The Art of Self-Fashioning / Искусство обретения формы (джен)

— Этот ваш Лонгботтом просто ходячая катастрофа.

Северус не смотрел на Минерву. Он и так знал, что она сделает — ощетинится, защищая своих львят. Так было всегда. Дразнить ее на эту тему наедине почти не было смысла, потому что ее реакция всегда была предсказуемой и приводила к затяжным разговорам. Грех, в котором Северус мог обвинить большую часть человечества, наводил на него скуку.

Однако в данном случае они сидели в кабинете Альбуса, и директор сам предложил им пообщаться на эту тему. Итак, Северус произнес эти слова, а затем откинулся в кресле и постарался не дать нарастающему ощущению невыносимой серости завладеть его сознанием.

— Почему ты так считаешь, Северус? — голос Альбуса был таким мягким и спокойным, что Северус когда-то счёл это признаком доброжелательности. Больше он не допускал такой ошибки.

Глядя на переносицу Альбуса, Северус пояснил:

— Не проходит и урока, чтобы он не расплавил котел. Он едва не писается в штаны, когда я смотрю на него. Я слышал от Филиуса, что он не в состоянии написать эссе по теории заклинаний даже ради спасения своей жизни. Так много там клякс, орфографических ошибок и просто ложных сведений. Какой был смысл в его дополнительных тренировках, если он не может ответить на вопросы, которые должен знать обыкновенный первокурсник?

— Ты же знаешь, как его растили, — тут же огрызнулась Минерва. Северус вздохнул, что только еще больше раззадорило ее. — Такой объем нагрузок сказался бы на ком угодно. А еще стресс от того, что ты сирота, Мальчик-который-выжил, и при этом даже не знаешь, как так получилось… Мне уже трижды приходилось одергивать студентов, чтобы они прекратили расспрашивать мистера Лонгботтома о смерти его родителей!

Северус подумал, не рассказать ли ей о некоторых вопросах, которые задавали ему сверстники, когда он был студентом первого курса. Но ведь не случайно ни Минерва, ни Лонгботтом никогда не рассматривались как кандидаты на факультет Северуса. Он только заметил:

— Если мистер Лонгботтом представляет собой опасность на моих уроках, то он заслужил то, что получает. Где же тогда его хвалёная подготовка? Он мог бы изучить хотя бы теоретические основы зельеварения.

— Ты должен быть добрее к нему, Северус, — вмешался Альбус, и он почувствовал, как что-то неприятное шевельнулось внутри. Это было гораздо ближе к тому, что он ожидал услышать от Минервы. — Ты же знаешь, какие надежды возложены на его плечи. Минерва права, это бремя слишком тяжело, чтобы ребенок нес его в одиночку.

Первый месяц выдался утомительным для Северуса не только из-за Лонгботтома, но и тот внес свою лепту в его нынешнее состояние. Северус приподнял бровь и уточнил:

— Тогда почему вы требуете это от него?

— Что?

«Похоже, что Альбус сейчас будет изображать святую невинность». Северус не собирался отступать. Он слегка наклонился вперед и заговорил:

— Вы могли бы растить его — или предложить это сделать Августе — одним из двух способов. В первом случае он проходит подготовку, пока не станет тем героем, который, как вы постоянно твердите, нам нужен. Во втором случае он был бы обычным мальчиком и одолел бы Темного Лорда одной лишь силой любви, о которой вы так же талдычите без конца.

— Сила любви спасла мальчика. Я уверен, что именно благодаря самопожертвованию Алисы…

Северус продолжал говорить, не обращая внимания на потрясенный вздох Минервы, когда он перебил директора. Если она захочет остаться, то сможет увидеть и кое-что похуже.

— Но вы не можете получить сразу и то, и другое. Вы не можете говорить нам, что он прошел расширенную подготовку, и при этом ожидать, что мы будем нянчиться с ним. Я ожидал увидеть либо необыкновенного мальчика, либо обычного. Но только не жалкого.

— Северус Снейп, в тебе нет ни капли сострадания! Ты даже не представляешь, через что прошел этот мальчик…

Альбус поднял руку. Теперь они с Северусом смотрели друг другу в глаза, и Северус почувствовал едва заметное давление на свои ментальные щиты, которое Альбус, похоже, оказывал на каждого, хотел он того или нет. Просто ничего не мог с этим поделать.

— Минерва, оставь нас, пожалуйста.

— Мистер Лонгботтом — мой ученик.

— И мы поговорим о нем позже, обещаю тебе, — Альбус на секунду прервал игру в гляделки, чтобы посмотреть на Минерву и улыбнуться. — Мне будет очень важно узнать твое мнение о нем. Но сейчас, старый друг, пожалуйста.

Минерва глубоко втянула носом воздух и покачала головой, затем встала и вышла, что-то бормоча. Северус был уверен, что она подкараулит его, чтобы продолжить разговор позже.

Ему было все равно. Он сможет дать ей отпор с большей уверенностью, чем в кабинете Альбуса. А пока что он ждал и не отводил взгляд, даже когда Альбус сложил руки на столе и попытался изобразить взглядом «я разочарован в тебе, мой дорогой мальчик».

