Мужество жить (джен)

«Эмпатия — это противоположность духовной низости. Это способность понимать, что в каждой войне есть и победившие, и проигравшие. И эта чужая боль так же значима, как и ваша». — Барбара Кингсолвер

В замкнутом мире Омута памяти Гарри с остальными, покинув память Снейпа, перенеслись назад во времени в холодное ноябрьское утро. Не зная, чего ожидать, Гарри огляделся вокруг, когда воспоминание — его воспоминание — материализовалось, и увидел одиннадцатилетнего себя, сидящего на метле в роли новоиспечённого ловца и активно осматривающего толпу внизу.

Гермиона негромко вскрикнула: они парили высоко над землей, их невесомые, бесплотные тела были словно привязаны к мальчику на метле, и девушка схватила Рона за руку, в то время как метла младшего Гарри принялась трястись и метаться из стороны в сторону.

— Вот черт, — сказал Рон, его лицо вытянулось, когда метла начала резко переворачиваться всего в нескольких метрах от них. — Ты был действительно близок к тому, чтобы упасть, Гарри — я думал, Снейп лучше работает с контрпроклятиями.

— Он пытался противостоять Волан-де-Морту, Рон, — простонала Гермиона, все еще дрожа от вида земли под их лишенными опоры ногами.

— Да, но Квиррел не был настолько силен, — возразил Рон, а лицо профессора Макгонагалл исказилось от гнева.

— Мы должны были знать об этом, — промолвила она дрожащим голосом. Она посмотрела вниз, на трибуны, где Квиррел пристально наблюдал за Гарри, в то время как Снейп бормотал что-то в нескольких десятках мест от него, его черные глаза сосредоточенно сощурились. — Мы должны были знать, что в Хогвартсе присутствует зло. Альбус сказал нам не волноваться, сказал, что придет на следующий матч — и мы надеялись, что на этом всё закончится. Почему он попросил только Северуса присмотреть за ним?

— Мы могли бы помешать ему подойти к Камню так близко, — согласилась профессор Стебль, и Слизнорт с любопытством взглянул на них, поскольку отсутствовал на первом году учебы Гарри.

— Неужели он не доверял нашему благоразумию? — с горечью спросила Макгонагалл, пока близнецы Уизли безуспешно пытались затащить мальчика на свои метлы. Гарри отвел глаза от лица Фреда — он не мог спокойно смотреть на него, не так скоро. — Неужели он думал, что мы будем демонстрировать свои подозрения у всех на виду?

— Я уверен, что дело было не в этом, Минерва, — успокаивающе произнес Слизнорт, в то время как метла Гарри рывками поднималась все выше и выше, увлекая их с собой, будто они были привязаны невидимыми тросами; Гермиона тихонько захныкала, наблюдая, как земля становится все дальше. — Сами-Знаете-Кто является — вернее являлся, благодаря нашим усилиям, — поправился он, — … одним из самых, если не самым искусным легилиментом в истории волшебников. Уверен, что Дамблдор просто боялся, что он может что-то заподозрить.

— Возможно, — сухо сказала Макгонагалл, но Гарри понимал, что она все еще очень сердита.

— А вот и ты, Гермиона, — фальшиво-радостным голосом заметил Рон, глядя на трибуны, и нервно оглянулся на профессора Макгонагалл, словно опасаясь, что она плохо отнесется к попытке сменить тему. Но та лишь поджала свои тонкие губы и ничего не сказала; ободрившись, Рон, шутя, продолжил, пытаясь разрядить обстановку. — Держу пари, ты напугала Снейпа до смерти, когда подожгла его, чтобы защитить Гарри.

— Я никогда не думала об этом в таком ключе, — виновато сказала Гермиона, и лицо Рона приобрело обреченное выражение, когда она с тревогой посмотрела вниз на трибуны, где голубое пламя только что начало лизать подол мантии Снейпа. — Ох, ты думаешь, он решил, что это Волан-де-Морт напал на него? Нужно будет извиниться за это, я не хотела его напугать...

Рон посмотрел на Гарри усталым, раздраженным взглядом, и Гарри стоило больших усилий не рассмеяться, как вдруг Снейп под ними вскрикнул, подскочив так высоко, что повалился на зрителя по соседству, слизеринца-старшекурсника, который выглядел потрясенным тем, что держит на руках декана своего факультета. В воздухе мимо них пронесся на своей метле Гарри из прошлого, увлекая группу наблюдателей за собой с помощью невидимой привязи, который потом рухнул на землю и прижал руки ко рту, давясь снитчем.

Сцена рассеялась под рев толпы, а вокруг них возник Хогсмид, залитый тусклым теплым светом уличных фонарей и окон. Отряд увидел как Дамблдор оседает на землю; пока сцена проявлялась, их с прошлой версией Гарри голоса звучали слабо, но Гарри показалось, что он расслышал, как профессор Макгонагалл ахнула от понимания. Он с облегчением увидел, что воспоминание началось именно с того момента, что он хотел; он очень старался чтобы его комментарий о поиске крестража был опущен, и, похоже, ему это удалось.

— Сэр… все в порядке, сэр, вы поправитесь, не волнуйтесь, — Гарри из воспоминания отчаянно осматривалось вокруг, в поисках кого-нибудь, кого можно было бы окликнуть, кого-нибудь, кто мог бы оказать помощь. — Вам нужно попасть в школу, сэр... мадам Помфри...

