Говорить (гет)

Прежде чем переехать в Годрикову впадину, Батильда Бэгшот жила в Германии в маленьком домике посреди леса. Неподалёку от нескольких маггловских деревень, откуда к ней частенько приходили привлечённые диковинной белой птичкой и дивным запахом сладкого пирога вечно голодные дети.

Батильда сажала их за свой стол, угощала какао и сладостями, которые у неё никогда не переводились — Батильда очень любила сладкое. Даже её дом был сделан из сладостей, она долго возилась с ним: наложила столько заклинаний, чтобы шоколадная крыша не растекалась на солнцепёке, а пряничные стены не падали и спасали от холода в студёные немецкие зимы. Она была так счастлива, когда работа была закончена: не проходило и дня, чтобы она не отламывала от своей шоколадной крыши кусочек.

К тому же, дети тоже обожали сладкое. А больше шоколада и сахарных конфет Батильда любила разве что детей — их нежный вкус не мог сравниться ни с чем. От одной мысли о нём рот Батильды заполняли слюнки.

К её радости они приходили едва ли не регулярно: напрасно деревенские несколько раз прочёсывали лес в поисках пропавших, ни детей, ни пряничный домик Батильды они найти не могли. И возвращались домой ни с чем, пока Батильда сидела у растопленного камина, жевала шоколад и посасывала белые косточки.

Она была так счастлива в Германии. Пока в её дом не пришли два несносных ребёнка: девочка и мальчик, Гретель и Гензель. Она кормила и поила их, пока они жили у неё, давала мальчику самые вкусные кушанья, а девочку занимала работой, уложила спать на мягких постелях, а потом они ушли. Они обманули её, украли её сладости и жемчуга, заперли её в её же печи, сожгли её дом — такова была их плата за её гостеприимство. На память об их визите у Батильды остались страшные шрамы от впившейся в кожу обжигающей ручки двери.

Они не давали ей забыть, насколько жестоки бывают порой дети. Припоминая ей и жалящие укусы огня печи, охватившего её, когда она, крича и скуля, пыталась вырваться на свободу. И то, как она, собрав последние силы, открыла заслонку магией, и выползла из догорающего домика еле живая, но по-прежнему желающая жить. И мучительные месяцы восстановления в лечебнице.

Она сказала в Министерстве, что её домик сгорел, этим напыщенным колдунам вовсе не надо было знать, что стало тому виной. Батильда собиралась разобраться сама: нельзя обидеть ведьму и думать, что это сойдёт с рук. Батильда с детства была очень сильной ведьмой. И сильной, чтобы остаться в живых после того пожара, пусть на восстановление и ушли годы

— А ты очень вырос, Гензель, — сказала она, когда они встретились вновь, и улыбнулась: он всё ещё был очень тощим. Батильда не любила тощих мальчиков, но таковым был и её племянник. Она смотрела на него и облизывалась, чувствуя, каким он будет вкусненьким, если запечь его с яблоками. И поэтому подкладывала ему на тарелку ещё пирога всё с той же обаятельной улыбкой и со словами о том, что он такой худой. За месяцы в Годриковой Впадине Геллерт сильно поправился и… сбежал. Батильда чувствовала, что её сердце разбито вновь. Как и после побега Гензеля и Гретель. — Как вы поживаете с сестричкой?

— Ты должна быть мертва… — прошептал Гензель, губы его были совсем бледными. Батильда оглядела свои обожжённые руки.

— Правда? — искренне удивилась она, а потом вскинула на него взгляд и рассмеялась. — Неужели ты правда думал, что меня, волшебницу, будет так легко убить, глупый мальчик?

Он не ответил. Батильда взмахнула рукой, и верёвки опутали его ноги, прежде чем он кинулся на неё с топором.

— Я пришла попробовать тебя на вкус. Всё ж таки. Кстати, где милая Гретель? Давненько мы с ней не виделись.

В яблочном соусе Гензель был просто великолепен, а таящее на языке мясо Гретель, приправленной сливами, было лучшим, что Батильда ела когда-либо.

— Мы снова воссоединились, детки, — прошептала она, кладя в рот последний кусочек, и блаженно улыбнулась. На сытый желудок даже переезд в Англию не казался ей тяжёлым. — Вы же не думали, что я забуду о вас, правда?