Второй шанс для Избранного (джен)

Набу, Тид

Следующий день Энакина начался с его встречи с мамой, которая уже пришла в себя, как сообщил ему встреченный в холле больницы врач. Скайуокер неимоверно нервничал, ведь он впервые с ней встретиться после стольких лет, даже если считать только эти десять лет, которые прошли для окружающих его знакомых, но не для него лично… И вот он поднялся на нужный этаж и застыл возле двери палаты, где определили его маму.

— Заходи уже. Она тебя ждёт с самого утра. — раздался сзади весёлый голос сводного брата. — Ни Шми, ни мой отец, ни Беру не кусаются, Энакин, ну же! — и не дождавшись ответа на свою тираду, протянул руку мимо плеча Энакина и толкнул дверь, тем самым открывая её и прерывая разговор внутри палаты.

— Энакин… — кивнул ему в знак приветствия Клигг, поворачиваясь лицом к вошедшим, ведь до этого он стоял напротив окна, лицом к светившему с улицы солнцу.

— Солнечного утра, — поздоровался с присутствующими Энакин в традициях Набу, которому пришлось прокашляться, чтобы продолжить: — Как ты себя чувствуешь? — это, конечно, был дурацкий вопрос с его стороны, но Скайуокер не представлял, о чем говорить. Тогда, в прошлый раз, первостепенной задачей для него было убедиться, что с ней все хорошо. А потом, когда он узнал, что её похитили тускены — спасти. А сейчас у него просто не было слов.

— Солнечного утра, — прошептала Шми, медленно повернувшись, отложив ложку, которой она ела принесённый в палату завтрак до того, как к ней зашёл новый посетитель. — Я думала, что это был сон… или видение… — она несмело улыбнулась застывшему в дверях сыну. — Клигг, ты был прав, он мало похож на того мальчика, о котором я тебе рассказывала, — заметила она, мельком глянув на мужа, а потом снова переведя взгляд на ещё не мужчину, но уже не мальчика.

— Мам… — наконец-то выдавил из себя Скайуокер, понимая, что должен сделать или хотя бы сказать, хоть что-то. — Я скучал.

Признание далось ему тяжело, он уже еле сдерживал в себе готовые снова политься из глаз слёзы.

— Со мной все в порядке, малыш… — невпопад ответила на его вопрос Шми. — Я тоже скучала… — и она несмело протянула к нему руки, как бы предлагая её обнять, тоже смотря на него повлажневшими глазами.

Энакин поддался порыву и, быстро преодолев расстояние, которое их разделяло, крепко обнял мать. И сейчас ему откровенно было плевать на то, что он поддался эмоциям и чувству привязанности; ему было плевать на мнение Оби-Вана в частности и всего Ордена разом в принципе. Энакин столько пережил за всю жизнь, и он понимал, что рано или поздно ему придется переживать то же самое… Те же эмоции, хотя о многом он будет знать, и, возможно, сможет предотвратить… Он уже изменил будущее тем, что не полетел спасать своего мастера. Хотя он и знал, что джедаев ждёт на Джеонозисе, и мог бы помочь им… По крайней мере, изловить Дуку, но… Да, сначала он и планировал так поступить, но потом вспомнив, сколько наслушался в итоге из-за своего произвола… Даже Учитель, которого он не дал убить и который откровенно признал, что не сможет без него поймать графа… был на стороне Совета. При воспоминании обо всем этом внутри Скайуокера поднялись чувства обиды и злости. И он решил, что если так, то пусть его мастер на этот раз сам выкарабкивается. Тем более, что убить его, вроде как, не должны. А с него, с Энакина Скайуокера — хватит. Если в первичном варианте этого времени он пытался стать настоящим джедаем, как обещал когда-то Оби-Вану и, мысленно, ушедшему в Силу Квай-Гону, — и делал все для этого, что бы ни думал Совет, то сейчас он будет делать все так, как ему будет подсказывать сердце и его чувства, а не Кодекс Джедаев и джедайское «привязанности ведут на Темную Сторону».

«И рассказывать о том, что я путешественник во времени, им тоже определенно не стоит, — подумалось ему. — Они мне не поверят. Даже Оби-Ван… — с горечью подумал он. — Несмотря на то, что он тогда сказал… скажет… А возможно, уже и не скажет, на Мустафаре… Почему люди понимают, что чем-то или кем-то дорожили, только когда это что-то или кого-то теряют?..»