— Ты не должен унижать мистера Лонгботтома. Ты не знаешь, что ему пришлось пережить.

— Я знаю точно, что он пережил. Вы, пресса, Минерва и все остальные говорили мне об этом достаточно часто.

— У мистера Лонгботтома проблема с… уверенностью в себе, — в этом противостоянии Альбус действовал более осторожно, чем ожидал Северус. — Ему всю жизнь твердили, какими героями были его родители. Ему нужно оправдать так много ожиданий.

— Он может заниматься этим за пределами моего класса.

— Северус, ты знал, что будешь участвовать в его обучении…

— Я не ожидал, что буду участвовать в его выращивании.

Альбус нахмурил брови.

— Ты действительно так считаешь. По-твоему, он не готов стать Мальчиком-который-выжил?

— И это все, что вы видите в нем? — Северус покачал головой. Ему не нравился этот мальчик, хотя Лонгботтом и не был тем заносчивым болваном, каким его представлял себе Северус. То, как он ныл и вздрагивал, даже когда Северус обращался к другому ученику, раздражало не меньше, чем высокомерно задранная голова. — Интересно, не поэтому ли он кажется таким юным? Вы рассказываете ему, какой он великий герой, а он не уверен, что сможет соответствовать этому, и пытается спрятаться за образом маленького ребенка.

— Я всего лишь прошу тебя быть терпеливым с ним, Северус. Ты не хуже меня знаешь, что Августа способна запугать кого угодно.

Северус удержался от резкого ответа и только заметил:

— По крайней мере, мистера Лонгботтома можно терпеть, в отличие от мистера Поттера.

Альбус моргнул, и Северус почти увидел, как тот пытается вытащить свои мысли из наезженной, привычной колеи.

— Что ты хочешь сказать, Северус? Я не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о Гарри Поттере так, будто он доставляет неприятности. Минерва только и делает, что хвалит его способности к трансфигурации. Филиус говорит, что он тихий, но отлично вписывается в коллектив своих софакультетников.

— Они не видят его на зельеварении, — выплюнул Северус. — Они не видят в нем Джеймса Поттера.

— Хорошо, но все же? Расскажи мне, — грустно улыбнулся Альбус. — Моему разуму было бы полезно переключиться с разговоров о мальчике, от которого зависит наш мир, на того, чьи проблемы больше подходят простому ученику.

Северус колебался, но он знал, что Альбус не станет защищать Гарри Поттера так же, как Лонгботтома. Когда-то Альбус, действительно, благоволил Джеймсу, а Лили была одной из его любимых учениц. Но десять лет, проведенных в больнице Святого Мунго, стерли из памяти Альбуса почти все чувства, которые он испытывал к ним, оставив только жалость.

— Все началось с первого совместного урока зелий для Рейвенкло и Хаффлпаффа, — начал Северус.

* * *

— Кто это там, Гарри? Мне кажется, они ищут тебя.

Бут шептал ему на ухо, но, когда Гарри обернулся, большая часть первокурсников Рейвенкло повернулись вслед за ним. Гарри уже заметил, что они предпочитают передвигаться единой группой. Иногда он задумывался, не поступают ли они так из боязни, что старшие ученики обидят их, но решил не спрашивать.

Драко Малфой с важным видом направлялся к нему, а за ним следовали те двое здоровяков, Крэбб и Гойл. У всех троих, конечно же, слизеринские галстуки. Однако Малфой не нес с собой учебников. Вероятно, они были у кого-то из его прислужников, предположил Гарри, оставаясь спокойным. Они находились посреди коридора общего назначения, и Малфой не мог просто так бросить в Гарри заклинание и уйти безнаказанным.

— В поезде он оскорбил моих родителей, — сказал Гарри Буту, поскольку тот крутился рядом, словно ожидая объяснений.

— Неудачный ход, — прокомментировал Корнер.

Он был достаточно робким, чтобы побаиваться Гарри, но вел себя так, будто радовался, когда тот мог причинить боль кому-то другому. Гарри не понимал, почему. Впрочем, он никогда и не утверждал, что понимает людей.

Прежде чем Гарри успел ответить, Малфой и его приспешники остановились перед ними. Малфой огляделся и презрительно искривил губы.

— Окружен полукровками, Поттер?

— По крайней мере, мы не оскорбляем героических родителей других студентов, — заявил Голдстейн.

— Разве я разговаривал с тобой? Нет, полукровка. Или ты теперь у него в глашатаях? — Малфой пренебрежительно отвернулся от него и обратился к Гарри. — Что, Поттер, слишком хорош, чтобы говорить самому? — Малфой рассмеялся, и, как по команде, его прилипалы тоже захихикали.

Гарри вздохнул. Ему было скучно. Малфой становился помехой. Он уже дважды появлялся в библиотеке, когда Гарри пытался учить трансфигурацию, и громко высказывался, не обращаясь ни к кому конкретно, однако, когда Гарри не отвечал, уходил с брезгливым выражением на лице.

— Не слишком хорош, чтобы смеяться самому.

Малфой тут же подался немного вперед, готовый к атаке.

