Снежная история (джен)

До Стенмора, где размещался штаб истребительного командования, Люциус обычно добирался на машине, которую вёл его адъютант Крэбб. Поначалу штабная работа ему не нравилась, но потеря Северуса слишком дорого обошлась Люциусу, чтобы продолжать полёты. Он понял это, когда нажал на гашетку пулемёта, поймав в прицел вражеского парашютиста. Рука тогда всё же дрогнула, но чувство отвращения к себе никуда не делось. Мерзость войны, казалось, проникала сквозь кожу, отравляя всё вокруг, и если раньше у Люциуса был Северус, в глазах которого хотелось оставаться джентльменом, то теперь — лишь оглушительная пустота.

Блэкберн тогда на удивление тонко оценил его состояние и положил перед ним рекомендацию для перевода на штабную работу. Раздумывал Люциус недолго, но принять решение ему помогла мысль о собственном нарушении присяги. На его совести был проступок Мальсибера, который Люциус не только покрыл сам, доложив о героизме и трагической случайности, но и вынудил лжесвидетельствовать Артура Уизли. Не то чтобы тот сильно сопротивлялся, но всё же...

Когда сбили самолёт Снейпа, и Люциус в отчаянии мог думать лишь о том, жив ли Северус, Мальсибер, по сути, сам сдался в плен, нарушив Устав. Его таран был совершенно бессмысленным ходом в той ситуации и преследовал лишь одну цель — иметь веский повод покинуть самолёт. И сколько бы ни злился Люциус на Мальсибера, он не мог отказать ему в отваге, а заодно и невольно восхититься целеустремлённостью и силой чувства, не замечать которое мог только Северус с его неуверенностью в себе.

Люциус много думал об этой ситуации, но всё равно не мог для себя решить, как надо было поступать. И даже зная, что всего лишь следовал долгу, не мог уверенно сказать, что это решение было самым правильным и не имело альтернативы. И кто знает, может быть, именно поступок Мальсибера поможет Северусу выжить... кто знает?

— Отец, удели мне, пожалуйста, пару минут.

Люциус долго сопротивлялся желанию Нарциссы и Драко вернуться в Лондон. Их дом не очень сильно пострадал от бомбёжек, но опасность всё ещё сохранялась. Но в этом вопросе супруга впервые в жизни проявила крайнюю несговорчивость, поставившую Люциуса в тупик. Конечно, и в Уике было небезопасно — близость авиастанции ничем хорошим не грозила, — поэтому Люциус сдался. Правда, он ничуть об этом не жалел — с потерей Северуса он смирился только благодаря поддержке Нарциссы — ей удалось его убедить, что плен поможет дожить до конца войны. А вот Драко скучал по своим приятелям из Уика, хоть и во всём поддерживал мать.

— У меня есть десять минут, — улыбнулся Люциус.

Иногда ему хотелось взять сына за руку или ласково потрепать по волосам, вот только такой порыв остался бы непонятым.

— Отец, я собираюсь поступать в авиашколу.

Слова Драко застали Люциуса врасплох.

— Тебе только пятнадцать.

— Да, отец. Поэтому я договорился с мистером Блэком, и он пока будет просто давать мне уроки.

Люциус и раньше считал Сириуса безрассудным идиотом, но даже представить не мог, насколько окажется прав.

— Как ты себе это представляешь, Драко?

— Мистер Блэк пригласил меня погостить на свою учебную авиастанцию. Летом.

— И что ты хочешь от меня?

— Мне надо это будет как-то объяснить maman. Не хотелось бы её расстраивать.

Люциус несколько раз вдохнул, борясь с нахлынувшим раздражением, а потом вспомнил себя в пятнадцать лет и свой первый полёт на биплане, казавшийся чудом. Сэр Абраксас назвал это увлечение «лишённым смысла», но серьёзно не препятствовал, считая, что с годами пройдёт. Так, может, Блэк не такой уж идиот? Уж лучше бросаться в опасное увлечение рядом с тем, кто сможет поддержать. И стоило быть с собой честным — Люциус знал, что рано или поздно этот разговор состоится. Только вот не был готов, что Драко вырастет так быстро.

— Я сам ей объясню. Она поймёт.

— Спасибо, па. Я знал, что ты поможешь.

Люциус устало потёр переносицу и решил написать Блэку, чтобы он не слишком потакал Драко и хотя бы иногда вспоминал, что тот ещё ребёнок. Пусть и повзрослевший гораздо раньше времени. Из-за войны, которая ещё не окончена.

— Когда ты собираешься?

— Первого июня.

— Хорошо.

