Лис (гет)

Жестокость — не свойство личности. Жестокость — привычка.

Р. Янси

Если Доркас до этого не понимала многих вещей, то теперь же она не понимала совершенно ничего. Да, некоторые моменты полностью сложились у неё в голове: теперь До знала причину долгого отсутствия Алекто и странного, даже какого-то растерянного, поведения Амикуса. Но сейчас появилось ещё больше вопросов, на которые ответить она не могла. Как умерла Алекто? Что произошло? Почему она не узнала об этом раньше? Ведь кто-нибудь из Ордена уж точно рассказал бы эту весть абсолютно каждому, так как сестра Амикуса была, мягко говоря, не самой дружелюбной личностью.

До даже было в какой-то степени легче: не она одна из близкого окружения потеряла родного человека. Черт возьми, насколько же боль другого унимает твою собственную! Это эгоистично, мерзко, но Доркас не могла ничего с собой поделать, по крайней мере сейчас. Абсолютно всегда, испытывая мучения, ты желаешь заставить другого мучиться точно также. С другой стороны, Кэрроу было действительно жаль — она его, в конце концов, понимала. Но у неё не было на это времени, к тому же Амикус не из тех людей, кто позволял себя жалеть, это Доркас поняла давно и просто не могла ошибаться. Хотя, на счёт своей правоты она уже не была так уверена: Амикус Кэрроу не тот, кем кажется на первый взгляд, а это пугало намного больше, нежели предположение о его сгнившей душе. Неизвестность и незнание — вот что действительно заставляло колючие мурашки бегать по коже, словно заряды электрического тока.

Весть о гибели Алекто не выходила из головы Медоуз весь день. Любопытство не давало покоя, а в голову закрадывались разнообразные причины этой смерти. Только к вечеру, когда До отправилась на своё первое задание, ей удалось на время забыть об этом. Правда, при первом же взгляде на Кэрроу мысли возвращались к словам Рудольфа, она будто снова слышала эти предостерегающие нотки в его голосе, снова видела еле заметную печаль в глазах от упоминания этой темы.

На первом задании он должен быть с ней — вот что гласила первая фраза Амикуса в этот день. И, как обычно, никаких объяснений. Доркас уже начинала привыкать к тому, что он никогда ни с кем не объяснялся и не оправдывался без особой на то причины. И одному Кэрроу было известно, говорила в нём гордость или же обыкновенная замкнутость и недоверие ко всему, что движется. Хотя, она не знала его отношений с Лестрейнджем, возможно, он — единственный человек, с кем Кэрроу свободно разговаривал. Лишь после того, как Руди собрал всех в гостиной, Медоуз удалось во всём разобраться. По словам Рудольфа, задание было простым, как бутылка молодого коньяка, нужно было лишь выпытать информацию у одной семьи волшебников, а после убить их и уйти незамеченными, не забыв при этом оставить знак Здесь-Были-Пожиратели-Смерти. Он говорил это так легко, будто рассказывал сюжет научно-фантастической книги, перечитанной уже много раз, а все вокруг словно были любопытными слушателями. Лестрейндж бесцеремонно называл фамилии, не спрашивая ни у кого о желании пойти, одновременно одаривая каждого тяжёлым взглядом, мол, у тебя нет выбора, это твой долг. До удалось не опустить глаз под этим натиском. Лишь когда подошло время трансгрессии, Медоуз почувствовала всю ту ужасную ситуацию, в которую она влипла, впуталась, словно в вязкую паутину.

Дом этой несчастной семьи был настолько обычным, что для его описания требовалось лишь одно слово — белый. Белые стены, белая крыша, белый забор, белая дверь. Под лучами заката всё это окрасилось в розовый и сиреневый цвета, а когда солнце вовсе скрылось за горизонтом, начало сливаться с безоблачным небом. Тот вечер Доркас не хотелось вспоминать больше всего, но он будто въелся в память, принуждая запомнить всё до последней детали: распахнутая дверь, крик маленькой девочки с белокурыми волосами, вопль мужчины, вбежавшего в прихожую и лужа крови, появившаяся прямо у порога. Медоуз искренне не хотела принимать в этом участие, при виде крови сделала вид, что ей нехорошо, и по указанию Кэрроу отправилась наблюдать за улицей через окна. Вокруг было пустынно и тихо, а вот в доме царил полный хаос: крики, возгласы, звуки ударов и скрипа половиц. Амикус выходил из себя, это было слышно по одному его голосу: появились нотки безумия и ярости, коих в обычном состоянии не звучало, а слова превратились то ли в громкий шёпот, то ли в надорванный хрип. От его слов мурашки бежали по коже, а стоило закрыть глаза, как воображение тут же воссоздавало картинку происходящего, ориентируясь по одним лишь звукам, а изображение было до ненормальности точным. Ненормально же интуитивно угадывать каждое движение твоего врага, верно?

