Игра Стражей (гет)

Там же. Рей.

Весь вечер Синдзи и Мисато (она потребовала, чтобы я называла ее именно так), и даже ее пингвин пытались меня развлекать, но, боюсь, не слишком успешно: мне вообще трудно понять такое..., а тут я еще и оказалась полностью погружена в свои мысли. Мой мир, такой холодный, болезненный, но привычный, рушился в прах, и из руин поднималось что-то новое. Оказывается, Мисато заметила меня, и... не возненавидела. Так может быть меня действительно не за что ненавидеть? А Синдзи... Он разозлился, когда решил, что со мной плохо обращаются. Он... он заботится обо мне. Так тепло. Жаль, что завтра придется возвратиться в свою квартиру. Доктор Акаги не отпустит меня.

Там же. Синдзи.

Вечер прошел... неплохо. Нам всем, соединенными усилиями, удалось даже добиться от Ледяной принцессы улыбки. Правда, слабой и неуверенной, но совершенно несомненной. Когда же Мисато скомандовала отбой, и мы разошлись по комнатам, я задумался. Не может такого быть, чтобы разница в отношении ко мне и к Рей образовалась случайно. Предположение о покушении, вначале отброшенное как бредовое, стало представляться вполне правдоподобным. Но это означает, что этим занимается кто-то из самой верхушки НЕРВ. Надеюсь, это не мой отец. В любом случае, одного рапорта может оказаться недостаточно. Надо продумать запасной план. Однако, я еще ничего толком не успел придумать, когда услышал стон из комнаты, куда ушла спать Рей.

Я вскочил. Что делать? Зайти к ней? Мне? Мальчику? В комнату девочки? Ночью? Хотя... Учитель как-то говорил, что мораль — это одежда, которую люди надевают, чтобы уменьшить отличия, привести всех к более-менее единому стандарту. Что же. Если одежда мешает действовать — долой ее.

Я вхожу к Рей и вижу, как она мечется по постели. Ей больно. На автомате запускаю диагностику, и понимаю: с ее телом все в порядке... Ну... насколько это можно сказать о девочке, с которой только вчера сняли гипс. Значит — сон. Я не очень хороший сноходец. Для того чтобы быть хорошим — нужно несколько веков опыта. Но основам меня обучили хорошо. Тихо подхожу к Рей, ложусь рядом, беру ее за руку, и обрушиваюсь в чужой сон.

Где-то. Рей.

Лес. Снова тот же лес. Я часто попадаю сюда. Хотя я никогда не видела зимы, я понимаю — лес именно зимний. Деревья стоят голые. На них лежит снег, который я в действительности видела только на вершинах гор, издалека. Под ногами — лица. Плачущие. Кричащие от боли. Застывшие в ненависти. Мои лица. С небес вместо Солнца смотрит грозный лик Рицко Акаги. Ее все считают милой. Но я часто замечаю ее взгляды, обращенные на меня. Я слышу ее слова: "Кукла, проклятая кукла". Что я ей сделала? За что она меня ненавидит? Я иду. Иду, просто чтобы не стоять на месте. Здесь нет ничего, к чему бы стоило идти. Лес во всех направлениях одинаковый. Но я иду. Просто чтобы идти. Потому что стоять еще больнее, чем брести в никуда.

Внезапно деревья раздвигаются, и я выхожу на поляну. Странно. В этом лесу раньше никогда не было никаких полян. Посреди поляны стоит статуя из черного камня, изображающая крылатого мальчишку. Руки вскинуты в защищающем жесте, кожистые крылья развернуты, и, кажется, вот-вот бросят его в воздух. Лицо... Это же Синдзи. Почему он здесь? Почему он каменный? Усаживаюсь у ног статуи и плачу, не обращая внимания на холод и боль. Синдзи...

Холод отступает. Поднимаю голову и... не вижу холодного неба с лицом доктора Акаги. Меня закрывают от этого ненавидящего взгляда те самые кожистые крылья. Синдзи, живой, не каменный, но почему-то по-прежнему крылатый, обнимает меня. В его руках мне тепло и уютно.

