Дом под номером 14 (гет)

Внимание: не бечено!

Тайна происхождения и существования магического общества может быть разглашена лишь при наличии особых на то причин: опасности жизни и здоровья мага или маггла, магического существа.

Новый год мы встретили уже дома.

Я засыпала тридцать первого декабря и, памятуя о том, что не загадала желание на Рождество, закрыла глаза и попросила, чтобы жизнь наладилась.

Чтобы все вернулось на круги своя.

* * *

Показания термометра скакали от нуля до пяти градусов, но ветер и снег отбивали всякое желание выходить на улицу. Впрочем, не только из-за погоды хотелось сидеть дома, рассеянно изучая виды за окном. Я старалась переварить события последних нескольких недель, уложить их в голове и смириться с мыслью, что жизнь незримо изменилась.

Наверное, найди я себе в те дни занятие, было бы проще, но школа начиналась лишь через неделю, Энди не было в городе, а совместное времяпрепровождение с родителями не радовало так, как раньше, и было, скорее, наполнено повисшей в воздухе горечью утраты.

Проснувшись шестого января, я мельком глянула в окно и почти было отправилась переодеваться, умываться, завтракать и выполнять другие утренние обязательные дела, но…

Конечно, я увидела ее.

Гермиона стояла во дворе, переминаясь с ноги на ногу и оставляя на снегу следы — небольшие темные вмятины. Она была в простых домашних брюках, какой-то мягкой обуви не по погоде и в огромном, пушистом свитере, явно связанном вручную. Он был бордового цвета с гигантской желтой буквой «Г» на груди. Уверена, что уже видела где-то такое сочетание цветов. Гермиона небрежно закатала рукава, которые, как и весь свитер, были не совсем подходящей длины; ворот был слегка растянут, открывая взгляду шею и небольшой участок плеч и груди. Снег быстро таял, попадая на кожу, и Гермиона чуть дрожала, ежась, но не уходя с улицы.

Драко, кажется, удивился, заметив ее на улице, но не подал виду, когда Гермиона, не вытерпев, сделала несколько быстрых шагов вперед и распахнула перед ним калитку, что-то без остановки тараторя и без промедлений уводя его в дом.

Возможно, остаток моих каникул будет не так уж и тосклив.

* * *

У шпионов всегда найдется куча различных примочек, которые они используют по случаю и без, чтобы выслеживать, подслушивать, подсматривать, разнюхивать и разыскивать нужное и ненужное. Они мастерски маскируются, прячутся, оставаясь в гуще событий, а когда надо — в самый правильный момент — раскрывают все карты, вытаскивают козырь из рукава, сбрасывают маски, и — вуаля! — все тайное становится явным.

Дело раскрыто. Враг повержен.

У меня не было врагов. Пожалуй, так же как и различных хитростей и уловок. В моем арсенале было только окно, которое я иногда могла распахнуть в нужный — тот самый правильный — момент, чтобы подслушать и подглядеть, но не для успешного завершения очередной операции, а лишь ради забавы.

Хотя в том году четырнадцатый все равно не радовал так, как раньше.

* * *

Малфой был холоден и бледен, сливаясь с фоном: волосами с белым, мрачным небом, темной одеждой с сухими, голыми деревьями, бескровной кожей с лежащим вокруг снегом и серыми глазами с темными тучами, нависшими, казалось, прямо над головой.

Он был угрюм, зол, расстроен и явно утомлен. На лбу красовалась новенькая, свежая царапина, а в вырезе пальто виднелся небольшой красно-фиолетовый рубец.

На улице было пусто, и его фигура хорошо просматривалась со всех сторон: двигался Драко резко, несдержанно; снег и лед громко хрустели под тяжелой поступью, а калитка только жалобно скрипнула, когда он пинком раскрыл ее и порывисто затворил за собой.

Дверь в четырнадцатый дом оглушительно хлопнула, когда Малфой скрылся внутри.

* * *

Старенький магнитофон подпрыгнул, взвизгнули динамики, огоньки на шкале ярко вспыхнули один за другим и загорелись ровным светом. Раздался веселый, несколько игривый голос ведущего.

— Поймала, — победоносно воскликнула Гермиона, подскочив на месте и повернувшись к Драко. — Поймала, Мерлин! Я поймала.

Он спокойно отложил бумаги, которые перебирал до этого, и медленно потянулся, придвинувшись ближе, сохраняя невозмутимый вид, но мне отчего-то показалось, что он разделял радость Гермионы.

— Сегодня не время говорить о потерях, разочарованиях и прочих горестях, — вещал ровный голос из недр радиоприемника. — Я думаю, вы согласитесь, что хоть Пожиратели и доставляют нам некоторые неприятности, мы неплохо держимся, — послышался смешок, а затем на короткое мгновение воцарилась тишина. Гермиона напряглась, взволнованно посмотрев на Драко, но как только он покачал головой и кивнул в сторону радио, оно вновь бодро заговорило: — Сегодня с нами тот, кого вы давно хотели услышать, а я давно хотел расспросить. Ну что, Равелин, как долго нам осталось вздрагивать и визжать словно девчонкам, услышав шорох или чужой шепот в собственном доме?

Гермиона вздрогнула и вновь посмотрела на Драко; в ее взгляде плескалось изумление, и, изучая их лица, я не сразу заметила, как пальцы Грейнджер крепко обхватили ладонь Драко, судорожно стискивая и сжимая все сильнее с каждый словом, доносившимся из магнитофона.

