Капли на стекле (джен)

Джеймс Поттер-младший/Алиса Лонгботтом

милое, теплое и солнечное.

И глазищи у нее — зеленые-зеленые.

И вся такая нелепая, несуразная, растрепанная, нескладная. Хохочет-заливается, хлопает ладошками по стене, от смеха на глазах выступили слезы, и она смаргивает их длиннющими ресницами. Раскраснелась — все смеется, никак не может успокоиться. Ослабляет тонкими пальчиками тугой узел желто-черного галстука — дышать мешает. В светлых кудрявых волосах запутались солнечные лучи, на запястьях куча фенек, а в правой руке — маленькое зеркальце.

Алиса Лонгботтом сегодня пребывает в просто отличном настроении. Она пускает солнечных зайчиков.

Она вечно взрывает котлы, но Слизнорт все равно готов ее на руках носить. Она первая на курсе по Трансфигурации, и МакГонагалл не нарадуется ее успехам. На Травологии она больше болтает и бездельничает — папа хоть и поворчит для проформы, но все равно меньше «Удовлетворительно» не поставит, а больше ей и не надо. Она никогда не была в школьной библиотеке, да ее туда и не пустят — девчонка ведь хохочет постоянно! Она совсем не любит квиддич и почти никогда не прогуливает занятия. Почти — это потому что иногда все-таки убегает с подружками в Хогсмит через потайной ход, соединяющий Выручай-комнату и «Кабанью голову». Дядя Невилл уже не рад, что рассказал когда-то дочурке о всех прелестях тайных проходов.

Алису Лонгботтом я знаю всю жизнь, но за неполных семнадцать лет мы перекинулись лишь несколькими фразами. Каждый раз, когда ее приводили в Нору, она ускакивала куда-то вместе с Рози и Альбусом, а потом там обязательно что-то взрывалось, ломалось, переворачивалось... Их находили взрослые — грязных, перемазанных какой-то пакостью, с разбитыми коленками и виноватыми глазами. И почти никогда не наказывали. Жалели. Наверное, это глазищи во всем виноваты. Зеленые-зеленющие.

— Поттер, ну сколько можно на нее слюни пускать? — Малфой толкает меня в бок и смотрит презрительно. Я растерянно потираю шею. — Подойди к ней уже наконец!

— И что я ей скажу? — Скорпиус закатывает глаза и тяжело вздыхает.

— Ну что ты как маленький, честное слово! С девчонками не надо разговаривать вообще! Сразу целуй!

Я усмехаюсь, представив, как Алиса среагирует на такой поворот событий.

Малфою хорошо, они с моей сестрой уже два месяца друг от друга отлипнуть не могут, словно склеили их, честное слово! Таскаются по замку за руку и смотрят друг на друга шальными глазами.

А я...

А я смотрю, как Алиса Лонгботтом хохочет и пускает солнечных зайчиков.

Малфой снова тяжко вздыхает, подходит к ней и деловито шепчет ей что-то на ухо. Она внимательно слушает, кивает и улыбается. У меня в душе зарождаются недобрые предчувствия.

— Скорп, ты о чем это с ней говорил? — друг загадочно улыбается и молчит. Я снова углубляюсь в свои философские раздумья, как вдруг на мою руку скачет солнечный зайчик.

Я встречаюсь с ней взглядом, и она снова заливается хохотом. Я улыбаюсь.

Встаю, делаю несколько шагов к ней и застываю в нерешительности.

— Чего тебе, Джеймс? — она щурится лукаво и улыбается. Ее зайчик скачет по моему лицу.

— Поцеловать тебя хочу.

Она смотрит на меня зелеными глазищами, и, кажется, даже не удивляется.

— Так чего стоишь столбом?

— А... можно?

Она вздыхает, закатывает глаза, подходит близко-близко, поднимается на цыпочки и легко касается губами моих губ.

И тут уж не остается ничего другого, как только сгрести ее в охапку, такую маленькую, нелепую, несуразную, и целовать-целовать-целовать, пока будет хватать дыхания. Нескладная, солнечная, непредсказуемая, девочка-катастрофа, моя, моя, моя.

Мой солнечный зайчик.