— Пойдем отсюда.

— Куда? Здесь некуда идти.

— Куда дорога выведет

— Здесь нет дорог.

— Да? А ты посмотри.

Смотрю вниз, и... не вижу уже привычных лиц. Точнее вижу, но вместо бесконечного мельтешения собственного лица — только два: себя и Синдзи, отраженных в черном камне. Кажется, его называют обсидианом. Это действительно дорога. Откуда она здесь?

— Только, пожалуйста, закрой глаза. Ты сильная. Очень сильная. И почему-то очень крепко держишься за этот лес. Мне стоило больших трудов провести сюда хотя бы дорогу. Но вывести тебя отсюда я смогу, только если ты закроешь глаза и доверишься мне.

— Хорошо.

Закрываю глаза и иду, подчиняясь направляющей меня руке.

— Все, можешь открыть глаза. Мы пришли.

Открываю. Мы — в небольшой комнате. Стены облицованы все тем же черным камнем, только на него нанесена тонкая и очень красивая резьба.

— Почему так много обсидиана?

— Нравится он мне и мне легко с ним работать.

— Так значит... эту резьбу сделал ты?

-... вообще-то мне учитель помогал.

Подхожу к стене и рассматриваю ее. Никаких фигур. Линии переливаются друг в друга, пересекаются под самыми немыслимыми углами, танцуют. Зеркально отполированный камень, который должен быть таким холодным, кажется теплым и уютным. Хотя... Это заслуга не только резьбы, но и отблесков огня из камина.

— Садись у огня. Погрейся.

— Хорошо.

Тепло.

— Не хочется снова причинять тебе боль, напоминая о покинутом лесе, но все-таки, скажи мне, почему там так много твоих лиц?

— Я не должна об этом рассказывать. Но... наверное во сне — можно... Я — не живая девочка. Я — кукла, клон созданный доктором Рицко Акаге. Один раз я уже умирала. И меня заменили.

В глазах Синдзи пролетают черные пятна. Он разозлился? Наверное, он сейчас прогонит меня, и я вернусь снова в зимний лес.

— Значит, клон. Прости, но ты не понимаешь, о чем говоришь. Это не значит, что ты — не живая. Просто у тебя есть несколько сестренок-близнецов. Одна из них умерла. Но она — это она, а ты — это ты. И ты не умрешь. Пока я жив — я этого не допущу. Вот. Возьми.

Синдзи берет со стола браслет в виде дракона и протягивает мне. Кажется, что обсидиановые глаза дракончика весело и лукаво поблескивают в свете открытого огня, а сам он вот-вот замурлыкает. Одеваю его на руку.

— Это — первый получившийся у меня артефакт. К сожалению, маг из меня тот еще. От действительно серьезной опасности не спасет, но, по крайней мере, сможет тебя немного согреть, чуть-чуть подлечить и взять себе твою боль. И, самое главное, пока он на твоей руке — ты никогда не попадешь в тот жуткий лес, а я буду знать, что с тобой все в порядке.

Дракончик фыркает и плотнее обвивает мою руку. Он — живой?

— Ну, ладно, пора просыпаться. А то Мисато-сан застукает нас в одной постели.

Внезапно понимаю, что последние слова я услышала уже наяву. Мы с Синдзи лежим рядом, он держит меня за руку, а на руке... На моей руке — тот самый браслет-дракончик из сна... Так значит...

Токио-3. Квартира Мисато Кацураги. Мисато.

— ... А то Мисато-сан застукает нас в одной постели.

— Можете не шептаться, конспираторы. Я еще ночью заметила, как ты прошел к Рей. — Дети стоят на пороге спальни. Лицо Синдзи полыхает. Рей невозмутима. По ее лицу вообще трудно что-либо прочитать, но вроде бы у нее все хорошо. — Рей так стонала, что сложно было не проснуться. Я слышала, как ты прошел к ней, и она успокоилась. Это хорошо. Это ты правильно сделал. Я уже собиралась будить: лучше бессонная ночь, чем такие сны. Но еще лучше — все же выспаться. Впрочем, если захотите большего — обращайтесь. Помогу советом и некоторыми необходимыми вещами. — От лица Синдзи можно прикуривать. Иногда он ведет себя совсем как ребенок, и его так весело поддразнивать...

