Бессмертник (гет)

— Ее глаза на звезды не похожи...⁽¹⁾

Палец Фила нежно очерчивал брови Розмари, вздернутые к вискам.

— Нельзя уста кораллами назвать...

Его губы касались уголка ее губ.

— Не белоснежна плеч открытых кожа...

Большая ладонь скользила по плечам Розмари, под тонкой алой тканью действительно покрытым бледными веснушками.

— И рыжей проволокой вьется прядь...

— Ну уж и проволокой! — возмутилась Розмари, а он чуть поиграл мягким завитком у нее надо лбом. Потом обвел пальцем контуры ее лица:

— С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щек...

Кончик его носа уткнулся на секунду ей в шею

— И тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток...

Его руки обнимали ее по-хозяйски, губы ласкали настойчиво. Но Розмари умела увернуться, успевала ускользнуть, когда он слишком уж распалялся. Торопиться ей совсем не хотелось.

Последние недели были волшебны. Фил так же внезапно появлялся посреди ее рабочего дня и катал по разным адресам, они вместе угощались то мороженым, то хот-догами и кофе. Однажды, помнится, у Розмари выпала на тротуар сосиска. На нее тут же слетелись голуби и воробьи и принялись клевать, отталкивая друг друга, стремясь выхватить хоть мельчайший кусочек.

— Тебе это не напоминает нашу жизнь? — усмехнулся Фил.

Вечерами, и это бывало часто, они вместе отправлялись в кино, а потом он, как в первый вечер, провожал Розмари до дома в прохладе летних вечеров. В кинозале их руки лежали одна на другой, их пальцы сплетались, играя, а сами они то и дело бросали друг на друга лукавые, зовущие взгляды. Возвращаясь, они забегали в подворотни и там на пару минут припадали друг к другу в поцелуях — покуда не спугнет случайный прохожий. В салоне машины Фила его смуглые холеные пальцы скользили ей под блузку, сминали ткань юбки, тонули в коротких пушистых завитках над затылком Розмари. И все же, едва ощутив, что напряжение становится критическим, что в воздухе начинает искриться желание, Розмари выставляла вперед ладони и твердо качала головой. И он отступал, раздосадованный. Впрочем, быстро успокаивался, так что опасности она никогда не ощущала.

Розмари сама удивлялась, почему ей не хочется полностью довериться ему. Может, она чувствовала, что увлечена, но не влюблена? Хотя сравнить ей было не с чем: в те годы, когда девушки обычно влюбляются в первый раз, она старалась выжить, так что было не до романов. Любопытство ее тоже не мучило, скорее уж воспоминания о том, как скрипела кровать под мистером Харрисом и Илси, об их утробных стонах и вскриках будили брезгливость. Но было кое-что еще в Филе, что беспокоило и настораживало. Так, разные мелочи. Например, он очень старался, чтобы Илси не заметила его, просил поменьше о нем рассказывать ("Ты ведь понимаешь, у нас все не очень-то серьезно"). А как-то, обнимая Фила — было очень жарко, он сидел в салоне машины, распустив галстук и расстегнув воротник — так вот, Розмари заметила с внутренней стороны его воротничка след споротой метки. Он недостаточно тщательно выдернул нитки из дырочек. "Но зачем ему понадобилось убрать с рубашки метку?"

Между тем сам Фил недели через две после знакомства стал напрашиваться в гости — когда Илси не будет, разумеется. Сперва Розмари попыталась обратить всё в шутку.

— А я думала, ты пригласишь меня в гостиничный номер.

Он фыркнул.

— Ты же не девушка легкого поведения, Роз! Я не буду делать то, что для тебя оскорбительно.

— Так ты джентльмен? — подмигнула она задорно. — А говорили, вы не переживете, если нам добавят прав.

— Мы спрятались, — он защекотал ей шею. — А потом вылезли.

— Но я все же думаю, тебе рано пока считать себя джентльменом. Ты должен пройти какую-нибудь проверку. Вот, например, я уверена, что на тонущем корабле ты бы первый рвался к шлюпкам.

Розмари всего лишь дразнила его, но осеклась, заметив, какой у него вдруг стал жесткий и холодный взгляд. Несколько мгновений она растерянно молчала, пытаясь скрыть неловкость, потом сдернула у него с головы шляпу, напялила и принялась изображать, будто курит.

Фил рассмеялся, но смех его звучал натянуто.