— Я не хотел говорить этого до последнего, Бруно, не горю желанием и сейчас, — проговорил низкий, неторопливый голос, — но все же я… нет, мы — мы все — можем смело заявить, что не согнулись под гнетом, мы держимся и твердо стоим на ногах. Не хотелось бы зазря обнадеживать наших слушателей, но, — на мгновение говоривший замялся, однако закончил твердо и уверенно: — Кажется, у нас есть все шансы победить в этой войне.

— Спасибо, Ромул, я и, уверен, все наши слушатели вместе со мной счастливы слышать это, — жизнерадостно отозвался ведущий.

Но Ромул, как оказалось, не закончил. Будто вспомнив нечто особо важное, он перебил Бруно и сбивчиво заявил:

— Но всем нам придется неслабо поработать во имя общей победы. Будьте стойкими, друзья, и продолжайте бороться… — голос постепенно затих, на заднем плане послышалось тихое шипение, которое становилось все громче и вскоре перекрыло все остальные звуки. Гермиона вмиг оказалась у радио, вертя ручки, постукивая по крышке, но то более не подавало никаких признаков жизни, кроме дребезжащего шума.

Эфир окончен.

Я встрепенулась, осознав, что все это время стояла у забора недалеко окна и меня было прекрасно видно всем прохожим и жителям других домов. Вот это прокол.

Я поспешила уйти, пообещав себе, что позднее обязательно обдумаю произошедшее и постараюсь разобраться.

Как старалась всегда.

* * *

«Война», «визжать и вздрагивать», «победа», «придется неслабо поработать», «не согнулись под гнетом» — по отдельности все слова и фразы имели для меня определенный смысл, но вместе…

Я терялась в догадках. С непоколебимой уверенностью могу заявить, что услышанное — подслушанное — в тот день было самым странным и причудливым за все годы. И к тому же немножко пугающим.

Война.

Что бы это могло значить?

* * *

Спустя три недели.

Гермиона выскочила из дома следом за Драко, стараясь не отставать от него, и на ходу громко и отчетливо давала Малфою какие-то указания. Он слушал, казалось, без особого внимания, лишь из вежливости кивая в нужный момент, но не особо сосредотачиваясь на ее словах.

— Нам нужен экстракт бадьяна и рябиновый отвар, обязательно запасись настойкой растопырника, захвати несколько укрепляющих, — Гермиона притихла, нахмурившись, и, кажется, тщательно обдумывала, каким еще премудрым названием поразить меня. Внезапно ее взгляд смягчился и как-то посветлел, когда она посмотрела на Драко и ласково произнесла: — И, пожалуйста, не забудь противоожоговую мазь.

Они остановились у калитки, и его губы резко дернулись, на лице стремительно появилась улыбка, которую он умело, хоть и чуть запоздало, перевел в лукавую усмешку.

— За ней я всегда смогу прийти к тебе.

Я знала, видела — она попыталась удержаться и остаться серьезной и собранной, подавить в себе все то, что вызвали эти слова и эта улыбка, но мы — все трое — понимали, что у Гермионы не было ни единого шанса.

Она смущенно рассмеялась и протянула руку, хлопнув Драко по плечу. Точнее, намереваясь хлопнуть, потому как Малфой успел перехватить ее ладонь, и, единожды поймав Гермиону, он уже не собирался отпускать ее.

Я задержала дыхание, когда заметила, как пальцы Драко легли на талию Грейнджер, а ее ладонь примостилась на его плече, а затем, выждав пару секунд, Гермиона начала что-то взволнованно нашептывать Малфою практически в самое ухо. Мое лицо покраснело практически так же сильно, как и ее, когда я представила себе, какие слова могли витать между ними.

— У меня осталось немного Кровевосстонавливающего, а у Молли наверняка найдется несколько флаконов Костероста для тебя… — донесся до меня проникновенный шепот, и я откинулась на подушки, стараясь найти хоть что-то романтичное в этих словах.

* * *

Рыжее пятно мелькнуло по дворе четырнадцатого дома.

Кажется, кому-то надоело сидеть в четырех стенах. Несмотря на погоду — конец февраля еще не радовал жарой и знойным солнцем, как ни крути — кот Гермионы не выдержал и отправился в обход по своим территориям. Мое настроение мгновенно поднялось, когда я увидела, как располневший, кажущийся из-за пушистой шерсти огромным котяра носится по двору, путаясь лапами в траве, напрыгивая на камни и зазевавшихся птиц и даже предпринимая попытки покорить ближайшие деревья.

Я думала, что за несколько часов, которые он провел во дворе, усталость сразит его, и, оказавшись дома, изнуренное животное поскорее отыщет себе местечко, чтобы наспаться вволю, однако, когда Гермиона принесла его домой, он первым делом нагрянул к Драко, запрыгнув на стол перед ним, и топтался там, упрашивая погладить, пока Малфой не выдержал.

И погладил.

* * *

Он бежал вперед, смешно перебирая лапками, иногда путаясь и спотыкаясь на ровном месте, иногда подпрыгивая и начиная кружить вокруг собственной оси то ли в попытке укусить себя за хвост, то ли ради моего веселья. Поводок каждый раз натягивался, тихонько вибрируя, а если происходила резкая остановка, он змеей опутывал лапы моего нового друга.

Это был маленький, смешной и невероятно обаятельный щенок с распушившейся шерстью, чрезмерно длинными ушами и любопытными пуговками-глазками, разглядывающими все и вся.