— Нет, — ответил Дамблдор, сидя на земле, и слегка покачал головой. — Мне... мне нужен профессор Снейп... правда, не думаю, что... мне удастся сейчас далеко уйти...

— Конечно… сэр, послушайте… я постучусь в дверь, найду дом, где вы сможете отдохнуть... а сам сбегаю за мадам...

— Северус, — поправил Дамблдор, и в его голосе почувствовалась настойчивость, он волновался, что Гарри не послушается. — Мне нужен Северус...

— Ну хорошо, за Снейпом, — нетерпеливо сказал Гарри, — но только мне придется оставить вас ненадолго, чтобы я мог...

В этот момент послышались шаги мадам Розмерты, а вскоре появилась и сама женщина, спешившая к ним по улице в своих домашних туфлях. Она завязала торопливый разговор с Гарри, но затем указала на Черную Метку, угрожающе нависшую над Астрономической башней, и Дамблдор поднялся на ноги, взяв ситуацию под контроль. По его приказу Гарри из прошлого вызвал метлы Розмерты и накинул на себя мантию-невидимку, взлетел вместе с Дамблдором и помчался обратно в Хогвартс. Как и во время матча по квиддичу, Гарри и остальные невесомыми фигурами устремились за двумя воспоминаниями, и он попытался немного ускориться, не желая отстать.

Дамблдор и Гарри приземлились на башне, и метла мальчика вновь возникла на каменной площадке, в то время как ее наездник остался скрыт мантией.

— Что это значит? — спросил Гарри из прошлого, и в его голосе прозвучала нотка страха, который, как знал Гарри, был вызван видом парящего символа черепа и змеи. — Это настоящая Метка? И кого-то действительно... профессор?

Иссохшая, почерневшая рука Дамблдора вцепилась в мантию на груди директора, сам он сгорбился, а его побледневшее лицо казалось зеленоватым под этим жутким светом.

— Иди разбуди Северуса, — произнес Дамблдор, и, хотя его голос был слабым, в нем звучала властность. — Расскажи ему, что случилось, и приведи сюда. Больше ничего не предпринимай, ни с кем не заговаривай и не снимай мантию. Я подожду здесь.

— Но…

— Ты поклялся подчиняться мне, Гарри — иди! — резкость в голосе Дамблдора побудила мальчика к действию, и звук торопливых шагов разнесся по площадке башни — но прежде чем Гарри успел выбежать за помощью, дверь распахнулась, и раздался крик Драко: «Expelliarmus!».

Отряд в ошеломленном, мрачном молчании наблюдал за тем, как Дамблдор разговаривает с Драко; Гарри почувствовал, что его глаза наполняются слезами от легких шуток покойного директора, от ноток юмора, которые звучали, несмотря на его состояние, несмотря на осознание того факта, что он скоро умрет. Сейчас, когда ужас от увиденного померк, он испытывал гораздо больше сочувствия к Малфою, чем тогда, но одновременно он был зол на него: всё, что ему нужно было тогда сделать, это согласиться на то, чтобы его спрятал Орден, и ничего этого бы произошло. Дамблдор мог бы что-то предпринять, мог бы исчезнуть вместе с Фоуксом, а Пожиратели смерти пришли бы на пустую башню и подумали, что их план сорвался...

Ненависть отразилась на лицах присутствующих, когда на лестнице появились Кэрроу, Яксли и Фенрир, и Гарри знал, что его выражение лица было таким же, ведь он ненавидел Пожирателей смерти всеми фибрами своей души. Он отлично помнил, что чувствовал, когда застыл, прислонившись к стене, вынужденный под действием проклятья молча наблюдать как слабеет Дамблдор, не в силах помочь, не в силах закричать...

На сцену ворвался Снейп, и Гермиона заскулила, крепко сжав руку Рона. Гарри заметил выражение лица профессора Макгонагалл и был потрясен глубиной печали в ее глазах, смотревших на Снейпа и Дамблдора с невероятным сожалением.

— Северус... — умоляющий тон Дамблдора разрывал грудь Гарри, заставив слезы хлынуть из глаз, но он понимал, теперь понимал, о чем просит директор...

Снейп шагнул вперед, оттолкнув Драко, и Гарри увидел, как Пожиратели смерти попятились назад, даже Фенрир отступил перед ненавистью и отвращением, горящими в черных глазах. Гарри узнал эти эмоции: именно так он чувствовал себя, когда ему пришлось заставлять Дамблдора пить зелье Волан-де-Морта, вынужденный игнорировать боль директора, его рыдания, его мольбы...

— Северус... прошу тебя...

Снейп поднял палочку.

— Avada kedavra!

Дамблдор отлетел назад, взмыв над стенами башни, и Гарри понял, что никогда раньше не видел, чтобы смертельное проклятие так делало. Его взгляд метнулся к Снейпу в тот миг, когда раздался крик Гермионы, и он увидел в черных глазах мелькнувшую вспышку ужаса и непостижимой боли, прежде чем они снова опустели и превратились в темные туннели.

