Семь смертей Ивана Петровича (джен)

На кладбище было пасмурно.

— Только бы дождь не пошёл, — волновалась Инна.

Иван Петрович был с ней согласен.

Он осознал себя на кладбище ещё до того, как старенький «пазик», украшенный различными скорбными надписями, привёз всю его родню. В тот момент на похоронном месте были только два мужика, по причине похмелья пребывавших в ненастном настроении, они копали яму для его гроба. Иван Петрович смотрел на перемешанные комья глины и чернозёма и думал, что не хотел бы, чтобы его тело лежало в воде и грязи. Пускай его вечный дом засыпят хорошенько, примнут сверху, а тогда можно и ливни и грозы — он будет лежат в сухости и тепле и слушать, как где-то там, на бренной земле, идёт дождь.

— Может, хватит? — один из мужиков устало облокотился на черенок лопаты, сплюнул.

— Давайте-ка ещё, — сердито всполошился Иван Петрович, который любил, чтобы все было добротным, хорошо сработанным. И стал размышлять, что бы такого он мог сделать, чтобы сообщить свою последнюю волю пьянчужкам.

— Покурим и ещё, — сдержанно ответил второй, — есть ГОСТ на яму, надо выполнить.

Иван Петрович облегченно вздохнул. ГОСТ это хорошо.

Приехал траурный «пазик», привёз родственников и знакомых. Все грустно толпились у входа на кладбище, ждали ещё один автобус уже с телом, а ещё священника. Кто-то разговаривал, кто-то стоял молча. Было напряженно и скучно, даже посмотреть не на что: обычно красивый вид — кладбище находилось на холме, и с него хорошо было смотреть на поля и деревушки — был сер и мрачен.

— Быстрее бы всё закончилось, — тоскливо подумал Иван Петрович.

Наконец привезли его тело в красивом резном гробу — родные не поскупились. Через несколько мгновений приехал и батюшка. Запахло ладаном, зазвучали песнопения. Толпа черных одежд и платков покорно склонила голову перед божьим избранником.

Иван Петрович умер на пасхальную неделю. Его смерть словно мешала благочинному празднику, рушила его основу. Христос попрал смерть смертью. Иван Петрович не справился. Он уже воскресал несколько раз, но неловко и не по-настоящему, и каждый раз тут же осознавал себя мертвым.

«Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» — запел низким, красивым голосом батюшка.

«Раки живые, бюро похоронное», — вспомнил смурной Иван Петрович, наблюдая за всем действом.

После отпевания к нему, как Ильичу в Мавзолее — Иван Петрович однажды там был, на работе за заслуги оплатили поездку в Москву, — выстроилась очередь. Послышались всхлипывания, охи и ахи. Стало ещё тягостнее.

Чтобы хоть чуть-чуть отвлечься, Иван Петрович заставил себя посмотреть: в гробу в красном бархате лежал незнакомый сморщенный старичок. Он такого не знал, не видел никогда, не встречал в отражениях. «‎Перепутали, что ли…», — заволновался он. Смерть не красила, она иссушала и истребляла все признаки живого. Опять ему показалось, что это умер не он и он не имеет никакого отношения к страшному покойнику. А он — вот же, беспокойный, все понимающий, все ощущающий, здесь, рядом! Сейчас вновь обретет силу и плоть и наведёт порядок!

Рабочие опускали гроб на тросах в погребальную яму, нещадно качали его, покойника, из стороны в сторону. Ивана Петровича затошнило.

— Аккуратнее, ребятки, — рыкнул на них старший сын Боря.

Рабочие глянули на него с опасением: конечно, широкоплечий, коренастый Боря внушал страх, и немного замедлились. Гроб опустился в яму как пушинка, мягко и почти бесшумно.

— Упокой душу раба твоего Ивана, — сказал батюшка с чувством. — Вечная жизнь!

«Вечная жизнь», стали повторять все вокруг, фраза зашептала, зашелестела, загремела разными голосами и стихла. Иван Петрович наблюдал, как в яму летят комья земли, и с каждым таким грязным комом приходило спокойствие, чувствовал запах ладана, в мыслях звучала молитва. Внезапно и неожиданно он почувствовал облегчение и освобождение.

Иван Петрович был обычным крещёным коммунистом. Он верил в добро и справедливость, принимал и Церковь, и веру как данность, совершенно не понимал всей метафизики. Вот попов по старой народной памяти недолюбливал. Но батюшка, что отпевал его сегодня, отчего-то был ему симпатичен. Он пел нежно и душевно и, добросовестно закончив обрядовую часть, подошел к плачущей Инне и о чём-то долго с ней беседовал, пока она немного не успокоилась и не утерла слёзы. Иван Петрович был за это очень ему благодарен.

Он подумал вдруг, что, возможно, если он окликнет его, то батюшка, как Машенька, повернется и улыбнется ему. Но проверять эту гипотезу не стал. Ни к чему.

Рабочие закапывали его гроб, устанавливали крест.

Батюшка, распрощавшись со всеми, уехал.

Стал накрапывать дождик, словно ожидавший конца похорон.