Собаку подарил Энди.

Он принес его в коробке, поманил меня пальцем и вынудил закрыть глаза, а потом — вуаля! — крышка откинулась, и на меня практически бросилось маленькое чудо — не чудовище — и за несколько мгновений влюбило в себя настолько, что вот уже неделю я не отходила от него ни на шаг. Тогда я помнила все: как долгий месяц, пока я была в доме бабушки, сообщения и звонки Энди поддерживали меня; как он обещал придумать способ, чтобы вернуть мне отличное настроение, а также свой шепот в ночи пару лет назад, когда я пожелала домашнего любимца. Конечно, мне не хотелось, чтобы он достался такой ценой, но все же… Я была рада.

Неожиданно поводок натянулся: пес, повинуясь своим исследовательским инстинктам, рванул вперед, кажется, завидев что-то ниже по улице. Я оторвалась от своих мыслей и подняла взгляд.

Он стоял чуть поодаль: расслабленная, отчасти небрежная поза; рукава были закатаны совсем как прошлой весной, так что татуировка вновь видна — приятнее на вид она не стала, одна рука в кармане, вторая подбрасывала в воздух прутик, поигрывая тонкой веткой. Ветер легко развевал белесые пряди.

Выражение лица Драко изменилось, когда он заметил нас: растрепанную девчушку и ее маленького пса, который очевидно нацелился на его палку. Его пальцы резким движением сжали ветку, будто по привычке, и на миг я споткнулась, завороженно рассматривая почти по-девичьи узкое запястье, ухоженные ногти и проступающие голубоватые вены. Тем временем растерянность исчезла с лица Малфоя, и он даже позволил себе улыбнуться уголком губ, наблюдая за жалкими попытками моей собаки — как же мне нравится в очередной раз упоминать об этом! — допрыгнуть до ветки.

— Нет, приятель, вряд ли это подойдет тебе, — добродушно сообщил Драко, присев на корточки и запустив руки в пушистую шерсть моего питомца, почесывая того за ухом и сминая загривок.

Я застыла, не выпуская из рук поводка.

Он не знал, как много это значило для меня.

Я завороженно глядела на него сверху вниз, приоткрыв рот от изумления и борясь с диким, разрывающим желанием протянуть руку и дотронуться до края его рубашки, чтобы убедиться — Малфой реален.

Сейчас, наверное, я была несильно младше того его — из самого первого воспоминания. Сколько ему тогда было? Семнадцать? Может, девятнадцать?

Сознаюсь честно, я стояла прямо напротив, смотрела ему в лицо, спокойно обводила взглядом фигуру, но и предположить не могла, сколько Драко на самом деле лет. Кто-то сказал бы — совсем мальчишка. Высокий, худощавый и нервный. С этим синяком на скуле, будто полученным в драке на заднем дворе во время какой-то вечеринки, с кривой ухмылкой в духе «плохих парней» из девичьего кино и, конечно же, с туманом таинственности и загадочности, вечно окутывающем его. Однако, несмотря на все перечисленное и еще несколько характеристик вдобавок, было что-то в его манере, в жесткой линии подбородка, в тени, залегшей под глазами.

Такое, что заставляло видеть в нем человека гораздо старше своих лет, заставляющее меня робеть не только из-за самого факта, что я почти разговариваю с Драко Малфоем, но и отчего-то другого неосязаемого и необъяснимого.

Драко в очередной раз потрепал щенка по холке, и я заметила, что все это время с его лица не сходило добродушное, едва ли не ласковое выражение.

— И как же тебя зовут? — спросил он, обращаясь к собаке, таким тоном, каким разговаривают большинство умиляющихся прохожих с хозяевами питомцев, и поднял на меня глаза, давая понять, что ждет ответа.

— Винсент, — застенчиво пробормотала я.

Неожиданно Малфой пораженно застыл, рука замерла на холке моего питомца.

— Прекрасное имя, — Драко судорожно сглотнул и медленно отвел руку — ту самую, левую, с уродливой отметиной — и убрал ее за спину, поднимаясь в полный рост и смотря на меня и моего пса так, будто знал о нас что-то такое, о чем мы и не догадывались. Тишина повисла в воздухе, молчание и неподвижность стали не то чтобы неловкими, но каким-то неправильными.

Тогда Малфой очнулся. Он мотнул головой, отгоняя мысли, и, словно спохватившись, суетливо запустил руку в карман.

— Угощайся, — немного неуверенно проговорил он, как если бы ему не часто приходилось делиться чем-то с другими, и деловито протянул мне кулек с разноцветными конфетами. — Берти Боттс.

Драко рассеянно улыбнулся, а потом резко вскинул головой, округлив глаза, и я подумала, что попросту не заметила, как он сказал или сделал что-то странное. Он следил за моей реакцией. Я запустила пальцы в пакет, выудив симпатичную на вид конфетку серого цвета с небольшими пятнышками.

— О нет, эту лучше не трогать, — остановил меня Малфой и предупредил: — Серые самые коварные. Попробуй желтую: они хоть и не всегда вкусные, но по крайней мере не отвратительные.

Он сам достал для меня одну и аккуратно вложил в ладонь, каким-то образом сумев не дотронуться кончиками пальцев до моей кожи, — я моментально проглотила.

Банан.

