Осколки витража воспоминаний (гет)

«Но запомни одно: я посмотрю, я посмотрю на тебя распятого, когда тебе переломают все суставы. И, когда толпа утомится твоими воплями и разойдется, я буду купаться в твоей крови и радоваться. Я загляну в твои глаза, и моя ненависть потечет из твоих глаз ярким огнем, будто кислота, пока ты наконец не издохнешь!»

© Патрик Зюскинд «Парфюмер: История одного убийцы»

Портал действительно получился стабильным. Практически никаких неприятных ощущений от перехода. Она будто бы вошла в другое помещение через образовавшуюся в воздухе дверь. Ребенку бы такой портал точно бы не смог навредить. Однако не было в ее руках больше никакого ребенка. Потому что...

Филиппа была зла, как тысяча накеров одновременно. Это же надо! Ее провели! Провели, как обычную деревенскую простушку. Дьявол! Нужно было отобрать у паршивой девчонки халцедон! А теперь... Теперь, благодаря сапфирину, точное местоположение Висенны выяснить было невозможно. То ли она находилась в Темерии, то ли в Элландере, то ли в Брокилоне... Треклятый камень замечательно «размывал» следящее заклинание. Теперь Филь была бессильна что-либо сделать в одиночку.

И что она скажет остальным?

Момент выхода из портала ознаменовался... Ничем он не ознаменовался. Филиппа вышла из зеркала в столовую собственного замка. За массивным столом из красного дерева разместились трое. Чертов женоненавистник Ортолан. Хоть бы его черви живьем сожрали! Да нельзя. За одно лишь изобретение декокта, сохраняющего чародеям молодость, ему можно было бы простить все грехи. Все грехи, но не этот! Филь терпеть не могла подчиняться всяким застрявшим в своих стереотипах старым пердунам. Мало ей было Тиссайи с ее идеей фикс о стерилизации всех чародеев, теперь еще и этот нарисовался. И без него ведь никуда. Дьявол! А с ним еще более трухлявый пень Аксел аэп Эрланд, не посмотреть, что красавчик эльф. Сука! Он ведь даже не Aen Seidhe, из Ольх, черт бы его побрал! И где только Ортолан откопал сию реликвию?! Впрочем, вероятно, «реликвия» сама его откопала в стародревние времена. Противно. Интересно, что их связывает? Они ведь практически всегда вместе. Неужели?.. Ай... Ладно... Не будем об этом...

В зале присутствовала еще и Августа. Единственный, по мнению Филиппы, адекватный человек в этой шайке шизанутых уродов. И какой только черт ее дернул с ними связаться? Вопрос был риторическим.

— А, Филиппа! Ты рано, — заметила вышеозначенная Августа. — А где твоя подопечная? Из-за нее же с порталом тут возились.

— Зазря возились, — буркнула Филь, не решаясь приблизиться к столу. — Она сбежала.

Вагнер в удивлении вскинула брови, но промолчала. Ей тоже вся эта история с ребенком особого удовольствия не доставляла, во всяком случае, она неоднократно об этом говорила. Хотя кому сейчас можно на слово верить? Ортолан тоже молчал. Но по другой причине. Судя по выражению лица, старик совсем потерял дар речи от бешенства. Он только лишь буравил Эйльхарт ненавидящим взглядом, поджав при этом тонкие старческие губы. А Аскел... продолжал невозмутимо поглощать мороженое из вазочки, чем он, собственно говоря, и занимался все это время. Наконец эльф облизнул свою ложечку и воткнул ее в один из белоснежных шариков. Помолчал. После чего выдал:

— Птичка моя, расскажи мне, глупому старому эльфу, каким-таким загадочным образом она сбежала? Ты ведь говорила, цитирую: «У меня с Висенной полное взаимодоверие». М-м-м? — Филиппа еле смогла удержать на лице приличествующую данному моменту маску спокойствия. Ее коробило от одного только вида этого старого остроухого пидораса. Вся эта его ухоженность, эти дорогие тряпки, блестящие волнистые каштановые локоны, бледная кожа и льдисто-голубые, ничего не выражающие глаза. Как у утопца. Мерзость!

«Пидорас», тем временем, вальяжно поднялся из-за стола и неторопливо подошел к чародейке со спины. Он слегка приобнял ее сзади за плечи, продолжая при этом держать в руках вазочку с мороженным, прямо над ее грудью.

— Ну что же ты молчишь, милая? Дар речи потеряла? — как-то обиженно протянул он. Чародейка молчала, едва сдерживаясь, чтобы не скинуть с себя мерзкие тощие руки. — О, я знаю, что тебе может помочь! — вдохновенно заявил аэп Эрланд. Он вдруг зачерпнул из вазочки целый шарик белоснежного мороженого и поднес ложечку к ее рту. — Скушай кусочек. Я слышал, что мороженое успокаивает нервы и прибавляет ума.

Филиппа с надежной посмотрела на Вагнер, но та, казалось, была полностью погружена в свои мысли и совершенно не обращала на нее внимание. Ортолан же выглядел несколько недоуменно, вероятно, не решив ещё как реагировать на происходящее. Эйльхарт быстро перевела взгляд на остроухого. От резкого ее движения ложечка в руках эльфа дрогнула и белоснежный шарик плюхнулся прямо на алый бархат выреза ее платья. Чародейка злобно зашипела. Ей очень захотелось прямо сейчас закатать этого наглого пидораса в паркет.

— Ай-яй-яй... — в притворной озабоченности зацокал языком эльф. — Как нехорошо. Подожди секундочку, сейчас мы все исправим, — он обошел ее и встал прямо перед ней. После чего махнул рукой и вазочка со злополучным лакомством плавно отправилась по воздуху на стол, с негромким звоном приземлившись на столешницу. Эльф вынул из рукава белый кружевной батистовый платочек и с показным усердием принялся размазывать мороженое по платью, делая при этом вид, что искренне пытается ей помочь. А Филиппа не могла пошевелиться из-за охватившего ее негодования, злости и... Великая Матерь, да что он такое себе позволяет?!

Аксел же тем временем, вероятно, пришел к неутешительному для себя выводу, что платье таким способом ему не спасти и решил попробовать иные меры.

Нарочито медленно, аккуратно он сложил платочек и отправил его на стол вслед за злополучной вазочкой. После чего он задумчиво улыбнулся и, нагнувшись, как ни в чем не бывало начал слизывать жемчужно-белые капли растаявшего мороженого, что замерли в ее в декольте. Мерзкий шершавый язык с противным чавканьем шуровал меж ее грудей. И тут ее нервы сдали окончательно. Чародейка не выдержала и попыталась его оттолкнуть, но... Но ничего не вышло. Оказывается, этот сукин сын незаметно наложил на нее парализующее заклинание, она сего маневра даже и не заметила. Дьявол! Когда?! Чертов пидорас!

Тут она услышала, как что-то разбилось, и Ортолан зашелся хриплым каркающим смехом. Аксел оторвался от своего занятия и медленно выпрямился. На его лице блуждала мерзкая одобрительная ухмылка. Он приблизил свое лицо к самому ее уху и тихо, угрожающе прошептал:

— Не дергайся, птичка, сейчас все пройдет. И... вовсе я не пидорас, — он снова нагнулся к ее груди. — Ты можешь проверить. Хоть сейчас... если ты, конечно, не против зрителей... — усмехнулся эльф, продолжая старательно вылизывать ее кожу.

Боги! Как же мерзко!

— Аксел, будь другом, прекращай свое представление, — с раздражением произнесла Августа. — После собрания будете развлекаться, а сейчас к делу...

Белое на красном — смерть и кровь