Разреши мне тебя отогреть (гет)

Северус сидел в расслабленной позе в узкой полоске лунного света на полу у кровати. Красивая женщина тонкими пальцами ворошила его волосы, с которых еще стекала влага, как в замедленной сьемке тягучими каплями опадая на разгоряченные после принятия ванны грудь и спину.

Кэтрин, не спеша, лаская, распутывала угольные пряди, сидя на кровати, перекинув одну ногу через плечо Северуса, который нежно разминал ее пятку и голень. Такая простая и такая незамысловатая ласка, присущая только тем людям, которые в состоянии оценить всю прелесть подобных моментов. Никакой нервозности, никакой спешки, никаких слов…

Так спокойно и невесомо…

Словно нет ни опасности, ни страха. Словно весь мир сосредоточился в этом уединении двоих повидавших жизнь людей. Каждого по-своему, конечно. Но разве есть в этом мире величина, способная измерить чью-то боль и печаль?! Разве личному горю есть точка отсчета и конечная черта?!

Но здесь, в этом уютном маленьком мире, не было места тоске. Казалось, здесь даже не было места недопониманию и невысказанности. Но это только так казалось.

Каждый сидел в глубоких думах и предпочитал считать, что все пространно и прозрачно настолько, что можно было не чувствовать неловкость и смущение от нераскрытых тайн и не озвученных слов.

Так нелепо. Так по-взрослому.

Им было хорошо в меру собственной искренности.

И Северус старался не замечать, с какой нежностью и с каким трепетом Кэтрин касается его кожи, как трогательно она улыбается, когда он задевает особо чувствительные участки ее тела. Ведь все гораздо проще, когда не ищешь причину и подоплеку. И пусть эта женщина еще полчаса назад выгибалась перед ним, как перед единственным и самым нужным человеком на всей земле, разве мог он хоть на секунду остановиться и запечатлеть в своей огрубевшей душе этот момент, эту дрожь хрупкого и ранимого существа под своими руками и задуматься о том, что на самом деле никогда не видел ничего волшебней и исступленней в своей первозданной красоте и уникальности?! То, как она принимала его простые и наивные в своей необученности ласки, как стремилась хоть на мгновение стать ближе и необходимей, было тем величайшим подарком, который в принципе может сделать один человек другому.

Нет. Северус Снейп ничего не хотел замечать.

Он был нерушимой твердыней, окаменевшей породой, которая давно решила не давать чувствам и эмоциям названия, не задумываться о причинах и последствиях.

И разве можно его винить?!

Только момент, которым он жил, имел значение. Потому что именно этот (каждый!) момент мог быть решающим в борьбе со злом, как бы пафосно это не звучало.

Сейчас в душе Северуса царило полнейшее затишье, и в одно мгновение он поймал себя на мысли, что здесь, в этой комнате, чувствует себя в безопасности. Это было какое-то дикое осознание абсурдности подобной ситуации, ведь уже неимоверное количество времени он абсолютно нигде не чувствовал себя комфортно.

«Как это нигде?!» — настойчиво подсказал внутренний голос.

Северус убрал изящную ступню со своего плеча, легко оттолкнулся рукой от пола, встал на одно колено и начал оглядываться вокруг.

Как так получилось, что уже больше года он чувствовал себя хорошо только здесь?! Когда это место стало для него отдушиной? И как он мог не обратить внимания на то, что привязался к этой обстановке как к дому?! И разве только к обстановке?!

Одетый в одни лишь брюки он поднялся рывком, вставая так, что лунный свет бил аккурат ему в спину и загадочными тенями обрамлял подтянутый жилистый торс. Вид при этом у зачастую угрюмого и даже немного злобного профессора был не то ошалелый, не то пришибленный.

— Что-то не так, Северус? — негромко и спокойно произнесла Кэтрин, хотя ее встревоженность выдавали руки, теребившие завязки на кружевном пеньюаре. — Снова метка? Он тебя вызывает? — молчание в ответ усугубляло ситуацию, и женщина все пыталась поймать взгляд какого-то с виду растерянного любовника.

