Recovery (джен)

Милосердие (Bonitas) — высшая степень великодушия, добродетель, обладающая всеми достоинствами. Прямота сердца в жизни.

* * *

— Ну, всё сходится! — Рон возбуждённо ткнул поочерёдно в заметки в записной книжке и нечаянно локтем задел чашку с чаем.

— Осторожно, Рон! — Гермиона выхватила листочки из-под разбегающейся лужи на столешнице, потом быстро направила палочку: — Тергео!

Лужица исчезла.

— И ничего не сходится, — печально сказала она. — Единственное, мы теперь знаем, что за заклинание использовал Долохов. А вот со всем остальным — полный мрак.

— Ну погоди, Гермиона, — примирительно сказал Гарри. — Рон прав. Записи на русском языке дублируют состав зелья в книге. Теперь мы можем попробовать приготовить снадобье.

— Да ничего мы пока не можем! Экземпляр "Волхование всех презлейшее" уникальный. Боюсь, что он вообще единственный доживший до наших дней. То есть мы не можем узнать, что именно написано в абзаце про состав зелья.

— Но у нас есть рецепт из учебника Снейпа, — уверенно сказала Джинни. — Надо совместить данные, и всё получится.

— Джинни, да вопросов ещё больше теперь, чем было. У меня уже голова кругом! — Гермиона в отчаянии бросила записи на подсохший стол и села в кресло.

Джинни посмотрела на Гарри, потом на Рона и сказала:

— Знаешь, Гермиона, Гарри мне рассказывал, как ловко ты справилась с логической задачей, когда вы спасали Философский Камень. Да все это знают! Здесь почти то же самое. У тебя обязательно получится. У нас... Мы поможем.

Гермиона обвела взглядом своих друзей и вздохнула.

— Я так устала. И я не хочу взваливать на вас свои проблемы. Вам и так пришлось оставить Джеймса с миссис Уизли, чтобы выбраться к нам.

— Ну, мама выпроводила нас чуть не пинками и сказала, что мы можем не появляться до завтра, — усмехнулась Джинни. — Ей кажется, что мы недостаточно уделяем времени ребёнку и ему срочно нужно воспитание бабушки.

Гермиона улыбнулась.

— Миссис Уизли замечательная. Она так любит внуков. Я бы доверила ей своего ребёнка. Если бы... Только ведь... Ох...

Рон тут же подскочил к Гермионе.

— Не будем заваливать маму сразу большим количеством внуков. Вот Джеймс подрастёт, тогда и мы подкинем. В порядке очереди.

Гермиона посмотрела на Рона, хотела что-то возразить, но потом молча положила голову ему на колени.

Джинни переглянулась с Гарри и ткнула его в бок.

— Хм-м-м, — прокашлялся Гарри. — Я понимаю, сейчас не время. В общем, насчёт очереди. То есть, я не это хотел сказать...

Гарри стушевался и посмотрел теперь на Джинни в полном смущении.

— Что? — спросил Рон.

Гермиона выпрямилась, поглядела на Поттеров по очереди, а потом улыбнулась.

— Вы опять? У вас будет ребёнок?

— Какой ребёнок? — бестолково спросил Рон. — У них уже есть.

Джинни кивнула.

Гермиона бросилась к Джинни и крепко её обняла.

— Какая потрясающая новость! Миссис Уизли уже знает? Я так рада за вас!

Гарри облегчённо вздохнул, а Рон, продолжая удивлённо таращиться на всех, присвистнул:

— Да ты, Гарри, прямо гигант!

— Эй, — усмехнулась Джинни. — Будешь плохо отзываться о моём муже, получишь!

После того, как все немного успокоились, вернулись к остывшему чаю. Гермиона выглядела лучше и решительнее, чем в начале вечера.

