бы поосторожнее, хотя Северус так и не научился распознавать тайные послания окружающих, сколько ни пытался.

— А Лили как?

— Неплохо. Рождество встречала у сестры вместе с Гарри — мне кажется, она жалеет о своём решении.

— Это вряд ли, — покачал головой Люциус. — Сейчас она ни о чём не жалеет.

Прозвучало так, будто у Лили всё ещё впереди, но Северус не стал спорить.

Задачей их авиакрыла было противодействие подводным лодкам и сопровождение конвоев. Ударная группа обычно состояла из девяти истребителей-торпедоносцев, шести истребителей и шести истребителей-бомбардировщиков «Бофайтер», прикрываемых на большой высоте истребителями «Спитфайр» и «Мустанг» из состава Истребительного командования.

В борьбе с подводными лодками огромное стратегическое значение имели северный район и район Бискайского залива. Северный находился между Шетландскими островами и Норвегией, с одной стороны, и Шетландскими и Фарерскими островами — с другой. Через этот район немецкие подводные лодки, базировавшиеся в Германии, совершали свой первый переход. А Бискайский залив постоянно пересекали подводные лодки противника, действовавшие с основных баз, расположенных на западном побережье Франции.

Пока не было авиастанции в Вагаре, радиус действия союзных патрульных самолетов, вылетавших с Ньюфаундленда, не достигал района действий патрульных самолетов, базировавшихся в Исландии и Северной Ирландии. Не соприкасались между собой и районы действий союзных самолетов, базировавшихся в Гибралтаре и в графстве Корнуолл. Таким образом, «Гренландская брешь» на севере и «Азорская брешь» на юге долгое время были районами, где немецкие подводные лодки могли действовать безнаказанно.

Фрэнк, как и Северус, писал много писем, и его можно было понять. Хотя, конечно, рассказывать всем, как сильно уши его Невилла похожи на его собственные — немного слишком. Особенно, учитывая, что Фрэнк не видел сына уже больше месяца. Люциус держался гораздо лучше, хотя тоже обменивался письмами и с Нарциссой, и с Драко. Северусу было мучительно любопытно взглянуть на эту переписку, но он не позволял себе ничего лишнего и даже не подходил к столу, если там лежало недописанное письмо Люциуса. Чтобы не вводить себя в искушение, которых и без того хватало.

— Парни, я так больше не могу! — Фрэнк ввалился в их комнату ночью и, усевшись на стул, долго молчал, прежде чем продолжить: — Я буду проситься перевести меня обратно в Уик.

Люциус медленно сел и так же неторопливо оперся о спинку кровати, запрокинув голову:

— Когда?

— Завтра.

Люциус тихо вздохнул. Лучше бы он ругался, хотя вряд ли это что-либо изменило.

— Ты с кем-то уже об этом говорил?

— Говорю. Сейчас. С вами, — Фрэнк был бледнее обычного, но явно собирался пойти до конца. — К ним недавно приходила Бель.

— И что? — прохладно поинтересовался Люциус.

— Я боюсь, — едва слышно признался Фрэнк. — Вдруг Алиса... тоже... не сможет устоять...

— Ты идиот? — не сдержался Северус. — У всех же по-разному бывает!

— Наверное... Я просто боюсь их потерять, — Фрэнк спрятал лицо в ладонях и сгорбился, продолжая тихо говорить: — Получается, что я должен предать или вас, или их, но вы сильные, вы справитесь, а они... я им нужен больше чем вам... простите, если сумеете.

Северус потрясённо молчал, а потом решился взглянуть на Люциуса. Но тот и не думал злиться или обижаться.

— Фрэнк, хорошо, что ты пришёл. Я тебя понимаю, и, наверное, на твоём месте поступил бы так же.

— Люциус, я... ты бы никогда...

— Я бы? — Люциус мрачно усмехнулся. — Я пошёл в армию только для того, чтобы спасти свою семью.

— Не может быть! — выдохнул Северус, прежде чем успел подумать.

— Почему же? Может. По своей глупости я попал в крайне неприятную ситуацию, — Люциус немного помолчал и закончил: — Семья важнее всего.

В общем-то, ничего иного от него Северус и не ждал, но почему-то всё равно сердце мучительно сжалось. А Фрэнку явно стало гораздо легче. Он от души поблагодарил Люциуса и долго хлопал по плечу Северуса, прежде чем ушел.

— Знаешь, — тихо сказал Люциус, — так прощаться я готов.

И Северус был с ним совершенно согласен. Уж лучше пусть так, чем как Джеймс или Эван... Блэкберн с пониманием отнёсся к рапорту Фрэнка, пообещав отпустить его сразу же, как только прибудет пополнение, ожидавшееся в конце недели.

Появление новичков Северус и Люциус пропустили, пока прощались с Фрэнком. «Права первой ночи» они лишились ещё в Уике, поэтому им предстояло принять любой выбор Блэкберна, успокаивая себя тем, что новенький окажется в паре с Уизли, а тот неплохо учил курсантов, значит, всё будет хорошо. Ну, или не совсем провально. В штабе они долго ждали у кабинета уинг-командира, у которого была своя система знакомства будущих сослуживцев. Наконец из-за двери прозвучало зычное:

— Войдите!