Северус последний раз очертил взором комнату, погладил рукой легкий шифоновый балдахин теплого персикового оттенка, посмотрел вниз, где узкие ступни без чужого тепла зябко кутались в длинные пушистые кисти свисающего покрывала, и как-то искренне и как будто счастливо улыбнулся.

Не успела Кэтрин разглядеть, как следует, это сказочное видение, как оно в один прыжок очутилось прямо над ней на кровати, приземлившись четырьмя конечностями четко так, чтобы не раздавить свою даму, которая едва успела вовремя опрокинуться на спину.

Показавшееся добродушие на его лице в мгновение сменилось хищным оскалом, и Северус в жадном требовательном поцелуе склонился над своей жертвой. Пусть знает, проказница! Ведь это она столько раз, якобы шутя, называла его большой дикой кошкой.

Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что недостойно большому серьезному дядьке заниматься такими глупыми шалостями, что даже любое прелюбодействие должно быть степенным, с серьезным уважительным отношением к партнеру и немного тягостным выражением лица, выражающим нежелание потакать собственному телу, занимающемуся подобным непотребством.

Сознание хмыкнуло и удалилось. А Северус принялся с удвоенным азартом порыкивать и покусывать податливое хихикающее тело под собой. Ведь если здесь ему было хорошо, значит, тут он мог в кои-то веки откинуть привычные рамки и быть кем угодно, даже бесшабашным юнцом, радующимся каждой возможности провести время в постели с женщиной.

* * *

Беллатриса Лестрейндж мелкими шагами спешно лавировала коридорами Малфой-мэнора.

Пару минут назад в ее комнате появился домовик с просьбой безотлагательно явиться к Хозяину. Обнаженная и занятая своим небольшим хобби Белла готова была размазать по стенке мелкого уродца, посмевшего нарушить ее редкое уединение с холстом и красками.

Свое увлечение таким творчеством она тщательно скрывала, надеясь, что возможно однажды решится показать его своему единственному кумиру — Темному Лорду. Вдохновение приходило после разных встрясок, боев, страсти. Тогда Белла сдирала с себя всю одежду и брала в руки разноцветную палитру, потому как была уверена, что талант прет из ее тела, переливаясь с кожи в рисунок.

Разглядеть что-то конкретное в том серобуромалиновом месиве, гордо именуемом изобразительным искусством, было определенно нереально, но взирая на завершенное полотно можно было со всей искренностью сказать, что что-то в этом есть — страшное, дикое, агрессивное и… манящее.

Беллатриса не показывала никому свои картины еще и по причине элементарного тщеславия — она считала свои творения великолепными, а себя — художником в высшем понимании этого слова, относительно которого есть опасения, что он все равно не будет достойно оценен и восхвален современниками.

Друэлла Блэк в детстве рассказывала маленькой Беллатрисе, что если у волшебника где-то чего-то в голове не хватает, то магия восполняет ущерб иными талантами. Но Белла, будучи уже даже взрослой женщиной, не относилась серьезно к словам матери и была уверена, что у нее везде всего хватает, просто художество — это небольшой бонус ко всей ее потрясающей личности.

Услышав «приглашение» от домовика, Белла едва успела поправить высокую прическу, накинуть узкую черную мантию с глубоким декольте, вышитую мелкими черепами с алыми стразами вместо глаз, да обуть элегантные черные туфли на огромных каблуках, которые сейчас нещадно скользили и поскрипывали на отполированных мраморных плитах поместья.

На повороте у покоев Его Темнейшества Белла остановилась и придирчиво оглядела себя с ног до головы в одном из зеркал во всю стену.

«Готичненько…» — всплыла в ее памяти фраза, брошенная Лордом давеча, когда он видел ее в похожем образе.

