Все псы попадают в рай (джен)

— А ведь уже и день клонится к вечеру, — заметил Филч, посмотрев на потолок Большого зала, на котором отображаемое небо приобрело предзакатные алые краски. — За разговором с вами, директор, время пролетело незаметно.

Псовский молча кивнул, отложив в сторону половину съеденного пирога. Еда больше не лезла. Не потому, что была невкусной — наоборот, кухня в Хогвартсе явно работала на совесть. Просто переваривать приходилось уже не столько пищу, сколько объем полученной информации.

Действительно, за обстоятельной беседой с обнаруженным завхозом прошел весь день. Завтрак плавно перетек в обед, а обед — в ужин. Вернее, здесь это все называлось как-то по-другому (обедом Аргус почему-то обозвал последний прием пищи), но Алексей Игнатьевич решил не заморачиваться. Кормят — и ладно. Возвращаться в собственные комнаты решительно не хотелось: количество портретов в кабинете изрядно напрягало, и Псовскому все время казалось, что те могут донести информацию в то самое Министерство магии, о котором упоминалось ранним утром. В спальне портретов не было, как и каких-либо картин в принципе, но не туда же вести Филча для разговора, право слово! Поэтому и просидели они все время в Большом зале, то попивая крепкий черный кофе, то подъедая приготовленные загадочными домовыми эльфами блюда, то прогуливаясь между обеденных столов, чтобы размять ноги. И все это — не прерывая насыщенного диалога.

Чем больше узнавал Алексей Псовский — тем больше смурнел.

«Куда ты вляпался, Леха? — назревал на периферии больной вопрос. — Точно ли это все можно разрулить? Да и нужно ли? Жили же эти маги в своей сломанной системе все это время и прекрасно себя чувствовали. Зачем тогда лезть в своих солдатских сапогах туда, куда вроде как и не просили? Есть же базовый принцип: работает — не трогай!»

Аргус Филч рассказывал обстоятельно, со всеми подробностями. А послушать реально было что. В Хогвартсе имелось четыре факультета, названные по именам основателей школы. Разделение — дело вроде как привычное, и Псовский мысленно уже окрестил всех «ашками», «бэшками», «вэшками» и «гэшками» — ну, по аналогии с привычными классами собственной «рассветной» школы» — и решил, что распределение происходит тоже разумно: типа по профилирующим предметам или силам, но логика магов была какой-то своей, вывернутой наизнанку. Поэтому детей отправляли на тот или иной факультет абсолютно сумасшедшим способом с несуразными критериями отбора, при этом учили всех одному и тому же. А еще почему-то аж целый факультет записали в злокозненные темные маги, хотя вроде как предпосылок для этого особо и не было. В общем, систему Алексей Игнатьевич так и не понял.

Предметы сами по себе тоже были странными и на первый взгляд не давали ученикам тех навыков, которые пригодятся в дальнейшей жизни. Привычных для Псовского дисциплин не было вовсе, часть профессуры не обладала нужными качествами и знаниями, кто-то, являясь вроде как квалифицированным специалистом, явно не был пригоден для работы с детьми, а кто-то и вовсе был давно и изрядно мертв, продолжая вести уроки в призрачном состоянии. Ценность последнего преподавателя, с точки зрения Алексея, была вообще нулевой, с учетом того, что его «зациклило» на одной теме, а вопросы учеников он предпочитал игнорировать. Конечно, об этом Аргус Филч не рассказывал «в лоб», но все вытекало из обсуждения проблем Хогвартса, формируя в сознании Алексея Игнатьевича целостную картину происходящего.

Система оценивания учащихся была непонятна, низкая квалификация кадров угнетала, текучесть преподавателей загадочного ЗОТИ превышала все разумные пределы. Учитывая тот факт, что дети жили в школе-пансионе на постоянке, знаний они, судя по всему, получали чрезвычайно мало, а навыков не получали вовсе. Разве что с травологией все было неплохо, но не всем же быть фермерами?

