Когда научит только проклятие (джен)

Голова трещала зверски. Зелья не помогли, всю первую половину дня Риддл ходил, будто оживший труп. Макгонагалл тоже выглядела паршиво, но Том не спросил, как она. Нет, пусть заговорит первой. К обеду зелья все же подействовали, и Риддл почувствовал себя человеком. Он провел в гостиной собрание для первого и второго курсов, тут и лягушачья косточка активизировалась:

— Моя тетя прислала ответ. Они с подругой будут ждать нас в пять на чай.

Том дослушал жалобу Гойла на Крамли из Равенкло, пообещал разобраться, устроился в кресле напротив камина и только тогда ответил:

— Хорошо. Ты идешь Выручай-комнату? Мы успеем просмотреть пару монографий по проклятиям.

— У меня сейчас свидание с Мильтоном.

— Надеюсь, не в уединенном месте.

— Вот это тебя не касается.

Риддл метнул в огонь злобную искру, и тот заплясал веселее, хотя в оранжевой гриве появился зеленоватый блеск. Не будь Том повязан с гриффиндоркой проклятием, он бы ради нее и пальцем не пошевелил, но он был. Ругнувшись про себя, Риддл выбрался из кресла.

Поисковое заклинание, настроенное на другую лягушачью косточку, привело в небольшой уголок, в котором профессор травологии устроил садик. Как предсказуемо. Все парочки Хогвартса ходили сюда миловаться среди гибискусов и «рождественских звезд». Макгонагалл почувствовала его заклинание и стояла, поджав губы, будто недовольная старушка. На ее локте висела корзинка с темно-красной, почти черной черешней. А вот это уже было оригинально.

— Надеюсь, ты наколдовала ее сама, деньги можно потратить на что-то получше.

— Что тебе нужно, Риддл?

— Хочу подстраховать тебя на случай, если ваше свидание пойдет не по плану.

Она уставилась на него, как на допросе.

— Ты беспокоишься за мое тело или боишься, что я разболтаю Мильтону наш секрет?

— И то и то, — ответил Том.

Все же в честности была своя привлекательность.

— И не скучно тебе будет просто торчать поблизости?

— А я учебники с собой взял, — он хлопнул по школьной сумке.

Она собиралась что-то сказать, но в конце коридора нарисовался Пайк. Застыл на секунду и тут же крикнул:

— Ты опять?

Старосты отпрянули друг от друга, и напрасно, ведь так делают только те, кому есть что скрывать. Пайк состроил оскорбленную рожу, естественно, без синяка, — и подошел.

— А я, дурак, решил, что ты больше не будешь так себя вести. Еще виноватым себя чувствовал за то, что вчера пытался насильно тебя поцеловать.

— Поцеловать? — ее глаза нехорошо сверкнули.

— Большего я бы себе не позволил. Я же не слизеринец какой-то. Но, видимо, хорошие парни тебе не нравятся.

Том даже комментировать не стал. Пусть идиот сам себя закапывает. Лицо Макгонагалл мрачнело на глазах.

— Между мной и Риддлом нет никаких романтических отношений.

— Ну поклянись еще в этом.

— Зачем? — в ее голосе звучало искреннее непонимание. — Разве моих слов недостаточно?

— Все вокруг вас обсуждают. На его факультете, — он мотнул головой в сторону Риддла, — небось уже ставки делают, залез он к тебе под юбку или нет. А если нет, то когда залезет.

Том кивнул скорее своим мыслям: «Ну да, наши могут».

— Почему ты слушаешь их, а не меня? Я твоя девушка.

— Даже не знаю, моя ли ты девушка… Моя девушка не стала бы липнуть к слизеринцу…

— Вот так ты на меня смотришь, — заметного разочарования в ее лице не было. — Тогда нам лучше разойтись.

Пайк захлопал глазами, но опомнился и выпятил подбородок.

— Что ж… Но я все равно должен перед тобой извиниться. Я не должен был вести себя грубо.

