Моя (гет)

— Том! — она бежит по коридору, зная, что он должен быть где-то на этаже, проводить обход. — Том!

Но никого. Ночь. Тишина. И странное шипение в трубе.

Она резко оборачивается, когда чувствует на себе чей-то взгляд. Чувствует, как быстро бьётся ее сердце.

— Кто здесь?.. — во рту пересыхает, Ханна касается рукоятки палочки.

В эту секунду огромный змей выползает прямо перед ней, она с ужасом замирает…

И тут кто-то закрывает ей глаза.

— Не пересекайся с ним взглядом, — шепчет Том ей на ухо. А Ханна тяжело дышит. Теперь ей страшно даже шевелиться.

— Это?..

— Василиск, — слизеринец разворачивает девушку к себе, опуская руки. Но она все ещё боится смотреть. — Он тебя не тронет.

* * *

Хельга вжимается в стену, ее сердце выбивается из груди. Страшно так, что кружится голова.

Ни одно из заклинаний не атакует его. Даже самые сильные отскочили от шкуры и отлетели в сторону, не задав змее никакого вреда. Она не понимает, что делать. И она боится. До ужаса боится.

Василиск резко набрасывается на нее.

— Приятно наконец увидеть в твоих глазах страх, Хаффлпафф, — вдруг разносится голос. Она судорожно выдыхает, сползая по стенке вниз. На глазах выступают слезы, которые она тщетно пытается скрыть.

— Салазар… — тихо произносит она, закрыв лицо руками. И всхлипывает.

Ее только что едва не убили. Едва не убили. И она даже не кричит, не ругается, не злится. Ну что за глупость.

Он тут же сокращает расстояние между ними и, хватая Хельгу за руку, притягивает к себе, заставляя подняться. Та плачет.

— Он напал на тебя, потому что учуял грязную кровь, — с нотками раздражения в голосе отрезает Слизерин. А ей плевать.

— У нас полно магглорожденных в Хогвартсе. — Она думает лишь о других. Всегда думает лишь о других.

А он думает лишь о себе. Всегда думает лишь о себе.

— Сочувствую им, — отрезает, приближаясь к ее губам. Он настолько безумно хочет их поцеловать, что злится. И отталкивает Хаффлпафф от себя.

Она ударяется о стену, но стоит на ногах. Хоть и обессилена — все равно стоит.

— Раз ты так ненавидишь меня, — делает паузу, ведь знает, что это неправда, — то почему не откажешься от предназначенной судьбой? Почему не перестанешь мучить нас?

Он поджимает губы. И никогда не скажет ей правды.

— Убирайся, Хаффлпафф. Василиск больше не вернется, за отпрысков магглов можешь не переживать.

* * *

Ханна качает головой и закрывает глаза руками.

— Ты все же оставил его тогда, — всхлипывает она. — Твои обещания, слова… все ложь.

По ее щеке катится слеза. За последнюю неделю она плачет больше, чем за все пять лет в Хогвартсе. И причина ее слез стоит прямо перед ней.

— Не ложь, Хельга, — он нетерпеливо прикрывает глаза, словно в десятый раз объясняет ребенку элементарную вещь. — Все, что я делаю — для нас.

— Это не для нас, — она быстро машет головой и всхлипывает. — Это для тебя, Салазар! Ты был чертовым эгоистом, им и остаешься!

Его злят ее слова. Он резко хватает Ханну за плечо и приближается к ее лицу. Но она все ещё не боится.

Никогда его не боится. Глупая.

— Не забывайся, — шипит он, — ты разговариваешь с…

— Что ты мне сделаешь? Убьешь? — она шмыгает носом. А он сжимает челюсть.

— Есть вещи хуже смерти, Хаффлпафф, — он до боли стискивает ее руку. — Я люблю тебя, но у всего есть границы.

Она опять плачет. Почему она всегда плачет? Ее слезы раздражают.

— Я не боюсь тебя, — и снова всхлипывает, глядя своими заплаканными голубыми глазами. А затем одергивает руку, заставляя его отпустить ее.

Он злится. Черные брови сведены к переносице.

— И это твоя слабость, Хельга.

Тишина оглушает их. Ханна кладет руку слизеринцу на грудь и ощущает, как сильно бьется его сердце.

— Ошибаешься Том, — поднимет взгляд. — Это — моя сила.

* * *

— У тебя такие опухшие глаза, будто ты всю ночь проплакала, — зевает Марк, потягиваясь. Профессор Слизнорт о чем-то оживлённо разговаривает с Дамблдором, не обращая на болтающих студентов никакого внимания.

— Я не выспалась, — жмёт плечами Ханна. — Сегодня было много нарушителей.

Удивительно, как легко она врет лучшему другу. Даже не запинается.

— Том тебе совсем не помогал? — скрипит хаффлпаффец сквозь зубы. — Идиота кусок.