Северус поправил ремень и вслед за Люциусом вошёл в просторный кабинет. По-зимнему низкое солнце светило прямо в глаза, и Северус видел лишь фигуру их будущего напарника.

— Знакомьтесь! — продолжил Блэкберн. — Скуадрон лидер Малфой Люциус, флэг-офицер Снейп Северус и пайлот-офицер Уизли Артур. А это новый член вашего звена — флайт-лейтенант Мальсибер Рейнард.

Сначала Северус подумал, что ослышался — слишком часто в последнее время он вспоминал Рея, но стоило вглядеться внимательнее, и сердце заполошно забилось. Он это! Рей! Живой! Блэкберн продолжал что-то говорить, но Северус больше ничего не слышал. Ему хотелось просто коснуться Рея, чтобы убедиться — не призрак! — и что это не начало сумасшествия. Потом они как-то оказались на улице, и Северус не выдержал:

— Рей!

Кто-то, кажется Уизли, похлопал его по плечу, и Северус понял, что их оставили наедине. Глупо получалось — он столько раз представлял себе эту встречу, мечтал о ней, думал о том, что скажет, но сейчас просто смотрел на Рея и качал головой, не в силах выдавить из себя ни звука.

— Привет.

— Привет... ты жив?

— Как видишь, — Рей виновато улыбнулся. — Не знал, что до тебя докатились те слухи.

— Я тебе написал, и получил ответ, что ты...

— У меня просто мотор заглох над пустыней — тогда ещё «тропические фильтры» только начинали ставить, ну, я и грохнулся. Думал, не выберусь, но я живучий... оказался. Вернулся в часть, а меня уже списали. Потом восстановили, конечно, медаль даже дали... «За храбрость».

Северус всё-таки не выдержал и коснулся Рея. Живой! Живой... вот все бы так!

— Рей...

— Угу... я не знал, что ты мне писал.

— Рей, а сейчас как ты сюда попал?

— В боях за Триполи наше авиакрыло здорово потрепали. Проще было полностью заменить лётный состав. Вот тех, кто выжил, и отправили в тыл.

— Только здесь не тыл.

— Я знаю, — Рей попытался улыбнуться. — Просто не хотел останавливаться. Похоже, уйти с войны будет не так легко.

— Наверное, — Северус всё ещё не мог поверить в реальность происходящего.

— А как ты? Женился?

— Нет, как-то не сложилось. С Лили переписываемся, у неё сын растёт... а она летает.

— А Поттер?

— Погиб.

— Понятно, — Рей протянул Северусу пачку сигарет: — Будешь?

— Да, спасибо.

Почему-то неловкость не прошла и после пары затяжек. Северус смотрел куда угодно, кроме Рея, и только уже вечером, лёжа в постели, он начал понимать, в чём дело. За эти годы Рей сильно изменился, и Северус его просто не узнавал. Словно это были два разных человека: тот — летний Рей, с которым было легко и свободно, и который гораздо лучше Северуса понимал, чего он хочет, и этот — Рейнард, зимний, потрёпанный жизнью, с тяжёлым взглядом и слегка сутулыми плечами. И дико даже было представить, что с этим человеком они когда-то делили не только постель, но и жизнь, легко и непринуждённо.

Люциус, похоже, тоже бодрствовал. Он лежал слишком тихо и совсем не шевелился, а его дыханье было слишком поверхностным для спящего. В окно светила полная луна, и белые квадраты на полу казались снежными полями — холодными и безжизненными.

— Северус, спи, — тихо сказал Люциус, — завтра вылет.

— А ты сам чего не спишь?

— Бессонница.

— У меня тоже, — Северус перевернулся на бок, чтобы видеть Люциуса. — Ты знал, что это будет Рей?

— В смысле?

— Ну, когда мы шли в штаб, ты уже знал?

Люциус вздохнул, как показалось Северусу, с облегчением.

— Нет, конечно. Узнал тогда же, когда и ты. А почему ты спрашиваешь?

— Просто ты вроде бы даже не удивился, что Рей жив.

— Зато ты удивился за двоих.

Неужели, это так было заметно? Хотя, наверное, это просто Люциус наблюдательный, а остальным на такие вещи плевать.

— Ага... даже представить сложно, какова была вероятность, что он попадёт именно к нам. А ведь попал...

Люциус пробурчал что-то невразумительное и, отвернувшись к стене, притворился спящим. Навязчивым Северус не был, а потому просто замолчал, разглядывая белые квадраты на полу. Так и заснул.

В сопровождении конвоев «Спитфайры» играли второстепенную роль и использовались лишь для прикрытия «Бофайтеров», ведущих основную войну с подводными лодками. Эти самолеты были вооружены реактивными снарядами нового типа, губительными для субмарин. Кроме того, объединённые в крыло группы эффективно атаковали конвои противника.

Обычно крыло действовало так: ударная группа из двенадцати самолетов, вооруженных торпедами, наносила удар по транспортам противника, а прикрывающая группа, в состав которой входили до шестнадцати «Бофайтеров» с реактивными снарядами, и восьми — с пушечным вооружением, атаковала эскортные суда конвоя.