Токио-3. Синдзи.

Сегодняшние уроки прошли мимо моего внимания. Новая информация требовала осмысления, а то, что рассказывали — учитель объяснял мне гораздо лучше. Значит Акаги Рицко... Не отец. Уже хорошо. Но что же заставляет тебя так ненавидеть? Ведь Рей не ошибается. Чувство так сильно, что на него я мог бы пойти как на маяк. Впрочем, именно этим мне и придется заняться этой ночью.

После занятий Рей машинально пошла в сторону своей прежней квартиры, и пришлось ее перехватить и мягко перенаправить в сторону нашего дома. Вечер я заполнял выступлениями в разговорном жанре, рассказывая прекрасным слушательницам самые веселые истории из виденных мной в Нереальностях Пограничья, что возле Обода Хаоса. Естественно, пришлось назвать их сказками — в то, что я это видел своими глазами, Мисато все равно не поверила бы. Рей... Не знаю. Кажется, она поняла, откуда на ней браслет-Феа. И поняла, что все не так просто и с моими историями. Впрочем, я рад, что подарил его. Дракончик несколько раз за сегодня подавал сигнал тревоги, и приходилось спешить на помощь Рей, над которой решалась поиздеваться очередная банда придурков. Похоже, репутация отморозка, безбашенного, как шведская самоходка, мне гарантирована. Это хорошо. "Коль чести нет — пусть грозный страж, надежный страх прочистит разум". А полностью отмороженного психа бояться будут больше, чем обыкновенного одноклассника.

Токио-3. Рей.

Сегодня — один из самых лучших дней в моей жизни. Кажется, я начала учится новому для меня чувству. Это — спокойствие. Не равнодушие, которое давно стало моей обычной маской, позволяющей сдерживать крик боли, а именно спокойствие. Уютная уверенность, что если мне понадобится помощь — я получу ее. Поначалу я боялась отходить от Синдзи, вспоминая о тех "шутках", на которые были так щедры другие дети по отношению к Кукле. Но, каждый раз, когда очередная компания собиралась продемонстрировать мне свое "чувство юмора", глаза браслета-дракончика начинали мерцать красным, как будто в них снова отражалось пламя такого знакомого камина, и Синдзи немедленно оказывался поблизости. Иногда ему удавалось обойтись словами, но не всегда. "Есть собеседники, несогласие с которыми следует выражать мануально" — сказал он, запуская одного моего особенно настырного "поклонника" в полет через половину школьного коридора — "во избежание растущего непонимания".

После школы мы пошли к Мисато, "чтобы написать рапорт о состоянии дел в подразделении проекта "Евангелион". И у меня ни на минуту не возникло сомнения, что меня пригласят остаться.

А вечером... вечером Синдзи рассказывал "сказки". Мисато смеялась, называя его "выдумщиком", но я откуда-то знала, что все, что он рассказывает — он видел. И, так же непонятно почему, я чувствовала, что он рассказывает не все, что специально подбирает забавные эпизоды, чтобы повеселить нас, а на самом деле все было далеко не так просто и весело. Но, зато я, кажется, начала понимать шутки. По крайней мере, перед тем, как Мисато заливалась хохотом, у меня тоже возникало желание улыбнуться.

Когда настало время ложиться спать — на меня накатил страх. К сожалению, не все новые чувства, которым я с такой скоростью учусь в последнее время — приятны. Я испугалась, что когда закрою глаза — вновь окажусь в зимнем лесу. Найду ли я снова поляну с крылатым Синдзи?

— А ну, быстро подорвался и побежал за ней. — Мисато-сан. Что она имеет в виду?

— Но...