В тот день Фил, как обычно, подвез Розмари по очередному адресу. Он остался ждать в машине, а она быстро поднялась по лестнице до квартиры мистера Ковальски. Видимо, польский эмигрант, наверняка потерял работу одним из первых, но за помощью обратился только сейчас.

К ее удивлению, дверь в указанную квартиру была опечатана. Розмари позвонила к соседям, ей открыла коренастая, неряшливая женщина в изношенном платье.

— Ковальски? Поляк-то? Так он вчера отравился с сынишкой вместе. Видно, совсем руки опустил. Он же одним из первых потерял работу, опять нашел и опять потерял. Жена его уж год, как от туберкулеза померла, а недавно он мне пожаловался, что и сынишка кашлять стал.

— Спасибо, — пробормотала Розмари потрясенно. Дверь захлопнулась, а она еще долго стояла, опираясь на перила, бессмысленно глядя перед собой. Розмари знала, что в случившемся нет ровно никакой ее вины, она в глаза не видела несчастного Ковальски и его сына, и все же к горлу подкатывал комок, ресницы стали влажными. "Когда это наконец все кончится... Эта катастрофа..." Вытерев глаза, она наконец спустилась вниз, на улицу.

Там тянуло грозой; порыв ветра, раздув юбку Розмари и едва не сорвав с нее шляпку, дыхнул в лица прохожих пылью. Розмари поспешила к машине.

— Что-то случилось? — заботливо спросил Фил.

— Человек, к которому я шла, убил себя и сына. Вчера. Он просил помощи, но, видимо, у него не хватило сил дождаться ее.

Фил помрачнел. Положил на руль скрещенные руки, оперся на них подбородком. Розмари удивленно на него покосилась: она не думала, что парень вроде него способен принять близко к сердцу подобную историю.

Она положила ему руку на плечо.

— Прости. Я не хотела тебя расстраивать.

— Ты не при чем. Просто неприятное воспоминание, — он опустил веки и вдохнул. — Когда началась вся эта заваруха, мой отец застрелился.

Розмари сглотнула. Как никто, она могла понять боль Фила — и осознавала, насколько бессмысленны здесь сочувственные восклицания и как жестоко молчание. Проведя ладонью по жестким черным завиткам Фила, она поцеловала его в висок.

— Мне жаль. Мне так жаль.

Фил коротко кивнул. Кадык у него дернулся.

— Знаешь... Он умер не сразу. Пуля как-то так прошла... Удачно. Или нет. Врачи надеялись на операцию, но он ее не пережил.

— Как ты выдержал это? Я с ума бы сошла, наверное.

Если уж она чуть не сошла с ума от обрушившегося факта смерти, то терпеть пытку напрасной надеждой, видеть мучения самого дорогого человека — и только для того, чтобы всё равно его потерять...

Фил побарабанил пальцами по рулю. В такт ему по стеклу застучали первые капли дождя.

— Может, мне далось это чуть легче, потому что у нас с отцом были не слишком близкие отношения. Он, знаешь, был настоящим мужчиной, из тех, для кого главное — их дело. Но все-таки его было так жаль... Он мучился, бредил... Такой большой, сильный — и совершенно беспомощный.

У Фила задрожал голос; он моргнул и потер переносицу. Обернулся к Розмари, и они потянулись друг к другу, обнялись, как дети, прильнули — сердце к сердцу, щека к щеке. Розмари невольно опустила взгляд на отогнувшийся воротничок Фила.

На сей раз, видимо, спороть метки он забыл. И если буква Ф. вполне соответствовала его имени, то вместо К. почему-то было Х. "Хаксли? Хемп? — машинально подумала Розмари и замерла — Или Хокли?" Фил говорил, что он из Питтсбурга. Именно из того проклятого города, куда собирался ехать перед смертью отец — якобы в командировку. А редактор газеты отрицал, будто посылал его туда. И почему же Филу понадобилось скрывать свою настоящую фамилию?

Розмари отстранилась, откинулась на сидении. Она думала, ее взволнованный вид сейчас никого бы не удивил, но Фил все-таки что-то заметил.

— Роз, все в порядке?

— Насколько это может быть, — она слабо улыбнулась. — По сравнению с Ковальски так точно. Знаешь, я подумала... По средам Илси иногда навещает родственницу, возвращается поздно. Можешь зайти.

Она была уверена, что если можешь, лучше идти ва-банк.

1) Здесь и далее Фил цитирует Шекспира, сонет 130, пер. С.Я. Маршака

Вернуться к тексту