Заставить немцев отказаться от использования порта Роттердам, служившего воротами в Рур и бывшего большим погрузочно-разгрузочным пунктом в Северном море, было основной задачей северной авиагруппы. Поэтому количество «Бофайтеров» росло, а «Спитфайры» всё чаще стали использоваться для ведения аэрофотосъемки.

Аэрофотоаппарат нового типа, установленный на «Спитфайре», позволял производить довольно точную оценку разрушений и ущерба, причиненного противнику воздушной бомбардировкой, и вдвое сократил количество маршрутов при производстве площадного воздушного фотографирования.

По заданию военно-морского флота для наблюдения за движением кораблей регулярно велась аэрофотосъемка всех портов противника от Бордо в Южной Франции до Гдыни в Балтийском море, а также всех норвежских портов, включая Нарвик. Кроме того, велось воздушное фотографирование аэродромов противника и снимались все крупные немецкие заводы, особенно те, где производились самолёты, и судостроительные верфи. А ещё самолеты их авиакрыла производили фотосъемку радиолокационных установок, огневых позиций зенитной артиллерии, баржестроительных верфей, военных лагерей, танкодромов, каналов, железных дорог и сортировочных станций.

Разумеется, при этом предпочтительнее было избегать боя, хотя это и не всегда удавалось. Северус прекрасно понимал ценность добываемой ими информации, но уклоняться от встречи с противником не стремился — не трус же он! — и в этом их четвёрка была солидарна. Рей прекрасно вписался в их звено, и уже через неделю казалось, что они всегда летали этим составом. Правда, поначалу Северуса немного задевало, что Рей обогнал его по званию, но вскоре он перестал обращать внимание на такие мелочи.

И вообще понять этого старого-нового Рея не получалось — то он вёл себя так, будто между ними никогда и ничего не было, а то бросал такие взгляды, от которых сладко замирало сердце и хотелось чего-то странного. Давно забытого. Того, что, оказывается, ещё не умерло. Это-то и пугало больше всего. Гораздо проще и приятнее было мечтать о Люциусе, зная, что эти фантазии невыполнимы, чем вот так оказаться в шаге от... Северус и сам не понимал, в шаге от чего он оказался, как не мог и сказать, что при этом чувствует. Кроме растерянности, конечно.

— Северус, спи, — едва слышно пробормотал Люциус, — завтра вылет.

— А ты сам чего не спишь?

— Бессонница.

— У меня тоже...

Кажется, такое состояние называлось «дежа вю» или ещё каким-нибудь красивым словом, но суть от этого не менялась.

— Северус, если хочешь, то мы можем поменять пары.

— В смысле «поменять пары»?

Люциус вздохнул и терпеливо принялся разъяснять, что пара «ведущий-ведомый» создаётся с тактической целью, и её постоянство — необязательное условие для удачного боя. Северусу стало не по себе:

— Люци, ты с ума сошёл? Ты не можешь это говорить серьёзно.

— Отчего же? — Люциус невесело усмехнулся. — Или ты думаешь, что я не вижу твоих метаний?

— А что ты ещё видишь? А то, что я тебя...

Договорить Люциус не дал. Он тут же оказался рядом с Северусом и, до боли стиснув его руку, прошептал:

— Молчи! Ты слишком запутался, чтобы делать выводы. Поэтому просто молчи.

Северус накрыл руку Люциуса ладонью и едва слышно выдохнул:

— Спасибо!

Даже такой тени сочувствия хватило для того, чтобы на душе стало легче. Люциус был прекрасным другом, и Северус поспешил ему об этом сказать:

— Я никогда не перестану прикрывать твою спину.

Удивительно, но Люциус всё понял правильно.

* * *

Перед вылетом, по давным-давно сложившейся традиции, Северус подошёл к Люциусу. Обычно они просто молча курили, настраиваясь на задание, и лишь изредка нарушали тишину ничего не значащими фразами. Слова им не требовались — всё было ясно и без них. По-зимнему низкое солнце, отражаясь во взрыхлённом снеге взлётного поля, слепило глаза, и Северус не сразу заметил подошедшего к ним Рея.

— А я вот к трубке пристрастился, — он любовно огладил костяной мундштук и улыбнулся, пожав плечами. — При Уэйвелле нам, бывало, месяцами сигареты не завозили — он был любителем турецкого табака и настоятельно рекомендовал именно его.

Люциус неодобрительно взглянул на Рея:

— А мы по-плебейски, без изысков.

Рей обезоруживающе улыбнулся:

— Вам хорошо, — и вздохнул: — А ещё я здесь всё время мёрзну.

Люциус смахнул пылинку со своего свитера и фыркнул:

— Нет плохой погоды, есть не подходящая случаю одежда.

Рей пожал плечами и до конца застегнул лётную куртку, едва не прищемив «собачкой» её замка подбородок. Люциус одарил его ещё одним неприветливым взглядом и, отбросив сигарету, скомандовал:

— По машинам.

Северусу нравились такие вылеты, когда можно было менять наплавление движения, выслеживая возможного противника. В такие минуты к нему возвращалось почти забытое удовольствие от полёта, когда хотелось испытать предел собственных возможностей и насладиться послушностью машины.

— Впереди по курсу конвой. Под флагом Дании.