— Возможно, потому, что просто не знают, как сказать этому кому-то о своих чувствах? — услышал он шепот обнимающей его матери. — Или, возможно, думают, что этот кто-то в курсе того, что к нему чувствуют?..

— Я сказал это вслух? — немного нахмурившись, он отстранился от матери. — Прости. Мы столько не виделись, и ты столько всего пережила, а я тебя тут с первой встречи озадачиваю философскими вопросами, — покаялся он.

— Да, — улыбнулась ему мама, вздохнув; от неё явно исходили волны облегчения и радости, а ещё лёгкая грусть и растерянность. — Ты как? Как мастер Джинн? Как тебе живётся в Ордене? Почему ты оказался снова на Татуине? — закидывала она его вопросами, правда, не давая ответить ни на один из них. — Как мальчик?.. Как там его?.. Оби-Ван, кажется? Как тебе жилось? Никто не обижал?

— Мам, мам… Остановись. — попросил Энакин, с улыбкой подняв ладони в защитном жесте. — Я не успеваю за твоей мыслью, — он покачал головой. — Давай так: ты заканчиваешь завтрак, потом мы тебя забираем отсюда и по дороге в Центр я рассказываю тебе все, что произошло со мной за эти десять лет, — предложил он.

— Я много говорю, да?.. — извиняюще улыбнулась Шми.

— Все нормально, мам, — качнул головой Энакин. — Я рад, что тебе интересно то, что со мной происходило за все это время.

* * *

Через несколько часов после первой встречи матери и сына, после десятилетней разлуки они вместе с Клиггом, Оуэном и Беру шагали по мостовой Тида к одной из яхт. С Энакином связалась Падме, которая была в это время на собрании Конгресса Набу, и предложила встреться всем на причале и погостить у неё в Озёрном Краю. Ларсы с радостью согласились — даже такой город, как Тид, был моральным напряжением для тех, кто всю свою жизнь прожил на такой планете, как Татуин.

— Бедный Оби-Ван, — покачала головой Шми, которая до сих пор не могла прийти в себя после рассказа сына о том, что его мастер был убит через несколько дней после их отлёта с Татуина, — Потерять родного человека и практически сразу же взвалить на себя опеку над ребенком, которого планировал обучать этот человек… Думаю, ему пришлось тяжело… Для него все так стремительно поменялось…

Слова матери, сказанные от чистого сердца, заставили Энакина задуматься. А ведь и правда… Оби-Вану только исполнилось двадцать четыре через несколько месяцев после того, как он стал мастером для Энакина. К тому же смерть Квай-Гона, ответственность за падавана, который, немного обустроившись и привыкнув, стал не самым послушным.

«…И Совету ведь было плевать, по сути, плевать на новоявленного рыцаря, который не справлялся не только с работой мастера, но и не мог навести порядок в своих чувствах. Смерть Квай-Гона ударила по нему не меньше, чем по мне — предполагаемая смерть Падме… — наконец-то понял Скайуокер. — Что могли сказать ему Йода или тот же Винду? Отпустить эмоции в Силу? Эмоции ведут к Темной Стороне? Что там ещё мне советовал Йода, когда я поделился своими плохими предчувствиями насчёт матери?! Плюс к этому ещё и мои закидоны: вечные нарушения правил, споры с учителями, отставание в учебе — хотя это, наверное, единственное, где не было моей вины. А ведь Оби-Ван только сейчас должен был впервые стать для кого-то мастером, если бы не я. Вернее, не его обещание умирающему мастеру обучать меня… Хотел ли он так рано становиться учителем? Глупый вопрос. Вряд ли в принципе кто-то из только что посвященных рыцарей хотел бы взвалить на себя такую ношу, только что окончив своё обучение… А Оби-Ван взвалил. Ещё и старался не срываться на мне… Я же помню…» — вспомнив такие грустные и обречённые глаза наставника в первые месяцы своего падаванства, когда приходилось в них смотреть после очередного выговора очередного мастера, Скайуокер тяжело вздохнул.