— Ты должен быть достаточно умен, чтобы понимать, что произойдет, когда Темный лорд восстанет снова.

Несколько человек вокруг Гарри в шоке затаили дыхание. Гарри же пристально посмотрел на Малфоя и бесстрастно ответил:

— По крайней мере, мои родители сражались, а не склонялись перед ним. Скажи, а полы мантии Темного лорда очень грязные? Твой отец, должно быть, провел много времени, разглядывая их, вот я и подумал, что ты, наверное, знаешь.

Малфой побагровел и, брызгая слюной от ярости, схватился за палочку. Гарри даже не стал доставать свою. Во-первых, несколько человек вокруг него уже держали свои палочки наготове.

А во-вторых, краем глаза он заметил вихрь темных одежд.

— Что тут у нас? Рейвенкловцы дерутся в коридорах? Как же будет разочарован профессор Флитвик.

Это был Снейп, тот самый любитель придраться, который так злобно смотрел на Гарри на пиру в первый день. Гарри показалось, что с тех пор он еще несколько раз замечал, как Снейп наблюдает за ним. Он спокойно посмотрел на профессора, а затем перевел взгляд на палочку в руке Малфоя.

— Малфой первым собирался проклясть нас, профессор, — Патил говорила страстно, как всегда, когда что-то задевало ее чувство справедливости. Гарри молча вздохнул. Он мог бы сказать ей, что это бесполезно. — Он ни с того ни с сего подошел к Гарри и оскорбил его родителей, и…

— Нет, профессор, все было совершенно не так, — во всяком случае, подумал Гарри, в общении со взрослыми Малфой был красноречив. Как и Дадли, разумеется. — Я просто шел и никого не трогал, это Поттер решил оскорбить моих родителей.

— Отработка, мистер Поттер. Со мной. В эту пятницу в семь часов вечера, — Снейп с минуту смотрел на них, сверкая глазами, а затем добавил. — И я полагаю, вы опаздываете на мой урок, птенчики.

Это заставило их всех прийти в движение. Гарри последовал за Бутом. Один раз он оглянулся и увидел, как Малфой что-то горячо рассказывает Снейпу, размахивая руками, словно решил, что это сделает его историю более убедительной.

Снейп, однако, не смотрел на него. Его взгляд по-прежнему был прикован к спине Поттера.

Гарри отвернулся. Итак, Снейп был хулиганом. Он уже знал это. Задача состояла в том, чтобы не дать ему помешать планам Гарри.

* * *

— Мне не по себе. Я знаю, что Снейп не любит гриффиндорцев, но никто никогда не говорил, что ему не нравятся рейвенкловцы…

Гарри улыбнулся Буту как можно более ободряюще, пока они устанавливали котлы. Разумеется, Бут и здесь был его напарником, как и на большинстве уроков. Гарри не возражал. Бут любил поговорить, но делал свою работу быстро и, в основном, хорошо, а также много читал. А ведь в напарники к Гарри мог бы напроситься и кто-нибудь вроде Малфоя.

— Это несправедливо! — Бут со звоном бухнул свой котел на стол. — Он не должен выделять свой факультет и ненавидеть всех остальных.

Гарри на секунду задумался, не сказать ли Буту, что он вполне уверен в том, что остальным рейвенкловцам не о чем беспокоиться. Снейп ненавидел только Гарри Поттера, это с него он не спускал глаз, еще до той небольшой стычки с Малфоем в коридоре.

Но Гарри не выдавал ни одного секрета, если в том не было необходимости, вот и этот он тоже должен был держать при себе. Когда-нибудь это пригодится. Или хотя бы не даст кому-нибудь в руки возможность навредить ему.

Войдя в класс, Снейп заклинанием закрыл дверь, и та захлопнулась с оглушительным грохотом. Несколько самых робких хаффлпаффцев вскрикнули.

Гарри ожидал подобного, потому что это был один из любимых трюков Дадли, и даже не дернулся. Он просто смотрел на Снейпа, как тот выходит на середину класса и разворачивается к ним, скрестив руки на груди.

— Вы должны были уже прочитать об этом в ваших учебниках, — заговорил Снейп, одним взглядом заставив замолчать тех, кто все еще пытался разговаривать.

Гарри наблюдал за ним. Снейп начал расхаживать взад-вперед вдоль передних столов. Он двигался медленно, не торопясь.

«Как тигр, подкрадывающийся к добыче», — подумал Гарри. Он начал изучать животных, и в некоторых книгах в библиотеке были картинки, показывающие, как эти животные двигаются.

— Вы уже должны знать, что зельеварение — иной вид магии, не такой как все прочие уроки по дурацкому размахиванию волшебными палочками, которые вы можете выбрать в этой школе. Здесь одно слово в рецепте может сыграть решающую роль между успешно приготовленным зельем и бесплодными попытками, — Снейп оскалился в усмешке. — Между жизнью и смертью.

«Искусство Слова. Профессор Макгонагал была права».

— Но вы знали бы об этом, только если вы действительно провели время за книгами. Определенно, не такая уж невыполнимая задача для студентов Рейвенкло.