— Я, чёрт возьми, последний раз прошу тебя нормально всё рассказать. Или ты хочешь, чтобы мои друзья пересчитали волосы на голове твоей дочурки? — Хлопок, скорее всего, удар по лицу. — Я-то думал, что ты хороший отец, Браун. Жаль. Мне очень и очень жаль. Прима.

Когда раздался детский крик, смешанный с горькими всхлипами, Доркас не выдержала. Она потянула какого-то паренька неподалёку за рукав, который тоже отказался на это смотреть, попросила заменить её, а затем чуть ли не бегом двинулась в сторону той самой пыточной камеры. Кэрроу уже переходил все границы, хотя о половине из них он, кажется, даже не ведал. Как можно вести себя столь чёрство? У него же, наверное, даже ни один мускул не дёрнулся.

Как она и говорила, Кэрроу совершенно не поменялся в лице. Незнающий его человек по одному голосу представил бы умалишенного психа с расширенными, как Вселенная, зрачками, дрожащими руками и дёргающимся веком. Но этот парень был настолько спокоен, будто находился на приёме у королевы, разве что ссадины на костяшках пальцев да кровь на руках не входили в общий образ сумасшедшего с наклонностями к жестокости и рукоприкладству, скрываемый под маской безразличия и гордости. Медоуз он будто и вовсе не заметил, лишь продолжал хладнокровно наблюдать за тем, как совершенно крошечного ангела тянули за волосы к противоположной стене. Парень, который делал это, выглядел более обеспокоенным, но скорее всего лишь отсутствием информации, нежели судьбой своей жертвы. Мужчина, кое-как привязанный к стулу, был избит до неузнаваемости: разбитая губа и нос, сломанная переносица и огромный синяк под левым глазом, затрагивающий частично покрасневшую сетчатку глаза. От этого зрелища в горле встал ком.

— Мерлин, Кэрроу, хватит! — От неожиданности тот парень, который тащил девочку, замер на месте, отчего в комнате на мгновение возникла гробовая тишина. До даже показалось, что она слышала, как кровь текла по её венам. — Он всё равно ничего не скажет, пора бы понять это и прекратить их мучить. — Доркас понимала, что из уст Пожирателя смерти должно звучать что-то другое, уж больно её слова смахивали на жалость — это слишком подозрительно, Медоуз пришлось произнести ещё кое-что. — Это бесполезно, мы лишь тратим время.

Амикус смотрел на неё несколько секунд, затем передёрнул плечами и сделал один единственный взмах волшебной палочки — глаза мужчины закрылись, а голова упала на грудь. Он наконец мёртв. Его дочь ушла следом за ним. Кэрроу покачал головой и убрал волшебную палочку в карман мантии. До неожиданно заметила, что его пальцы тряслись, а Амикус упорно пытался это скрыть.

— Ты должна следить за улицей, Медоуз, а не выступать за права членов Ордена Феникса. Ты уже не с ними, начни к этому привыкать.

Доркас на это лишь ухмыльнулась. Ты совершенно ничего не знаешь, Амикус Кэрроу, и даже не подозреваешь о том, что тебя ждёт за убийство очередной, ни в чём неповинной семьи.