До назначенной даты оставалось больше двух месяцев. Люциус взглянул в окно и, заметив машину Кребба, поспешил на службу. Драко умел выбирать время для разговора — Нарцисса по утрам пропадала в комитете офицерских жён, где активно занималась благотворительностью. И судя лишь по адресам корреспонденции супруги, Люциус мог сделать вывод, что стальная воля и твёрдый характер — отличительная особенность не только Беллатрикс и Сириуса, но и всех членов их семейства. Кровь — не водица.

Драко пожелал ему удачного дня, и Люциус вышел из дома. По дороге в Стенмор Крэбб делился новостями, намекая на скорый реванш во Франции. Откуда он черпал свои сведения, было не ясно, но Люциус знал о готовящейся операции в Нормандии гораздо больше своего адъютанта и не спешил исправлять неточности в его рассказе.

Командный пункт с первого взгляда показался Люциусу похожим на амфитеатр. Закрытая стеклом полукруглая галерея с огромной картой на арене внизу. Вокруг нее сидели служащие в наушниках, находящиеся на прямой связи с радиолокаторами и наблюдательными постами по всей Южной Англии. Как только радары обнаруживали самолеты противника, сразу же начинали поступать сначала радио, а позднее и телефонные сообщения об их количестве, высоте, местоположении и курсе. При помощи стрелок и символов, передвигаемых по огромной карте, графически отображалось передвижение нападающих и позиции обороняющихся истребительных эскадрилий в течение всего сражения. Одна стена этого командного пункта представляла собой огромную доску, разделенную на секции, соответствующие истребительным авиагруппам, и в этих секциях были данные о каждой доступной эскадрилье, лампочки показывали состояние их готовности в любой момент. Кроме того, на доске имелось боевое расписание: какие эскадрильи находились в воздухе и вели поиск противника, обозначалось, какие эскадрильи атаковали цель, какие возвращались на свои аэродромы для дозаправки. Из-за стекла офицер наведения мог одновременно видеть и стол и доску и таким образом владел ситуацией в целом, наблюдая за ее поминутными изменениями. Также он знал фамилии пилотов и их позывные. На столе офицера наведения находились многочисленные телефоны, связанные с коротковолновой радиостанцией, и в любой момент он мог войти в прямой контакт с командиром любой эскадрильи или, если это было необходимо, с любым пилотом. Рядом с офицером наведения находились помощники, получавшие всю поступающую информацию и передававшие ее вниз «крупье» с их длинными лопатками, чтобы те отражали ее на карте. В специальной секции сидели офицеры, отвечавшие за управление зенитными батареями.

Люциусу нравилась рабочая атмосфера штаба, своим гулом напоминающая улей. Сейчас, когда открытие второго фронта стало делом ближайшего времени, это был очень растревоженный улей. Люциус поздоровался с офицерами службы наведения и отправился к себе — из-за участия в подготовке нормандской операции у него было много работы. Дверь в кабинет отворилась бесшумно, и Люциус лишь краем глаза уловил движение, отрывая взгляд от бумаг. На пороге стоял Том Риддл. Пугающе напряжённый и собранный.

— Что-то случилось, сэр?

От тревоги слова встали в горле комом, и Люциус не узнал собственного голоса.

— Я полагаю, что вам это будет интересно.

Риддл положил на стол перед Люциусом листок с донесением разведки.

«В ночь с 24 на 25 марта 1944 г. через прорытый подземный туннель длиной 102 м из лагеря Staiag Luft III, расположенного около г. Саган, в 14 км северо-западнее г. Шпоттау, в Верхней Силезии, смогли выбраться 76 узников. Гестапо ведёт активные поиски».

Люциус почувствовал, как у него дрожат руки, и сжал кулаки. О методах работы гестапо, благодаря работе в штабе, ему было известно достаточно, чтобы ощутить удушающий приступ паники.

— Они там? — только и смог спросить Люциус.

— А сами-то как думаете? — у Риддла дёрнулось лицо, но он держал себя в руках. — Без поддержки извне, без оружия и без знания языка они обречены.

— Может, их спрячут местные жители?

— Очень может быть. Только парни из гестапо умеют обыскивать. Идиоты... боже, какие же идиоты!

Люциус прикрыл глаза. Давно он не ощущал себя таким беспомощным. Но ругать беглецов он не мог — кто знал, каково им там было?! Вместо этого он замер от ужаса, будто одно его неосторожное движение способно нарушить хрупкое равновесие.

— Охрану этих лагерей обеспечивало люфтваффе. Они не зверствовали, и мне даже известны случаи с уважительным отношением к некоторым вчерашним противникам, — Риддл подошёл к окну и долго смотрел вдаль, прежде чем стукнуть кулаком по подоконнику: — Это был шанс дожить до конца этого безумия! А теперь...

Можно было не продолжать. Люциус боялся даже представить, что станет с беглецами, когда их поймают... если их поймают.

— Список сбежавших есть? — Люциус постарался, чтобы его голос звучал как можно твёрже.

