Том Реддл и Тайная комната (джен)

Человек подчиняется только двум вещам: страданию и удовольствию. Будь источником обоих, и получишь покорнейших рабов.

(с) Дневник Тома Реддла

1943 г., май

В поисках Тайной комнаты я открыл множество других секретов Хогвартса. Один из них — старый винный погреб в подземелье, недалеко от кухни, спрятанный за статуей нимфы с кувшином. В те незапамятные времена, когда чарка алкогольного напитка в руках ученика не порицалась, погреб был полон огромными дубовыми бочками. Сейчас от них остались лишь темные следы на полу, а запах вина давно перебил горький запах трав, которые сушились на стеллажах вдоль левой стены. Там же стояли котлы разных размеров и видов: медные, бронзовые, серебряные и золотые. Мальсибер относился к зельеварению щепетильно: накупил перегонных аппаратов и фиалов всевозможных форм, а шкаф с ингредиентами у него постоянно пополнялся.

Рядом на полках стояли книги по темной магии, купленные в лавках Лютного переулка и привезенные из домашних библиотек. Все остальное пространство левой половины погреба было захламлено самыми разными предметами. Сколько бы Мальсибер ни пытался рассортировать этот хаос по сундукам, после Эйвери все снова выглядело так, будто здесь прошел ураган. Пустой оставалась лишь правая половина помещения, которую Лестрейндж отвоевал для своих опасных экспериментов.

По центру комнаты стоял огромный дубовый стол, а у дальней стены — декоративный камин с магическим огнем. Их разместили здесь задолго до нашего появления — полагаю, тайные убежища привлекали студентов во все времена.

Мальсибер, сидя во главе стола, аккуратно насыпал в курительную трубку порошок из ступки.

— Лестрейндж, нужна твоя рука помощи, — позвал он.

— Хочешь снова рискнуть бровями?

— Я тебе доверяю. — Мальсибер закусил длинный мундштук зубами и, осклабившись, наклонился к Лестрейнджу.

Тот нахмурился, сверля взглядом бриаровую поверхность трубки, поднял руку и звонко щелкнул пальцами. Из чаши повалил сиреневый дымок, и Мальсибер довольно затянулся.

— Браво, — лениво захлопал в ладоши Эйвери. — Жду не дождусь, когда ты, моргнув дважды, сожжешь адским пламенем какую-нибудь маггловскую деревушку.

Заметив мое появление, все трое вскочили с мест. Наша небольшая стычка с Мальсибером на первом курсе произвела на них впечатление, и с тех пор они наблюдали за мной. Из года в год я становился лучшим студентом по каждому предмету — учителя ставили меня в пример, и факультет выигрывал кубок школы во многом благодаря мне. Никто больше не узнал о моем умении говорить на змеином языке — я научился контролировать себя в стрессовых ситуациях. Объективно, я был сильнее и умнее всех студентов Хогвартса, вместе взятых, и даже некоторых преподавателей, что видели все, особенно эта троица. И вот однажды они пришли ко мне с необычными просьбами, будто я джинн, что сможет исполнить их желания. Впрочем, отчасти так и случилось: я привел их в этот погреб и, в обмен на соблюдение простых правил, дал то, что им нужно.

— Снова целый месяц без нарушений, мои поздравления, — хмыкнул я. — Вы заслужили небольшое поощрение.

Мальсибер поставил на стол небольшой котелок с варевом. Зельеварение было его страстью. Адам самостоятельно стал одним из лучших студентов профессора Слизнорта, но в какой-то момент ему стало этого мало. Я заглянул внутрь котла. Как и все зелья, что варил Мальсибер для себя, это содержало в себе множество опасных токсинов. Но, как Адам любил повторять, не существует ядовитых веществ — есть лишь ядовитые дозы. От того количества, что употреблял он, умереть было невозможно, а вот словить все прелести интоксикации — запросто.

— Твое новое творение, полагаю? — Я сделал несколько пассов палочкой над котлом и мысленно произнес заклинание.

Мальсибер довольно осклабился и коротко поклонился мне. Чем сильнее волшебник, тем сильнее его заклинания. Я сделал большое одолжение Мальсиберу, удвоив действие его зелья.

— Благодарю, мой лорд, вы очень любезны.