Снейп схватил Драко за шиворот и вытолкнул его в дверь, а вокруг воцарился хаос. Воспоминание потянуло их за младшей версией Гарри, когда тот помчался за Снейпом, и они пронеслись сквозь схватку, где заклинания летели во все стороны, увидев, как Гарри помог переломить ход битвы, а затем вернулся к своей погоне...

Они оказались на улице, стремительно удаляясь от замка, и Гарри из прошлого метнул Оглушающее заклинание в Снейпа, который резко остановился и с криком: «Беги, Драко!», повернулся к мальчику. Снейп поднял палочку — Гермиона ахнула, когда он с усмешкой отразил заклятие Круциатус, а Гарри, обезумев от ярости и горя, снова и снова пытался проклясть его. Где-то рядом взревел Хагрид, Клык выл в горящей хижине, и мир неистовствовал вокруг двух дуэлянтов.

Наблюдая за происходящим из безопасного мира Омута памяти, Гарри удивлялся, как ему вообще удалось выжить. Огромный Пожиратель смерти, стоявший позади его прошлогодней версии, каким-то чудом застыл в оцепенении, слишком занятый разглядыванием прыгающего пламени и замка, откуда по лужайке неслись брат и сестра Кэрроу, чтобы присоединиться к схватке. Снейп тоже увидел Кэрроу: он что-то прокричал, пытаясь привлечь их внимание, пытаясь отвлечь их от подростка, который был слишком занят погоней, чтобы суметь защитить себя, но было слишком поздно — Алекто применила проклятие Круциатус, а Гарри из прошлого истошно завопил, корчась на земле.

Гарри был потрясен, впервые увидев, как глаза Снейпа расширились от ужаса, и бывший Пожиратель смерти бросился вперед с ревом: «Нет!». Снейп отбил проклятие, его лицо исказилось от ярости, однако так же быстро оно снова превратилось в непроницаемую маску, когда он закричал своим «союзникам», гневно указывая в сторону ворот: «Вперед! Вперед!».

К счастью, никто из Пожирателей смерти не осмелился усомниться в нем; они вновь устремились к воротам, а Снейп застыл на месте, его взгляд перескакивал то на замок, то на горящую хижину...

Гарри из воспоминания, пошатываясь, поднялся на ноги с криком «Сектум…», но теперь уже Снейп потерял контроль над собой. Даже ожидая этого, даже зная, как всё происходило, было страшно видеть, как шпион отбрасывает мальчика назад магической вспышкой, слышать, как он заявляет, что это были его заклинания, что это он Принц-полукровка...

Лишенный палочки, беззащитный, Гарри из прошлого дерзнул предложить Снейпу убить его — что, оглядываясь назад, должен был признать Гарри, было не самой лучшей идеей. Но ничто — ни рассуждения, ни сожаления, ничто — не могло сравниться с безумной болью, которая отразилась на лице Снейпа в момент, когда было произнесено роковое слово, и его голос сорвался на крик.

— НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТРУСОМ!

Они снова пронеслись сквозь вихрь воспоминаний, и вокруг них сформировалась совершенно спокойная сцена, почти пугающая после хаоса схватки и криков.

Проявились очертания леса Дин, темного и зловещего, а Гарри из прошлого сидел в проеме обманчиво маленькой палатки, за его спиной виднелся интерьер уютной квартиры. Не успело всё это материализоваться, и вокруг, словно плотное одеяло, опустилась тьма, как вдалеке появился отблеск серебристого света, и Гарри у палатки вскочил на ноги, выставив перед собой палочку.

Лань, изящная и яркая, как лунный свет, вышла из-за черных дубов и остановилась, словно желая убедиться, что полностью завладела его вниманием. Затем она повернула назад тем же путем, которым пришла — и, после долгого раздумья, Гарри поспешил за ней, его шаги захрустели по свежевыпавшему снегу.

Патронус Снейпа привел его к лесному озерцу, а затем растворился в воздухе. В отсутствии серебристого света лес на миг погрузился в кромешную тьму, прежде чем палочка Гарри засветилась, и мальчик дико огляделся вокруг. Спрятанный на дне замерзшего озера меч Гриффиндора сверкнул в свете палочки, и Гермиона с любопытством подошла ближе, так как не имела возможности увидеть это событие лично.

Гарри из воспоминания несколько минут кружил по берегу, перебирая разные способы призвать меч, но вскоре понял, что ничего не выйдет: придется за ним нырять. Вспомнив о двух деревьях неподалеку, Гарри переместился к полусросшимся стволам, когда его прошлое "я" начало снимать с себя джемпера, и, конечно же, за ними стоял Снейп. Его черный плащ и волосы были почти невидимы в темноте; Гарри смог разглядеть его только благодаря бледности кожи, на которую сквозь кроны деревьев падал слабый свет звезд.

Снейп внимательно наблюдал, как прошлая версия Гарри прыгает в озеро, а затем ныряет за мечом. В тишине леса Гарри слышал тревожное дыхание Снейпа, учащавшееся с каждой секундой, так как поверхность воды оставалась неподвижной, пока, в конце концов, пусть даже зная, что все будет в порядке, Гарри не обнаружил, что и его горло сжимается от паники. Он всё ждал, что его двойник вот-вот всплывет, покажет, что он жив...

Резким движением Снейп сделал шаг из-за деревьев — и тут на поляну ворвался Рон, который не медля безрассудно нырнул в озеро. Снейп метнулся обратно за дубы-близнецы с такой скоростью, что споткнулся об их корни и чуть не упал, но схватился за ближайший из стволов и выпрямился, пробормотав проклятие.