— Блажен, кто верует, — мгновенно отозвался Риддл и, словно нехотя, добавил: — Список будет ближе к вечеру.

До вечера Люциус не находил себе места. Ему казалось, что пока он пьёт крепкий чай или листает газету, Северуса истязают... или даже уже... Не стоило забывать, что попытка бегства в военное время каралась расстрелом.

Когда стало совсем невмоготу, Люциус направился в кабинет Риддла. Адъютант в приёмной встал, лихо щёлкнув каблуками, и тихо сказал:

— Вас ждут.

Риддл сидел за столом, сумрачно разглядывая сцепленные пальцы, и, даже не взглянув на Люциуса, кивнул на лежавший перед собой листок.

— Номер пятьдесят четыре и пятьдесят восемь.

Люциусу не требовалось смотреть список, чтобы понять, чьи фамилии значатся под этими номерами, а Риддл, наконец, взглянул на него.

— Терять тяжело, но терять дважды и даже трижды... к этому невозможно привыкнуть.

— Да, — Люциус кивнул и сел на стул, предложенный рассеянным жестом.

— Я дал слово не вмешиваться в его жизнь, но сейчас мне, пожалуй, плевать на любые клятвы.

— Можно что-то сделать? — встрепенулся Люциус.

— Если только по линии Красного Креста, а это, надо полагать, будет небыстро.

Выдвинув ящик стола, Риддл достал оттуда армейскую фляжку и две алюминиевые стопки. Люциус молча опрокинул в себя какое-то обжигающее горло пойло и уставился на дёрнувшийся кадык Риддла. Почему-то подумалось, что прежде тот никогда так открыто не подставлял горло. Они выпили ещё по одной стопке, и Риддл тихо сказал:

— Возможно, мне понадобятся деньги.

Война сильно поистрепала состояние Малфоев, заставив задуматься о продаже особняка и переезде в место попроще, почти все активы были заморожены до лучших времён, но...

— Я готов вложиться в это дело.

— Буду рассчитывать на вас. Прозит!

Больше они не разговаривали. Люциус сдержанно попрощался и оставил Риддла наедине с его размышлениями. Дома он заперся в кабинете и, достав из сейфа досье Северуса, долго вглядывался в фотографию. Какой же он здесь ещё молодой! Тень от абажура настольной лампы придавала изображению объём и немного искажала черты лица, делая изображение нечётким. Люциус с удивление понял, что в глазах стоят слёзы. Суеверно обругав себя за то, что преждевременно оплакивает друга, он спрятал пожелтевшие листки обратно в сейф и отправился спать.

Утро было отвратительным — всю ночь Люциус пребывал в каком-то липком забытье, успев несколько раз увидеть и смерть Северуса, и его возвращение. И самое страшное, что он уже не верил ни в то, ни в другое. Нарцисса молча подливала кофе, бросая на Люциуса тревожные взгляды и ни о чём не спрашивая. Чтобы как-то её успокоить, он заговорил о Драко.

— Он вырос, — тихо сообщил он.

— Да, Люци, иногда такое случается, — Нарцисса зябко куталась в шаль. — Дети растут, родители стареют.

— Кроме тех, кто ушёл слишком рано.

Нарцисса пристально взглянула на Люциуса, а потом вдруг впилась зубами в ладонь, чтобы не вскрикнуть.

— Северус? — тихо прошептала она.

Люциус кивнул.

— Но... как?

— Он бежал из лагеря военнопленных. За ними погоня.

— Но это же ещё ничего не значит?

— Нет.

«Пока» повисло в воздухе, слишком страшное, чтобы его произносить вслух. Люциус подумал о том, что никак не подготовил супругу к разговору о будущем сына, но решил, что сейчас не самый подходящий для этого момент. Кроме того, до лета ещё достаточно времени.

На службу он ехал молча, никак не реагируя на словоизлияния Крэбба, который, впрочем, не встретив отклика, быстро заткнулся. В штабе Люциус первым делом отправился к Риддлу. Тот словно и не вставал из-за стола со вчерашнего вечера. Он выглядел спокойным и невозмутимым, однако тёмные тени под его глазами пугали Люциуса до жути.

— Что? — выдохнул Люциус.

— Идите работать! — рявкнул Риддл, и едва слышно добавил: — Поймано сорок два.

Да уж! Это не армия. Гестапо работали слаженно и оперативно, убивая надежду на возможность удачного исхода. Люциус склонил голову и вышел. К вечеру адъютант Риддла принёс записку, на которой было лишь число «73». Вероятность, что в тройке ускользнувших оказались Северус и Мальсибер, была ничтожно мала. Скорее всего, они так и бежали вдвоём, а затеряться всегда проще поодиночке.