Тихий голос Люциуса вырвал из размышлений, и, вглядевшись в серо-стальную гладь моря, Северус уловил движение. Конвой был средним тихоходным, и кроме шести танкеров в его составе было четыре транспортных судна, скорее всего, гружёных рудой. Эскортные эсминцы прикрытия и эскадренные миноносцы представляли серьёзную угрозу для авиации, поэтому Северус не удивился, получив приказ на удалённую съёмку. Достаточно было данных о составе конвоя, его курсе и скорости — остальное уже дело моряков. Тем более что формально Дания не участвовала в войне, хоть об этом и велись разговоры. Координаты конвоя, время встречи с ним и данные наблюдений Люциус передал сразу же, и можно было считать вылет удачным, но он повёл их группу дальше к берегам Норвегии.

Вечером, уже укладываясь спать, Северус как бы невзначай поинтересовался.

— Люциус, тебе не нравится Рей?

— Почему ты так решил? Он прекрасно летает, и в бою, я уверен, не струсит.

— Я не об этом.

— А о чём? — улыбнулся Люциус. — Ты хочешь о нём поговорить?

— Нет!

Северус прикусил язык, настолько по-детски это прозвучало. Но Люциус, словно не заметил, продолжив:

— Мне трудно понять, что вы в нём нашли.

— «Вы»?

— Да. Я знаю ещё одного человека, не оставшегося равнодушным.

— «Ещё одного»?

— Северус, я ведь ничего не забыл...

Ну да... Есть ли что-то такое, чего Люциус о нём не знает?

— Он сильно изменился.

— Ты тоже, — невозмутимо парировал Люциус. — Людям это свойственно.

— Я его не узнаю.

— Допустим. Мне кажется, что он тебя тоже.

— Но ведь всё кончено?

— Ты меня об этом спрашиваешь?

— Да! — Северус решил пойти до конца.

— Я не знаю.

— Как? — опешил Северус. — Говорят же, что со стороны виднее... и все дела...

— Я бы не был в этом так уверен. Когда я собирался жениться на Нарциссе, нашлись доброжелатели, знающие Бель, и на этом основании сделавшие выводы. Более того, меня пытались предостеречь.

— Идиоты!

— Вот и я о чём.

— А как ты понял, что это всё не так, как кажется?

— Я просто решил принять решение самостоятельно. Винить в случае неудачи я мог бы только себя.

— Зато сейчас можешь себя только похвалить, — перебил Северус. — И всё всегда было хорошо?

— Не всё и не всегда. Хоть Нарцисса и не похожа на Бель, но сила духа у неё ничуть не меньше. И она умеет заставить с собой считаться, не повышая голоса и мило улыбаясь. Поэтому, Северус, если тебе нужен совет, я могу сказать только одно — никого не слушай.

— Даже тебя?

— Особенно меня.

— Почему?

Вместо ответа Люциус приоткрыл окно и уселся на подоконник, закуривая. Северус встал рядом с ним и тоже достал сигарету.

— Почему, Люци?

— Я не самый хороший человек, Сев. Всё дело в этом.

— Зачем ты так?

— Зачем? А зачем я хочу удержать тебя рядом с собой, прекрасно понимая, что мы никогда не переступим ту зыбкую грань, которая удерживает от сумасшествия? Не понимаешь?

— Нет, — Северусу стало очень холодно, и он обхватил себя руками.

— Я сам не очень понимаю, как это случилось, но вынужден признать, что виноват перед тобой.

— Ты? Но как?!

— Я видел твой интерес, но вместо того, чтобы честно поговорить об этом, позволил себе просто плыть по течению, невольно поощряя тебя. И то, что ты пробудил во мне ответные чувства, не служит мне оправданием.

Северус почувствовал себя оглушённым. Ему казалось, что он ничего не понимает, потому что такого просто не могло быть. Люциус не мог... он бы не стал... хотя он и не стал.

— Я был с тобой нечестным, — прервал молчание Люциус, закуривая следующую сигарету. — Жаль, ты не умеешь читать мысли, они бы тебя сильно удивили.

— Ты... хотел?

— Да. Я хотел. Но мне хватало разума понять, что наша дружба не стоит ночи удовольствия, после которой нам придётся расстаться. Потому что есть честь, долг... потому что есть Драко и Нарцисса... и потому что есть ты. Я не мог так поступить с тобой тоже. Я отдаю себе отчёт, как сильно я был неправ. И я не имею права тебя ревновать к прошлому, но...

— Ты ревновал? — Северус просто не мог в такое поверить.

— Да, Сев. Именно так. Надеюсь, что ты меня простишь. Я тебя прошу об этом.

— Разве за такое можно просить прощение?

— Я знаю, за что именно прошу.

Северус не знал, как сказать о том, что прощает Люциусу абсолютно всё. Потому что позволил ощутить себя особенным и достойным... и, конечно же, Нарцисса и Драко, как, впрочем, долг и честь, не могли конкурировать с Северусом, хоть Люциус и поставил их в один ряд, что было совершенно невероятно.

— Люци, я... ты... я всегда...

Слова кончились, и Северус, качнувшись, неловко оступился и почти упал на Люциуса. И тот, пусть и вздрогнул от неожиданности, но не отшатнулся, а просто обнял Северуса за плечи, прижимая к себе.