— Мне не нужны твои извинения, — Макгонагалл уперла в него немигающий взгляд. — И если ты обидишь любую девушку, не важно, порядочную или нет, я задам тебе такую трепку, что вчерашняя покажется дружеской беседой.

Воздух всколыхнулся, листья растений вздрогнули, цветы качнулись.

— Ну и ладно… Только не пытайся вернуться ко мне, когда он тебя бросит.

Он по-прежнему строил из себя оскорбленного героя, и, к сожалению, не видел, как нелепо выглядит со стороны. Как праведник грешнику он бросил Риддлу:

— Удачи.

Том ответил улыбкой, в которую вложил непристойный жест. Пайк послание прочитал, в глазах мелькнула злоба. Пока он колебался — врезать или не врезать, Риддл собрал в ладони магию для смачного ступефая. Гриф отступил. Стоило его презрительно выпрямленной спине скрыться за поворотом, Том произнес:

— Наше счастье, что он полный идиот. Хотя понять его можно… Кстати, угостишь черешней?

Макгонагалл придвинулась и чуть приподняла корзину.

— Ты был прав, а я сделала поспешные выводы, потому что не захотела разбираться.

Риддл сунул в рот две ягоды, они были сладкие, сочные, и без косточек.

— Вкусная черешня, из чего ты ее наколдовала?

— Из картошки, — буркнула Макгонагалл.

— Я бы взял репу, — Том усмехнулся краем рта. — У нее более податливая структура.

— Я вообще-то пытаюсь перед тобой извиниться, — она перевесила корзину на другую руку.

— И я не собираюсь облегчать тебе задачу, — он самодовольно прищурился.

— Как же ты неподражаем в своей заносчивости.

Ее тон будто бы укорял, но Риддл не чувствовал себя задетым. Он горделиво приосанился, всем своим видом говоря: да, я такой.

— Ты принимаешь мое извинение? — спросила Макгонагалл.

— Тебе это важно?

— Да.

Он впервые обратил внимание, что в ярком свете ее серые глаза казались очень светлыми, будто лучистыми. Даже за стеклами очков.

— Тогда принимаю. А теперь мы пойдем в Выручай-комнату? В одном сборнике было упоминание о заклинании, способном вернуть проклявшему его чары. Хочу поискать больше информации.

— Да, только мне нужно отдать тебе одну вещь.

Она вытащила из кармана мантии чуть сплющенный глиняный кружок размером с монету. На поверхности были тщательно выдавлены защитные знаки.

— Это тебе от Крикли в благодарность.

Макгонагалл надеялась, что он обрадуется. Ох уж эти гриффиндорцы, всегда готовы поверить, что в глубине души любой темный маг грезит о зайчиках и ромашках.

— Это точно не самый лучший защитный амулет всех времен.

— Но он подарен от чистого сердца. За хороший поступок. И хотя я не одобряю обман...

— Ты уже отругала меня за то, что я сунулся со слизеринскими методами в твое гриффиндорское королевство.

Лицо Макгонагалл стало таким, будто она кусала изнутри губу, но сдаваться было не в ее характере.

— Твоя ложь помогла Крикли, так что спасибо тебе от него и от меня.

Риддл не стал ломаться и взял амулет. Ведь чем быстрее они покончат с сантиментами, тем быстрее засядут за книги и за черешню.

* * *

— О, девушка, как славно ты цветешь весенним днем. Резвись, играй, но сорвать не дай цветок в саду своем, цветок в саду своем… — твердил Риддл, наверно, в сотый раз.

Вокруг шумела ярмарка, особенно говорливая, яркая и беспечная в свой последний день. Том накинул чары незаметности, однако балаганщики его видели. Кто-то посмеивался, кто-то понимающе улыбался, карлик, присматривающий за гиппогрифами, даже пожелал удачи.

Значит, не врала госпожа Глория Кук, когда говорила, что призвать чертову старуху можно, если спеть «Плач девы» без последнего куплета. Бабуля обязательно откликнется и закончит песню. Конечно, если будет поблизости, но в последний день она всегда посещала ярмарку.

