От осени до весны (гет)

Свадьба состоится сразу после Рождества — в День подарков. Утром в сочельник Слободан и Марина аппарируют в Англию, и поступают в полное распоряжение миссис Уизли, надзирающей за готовкой и украшением дома.

Их отправляют ночевать к Лавгудам. Несмотря на сов, в избытке отосланных Чарли, сразу становится очевидно, что Джинни, Рон и Гермиона давно уже рассказали Лавгудам о надвигающемся событии. Дочь хозяина, рассеянная блондинка с неподвижными совиными глазами, пускается в многословные философские рассуждения о том, почему Чарли не захотел, чтобы в отцовском журнале появилась статья о его свадьбе.

— Я бы все равно не стала писать, — объясняет она. — Это же День подарков! Мне будет не до того: под Рождество морщерогие кизляки на две недели выходят из спячки, так что я собираюсь в Скандинавию. Я бы еще вчера туда аппарировала, если бы не папа. Он настоял, чтобы мы пошли к Уизли на рождественский обед. — Она понижает голос. — Все-таки годы сказываются, былой исследовательской страсти уже нет.

Марина проводит рождественское утро за выпечкой тыквеченек, пока Слободан помогает мистеру Уизли и Биллу накладывать на комнаты Расширяющие чары: надо вместить около сотни гостей. Затем следует обильный обед в толпе рыжих волшебников всех возрастов, форм и размеров. Русые и каштановые головы немногих Беллов смотрятся среди них как лечурки в кучке мокриц.

Когда брат с сестрой возвращаются к Лавгудам, их уже поджидает записка от Виктора. Пока Марина читает, Слободан не сводит с нее глаз. В записке всего-то сказано, что Виктор в Англии, на время остановился в Косом переулке и рассчитывает завтра ее увидеть. Но Слободан вряд ли такому поверит. Он смотрит, как она открывает коробочку, приложенную к записке. В ней оказывается Быстропереводное перо, изящно оформленное под павлинье.

— Марина, — спрашивает Слободан, — что между вами происходит?

Она замирает. Она знала, что такой разговор неизбежен. По правде говоря, ей следовало бы все рассказать брату еще месяц назад. Но в жизни Марины после первого свидания редко случается второе, а Слободан переживает, когда ей причиняют боль.

Она с силой втягивает воздух и говорит:

— Мы встречаемся.

— Он знает, что ты полукровка? — ехидно осведомляется Слободан.

Марина сомневается, что при всем старании брату удалось бы сильнее ее задеть.

— Да, — бросает она. — Знает. И про маму знает тоже.

Слободан бледнеет. Самоубийство матери — это тема, которой он избегает любой ценой:

— Ты рассказала ему о маме?

— Нет, конечно, — отвечает Марина. — Он сам раскопал. Он знает, что случилось, и тем не менее…

Она не в силах продолжать. Она была уверена, что после того вечера Виктор никогда не появится из камина в доме на страда Буфница. Большинство мужчин так бы и поступили. Мужчины не любят такие истории. Они думают, что хотят знать правду, но на самом деле они хотят услышать, что это была болезнь, несчастный случай, что автор статьи в «Друм Либер» все выдумал… Мужчины не хотят слышать, что Марина была одиноким, несчастным, заброшенным ребенком, постоянно подвергавшимся оскорблениям, и что материнская смерть принесла ей облегчение — мучительное, стыдное, пугающее, но облегчение.

Даже Слободан не хочет этого признавать.

— Я не хочу, чтобы тебе причинили боль, — говорит он.

— Он — хороший человек, — заявляет Марина. — Лучше, чем те, кто вырос в Румынии. Прости, Слободан, но это правда.

Слободан неуклюже повторяет:

— Я не хочу, чтобы тебе причинили боль.

«Слишком поздно», — думает Марина.

В День подарков Марина надевает алую с черным бархатную мантию. Мантия новенькая, с иголочки: Нина Чоран отыскала ее в модном немецком каталоге для ведьм и заранее заказала в подарок к Рождеству. Складки мантии элегантно спадают с Марининых плеч и тяжелым грузом ложатся на сердце. Сама она в жизни не могла бы позволить себе такой наряд, и уверена, что Чораны тоже не могут: у них четверо детей в Шармбатоне, и скоро надо отправлять туда пятого. Порой тяжело понять, где кончается дружба и начинается благотворительность; тяжело брать, когда хотелось бы давать; и тяжело считаться приемной дочерью, когда привыкла отвечать за себя сама.

Свадьба все длится и длится, все очень красиво, вокруг веселые лица и британские волшебники очень к ней добры, но Марина все равно большую часть вечера жмется к своим: к Слободану, Фергалу и парочке молодых людей, которые проходили стажировку в Румынии вместе со Слободаном и Чарли, когда Марина была еще подростком. Один раз танцует с Фергалом, и еще один — с Джорджем, довольно странным братом Чарли. Тот преподнес ей патентованные мечтальные чары и теперь пытается шутить, только она ничего не понимает. Она просит его перейти на французский, которым владеет гораздо лучше английского, но выясняется, что по-французски он не говорит. На помощь приходит другой брат Чарли — Билл, но у него такой сильный акцент, что Марина все равно не разбирает ни слова.