— Очень вкусно, спасибо, — похвалила я его выбор и улыбнулась, каким-то отдаленным краешком разума понимая, что все происходящее походило на полнейший абсурд: Драко Малфой угощает меня конфетами, к тому же непременно желтыми, но никак не серыми. А ведь я попробовала бы одну — серый цвет ассоциировался у меня с Драко.

Тем временем Малфой отчасти нервно закинул в рот еще одну конфету и довольно сильно сморщился; мне подумалось, что моя компания тяготила его, но почему-то он не уходил. Может, считал, что это было невежливо, или ждал, пока я скажу что-то еще или — что вероятнее — уйду сама.

Винсент у меня в ногах заскучал, и, почесав за ухом, поднялся на лапы, приняв решение отправиться дальше исследовать территорию. Первым ему на пути попалась нога Драко.

Малфой судорожно выдохнул и едва слышно вскрикнул, когда неугомонный Винс боднул его в голень, вызывая то ли на бой, то ли на игру. Я обеспокоенно подалась вперед, оттаскивая собаку и рассыпаясь в извинениях, а про себя нещадно чертыхаясь.

Моя первая встреча с Драко Малфоем внезапно обернулась провалом.

В дальнейшем я с грустной улыбкой думала о том, что собаки и конфеты одновременно не всегда связаны с чем-то хорошим.

С Драко я попрощалась слишком быстро и даже смогла не обернуться, когда направлялась в сторону дома.

Мне, наверное, было очень стыдно, а может, я просто расту.

* * *

Смогла расслышать, как Драко, уперевшись взглядом в столешницу, пробормотал, что разговаривал с магглой. Широкая, веселая улыбка, которой одарила его Гермиона, поражала гордостью, сквозившей в ней.

* * *

Пятнадцатого марта на столе в кухне четырнадцатого стоял румяный симнель, обвязанный широкой полупрозрачной лентой. Двенадцать ровных марципановых шариков радовали глаз. Он был таким идеальным, просто картинка! Даже у нас дома получился, хоть и не хочется это признавать, похуже. Однако, моя мама была довольна. Она с улыбкой принимала поздравления, смеялась над проказами Винса, слушала папины шутливые признания в любви и мои немного наивные обещания и пожелания.

Я знала, что ей тяжело — это был первый год за долгое (ну да, равное всей ее жизни) время, когда маме было некого поздравить с Днем Матери. Но она не грустила.

В отличие от Гермионы.

Когда после праздничного обеда я прокралась в свою комнату, украдкой глядя на четырнадцатый, я заметила на стене в комнате второго этажа большую карту мира, висевшую прямо напротив окна. Гермиона стояла подле нее, скрывая от моих глаз Европу, Африку и небольшую часть Азии; из ее макушки вытекал Северо-Ледовитый океан, а руки безвольно болтались в Атлантическом и Индийском. Ровная спина говорила мне, изучившей Гермиону за долгое время, о ее напряженном, неспокойном состоянии. Я практически испепеляла ее взглядом в течение минут двадцати, представляя, как между лопатками начинает дымиться от моего внимательного взгляда. За все время Грейнджер обернулась лишь единожды: мимолетно бросила взгляд на окно, прищурившись от яркого света и, опустив голову, отвела глаза, но я успела разглядеть.

Успела заметить.

Это не было солнечным бликом на щеках или упавшей тенью — она в самом деле молча роняла слезы, даже не потрудившись утереть их. Не то чтобы я привыкла видеть плачущую Гермиону за этот год, но в этот раз я почти не удивилась — разве что немного смутилась от того факта, что эти слезы стали чем-то абсолютно личным и интимным.

На карте между тем была отмечена лишь одна-единственная точка. Красный кончик булавки торчал где-то между Сиднеем и Мельбурном.

А от симнеля на кухне за весь день не отрезали ни кусочка.

* * *

Они вдвоем ввалились в гостиную, одновременно улыбаясь и морщась, посмеиваясь и хмурясь. Я привычно отложила свои дела, разворачиваясь к окну. Меня даже не волновал способ, который они выбрали, чтобы проникнуть в дом, потому как гораздо важнее было просто различить эмоции, наполнившие комнату.

Гермиона подскочила к коту, одним стремительным движением хватая его с насиженного местечка и подбрасывая в воздух. Малфой громко засмеялся, запрокинув голову, когда рыжее чудище, пребывая в состоянии шока, запуталось шипеть ему, рычать или же жалобно мяукать.

Отпустив несчастное животное, Грейнджер обернулась к Драко, на мгновение сделалась мрачной, что-то проговорив, но он категорично покачал головой, и на его лице вновь расцвела улыбка. Она бросилась к окну, широко распахнув его.

Я привстала со своего места и незаметно приоткрыла окно, якобы желая подышать свежим воздухом.

Ну-ну.

Открытые окна помогли мне внимательнее рассмотреть лица моих соседей: кожа была бледной и откровенно грязной, будто они копошились в золе, у Гермионы оказалась разбита губа, как если бы ее хорошенько приложили головой, а у Драко под глазом обнаружился старый знакомый — синяк.

Но они все равно улыбались. Улыбались, несмотря на то, что Малфоя еле ноги держали от усталости, а Грейнджер все никак не могла унять дрожь в руках. Драко неспешно придвинулся к окну, подставляя лицо под лучи робкого, но согревающего солнца, и слегка усмехнулся. Гермиона к тому времени уже отскочила от окна и была в дальней части комнаты, разгребая какие-то книжки и бумаги, и я не слышала ее голоса, а Драко и подавно ничего не говорил, только кивал, хоть Гермиона и не видела этого.