— Я думаю, можно пока попробовать достать те компоненты, в названиях которых мы уверены. Смотрите, в обеих записях первым идёт одинаковое количество — "...500 grain motherly unicorn blood" и "500 грамов крови единорога". Думаю, речь всё же именно о гранах, нашей мере веса. В русском варианте ошибка. Наверное, человек, переводившей состав зелья, плохо владел языком или просто допустил описку.

— Гран ведь меньше фунта? — спросила Джинни.

— Да, конечно. Я же говорила уже. Если речь не о граммах, а о гранах, то крови единорога нужно не так и много. Так... В одном гране шестьдесят четыре с небольшим миллиграмма, то есть в пятистах гранах всего тридцать два грамма. И ещё четыре десятых, если быть точной.

— Гермиона, у тебя в голове встроенное устройство по нумерологии, — уважительно сказал Рон.

— Рон, это элементарная математика. Тут нет ничего сложного. Меня смущает слово "motherly" в первом варианте. "Материнская". Это какая?

— Может, нужна кровь именно самки единорога? — спросил Гарри.

— В любом случае, кровь единорога нельзя принимать, если не хочешь быть проклятым, — ответила Гермиона. — Даже в маленьких количествах. Но другого рецепта у нас всё равно нет. Я попробую поговорить с Хагридом, вдруг он что посоветует.

Гермиона хотела наведаться в Хогвартс одна, но на этот раз встретила стойкое сопротивление в лице Рона. Гарри с Джинни тоже хотели отправиться с ними, но Гермиона категорически заявила, что такой компанией бегать по Запретному Лесу, чтобы взять у единорога каплю крови, верх нелепости.

— И потом, — уверенно подытожила Гермиона, — тебе, Джинни, сейчас не стоит пользоваться трансгрессией, а на Хогвартс-экспрессе мы потеряем много времени. Обещаем вам сразу сообщить о результатах, как что-нибудь узнаем.

Так и решили. Рон с Гермионой рано утром, уладив дела на работе (Джордж отпустил Рона легко, а Гермионе пришлось придумывать убедительную причину для отгула), взявшись за руки, трансгрессировали на знакомую улочку Хогсмида. Как и в прошлый раз, у ворот Хогвартса их уже поджидал Хагрид. Они болтали всю дорогу до хижины Хагрида, расспрашивая его о делах в Хогвартсе и рассказывая о своих новостях.

— Невилл про вас спрашивал. Ему МакГонагалл сказала, что ты была недавно. Расстроился, что не повидались.

— Мы его навестим. Обязательно, — уверила Гермиона.

В доме Хагрид бухнул чайник на плиту и сказал, почесав затылок:

— Где-то у меня печеньице было. Сейчас поищу.

— Не надо! — в один голос крикнули Рон с Гермионой.

— Мы уже позавтракали, — добавила Гермиона.

Хагрид посмотрел на них с удивлением, потом простодушно сказал:

— А, ну тогда ладно. Так что там у вас стряслось? Не просто же так вы решили посреди недели меня наведать в тёплый апрельский денёк.

Гермиона переглянулась с Роном, достала из сумочки записную книжку и показала Хагриду.

— Видишь, Хагрид, в состав зелья входит кровь единорога. Совсем немножко, но без неё никак. Рон хотел купить у подпольных торговцев, у них с Джорджем есть кое-какие связи, но мы сначала решили обратиться к тебе. Что скажешь?

Хагрид отобрал листки у Гермионы.

— Дай-ка я посмотрю. Ха! Это не кровь единорога!

— Как это не кровь? Вот же написано — unicorn blood — кровь единорога! — воскликнула Гермиона.

— Да погоди, чего ты сразу кричишь! Это не просто кровь. Как сказать... Материнская. Это кровь единорожихи во время родов. Кровь пуповины.

— Час от часу не легче, — обескураженно буркнул Рон. — Плюс — нам не надо убивать единорога. Минус — нам надо срочно найти беременную единорожиху.