— Спасибо, Сев. Я знаю.

Северус хотел бы сказать что-то красивое про дружбу и про то, что он чувствует к Люциусу, но, очевидно, это было совсем не надо. На душе стало легко и спокойно, и почему-то появилась уверенность, что всё будет хорошо. Люциус, наверное, всё-таки умел читать мысли, потому что усадил Северуса рядом с собой на подоконник и вручил зажжённую сигарету. Теперь они сидели очень близко, прижавшись друг к другу, и эта близость отчего-то вмиг перестала быть запретной и постыдной. Как по волшебству... но близостью от этого она быть не перестала. И чувство, которое Северус испытывал к Люциусу, стало более понятным. И не менее тёплым. Наверное, всё-таки дружба — это одна из граней любви. И уж связывает она ничуть не меньше.

* * *

Единственным доступным развлечением в Вагаре было посещение клуба, где любая новость, будь то новое назначение или получение письма, получала широкое обсуждение. Надо ли говорить, что появление новых лиц оказывалось событием значимым и волнующим? Поэтому прилёт Беллатрикс можно было считать триумфальным. Северус помнил, как буднично проходила замена машин в Уике, когда после боёв, казавшихся бесконечными, никому и в голову не приходило одобрительно свистеть или бежать знакомиться. Даже когда вместо острой на язык Бель прилетала какая-нибудь другая лётчица.

— Привет, мальчики!

Беллатрикс легко спрыгнула на землю, даже не заметив предложенной помощи парней из Берегового Командования, и отправилась в штаб. Люциус проводил её почти отческим взглядом и даже, кажется, укоризненно покачал головой. Северус иногда забывал, что Бель и Нарцисса сёстры, а когда вспоминал, каждый раз удивлялся — настолько они были разными. В штабе Беллатрикс задержалась недолго, после чего сразу же подошла к Люциусу и поприветствовала его поцелуем в щёку. Дружеским, надо полагать.

— И тебе доброго здоровья, Северус, — Бель довольно наморщила нос и поинтересовалась: — А где Мальсибер?

— Зачем он тебе?

— У меня для него письмецо, — она поиграла бровями и шёпотом добавила: — Личное.

— Было бы личное, ты бы так не веселилась, — хмуро оборвал её Люциус.

— Отчего же? — усмехнулась Бель. — И где же этот негодный мальчишка, любящий расстраивать папочку?

— Поищи в клубе, — посоветовал Люциус и скривился: — А ты хочешь сыграть роль мамочки?

— Побойся бога, Люци. Это не моя роль. Угостишь сигаретой?

Люциус протянул ей пачку и любезно чиркнул зажигалкой:

— А Мальсибер курит трубку, — ни к кому не обращаясь, поведал он. — Очень манерно.

— Да что ты говоришь! — почему-то Бель смотрела на Северуса, и под её взглядом становилось неуютно. — И большая у него трубка?

— Приличная.

Северус не мог понять, отчего Бель так взъелась на Рея. Вроде бы раньше они и парой слов не перекинулись — неужели встречались после? И чем же он её обидел? Письмо от «папочки» тоже было более чем подозрительным — насколько помнил Северус, у Рея не было семьи. Или он тоже сбежал от отца, чтобы попасть в авиашколу? И Люциус явно знал больше, чем говорил...

— Пойду проверю!

Бель вышагивала по территории авиабазы, как королева, и Северус ничуть бы не удивился, если Блэкберн при встрече с ней склонил бы голову. Рея она нашла почти сразу, и можно было наблюдать занятную пантомиму. Бель в самом деле отдала ему какое-то письмо, и Северус заметил, как Рей изменился в лице. Радости у него точно не было, а вот смущение, досада и, кажется, даже злость переполняли его, пока Бель ему что говорила. Наверняка ещё и подсмеивалась.

— Подглядывать нехорошо, — усмехнулся Люциус. — Почему бы тебе не подойти и не спросить?

— На каком основании? — Северус отвернулся, чтобы скрыть свой интерес.

— Ты ведь сначала измучаешься от любопытства, а потом придумаешь себе невесть что.

— Чего ради?

— Нет? — Люциус деланно улыбнулся. — Как это на тебя не похоже.

— Может, тогда ты мне ответишь, чьё письмо привезла Бель? Ты ведь знаешь этого человека.

Люциус удивлённо взглянул на Северуса, но отрицать не стал:

— Допустим.

— И кто это?

— Его имя тебе ни о чём не скажет.

— И всё-таки.

— Том Риддл.

Люциус явно не собирался больше ни о чём говорить, а Северус не знал наверняка, о чём стоит спросить. Кроме того, имя показалось смутно знакомым, вспомнить бы ещё, с чем оно было связано. Поэтому Северус и ляпнул наобум:

— А что тебя с ним связывает?

Несколько мгновений Люциус молчал, а потом всё-таки ответил:

— Скажем так, благодаря ему я поступил на службу в Королевские ВВС.

— По-моему, тебе не требовалась протекция.

Люциус казался оскорблённым:

— Разумеется, это так.

Северус счёл за лучшее промолчать — когда Люциус бывал задет, он мог долго таить обиду, но обижать его не хотелось.

— Я знаю. Просто решил тебя чуть поддразнить.