— Снейп — настоящий герой, — заметил Рон, наблюдая, как забурлила вода, и Гарри невольно рассмеялся, когда Рон из прошлого вытащил его полубессознательное тело на берег, а профессор Стебль издала нечто вроде сдавленного стона. Вернувшийся в надежное укрытие Снейп облегчённо выдохнул, когда Гарри, сидя на земле, принялся кашлять и отплевываться, его бледная рука была прижата к груди. — Но если подумать, то, учитывая, насколько успешно прошло спасение Люпина, может и хорошо, что я добрался до тебя первым, Гарри.

— Пожалуй, — ответил Гарри, когда Снейп, решив, что мальчик находится в должной безопасности, а меч, как и надлежало, доставлен, выскользнул из своего укрытия, отступил в черный лес и растворился в ночи как дым. — Думаю, если бы из озера меня вытащил Снейп, я бы умер от сердечного приступа.

Воспоминание рассеялось, и теперь Гарри и остальные стояли в темном коридоре и смотрели, как к ним приближается профессор Макгонагалл в своем клетчатом халате. От ее тапочек раздавался звук тихих шагов, но когда последний туман Омута памяти рассеялся, к этому звуку присоединились шаги другого человека.

— Кто здесь? — требовательно спросила Макгонагалл, останавливаясь и поднимая палочку.

— Я, — ответил голос Снейпа, и директор вышел из-за доспехов, облаченный в свою обычную одежу, с палочкой в ​​руке. Зельевар долго изучал Макгонагалл, и Гарри тоже с любопытством пригляделся к нему, пытаясь понять, не пропустил ли он тогда в своей слепой ярости какой-нибудь признак истинной преданности Снейпа. Раньше он относился к внешности Снейпа с ненавистью, но теперь он искал ответы, и ему было интересно, не найдет ли он их на худом, лишенном эмоций лице мужчины.

Хотя битва еще не началась, Снейп выглядел почти так же ужасно, как и после нее, и неловкое сочувствие охватило Гарри, когда он увидел темные круги под налитыми кровью глазами Снейпа, его бледную и желтоватую кожу. Знал ли тот, что конец войны близок? Мог ли подозревать, что Волан-де-Морт попытается убить его столь бессердечно, после того как он так долго играл роль правой руки Темного Лорда?

— Где Кэрроу? — спросил Снейп тихим, почти лишенным эмоций голосом; Гарри увидел холодную пустоту в его глазах и понял, что тот, должно быть, использует окклюменцию.

— Я думаю, там, где вы велели им быть, Северус, — ответила Макгонагалл, и в ее голосе чувствовалась жесткость, будто она едва смогла заставить себя говорить с убийцей Дамблдора. Снейп сделал шаг к ней, двигаясь почти бесшумно, его черные глаза обшаривали окружающее пространство — подозревал ли он, что мальчик, которого он ищет, стоит всего в четырех метрах от него?

— Я полагал, — медленно произнес он, — что Алекто захватила незваного гостя.

— Вот как? — Макгонагалл выглядела не так убедительно, как ей, вероятно, хотелось бы. — На каком же основании вы так полагали?

Как и прежде, Снейп вытянул вперед левую руку, и на лице Макгонагалл промелькнуло выражение глубокого отвращения.

— Ах да, конечно, — холодно ответила она, намеренно опустив глаза на предплечье Снейпа, и этот взгляд был более оскорбительным, чем любые слова, которые она могла бы использовать. — У вас, Пожирателей смерти, свои особые каналы связи, как я могла забыть.

Снейп демонстративно проигнорировал это, и медленно подошел ближе, все так же осматривая воздух, словно собираясь выхватить из него свою жертву. Казалось, он не заметил, как напряглась Макгонагалл, рука которой крепко сжимала палочку, пока он сокращал расстояние между ними.

Гарри всегда раздражала и даже пугала неизменная, необъяснимая способность Снейпа обнаруживать его присутствие под мантией-невидимкой: за все эти годы он слишком много раз чуть не попадался из-за нее, и долгое время считал несправедливым то, что Снейп, казалось, всегда был готов сделать вывод, что Гарри что-то замышляет. Но сейчас, наблюдая за мечущимся взглядом Снейпа, он не мог не задаться вопросом — не было ли здесь чего-то большего, чего-то сверхъестественного, что навело его на мысль о присутствии Гарри.

Потому что, как бы ему ни было неприятно это признавать, Снейп не так уж часто ошибался насчет его местонахождения, не так ли?

— Я не знал, что сегодня ваша очередь патрулировать коридоры, Минерва, — сказал Снейп, его голос был по-прежнему мягким, но теперь приобрел угрожающий оттенок.

— У вас есть возражения? — поинтересовалась Макгонагалл, и ее рука дернулась, как будто она хотела направить на него свою палочку, но удержалась.

— Мне хотелось бы знать, что подняло вас с постели в столь поздний час? — спросил Снейп, слегка приподняв брови.

— Мне послышался подозрительный шум, — ответила Макгонагалл, ее рука крепко сжала рукоятку палочки.