Непонятно почему, но в школе чуть ли не войнушка между факультетами шла, особенно между двумя из них: Гриффиндором, где учились вроде как самые храбрые и отважные (читай — шебутные задиры, по типу неких близнецов Уизли, на выходки которых постоянно жаловался Филч) и Слизерином (теми самыми «темными мажатами», которые обитали в затапливаемом подвале). Здоровая конкуренция — это всегда неплохо, но здесь она, увы, здоровой не была.

Короче, с образованием было все плохо, с воспитанием — еще хуже. На обе ноги хромала материальная база, замок требовал ремонта, а денег, естественно, взять было неоткуда. Дополнительно для себя Псовский отметил, что вопрос безопасности тоже никем не поднимался и не решался. Складывалось ощущение, что все ученики еще живы не благодаря, а вопреки. Короче, новости были так себе.

Странно было то, что всех, похоже, все устраивало: и то самое Министерство магии, и родителей школьников, и некий Совет Попечителей, который вообще выполнял непонятную функцию. По идее, последний должен был оказывать помощь и софинансирование, а также принимать участие в решении самых животрепещущих вопросов, но по факту ничем этот Совет не занимался уже давно, и поддержки от него ждать явно не следовало.

Алексей Игнатьевич, оценив такое пренебрежение к школе вообще и учащимся в частности, вполне логично заключил, что это, вероятно, учебное заведения для детей из неблагополучных семей, а потому понятным становится попустительство и со стороны властей, и со стороны родственников студиозисов. Припоминалось, конечно, что нарисованные люди с картин говорили что-то про то, что Хогвартс — лучшая школа магии, но сейчас это звучало как насмешка: если это лучшая, то худшая тогда какая?

— Аргус, благодарю за компанию. А за беседу — особенно, — произнес наконец Псовский, вставая из-за стола. — Любопытным выдался наш диалог. Вы запишите ваши мысли на этот счет, может, идеи по улучшению или наиболее проблемные места, а потом занесите мне. Я ознакомлюсь.

— Конечно! — с готовностью подтвердил довольный завхоз и добавил: — Вы сейчас к себе в кабинет? Давайте, мы с Миссис Норрис вас проводим.

— Почему бы и нет, — пожал плечами Алексей.

Несмотря на то, что он бы и сам нашел дорогу, компании новообретенный директор был рад. Все же пока что он мог передвигаться лишь знакомыми маршрутами и для того, чтобы попасть в свои комнаты пришлось бы для начала вернуться в вестибюль, а затем уже повторить утренний маршрут по лестницам, но в обратном направлении.

Шли они достаточно долго, и Псовский даже рискнул уточнить кое-что по пути.

— Аргус, скажите, а преподаватели не говорили, когда планируют вернуться из отпуска? — спросил он, когда одна из лестниц рванула вверх, а потом плавно подалась вбок.

— Деканы должны прибыть в течение этой недели, скорее всего, ближе к выходным. А остальные, наверное, как обычно — где-то к середине августа. Во всяком случае, никто не говорил, что собирается приехать пораньше. В замке на лето только профессор Трелони осталось, ну так она из своей башни и носа-то не кажет, — пожал плечами Филч.

Кабинет встретил Псовского тишиной: нарисованные люди посапывали на своих картинах, насест, на котором ранее сидела огненная птица, пустовал. Кресло в директорском кабинете оказалось чересчур удобным. Таким, что можно запросто заснуть, если дать себе слабину. Алексей Игнатьевич задумчиво провел пальцами по резному подлокотнику и уставился в витражное окно. Закатное солнце заливало кабинет тусклым, как старое золото, светом, и все вокруг казалось будто покрытым пленкой. Надо было все обдумать.

Он не мог выкинуть из головы Филча. Чем больше он вспоминал их разговор, тем больше в этом человеке проступало… человеческого. Да, мрачный. Да, язвительный, и добряком его не назовешь. Но ведь не злой по натуре. Просто обиженный.

«Представь, Леха: ты родился среди волшебников, но сам — без магии. Ты всю жизнь среди чудес, но ни одно не можешь сделать самостоятельно. Вкалываешь во всю, а вместо благодарности — шушуканье за спиной и насмешки. А ты все равно здесь, каждый день, с утра до ночи, тащишь эту махину на себе… — подумал Алексей. — Хотя даже представлять не нужно. У меня с этой магией тоже непонятно что: то ли владею, то ли нет. Как проверить — пока непонятно. Да даже если и владею — что мне с того? Тут, вон, семь лет детишки учатся базовым вещам. Волшебная палочка эта еще… Надо бы найти, а то подозрительно, что я ее с собой не ношу. Как есть — сквиб».