Риддл и Макгонагалл разделились и с самого утра напевали проклятый «Плач», но пока не везло ни ему, ни ей. И хотя Том не делал ничего трудного, он устал как собака. Поднимались вверх деревянные кабинки невидимого колеса обозрения, скакали по кругу расписные лошадки, взлетали вверх качели… Люди спешили от одного аттракциона к другому. И замереть, когда всё вокруг двигалось, было сродни маленькой смерти. Риддл побрел дальше, бесясь, кляня, и все же бормоча:

— О, девушка, как славно ты цветешь…

Его перебил голос Макгонагалл:

— Иди ко мне…

Том тут же схватился за свой значок:

— Она отозвалась?

— Нет, но я встретила тетушку и Глорию. Они тоже здесь, на ярмарке…

«Поглазеть пришли, любопытные сороки», — подумал Том и нетерпеливо перебил:

— И что?

— Они подсказали мне одну идею. Так что скорее иди сюда.

Нить поискового заклинания потянула его на западный край ярмарки. Риддл обошел красный шатер, разрисованный головами горгон, и увидел деревянный помост. Докерси, пухлый шестикурсник из Равенкло, читал балладу. Какую именно, разобрать было трудно: то чтец запинался, то его прерывали смешки и выкрики из толпы. Людей перед помостом собралось немного — компания взрослых парней и девиц, да человек десять из Хаффлпаффа. Барсуки всегда первыми приходили на любое веселье, будто у них было на него чутье, как у нюхлера на золото. Заклинание подсказало, что Макгонагалл стоит справа от помоста, в стороне от толпы. Даже дурак догадался бы, что она задумала. Том решил, что скорее сожрет скручервя.

Стоило сунуться поближе, как у его локтя возникла рыжеволосая девчонка с лотком зачарованных шариков. Видимо, их заправили всякой гадостью. Том отказался, а вот хаффлпаффцы взяли сразу полдюжины. Поисковое заклинание рассеялось, и почти сразу он различил Макгонагалл сквозь серый морок.

— Я не пойду туда позориться, — процедил Риддл.

— Я пойду с тобой, вместе не так унизительно, — утешила она.

— Хочешь, чтобы нас окончательно поженили?

— Думаю, нас не только поженили, но уже наделили кучей детишек, отсыпали коварных измен и бурных ссор, которые привели к драматичному убийству со счастливым воскрешением в конце. Но когда мы разрушим проклятие и перестанем общаться, все слухи сойдут на нет. А вот если мы его не снимем…

Ей не нужно было продолжать, Том и так понимал, что если не избавиться от проклятия, то все эти «тили-тили тесто» покажутся ему безобидным детским лепетом.

Похоже, выступление судили три старых закопченных горшка, которые сейчас побрякивали крышками, и, кончено же, толпа. Еще несколько гриффиндорцев закупились шарами. Докерси это видел, и до последнего отодвигал финал своей баллады. Как только он замолчал, горшки извергли потоки отвратной зеленой жижи. На помост полетели шары. Ударяясь, они взрывались, разбрасывая жаб, слизней, тритонов и яйца ворон-вонючек. Докерси со сцены будто сдуло, но, кажется, в него все-таки что-то попало. Впрочем, вся гадость быстро растаяла. На сцену вскочил зазывала в цилиндре с белыми крыльями и принялся уговаривать побороться за ценный приз — зелье удачи.

Толпа росла, студенты одной из самых достойнейших школ магии и колдовства никогда не проходили мимо возможности поулюлюкать, позубоскалить и чем-нибудь пошвыряться.

— Прекрасные леди и отважные джентльмены, не может быть, чтобы среди вас не было никого, кто мог поразить нас своим талантом. Я вижу на ваши лицах печать Аполлона и его девяти Муз…

«Сейчас или никогда», — решил Риддл и бросил:

— Идем.

