Сбрасывая шкуру (гет)

Эрик деловым тоном рассказывает, сколько денег планирует положить на мою карту и что я теперь смогу приобрести — на нашем складе и в других фракциях. Думает вслух, какое оружие может мне пригодиться и когда.

Молчу, механически переставляю ноги.

Ненавижу их. И Эрика, и Макса. Это какой-то невероятный сюр… Что я такого сделала, что они вдвоем отобрали у меня свободу в 18 лет?.. Разводы у нас запрещены. Типа, семейные ценности должны помочь выжить в жестоком послевоенном мире. Хотела бы я посмотреть в глаза тем, кто придумал этот закон. Видимо, они не сообразили, что с бесчувственными манипуляторами и шантажистами никто не захочет жить. То, что я ночью переживала за Эрика, кажется верхом идиотизма. Такие, как он, всегда выходят сухими из воды. А если и нет — невелика потеря.

Он знает.

Будущее свинцовой тяжестью давит на плечи, пригибает к земле.

* * *

Шерил оказывается забавной девушкой чуть старше меня. У нее красные дреды, татуировка в виде паутины покрывает щеку и по шее спускается на крепкое плечо. Услышав мою новую фамилию, она откровенно таращится на нас с Эриком, хотя должна вводить мои данные в компьютер. И я бы с удовольствием подмигнула ей, если бы настроение было не на нуле. Шерил выдаёт ключ от квартиры Эрика и тарахтит со скоростью двухсот слов в минуту, объясняя, в какие помещения у меня появится доступ после инициации. Слушаю вполуха. Потом они спорят, можно ли оформлять на новенькую расчетную карту. Побеждает Эрик. Подонок. Будто мне нужны его деньги! Под конец Шерил решается выговорить: «Мои поздравления!» Эрик величаво кивает. Нормальные люди в день свадьбы приглашают на праздник всех близких и не очень, у нас в Отречении были такие веселые свадьбы, пусть вегетарианские и безалкогольные! Но Чудовище ухитрился испортить день, который мог стать лучшим в моей жизни! Только бы не заплакать при нем…

Наконец мы выходим из комнатушки Шерил. Я откровенно жду, когда Эрик отпустит наконец мою руку и уйдет. Не тут-то было, он притягивает меня к себе и наклоняется, собираясь поцеловать. Изо всех сил сжимаю зубы. Сейчас у меня нет ни малейшего желания ему отвечать, а что же делать с его угрозой, мне нужны хотя бы остатки свободы, неужели придётся…

И тут меня выручает писк его коммуникатора.

— Будь любезна перенести вещи ко мне, встретимся вечером дома, — сухо распоряжается Эрик и уходит, параллельно отвечая на звонок.

Машинально иду в сторону спальни новичков. Из коридора, ведущего к лазарету, выходит Питер с какой-то коробочкой в руках.

— О, какие люди! Убогая! Где ночевала сегодня?

— Да пошел ты, — негромко отвечаю я. Впервые я так грубо разговариваю с ним.

— Неужели голос прорезался? Не прошло и года! — издевается Питер.

— Отвали, — отвечаю я чуть твёрже. — Я занята. Не до тебя.

— Слышь, ты, чокнутая, тренировка давно началась! — орет он мне вслед.

Какая там тренировка, когда жизнь рушится!

В спальне новичков, как обычно, беспорядок. Изножье кровати Дрю украшено несколькими несвежими носками. У Гадюки не заправлена кровать, из-под подушки свисает красный лифчик, на полу валяется фен — общий на всех новичков. Но Фор терпимо относится к беспорядку, ему важнее, чтобы на тренировки не опаздывали.

Я буду скучать по всему этому. Даже по хамским шуточкам, даже по тому, что здесь невозможно побыть наедине с собой хоть пять минут. Мне не место за железной дверью лидерской квартиры.

Лезу в тумбочку, собираю небогатые пожитки, всё валится из рук. Я роняю расчёску, не могу найти носовой платок и запасной топ. Зубной порошок закончился. И положить всё это некуда! В итоге просто швыряю вещи на пол. Я на грани истерики.