Люциус взглядом выразил всё, что думал о таких шутках, но, похоже, оттаял. Он перевёл разговор на погоду и затянувшуюся весну, и Северус решил, что не будет выглядеть навязчивым, если попытается разузнать всё из первых рук. А Бель уже закончила свой монолог и, гордо вздёрнув подбородок, оставила Рея. Северус заметил, как тот поспешно спрятал письмо, множа вопросы и вызывая интерес.

— Он не джентльмен, — первым делом пожаловалась Бель на Рея.

— И чем же он тебя обидел? — в голосе Люциуса появились насмешливые нотки. — Неужели был недостаточно почтительным?

— И это тоже, — она вытащила из пачки Люциуса сигарету и позволила дать себе прикурить. — Кстати, по пути сюда я нарвалась на конвой и едва ушла от «Фокеров» сопровождения. Поэтому к вам никто не любит летать.

Почему-то раньше Северусу не приходило в голову, как выкручиваются из таких ситуаций летчицы АТА — ведь оружие у них всегда было незаряженным, а значит, принять бой и защитить себя они не смогут.

— Бель, а как вы отбиваетесь?

Беллатрикс лишь поморщилась:

— Разве ты не знаешь, что война — не женское дело? Отбиваться нам не положено.

— Но это ведь не честно!

Она внимательно взглянула на Северуса, будто видела его впервые:

— А кто говорит о честности? В таких случаях мы спасаемся бегством и молимся, чтобы немец не оказался асом, а у него не оказалось радара. А если совсем прижмёт, то можно сымитировать атаку. Некоторые ведутся.

Кажется, о таком не задумывался и Люциус, у которого во взгляде появилась тревога.

— Бель, но ты ведь не играешь в эти игры?

— Разумеется, Люци. Хорошие девочки играют совсем в другие игры.

Всё-таки Беллатрикс была единственной, кому удавалось смутить Люциуса. Когда Бель улетела на устаревшем «Митчелле», Северус понял, что теперь будет тревожиться не только за неё, но и за Лили и остальных девушек из вспомогательных частей. Он бы не хотел оказаться безоружным, встретив врага, и мысль о том, что кому-то приходилось постоянно так рисковать, не давала покоя.

Впрочем, тревожился он не один. Вечером перед сном Люциус долго и задумчиво разглядывал серебрящийся в лунном свете снег, а потом вдруг сказал:

— Знаешь, а ведь Фрэнк лучше всех позаботился о своей женщине.

— Заперев её дома?

— Спрятав от войны. В небо она сможет вернуться и позже, когда это не будет так опасно, а сейчас...

Северус тут же подумал о том, что совсем никак не обезопасил подругу.

— Лили бы надо тоже так...

— Ты хочешь на ней жениться? — откровенно удивился Люциус.

Такая мысль Северуса даже не посещала:

— С ума сошёл? Она же не согласиться.

Но внезапно идея показалась очень перспективной. В конце концов, браки же бывают и фиктивными! И в Коукворте никто не удивится, если Лили выйдет за Северуса. Да и вообще так будет лучше для всех, и родители порадуются тому, что он устроен, и ребёнок уже есть. А дружба может стать вполне приличной почвой для брака, раз уж с любовью у Северуса не задалось. Надо лишь только всё хорошенько обдумать.

* * *

Люциуса решение Северуса сильно удивило. Казалось, его смутили слова о «фиктивном браке». Ну, или о том, что Северус решил так радикально разделаться с холостой жизнью. Люциус словно не понимал, что бывают такие ситуации, когда надеяться на чудо бессмысленно. А учитывая предпочтения Северуса, ждать чего-то хорошего не приходилось: Люциус сам обозначил границы их отношений, Рей по-прежнему сторонился и делал вид, что в их прошлом не было ничего, кроме приятельства, а искать кого-то ещё — это уже был перебор.

— Люци, я ещё не уверен, что Лили согласится, а ты уже предрекаешь мне унылую старость.

Люциус лишь махнул рукой. Видимо, это было что-то вроде «поступай, как знаешь». Иначе и быть не могло. Северус договорился с Блэкберном о краткосрочном отпуске в начале весны и написал Лили письмо с просьбой о серьёзном разговоре.

Задание в этот раз было простым: съёмка порта Орхус и его акватории. По данным разведки противовоздушная оборона там была откровенно слабой, поэтому заградительного огня зениток можно было не опасаться. До побережья их звено держалось вместе, чтобы потом сетью пройти над территорией противника.

Северус ещё раз проверил аппаратуру и карты, прокладывая курс так, чтобы гарантировано пересечь вражеское побережье в нужном месте. Хоть они и летели звеном, обычно штурманом выступал кто-то один, и он же вёл их небольшую группу к цели. Северус отметил курс на картах всех участников полёта, отлично зная, что пересечь Северное море — задача не из лёгких. Эта часть полета всегда была самой тягостной. Каждый имел время для размышлений, и на вкус Северуса — слишком много времени.

По опыту Северус знал, что пока они не достигнут вражеской территории, его будут терзать сомнения и неуверенность. Так было всегда — обычно все тревоги исчезали, стоило оказаться над побережьем противника. Двигатели звучали мелодично, и погода была, как говорили на их авиастанции, «то, что доктор прописал», ну или просто казалась такой. Облачность закрывала небо на высоте от шестисот до девятисот метров, а видимость под ней была превосходной.

