Кукушкины дети (джен)

— Так те­бя пе­рево­дят к нам, в кор­пус по рас­сле­дова­ни­ям?

— Вер­но. — Фанк­фрид — тя­жело­вес­ный и рос­лый, уже не мо­лодой и ещё не ста­рый — под­пи­ра­ет ши­роким пле­чом двер­ной ко­сяк, сло­жив ру­ки на гру­ди, и ог­ля­дыва­ет дав­но зна­комое чу­жое мес­то. — Те­перь бу­дем кол­ле­гами, сек­ре­тарь Грей­джой.

— То есть, — Спан­дам мор­щит нос в от­ра­жении прос­то­го чис­то­го зер­ка­ла и, взяв со сто­ла нож­ни­цы, за­жима­ет меж паль­цев прядь, — ваш хва­лёный де­вятый от­дел ли­ша­ет­ся луч­ше­го аген­та? С че­го бы?

Нет в агентстве Пин­керто­на де­тек­ти­ва на­дёж­нее, чес­тнее и вер­нее, чем Пе­тер Фанк­фрид, сле­дова­тель по осо­бым по­руче­ни­ям; Пе­тер Фанк­фрид не тот, кто хо­тя бы мор­гнёт гла­зом, взво­дя ку­рок или доп­ра­шивая прес­тупни­ка.

И точ­но не за­даст лиш­них воп­ро­сов.

— Без по­нятия. Мне, ко­неч­но, это всё не осо­бо нра­вит­ся, но…

Сталь­ные нож­ни­цы су­хо — буд­то от­се­кая фра­зу на се­реди­не — щёл­ка­ют, чуть вкось сре­зав кон­цы и, ка­жет­ся, ще­коча от­ре­зан­ным нос, — ина­че бы го­ре-ци­рюль­ник не руг­нулся и не чих­нул.

— Фанк­фрид, да­вай-ка по де­лу. В на­шу ра­боту те­перь по­лезет го­род­ская по­лиция?

— Мал ещё ты для дел. Раз­би­рай до­кумен­ты и пей чай, твоё де­ло мо­лодое.

Спан­дам, ещё раз со­щурив­шись на от­ра­жение, рез­ко хва­та­ет гал­стук Фанк­фри­да и, на­мотав шёл­ко­вую ткань на ла­донь, уг­ро­жа­юще прив­ста­ёт на нос­ках, всё ещё сжи­мая в ле­вой ру­ке нож­ни­цы. За­бав­но всё-та­ки выг­ля­дят щуп­лые ма­лень­кие лю­ди, ког­да на них смот­ришь свер­ху вниз. Мо­жет, так лю­дей ви­дят бо­евые ха­рад­рим­ские оли­фан­ты?

— Ты слиш­ком вы­сокий! Хва­тит на ме­ня так смот­реть.

— Не мо­гу, — мяг­ко и без­мя­теж­но улы­ба­ет­ся Фанк­фрид. — Под­расти, ду­рачок.

— Я, ес­ли ты не зна­ешь, сам год как ра­ботаю!

— Тог­да поз­воль-ка на­пом­нить, что стар­шим го­ворят «вы».

— Ть­фу. Слон ты, Фанк­фрид.

Сек­ре­тарь, вспых­нув блед­ным ру­мян­цем на ску­лах, не­доволь­но кри­вит гу­бы и, по­кор­но от­пустив гал­стук, раз­во­рачи­ва­ет­ся на каб­лу­ках к зер­ка­лу, сгре­бая на­зад вы­бив­ши­еся на лоб во­лосы и сос­ре­дото­чен­но вер­тя го­ловой.

— Вот уви­дишь: вы­рас­ту, ста­ну на­чаль­ни­ком и вер­ну те­бя в де­вятое от­де­ление. Ещё и сам их наг­ну, пусть вы­кусят.

— Мо­жет, ещё и най­мёшь ме­ня в те­лох­ра­ните­ли?

— Хм, это идея. Сам-то сог­ла­сен?

Фанк­фрид не от­ве­ча­ет: за­нят­но чи­тать по гла­зам и гу­бам, как сек­ре­тарь ди­рек­то­ра пя­того от­де­ления без­звуч­но ру­га­ет­ся на не­ров­ную стриж­ку.

Нет, не по­хож на преж­нее на­чаль­ство. Буд­то кровь чу­жая.

— Опять сам стри­жёшь­ся. Что, па­рик­ма­хер це­ну зад­рал вде­сяте­ро?

— Мож­но по­думать, мно­го у них воз­можнос­ти на рас­ценки. Прос­то… — Спан­дам по обык­но­вению не­ак­ку­рат­но, но ста­ратель­но вы­бира­ет си­зыми от про­литых чер­нил паль­ца­ми кри­во под­ре­зан­ную прядь; у не­го ху­дые жи­лис­тые ру­ки, а ног­ти об­ло­маны не так, как это слу­ча­ет­ся при фи­зичес­ком тру­де. — Тер­петь не мо­гу, ког­да кто-то ле­зет в мою го­лову.

— По­мочь? У ме­ня ру­ка вер­ная, — на глаз оце­нива­ет Фанк­фрид не очень уме­лые дви­жения: хо­рошо пом­нится, как сын па­ру лет на­зад, по­ка был та­ким же маль­чиш­кой, то­же пы­тал­ся стричь­ся вруч­ную. Эх, де­ти. — Ну же, не дуй­ся. Бу­дешь у нас са­мый кра­сивый.

Спан­дам, не­ожи­дан­но лов­ко кру­танув нож­ни­цы за коль­цо и пе­рех­ва­тив сло­жен­ные лез­вия, раз­дра­жён­но и хлёс­тко бь­ёт по за­пястью.

— От­стань. Я не­яс­но вы­разил­ся?

Ла­донь, по­тянув­ша­яся бы­ло к го­лове — по­чему-то так и тя­нет по­еро­шить и нем­но­го приг­ла­дить эти на­вер­ня­ка мяг­кие во­лосы, — опус­ка­ет­ся.

— Как ска­жешь.