Индивидуалист. Курс второй (джен)

Задёрнув полог, я натянул одеяло повыше и постарался сосредоточиться на строении мандрагор — тему мы давно прошли, но на экзамене «анатомию» мерзкого растения обязательно спросят, а значит, повторение не будет лишним. Вот только попытка обмануть собственный разум бесславно провалилась, я не мог выбросить из головы слова Фарли.

О Том-Кого-Нельзя-Называть или попросту Тёмном Лорде я знал мало, но вполне достаточно, чтобы понимать всю серьёзность ситуации. В отличие от однокурсников и гриффиндорцев, знавших историю лишь по рассказам одной из сторон, я знал обе версии событий и потому мог делать выводы, более приближённые к действительности.

Родители часто принимали гостей — друзей и соратников по Ордену Феникса, и, хотя чаще всего нас с братьями отсылали, мы слышали достаточно. Обычно всё начиналось с чая и подвигов орденцев, но после нескольких рюмок — а порой и нескольких бутылок — разговоры становились откровеннее и концентрация героического в них уменьшалась. Как самого младшего, меня гнали с меньшим энтузиазмом: родители были уверены, что я всё равно ничего не пойму из их слов. Я и не понимал долгое время, но запоминал — причастность казалась очень важной, да и перед братьями можно было прикинуться почти взрослым. Став слизеринцем, мне на многие вещи пришлось взглянуть иначе, и картина получалась… удивительной.

Во-первых, если отбросить всю шелуху, становилось вполне очевидно, что Тёмный Лорд был сильнейшим магом на острове — иначе Дамблдор давно бы с ним справился. А ещё он был гением, презрительно отметавшим все законы и правила, если те мешали ему достигнуть цели, и именно за это качество его и уважали последователи.

Во-вторых, «злобным чудовищем» Лорд не родился. Пару лет назад, ещё до школы, я случайно услышал разговор профессора МакГонагалл с мамой — обе были не совсем трезвы, да и моё появление не заметили, а потому говорили свободно. Так вот МакГонагалл рассказывала о своём сокурснике в таких выражениях, что я бы не удивился, будь она в него влюблена. Но важнее было то, что даже профессор трансфигурации, ярая противница любого намёка на Тёмную магию, признавала, что Тот-Кого-Нельзя-Называть изменился незадолго до своего падения.

Тогда я ещё не понимал, насколько эти слова важны, ведь не знал, кто такая МакГонагалл, однако теперь…

В-третьих же, то самое нападение на маленького Гарри Поттера поразило не только сторонников Дамблдора, но и Пожирателей смерти дезориентировало: попытка убийства ребёнка шокировала всех.

И ещё. Лорд был одиночкой. Никакой семьи у него никогда не было, более того, со слов кое-кого из старшекурсников выходило, что незадолго до событий того Хэллоуина, когда он пропал, Лорд прямым текстом сказал своим Пожирателям смерти, что дети нужны только тем, кто не может достичь бессмертия для себя самого, и он к таковым неудачникам не относится. И это могло означать лишь одно: никакого наследника Слизерина в школе быть не может. Наследник лишь один — это сам Тёмный Лорд.

Тогда кто же открыл Тайную комнату?..

Я перевернулся на бок и уставился на балдахин невидящим взглядом.

Комнату может открыть лишь наследник, а им является Лорд. Это что же значит, Лорд — в школе?!

После победы Гарри Поттера (о которой, на минуточку, мы знали только со слов Дамблдора) прошло уже десять лет, а о Лорде ни слуху, ни духу. Значит ли это, что ему не удалось достичь бессмертия? Вовсе не обязательно, по крайней мере дети его последователей, повторяя слова родителей, утверждали, что Лорд обязательно вернётся, и весь вопрос в том, когда именно это произойдёт.

Уже не помню откуда, но я знал, что тело Лорда не обнаружили в доме Поттеров, и речь шла вовсе не о смерти, а о развоплощении.

— Он вернётся в новом теле, — прошептал я и в ужасе зажал рот рукой.

Мерлин! Лорд действительно в школе, но не в собственном теле… Лордом может оказаться любой!