— Вот как? Но здесь вроде бы совсем тихо, — глаза Снейпа перестали обшаривать воздух, и он пристально вгляделся в нее немигающим взглядом. — Минерва, вы видели Гарри Поттера? Если да, то я вынужден настаивать...

Заклинание Макгонагалл рассекло воздух, как молния, но Снейп оказался еще быстрее — он блокировал заклинание так быстро, что она слегка пошатнулась от магической отдачи; его палочка была поднята наизготовку, когда он отступил в защитную стойку. Макгонагалл восстановила равновесие, и, перехватив инициативу, направила свою палочку на факел, который отскочил от стены и взорвался огненным кольцом, устремившимся к директору. Снейп взмахнул рукой, его глаза отразили свет пламени, и огонь превратился в огромную черную змею, которая так же быстро превратилась в клубы черного дыма, стоило Макгонагалл направить на нее палочку — еще один взмах ее кисти и дым превратились в черные кинжалы. Снейп укрылся за доспехами, из-за которых он недавно появился, и вовремя развернул их навстречу кинжалам, которые вонзились в них, как горячие ножи в масло.

— Минерва! — раздался визгливый голос, и на сцену выскочили Флитвик и Стебль, за которыми с трудом поспевал Слизнорт. Флитвик увидел Снейпа, и на лице доброго профессора заклинаний появилось разъяренное выражение, а его палочка взметнулась с ужасающей скоростью. — Нет! Больше вы в Хогвартсе никого не убьете!

И он швырнул заклинание, ударив в доспехи, и те вцепились в Снейпа, который казался невероятно встревоженным столкновением лицом к лицу с четырьмя деканами Хогвартса. В отчаянии шпион направил свою палочку на доспехи, подбросив их в воздух, словно огромных кукол, и, как только те отскочили от щитовых чар Флитвика и разбились вдребезги о каменную стену, Снейп развернулся и бросился бежать. На этот раз Гарри бросился за Снейпом, когда тот вбежал в пустой класс, и в шоке увидел, как шпион, прикрывшись руками, бросился в окно вперед головой. Стекло разлетелось вдребезги, а заклинания Макгонагалл и Флитвика пролетели прямо над краем его мантии.

— Трус! ТРУС! — завопила Макгонагалл, ее грудь тяжело вздымалась, а палочка была направлена на окно, когда сцена растворилась в тихом, темном месте, очень похожем на коридор и лес, что были до этого.

Они были в Визжащей Хижине.

Гарри скользнул наверх, мимо ящика, который загораживал ему обзор, туда, где Волан-де-Морт разговаривал со Снейпом, а остальные последовали за ним. Он видел как черные глаза Снейпа следят за Нагайной, как в них зарождается понимание того, что настало то самое время, о котором предупреждал Дамблдор: время, когда он должен будет передать Гарри свои воспоминания. Видел, как Снейп прилагает все больше усилий, чтобы покинуть Волан-де-Морта, убедить того позволить ему уйти, дабы отыскать Гарри, но Волан-де-Морт не поддавался на уговоры. Тихие слова Волан-де-Морта постепенно подводили к ультиматуму, и в этот момент Снейп понял, что все потеряно.

Снейп поднял палочку — и Нагайна нанесла удар.

Волан-де-Морт вышел из комнаты, оставив задыхающегося Снейпа лежать на полу, содрогаться в своей черной мантии, пока вокруг растекалась кровь.

Профессор Макгонагалл разразилась рыданиями.

Гарри с тревогой смотрел, как она плачет, уткнувшись в свой носовой платок, как профессор Стебль гладит ее по спине, хотя по ее лицу тоже текли слезы. Стоящий рядом с ними профессор Слизнорт всхлипывая что-то говорил Кингсли, который с мрачным видом наблюдал как Гарри из прошлого собирает воспоминания Снейпа.

— Прогнали его… наша вина… — только и смогла вымолвить Макгонагалл, и профессор Стебль успокаивающе зашикала, хотя сама тоже уже плакала всерьез. Стоящий напротив Рон бросил на Гарри беспомощный взгляд, когда Гермиона разрыдалась у него на плече, на что Гарри лишь виновато пожал плечами.

— Они все слишком чувствительные, — пробормотал Рон.

Лежащий на полу Снейп прохрипел свою просьбу, которая, как думал Гарри, будет последней в его жизни, а затем замер.

Холодный голос Волан-де-Морта разнесся по хижине, но воспоминание продолжалось: Гарри извлек его целиком, желая понять, не упустили ли они какого-нибудь знака, указывающего, что Снейп еще жив. Он пристально следил за Снейпом, ожидая, что тот начнёт дышать, что тот дёрнется, что в нём остался хоть какой-то намек на жизнь...

Его прошлая версия скрылась в подземном переходе вслед за Роном и Гермионой, и тут Снейп внезапно вздрогнул, сделав жуткий, тяжелый вдох, — и исчез из поля зрения Гарри.

Воспоминания закружились, и все они один за другим вынырнули из Омута памяти, оказавшись в знакомом круглом кабинете.

— Мне нужна минутка, — произнесла профессор Макгонагалл.

Она, а также другие деканы и Кингсли, опустились на свои стулья, не обращая внимания на обеспокоенные взгляды остальных членов Ордена, которые были потрясены, увидев большую часть отряда в слезах. Гарри почувствовал некоторую неловкость, наблюдая, как профессора вытирают глаза, и подумал, не странно ли, что он не плакал, при просмотре воспоминаний в первый раз, но почувствовал себя лучше, когда увидел, как растерянный Рон пытается утешить продолжавшую рыдать Гермиону.

