Пламя, поглотившее его (джен)

Благодаря карантину и осмотрам им удалось усмирить заболеваемость, но то лишь временное решение: стоит одному волшебнику принести из мира маглов оспу, как всё начнется вновь. Это понимал Верховный Чародей — Морус Мракс лично контролировал работу доктора. Данные из дневников подтвердили догадку Бонама: доярки никогда не болели оспой. Он обошел несколько волшебных семей, держащих коров, — никто из них никогда не болел оспой, хотя регулярно контактировал с заболевшими. При коровьей оспе вымя животных покрывалось знакомыми пустулами — они же появлялись на руках доярок. Доктор не понимал: почему секрет коровьих пустул не только безвреден для волшебников, но и, наоборот, полезен, ведь становился панацеей от натуральной оспы? ⁽¹⁾

— Я слышал, что вы нашли решение, — змея устроилась на коленях Мракса и, как кошка, млела от прикосновений. — Мы должны опробовать его — время не на нашей стороне.

— У меня есть предположение, — Бонам осторожно подбирал слова, потому что сейчас не имел ничего, кроме наблюдений и шаткой гипотезы. — Но я не уверен, насколько оно верное.

Верховный Чародей открыл бумаги доктора и, закончив чтение, решил:

— Вам нужен материал, чтобы проверить.

Слово «материал» никак не подходило — доктор искал добровольцев, которые за денежную плату добровольно согласятся проверить на себе безопасность зелья от натуральной оспы. Вторым этапом Мунго планировал проверить, защищает ли зелье от натуральной оспы. Только получив согласие во второй раз, доктор введет им содержимое оспенных пузырьков. При этом доктор давал добровольцу право на любом этапе отказаться от дальнейшего участия, и в случае заражения выплачивалась колоссальная компенсация. ⁽²⁾ План доктору не нравился: люди не модели для экспериментов! А деньги никогда не оценят жизнь.

— Подобным методом вы долго будете набирать материал, — жестко отрезал Мракс. — И вам нужна вторая группа — те, кому вы не введете лечебное зелье и кого незащищенными познакомите с черной смертью. ⁽³⁾

— Это варварство! — воскликнул от негодования доктор.

— А как вы по-другому планируете понять, насколько эффективно зелье, доктор? Мне нравится ваша идея, и я дам вам людей, а вы дадите мне результат. Скажем, человек двадцать вас устроит?

Откуда Мракс найдет в мгновение ока двадцать человек? Они с Жанной не могли уговорить выслушать себя и одного хиленького волшебника, не говоря о полноценном участии. Двадцать человек… Со дня на день у позорного столба состоится очередная казнь.

— Я не буду в этом участвовать! ⁽⁴⁾

Боже, что творится с этой страной: возвели в абсолют первобытные обычаи и превращают в палачей тех, кто по призванию не имеет на подобное права! Бонам резко поднялся из кресла — к дракклу Англию! — развернулся к камину и обомлел: проход был закрыт. Единственный зрячий глаз Мракса недобро сузился, а змея в один прыжок оказалась у доктора и сковала его ноги, как кандалы.

* * *

— Руки за голову! — Бонам послушно выполнил указания. — Лицом к стене!

Его тщательно ощупали — вытащили из кармана забытые ножницы! — и отпустили.

— Он чист! — гаркнул тюремщик. — Переноси его!

Человек в серебряной маске и черном балахоне схватил доктора за руку, и они понеслись вперед. Путь до тюрьмы знали единицы, тайну которым лично доверил Мракс. Содержать преступников было дорогим удовольствием: магия продолжала течь в теле волшебника без проводника, и власть не скупилась на оковы, сдерживающие магию, и на барьеры, пропускающие только тех, кто знал тайну. Сколько денег уходило на проклятых дармоедов! Но Верховный Чародей придумал чудесную штуку — публичную казнь — так удавалось сократить срок пребывания в тюрьме, а следовательно, и расходы.

— Прибыли, — проскрипел человек в маске.

Было темно, зажечь бы люмос, но палочку отобрали, как и большую часть содержимого саквояжа, поэтому Бонам не видел ни зги. Доктор застучал зубами — холод промораживал до костей. Он вцепился в руку провожатого и двинулся вперед, плывя в царстве мрака. Наверное, это была пещера у моря — гулко рокотали волны, и раздавался знакомый скрежет. Чем дольше они шли, тем громче становились скрежет и скулеж от боли. Провожатый остановился, Мунго захлопал глазами, но ничего не смог рассмотреть — темнота окутала узников.