Рассчитывать на милосердие Эрика не приходится. Если Эрудиты прознают, что я дивергент — это будет стоить мне жизни. Раньше их просто уничтожали — угроза всему обществу, подрыв системы и всё такое. Но когда Эрудицию возглавила Джанин Мэтьюс, перед казнью их начали изучать, и это по-настоящему страшно. Родители всегда старались, чтобы мы с братом не слышали их разговоров о дивергентах. Мы, конечно же, подслушивали. До сих пор помню нервный шепот мамы — мол, Эрудиты пытаются пробудить в дивергентах паранормальные способности и создают им экстремальные условия — лишают их сна, морят голодом… А папа недовольно рассказывал, что дивергенты становятся подопытными для тестирования новых лекарств — и ядов…

Что Эрик сможет потребовать у меня, чтобы избавить от судьбы подопытной крысы? Да всё, что угодно! Кто помешает ему лупить меня хоть каждый вечер, ударил же он меня на ринге! Что Эрик придумает для жены, раз у него такое богатое воображение на наказания для новеньких! То дополнительные убийственные тренировки, то отмывание самых грязных закоулков здания! А кто сделал меня мишенью для Фора?! Я так надеялась, что Эрик не даст Максу заключить этот брак, он же бабник, как он мог на это пойти!

Закрываю лицо руками.

Эрик может выдать меня Эрудитам не только за непослушание, но и в том случае, если я ему надоем. Он все время нарушает правила — Лидерам закон не писан, разве можно полагаться на его слово? А Макс сегодня делом доказал, что новички в Бесстрашии никто и звать их никак!

В начале психологического этапа Фор говорил, что только преодоление страхов сделает нас по-настоящему мужественными. Что люди совершают невероятное, шагают навстречу ужасным вещам, лишь бы избавиться от чего-то ещё более страшного…

Что лучше — быть мертвым дивергентом или живым изгоем?

Дивергентов преследуют, как бешеных собак. На изгоев не обращают внимания, пока они не совершают преступлений. Мирные изгои даже имеют право на помощь Отречения, чем и пользуются… И вообще, живут же как-то люди вне фракций!

Если Эрик собирается сделать из меня коврик для вытирания ног, пусть сначала меня найдет.

Приняв решение, я чувствую прилив сил и энергии. Собираю одежду в аккуратную стопку. Мелкие предметы заворачиваю в полотенце. Я бы и постельное белье с собой прихватила, но оно слишком объемное, будет выглядеть подозрительно.

Нужно будет разыскать Эдварда и Майру. Мне реально жаль, что они стали изгоями, но сейчас это значит, что я буду не одинока, мы сможем помогать друг другу. Всё наладится. Еду буду брать на благотворительном пункте Отречения. Пустых домов в Чикаго хоть отбавляй, живи — не хочу. Правда, они выглядят полуразрушенными, но холодная темная спальня новичков тоже не блистает комфортом. А вода из чикагских рек, уж наверно, окажется не хуже той, что льется из нашего душа — чуть теплой, с примесью ржавчины. Думаю, что после Отречения и Бесстрашия я смогу жить где угодно.

Хочется попрощаться с друзьями. Вряд ли мы ещё когда-нибудь увидимся (разве только кто-то из них вылетит из Бесстрашия), а я успела к ним привязаться. Хоть бы записку им написать, но чем и на чём? Здесь не Эрудиция, письменные принадлежности не в чести. К счастью, вспоминаю, что Уилл притащил из родной фракции сборник кроссвордов и карандаш. Кладу открытый сборник на тумбочку Кристины и пишу на полях:

«Ребята, всё будет хорошо. Не переживайте за меня, что бы вы ни услышали.

Кристина — ты лучшая! Хоть и болтушка.

Уилл — береги её.

Гадюка, ничего не бойся. Знаю, ты найдешь способ пройти симуляцию».

У всех, кроме меня, симуляции страха идут довольно тяжело. Но Гадюка мучается больше всех, сейчас она на последнем месте, с большим отрывом от остальных.

«Молли, я тебя прощаю».

Это про наш спарринг, когда она меня отлупила. Надо торопиться, меня в любой момент могут застукать и помешают уйти. Хотела бы выделить отдельно ещё и Ала. Не потому, что он мой бывший, а потому, что я его подставила. Но боюсь привлекать к Алу внимание. Как же Эрик отравляет мне жизнь, даже в мелочах приходится действовать с опаской! Напоследок обращаюсь ко всем сразу, кого ещё не назвала:

«Я вас всех люблю.

Кроме вас, Дрю и Питер. Чтоб вы сдохли!»

Торопливо поднимаюсь в квартиру Эрика. Раз уж мой муженёк был так любезен, что дал мне ключ — прихвачу у него кое-что на память. Совесть меня не мучает. Что бы я ни взяла, Лидер достанет себе ещё.

Мне почти никто не встречается по пути — все заняты. Немногие Бесстрашные в коридорах бегут по своим делам, им не до меня. Новичок — это безликая тень в черной форме, недочеловек, не стоящий внимания. Вообще-то это оскорбительно, но сейчас как нельзя кстати.