Прошло несколько тихих, спокойных минут, пока Грейнджер не вернулась к подоконнику, расположившись рядом с Драко и чуть-чуть улыбаясь ему. Для меня это значило только одно — я могла снова слышать их голоса.

— Это была победа, Малфой, — она вскинула руку и по-дружески стукнула его по плечу, широко улыбаясь. — Ни одного погибшего. И к тому же минимальное количество раненых.

Он чуть приподнял брови и вновь ухмыльнулся, посмеиваясь над Гермионой, но ничего не ответил, однако, она заметила его издевательское выражение лица и снова ударила его по плечу, в этот раз, видимо, приложив большую силу. Малфой слегка завалился в сторону, и неожиданно лицо его изменилось: он побелел, на лбу выступила испарина, а губы крепко сжались в тонкую линию — так, кажется, подобное описывают в книгах.

Гермиона обеспокоенно развернулась к нему всем телом и обвела взглядом, изучая и исследуя.

— В чем проблема? — строго спросила она.

Он отвернулся, пожал плечами и попробовал было отмахнуться от нее, но она уже и сама заметила, в чем именно проблема. И я тоже.

Несмотря на плотную ткань темного цвета и закрытую позу Малфоя, как будто он старался спрятать свою правую ногу от глаз Грейнджер, было заметно, что на штанине расползлось небольшое, но все равно внушительное темное пятно. Его ошибочно можно было принять за воду или грязь, но если ты знаешь, что Драко Малфой — последний человек, которого можно назвать неряхой, да к тому же чуть выше колена, где на брюки падает свет, можно углядеть красноватый оттенок…

Гермиона тяжело вздохнула и нахмурилась.

— Это пустяки, Грейнджер, — начал было Драко, едва заметно морщась, но она перебила его:

— Опять? Ты же это не серьезно? — Гермиона сокрушено покачала головой и склонила ее к плечу, разглядывая Малфоя. — Мы все просили тебя по-человечески залечить ногу, а не отделываться обезболивающим и бинтами. Ты бы еще пластырем заклеил! — она звонко цокнула языком.

— Чем? — недоуменно переспросил Драко, а я удивилась — как он мог не расслышать, если стоял прямо рядом с ней? Мне вот было ясно каждое слово.

— Неважно. Подожди-ка, — она вытянула руку, направив кончик своей ветки на его ногу, и произнесла громко и отчетливо: — Эпискеи!

Кажется, я услышала хруст и увидела, как Драко дернулся, болезненно скривившись и качнувшись на здоровой ноге, а затем озлобленно прошипел:

— Твоего Мерлина, Грейнджер! Могла хотя бы предупредить.

Она самодовольно улыбнулась и переложила палочку из одной руки в другую, сложив руки на груди.

— Брось это, — усмехнулась она. — Простого «спасибо» было бы достаточно.

Он вяло замахнулся на нее, но Гермиона ловко отскочила в сторону, а у Драко, казалось, не было сил, чтобы преследовать ее. Он вымученно вздохнул, слегка переигрывая, и заковылял к дивану. Гермиона весело улыбалась ему в спину, тем не менее, когда на полпути его нога подвернулась, и Малфой споткнулся, она тотчас оказалась подле него, подхватывая за талию и позволяя упереться на свое плечо, а сразу после аккуратно усаживая на подушки.

Однако, у Драко, оказавшегося на диване, будто открылось второе дыхание. Он удержал Гермиону за запястье, на удивление крепко для пострадавшего, и потянул на себя. Она споткнулась, и мне показалось, что вот-вот она приземлится прямо ему на колени, но она переступила через его ноги и упала на диван с другой стороны. Малфой все еще держал ее.

Она неловко улыбнулась, менее игриво и нахально, чем до этого, и не стала высвобождать руку.

* * *

Апрель.

И снова бесконечная череда летящих бумаг и разбросанных письменных принадлежностей, незнакомые слова, голограммы, появляющиеся из ниоткуда и исчезающие в никуда, палочки, оставленные на столе, вопящий кот, беспрестанно мешающийся под ногами, улыбки, слезы и смех, а сразу после грозные взгляды, от которых напряжение в комнате резко подскакивало, становилось жарче даже мне, находившейся через дорогу, и… прикосновения.

Легкие, как перышко, скользящие по коже, успокаивающие поглаживания или целомудренные, дружеские похлопывания; крепко стиснутые кулаки и сжатые запястья; удары по плечу или еще несколько неловких объятий, каждое из которых мгновенно оказывалось в моей копилке.

И снова взгляды: встретившиеся или разошедшиеся, брошенные украдкой, направленные прямо в глаза или же рассматривающие исподтишка, и самые волнующие, те бесцельные, неосознанные, ненамеренные, когда случайно оказывалось, что глаза Гермионы направлены ровнехонько на руки Драко, сжимающие потрескивающее перо, которое вело по бумаге, выводило закругленные буквы; а взгляд Малфоя падал ей куда-то между лопаток и оставался там, греясь во впадине, и не двигался, пока Гермиона нервно не поводила плечами, будто чувствуя что-то.

Чувствуя что-то, зародившееся между ними за эти годы, но все еще не желая этого признавать.

Или же действительно не видя, что на самом деле происходит.

И я все более склонялась ко второму варианту, особенно когда вернулись бессонные ночи и посиделки до самого утра.