Помост оказался выше, чем он думал. Том будто вознесся над толпой, которая превратилась в мелкое озерцо из лиц. Где-то, позади всех, он вроде бы заметил двоюродную тетушку Макгонагалл и ее тощую подругу. Блондинка-хохотушка из первого ряда крикнула:

— Пришли показать нам совместный проект?

— Нет, будем спасать честь школы после Докерси.

Ответом ему был громкий хохот. Равенкловцы могли сильно достать своим занудством. Риддл повернулся к Макгонагалл и в который раз начал:

— О, девушка, как славно ты цветешь…

Она захлопала в ладоши, задавая ритм, и когда его голос окреп, нащупал правильную интонацию, запела вместе с ним, отзываясь с задором и легкой хитрецой, как ведьма, что в любой момент могла вывернуться из самых крепких объятий и умчаться плясать на лунном луче.

— …Но сорвать не дай цветок в саду своем, цветок в саду своем…

Заиграла флейта, теснее сплетая их голоса. Риддл сделал шаг, приглашая на танец, Макгонагалл подалась навстречу и тут же назад.

— …Промолвит тот, кто сорвал цветок, увяла на беду…

Они кружили, то сближаясь, то отдаляясь, ни разу не сомкнув рук, но держась друг за друга взглядами.

— В саду юнец садовник был, мне три цветка принес: чабрец, пион и фиалку… и букет из алых роз…

— …И букет из алых роз…

Ее голос почти упал до шепота, флейта зазвучала тише, будто боясь разбередить до конца не зажившую рану. Они остановились, боясь посмотреть на притихшую толпу. И вдруг:

— От алых роз я откажусь, пусть ива в тишине глядит в края, где любовь моя не помнит обо мне...

Старуха стояла совсем рядом, Том мог различить частички мха на ее веках. Он сбежал по ступеням, но тварь в один миг переместилась к шатру с горгонами. Макгонагалл крикнула: «Стой! Подожди!» — то ли в мыслях, то ли вслух. Риддлу некогда было разбираться, он преследовал врага.

Ярмарка отдалилась. Он будто бежал мимо киноэкрана, на котором сменялись зыбкие серые образы. Саму старуху Том давно потерял из виду, но она оставляла следы — красные расплывчатые пятна в воздухе. Люди происходили сквозь них, как призраки. И крыша у Риддла порядком сдвинулась, раз уж он решил, что магия более реальна, чем существа из плоти и крови.

Край одного из старушечьих балахонов мелькнул в дверях наспех сколоченного из фанеры Дворца кривых зеркал. Том забежал внутрь, отражения будто набросились на него. На секунду Риддлу показалось, что они его раздавят. Хорошо, разум опомнился раньше, чем рука схватилась за палочку. Том побежал, уворачиваясь от красных клочков, паривших в воздухе. Только вперед, только вглубь зеркальных коридоров. И десятки, а может, уже и сотни Риддлов бежали вместе с ним. В голове пронеслось: этому не будет конца. Но уже следующий шаг он сделал по мягкой земле, покрытой опавшей листвой. Том обернулся. На месте лабиринта смыкали ряды старые кряжистые дубы.

— Что, милок, догнал, а дальше?

Он оглянулся назад. Старуха расселась в кругу бледных поганок, которым какое-то нечестивое чудо помогло протянуть до конца октября.

— Доброго здравия вам, матушка.

— Смотри, какой вежливый стал, аж душа радуется, — она достала из рукава дымящуюся трубку и затянулась.

— Я усвоил ваш урок, — сказал Том. — Впредь я буду более милосерден и уважителен…

Она выдохнула, облако темного дыма все росло и росло, пока не скрыло ее голову и часть груди. Из этой тучи послушалось скрипучие хихиканье.

— Да на кой мне сдалось тебя перевоспитывать. Я против честных мерзавцев ничего не имею, а вот кого не люблю, так это пустозвонов. Назовутся темными магами, а сами один козий пук.

Том сделал вид, что собирается с мыслями. На деле он пытался обуздать злость.