— Зажгите свет.

— Не положено.

— Вы приставлены ко мне с одной целью: помочь мне. Выполняйте!

Бонам не знал: откуда в его расстроенной, как старое пианино, душе нашлась армейская решительность? Маленький, тусклый огонек, больше похожий на мираж, осветил мир. Двадцать, как и обещал Мракс, человек медленно угасали в каменном склепе. Без света, в вечном холоде, скованные цепями, они напомнили Мунго пациентов, увиденных в богадельне, — их кукольные лица были пусты, а безразличие и усталость от жизни в глазах пугали сильнее любого безумства. Жизнь уходила из их молодых тел.

Он был послан, чтобы проверить догадку, чтобы принести чудесное решение миру, и участь заключенных была давно решена — глупо ругать себя, глупо негодовать на бесчеловечные условия, делай работу, доктор, и будь доволен. «Пусть это капля в море, но я поставлю мертвому припарки!»

— Я не буду им давать зелье, — провожатый не успел возразить, а Мунго продолжил: — Мне обещали двадцать здоровых человек, а что я вижу, переступив порог тюрьмы? Живые мумии! К следующему моему визиту место содержания должно хоть отдаленно напоминать дом человека.

* * *

«Мне нужен здоровый физически и психически материал, чтобы проводить эксперимент! — Боже, какой цинизм! — Нельзя проверить безопасность и эффективность зелья, когда материал одной ногой стоит в могиле». Впрочем, политик и воин, Мракс прекрасно понял доктора, и условия заключенных могли конкурировать с «Дырявым Котлом»: внутри стало тепло и светло, появились кровати, трехразовое питание и досуг в виде пропагандистских книг. Королевские условия! Временные.

Изменения пошли на пользу невольным добровольцам: медленно они возвращались к жизни и с радостью встречали Бонама. У доктора на душе было склизко и гадко, он обрабатывал раны, нанесенные цепями, лечил воспаление легких, обморожения, рассказывал забавные истории из практики, улыбался шуткам, но ощущение, что он растит свиней на убой, не покидало его. Каждый раз он оставлял ларец с зельем от натуральной оспы на самый конец, каждый раз находил причины для продления лечения — опытный и умный врач знает сотни болезней, требующих его вмешательства! — но время заканчивалось.

И в день, когда узники приветствовали его песней о чудесном докторе, Мунго Бонам открыл ларец.

* * *

Двадцать флаконов — в половине лекарство, а в другой — хитро подкрашенная зельеварами вода. Отличить первое от второго невозможно, лишь Мракс знает, в каком флаконе что.

— О, какие пузырьки у вас, доктор Бонам! Не больше стаканчика фей!

Мунго скривился: воспоминания унесли его на золотые холмы Уилтшира, туда, где алые маки усыпили шесть юных нимф. Барни с восторгом подхватил остальные флаконы, разглядывая их: радужные переливы стекла привлекали его как нюхлера золото.

— Это зелье от, — Мунго захрипел, стальные тиски сдавили его грудь, не давая ему вдохнуть — будь проклята та змея и её хозяин! — Зелье от простуды, — выкрутился он и сипло договорил: — Новая разработка.

Новое зелье было встречено положительно: постоянные насморк и кашель успели надоесть. Немного удивил способ введения зелья — не выпить, как обычно, а втереть в царапину. Узники выстроились в ряд, желая опробовать на себе новый способ лечения, и от детского любопытства на их лицах Бонама затошнило. Со своей кровати медленно поднялся старик. На доктора и все его изобретения он смотрел с неизменным прищуром, будто искал подвох. Вот и сейчас лицо его напомнило всем лицо проповедника, он поднял вверх руки, желая вразумить отбившееся стадо:

— Глупцы, задумайтесь на мгновение: разве власть когда-нибудь заботилась о преступниках? Никогда! Вас откормили, приласкали, а вы рады сожрать смертельный яд!

— Замолкни, Аластор: вечно ты ищешь заговор там, где его нет! Господин доктор никогда не причинял нам вреда — он сделал всё, чтобы наше содержание здесь улучшилось.

