Том Реддл и Тайная комната (джен)

Чтобы властвовать над другими, нужно уметь властвовать над своими чувствами.

(с) Дневник Тома Реддла

1943 г., май

Слух разнесся быстро. Уже в первую половину дня все взволнованно обсуждали появившуюся на стене коридора третьего этаже кровавую надпись.

— «Тайная комната открыта. Враги наследника, берегитесь», — процитировал Эйвери. — Что думаете?

— Что лучше не быть врагом наследника, — резонно ответил Лестрейндж, и на этом, под моим пристальным взглядом, оба закрыли тему.

Начинался совместный урок по трансфигурации. Дамблдор, излучая фальшивое благодушие, терпеливо ждал, когда все усядутся на места. Улыбаясь, он здоровался по имени с каждым вошедшим и изредка справлялся об их делах и здоровье — и это не мешало ему слышать все, о чем говорили в классе. Скользкий старикашка, с ним нужно быть всегда начеку.

Пуффендуйцы пришли с занятия по уходу за магическими существами и наперебой обсуждали связь монстра в Запретном лесу и Тайной комнаты.

— Говорю вам, это просто боггарт, — сказал высокий пуффендуец, занимая стол передо мной. — Я его видел.

— Хочешь сказать, что Ужас Слизерина — это боггарт? — усомнился его одноклассник.

— Нет. Боггарт в лесу, а Тайная комната в замке.

— Профессор Кеттлберн сказал, что существо из леса растерзало весь его курятник. Призраки на такое не способны, Лайелл.

Я постарался сделать вид, что меня не заинтересовал их разговор — Дамблдор не должен был догадаться о том, что на самом деле это я убил всех птиц профессора Кеттлберна. Ведь, как оказалось, у столь могущественного существа, как василиск, имелись свои слабости, и крик петуха был для него смертелен. Я подстроил все так, будто курятник стал жертвой хищников, но, похоже, мое послание о Тайной комнате спровоцировало людей анализировать все подозрительные события. Это не сильно меня беспокоило — вместо того, чтобы расследовать каждый случай отдельно, они мешали все в кучу и придумывали взаимосвязи там, где их не было. С такими навыками дедукции они скорее начнут подозревать друг друга, чем меня.

— Враги наследника — это магглорожденные, а не курицы, — фыркнула Марджери, проявив чудеса сообразительности.

Тут же рядом с ней, будто из ниоткуда, возник Дамблдор, укоризненно качая седой головой:

— Нельзя называть человека врагом по причине, которая от него не зависит, мисс Хиггс.

— Еще как можно, — встрял Эйвери. — Разве не этим занимались во время охоты на ведьм, только по отношению к чистокровным?

Остальные студенты навострили уши и притихли. Всеобщий интерес не позволил Дамблдору оборвать это обсуждение, и он нравоучительно изрек:

— Мы все боимся того, что нам неизвестно. Но магглорожденные волшебники — это мост между двумя мирами, который положит начало нашему мирному сотрудничеству. Поэтому было бы лучше узнать их поближе и победить свой страх, а вместе с ним и ненависть.

Мне показалось, что я уснул на пару секунд, пока он это произносил. Но Мартен Эйвери был не из тех, кому можно было легко заговорить зубы.

— Почему волшебники, обладая могущественным даром, вообще должны сотрудничать с теми, кто даже огонь разжигает с помощью силы трения? Для чего?

Слизеринцы одобрительно хихикнули.

— Даже если вы считаете, что магглам нечему нас научить, то послушайте вот что, мистер Эйвери. — Дамблдор окинул взглядом аудиторию. — Существует так называемый принцип неравенства. Те, кому повезло в жизни больше, могут свободно пользоваться своими преимуществами. Но они должны помогать тем, кто оказался менее удачлив.

— Прямо-таки должны? — Эйвери прищурился. — Я обязан сделать все, чтобы магглорожденные чувствовали себя на равных с нами? Расшаркиваться перед ними и все такое?

— Отнестись к ним по-человечески, без излишнего снобизма, да, — с иронией ответил Дамблдор.

— Ради чего, напомните?

— Ради общего блага, — вмешался я, не удержавшись.

Дамблдор замер. Эйвери поперхнулся смехом, а остальные студенты многозначительно переглянулись. Мало кто не знал о Гриндевальде и тех ужасах, что он творил в Европе, прикрываясь этим замечательным девизом. Ради общего блага.

— И да, и нет, — помедлив, ответил Дамблдор и одарил меня тяжелым взглядом. — Да, мы должны стараться ради общего блага. Но только гуманными методами.

— Допустим, я невероятно одаренный волшебник, — предположил Эйвери и шикнул на хихикающих однокурсников. — Я должен обязательно всем помогать? А если я не хочу? Меня что, будут принуждать?

— Да, Мартен, счастливое общество не любит, когда кто-то живет только в свое удовольствие. — Лестрейндж подмигнул Марджери, и та обольстительно улыбнулась, игриво царапнув в воздухе коготками.

— Но я, великий волшебник Эйвери... Ой, заткнись, Гринграсс!... Десятки лет я учился и совершенствовался. Ради себя, ради того, чтобы стать самым могущественным!

Пока пуффендуйцы украдкой закатывали глаза, студенты Слизерина вовсю развлекались. Аннабет Гринграсс, сидевшая позади Эйвери, искусно наколдовала ему светящуюся корону, рассыпавшуюся на искры, стоило Мартену горделиво взмахнуть своей светловолосой шевелюрой.

— А потом вдруг — бац! — и мне навязали проблемы других людей, — продолжал возмущаться Эйвери, хлопнув ладонью по столу. — Всего мира. А я, может, плевать хотел. Они ничего не сделали для меня. С чего я им что-то должен?