Да, он оставался у нее…

* * *

В тот вечер они вымотались и были так измождены морально и физически, что заснули прямо на узкой кушетке. Погрузились в глубокий, нерушимый сон, давая мне шанс урвать бесценные минуты, наслаждаясь зрелищем.

Малфоя полубоком прижимался к спинке дивана, неудобно вывернув шею, а пятки Гермионы опасно свисали с края. Грейнджер уткнулась носом ему в плечо, и выглядели они — вот так, вдвоем, в тесном и темном пространстве — на удивление умиротворенно, даже когда она, неловко извернувшись, ближе к утру пнула его коленом.

Конечно, я понимала, что это затишье продлиться недолго. Совсем скоро должно было взойти солнце, а свет, как известно, часто разрушает подобную магию. И действительно, когда первые, робкие утренние лучи скользнули по гостиной, пробежали солнечным зайчиком по стене, поддразнивая кота, заставили сморщиться и нарушили сон, Драко заворочался, сжимая ладонь, которая лежала на бедре Гермионы, и медленно открыл глаза.

Я попыталась представить мир с его точки зрения: знакомая комната, слегка неприбранная, но уютная, светлое окно, откуда падают косые лучи солнца, лохматая макушка, которая еще несколько секунд оставалась неподвижной, а после заворочалась. Точнее, конечно же, заворочалась не макушка, а ее обладательница. Гермиона, по-видимому, почувствовала во сне усилившееся прикосновение и начала медленно выпутываться из объятий сна — и Малфоя тоже.

Она неловко подалась назад, чуть было не полетев вниз с дивана, и приподняла голову, встречаясь взглядом с Малфоем. Конечно, я не видела ее лица, но Драко в этот момент был так удивлен и от этого так не защищен, что его можно было читать словно открытую книгу. Казалось, что Гермиона отражается в его зрачках.

Они оба округлили глаза и приоткрыли рты, не сумев придумать, что и каким тоном нужно говорить в подобной ситуации. Довольно-таки щекотливой ситуации, скажем прямо.

Малфой что-то шепнул, возможно, отвечая Гермионе, и тогда-то она предприняла попытку встать, упираясь ладонью в единственное, что находилось в зоне доступа, — грудь Малфоя. Он изумленно проследил за ее действиями и — скорее по инерции — помог сесть, придерживая за локоть. Оказавшись в положении, которое хотя бы мало-мальски напоминало вертикальное, Гермиона быстро вскочила на ноги, делая несколько больших и быстрых шагов в сторону от дивана — подальше от Драко.

Она повернулась к нему спиной, конечно, даже не пытаясь заставить себя посмотреть ему в глаза, и очутилась лицом ко мне. Я благосклонно улыбнулась, наблюдая, как краска залила ее лицо: очаровательный румянец покрыл щеки, скользнул по шее, прыгнул в вырез майки, так что все открытые участки кожи стали красноватого цвета.

За ее спиной Драко осторожно сел и грациозно потянулся. Он что-то требовательно спросил у Гермионы, а когда она не ответила, встал и вышел из гостиной.

Спустя три-четыре минуты за ним уже закрылась дверь ванной второго этажа, окно которой находилось прямо над окном кухни, куда тотчас вошла Грейнджер, что позволило мне разглядывать и Гермиону, и Драко с совершенно потрясающей стороны. Аккуратный, небольшой четырнадцатый выглядел будто домик с картинки, а героями были два силуэта в окнах, связанные — да, теперь я уверена в этом! — невидимой нитью.

В оконных проемах, подсвеченных ярким утренним солнцем, было видно, как они оба оперлись о край: Гермиона — стола, Малфой — раковины, и глубоко вздохнули, отчего грудные клетки приподнялись практически синхронно, и посмотрели на свое отражение: Малфой — в зеркале, Гермиона — в зеркальной поверхности шкафа. Они и не подозревали, какую удивительную сцену разыгрывали только передо мной — своим единственным вечным зрителем, — когда одновременно наклонились и, резким движением дернув вверх рычажок, открыли воду, споласкивая лицо водой.

Я подавила улыбку. Они оба неверяще уставились на свои отражения, содрогаясь всем телом, а затем снова, повинуясь какой-то необъяснимой связи, вместе подняли правые руки: Гермиона медленно потянулась ладонью к лицу, отводя волосы и проводя пальцами по тем самым участкам кожи, которых касалось дыхание Драко, а он неспешно и осторожно потер щеку, наверняка вспоминая, как щекотали кожу завитки волос Грейнджер. Мне представилось, какая тишина, какое спокойствие стояли в четырнадцатом доме в это мгновение.

Несмотря на сомнения, опасения, возможно, страх и тревогу, которые испытывали и Драко, и Гермиона в этот момент, мне казалось, что не было еще более безмятежных минут, которые они провели в одном месте. Я будто впала в транс, наблюдая за ними, пока они наконец не нарушили симметрию картинки: Гермиона развернулась, сжимая руками голову, а Драко остался стоять, как стоял, опустив руки и напряженно разглядывая свое отражение, будто бы пытаясь уловить то, чего никогда не было до этой минуты.

* * *

Все поверхности в верхней комнате вновь были обклеены бумагами: я видела там карточки с крупно выведенными незнакомыми мне именами: «Кингсли», «Грюм», «Уизли», «Люпин», «Джонс», а на противоположной стене какие-то черные силуэты с мелкими, скачущими надписями.