Псовский вздохнул. За всю свою разношерстную карьеру он повидал многих, в том числе и таких, как Филч. Это были неудобные люди, которые не вписывались в шаблон, и везде были «не совсем свои». Да, он недружелюбен. Но при этом — цепкий. И предан Хогвартсу не меньше любого фанатика. Даже несмотря на то, как к нему тут относятся.

Алексей Игнатьевич вроде бы как пообещал вплотную занятся этой школой, но сейчас вдруг подумалось: а с чего вдруг он так рьяно решил что-то улучшать? Хогвартс стоял веками и еще столько же простоит, система тоже была по-своему отлажена.

«Я получил эту роль, мне выпал счастливый билет, — отметил про себя Псовский. — Так зачем мне так явно выбиваться из образа своего предшественника? Тот, судя по всему, считал, что ученики прекрасно справятся со всем сами. Что они и доказали, если верить рассказам Рыжего».

За время отсутствия Алексея Игнатьевича, писем на столе явно поприбавилось. На одном особенно пухлом конверте размашисто было выведено: «Неотложно».

— Эльф Хогвартса! — негромко произнес мужчина. — Свет!

Может, здесь была и какая-то другая система, позволяющая зажечь люстру, но Алексей о ней не знал.

«Уважаемый директор, напомните, пожалуйста, каким образом будет решен вопрос преподавания маггловедения в грядущем учебном году, в свете назначения профессора Квиррелла на пост преподавателя ЗОТИ…»

— Постойте… — пробормотал он. — Маггло… что?

Портреты, разбуженные включенным освещением, зашушукались.

— Альбус, голубчик, не молчите! — всплеснул нарисованными руками седовласый старикан в пунцовом камзоле и бородавкой на носу. — Маггловедение! Его же нельзя просто выкинуть из программы! Это будет катастрофа! Ученики останутся в неведении! И кто, кто теперь будет объяснять им, чем чайник отличается от кальяна?!

— Простите… э-э… сэр? — решил уточнить Псовский.

— Филлипус Мэнчли, бывший декан факультета Рейвенкло, — с достоинством кивнул старик, — гощу тут у моего дорогого друга Квентина. Семьдесят четыре года преподавал. Из них двадцать три — маггловедение. Ушел на пенсию в восемьдесят девять. Погиб от укуса маггловского электричества. Потрясающий опыт!

«Так, — отметил для себя Алексей, — у местных жителей, тех, которые без магии, есть электричество. Может, не все так плохо?»

— Да, да! Кто же будет преподавать студиозисам основы жизни простецов, если Квиррелл теперь будет вести Защиту от темных искусств?! — вмешалась дама в лиловом, картинно заламывая кисти рук.

— Простите, кто… поменял что? — автоматически переспросил Псовский, даже не подумав, что это не то, что директор должен был бы спрашивать.

Портреты на миг замерли, а потом возмущенно зашумели.

— Ну Квиррелл же, Альбус! Квир-ре-лл! Этот милый заикающийся юноша с чесноком в карманах. Был у тебя на позапрошлой неделе, подавал прошение на смену предмета. Ты обещал подумать, но думал слишком долго, да и на заседание в Министерство не явился. Отдел образования в новой должности его утвердил. Мы же утром тебе об этом говорили! Ты что же, совсем нас не слушаешь? — вступил в диалог знакомый уже мужчина в высоком цилиндре.

— Помню, помню, — покивал головой Алексей Игнатьевич и добавил: — Задумался просто. С маггловедением решим. Вот деканы на этой неделе приедут, и мы вместе этот вопрос решим. Время еще есть.

Псовский потянулся к другим письмам, показывая, что тема пока закрыта. За разбором корреспонденции Алексей даже не заметил, как солнце слилось с горизонтом, окна кабинета потемнели, а портреты один за другим стали ускользать из рам — кто спать, кто к соседям «на перекур». Даже особо ретивый мужчина в цилиндре, вечно интересующийся всем подряд, наконец заткнулся и исчез.