— Да чего вы приуныли? Я, честно сказать, боялся тогда, после нашего разговора, Гермиона, что вы нехорошее задумали. Нельзя пить кровь единорога. На волосок от смерти будешь — а не дело это. Но тут другое! Зелье-то для чего? Вот! Так что всё верно. Считайте, вам повезло. Собирайтесь!

— Куда? — нервно спросила Гермиона.

Хагрид посмотрел на обоих, как на неразумных младенцев.

— Всегда знал, что вы на мой предмет из жалости ходили. Единороги носят жеребят год, как обычные лошади. Игрища у них всегда в апреле, как весна в силу вступает. Плюс-минус пара недель. Бывают оголтелые жеребцы, которые и в июне самку пытаются приручить, но основные свадьбы как раз сейчас. И жеребята маленькие появляются в это время. Это же понятно! Видел я вчера недалеко одну. Крупная, белоснежная, видать, в самом соку матка. Бока ходуном. Ещё подумал, что не сегодня-завтра ожеребится. Далеко она не уйдёт, тяжело ей сейчас. Чего сидите, рты разинули?

Дважды повторять Рону с Гермионой не пришлось. Они подскочили и поспешили за Хагридом, который быстрым шагом направился к кромке Запретного Леса. Поспевать за Хагридом было сложно, на каждый его шаг Гермионе приходилось рысцой преодолевать по три. Продираясь сквозь колючий кустарник, Хагрид тихо спросил вполоборота:

— Склянку-то какую прихватили с собой? Небось, по любому надеялись на удачу.

Гермиона кивнула и показала на сумочку через плечо.

Шли добрых полчаса, пока не дошли до просвета в купе деревьев. Впереди была небольшая поляна.

— Ш-ш-ш, — приложил Хагрид палец к губам. — Здесь она была.

Сначала Рону с Гермионой показалось, что на поляне никого нет и они зря проделали весь путь по зарослям и бурьяну. Но потом на противоположной от них стороне, ближе к кустарнику орешника, они увидели движение. На земле лежала самка единорога. Из её прекрасных глаз катились слёзы. Она словно силилась подняться, но никак не могла. Рон хотел выскочить из укрытия, но Хагрид задержал его.

— Не любят они волшебников. Не надо. Пусть Гермиона.

Гермиона вышла на поляну и мелкими шажками направилась в сторону роженицы. То, что самка единорога рожала, было очевидно. Она сдавленно стонала, перебирала ногами и тужилась, а потом, после каждого приступа схваток, бессильно роняла голову на землю. Гермиона подошла ещё ближе и села на корточки. В глазах единорожихи была настороженность, она была слишком измучена, чтобы вскочить и убежать. Гермиона протянула руку и погладила самку по голове.

— Тебе больно? — тихо сказала Гермиона, чувствуя, как дрожит голос. — Потерпи. Скоро всё закончится.

Единорожиха застонала и напряглась. Вокруг её нижней части растеклась большая лужа серебристой крови. Сейчас Гермиона не думала о том, что рядом с ней такое количество ценного компонента для зелья. Она вскочила с колен и крикнула:

— Хагрид! Что-то не так! Она не может!

Хагрид, ломая кусты, выскочил на поляну, жестом приказав Рону оставаться на месте. Он бегом преодолел расстояние до единорога, опустился на колени и с уверенным видом стал осматривать животное.

— Ножку надо распрямить. Загнулась в утробе, вот и не идёт. Измучилась, бедняга.

Гермиона старалась не смотреть на то, что делал Хагрид. Она зажмурилась и повторяла про себя: "Господи, мамочка, помоги ей. Пожалуйста. Пусть всё будет хорошо".

— Ну вот, — услышала Гермиона голос Хагрида. — Теперь всё в порядке. Выправил. Сейчас справится.