— Будь ты тем, кем себя считаешь, то давно бы решил проблему.

Дым не рассеивался, наоборот, становился гуще. Хотя из трубки, которую старуха держала на отлете, поднималась лишь тоненькая струйка.

— Как бы я мог ее решить? — осторожно спросил Том.

— Да убей ту девчонку, и все. Ясен день, если нет второй души, нет второго тела, то и обмена нет.

— Вы надо мной смеетесь?

Она, правда, снова захихикала.

— Так и знала, что кишка у тебя тонка. Нет, милок, если хочешь спокойно колдунствовать свои темные дела, то придется замараться. Раз сам не смекнул, я выберу за тебя. Мое проклятие отстанет, когда ты перережешь девчонке горло. Сам. Ножичком. Без всякой магии.

Риддл не для того днями и ночами учился магии, чтобы позволять кому-то за него решать. Он взмахнул рукой, бросив ловчее заклинание, но светящаяся сеть распалась, едва коснувшись облака дыма. Земля ушла у Тома из-под ног и он свалился на дно ямы. Тело пронзил холод. Первая мысль была — он упал в воду, но нет, он барахтался в вязком сером тумане, тяжелом, как мокрые одеяла. Кое-как Риддл встал на колени, нашарил стенку ямы, она походила на склизкий хлебный мякиш. Рука погрузилась по локоть и не нащупала ни одного корня. Не выбраться. Том отпрянул. Задрал голову, увидел кусок далекого серого неба. Озябшими пальцами он нашарил палочку, еще ладонь ощутила что-то теплое. И вместе с палочкой он вытащил амулет Крикли, который излучал слабое сияние.

Туман подался назад, Риддл смог встать. Он поднял руку с амулетом над головой. Свет будто вернул ему способность думать. Он вспомнил, что умеет левитировать. Надо было только направить магию. Ничего не получилось. Амулет тускнел, а что еще ждать от работы первокурсника? Туман выпячивал слепые отростки и вздувался пузырями. Риддл перевел взгляд на небо, снова потянулся к дару, но магия съежилась, будто догорающий огонек. «А что ты от нее хочешь, — шепот доносился отовсюду и ниоткуда, — ты сам сломал ей крылья. Тот, кто сердцем выбрал аваду кедавру, к небесам уже не поднимется». Риддл пытался еще и еще, в отчаянии стискивая зубы и глотая слезы. Холод все-таки бросил его обратно на колени. Он посмотрел на палочку, та будто сажей покрылось, амулет в другой руке едва теплился.

Сколько у него осталось попыток: одна две… «Твоя яма слишком глубока, чтобы тебя вытащил один маленький хороший поступок», — издевательски прошамкали у него за спиной. Том не посмел обернуться. Он смотрел на амулет, глаза даже не щурились. Время истекало. Он искал чувство, которое вернуло бы магии крылья, но у него была лишь злость, а злости тьма не боялась.

И тут на голову шлепнулась веревка. За краем ямы маячила Макгонагалл и что-то орала. Риддл сунул палочку в карман, сжал зубами амулет, и обеими руками ухватился за веревку, та взмыла вверх так резко, что у него чуть плечи не выскочили из суставов. Приземление вышло жестким, однако Том был рад встрече с твердой неподвижной почвой.

— Почему ты никогда меня не слушаешь, — зудела над ухом Макгонагалл. — Ты самоуверенный идиот. Упрямый слизеренец.

Она наложила на него чары. И хотя кожу закололо, тепла Риддл не ощутил.

* * *

Не согрелся он и в Выручай-комнате, пусть и сел чуть ли не у самого камина, прислонившись спиной к массивному кресло. Перед глазами пылал огонь, а душа не могла выбраться из ямы. Часы, дни и месяцы он оттачивал свой дар, но все равно остался жалким магловским выродком. И тогда какой смысл в его жизни?

— Эти пожиратели темной магии напоминают мне моих кузенов. Они как-то точно так же ели спагетти. Ты ел спагетти?