Снейп развернулся и навис над столом Гарри и Бута. Бут выронил перо из ослабевшей руки. Гарри продолжал смотреть на Снейпа.

— Мистер Поттер, — вероятно, только Гарри расслышал, сколько ненависти было вложено в это слово.

Эта ненависть была не такой, как у дяди Вернона. Но не более опасной.

— Где вы будете искать, если бы я попросил вас принести мне безоар?

Гарри приподнял голову. Вчера вечером он читал учебник по зельеварению, и ему пришлось искать значение этого странного слова. Вероятно, только поэтому он знал ответ на вопрос Снейпа.

— В желудке козла, профессор.

— И? — Снейп подался вперед, словно хотел перепрыгнуть через стол и наброситься на них. Бут испуганно ойкнул. Гарри просто молчал. Испуг не поможет справиться с хулиганами. Он давным-давно усвоил это. — Что это такое, мальчик?

«Мальчик, мальчишка». Дядя Вернон почти всегда так обращался к нему, а тетя Петуния через раз.

«По крайней мере, он, вероятно, не станет говорить "урод", поскольку тоже знает о магии», — подумал Гарри и ответил: — Камень, который может излечить отравление ядами, профессор Снейп.

— Не излечивает, а нейтрализует яды, и далеко не все. Только большинство из них. Минус пять баллов с Рейвенкло.

Гарри моргнул. На мгновение ему стало любопытно, будет ли Снейп таким же придирчивым ко всем. Но нет, вряд ли. По какой-то причине дело было только в Гарри.

А потом он увидел, как Снейп смотрит на него. И Гарри снова задумался. «Чего он ждет?». Снейпу нравилось расхаживать по классу, в этом можно не сомневаться. Может, он считает, что Гарри следует извиниться за то, что не знает чего-то? Сомнительно, что кто-то вообще в классе знал об этом.

И тут Гарри чуть не улыбнулся. «Нет. Он ждет, что я сделаю то же, что и Бут. Проявлю страх. Сломаюсь, потому что он снял баллы. Закричу, что это несправедливо».

Гарри стоял, глядя Снейпу в глаза, и ждал.

— Сегодня мы будем варить зелье от фурункулов, — объявил Снейп и отвернулся, яростно ткнув палочкой в классную доску. На ней появился рецепт зелья. — Возьмите всё необходимое и следуйте этим инструкциям. Приступайте!

— Снейп — чудовище! — прошептал Бут, пока они шли к шкафу с ингредиентами. — Он даже не называл нас по именам. Откуда он знает, кто мы такие и кто правильно приготовит зелье?

— Он совсем не годится в учителя, — согласилась Патил, поворачиваясь и враждебно глядя на Снейпа. — Я слышала, как люди говорили, что он вообще не стремился стать профессором. Снейп принял предложение занять эту должность в Хогвартсе только потому, что им был нужен преподаватель зелий, а ему грозил Азкабан…

— Это не те сплетни, которые стоит повторять, Патил, — предостерегающе сказал Захария Смит, на мгновение остановившись перед ними. — Ничего так и не было доказано.

Однако для Гарри этого было достаточным доказательством, тем более что Патил только покачала головой и ответила:

— Мои родители не сказали бы мне этого, если бы в этом не было доли правды.

«Бывший Пожиратель смерти. Это многое объясняет. Конечно, он ненавидит всех, чьи родители сражались на победившей стороне».

Гарри решил, что ему не о чем беспокоиться. Его соседи по факультету, похоже, посчитали поступок Снейпа несправедливым, и не стали обвинять Гарри в потере баллов. Это означало, что они не будут мешать, надоедая ему упреками.

А Снейп не станет интересоваться занятиями Гарри трансфигурацией или, например, его родителями. Вряд ли он стал бы делать что-то большее, чем просто снимать баллы и орать на уроках.

После стольких лет, проведенных с Дурслями, все это вполне можно было пережить.

* * *

Голова этого паршивца Поттера была забита образами его родителей.

Это было все, что увидел Северус, когда своим вопросом вынудил мальчишку посмотреть прямо на него. Ничего, что касалось бы зелий, книг, лихорадочных размышлений о домашнем задании, даже о родственниках, которые, как Минерва рассказывала всем и каждому, относились к Поттеру не так, как следовало бы. Северус понимал, что это нелепо. Визенгамот установил, что у Джеймса не осталось выживших родственников, а у Лили вообще не было волшебной семьи, и поэтому мальчику придется расти с её сестрой. Они отправили туда нескольких волшебников, чтобы объяснить ситуацию.

Северус слышал об этом только с чужих слов, но в те дни его ненависть к тому, что случилось с Лили, была такой сильной, что заставляла его искать каждую крупицу сведений, связанных с ней. Он знал достаточно, чтобы рассеять сомнения.

Трое членов Визенгамота при всех регалиях явились к Петунии, передали ей мальчика и обрисовали ситуацию, в том числе и то, что с ней случится, если она будет плохо обращаться с ребенком-магом. Петунию было легко запугать. Северус сказал бы, что это была ее единственная привлекательная черта. Ей мог не нравиться ребенок сестры-волшебницы, кем бы он ни был, но она не стала бы срывать на нем зло.