— Все хорошо, Миона. Снейп в порядке. Черт, да он даже дал нам зелья, помнишь? — спросил Рон, и Гермиона подняла глаза, по ее щекам текли слезы.

— Но что, если бы он умер тогда? И… и мы бы даже не узнали, что он на нашей стороне, и… — она икнула и закрыла рот руками, а Рон посмотрел на нее с недоумением.

— Но он не умер! Он в порядке, Гермиона, — серьезно сказал он, взглянув на Гарри, словно желая убедиться, что тот тоже это видит. — Я имею в виду, если бы мы так переживали каждый раз, когда оказывались на грани гибели в этом году, то мы бы плакали не переставая!

Гарри подумал, что это не лучший способ ее успокоить. И действительно, Гермиона снова разразилась рыданиями, а Рону оставалось только смущенно сидеть рядом, благоразумно закрыв рот. Перегнувшись через несколько стульев, мистер Уизли протянул ему носовой платок, который был принят с огромной благодарностью; Гермиона высморкалась в него, вытерев глаза уголком рукава.

В течение нескольких минут никто не произносил ни слова. Единственными звуками были легкая икота и сопение тех, кто еще продолжал плакать, а Гарри неловко ерзал на своем стуле, задаваясь вопросом, не слишком ли бесчувственно надеяться, что кто-нибудь будет настаивать на скорейшем возвращении к делу.

Поэтому он очень удивился, когда профессор Макгонагалл кашлянула, прочищая горло, и на некоторое время закрыла глаза, чтобы успокоиться. Остальные профессора притихли, и все замерли, ожидая, когда она заговорит.

— У меня к тебе вопрос, Альбус, — сказала она наконец, и портрет Дамблдора ожил: покойный директор настороженно зашевелился.

— Что ж, спрашивай, — ответил он спокойным голосом и выжидающе посмотрел на нее, но почти полминуты стояла тишина, в воздухе висело напряжение и тревога. Наконец Макгонагалл подняла глаза на портрет и слегка замешкалась, подыскивая слова.

— Тебе было безразлично, Альбус? — спросила она тихим, надорванным от горя голосом. — Тебе было безразлично то, что ты делаешь с ним?

Портрет Дамблдора смотрел на нее с глубокой печалью в нарисованных голубых глазах.

— Ах, Минерва, — произнёс Дамблдор, переплетая свои длинные тонкие пальцы. — Я бы сказал, что мне было слишком не безразлично.

В кабинете воцарилась тишина.

— Гарри знает об этом, о моем величайшем недостатке, — продолжил Дамблдор, взглянув на Гарри, который почувствовал щемящую, ноющую боль в груди при воспоминании о разбитых серебряных инструментах, разбросанных по этому же полу в ярости и агонии... — Моя самая вопиющая слабость, от которой я оградил себя — и жертвой которой я стал, несмотря на все мои предосторожности. Моя губительная ошибка, которая неоднократно едва не стоила нам победы в войне.

— О чем ты говоришь, Альбус? — пролепетала Макгонагалл слабым голосом, выражение ужаса отразилось на лицах всех собравшихся. — Какой недостаток?

— Любовь, — просто ответил Дамблдор и поднял руку, чтобы остановить тут же раздавшиеся протесты. — О, да. Любовь — прекрасная вещь, но это также и большая слабость. Я пытался выиграть войну — я знал, что наша победа должна быть достигнута любой ценой. И все же...

Он поднял руку, изучая здоровый цвет кожи, не изуродованной, как было при жизни.

— Вы спрашиваете, беспокоился ли я за Северуса, — заявил он наконец. — Краткий ответ: да. На самом деле, он был мне так дорог, что я не в силах был сделать его бремя еще тяжелее.

— Вы слышали от Гарри, что я намеревался умереть непобежденным как истинный хозяин Бузинной палочки; это правда, но с того момента, как я получил это увечье, я понял, что это невозможно, — он демонстративно поднял руку, в которой держал нарисованную палочку. — Проклятие, поразившее меня, как, несомненно, догадался Гарри, было наложено лордом Волан-де-Мортом.

Гермиона ахнула, а Дамблдор кивнул, его лицо было необычно серьезным, когда он обращался к аудитории, и портрет казался более живым чем прежде.

— Если бы я умер от этого проклятия, лорд Волан-де-Морт стал бы хозяином Бузинной палочки. Я не мог этого допустить, как вы, несомненно, понимаете. Я не был уверен, что самоубийство сведет проклятие на нет; я боялся, что палочка воспримет такое действие как поражение. Когда я сидел напротив Северуса, мне оставалось жить всего год, и я понял, что у меня нет выбора, и попросил его, как вы уже знаете, убить меня.

Я попросил его сделать это, чтобы защитить Драко, избавить меня от ужасной смерти и защитить остальных студентов Хогвартса. Я воззвал к его сочувствию, и Северус согласился. Но была и другая, гораздо более важная причина.

Серьезность в голосе бывшего директора не позволяла перебивать его.