Ханна поджимает губы, отрываясь от пергамента.

— Не надо называть его так, — строго произносит она. И Марк отворачивается.

— Да, ты права, — вздыхает. — Я просто не могу поверить, вы так быстро… обручились. Это странно, прости.

Она устало качает головой. Не ответить же, что он ужасно прав? В этой жизни они с Томом едва были знакомы.

— Любовь с первого взгляда, — неуверенно отвечает она, неловко улыбаясь. И конечно это не может не заметить Марк.

— Ты что-то скрываешь, — шепчет он. — Если тебе некомфортно — можешь не рассказывать. Но я переживаю за тебя, Ханна.

Он аккуратно накрывает ее ладонь своей и ободряюще улыбается. Пытается снова и вновь разжечь в ней огонь, который усиленно гасил Том. Защищает. Поддерживает. Любит без условий и отдачи. Для нее он словно ангел-хранитель, оберегающий от всего плохого вокруг.

Но есть одна проблема: она влюблена в демона.

— Сдаём работы, господа! — Ханна вздрагивает от громкого обращения Слизнорта и мгновенно отдергивает руку.

Она тут же оборачивается, ища глазами Тома. В ее голове крутится лишь одно: лишь бы он не смотрел на них в этот момент. Лишь бы был занят.

И ее надежды разбиваются впрах, когда она пересекается с пристальным взглядом слизеринца, проникающим в душу. Не злой, не гневный и не ненавистный.

Но от этого лишь хуже.

— Ханна, ты в порядке? Как-то побледнела, — Марк обеспокоенно трогает ей лоб. Она мгновенно отворачивается, наперед зная мысли Тома. Он нашел ее слабое место.

«Не боишься, что я наврежу тебе, Ханна? А что насчет твоего дружка?».

Она судорожно хватает свой пергамент и быстрым шагом идёт к столу профессора. Зачем он нашел ее? Почему?..

— О, мисс Эйвери, — Слизнорт тепло улыбается хаффлпаффке. — Хотел напомнить вам о сегодняшнем вечере. Вы, как обычно, придёте с мистером Диксоном?

Подошедший Марк кивает в ответ, как вдруг…

— На этот раз мисс Эйвери будет со мной, сэр, — Том улыбается уголками рта, держа руки за спиной, пока Ханна в ужасе замирает.

— Ох, правда? — Слизнорт восторженно всплескивает руками. — Самый способный ученик с самой способной ученицей. Вы будете отлично смотреться вместе!

Том, все ещё усмехаясь, поворачивает голову к Ханне.

— Несомненно, сэр.

* * *

— Знаешь, а ты с каждым днём всё меньше улыбаешься, — Марк словно бы невзначай замечает. И смотрит на подругу с долей сожаления.

Он бы все сделал, лишь бы она не страдала. Лишь бы улыбалась каждый день своей жизни. Всё бы сделал, лишь бы не видеть ее слез.

— Видимо, погода так действует, — она старается натянуть улыбку, но сегодня это особенно тяжело.

Она боится за Марка. И ненавидит себя за то, что втянула его в это.

— Мне не идёт красный, — Ханна крутится у зеркала, рассматривая свое платье с излишне, по ее мнению, открытыми плечами и зауженной талией. Оно переливается на свету.

— Брось, ты во всем прекрасна, — Марк сидит на кровати рядом. — Реддл оценит.

Ханна обнимает себя руками и кивает. А потом оборачивается к другу.

— Жаль, что ты заболел и не сможешь там быть… — с грустью произносит она. — Поправляйся, хорошо?

Хаффлпаффец кивает.

— Насладись вечеринкой. И наконец улыбнись, Ханна.

* * *

Едва она выходит в коридор — ее встречает Том. В черном костюме, с тёмно-зелёными вставками, он ещё больше напоминает Салазара. Но волосы — короче, черты лица — острее, а взгляд… Его взгляд слишком изменился. Он и раньше был властным, колючим, проникающим, но сейчас этот взгляд читал человека по глазам.

И лишь Ханна оставалась для него загадкой.

— Красный?.. — он окидывает ее своим особенным взглядом. — Решила отдать дань Гриффиндору?

— Сегодня его день, — хаффлпаффка отвечает на взгляд. Не уводит, не убегает. А спокойно смотрит. Салазар тоже знает, когда у его лучшего друга день рождения. Бывшего лучшего друга.

— Ты не меняешься, — он давно не улыбался так нежно, с такой любовью в глазах.

И при виде этой улыбки у нее в груди что-то откликается. Сразу думается: может, не все потеряно? Может, ещё не поздно ему помочь?

— Но меняешься ты, Сал, — она вздыхает. — И, к сожалению, не в лучшую сторону.

Он не обращает внимания на ее слова. Лишь молча целует в щеку и берет девушку под руку.