В тот вечер Малфой что-то судорожно переписывал с клочка бумаги, легким движением руки меняя таблички, так что я и не замечала скотч или булавки, которыми они были прикреплены, а затем, зацепившись взглядом то ли за фамилию, то ли за изображение, Драко застыл на месте и искоса посмотрел на свою руку, будто сравнивая рисунки.

* * *

Редкие прохожие шарахались в стороны, неудачливый водитель резко крутанул руль, стараясь избежать столкновения, а из-под подошв ботинок вылетали серые облачка пыли.

Малфой бежал.

Он двигался быстро, стремительно, хорошенько помогая себе руками, в одной из которых была зажата палочка. Полы его странного одеяния развевались за спиной, мешая рассмотреть костюм целиком, а лицо исказилось волнением, испугом и еще какой-то непривычной, жесткой и упрямой эмоцией.

В три шага пересек он двор четырнадцатого дома и прыжком поднялся на крыльцо, врезавшись в дверь всем телом и начиная барабанить, будто на счету была каждая секунда. Когда Гермиона распахнула дверь, он чуть было не залепил ей пощечину, но вовремя остановился и на секунду замер.

Гермиона молча уставилась на него, впиваясь взглядом в нечто, напоминавшее мантию выпускника или же длинный черный балахон, и, ее глаза расширились, а следом за этим она открыла было рот, чтобы накричать на него — я уверена в этом.

Но Малфой опередил ее.

— Я промахнулся с аппарацией, Грейнджер, но это неважно, нам надо идти! — выпалил он скороговоркой, и как только смысл слов дошел до Гермионы, она среагировала мгновенно, словно в голове что-то щелкнуло, замкнув цепь. Схватив Драко за рукав, она затащила его в дом.

Больше в тот день я их не видела.

Спустя сорок минут после внезапного ухода начал накрапывать дождь, а ближе к полуночи я услышала рокочущий звук грома, повествующий о приближении грозы, и молния разделила темное небо надвое.

* * *

На другой день Гермиона вернулась одна: она выглядела уставшей и немножко потерянной. Наверное, никогда больше я не видела её настолько вымотанной. Следующие несколько недель Гермиона практически не отлучалась и занималась делами дома. Она часто проводила время на коленях у камина, а иногда по ночам я замечала голубоватое свечение из ее спальни.

Наверное, опять голограммы.

* * *

Он заявился четвертого июня.

Как назло, вечером на улице не работали фонари, и темнота стояла такая, что я даже не увидела, как Драко приближался к дому. Он просто возник на крыльце, и опознать его было возможно только по цвету волос.

Малфой тяжело привалился к косяку и постучал. Бледная рука мелькнула в темноте.

Гермиона не открывала слишком долго, и я даже усомнилась, что она вообще дома, однако, когда Драко в очередной раз нетерпеливо, но не особо активно, стукнул кулаком по двери, на лестнице возникло голубое свечение, проскользившее вниз, и Гермиона выглянула на крыльцо.

Заметив Малфоя, она открыла дверь пошире, но не пригласила его внутрь, а вышла сама, задавая какие-то вопросы.

Малфой мотнул головой, и Грейнджер подняла руки, складывая их на груди, что было одной из самых грозных поз в ее арсенале. Но на Драко это не подействовало. Он махнул в сторону двери, а потом дотронулся до своей груди, и я увидела желтоватый блеск в темноте, когда Малфой показал Гермионе какую-то побрякушку, висевшую у него на шее, напоминавшую часы или, может, медальон. Я не успела разглядеть, потому что в это же мгновение одновременно произошли две вещи.

Во-первых, Гермиона резко вскинула руки, одной прикрыв рот, изумленно приоткрывшийся, а вторую протянув к Драко, дотрагиваясь до его плеча, и (то самое «во-вторых») в этот же момент Малфой согнулся пополам, склоняясь в диком приступе кашля. На секунду мне даже показалось, что его вывернуло прямо Гермиону под ноги, и на фоне приоткрытой двери я увидела какие-то темные капли, вылетающие из его рта.

«Кровь», — стучало в моей голове.

Снова кровь.

Выпрямившись, Драко прижал руку к груди и поднял голову на Гермиону, а всего мгновением позже начал заваливаться вбок. Грейнджер среагировала молниеносно: она подхватила его, крепко обнимая за талию и подталкивая в сторону приоткрытой двери. Ноги Малфой путались, когда он с трудом сделал несколько шагов по крыльцу и, ведомый Гермионой, ввалился в дом. Втащив его внутрь, Грейнджер высунулась за дверь и оглянулась, словно проверяя, не стал ли кто свидетелем развернувшейся сцены. Затем ее губы шевельнулись, прошептав что-то, и, сокрушенно покачав головой, Гермиона закрыла дверь.

Мне нравилось представлять, что она сказал что-то вроде «не верю, что делаю это».

* * *

Воздух был чист и прозрачен, лишь легкий ветер сновал где-то меж веток, изредка случайно попадая в дома и путаясь в шторах. Нежно-зеленые газоны блестели в свете показавшегося солнца, и желто-серая туманная дымка медленно отползала по улицам к западу, скрываясь за домами. Из приоткрытого окна доносились лишь шорохи и крики птиц, и легко можно было представить, что ты далеко от города, от духоты и затхлого воздуха и, выйдя из дома, почувствуешь выступившую за ночь влагу росы и свежесть летнего утра.