Но нет. Тети не было в мыслях Поттера, хотя именно с ней он, должно быть, проводил большую часть времени. Только Джеймс лежал на кровати, пуская слюни, а Лили смотрела на свои руки.

«Лили…»

В самый напряженный момент Северус опустил руку на край стола и слегка покачал головой. Он обнаружил, что если позволить себе хотя бы минуту-другую каждый день думать о Лили, то ему становилось гораздо легче забыть о том, что она лежит в больнице Святого Мунго, и вернуться к той реальности, которая имела для него значение, — к Хогвартсу и своим урокам.

Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Поттер резко дернулся и перехватил руку Бута. Северус устремился к ним и услышал, как Поттер сказал:

— Нет, мы еще не можем добавлять иглы дикобраза. Видишь? Нужно подождать.

— Откуда ты это знаешь, Гарри? Честное слово, у тебя все так хорошо получается!

Поттер только тихо улыбнулся — так, как улыбнулся бы Джеймс, если бы его похвалили, подумал Северус, — и покачал головой.

— Я всего лишь следовал инструкциям. Я просто читаю их.

— Но ты все равно молодец, — Бут потянулся за ступкой и пестиком.

— Вам следовало бы самому прочитать эти инструкции, Бут. Я ожидаю большего от Рейвенкло, — Бут испуганно замер, и Северус слегка кивнул. По крайней мере, хоть кто-то боялся его так, как должен был, а не использовал образ сломленного Джеймса Поттера как своего рода щит. — В следующий раз, когда вы войдете в этот класс, у вас с Поттером будут новые напарники.

— Да, сэр.

— Да, сэр.

Голос Бута звучал так, словно он дрожал всем телом и ненавидел себя за это. Поттер же говорил так, как если бы ему объясняли значение слова, которое он и так знал.

Взбешенный Северус снова проник в сознание Поттера. Он увидел Джеймса, выходящего из ванной, и Поттера, который, как ни странно, был совершенно очарован его очками. «Он похож на меня».

Северуса затошнило, и он поторопился выйти из чужой головы. По крайней мере, одну черту в характере Джеймса Поттера он мог бы указать точно. Этот человек не уделял никакого внимания своей внешности, и его не волновало, что об этом думают. Он даже хвастался этим вороньим гнездом на своей голове, как будто небрежность свидетельствовала о высоком моральном состоянии души.

Чтобы Поттера так заботила его внешность…

Что ж, Северус посмотрит, какой характер проявит Поттер во время отработки.

* * *

Поттер не показал ничего.

Когда он пришел, Северус отложил перо и некоторое время разглядывал мальчика. Тот вел себя так, словно Северус вообще на него не смотрит. Он просто вертел головой, пробегая взглядом по стеклянным банкам на полках в кабинете Северуса. Казалось, увиденное заинтересовало его не меньше, чем инструкция к зелью для лечения фурункулов на том утреннем уроке.

«Так себе», — заключил Северус и мотнул головой в дальний конец кабинета, куда он складывал котлы, покрытые стойкими, сложными, расползающимися узорами из пятен.

— Ты должен их отчистить. Без магии. Будешь работать, пока я не скажу остановиться.

Поттер молча кивнул.

— Словами, мальчик.

Лицо Поттера на мгновение выразило удивление, словно он не ожидал, что Северуса будет волновать, что он получил кивок вместно устного ответа.

— Да, сэр.

— За работу, — рявкнул Северус и вернулся к проверке эссе, продолжая краем глаза наблюдать за Поттером.

Поттер не жаловался на проволочную щетку. Или на пятна. Или на количество котлов. Или на то, сколько времени это занимало. Он просто брал щетку, наклонялся над котлами, а затем переворачивал очищенный котел, чтобы из него высыпались хлопья убранной ржавчины и грязи, и переходил к следующему.

Но он делал что-то еще. Чем пристальнее Северус наблюдал за ним, тем больше он убеждался в этом. Поттер что-то шептал себе под нос, но так тихо, что Северус мог только догадываться, что это были какие-то слова. Он нахмурился и наколдовал заклинание, которое позволило бы ему услышать, что говорил Поттер.

— Унгвис означает «коготь». Но также и палец. Сангвис — это кровь. Каллум — кожа…

Поттер бормотал на латыни? Северус медленно откинулся на спинку стула. На мгновение он задумался, какова причина. Ни одно из этих слов Поттеру не понадобится употреблять часто в учебной программе первого курса, даже на трансфигурации или заклинаниях. Возможно, внезапная одержимость Поттера латынью имела бы смысл, если бы у него были уроки Темных искусств, как в Дурмстранге, но здесь… Северус никак не мог взять в толк.

«Разве что он хочет произвести впечатление на Минерву, забегая вперед по ее предмету. Либо делая вид, что готовится заранее. У мальчика практически нет воображения, учитывая его одержимость родителями. Обычные дети иногда позволяют себе предаваться мечтам».

Удивительное явление — Северус несколько раз проникал в сознание Поттера во время совместных занятий Рейвенкло и Хаффлпафф, и каждый раз Поттер думал о своих родителях. Не об обеде, не о том, когда закончатся занятия, и даже не о тех мелких разногласиях и дружеских отношениях, которые должны были завязаться у него с однокашниками.