Алексей потянулся, встал, размял плечи, прошелся по кабинету. Мозг гудел от новой информации, как трансформаторная будка. Решив, что утро вечера мудренее, мужчина направился в спальню, прихватив по дороге с книжной полки что-то про «магглов» — хоть глянет перед сном, из-за чего весь сыр-бор.

Псовский, не раздеваясь, прилег на кровать и только теперь обратил внимание на полное название книги. На развороте красовалась надпись:

«Магглы: Простая Жизнь Простецов». Учебное пособие для младших курсов, автор — профессор Амброзия Пухлевик-Шмяк.

Мужчина пролистнул несколько страниц и открыл первую главу.

Глава 1. Кто такие магглы и как они выживают без магии

Магглы — это особая разновидность людей, которые, по какой-то причине, полностью лишены магического дара. Однако, несмотря на эту трагическую особенность, они умудряются жить достаточно активно и даже достигать определенных успехов в своем примитивном обществе.

Магглы строят свои жилища из камня, дерева и иногда — металлических конструкций. Для передвижения они используют самобеглые повозки, работающие, по слухам, на внутренних взрывах (!).

Они освещают свои дома с помощью «электричества» — энергии, которую добывают из стен. Очевидно, что она крайне нестабильна и опасна, поскольку при неправильном использовании вызывает пожары, несет смерть и издает невыносимо раздражающий писк.

Маггловская медицина базируется на использовании зеленых таблеток, горьких жидкостей и железных предметов, называемых «шприцами».

В военном деле простецы полагаются на огненные трубки, которые издают страшный грохот и метают маленькие металлические шарики. По всей видимости, они полагаются на шум, чтобы отпугнуть противника.

Несмотря на собственную отсталость, магглы изобрели странные устройства — например, экран, при помощи которого они круглосуточно наблюдают за сценами, где одни магглы кричат на других магглов, дерутся, поют и танцуют.

В последнее время появились слухи, что простецы якобы побывали на Луне. Однако большинство серьезных ученых склоняются к мнению, что это мистификация или что-то наподобие массового заклинаня иллюзии, созданного маггловскими шаманами, которых они называют «режиссерами».

При этом простецы практически не подозревают о существовании магического мира, и большинство их «научных открытий» — попытки объяснить магию через механизмы, формулы и гипотезы. Это вызывает уважение, но также и сострадание.

Поведение магглов определяется законами, которые они создают сами для себя. При этом их мораль весьма гибка, но понятие «доброты» им все же знакомо. Они способны любить, дружить, лгать, воровать, предавать и многое другое. Это делает их весьма интересными объектами для изучения.

Псовский закрыл книгу. В принципе, все было понятно: речь шла об обычных людях. Таких, каким раньше был он сам. Просто по уровню своего технологического развития те пока еще не приблизились к привычным для Алексей Игнатьевича параметрам, застряв, судя по прочитанному, где-то в 18-19 веке, но с небольшими поправками.

Наверное, только сейчас мужчина наконец осознал, что вся его прошлая жизнь осталась далеко позади.

«Это не просто другая школа. Это не просто другая страна. Это другая планета, где документы приносят совы, портреты ведут себя как живые люди, а весь мир делится на магглов и… прочих. И вот я теперь — один из прочих».

В резко изменившемся мире хотелось чего-то старого, привычного. Возможно, именно поэтому он так рьяно взялся что-то там улучшать и оптимизировать, хотя его об этом никто и не просил. Ведь если на то пошло: ему-то что до этой школы? Но нет, захотелось внезапно все переделать под себя, под свое понимание правильного и верного. А нужно ли вообще высовываться и вызывать у окружающих лишние подозрения? Наверное, все же не стоит. Приняв решение не гнать лошадей и просто понаблюдать, Алексей переоделся ко сну и лег под одеяло. Лето — летом, а в замке все равно было прохладно.

— Утро вечера мудренее, говорили они…

Удивительно, но свет погас сам собой, стоило только подумать об этом.

— …не верьте им, — пробормотал Псовский, проваливаясь в сон. — Утро — оно не мудренее. Оно просто начинается с кофе и разочарования.