Скоро Северус уже высматривал впереди проблеск береговой линии и озирался, отыскивая в небе скрывающиеся истребители. В своей навигации он не сомневался. Они должны были достичь материка приблизительно через десять минут. Он напряженно подался вперед, чтобы увидеть отдаленную линию побережья.

— Есть, тонкая карандашная линия на горизонте. Вон та башня, должно быть, маяк.

Голос Люциуса в наушниках успокаивал и подтверждал его наблюдения. Маяк. Именно он.

Северус проверил положение наземного ориентира по карте и дал поправку на изменение курса, чтобы подход к берегу оказался более точным. Люциус иногда подсмеивался над его тягой к совершенству, но Северус любил, чтобы всё было красиво.

До побережья оставалось еще несколько километров, когда он увидел два корабля. Разобрать, что это — немецкие эсминцы или торпедные катера с такого расстояния не получалось. Проклятье! Их не могли не заметить, и, конечно же, передать предупреждение в части береговой обороны и люфтваффе.

— Уходим вправо.

Люциус казался спокойным, и они почти синхронно выполнили разворот в надежде остаться незамеченными, скрывшись в облаках, но им не повезло. Оба корабля стали зигзагообразно менять курс и увеличили скорость, что легко отслеживалось по кильватерному следу. В результате вместо того, чтобы пересечь побережье южнее Лёккена, их группа пересекла его в нескольких километрах севернее. Северус отчётливо слышал в радиоприемнике легкое подвывание, бывшее ничем иным, как следствием помех от работы немецкого наземного радара, пытавшегося засечь нарушителей. На мгновение Северус подумал, что было бы здорово атаковать эти два корабля, но вместо бомб у них была техника для съёмки, поэтому атака была бы делом бессмысленным. Разве что обстрелять палубу и сделать фото на память. Потому что вне конвоя корабли были неинтересны для авиации.

Люциус приказал лететь над побережьем, немного поднимаясь, чтобы пересечь дюны. Под ними теперь лежала совсем плоская датская провинция, и, продолжая путь над полями и живыми изгородями, Люциус предупредил об опасности обнаружения. Обычно после таких слов командира следовал приказ отходить, но для этого они были слишком близко от цели.

Теперь, когда они, без сомнения, утратили жизненно важный фактор внезапности, фортуна, словно извиняясь, решила им подыграть. Подвывание в рации прекратилось. А значит, службы ПВО их потеряли. Все, что было известно противнику, что где-то над их территорией есть самолёты-нарушители, но попытки найти их теперь будут подобны поиску иголки в стоге сена.

— Что скажете, парни? Продолжаем полет?

— Разумеется. Мы в шаге от цели.

И совершенно никто не рассчитывал на эффективную службу наземных наблюдательных постов противника, тесно связанную с системой противовоздушной обороны люфтваффе в Дании. Тем временем погода улучшилась, облака исчезли, и, чтобы сбить противника со следа, приходилось постоянно менять курс на тридцать градусов. Они как раз удалились друг от друга, образуя удобную для съёмки сеть, когда в динамике зашуршало.

— Четыре истребителя подходят с задней полусферы.

Голос Рея в наушниках застал Северуса врасплох.

— Как далеко? — Люциус казался невозмутимым.

Северус бросил быстрый взгляд через плечо и увидел самолёты противника в полутора километрах. Они быстро приближались. Проклятье!

— Уходим! Быстро!

Повинуясь приказу, Северус развернул самолёт в сторону моря, одновременно пытаясь отыскать взглядом своих. Люциус... Артур... Рей... А теперь вперёд! Низкая высота полёта не позволяла спикировать, чтобы быстро набрать скорость, поэтому пришлось просто сдвинуть рычаги секторов газа вперёд до отказа. Оставалось ждать, пока самолет ускорится, теряя драгоценные секунды, и досадовать на низкую скорость, на которой было удобнее вести съёмку. Чтобы тягаться с «Фокке-Вульфами-190» и «Мессершмитами-109» скорость должна быть около пятисот километров в час, а никак не триста девяносто! Лишь в этом случае возможность перехвата была под большим сомнением.

Против них вышли четыре «Фокке-Вульфа-190», намерения которых были более чем прозрачными. Как только скорость достигла четырёхсот пятидесяти километров в час, Северус резко взял штурвал на себя, направляя «Спитфайр» почти вертикально к облакам. Он знал, что если не удастся скрыться в их тонком слое, то шансы на спасение будут невелики. Четыре самолёта — это лишь начало, и через несколько минут к ним подойдёт подкрепление. Это лишь вопрос времени, а потом начнётся охота. В ходе почти вертикального набора высоты «Спитфайр» постепенно терял скорость, а спасительные облака все еще были выше, намного выше, чем думал Северус.

Он прекратил подъем и тут же начал крутой левый вираж, уперев штурвал в живот. В глазах потемнело от перегрузок, но это мгновение здорово выручило, поскольку гунн не смог повторить крутой вираж. Как только он оторвался, Северус заложил вираж в противоположном направлении, а «Фокке-Вульф» резко ушел вверх и, сделав разворот на горке, зашел спереди. Набранная высота позволяла маневрировать, но, сконцентрировавшись на одном, Северус совсем забыл о втором истребителе.