— Война выиграна, и я благодарен за это, но вы должны знать, что я не планировал такую победу, — продолжил Дамблдор, и, хотя он выглядел гордым, в его глазах не было привычного блеска. — У меня были все основания надеяться, что Гарри переживет встречу с лордом Волан-де-Мортом, но у меня не было возможности передать ему Бузинную палочку, да я и не был намерен делать это, так как не был уверен, вернется ли он к жизни. Я считал, что вероятность неудачи слишком велика — и слишком опасна, потому что, если бы Том убил его, как я и опасался, то он бы стал хозяином палочки.

Дамблдор встретился взглядом с Гарри, и бывший директор искренне развел руками, его ладони исчезли за границами портрета.

— А еще был Северус! Человек, которому я уже намеревался доверить все тяжести войны! Я знал, со всей уверенностью, с какой только может что-либо знать смертная душа, что Северус никогда больше не свернет на путь зла. Я знал, что он является одним из немногих людей, способных нести такую ответственность, что у него хватит мастерства и хитрости, чтобы выполнить любую задачу, которую я перед ним поставлю — и что, если я попрошу его, он найдет в себе силы победить лорда Волан-де-Морта, чего бы ему это ни стоило.

Мне нужно было, чтобы Северус стал хозяином Бузинной палочки.

Дамблдор остановился, и Гарри увидел, что в пронзительно-голубых глазах блестят слезы.

— Как я мог просить его о таком? — в голосе Дамблдора прозвучало сожаление, и такое же раскаяние, как и тогда, когда Гарри разговаривал с ним на Кингс-Кросс. — Как я мог сказать ему, что после всего, что он перенес, на его плечи ляжет еще большее бремя? Как я мог заставить себя сказать Северусу, что он должен провести свою жизнь с еще большей осторожностью, всегда опасаясь убийства, не знать отдыха даже после войны? К своему ужасу, я обнаружил, что не смогу этого сделать — и поэтому я убедил себя, что до этого дело не дойдет. Я надеялся, что Гарри, благодаря перу Фоукса в своей палочке и кровной связи с Томом, сможет победить. Я сказал себе, что, если война будет выиграна без участия Бузинной палочки, то Северусу не нужно об этом знать.

Я ценил его покой, то немногое, что я мог ему дать, больше, чем боялся риска, который могло повлечь за собой его неведение. Поэтому я подстроил события так, чтобы Том доверился ему больше, чем всем остальным и выбрал Северуса директором Хогвартса. Мне нужно было иметь связь с ним, как вы понимаете.

Глаза Дамблдора прищурились в грустной улыбке, беззвучные слезы стекали по его кривому носу.

— Я должен был иметь возможность рассказать ему о Бузинной палочке в случае, если Гарри не сможет победить лорда Волан-де-Морта, и это истинная причина, по которой Северусу нужно было сидеть в этом кабинете. Я могу только попросить у вас прощения за это. Я пошел на большой риск — на риск, который я никогда не должен был допустить.

Я велел Северусу сообщить Тому правильную дату отъезда Гарри от Дурслей, чтобы Том предпочел его как директора, и чтобы я мог утаить эту чрезвычайно важную информацию при отсутствии крайней необходимости. Я сделал все, что мог, чтобы Гарри пережил эту ночь, сделал все, чтобы Том не узнал, что ни одна его палочка не будет действовать против Гарри — но что-то пошло не так. Лорд Волан-де-Морт искал Бузинную палочку, и ни Северус, ни я не знали о его поисках до сегодняшнего утра. Добиваясь того, чтобы Северус остался в фаворе у Тома, я чуть не обрек на гибель всех нас.

В комнате воцарилась тишина, и у Гарри защемило сердце от горечи и раскаяния, звучавших в голосе Дамблдора. С него было достаточно — достаточно боли, достаточно извинений.

— Да все в порядке! — выпалил Гарри, притягивая к себе потрясенные, полные слез взгляды друзей. — Это не имеет значения! Мы все равно выиграли! Я так устал думать о том, что мы могли проиграть, может просто сосредоточимся на положительных моментах? — взмолился он, обращаясь одновременно и к портрету, и его слушателям. — Это был такой длинный день, мы все чуть не умерли, а мы с профессором Снейпом действительно чуть не умерли, так может, давайте закончим на этом? Да, мы чуть не проиграли — но не проиграли же! И теперь нам больше никогда не придется сталкиваться с Волан-де-Мортом! Разве этого не достаточно?

Сидящая через несколько стульев от него профессор Макгонагалл шмыгнула носом и вытерла глаза носовым платком, в то время как все остальные мрачно опустили головы.

— Гарри прав, — решительно сказала она, хотя ее голос дрожал. — Мы не можем зацикливаться на прошлом. Главное, что война окончена; мы сможем проанализировать наши ошибки при победе в ней в другой раз, когда все уляжется. А сейчас мы должны смотреть вперед и решать, что нам делать дальше.

— Хорошо сказано, — согласился Кингсли, его глубокий голос был тише и серьезнее, чем обычно. — Я убежден в невиновности Северуса; сегодня же вечером я подам официальное прошение о его помиловании. Я уже уведомил главу Департамента магического правопорядка о снятии его с розыска, так что у него и Филиуса не должно возникнуть проблем с аврорами, но было бы лучше уладить это как можно скорее.