Я повернулся к Эйвери:

— Вижу, ты продолжаешь заниматься пробежками. Помогает?

Моим условием для Мартена была обязательная физическая активность. Его энергия, бьющая через край, могла стать для меня источником проблем, а это нарушало правило «Не привлекать к себе внимания». Сначала мы пытались продвинуть Эйвери в команду по квиддичу, но его быстро оттуда выперли за драки, и, как оказалось, альтернативного спорта в Хогвартсе не существовало. Пришлось заимствовать у магглов, хотя Эйвери был уверен, что эту закалку для тела и духа придумали темные волшебники в те времена, когда оставаться на одном месте было равносильно смерти. Потому что я так ему об этом сказал.

Из ежедневных пробежек Эйвери и Лестрейндж устроили целое развлечение и, вероятно, придумали новый вид магического спорта. Мартен бегал не просто так — он пытался скрыться от заколдованных бумажек, стремившихся укусить его за задницу, но я уже давно смирился с тем, что мои сверстники просто дети. Главное, чтобы они выполняли мои указания.

Эйвери пришел ко мне с необычной просьбой. Он хотел сделать свой личный Омут Памяти — мощный артефакт, позволяющий хранить и воспроизводить воспоминания наиболее точно, и не только свои. В отличие от желания Мальсибера, который сейчас пил маленькими глотками улучшенное мной зелье, это меня даже заинтересовало. Я выполнил просьбу Мартена, но за ней последовала еще одна.

— Да, я чувствую себя отлично, мой лорд. — Эйвери слегка склонил голову.

Я поставил перед ним флакон с полупрозрачной сверкающей жидкостью, и Мартен тут же вылил ее в каменную чашу Омута Памяти. Чужое воспоминание закружилось в мерцающем вихре, как только Мартен опустил в Омут лицо. Мальсибер не мог испытывать сильные эмоции, будучи в трезвом рассудке. Эйвери испытывал непреодолимую тягу наблюдать за жизнями других людей. Без искусства темной магии им не удалось бы безопасно воплотить свои нездоровые желания.

— А что у тебя, Аллан? — обратился я к Лестрейнджу.

Тот задумчиво посмотрел на меня сквозь упавший на глаза вьющийся локон.

— Хочу понять суть взаимосвязей в магии.

— Объясни.

Лестрейндж поднял с пола доску с волшебными шахматами и высыпал их на стол.

— Хорошо. Возьмем эти две пешки. — Он взял маленьких солдат в руки. — Правильным заклинанием я могу их связать невидимыми узами так, что все, чему подвергнется одна из них, испытает на себе и другая.

Я кивнул, поощряя его продолжать.

— А теперь... — Лестрейндж поставил пешки к остальным фигурам. — Мне нужно заклинание, при котором то, что испытывает одна, отразится на десятках, а то и сотнях других.

— Ты где-то видел подобное? — заинтересовался я.

— Нет, — нехотя признал Лестрейндж. — Для начала мне нужно понять, как работают уже известные магические связи. Например, как часы в Большом зале отслеживают баллы факультетов.

Аллан был единственным из троицы, кто тянулся к знаниям просто ради знаний. Он считал, что ученый должен быть выше моральных законов, и его раздражали любые попытки ограничить его пытливый ум. Если ради научной свободы Лестрейнджу нужно стать темным магом — он станет им, не задумываясь.

— Если ты найдешь нужное заклинание, как ты его применишь?

— Мне кажется, магическое сообщество заблуждается относительно природы волшебства. — Это я от него уже слышал. — На самом деле магией пропитано все, даже воздух. Она — как одна большая сеть, в которой по разным причинам возникают скопления, узелки — это волшебники, магические существа, артефакты и так далее. А раз есть сеть, то существует и взаимосвязь между всеми, кто наделен волшебной силой.

— Я подумаю над твоей проблемой.

— Мой лорд, я буду вам безмерно благодарен.