— Сегодня все будут смотреть только на нас, — шепчет он.

* * *

Том оказывается прав. Едва слизеринец и хаффлпаффка заходят в увеличенный чарами кабинет Слизнорта — все взгляды устремляются к ним. Кто-то смотрит восторженно, кто-то — с завистью. Им обоим плевать.

— Они пожирают тебя глазами, — гневно произносит парень. — Не надевай больше это платье.

Она рефлекторно кивает, не собираясь спорить с ним. Одежда — меньшее из того, что ее заботит.

За столом уже собрались учителя и лучшие, по мнению Слизнорта, студенты. Но даже они прекращают обсуждение, обернувшись на вошедшую пару.

— Профессор, добрый вечер, — обворожительно улыбается Том, и Ханна понимает, насколько неискренне. Но кроме нее это никто не замечет. — Хотел еще раз поблагодарить вас за приглашение.

Слизнорт восхищенно улыбается, его глаза блестят то ли от выпитого, то ли от счастья. Он кивает.

— Ханна, Том, замечательно смотритесь вместе, — он переводит взгляд на хаффлпффку. — Вы молодцы, что не упустили такую партию, милая. Хоть Том и сирота — он исключительный волшебник!

Ну зачем он это сказал? Кто тянул его за язык? Том с такой силой сжимает ее руку, что она прикусывает язык, лишь бы не вскрикнуть. Но с виду слизеринец — само спокойствие.

— Это мне повезло, сэр, — Том продолжает улыбаться. — Мисс Эйвери очаровательна.

Свободную руку она кладет на плечо слизеринца и легко поглаживает. Только тогда он ослабляет хватку.

— У вас замечательное будущее, мои дорогие, — продолжает Слизнорт, совершенно ничего не замечая. — Отчего-то я уверен: вы станете великими волшебниками.

Ханна мягко улыбается ему, все ещё поглаживая слизеринца по плечу. Она тоже не сомневалась, что Салазар станет великим магом и в этой жизни.

Но им можно стать разными способами.

— Благодарю, сэр, — он определенно умеет манипулировать людьми. — Я подарю танец мисс Эйвери, и затем вернусь.

Том почтительно склоняет голову и отводит хаффлпаффку в центр зала, освобождая ее руку из тисков. Они становятся друг напротив друга, и он обхватывает ее талию.

— Почему ты так злишься на всех? — она выдыхает, едва они начинают вальсировать.

Если бы он знал — ответил. Но он понятия не имел. Просто видел, что мир не такой, каким должен быть. Видел, что его нужно изменить. И что никто не сделает это лучше него.

— Не знаю, Хельга, — Том наконец звучит искренне. — Эта жизнь наполнена ненавистью. Ко всем, — он проводит взглядом по ее лицу, останавливаясь на глазах. Таких губительных глазах. — Ко всем, кроме тебя.

Он легко приподнимает ее за талию и опускает обратно на землю. Они кружатся в танце, но совершенно не слышат музыки. Только друг друга.

— Ты можешь пообещать мне, Салазар?.. — тихо произносит она, полностью поддаваясь партнеру. И он также тихо отвечает:

— Ради тебя я уничтожу весь мир.

Любая бы девушка растаяла от такого признания. Но не Ханна. В этих слова она чувствует его желания. Он опять, вновь и снова выдает свои мысли за ее. И это истощает.

— Не нужно ничего уничтожать, — она не отводит взгляда. — Я хочу прожить счастливую жизнь. С детьми, с любовью, со смехом и улыбками, — она замедляется, ее голос становится тише. — С тобой, Том.

Он плавно останавливается. Хаффлпаффка и слизеринец замирают посреди танцующих пар, глядя друг на друга. И время словно бы замирает вместе с ними.

Салазар понимает иронию: судьба послала ему ангела, которого невозможно сломить. Чье сердце всегда будет наполнено добром, и чью душу он будет травить в каждой из жизней. И этого не изменить.

Судьба рассчитывала, что он проломится. Сдастся и позволит этим голубым глазам поглотить всё зло, сокрытое в нем.

Судьба еще никогда так не ошибалась.

— Я люблю тебя, — он приближается, чтобы она слышала его шепот. — Люблю за твою искренность, за твою доброту. Люблю за любовь.

Ее дыхание тоже замирает.

— Я бы выбрала тебя снова. И в каждой из жизней мой выбор останется прежним, — ее голос дрожит, она опускает руки. И продолжает смотреть ему в глаза. — Но сколько раз ты выбрал меня, Салазар?

Вопрос риторический. Они оба знают ответ.

Нисколько. Он всегда лишь требовал, чтобы жертвовала Хельга. Чтобы любила и продолжала его любить, каким бы он ни был.

Но сам он этих требований никогда не выполнял.

— Мы будем счастливы, Хаффлпафф, — он касается ее щеки. — Я клянусь.

И она верит.