— Мы работали над сообщением для прессы, пока вас не было, — сообщил мистер Уизли, протягивая длинный лист с набросанными заметками. — Мы добавили немного о Северусе — нам показалось, что его важно упомянуть, но, если вы хотите написать отдельную статью...

— Да, я думаю, одну статью можно опубликовать в сегодняшнем "Вечернем пророке", чтобы распространить информацию, а завтра написать о помиловании, — ответил Кингсли, принимая пергамент с выражением облегчения на лице; Гарри догадался, что он был рад сосредоточиться на чем-то менее неприятном, чем обсуждение вариантов того, как война могла быть проиграна. — Что ж, описано поражение Волан-де-Морта вполне неплохо — но я, пожалуй, добавлю больше информации о Битве, чтобы сократить распространение слухов. Нам нужно подготовить некрологи, а также контролировать информацию, которая предается гласности…

Он замолчал с озабоченным видом, и среди членов Ордена вспыхнули дебаты: у каждого, казалось, имелись собственные представления о том, какие именно детали безопасно публиковать в газете. Гарри позволил всей этой шумихе поглотить его, чувствуя себя совершенно вымотанным после второго за день погружения в Омут памяти, и мистер Уизли, похоже, заметил это: он дождался, пока Флер закончит что-то говорить Кингсли, а затем вежливо вмешался.

— Думаю, кое-кому из нас не помешает немного отдохнуть, — сказал он, и Кингсли в замешательстве поднял глаза, проследив за его взглядом в сторону Гарри.

— О! Да. Гарри, спасибо тебе большое за помощь. Пожалуйста, поспи немного — я понимаю, как ты, должно быть, измотан, — ласково сказал мальчику новый министр, и Гарри благодарно кивнул.

— Мы пойдем с ним. На всякий случай, — вклинился Рон, с таким видом, будто возможность хорошо выспаться была лучшей новостью за все утро, а Гермиона облегченно вздохнула, на ее залитом слезами лице заиграла улыбка.

— Да, конечно. Еще раз спасибо всем вам, — сказал Кингсли и на мгновение замешкался, прежде чем добавить: — И, пожалуйста, оставайтесь в замке. Пройдет, вероятно, по крайней мере, несколько дней, прежде чем непосредственная опасность минует, ведь наверняка найдутся те, кто захочет отомстить любому из нас... Особенно тебе, Гарри.

— Я останусь здесь, — ответил Гарри, и он говорил правду; ему не хотелось ничего, кроме еды и сна в течение ближайших двадцати четырех часов, и он был бы более чем счастлив все это время оставаться в безопасных стенах гриффиндорской башни, подальше от шумной толпы.

— Я очень признателен, — ответил Кингсли.

Гарри поднялся на ноги — и тут же чуть не оказался сбит миссис Уизли, которая подбежала к нему и крепко обняла.

— Будьте осторожны по дороге, — прошептала она, и Гарри кивнул, искренне обнимая ее в ответ. Как только она отпустила его, Билл хлопнул Гарри по спине, и вслед за ним мальчика похлопал по плечу мистер Уизли.

— Мы будем осторожны, — пообещал Гарри, и вместе с Роном и Гермионой направился к выходу из кабинета. У двери Гарри оглянулся, и его глазам предстали обращенные к нему заботливые, взволнованные лица — он почувствовал как в горле встал комок, и сглотнул, быстро моргая без особой причины. — Что ж, увидимся утром. Или вечером. Или... Ну вы поняли.

С этими словами он выскочил из кабинета в сопровождении двух своих ближайших друзей. Гарри заметил, что Рон и Гермиона, похоже, восприняли предупреждение Кингсли вполне серьезно; Гермиона достала свою палочку, а Рон с подозрением осматривал коридоры, пока они поднимались в башню Гриффиндора. Гарри почувствовал облегчение от такой бдительности, подумав, что он слишком устал и ошеломлен событиями дня, чтобы воспринимать что-то еще, кроме пола перед собой, поэтому как можно быстрее зашагал в сторону их общежития, его голова раскалывалась от желания спать.

Как только Гарри свернул за один из последних поворотов на их пути, на него накатила такая волна усталости, что он едва не потерял равновесие, а потом с тревогой заметил, что Рона и Гермиону постигла та же участь: их плечи резко обмякли.

— Это… — с трудом выдавила Гермиона, словно едва могла собраться с силами, чтобы заговорить, и Гарри медленно, тяжело кивнул. Та малая его часть, которая еще сохраняла способность соображать, была рада, что этого не произошло раньше, иначе деканам факультетов, скорее всего, пришлось выносить его из Омута памяти на руках.

— Думаю, я пойду спать, — произнес он, и Рон издал неразборчивый звук согласия.

— Думаю, это хорошая идея, — обессилено выдохнула Гермиона, и в прострации они продолжили путь, пьяно ковыляя по этажу. Гарри так устал, что едва успел заметить, как они протиснулись через отверстие портрета; Полная Дама пропустила их без лишних слов.

— Спокойной ночи, — пробормотал он, и Гермиона, вяло поблагодарив, направилась в спальню для девочек. Гарри и Рон, спотыкаясь, поднялись по лестнице к себе, и, когда дверь открылась, Гарри увидел перед собой только свою кровать, идеально заправленную и ожидающую его.

Он рухнул прямо на одеяло и мгновенно заснул.