«Одержим желанием узнать, что он унаследовал от родителей? Ну еще бы. Интересно, что бы он сделал, если бы я сказал ему, что его отец был хулиганом?»

Северус не собирался проверять это на практике, так как это заставило бы Поттера задуматься, откуда ему это известно.

— Перестаньте бормотать себе под нос, Поттер, — резко сказал он. — Это отработка, а не учебное занятие.

Поттер тут же закрыл рот. Северус уставился ему в спину. Это замечание вызвало бы протест у большинства студентов. Но, похоже, Поттер был настолько высокого мнения о себе, что ему было все равно, что говорят или делают другие.

«Маленькая копия своего отца. Хотя и на иной манер, чем я ожидал».

Северус вернулся к проверке эссе. Он и так потратил слишком много времени на размышления об извращенном отродье Джеймса Поттера.

Но искорка веселья все же осталась. Мальчику предстояло получить неожиданные результаты, если он попробует использовать латинские слова, которые он заучивал, в эссе по трансфигурации. Во-первых, слово «каллум» означало не просто кожу. Оно подразумевало конкретно плотную, жесткую кожу.

«Только представьте, если он попытается написать о смягчении своей кожи и вместо нужного слова использует это. Воображаю, какое выражение лица будет у Минервы».

* * *

«Окулус — это глаз. А пупула — зрачок глаза. Если я хочу наколдовать себе острое зрение, я должен запомнить разницу между ними».

Гарри перегнулся через верхний котел, чтобы сильнее поскрести его с другой стороны. В то же время, спрятав свободную руку внутри котла, он отрабатывал движения палочкой, необходимые, чтобы сотворить заклинание, которое он нашел в учебнике по трансфигурации для третьего курса: Окулус Аквила — «Орлиный взор». В этом учебнике и в других книгах, которые Гарри нашел в библиотеке, утверждалось, что нужно приучить свои мышцы к выполнению движений палочкой, иначе потом будет трудно их освоить. То же самое говорил и профессор Флитвик.

По кругу, вниз, вверх. Нет, наверное, не под таким острым углом. В книге указывалось, что с этим надо быть осторожнее, иначе его орлиное зрение может достаться кому-то другому.

По кругу, вниз, вверх. Вот так уже лучше.

Гарри перешел к следующему котлу и начал отрабатывать движения рукой для заклинания «Коготь тигра», пока Снейп не рявкнул: «Свободен».

Гарри обернулся. Снейп пристально смотрел на него. Гарри мысленно пожал плечами, положил щетку на стол и направился к двери. Он не знал, почему Снейп ненавидит его, так же как не знал, что именно в нем вызывало такую сильную ненависть у дяди Вернона. Да, Гарри обладал магией, о чем было известно Вернону, а ему самому — нет, но, по мнению Гарри, было бы разумнее рассказать ему об этой магии. Тогда он мог бы научиться контролировать ее.

Снейп был еще большей загадкой. Но, решил Гарри, если он сможет использовать отработки у профессора, чтобы практиковаться в заклинаниях, то может свыкнуться с ними.

Более того, у него оставалось полчаса до комендантского часа, а все предупреждали его, что отработки у Снейпа будут непредсказуемо долгими. Это давало ему немного времени, чтобы поискать укромное место, где он мог бы заниматься. Подземелья, вероятно, были лучшим выбором. Даже слизеринцы, похоже, пользовались только небольшой их частью.

* * *

— Гарри!

Гарри удивленно оглянулся. Финниган подошел к нему сзади и непринужденно приобнял за плечи. Несколько гриффиндорцев, которые шли вместе с ним, странно посмотрели на них, но продолжили свой путь.

«Никого на их факультете не волнует дружба с кем-то из другого факультета. Держу пари, что у слизеринцев по-другому». Гарри уже видел, как Малфой призвал к ответу одного из первокурсников Слизерина за то, что тот разговаривал с девочкой из Хаффлпаффа.

— Я был очень удивлен, что тебя не распределили к нам, — тараторил Финниган, увлекая Гарри к гриффиндорскому столу. Бут проводил их взглядом, но ничего не сказал. — Знаешь, ты был единственным, с кем я ошибся. Гринграсс и Забини оба попали в Слизерин, а я — вот, — он схватил свой красно-золотой галстук и радостно потряс им.

Гарри надеялся, что со стороны он не выглядел таким завистливым, каким себя чувствовал. Гриффиндорцы зевали, ели и шутили друг с другом. Кажется, там собралась почти вся рыжеволосая семья. Интересно, каково это — учиться с сёстрами и братьями на одном факультете?

— Но ты предсказал только для четырех человек, — заметил Гарри, чувствуя, что должен как-то ответить, когда Финниган повернулся к нему. — Я хочу сказать, что было бы более впечатляюще, если бы ты сделал предсказание для большего числа. Если бы ты ошибся только в одном случае из десяти, это бы уже что-то значило.