Быстро выясняется, что Гермиона не закопала маггловскую видеокамеру мистера Уизли на заднем дворе, и во время венчания и торжественного ужина та приступает к действию. Только у мистера Уизли с ней не ладится: камера работает на батарейках, а они в магическом окружении то и дело отказывают. Мистер Уизли все время останавливает службу и торжественный обед, упрашивая Чарли и Кэти снова поклясться друг другу в верности, целоваться подольше, не торопиться есть свадебный торт, потому что он хочет сделать запись. Это последняя свадьба в поколении его детей, а старшему внуку всего три.

В конце концов, Виктор, который отлично разбирается в разных маггловских устройствах, забирает у мистера Уизли камеру, к облегчению миссис Уизли и детей. Весь оставшийся вечер, стоит Виктору приблизиться, Чарли прикрывает лицо ладонью, а Кэти смеется. Виктор быстро снимает Кэти и отходит. Он разгуливает по Норе с камерой на шее, так что в итоге на съемке со свадьбы оказывается множество кадров с Фергалом, Слободаном и Мариной.

Солнце давно село, и успели подать десерт, когда, наконец, Виктор откладывает камеру и приглашает Марину на танец. Уже поздно, и на площадке остались в основном замужние пары, кружащие с привычной слаженностью. По краям площадки стоят гости и усталыми глазами наблюдают за танцорами. Царит полумрак, и Виктор мягко направляет Марину в темный уголок рядом с дверью. Танец не похож на объятие, но все равно она чувствует его напряжение и желание, и это выбивает из колеи. Ее тянет к нему как магнитом, и она изо всех сил сопротивляется этому тяготению. В новой тяжелой и дорогой мантии она чувствует себя обнаженной и выставленной на всеобщее обозрение, словно не только Виктор, но еще сотня свадебных гостей могут ощутить ее волнение и желание.

Начинается новый танец, Виктор притягивает ее к себе, но Марина отстраняется.

— Я… я… мне что-то не хочется больше танцевать, — бормочет она, выпускает его руку и торопливо уходит.

Виктор, как она втайне надеялась и опасалась, идет следом. Надо бы объясниться, но в голове ни единой мысли.

Они выходят в сад, где снег мерцает отраженным звездным светом, и Виктор говорит:

— Марина, ты в порядке?

Она косится на дверь: только бы не появился Слободан!

— Марина, я чем-то тебя обидел?

— Нет, — отвечает Марина. — Совсем нет.

— Прости, что толком не умею танцевать.

— Ты танцуешь лучше, чем я, — признается Марина.

— Тогда в чем дело?

— Я… — она ищет подходящие слова. — Мне не нравится танцевать, когда вокруг столько людей. У меня чувство, что все на меня смотрят.

— И могут подумать, что мы — пара? — спокойно продолжает Виктор.

Так хочется сказать: «Да. Да, Виктор, в этом все и дело: люди могут подумать, что мы — пара, а мы всего лишь восемь или девять раз были на свидании». Но у него такой печальный голос…

— От танцев… у меня голова кружится, — бормочет Марина, отводя глаза. — Я… я увлекаюсь… забываю следить за ногами.

Виктор глядит на нее в полном изумлении:

— От танца со мной у тебя голова кружится? — Он обнимает ее за талию и привлекает к себе, как будто они танцуют. — Кружится? — интересуется он с надеждой в голосе.

Марина смущенно улыбается.

— Я даже не был уверен, что нравлюсь тебе, — говорит Виктор.

— Ну… ну, я немного замкнутая, — отвечает Марина.

Виктор бросает взгляд на дом:

— Здесь сегодня девушка, которая мне нравилась… в которую я несколько лет был влюблен, — он произносит это небрежно, словно несколько лет — совсем немного. Потом откашливается. — Я ей тоже очень нравился, только по-другому… по-дружески, и не хватало храбрости в этом признаться. Она… ей это просто льстило. Влюблена она была в другого человека. И я подумал, что ты тоже…

Марина приоткрывает рот от изумления. Ей подобное и в голову не приходило. Что приходило, постоянно и настойчиво, так это мысль, что у Виктора наверняка было много девушек. И не только потому, что он знаменит и учился в Дурмштранге. В его годы у богатого чистокровного колдуна отбоя нет от подходящих молодых ведьм. С его происхождением половина магической Болгарии должна с лупой изучать родовые древа, чтобы подобрать ему супругу.

— Кто она такая? — тихо спрашивает Марина.

— Это… это Гермиона.

Как она и думала. Она испытывает дикое облегчение и восторг, потому что Гермиона — не роскошная чистокровная болгарская красотка, а совершенно не подходящая магглорожденная иностранка, которая замужем, по уши влюблена в мужа, и, кроме того, на седьмом месяце беременности. На Маринин вкус, Гермиона идеально соответствует роли бывшей девушки Виктора.

— Англичанка тебе вряд ли подойдет, — со спокойной уверенностью заявляет Марина. — Думаю, тебе нужна ру… кто-нибудь с Балкан.

Виктор громко смеется. Он редко улыбается, но сейчас у него улыбка до ушей, и он выглядит совсем молодым. Он сцепляет руки у нее за спиной и тычется носом в щеку, как ласковый щенок, и Марина начинает надеяться, что, может быть, все кончится хорошо.