Квартира у Эрика идеально чистая и, на мой вкус, какая-то необжитая. Странно. Я-то думала, что у него повсюду валяются презервативы и пивные бутылки. И оружие.

Роюсь в шкафу, нахожу большой рюкзак. Комкаю и запихиваю в него одежду. Надо спешить, кто знает, сколько времени Эрик проведет в Дружелюбии. Может, он уже возвращается. Хорошо было бы зайти на склад, но боюсь потерять там слишком много времени. Поэтому забираю у Эрика два свитера — тонкий и теплый, грубошерстный. Оба черные, большие… наверно, уютные… Раздражаюсь на неуместные мысли, подозрительно обнюхиваю свитера. Нет, пахнут мятным кондиционером и больше ничем. Очень хорошо. Я сейчас так зла на Эрика, что не стерпела бы его запах.

В коридоре раздаются тяжёлые шаги. Я вздрагиваю, затравленно смотрю на дверь. Нет, только не сейчас!

Нет, не Эрик, шаги удаляются. Выдыхаю с облегчением.

В тумбочке нахожу два качественных ножа, в шкафу — классный пояс с ножнами, правда, мне великоват. Кое-как подгоняю пояс под себя, проковыряв дополнительную дыру для пряжки. Надеваю его под футболку, один нож сую в ножны, второй — в рюкзак. На кухне беру несколько банок тушёнки, овощные консервы и буханку серого хлеба. Эрик странный, зачем хранить это в квартире, когда к его услугам столовая? Любит есть в одиночестве?

В холодильнике — бутылка с прозрачной жидкостью. Питьевая вода пригодится, говорят, в гетто это проблема. Отвинчиваю пробку, и острая спиртовая вонь обжигает нос изнутри. Фу, он ещё и алкоголик!

Все же нахожу питьевую воду — в большой бутыли под кухонным столом. Наполняю из нее литровую фляжку. Цапаю со стола зажигалку. Надеюсь, без нее Чудовище станет курить меньше. Злобно думаю, что от меня сплошная польза.

В ванной — аптечка, там препараты с непонятными названиями. Он ещё и ипохондрик? Зачем такому бугаю столько лекарств? Беру только то, что знаю — обезболивающее, антисептик, перевязочный материал и хлорные таблетки для очистки воды. Ну, ещё зубной порошок и кусок мыла. Не хочу ходить грязной, где бы я ни оказалась.

Смотрю на часы. Собралась я довольно быстро, поэтому решаю ткнуться в оружейную, попробовать выпросить пистолет. Бесполезно. Бесстрашный, работающий там, глубоко шокирован словосочетанием «миссис Коултер» и долго извиняется, что без письменного разрешения Эрика не может мне помочь. Неважно. Пора бежать, пока мой благоверный не вернулся.

— Эй, новичок, куда?! — грубо окликают меня на входе.

— Добрый день, — холодно отвечаю я, пытаясь копировать интонации Эрика. У него получается построить людей несколькими словами, даже когда он не говорит гадостей. — Меня зовут миссис Коултер. И у меня срочное дело за пределами фракции.

— Что?..

У Бесстрашного отвисает челюсть. Я молча показываю в сторону его компьютера, типа, не веришь — проверь. Со скукой смотрю в сторону, показывая, как меня всё это утомляет.

Бесстрашный выглядывает из-за монитора и меняет тон:

— Простите. Какое, говорите, у вас дело? Мы обязаны отслеживать передвижения… эмм…

Что бы такое умное сказать? Пытаюсь не показывать нервозность.

— Не уполномочена обсуждать. Если Эрик захочет, сам расскажет.

Проходит несколько мучительных секунд, пока Бесстрашный соображает — выпустить меня как лидерскую жену или все же задержать как новичка. Наконец он кивает. Мой блеф удался!!! Хорошо же Эрик их запугал! Дежурный берет связку ключей, вылезает из-за стола, бесконечно долго поворачивает ключ в замке… Наконец дверь распахивается. Я деловым шагом выхожу из здания, иду мимо гаража. Ворота гаража распахнуты, там возятся несколько Бесстрашных, но на меня никто не обращает внимания — хорошо. Прохожу мимо пустой сейчас полосы препятствий, под железнодорожный мост, дальше начинаются заброшенные высотки. Моя свобода разукрашена цветными рисунками и надписями в старинном стиле «граффити», чернеет выбитыми окнами. Я бегу, пока хватает сил. Наконец останавливаюсь отдышаться.

Я успела. В лицо светит солнышко, а плечи оттягивает увесистый рюкзак с припасами.

Я свободна и останусь в живых.