— Наверное, мне не стоит удивляться, что ты все-таки попал в Рейвенкло! — рассмеялся Финниган. — Говоришь как истинный Ворон.

Гарри хотел как-то ответить, но не знал, что именно сказать. Он ограничился пожатием плеч, а Финниган игриво растрепал ему волосы и отпустил его.

— Если хочешь сидеть с нами, милости просим, — Финниган махнул рукой в сторону других первокурсников Гриффиндора. — Это вот Дин Томас, — высокий темнокожий мальчик, который улыбался гораздо чаще, чем Блейз Забини. — Рон Уизли, — рыжий мальчик, должно быть, самый младший из рыжей семейки кивнул Гарри. — И… — Финниган немного понизил голос. — Невилл Лонгботтом.

Гарри моргнул, глядя на Мальчика-который-выжил. Постоянно бледное лицо делало его чем-то похожим на Малфоя. Шрам в виде молнии так ярко выделялся на лбу, что напомнил Гарри о ранах, которые он иногда получал, живя у Дурслей.

Но Лонгботтом неуверенно улыбнулся ему и прошептал:

— Ба рассказала мне кое-что о твоих родителях. Они были с-смелыми людьми. Надеюсь, однажды я смогу стать таким же храбрым, как они.

— Спасибо, — ответил Гарри. — Я тоже слышал о твоих родителях. Мне жаль, что их больше нет.

Лонгботтом кивнул и отвернулся, возвращаясь к завтраку. Гарри показалось, что он заметил слезинку, блеснувшую в уголке его глаза, но он точно не собирался привлекать к этому внимание. Он сел, прислушиваясь к обсуждению квиддича между Финниганом, Томасом и Уизли, и заметил, что Лонгботтом, казалось, был одинок, несмотря на то что его всегда окружали люди, желающие с ним поговорить.

«Должно быть, очень одиноко вот так остаться в живых после встречи с лордом Даддерсом».

Гарри был рад, что ему не пришлось нести это бремя. По крайней мере, он был обычным человеком, на которого большинство людей не обратили бы внимания, и у него был шанс когда-нибудь вернуть своих родителей.

Он представил, как это будет, когда он исцелит своих родителей. Как улыбнется отец. Каким будет взгляд матери, когда она проведет рукой по волосам Гарри.

Было больно — представлять себе такое. Но Гарри знал, что должен это делать, потому что когда-нибудь так и случится.

* * *

После завтрака они разошлись — Гарри отправился на чары, а гриффиндорцам надо было идти на зельеварение. Лонгботтома начало потряхивать, когда Финниган упомянул имя профессора Снейпа. Гарри сначала недоумевал, почему Снейп ненавидит Лонгботтома, но потом снова вспомнил, что Снейп был Пожирателем смерти.

Вероятно, Снейп ненавидел Лонгботтома даже больше, чем Гарри. Ему стало жаль мальчика.

— Не очень красиво с твоей стороны, Гарри.

Гарри моргнул и оторвался от учебника по заклинаниям. Бут плюхнулся на стул рядом с ним и сердито посмотрел на него. Голдстейн сел по другую сторону от Гарри, выглядя таким же расстроенным. Гарри не мог видеть, как выглядит Корнер, потому что тот сидел за другим столом позади Голдстейна.

— Ты о чем? — спросил Гарри.

Он совершенно не понимал, что успел натворить. Он даже не потерял ни одного балла с тех пор, как Снейп оштрафовал его в коридоре за тот разговор с Малфоем.

— Ты пошел обедать с гриффиндорцами и вел себя с ними дружелюбно, хотя раньше даже не общался с ними, — Бут вытаскивал учебник из сумки размашистыми неуклюжими движениями, в точности как Гарри в старой школе, когда пытался скрыть, как сильно Дадли достал его. — Мы с тобой на одном факультете, и весь чертов день проводим рядом с тобой, а ты все равно ведешь себя так, будто тебя на дерьмо заставляют смотреть⁽¹⁾.

— Следи за языком, — испуганно прошептал Корнер.

Бут проигнорировал его и наклонился ближе к Гарри.

— Я думал, я твой друг. И только сейчас понял, что никогда не слышал, чтобы ты обратился ко мне по имени, и никогда не видел, чтобы ты улыбнулся мне так, как Финнигану.

Гарри уставился на него. Его первой мыслью было: «Почему это вообще кого-то волнует?». В его старой школе всем было все равно. Да там дети закричали бы от страха перед Дадли, если бы Гарри улыбнулся им или проявил дружелюбие. Иногда Гарри поступал так с теми, кто ему не очень нравился, просто чтобы заставить их нервничать.

Но здесь…

— Я… не знал, что ты этого хочешь, — наконец сказал он. — Понимаете, в начальной школе у меня было не так много друзей.

— Твоя семья никогда не водила тебя в гости к кому-нибудь? — нахмурился Голдстейн. — Мои кузены-маглы познакомились с моими кузенами-волшебниками. Мы все знали друг друга.

— До одиннадцати лет я не знал, что я волшебник, — покачал головой Гарри. Он решил, что не будет большой беды, если он расскажет им немного. Вряд ли они станут посылать Дурслям сову с претензиями. — Мои тетя и дядя не очень любят магию. Как и мой кузен. Они не рассказывали мне о магии. Понимаете, я не думаю, что мой кузен вообще что-нибудь знал о ней.

