Хтоническая шкатулка (джен)

Я столкнулась с ней, когда потерялась в лесу.

Потеряв свою тропу, я долго блуждала среди деревьев, тщетно пытаясь высмотреть свой прежний путь. День клонился к вечеру, и мои пятки покрылись болезненными мозолями, а лицо жутко саднило, и даже представить страшно, сколько раз тяжелые раскидистые ветви хлестали меня по щекам. Мне хотелось выйти хоть куда-нибудь, хоть на какое-то новое место, потому что от вездесущей зелени кружилась голова и болели глаза.

И тогда я вышла к реке.

Меня привлекло веселое журчание и всплеск, и в горле мгновенно пересохло, как бы напомнив, что я не пила уже много часов. Я не надеялась увидеть голубую воду, сверкающую в последних солнечных лучах и тревожащую прибрежные травинки. Я знаю, что такие реки сейчас — редкость. Но даже если бы там на дне был вонючий ил или лягушки — не дай бог! — я бы все равно была рада. Жажда мучила меня нестерпимо.

И вот меня встретил каменистый берег: от мелкого гравия до острых булыжников, торчащих из воды. И вода… Она чистая. И даже не голубая, а прозрачная, такая, словно это и не вода вовсе, а просто воздух так колышется и бьет по камням пенистыми волнами-облаками. Я не успела даже подойти к краю, а уже почувствовала ее вкус на языке. Ни с чем несравнимый, чистый и свежий, как кислородный коктейль (не самое удачное сравнение). А еще здесь убийственно быстрое течение. Я подошла ближе.

И, конечно, там стояла она.

Высокая женщина, повернутая ко мне спиной. По ее обнаженному телу стекал бесконечный водопад, а голые ступни едва касались глади реки. У нее не было волос, и голову покрывали мелкие капли росы, такие же чистые, как сама река, что можно было различить каждую. И каждая жадно впитывала в себя остатки заходящего солнца. То была картина, которую невозможно описать словами. А когда женщина обернулась, я забыла о жажде.

В ее прозрачной грудной клетке что-то плескалось. Это была не рыба. И никакое из знакомых мне существ. И мне почему-то не хотелось его рассматривать. Пальцы женщины — длиннее обычных человеческих, и ближе к кончикам рассеивались. А ее лицо… Она слепа, это было понятно по ее отсутствующим зрачкам и абсолютно белой радужке. И я честно не могу понять, были ли у нее губы. Она вся казалась одновременно прозрачной и при этом совершенно осязаемой. Она была неестественной, но такой понятной, будто так и задумано.

И я не испытала ничего кроме благоговения при взгляде на нее.

Она открыла рот, и из него полилось журчание. И река тут же расступилась, обнажив острые камни, которые, вероятно, долгое время она вытачивала своим течением. Она приглашала меня к себе, и я тут же без задней мысли повиновалась ей. Стертая подошва никак не защищала от голой гальки, и я чувствовала дно каждой точкой ступни.

Речная богиня поприветствовала меня легким прикосновением к щеке. У нее холодные мокрые ладони, почти ледяные, как ключевая вода. Она нежным движением провела пальцем по моим царапинам, и я непроизвольно съежилась от боли. Она наклонилась ко мне, заставив посмотреть в ее пустые глаза, и одарила легким свежим поцелуем, от которого на губах остались капли воды. Забытая жажда утолена окончательно.

Река вышла из берегов, чтобы затем сомкнуться над моей головой.

Открыв глаза, я глубоко вдохнула, приготовившись выплевывать воду. Но легкие были пусты, а ноги болели так, точно в них вонзили сотню иголок. Я осмотрела ступни: ничего, кроме кровавого месива, смешанного с грязью и кусочками тряпичной подошвы. О том, чтобы встать, не было и речи.

Я сидела посреди илистого оврага, и перед глазами была только земляная стена, пронизанная сетью корней, а сверху виднелась зелень. Высоко над деревьями светило солнце.

Никакой реки не было.