— Мы еще поплатимся за это, попомните мои слова, особенно ты, Барни.

* * *

«После введения зелья следует подождать около месяца, и тогда можно будет проверить, насколько оно эффективно», — в выводах Мунго больше опирался на работы маглов по вариоляции. Всё шло спокойно, только у мистера Аластора — того старика, справедливо полагавшего, что впереди новая бойня, а не лечение, — два дня поднималась температура и появились пустулы на руках. Оставалось добавить последнюю переменную — натуральную оспу. Но прежде чем это сделать, доктор хотел точно знать, кому было введено лекарство, а кому пустышка — бог с ней, с его головой, но нельзя насильно заражать незащищенного человека!

К сожалению, среди волшебников началась простуда, и Бонам снова метался как белка в колесе. Расправившись с делами, Мунго с помощью неизменного человека в серебряной маске оказался на месте. И забыл, что нужно дышать.

В комнате стоял отвратительный удушливый запах разлагающейся плоти. На кроватях, завешенных простынями, лежали пациенты с натуральной оспой: они метались в болезненном сне. В углу, забившись, как крысы на тонущем корабле, дрожали те, кому посчастливилось получить целебное зелье и, следовательно, не заболеть.

— А вот и чудесный доктор! — насмешливо произнес старик. — Прибыли, чтобы расправиться с остальными?

В голове Бонама зашумело, он схватил за грудки провожатого и прошипел:

— Что здесь произошло?!

— Не играйте, доктор! — разозлился старик. — Это вы послали нам больного волшебника, чтобы проверить свое «чудесное зелье» от простуды. А ваш посланник долго не прожил — его голова была как стекляшка!

Бонам только сейчас заметил тело с пробитой головой — бедняк, каких в Косом Переулке десятки, а на коже отметины болезни. Что же получается? В те две недели, что он был занят своей основной работой — лечением людей, — Верховный Чародей легко и быстро решил муки совести доктора.

— А овцы ждали вас, доктор! Чудесный доктор, чудесный доктор! — застонал старик, пародируя. — Дурачок Барни зовет вас, спасите, спасите его!

* * *

Слова давались с трудом, и дело не в клятве — дело в совести, сжиравшей его живьем:

— Вы обещали помогать мне, не мешать исследованию и слушать мое мнение.

— И я не обманул ваших ожиданий, доктор Мунго.

— Вы… вы заставили их смотреть, как гниют заживо их соседи. Это… это хуже, чем казнь: тогда ты хоть точно знаешь, что погибнешь, а здесь — на всё воля рока. Вернувшись, я мог лишь засвидетельствовать смерть. Я… я мог бы дать им шанс на спасение.

— Слишком много полномочий в руках простого доктора — вы не бог.

— Мне известно это. Жизни двадцати преступников в обмен на жизни тысячи — они отдали свой долг. Отпустите выживших, они заслужили помилование. Будьте к ним милосердны — моя просьба к вам, Верховный Чародей.

Слепой глаз неотрывно смотрел на Бонама.

* * *

В «Дырявом Котле» весело визжала скрипка, рекой лилось пиво, а кухня не успевала готовить заказы — так и выносили недожаренную, недосоленную рыбу, но народ торжествовал и весело гулял, благо повод был для радости: с драконьей оспой было покончено! По случаю праздника Бёрк надел лучшую лиловую мантию, недоеденную молью, и гиппогрифом вышагивал среди гостей.

— А ведь я сразу сказал: из этого волшебника выйдет толк! Наш чудесный доктор!

— Тост за чудесного доктора — Мунго Бонама!

Кружки поднялись вверх, а виновник торжества осоловело улыбался после любого упоминания своего имени, прикладывал руку к сердцу и отвешивал почтительный поклон — после третьей бутылки он совершенно ничего не чувствовал и пил как не в себя, пытаясь заглушить скребущую внутри боль. Среди посетителей гуляла газета об открытии лекарства от новой драконьей оспы: Верховный Чародей проверил его на своей дочери, и девочка не заболела драконьей оспой, проведя целые сутки наедине с человеком, испещренным болезнью. Новость настолько потрясла волшебников, что даже излюбленная казнь десяти отступников прошла тихо и незаметно — кто-то поговаривал о безумном старике, кричавшем о докторе-душегубе, да и это скоро забылось.