Это продолжалось целых две недели. Новый день был похож на предыдущий. Если бы так всё шло и дальше, то у Медоуз бы поехала крыша. Она уже научилась более спокойно относиться к ежедневным убийствам и пыткам, тем более ей везло — она не встретила ни одного знакомого Орденовца в качестве беспомощной жертвы, хотя До не исключала, что об этом позаботился Рудольф. Всё же он как-то более спокойно относился к ней из-за того, что она здесь новенькая. Амикуса же она больше никак не интересовала, они встречались лишь по вечерам, когда каждый усталый расходился по своим комнатам, да и случалось это далеко не каждый день: сквозь беспокойный сон Доркас часто слышала, как в другом конце коридора закрывается дверь, ручка которой всегда отвратительно громко скрипела — Кэрроу часто возвращался лишь поздно ночью. Если им всё же удавалось встретиться, то Амикус уже по чистой привычке спрашивал, как прошёл день, но на ответный вопрос лишь ухмылялся и уходил прочь.

Один раз она случайно застала его с сигаретами в руках, в то время как у неё выдалась свободная минута. Он выглядел крайне обеспокоенным, не таким, как обычно. Влиял ли на поведение Кэрроу чей-то взгляд? Видимо, да. Когда он заметил До, то фыркнул, а на лице снова появилась его обыкновенная ухмылка. Тогда Медоуз не придала этому значения, но к вечеру у неё развилась настоящая мания преследования, но только не ко всем окружающим, а конкретно к Кэрроу. То, с какой ухмылкой он смотрел на неё, будто уже давно раскусил все её планы и лишь поджидал нужного момента, чтобы схватить её за горло. Игрался, словно кот с загнанной в угол мышью. Теперь Доркас казалось, что этот Пожиратель постоянно за ней наблюдал, хотя и не бывал рядом. Эта скрытность медленно сводила её с ума.

В тот же вечер Доркас повезло: Лестрейндж отпустил её отдыхать раньше положенного времени, но пообещал, что завтра заставит подняться её с восходом солнца. Медоуз была рада даже тому, что ей удастся поспать на пару часов дольше, при этом никто не посмеет ей мешать. Возможно, До уже давно лежала бы в собственной постели, если бы её не заинтересовал разговор, который вели Пожиратели смерти в одной из комнат. Судя по голосам, их было лишь двое. Как и говорилось ранее, стены здесь были настолько тонкие, что можно было услышать даже неразборчивый шёпот, если не наложить нужное заклинание, но эти парни, кажется, ни о чём не беспокоились.

— У вас ко всем новичкам так недоброжелательно относятся? — прозвучал тихий, осторожный и крайне напуганный голос. Можно было предположить, что к виску говорящего приставили волшебную палочку, готовясь произнести убивающее заклинание в любой момент, скажи он лишь одно ненужное слово.

— Если говорить предельно честно, то да. Не так просто влиться в коллектив, когда ты только появился, даже меня сейчас не все воспринимают всерьёз. Рудольф ко всем относится одинаково нормально, так что, если что-то понадобится, лучше обращайся к нему. Малфой или Кэрроу тебе не помогут, не сделай ты чего-то особенного. — Второй же говорил слишком быстро, порой проглатывал некоторые гласные звуки, будто английский практически не знал. Он словно куда-то сильно торопился, а ненужный разговор его слишком отвлекал.

— Настолько «особенные»?

То ли они начали говорить ещё тише, то ли просто молчали несколько секунд, но эта тишина заставила Медоуз сделать ещё несколько шагов к двери, отгоняя прочь все надоедливые шумы и вслушиваясь в неразборчивые слова.

— Скорее потрёпанные, Хью. На счёт Малфоя всё и так ясно, а вот Амикуса тебе лучше сторониться. Серьёзно, близкое общение с ним ни к чему хорошему не приведёт, так что пытайся держаться в стороне. Где Амикус Кэрроу — там куча неприятностей. Он — бомба, которой лучше не дерзить, иначе взорвётся и покалечит всех вокруг, включая себя самого. Из него выйдет не самая лучше компания.

Разговор принял не самый лучший оборот, оттого Медоуз сделала шаг от двери. У неё не было никакого желания слушать дальше, к тому же она понимала, что кроме пустых сплетен ничего полезного не узнает. Ей нужны факты. Но стоило сказать, что этот разговор ещё больше разогрел любопытство Доркас. Ей просто не терпелось узнать всю суть происходящих вокруг странностей. Пока у неё не было никаких идей. До неохотно отошла от двери и поплелась в свою комнату.

Всё завтра.