Гермиона открыла глаза. Руки Хагрида по локоть были в серебряной крови единорога. Из нутра единорожихи торчали две маленькие мокрые ножки. Самка напряглась ещё раз, и теперь показалась головка. Через несколько минут всё закончилось. Возле матери лежала кучка чего-то жалкого и мокрого грязного коричневого цвета.

— Он живой? — тихо спросила Гермиона.

— Жив, ослаб только. Видишь, передними ножками они идут, а тут загнулась одна, вот он и не проходил. Слабенький, видать, не смог повернуться сам внутри. Ей главное до грудной клетки протолкнуть малыша, потом он уже сам выскальзывает.

Единорожиха слабо повернулась и начала облизывать малыша, отчего его головка болталась, что тряпка на ветру. Потом она начала мусолить длинный канат, соединяющий её и малыша.

— Что она делает? — с ужасом спросила Гермиона. — Ему не больно?

— Пуповину разрывает. Послед позже отойдёт, обычно в течение часа. Погоди, сейчас самое удивительное будет. Не каждому это увидеть удаётся.

Слабенький малыш дёрнулся разок, второй, потом поднял голову. Он попытался встать, но ножки его разъезжались в разные стороны.

— Хагрид, а что это за нашлёпки у него на копытках? — спросил шёпотом Рон, который не выдержал и незаметно подкрался сзади.

— Рон! Я где тебе велел ждать? С ума сошёл?

— Ладно, Хагрид, ей не до нас. Мне кажется, она не сердится, — Рон осторожно дотронулся до малыша.

— Сам ты нашлёпка, — обиженно сказал Хагрид. — Если бы жеребята рождались с настоящими копытцами, они бы мать-то всю внутри исцарапали. А это, ну, как защита. Считай, в обуви рождаются. Они спадают сразу.

Единорожек слабо зашевелился и поднял голову. Вскоре его шёрстка высохла, и теперь он был не грязного коричневого цвета, а восхитительного золотистого. Гермиона плакала от переполняющих её чувств, а Рон сидел рядом и обнимал её за плечи. Где-то через час малыш, пошатываясь, встал на ножки, шатаясь во все стороны.

— Забыли, зачем пришли? — спросил Хагрид и улыбнулся. — А всё же хорошо, что мы сегодня сюда направились. Мало их, единорогов. Да вот такая беда иногда случается. Не разродится самка — и всё. Или сама помирает, или малыш задыхается.

Сама единорожиха уже пришла в себя. На людей она смотрела без настороженности, понимая, что зла они ей не желают. Когда отошёл послед, единорожиха неожиданно поддела его рогом и придвинула к Гермионе.

— Откуда она знает? — шёпотом спросила Гермиона.

— Подарок тебе, — рассмеялся Хагрид. — Это ж тебе не корова какая деревенская, которая послед съедает. Единороги закапывают его в землю. Где у тебя пузырёк?

Гермиона посмотрела на Рона. Рон кивнул. Гермиона достала из сумочки маленький пузырёк с мерными делениями и поднесла к последу. Серебряная кровь густыми каплями стала стекать по стенкам, а Гермиона смотрела на отметку в тридцать граммов. Всё. Достаточно. Аккуратно закрыла склянку и убрала обратно в сумку.

На прощание каждый из них погладил малыша, который уже вовсю скакал по полянке, нелепо выкидывая ножки. Единорожиха склонила голову с витым рогом и встала на правое переднее колено.

— Это она говорит вам спасибо, — прокомментировал Хагрид. — Вы теперь с ней, можно сказать, связаны кровью.

Возвращаясь домой, Гермиона улыбалась. Почему-то она верила, что теперь точно всё наладится.

B.

Грюм поморщился и вытянул ноющую ногу. В последнее время проклятая нога доставляла всё больше хлопот. После сегодняшнего дежурства хотелось снять протез и закинуть его в камин. Грюм так и сделал. В смысле, протез он, конечно, не выкинул, но с наслаждением снял и откинул под стол. Пульсирующая боль в культе, казалось, отдавалась в голове. Грюм снова поморщился и положил ногу поудобнее на свободный табурет. Он еле досидел собрание, мог позволить себе отдохнуть. В кухне никого не было, не считая Молли, которая мыла посуду и убирала со стола.