— Я сказала — бегом. Не видишь что ли — девочка боится темноты. Посиди с ней, пока не заснет.

Синдзи, с какой-то радостно-смущенной улыбкой подошел ко мне. Я стала устраиваться на ночь, и он сел рядом со мной, взяв меня за руку. Как и прошлой ночью. Мне вновь стало тепло и уютно. Страх отступил. Пока Синдзи рядом — у меня все будет хорошо.

— Я не боюсь темноты.

— Знаю. Ты боялась вновь оказаться в Лесу Одиночества, да?

— Да. Ты же не пустишь меня туда?

— Можешь не бояться. Феа — Синдзи провел рукой по браслету — сжег этот лес в пепел, а пепел — развеял по семи ветрам.

— Но он же маленький. Как он смог сжечь огромный лес?

— Это он сейчас маленький. Как бы иначе он мог поместиться на твоей руке? А тогда, тень от его крыльев накрыла весь лес, а огненный выдох уничтожил его с одного удара. Спи спокойно. Ты никогда не вернешься туда.

Где-то. Синдзи.

Жаль, что я не смогу остаться с тобой надолго, Рей. Я проведу тебя в Замок-над-Миром, покажу галерею Героев и коридор Зеркал, а потом — оставлю тебя в Каминном зале, где Стражи развлекаются, создавая псевдореальности, а то и истинные Отражения из пронизывающего Замок потока Хаоса, а сам рванусь в уничтоженный лес, откуда так удобно лететь на маяк ненависти. Я должен знать, что движет доктором Акаги.

Где-то. Рицко Акаги.

Небеса горят огнем. Это не огонь заката и не утренняя заря. Это — настоящее адское пламя. По кровавой реке от меня удаляется тот, кого я хотела бы видеть рядом с собой. С ним женщина и девочка. Мертвая и живая. Они забирают его от меня... И я, при всех своих достижениях и официально признанных заслугах — ничего не могу сделать.

— Хм... Какой, однако, изысканный кошмар. — Синдзи Икари.

— Я так и думала, что рано или поздно увижу тебя. Правда я скорее ожидала увидеть тебя там.

— Где? А, понятно. Нет, я пришел сюда, чтобы поговорить с Вами, профессор.

— О чем?

— Недавно я узнал, что Аянами Рей является клоном. И она очень похожа на мою маму. Я хочу узнать: чьим клоном она является?

— Откуда ты узнал?

— Не важно. Ответьте мне!

— Что, хочешь узнать, не является ли тебе Рей-тян сестрой?

— В общем — да.

— Успокойся. Я задействовала не только гены твоей матери. Тебе Рей-тян — в лучшем (или худшем, как посмотреть) случае — троюродная сестра. Да и то... В ее геноме заведомо нет никаких наследственных заболеваний. Это я тебе гарантирую. Лично этот самый геном собирала, будь он проклят! Вместе со всем человечеством, для блага которого я это сделала!

— За что Вы ее так ненавидите?

— А разве не очевидно. Приглядись.

— Вы... ревнуете?

— ДА! Ночью он зовет меня "Юй", а днем для него нет ничего, кроме треклятых Евангелионов с их растреклятыми пилотами.

— Доктор Акаги...

— Зови меня Рицко. После того, что ты тут видел...

— Хорошо, Рицко-сан. Чего ты хочешь? Чтобы ОН больше общался с тобой, или меньше — с Рей?

— А есть разница?

— Конечно. В первом случае я тебе ничем помочь не смогу. А со вторым есть варианты.

— И какие же?

— Я предлагаю Договор: Вы прекратите ранить Аянами своей ненавистью и поддержите требования, которые я завтра изложу в рапорте на имя Командующего, а я сделаю все, чтобы забрать Рей у него — себе. Я очень жадный.

— Хорошо, черт побери. Я сделаю это. Может, мне станет хоть немного полегче.

Мир вздрогнул. Стремительно погасли небеса. Кровавая река потекла водой. Что вообще происходит?

— Мы сказали, и нас услышали!