Широкие плечи Эйвери мерно поднимались над Омутом Памяти, где он подсматривал чужие секреты. На лице Мальсибера цвела блаженная улыбка, а взгляд был устремлен в одну точку. Лестрейндж сосредоточенно колдовал над шахматными фигурами. Мое менторство на сегодня было окончено. Я подошел к книжным полкам и вытащил нужный мне том — книгу о Герпии Злостном, первооткрывателе многих тайн в темном искусстве, в числе которых был василиск. Но не он меня сегодня интересовал. Я пролистал список заклинаний и нашел нужное. Крестраж. Его текст уже попадался мне ранее в книге про темнейшие искусства. Заклинание, с помощью которого можно сохранить часть своей души в предмете и получить шанс на еще одну жизнь после смерти.

Я уже решил, что использую его, как только подвернется возможность. Жертву я выбрал, орудие тоже, но оставалась одна небольшая проблема: какой из предметов выбрать в качестве сосуда для осколка моей души?

* * *

На ужине я был полностью погружен в свои мысли и поглощал пищу медленно, даже не чувствуя вкуса. Меня волновала тема выбора правильного объекта для создания крестража. Когда мне подвернется шанс расколоть свою душу, подходящий сосуд для осколка должен быть под рукой. Не хотелось бы, чтобы это была перьевая ручка или шнурки.

Проблема в том, что, с появлением магии в моей жизни, большинство вещей, что я ценил прежде, потеряли значимость. Мне нужно было что-то, что отражало бы мою личность в полной мере. То могущество, которое во мне скрыто.

Изучение информации об артефактах не помогало — лишь еще больше разжигало мою алчность. Медальон Слизерина, Диадема Кандиды Когтевран, Меч Гриффиндора, Чаша Пенелопы Пуффендуй. На меньшее я не был согласен, но и достать эти предметы в скором времени не представлялось возможным. Нужно было придумать что-то еще.

Хрустальный звон разнесся по залу, и все как по команде повернули головы в сторону профессорского стола. За кафедрой стоял директор Армандо Диппет в своем меховом колпаке и деликатно стучал вилкой по бокалу, привлекая к себе внимание. Как только студенты замолкли, он объявил:

— Как вы все знаете, посещение Запретного леса без сопровождения взрослых волшебников строго воспрещено. Вынужден напомнить вам об этом правиле особенно сейчас, когда в лесу замечено существо с очень недобрыми намерениями по отношению к волшебникам. Все занятия по Уходу за магическими существами будут проходить возле хижины нашего профессора Кеттлберна. Держитесь от Запретного леса подальше. Спасибо.

Директор Диппет занял свое место за столом, и все разом зашумели, обсуждая новость. Кажется, я тоже слышал что-то про угрозу в лесу... Но я не успел вспомнить, где и что именно, как меня отвлекли — в зал влетели почтовые совы, и рядом с четверокурсниками упала огромная посылка, со звоном разбив кувшины с молоком. Студенты, не успевшие наколдовать щитовые чары, повскакивали из-за стола с громкими воплями, а сова, что выпустила ношу из своих когтей слишком высоко, коротко ухнула и спешно удалилась.

— Розье!

— Простите, ребята! — крикнул низкорослый парнишка, бросившись к посылке, но в голосе его не было ни капли раскаяния.

Он спешно разорвал упаковочную бумагу, и на свет показалась новенькая, блестящая метла.

— Это… «Серебряная Стрела»? — Альфард Блэк указал на характерный треугольный и острый наконечник метлы. — Откуда ты ее взял?

Мальчишка счастливо заулыбался, обнимая свое сокровище.

— Мама подарила за… — Он осекся. — За успехи в учебе. Это усовершенствованная модель, на заказ, — похвастался он.

— Она передумала переводить тебя на домашнее обучение? — озадачился кто-то, и мальчишка, помедлив, кивнул.

— Ничего себе! — воскликнул Блэк. — Да теперь все снитчи твои, Тристан. Это же просто отлично! Ура, кубок будет наш!

Все счастливо завопили, забыв о неприятности с молоком. А я задумчиво рассматривал эту картину со своего места. Гоночная метла определенно могла бы стать крестражем для ловца в квиддиче, но для меня это просто кусок древесины. Возможно, я упускал какой-то предмет, имеющий для меня ценность большую, чем для кого-либо еще?

Под восторженную суматоху я покинул Большой зал, так и не закончив свой ужин. Мне оставалось сегодня сделать кое-что еще. Сумка с банкой крови, украденной из запасов Мальсибера, оттягивала плечо на пути к третьему этажу.