* * *

Я так и не сомкнул глаз ночью. Вспоминал студентов, пытался определить, вёл ли кто-нибудь из них себя странно, а если да — мог ли он или она оказаться Тёмным Лордом.

Наиглупейшее занятие, если подумать, ведь у меня было катастрофически мало информации, но не строить предположения я просто не мог.

— Уизли, ты в порядке? — отвлекла меня от разглядывания гриффиндорского стола Гринграсс.

— Задумался, — честно ответил я.

Слизеринцев я уже осмотрел и не заметил никаких перемен в поведении по сравнению с прошлым годом. Оставались, конечно, первокурсники, но благодаря Джинни я неплохо с ними ладил и ничего подозрительного не заметил. Равенкловцы всегда были себе на уме, заметить что-то неладное среди них было довольно-таки затруднительно, а хаффлпаффцы традиционно настолько открытые, что любое несоответствие тут же бросилось бы в глаза им самим. И потому моё внимание сосредоточилось на последнем факультете.

Гриффиндорцев я знал плохо. Кроме братьев и Поттера с Лонгботтомом, за которыми наблюдал в прошлом году, остальных я даже в лицо не всех узнавал, не то что по именам.

В стремлении сократить список подозреваемых я пошёл по простому пути и начал именно с братьев. Полтора года мы не общались совсем, но перемен в поведении я не видел. Перси как был занудой, так и остался, близнецы же ничуть не поумнели и не посерьёзнели, да и они всегда были вместе и точно не могли бы пропустить, изменись один из них.

Поттер… Я присмотрелся и обнаружил, что он сверлит взглядом кого-то за нашим столом. Чуть повернувшись, понял, что внимания героя удостоился Малфой. Нет, ненависть к Драко — лучшее доказательство, что Поттер — это по-прежнему Поттер. Представить же Тёмного Лорда, смущённо краснеющего от того, что Браун прикоснулась к его плечу, было попросту невозможно. Лонгботтом тоже покинул список подозреваемых.

— Рон! Я второй раз к тебе обращаюсь!

— Прости, Джин. Что ты хотела?

— У нас с Асторией возникли вопросы. Ты поможешь?

С улыбкой кивнув, я уверил сестру, что обязательно помогу им, и вновь повернулся к столу Гриффиндора. Ненависть к Малфою давала Поттеру алиби, однако я вспомнил его странное поведение, когда на отработке у Локхарта он вдруг услышал голоса. Даже в магическом мире, полном необъяснимых с точки зрения обычной логики явлений, это было плохим признаком.

Интересно, а как именно Лорд сумел возродиться в другом теле?.. «Возрождение» в принципе означало ничто иное, как новое рождение. Но ведь в Хогвартс только на следующий год приедут дети, что были рождены после его развоплощения… Иными словами, если Лорд сейчас в школе, он занял чьё-то чужое тело.

Голова разболелась. Я совершенно запутался в рассуждениях.

— Уизли, на тебя смотреть больно. Может, сходишь в Больничное крыло?

Первым порывом было огрызнуться, но встревоженное лицо Нотта подействовало на меня успокаивающе, так что я не стал говорить, что его не касается моё состояние, наоборот, благодарно кивнул.

— Предупредишь профессора, ладно? — попросил я, вставая из-за стола.

Нотт кивнул, и я покинул Большой зал.

Поведение Теодора в отношении меня претерпело довольно серьёзные изменения по сравнению с предыдущим годом, но этому было довольно простое объяснение — пусть оно и не сразу до меня дошло. Нотту нравилась Джинни. Когда сестрёнка перестала пялиться на гриффиндорский стол и благодаря едким комментариям Астории заметила несовершенство Поттера, в нашу компанию добавился Теодор. Симпатия к Джинни распространилась и на меня, что стало неожиданным бонусом. Пока я не замечал ничего такого, что могло бы разозлить меня как её брата, однако был настороже. Обидеть сестру я никому не позволю!

Мадам Помфри не обнаружила у меня никаких заболеваний, но вручила флакон успокоительного зелья и предложила пропустить сегодняшние уроки, чем я с удовольствием и воспользовался, вернувшись в спальню — бессонная ночь давала о себе знать.