— Потому что вы живете в этом обществе, мистер Эйвери, и пользуетесь его благами. — Дамблдор улыбался, поглаживая бороду. — Это накладывает свои обязательства.

— Полный отстой это ваше общество. Толпа нытиков, которые только и ждут, что кто-то принесет им все на тарелочке. — Мартен поочередно указал пальцем на смеявшихся слизеринцев, и те ответили ему неприличными жестами. — Уж лучше жить в лесу, отшельником.

— Подумайте вот о чем, мистер Эйвери: общество — это не просто безликая масса, это единство личностей. Каждый из них хорош в чем-то своем, в чем вы, к примеру, не смогли преуспеть. Как вы поможете кому-то, так и другие помогут вам, — наставительно произнес Дамблдор, подводя итог. — В этом и есть залог счастливого общества.

Я едва удержался от того, чтобы закатить глаза. Умение Дамблдора пропагандировать всемогущество любви и добра при каждом удобном случае вызывало у меня сильные приступы тошноты. Я слышал, что многие волшебники ехали крышей, как только достигали могущества большего, чем заслуживали, и Дамблдор, по моему мнению, являлся тому превосходным примером.

* * *

В тот день погреб я покидал одним из последних. Лестрейндж тоже задержался, убирая осколки шахмат после эксперимента. Я всегда предпочитал одиночество, но Лестрейндж, слава Салазару, всегда был словно тень — невидим и неслышен. Время было позднее, мне требовалось сделать обход подземелий в поисках нарушителей. В тишине были слышны лишь наши гулкие шаги и тихое потрескивание факелов. Но неожиданно в нише возле лестницы, когда мы проходили мимо, кто-то отчетливо чихнул. Аллан мгновенно вскинул палочку.

— Люмос!

Палочка осветила высокую массивную фигуру в гриффиндорской мантии. Я сразу узнал его. Единственный на всю школу полукровка, в чьих жилах кровь волшебника смешалась с мерзкой жижей. Что может быть хуже, чем спутаться с магглом? Совокупиться с великаншей.

— Что ты здесь делаешь? — холодно спросил я

— Я-я п-просто гу-улял, — ответил Хагрид, запинаясь и закрываясь руками от света, бившего по глазам.

У меня появилось нехорошее предчувствие. Рубеус Хагрид был одним из тех студентов, которым благоволил Дамблдор. Этот старик обожал опекать всех сирых и убогих.

— Вынюхивал чужие секреты?

Хагрид удивленно заморгал.

— Что? Нет! Совсем нет! — громко запротестовал он.

— Тогда зачем ты прячешься здесь, как трус? — презрительно выплюнул Аллан.

— Я… — Полувеликан растерялся — Не хотел ни с кем столкнуться.

Этот тупица явно что-то скрывал. В коридорах тихо потрескивали факела, и не было признака ни единой живой души. Я поймал бегающий взгляд Хагрида и проник в его разум. Темный чулан… сундук… что-то живое на дне… множество глаз сверкает в темноте…. Я отпрянул и прервал контакт. Не ожидал увидеть подобные секреты у гриффиндорца.

— Хагрид? — внезапно донеслось с лестницы, и послышались торопливые шаги.

— Нокс, — шепнул Лестрейндж, убирая палочку. Этот голос он узнал мгновенно.

Староста Гриффиндора был высок, красив и совершенно невыносим, когда дело касалось дисциплины. Он спустился по ступенькам, оценивая обстановку. Орфеус Грюм, как потомственный мракоборец, имел нюх на неприятности и был той еще занозой в заднице для всех слизеринцев.

— Что здесь происходит? — настороженно спросил он.

— Поймал нарушителя с твоего факультета при обходе, — поведал я доброжелательно, — пока объяснял Лестрейнджу, где нужно быть после отбоя.

Аллан поднял ладони, мол, «виновен» — подыгрывать моим импровизациям парни давно умели без заминок.

— Я совсем потерял счет времени, прогуливаясь по замку, — виновато проговорил Хагрид, все еще сбитый с толку нашей встречей.

Орфеус вздохнул и расслабился.

— Тебя обыскались на факультете. Возвращайся к себе в спальню, Хагрид.

Грузный полукровка стал торопливо подниматься по лестнице. Я вопросительно посмотрел на Орфеуса, и тот неохотно дотронулся палочкой до своего значка старосты.

— Минус пять баллов Гриффиндору за нарушение.

— В следующий раз ждем вас в гости в уместное время. — Я улыбнулся. — Покажем более интересные места для прогулок по подземелью.

Лестрейндж ухмыльнулся, но промолчал. В отличие от Эйвери и Мальсибера, он умел держать язык за зубами, когда нужно.

— Спасибо, Том, мы бы обязательно ходили к вам в гости, если бы все слизеринцы были такими любезными, как ты. — Орфеус смерил взглядом Аллана. — Почему бы тебе не взять над своим факультетом полноправное шефство и не заняться их воспитанием? Мне кажется, из тебя выйдет отличный наставник.

Он дружелюбно хмыкнул и, бьюсь об заклад, хлопнул бы меня по плечу, если бы не знал, как щепетильно я отношусь к своим личным границам. Но, слава Салазару, этого не произошло, и Орфеус просто пожелал нам спокойной ночи и удалился вслед за Хагридом. Прождав достаточно времени для того, чтобы они ушли как можно дальше от подземелья, я в холодной ярости развернулся к Лестрейнджу.

— Я похож на няньку, Аллан? — прорычал я, наступая на него.

— Разумеется, нет. — Тот отступил к стене, но не отвел взгляд.

— Напомни мне первое правило нашего маленького клуба по интересам.

— Выполнять любые ваши указания, милорд, — без запинки ответил Лестрейндж.

— Научите Орфеуса Грюма тщательнее следить за своим языком.