Гермиона показалась на улице спозаранку. Дверь тихонько приоткрылась, будто бы нельзя было будить каких-то обитателей дома, и Гермиона ступила на крыльцо, босая, простоволосая, в летнем сарафане, который, видимо, первым попался под руку. Выглядела она непривычно и немножко противоречиво: с одной стороны, возникало ощущение, что она изрядно поработала, трудилась всю ночь и от этого теперь казалась отчасти измученной, но вместе с тем передо мной предстал хорошо отдохнувший человек — нет, конечно, не физически, но скорее морально. Ее задумчивая улыбка в первый раз за долгое время не была испорчена морщинками, выступившими на лице.

Когда Гермиона подошла ближе к забору и откинула крышку мусорного бака, я смогла разглядеть в ее руке цепочку, на конце которой болтался медальон. Я попыталась рассмотреть его повнимательней, но, прежде чем Грейнджер безропотно выкинула его, я заметила только одно: вещица, хоть и красивая, была безнадежно испорчена. Кто-то разбил его просто вдребезги.

Наблюдая за Гермионой, я пропустила тот момент, когда дверь распахнулась.

Он стоял на пороге, почти небрежно прислонившись спиной к косяку. Его грудь и, преимущественно, правое плечо были обмотаны белоснежным бинтом, аккуратно подоткнутым и закрепленным. Кроме бинта на нем были только брюки. Я невольно задержала взгляд на его торсе, обвела глазами худощавую фигуру. Малфой был ладно сложен, с крепкими мышцами на руках и животе, но довольно узкой грудной клеткой. Даже с такого расстояния было возможно рассмотреть набор шрамов, украшавших его бесцветную кожу, и увидеть, что дыхание было сбитым, неровным, шипящим, видимо, из-за повязки.

Малфой что-то негромко сказал — Гермиона быстро и нервно развернулась к нему, отшатнувшись при виде всего того же, что видела я. Драко тактично сделал вид, что не заметил этого, и повторил сказанное — она кивнула.

Он медленно, немного неуверенно спустился по лестнице, опираясь здоровой рукой о перила, и сделал шаг по направлению к Гермионе.

Она вздрогнула.

Я думала — почти ждала! — что Гермиона не выдержит, сдастся спустя столько времени и сорвется с места, разворачиваясь и убегая, как можно дальше от четырнадцатого дома и Малфоя. От себя самой. Я видела, как тяжело, как удушающе непросто ей было все эти годы, и сейчас наконец настал тот момент, когда ее поставили перед прямым выбором. Без уверток, задних дверей и запасных выходов.

Малфой стоял напротив: хромой, со сломанной ключицей и подбитым глазом, грубый и острый на язык, невероятно худой для мужчины его лет и болезненно-бледный. Он стоял и ждал. Не пытался сделать шаг вперед, не предпринимал попытки заговорить, а просто молча смотрел, и Гермиона смотрела в ответ.

Смотрела и никуда не уходила.

Мы все понимали, что кому-то из них придется сделать первый шаг. Конечно, я могла бы с криками выбежать во двор и вбить им в голову все те мысли, что не давали мне покоя долгие месяцы, годы, но здесь — в этом месте и в эту минуту — это был полностью их выбор. Осознанный, обдуманный и определенно очень серьезный.

И один из них сделал его первым, хотя я никогда и не разобралась, было ли это моей фантазией или случилось на самом деле.

Гермиона глубоко вздохнула и заметно расслабилась, качнув головой. Я заметила это — заметил и Драко.

Он сдался.

Но сдался не врагу.

Забыв про боль, он пересек то расстояние, что разделяло их, и остановился в одном шаге, втянул воздух и шумно выдохнул, а затем медленно протянул руку к Гермионе, будто боясь спугнуть, и, едва касаясь, провел пальцами по коже. Ее плечи дрогнули, но она не отступила и даже позволила Малфою обнять себя. Он аккуратно обвил рукой ее талию, второй обхватил за плечи и притянул к себе. Склонив голову, Драко легко коснулся губами ее виска, и лишь в ответ на это движение Гермиона встрепенулась, но почти сразу затихла.

Она не плакала — я уверена в этом.

И не заплакала даже тогда, когда Малфой, что-то прошептав, сильнее прижал Гермиону к себе и поднял лицо навстречу солнцу, расположив подбородок прямо на ее макушке.

Мягкий утренний свет озарил улыбку на его лице.

* * *

Она исчезла, а после вновь появилась через пару дней, но что-то, заметное, возможно, только мне, поменялось в ней. Она бродила по дому, словно в небытие дотрагивалась до предметов, смотрела на кота так, будто видела первый раз, и тяжело вздыхала, отчего у меня складывалось впечатление, что этими вздохами она пытается подавить что-то другое, зарождавшееся глубоко внутри.

Гермиона казалась не просто уставшей, утомленной или изнеможенной. Она была потухшей, словно огонь, который так долго горел — горел для себя самой, для кота, для дома, даже для меня.

И для Драко.

Драко — чертового — Малфоя, чья нога не ступала за порог четырнадцатого почти два месяца.

Однако, ни она, ни я, кажется, даже не удивились, когда в начале августа увидели его, небрежно прислонившегося к забору. Малфой с Грейнджер кивнули друг другу, и он приоткрыл перед ней калитку, пропуская вперед. Когда они скрылись в доме, я подумала, что все снова вернулось на круги своя.

Кажется, теперь они были в хороших отношениях.