— Да, мам, ты как всегда права, — горько констатировал Энакин, останавливаясь возле одной из яхт. — А ведь я ещё и добавлял ему хлопот, — признался он. — Не самый идеальный падаван из меня вышел…

— Если судить по моим племяшкам, то все дети прибавляют хлопот, когда появляются на свет,. — заметила Падме, спрыгивая с носа яхты, перед которой как раз остановились Скайуокер и Ларсы. — Здравствуйте, Шми, эрис Ларс. — поздоровались она со старшими. — Привет, Оуэн. Рада тебя видеть, Беру, — она обняла подругу. — К отплытию все готово, но… Энакин, тебе придется мне помочь с управлением яхтой. У капитана заболела дочь, а ему не с кем её оставить. Брать больного ребенка с собой, как ты понимаешь, тоже не вариант… — Амидала посмотрела на Скайуокера.

— Ты же знаешь, что я всегда за, — ухмыльнулся Энакин в ответ. — Ну что, дорогие родственники? Прошу на борт! — пригласил он, помогая маме и Беру зайти на палубу. — Аккуратней, с непривычки можно упасть. Так что держитесь лучше за что-нибудь, — посоветовал он женщинам, когда те уже были на борту. — Оуэн, вас с Клиггом это тоже касается! — заметил он, еле успев удержать сводного брата, когда тот покачнулся и чуть не свалился за борт. — Осторожней…

* * *

Набу, Озёрный Край

Следующие несколько дней Падме и Энакин провели в обществе Ларсов. Падме за это время успела подружиться с Беру. Энакин, незаметно даже для самого себя, сдружился с Оуэном. Шми рассказывала всем желающим о детских проделках сына, и, несмотря на специфику жизни рабов, были моменты, когда все просто падали со смеху. А молодой джедай, с удивлением понял, что в его жизни на Татуине были и хорошие моменты, несмотря ни на что.

Все это время они провели все вместе, Падме даже умудрилась познакомить семью Энакина со своей старшей сестрой и племянницами, которые приплыли в гости к младшей сестре и, по совместительству, тёте. Амидала, конечно же, периодически присутствовала в виде голограммы на собраниях Сената или на собраниях Комитета по беженцам. И практически всегда выходила из кабинета хмурой после этих собраний. Но Падме старалась не портить настроение окружающих своей кислой физиономией, что слабо у неё получалось… По крайней мере, так думал Энакин, знавший её дольше всех, не считая, конечно, Солу, сестру Падме. И потому, когда остальные разбредались и начинали делать что-то своё, Сола и Энакин, не сговариваясь, наседали на Падме, и та, сначала не очень охотно, рассказывала им о том, что творится в Сенате; о том, что из других планет и систем прибывает все больше беженцев и те рассказывают жуткие вещи, доказательств которым, конечно же, нет. Именно поэтому она, как представитель Сената, не может вмешаться или подать ноту протеста от лица беженцев. И все, что им остаётся — это принимать пострадавших, пытаясь залечить их как физические, так и моральные травмы. Собственно, чем и занимались в Штабе Беженцев. А Сола с Энакином после каждого такого рассказа становились все мрачнее и мрачнее. Она — от понимания, что ничего не поделаешь, а он — от осознания, насколько он плохо знал дорогого ему человека и того, что Орден в это не вмешается. Потому что Совет Джедаев сейчас был занят последствиями, а не самой причиной. И это в итоге погубит джедаев. Их и половину Галактики… Ведь джедаи забыли о своем предназначении…

«Мы забыли о том, что являемся гарантами Мира и Справедливости, что мы — не солдаты, хотя и обучаемся военному делу, — мысленно вздохнул Энакин, слушая очередной рассказ подруги. — Раньше джедай был синонимом правды… А сейчас? А во время войны и после?.. Несмотря на все победы Республиканских войск, обычные граждане разуверились в нас. В джедаях. Что там говорил мне Оби-Ван? У Ордена нет сил на все? Точнее: сейчас у Ордена нет возможности распылиться на все. Мы или на фронтах, или в тылу. Третьего не дано. Сейчас первостепенная задача: победить сепаратистов… И к чему это привело? — мысленно возмущался Скайуокер, стараясь при этом ещё и слушать Падме. — Ладно, не место и не время сейчас об этом думать…» — но не успел он закончить эту мысль, как его прошибла ментальная боль, от которой он застонал.

— Мастер… — успел прошипеть Энакин, хватаясь за голову перед тем, как потерять сознание.

То, как испуганно посмотрели на него Сола и Падме, он уже не видел. Не видел он и того, как Клигг и Оуэн заносили его бессознательное тело в комнату, как Шми и Беру пытались привести его в сознание… И как, в итоге, ничего так и не добившись, Падме решила связаться с Советом Джедаев.