— А при чем здесь отсутствие друзей?

Гарри повернулся к Буту.

— Мой кузен не позволял мне дружить с кем-нибудь в школе. Он избивал любого, кто пытался. Говорил, что я… — нет, Гарри все еще не был готов рассказать им об «уроде». — Ненормальный, и все, кто хотел общаться со мной, тоже ненормальные.

Все снова уставились на него. Гарри вздохнул, увидев, что Патил заходит в класс. Если она узнает об этом, он никогда не избавится от расспросов, потому что она будет анализировать это до скончания дней.

— Вот и все, — подытожил он. — Я действительно хотел попасть в Гриффиндор, потому что там учились мои родители. В первый вечер я плыл в одной лодке с Финниганом, и он сказал мне, что уверен, что я буду в Гриффиндоре. Так что я просто проводил с ними время, потому что Финниган затащил меня туда, и мне было приятно на какое-то время представить себе, что я часть того факультета, в котором я хотел оказаться.

Бут помолчал, а затем обратился к Гарри:

— Ну что ж, меня зовут Терри. И ты можешь вести себя так, будто знаешь, что я существую.

— Хорошо, Терри.

Он испытывал странное чувство, выговаривая это имя, но, похоже, Буту было приятно слышать его из уст Гарри.

— А я Энтони.

— А я Майкл, — голос Корнера был настолько тихим, что Гарри понял его только потому, что уже знал его имя.

— Энтони, Майкл, — повторил Гарри.

Он кивнул им и снова уткнулся в свой учебник по заклинаниям. Голдстейн пересел к Корнеру и заговорил с ним об эссе по защите, над которым они, по-видимому, трудились прошлым вечером. Гарри уже сделал это задание. Он задумался, следует ли ему показать, что он действительно хорошо к ним относится, сказав что-нибудь по этому поводу.

Но Бут подтолкнул его локтем и заставил Гарри обернуться. Лицо мальчика было бледным, как у Лонгботтома или как у Малфоя, и у него был ужасно серьезный вид.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, Гарри.

— Хорошо.

Гарри ждал. Если Бут собирался заговорить о жестокости Дурслей, Гарри знал, как заставить его перестать думать об этом.

Но Бут поразил его.

— Я думаю, — заговорил он, — что из всех людей, которых я когда-либо встречал, ты меньше всего похож на гриффиндорца. Так что, думаю, это нормально, если у тебя есть друзья с Гриффиндора и ты хочешь общаться с ними, но ты не очень-то вписываешься в их круг. Финниган просто слепой, если уверен в обратном. Может, тебе стоит принять свой истинный факультет?

Гарри поймал себя на том, что вцепился в штанину своих брюк.

— Но на днях я дал отпор Малфою. Разве это не храбрость?

— Не знаю, — Бут пристально посмотрел на него. — Я очень многого не могу сказать о тебе, Гарри. Я никогда не знаю, что ты на самом деле думаешь или чувствуешь.

«Не Слизерин. Я не слизеринец».

Но Гарри меньше всего хотелось говорить это, чтобы Бут не задумался о том, о чем ему думать не следовало. Поэтому он только опустил голову и пожал плечами.

— Извини. Как я уже говорил, у меня нет большого опыта в дружбе. Так что, наверное, мои слова и вправду звучат ненормально, как и сказал мой кузен.

— Хорошо. Но… пожалуйста, говори хоть иногда. Странно видеть тебя рядом и почти никогда не слышать твой голос. Как будто учишься с привидением.

— Ладно, Терри, — согласился Гарри. Если Бут хотел, чтобы он поговорил еще немного, то почему бы нет. — Как ты думаешь, профессор Флитвик действительно имел это в виду, когда говорил об отработках за недостаточное прилежание в учебе? Я думаю, он пошутил, но некоторые второкурсники сказали, что он действительно их назначает.

Бут расплылся в улыбке и сразу же подхватил тему.

— Да нет, они, наверное, шутят. И вообще, что значит «достаточно учиться»? Мне нужно больше заниматься защитой, чем Энтони, но, если бы наказали Энтони, это было бы просто глупо, потому что на уроках Энтони действительно справляется лучше меня…

Гарри кивал на протяжении всей этой лекции. Если подумать, все было просто. Иногда вместо кивков он произносил несколько слов. И обращался к Буту по имени, что, казалось, делало того по-настоящему счастливым.

Не то чтобы Гарри это возмущало или что-то в этом роде. Его это просто ошеломило. Почему кого-то так сильно волнует то, что он сказал? Как оказалось, Бут и Голдстейн были знакомы еще до Хогвартса, и Корнер отлично вписался в их компанию. С чего бы им захотелось дружить с Гарри, если они уже были друг у друга?

Это было так странно — знать, что людей волнуют подобные вещи.

1) В оригинале «can't stand the sight of us» — «терпеть нас не можешь», но мне кажется, что Финниган мог выразиться покрепче.

Вернуться к тексту