Макгонагалл упорно его тормошила, говорила о каких-то глупостях и требовала ответа. Он с неохотой открыл глаза и огляделся. Выручай-комната укутала его в расшитое разноцветными нитками одеяло. Волшебная ткань забирала старушечье колдовство, нити набухали, а потом отваливались, их всасывали пушистые комочки света, похожие на птенцов.

— Ты вообще какую еду любишь?

— Никакую.

— Такого быть не может, — заявила Макгонагалл, но прежде чем она продолжила пытку беседой, Риддл спросил:

— Зачем ты меня спасла? Ты могла бросить меня там, меня бы никто не искал, а твоя жизнь стала бы проще.

— Я не думаю, что жить с трупом на совести будет просто, — она села рядом с ним.

— Никогда не понимал тех, кто вместо того, чтобы спасать себя, рискует жизнью ради других.

— Но это самая логичная вещь на свете. Я помогу тебе, кто-то поможет мне. И если все мы будем поддерживать друг друга, а не топить, то рано или поздно мир станет не таким злым, и жить в нем будет намного приятнее. Я лично хочу жить приятно.

— Как же это наивно, — Том затрясся, будто внутри образовалась еще одна холодная лакуна. Он крепче обхватил свои колени.

— Тебе нужна передышка. Давай поменяемся телами. Ты сможешь перекинуться в кошку и свернуться в клубок. Когда мне плохо, я всегда так делаю. Кошачий клубок — самая самодостаточная поза на свете.

Она говорила серьезно, однако Риддл ощетинился. Он не предложение помощи видел, а подвох.

— И твой нос утыкается под хвост.

— Мой нос, — эти слова она произнесла тоном чопорной дамы, — упирается в мою заднюю лапу, а хвостом я его накрываю.

— Сложно было научится анимагии?

— Не очень, но вам, парням, она дается тяжелее. Вы стараетесь перевоплотиться не в свою форму, а в кого-нибудь сильного, горделивого, опасного, — она поджала под себя ноги, устраиваясь удобнее.

— А какая ты кошка?

— Не знаю, я ведь вижу не как человек.

— Можешь показаться мне?

В другой ситуации Макгонагалл бы отказала, но сейчас она встала и, даже мантии не скинув, зашла за его кресло. Риддл навострил уши, и вроде бы что-то услышал, будто сквозняк пронесся. С другой стороны кресла вышла небольшая гладкая серая кошка в черную полоску.

— Впечатляет, — Риддл был завистливым слизеринцем, но даже он ценил настоящее мастерство.

Макгонаналл села, обернув хвост вокруг лап, и уставилась знакомым немигающим взглядом. Том высунул руку из-под волшебного одеяла. Выручай-комната вложила в ладонь бумажный шарик. Риддл пошуршал им. Кошачьи уши дернулись вперед, а желтые глаза расширились. Тело слегка сменило позу, хвост заелозил по ковру. «А если швырнуть комок в камин, — подумал он, — что победит, кошачьи инстинкты или ее разум?» Он кинул шарик в сторону двери. На секунду Макгонагалл привстала на лапы, но тут же плюхнула задницу обратно. Ее глаза негодующе вопрошали: и это лучший ученик Хогвартса? Будущий великий маг? И вообще взрослый колдун?

Риддла разобрал смех. Он хохотал и никак не мог остановиться. Уже и слезы брызнули из глаз, и в горле запершило, и в груди заболело. Пожалуй, только мочевой пузырь не подвел. Том отфыркивался, вытирал лицо, вдыхал, говоря себе: теперь точно все. А потом глуповато хихикал от своих же мыслей.

Нет, такие моменты точно нужно вырезать из памяти — и своей, и тем более чужой. Потом он придумает, как уговорить Макгонагалл забыть эту его истерику… Слова старухи пронеслись сквозь его мысли, словно призрак: ты перережешь девчонке горло. Сам. Ножичком. Без всякой магии. И смех как отрезало.