Молли отправила последнюю партию тарелок мыться, освободила огромный котёл от остатков рагу и занялась овощами. Во временную штаб-квартиру на Площади Гриммо, 12, постоянно кто-то приходил, забегал на минутку или являлся для встреч, поэтому она практически не покидала свой боевой пост — кухню. Молли не жаловалась, только устало потирала красные глаза вечером, когда все были накормлены и меню на следующий день продумано.

Сегодня было большое собрание, поэтому от плиты Молли не отходила с самого утра. Ничего, осталось разобраться с зеленью, и можно будет отдохнуть. Грюм ей не мешал, она не обращала на него никакого внимания.

Грюм охнул и прижал ладонь к воспалённой конечности. Молли оглянулась, нахмурилась, бросила пучок петрушки на стол и подошла поближе.

— Что тут у тебя, Аластор? Дай я посмотрю.

— Ты, конечно, не кисейная барышня, Молли, но лучше тебе не смотреть на эту гадость.

Молли решительно отодвинула руку Грюма и присела на корточки, рассматривая рану.

— Да у тебя тут воспаление! Разве так можно? Так недалеко и до заражения.

Грюм хотел съязвить, но боль билась в висках, поэтому он только устало ответил:

— Да чему там заражаться? Мёртвые конечности не заражаются.

Молли возмущённо хмыкнула, затем развила бурную деятельность. Сначала она промыла красную рану ромашковым раствором, затем развела соль и, смочив тряпку, приложила к культе. Грюм разразился ругательствами.

— Дракклова задница! Молли Уизли, где тебя только учили пыточным заклинаниям! Щиплет!

Молли не повела и бровью.

— И это говорит мне самый прославленный Мракоборец? Терпи! Ты же не хочешь разнести инфекцию выше. Сейчас промою.

Молли решительными действиями вновь промыла рану, затем наложила повязку, смазанную кремом.

— Что это за хрень? — морщась, спросил Грюм.

— Эта хрень — хрен. Отличное средство. Надо поменять повязку часа через три. Я сама сменю, тебе неудобно доставать.

Грюм уставился своим волшебным глазом на Молли, от чего ей стало неловко.

— Молли, ты всех бездомных собак на улице жалеешь?

— Ну, ты не бездомный, это во-первых...

— Но собака! — расхохотался Грюм.

— Я не это хотела сказать! — отчеканила Молли. — Нельзя так относиться к своему здоровью! Аластор, ну что ты как маленький ребёнок! У меня с детьми столько хлопот не было, сколько с тобой. Это всего лишь повязка.

Грюм перестал хохотать и надтреснутым голосом произнёс:

— Но ты не обязана за мной ухаживать. Я бы подумал, что ты решила за мной приударить, но, боюсь, рядом с Артуром я теряю половину своей привлекательности.

Молли, укладывая ногу Грюма поудобнее, устало ответила:

— Ну что за поганый язык у тебя. Вот уж где никакие примочки не помогут против твоего яда.

Грюм хмыкнул, потом полез в карман мантии и кинул на стол галлеон.

— Спасибо, Молли. Правда, полегче стало.

Молли уставилась на галлеон.

— Что это?

— Деньги. Любой труд должен быть оплачен. Я же вижу, как ты устаёшь, пытаясь накормить такую ораву. Ты не обязана ухаживать ещё и за старым калекой. Возьми.

Молли выхватила волшебную палочку, направила на монету и заставила её молниеносно отскочить прямо Грюму в живот, от чего тот охнул.

— В следующий раз отлетит в глаз! — гневно сказала Молли. — И чтобы я больше этого не видела! Иди ложись. Через три часа приду сменить повязку.