Видя, как люди чествуют доктора, Жанна не могла удержаться от гордости — она была безумно счастлива, что заслуги Бонама признали. Его имя теперь гремело не только по всей Англии, но и по всему просвещенному волшебному миру, доктору разрешили набирать себе учеников со всех концов света. Теперь никто не посмеет поднять на него руку, ведь сам Мракс Морус наградил Бонама орденом Мерлина I степени — как же ярко сияли брильянты в ордене, словно отражали блеск души этого прекрасного и удивительного человека!

Но в глазах Бонама не было радости, и, если бы не Жанна, он бы весь день провел стоя у позорного столба — Мерлин, не стоило его пускать на ту казнь!

— Сколько вы выпили? — строго спросила Жанна и отобрала бутылку. — Довольно, вы сами говорили, что много вина вредно!

— Пока не умру — не довольно.

Мерлин, что с ним творится!

— Муки совести — вот что творится! — желчно огрызнулся Бонам.

— Какие муки совести? Вы победили драконью оспу — вы остановили саму смерть. Вы чудесный доктор!

Бонам болезненно рассмеялся и поднялся. Жанна последовала за ним.

— Чудесный доктор? Чудесный доктор?! Тогда инквизиторы все как один были лучшими из чудесных докторов, — лицо Бонама исказилось, и он злобно выплюнул: — Бессилие, пытки слабых и невинных, скот, а не люди, и вечная, вечная ложь правит над этим — вот каковы мы, чудесные доктора!

Она не успела ему ничего возразить — доктор исчез в перемещении.

* * *

Море грохотало, обрушиваясь на берег, и в морской ярости он слышал грохот труб и цепей, вой, пробирающий до костей, его бессильный шепот, чванливые речи о скором конце и обличающую проповедь. Над морем нависли свинцовые тучи — недалеко шел дождь, и снопы молний освещали небо желтыми вспышками. А все же было темно и холодно.

Камни скользили под ногами, ветер сгонял его вниз — в грохочущую пучину. И последний шаг был соблазнительнее, чем увиденная однажды дождливым вечером женщина с волосами цвета огня. Чудесный доктор — как позорное клеймо на душе грешника! Он был переполнен криками умирающих, стонами, укорами, болезнью, конца и края которой никто никогда не увидит; его опутали клятвы молчания, на лицо надели маску мессии, а в руки вручили кубок с ядом. Боже, не должен твой раб выносить столько на своем пути — у мук должен быть конец!

Один шаг — и дальше лишь темнота безвременья, шаг — и впереди пустота и вечная тишина. Есть ли там ангелы и райские кущи? О, ангелы! Лучше ему отправиться в ад — там его зелья и настойки будут полезнее в сто раз, чем в месте, где всё и без него хорошо. Да… да, так он и поступит!

Он улыбнулся, разбежался и… взмахнул рукой со всей силы, срывая с груди ненавистный орден — волны без сожаления сожрали безделушку. «Подавитесь! — разозлился он. — Не это мне нужно. Я научу вас, что значит быть человеком; я покажу вам, на что способен человек!»

И в тот миг чудесный доктор, Мунго Бонам, точно знал: ничего еще не закончено. Всё ещё впереди.

Где-то на горизонте появился луч света, а следом — радужный росчерк небес.

1) В 1796 году британский врач Эдвард Дженнер доказал, что заражение относительно легким вирусом коровьей оспы обеспечивает иммунитет против смертельного вируса натуральной оспы.

Вернуться к тексту

2) Грубая модель клинического исследования, но для 1645 года, когда о больших исследованиях не могло быть и речи, это очень прогрессивная и гуманистическая модель.

Вернуться к тексту

3) У исследования Бонама есть существенный недостаток — отсутствие контрольной группы. Нужна группа людей, которой не будут вводить лекарственное вещество, чтобы проверить его эффективность при встрече с возбудителем.

Вернуться к тексту

4) В клиническом исследовании не могут участвовать: дети без законных представителей, беременные и кормящие женщины, сотрудники правоохранительных органов, военнослужащие, лица, отбывающие наказания в местах лишения свободы.

Вернуться к тексту