Это была ошибка, о которой всегда предупреждают молодых пилотов, и теперь, имея четырехлетний боевой опыт, он все же сделал ее. Первый «сто девяностый» быстро приближался, и внезапно Северус увидел зловещие мерцающие вспышки в его носовой части и на крыльях, когда он открыл огонь из пушек и пулеметов. Казалось, он не мог промахнуться, но, к огромному изумлению, попаданий не было, и Северус даже забыл нажать на спуск своего собственных пулемётов, когда «Фокер» на мгновение заполнил прицел. Но теперь уже было поздно.

Северус это понял, услышав тревожный голос Люциуса и краем глаза заметив второй «Фокке-Вульф», стремительно приближавшийся справа снизу. Северус начал отчаянный разворот в его сторону, одновременно набирая высоту, чтобы как можно сильнее затруднить ему прицеливание, но было слишком поздно. Во время энергичного маневра «Спитфайр» потерял скорость, и, когда его правая плоскость опустилась, он задрожал от попаданий тридцатимиллиметровых снарядов и пуль. «Фокке-Вульф» был так близко, что вся его носовая часть, казалось, утопала в огне, когда стреляли пушки. У Северуса пересохло во рту, когда он понял, что двигатель и левое крыло загорелись.

Опустив нос, он чуть ли не вертикально пикировал в Северное море. В этот момент другая очередь разнесла на части приборную доску и боковые панели фонаря. Северус изо всех сил потянул штурвал на себя, и каким-то чудом «Спитфайр» отреагировал и начал выходить из смертельного пике. Его удалось удержать уже над самой водой, летя параллельно побережью приблизительно в сотне метрах от берега. И тогда он услышал крик Рея:

— Сев, сзади!

Взглянув через плечо, он увидел противника, приближающегося сверху сзади, чтобы окончательно добить. Снова раздался шум, отмечающий попадание снарядов в «Спитфайр». Выбора не было. Горящий двигатель не тянул, и самолёт просто падал.

— Сажусь на вынужденную на пляже! — крикнул Северус.

Он знал, что в воздухе спасения нет, и единственный шанс на выживание — посадка на песчаном берегу, при условии, что изрядно поврежденный самолет не взорвется при ударе. Северус попытался открыть фонарь и сбросил верхний люк, пролетевший в воздушном потоке над хвостом. Он не без энтузиазма подумал, что попадет в одного из преследователей, но чуда не произошло. Скорость стремительно падала, и когда Северус готовился сесть «на живот», оба удачливых противника пролетели над ним в десятке ярдов. Удар о землю дёрнул привязные ремни, и самолёт подскочил в воздух и снова коснулся песка на скорости около двухсот пятидесяти миль в час. Самолёт протащило по песку, и он остановился, уткнувшись в воду одним крылом. Северус выбил ногой боковую дверцу кабины и, невзирая на боль от ушибов и порезов, вывалился на песчаный берег.

Охваченный пламенем самолёт был неважным трофеем, зато карты, документы и фотоплёнка не должны были попасть в руки врага. Северус принялся уничтожать всё, что могло заинтересовать немцев, и едва не пропустил разыгравшуюся над головой трагедию. Чей-то самолёт протаранил одного из «Фокеров», а пилот успел выпрыгнуть с парашютом, и теперь Северус с ужасом наблюдал, как его пытались расстрелять из пулемётов, и, наверное, расстреляли бы, если бы не удалось связать этих гадов боем. Два «Спитфайра» уводили тройку «Фокке-Вульфов» в сторону моря, а Северус бросился к месту посадки парашютиста, гадая, кто это, и жив ли он.

Парашют было видно издалека, но чем ближе к нему приближался Северус, тем страшнее ему становилось. Найти близкого человека погибшим было страшно, но только мысль о том, что иначе первым успеет противник, чей гуманизм вызывал огромные сомнения, гнала вперёд. Тихий стон прозвучал для Северуса райской музыкой — жив! Остальное неважно! А когда он увидел, что запутавшийся в парашюте человек режет стропы и тихо ругается, то ликованию не было предела. Северус бросился на помощь и уже через пару мгновений обнимал Рея. Всё-таки близость смерти неплохо борется с любыми условностями.

— Господи, какой чертовски длинный путь домой нам предстоит, — тихо пробормотал Рей.

— Мы выберемся, — пообещал Северус, нащупывая в кармане «Браунинг М1906».

Впрочем, что они могли с одним пистолетом против почти целого взвода автоматчиков?! Первыми появились два или три солдата во главе с унтер-офицером из наземного персонала люфтваффе. Ни Северус, ни Рей не говорили по-немецки, но прекрасно понимали, в какой заднице оказались. Унтер-офицер быстро нашел пистолет и, очевидно, выругался. Толкая в спину автоматами, солдаты повели их обратно ко все еще горевшему самолету. Северусу показалось, что они собираются расстрелять их и бросить в огонь. Но унтер-офицер спросил:

— Bomben?

Не понимая, чего от него хотят, Северус кивнул:

— Да.