* * *

Я не мог отделаться от мыслей, под чьим обличьем прячется Тёмный Лорд, и продолжал подозревать всех, что довольно быстро отрицательно сказалось на моих успехах в учёбе. Стоило мне это заметить, как весь интерес, что не давал мне спать по ночам, испарился в одно мгновение: что бы ни ждало магглорождённых и полукровок — это не моя забота; я приехал в Хогвартс учиться, вот этим и буду заниматься.

Нападения больше не повторялись, пришла весна, старшекурсники проводили много времени за пределами замка, так что я мог себе позволить не покидать гостиную: занятия и трапезы — единственные исключения. Я настолько убедил себя, что мне нет дела ни до чего, кроме учёбы, что даже не сразу понял причину ажиотажа, когда на завтрак пришли расколдованные ученики.

Конечно, на них тотчас же набросились с вопросами, но ни один из пострадавших не помнил момента нападения и тем более лица наследника Слизерина.

Хотя злоумышленника так и не вычислили, уже одно то, что никто не пострадал серьёзно, расслабило, и школьная жизнь вернулась в свою колею — про Ужас Слизерина все забыли. Фарли, перестраховываясь, попросила нас всё-таки не шляться где ни попадя в одиночку, но было видно, что даже она не верит в реальность угрозы.

Настроение Джинни постепенно ухудшалось, и я не выдержал, прямо спросив, что её беспокоит. Когда сестра призналась, что не знает, как вернуться домой, я едва не рассмеялся: я-то вообразил, что она узнала что-то важное о наследнике…

— Если бы мы вместе…

Я выразительно скривился, и она отстала, поняв, что я в Нору не вернусь. Напоминать о Чарли я не стал, всё же брату и так пришлось содержать меня. Он, конечно, и Джинни не бросит в беде, но мы с сестрой оба понимали, что это будет перебор.

— Знаешь… Я вернусь в Нору, — в конце концов заявила Джинни с таким лицом, что чуть было не начал сочувствовать родителям. — И пусть только попробуют мне что-нибудь сказать о Слизерине! Но ты, Рон, всё-таки подумай, вместе у нас больше шансов переубедить родителей.

— Я предпочту Румынию. Не зря же я учил кучу заклинаний, которые пригодятся для работы в питомнике.

Джинни поняла, что меня не переубедить, и смирилась.

— В прошлом письме я спросила Чарли, и он не против, чтобы я приехала в конце лета. То есть он сказал, что я могу в любое время приезжать, но, думаю, лучше сделать, как в прошлом году, и поехать после дня рождения. Ну а если дома станет совсем плохо — он уже согласился меня забрать. Но, уверена, мама с папой одумаются.

— Они тебе писали?

— Пару раз… — пожала плечами Джинни. Помолчала и с усмешкой пояснила: — После рождественских каникул я выбрасывала их письма — не хотела читать гадости. А потом Тори посоветовала самой написать. Я и написала. Мама почти месяц не отвечала, я даже подумала, что будет как с тобой, но нет, план сработал: больше ни слова не было сказано о том, что я попала не на тот факультет.

Решимость Джинни вызывала восхищение. Я сразу сдался, обиделся и замкнулся в себе, а сестрёнка не такая, она ещё заставит родителей полюбить Слизерин!

— Надеюсь, тебе не придётся жалеть о решении вернуться домой.

— Если мне придётся — всем придётся, — усмехнулась она с таким видом, что я рассмеялся: Джинни вышла на тропу войны. — Уж я не стану молчать о проделках близнецов и количестве их отработок. Если мама искренне скажет, что близнецы-гриффиндорцы, не вылезающие с отработок, в кучей взысканий и отвратительными оценками лучше хорошо учащихся детей-слизеринцев, на которых учителя не жалуются… Тогда придётся Чарли потесниться.

— Осталось только сдать экзамены так, чтобы остаться в числе «хорошо учащихся».

— Брось, Рон! Я готова к экзаменам. Мы с Тори почти всё успели повторить. Да и ты всё время с книжками. Сдадим! Даже не сомневайся!

Я и не сомневался, но некий мандраж перед самим понятием экзамена присутствовал.