Не понимая, что бы это могло значить, но посчитав себя польщенной (правильная женщина все высказывания в свой адрес воспринимает в свою пользу), Белла вздернула свой аристократичный нос и шагнула в полутемную опочивальню.

Предзакатное рыжее солнце было единственным, что еще как-то освещало просторное полупустое помещение сквозь высокие стрельчатые окна.

Ах, нет. Не совсем. Домовики уже успели зажечь несколько факелов на стенах, но то мутно-черное свечение, которое лилось из них, едва ли могло помочь навести резкость и разглядеть более четко контуры окружающих предметов.

Несколько столов, заваленных древними и, видимо, очень редкими фолиантами, старинный комод, судя по слою пыли, никем веками не тронутый, пустые стены со следами содранных фамильных гобеленов и картин, и все… Все, что можно было выцепить с первого взгляда.

Было не совсем понятно, какое именно впечатление создавала комната — то ли такое, что тут не живут, то ли — что нет живых.

Белла была нечастым гостем в личных апартаментах Темного Лорда. Если честно, то она заходила сюда только раз. И то, ситуация была нервная, а времени на расширение кругозора не оставалось вовсе.

Не то, чтобы она боялась сама прийти. Но Волдеморт создал вокруг себя такую ауру таинственности и культ божественного поклонения, что даже мысль о том, чтобы нарушить его покой, вгоняла подчиненных в ступор или благоговейный ужас.

Раздался мучительный стон, и Белла повернула голову в ту сторону, где на возвышении располагалось ложе. В этом углу было темнее всего, но глаза уже привыкли к этому полумраку, и Белла смогла, наконец, увидеть того, кто давно и прочно занимал почти все ее думы.

Темный Лорд стоял к ней спиной возле кровати, а его тело плавно двигалось в каком-то непонятном, но четком ритме.

Рядом на постели, подогнув под себя ноги сидела абсолютно нагая девчушка, по всей видимости маггла, выставив грудь почти на уровне лица Лорда и глядя в одну точку перед собой. По остекленевшему взгляду было понятно, что она находится под Империо, и ей дозволено только стонать от боли или удовольствия, но запрещено говорить и двигаться без разрешения Хозяина.

Очень удобно, если задуматься. Податливые кричащие куклы были почти классическим развлечением некоторых Пожирателей с исконно садистскими наклонностями. К тому же, чем моложе и невинней, тем интересней.

Дыхание Беллы участилось, а ноги мелкими шажками несли ее все ближе к манящему действу.

Пальцем правой руки, точнее острым как нож когтем, Лорд вырезал на груди магглы какие-то узоры, которые и вызывали те мучительные, полные боли стоны. И Белла, крадясь кошкой, со всепоглощающим интересом силилась рассмотреть, что же там такого.

Казалось, ничего сложного: много маленьких сеточек по всему телу, состоящих из двух пар линий, перечеркивающих друг друга под прямым углом, да кружочков и крестиков, словно вписанных внутрь…

«Мой Лорд рисует руны для нового ритуала!» — настигло Беллу озарение, и взгляд в мгновение наполнился еще более маниакальным обожанием к мужч… созданию своей мечты.

«Крестик… нолик…» — монотонно считало про себя Его Темнейшество, заполняя оставшиеся пустые клеточки.

Капли крови, стекающие по напряженному соску, отключили работу мозга окончательно, и Белла как зачарованная стала клониться к зазывно торчащей груди, отчаянно желая испробовать ее языком. Испытывая неимоверный восторг перед делом своего Мастера, она хотела на секундочку прикоснуться, быть причастной к его творению. Состояние эйфории от осознания того, что, по сути, кроме нее и Лорда здесь никого не было, что этот чудесный миг она делила с ним пополам, подымало ее на вершину блаженства без единого прикосновения к своему телу.

— Не сдерживай себя, — раздалось чуть слева как команда, и Белла как одержимая накинулась на тело перед собой. Она тискала, мяла, щипала и вылизывала соски, ключицы, выступающие ребра, пока властная рука не взяла ее за подбородок и не повернула в свою сторону, привлекая к себе внимание.

Лицо в чужой крови, взгляд рассеянный. Дышала Белла и так через раз, а тут словно замерла, так близко были такие же сумасшедшие, его глаза.

Рука отпустила подбородок и принялась расстегивать пуговицы на ее вызывающей мантии. Взгляд опустился скорее сам по себе, нежели в смятении нахлынувших чувств, и тут Белла узрела, что именно заставляло ее Лорда так странно двигаться все это время, что было скрыто за его спиной и расстегнутой нараспашку мантией. Рот раскрылся сам по себе и наполнился вязкой слюной, а промежность увлажнилась еще, хотя казалось, куда больше. Пришлось немного раздвинуть ноги, чтобы внутренняя часть бедер не так сильно липла друг к другу.

Напротив Лорда на постели лежала еще одна девушка.

Коленки были устремлены в потолок, а голова свисала с края кровати, позволяя Хозяину беспрепятственно и глубоко раз за разом проникать членом в ее горло.

Белле показалось, что апогей ее существования настал. Вот она — награда за все ее беспрекословное подчинение — зрелище, которое она не забудет вовек. Она не знала, чего больше хочется — рассмеяться и разрыдаться от счастья.

Лорд не любил прилюдно развлекаться, поэтому допуск к подобному действу считался высочайшей степенью доверия. И Белла осознавала это как никто другой.

Ее взор блуждал по худому поджарому телу с бледноватой, непонятного цвета кожей, которую так хотелось познать на ощупь, впалому животу и члену, головка которого была такой набухшей и сочной, что Белла почти пропустила момент, когда три пальца с размаху впились в ее жаждущее лоно.

Крик вырвался из горла, блаженным эхом отбиваясь от стен, пока его пальцы все глубже и глубже таранили ее промежность, словно вырывая и переворачивая все внутренности наизнанку, доставляя неземное удовольствие.

Всего несколько таких фрикций понадобилось, чтобы доведенное до похотливого безумия тело достигло своего феерического пика и забилось в финальной агонии.

Пальцы с хлюпом покинули теплое место, легли на плечо, придавливая, и Белла охотно опустилась на колени, ибо ноги совсем не держали. Она ощущала себя расплавленной субстанцией, и хотелось немедленно забыться вечным сном от пережитого эмоционального потрясения.

Но Лорд удивил ее еще больше.

Он, который до этого ни на секунду не прекращал толкаться в рот магглы, вытащил свой одеревеневший член с налитой красно-фиолетовой головкой, крепко схватил Беллу одной рукой за волосы на затылке и с глубоким стоном излился ей на лицо.

Переводя дух, Лорд засмотрелся на белесые потеки, смешивающиеся с подсохшими разводами крови, и слегка запоздало ткнулся опадающим органом в губы Беллы. Та с трудом смекнула вконец размякшими мозгами, чего от нее желают, но все же принялась с энтузиазмом вылизывать остатки семени, причмокивая от новой порции немыслимого удовольствия.

Когда процесс был окончен, Белла так и не смогла двинуться с места, только опустилась ниже, упираясь ладонями в пол. А Волдеморт преспокойно запахнул свою мантию и, не оглядываясь, подошел к одному из столов.

— Донки! — с легким хлопком появился домовик и услужливо поклонился. — Унеси миссис Лестрейндж в ее комнату.

Маленькая костлявая ручонка сомкнулась на ослабевшем запястье.

— И, Белла, — слипшиеся от пота и спермы пряди распавшейся прически нестройно колыхнулись, — твоя задача теперь усиленно следить за всем Ближним Кругом.

Дождавшись преданного кивка, Лорд довольно оскалился и повернулся к своим фолиантам.

Теперь она будет как цепной пес охранять его покой денно и нощно.