Безвестность действовала на нервы сильнее всего. Люциус проклинал субординацию, не позволявшую ему немедленно пойти к Риддлу и выяснить всё, что тот знает. Но Риддл словно услышал его, прислав с адъютантом записку: «Приказ о расстреле подписал Гитлер».

Люциус не понял, как оказался на улице, сжимая в кулаке скомканную записку. По-зимнему холодный ветер бил в лицо, не давая дышать. Господи, как больно-то! Запрокинув голову, Люциус смотрел на небо, пытаясь вспомнить, за что его когда-то любил. Он не заметил, как появился Риддл, и вздрогнул только тогда, когда почувствовал на плече его ладонь.

— Гитлер немного одумался, — тихо сказал он. — Расстреляют пятьдесят человек. В назидание.

— Это очень много, — пробормотал Люциус, сжимая ладонь Риддла. — Очень.

— Да. У неангличан нет шанса. Другое дело, что союзников гораздо меньше...

Люциус хотел сказать, что его это не волнует, но прикусил язык. Волнует, да ещё как! Смерть — не та дама, о встрече с которой мечтаешь, но если она назначила свидание... Проклятье!

— Я могу вытащить только одного, — тихо сказал Риддл.

Именно этого Люциус и боялся. Он прикрыл глаза ладонью и тихо сказал:

— В тот день Мальсибер сдался сам, нарушив Устав и все правила.

Риддл напряжённо молчал и, кажется, даже перестал дышать. Люциус потёр совершенно сухие глаза и продолжил:

— Он сознательно повредил свой самолёт и, выпрыгнув с парашютом, сдался в плен.

— Скуадрон лидер Малфой, вы отдаёте себе отчёт...

— Да. Я не стал свидетельствовать против него лишь потому, что меня восхитил его поступок.

— Неужели? Вы знаете, как такие признания расценивает военный трибунал?

— Да, мистер Риддл. И я готов подтвердить свои слова под присягой.

Во взгляде Риддла Люциус ясно видел приговор себе и Северусу, поэтому сильно удивился, когда тот на мгновение стал мягче.

— Всё-таки идиотизм заразен, — пробормотал Риддл и ушёл, оставив Люциуса в совершеннейшем смятении.

* * *

Информация о побеге пленных лётчиков была засекречена, и, наверное, в этом даже был смысл, но Люциусу казалось, что он сходит с ума от отсутствия известий. Время тянулось бесконечно, а выписанный на предъявителя чек в банк Швейцарии не давал никаких гарантий. Люциус направился в кабинет Риддла лишь двадцать девятого марта, и пока пересёк два коротких коридора, успел себя накрутить так, что ему с порога была вручена стопка с пахнущим полынью пойлом. Желудок обожгло.

— Что? — выдохнул Люциус.

Риддлу не нужны были другие вопросы — он молча положил перед ним листок, на котором значилось пятьдесят фамилий. Не доверяя себе, Люциус трижды перечитал список, пока не убедился, что ни Снейпа, ни Мальсибера в нём нет.

— Спасибо.

— Самым трудным оказалось убедить заинтересованных лиц в том, что Снейп имеет вес как потенциальный заложник, — Риддл улыбнулся уголками губ, но взгляд его оставался по-прежнему холодным. — Их разделили по разным лагерям.

— Плохо.

— Я склонен с этим согласиться, но изменить ничего не могу, — Риддл устало потёр виски.

Люциус склонил голову:

— Я не знаю, как выразить вам свою благодарность, но...

Риддл с интересом взглянул на Люциуса:

— Зато это знаю я. Нужно будет выступить перед курсантами авиашколы в Станстенде. Поднять их боевой дух.

Отказываться было нелепо. Мало того, что Люциус любил публичные выступления, так ещё и в Станстенде был Блэк, а потребность навестить старого боевого товарища назрела давно. Лучшего повода и не найти.

— К вашим услугам, сэр.

Очевидно, что у Риддла просто не было времени на работу, которой не гнушался король. Впрочем, король не служил в штабе Истребительного командования.

В Станстенд-Маунтфитчет поезд прибыл уже в сумерках. Люциусу предстояло переночевать на авиастанции, чтобы вернуться в Лондон утренним поездом. После недолгих размышлений он решил провести встречу с курсантами сразу после ужина, чтобы потом было время пообщаться с Сириусом.

Люциус с интересом рассматривал учебную авиастанцию, видевшую первый полёт Северуса, Сириуса, Джеймса и Мальсибера. Если бы не война, то судьба каждого сложилась бы совершенно иначе, и не было даже сомнений, что гораздо лучше — все они были талантливыми пилотами. Люциус стиснул зубы и запретил себе даже думать о Северусе в таком ключе. Он обязательно вернётся, обязательно!

Сириуса Люциус отыскал почти сразу и стоически вытерпел все его постукивания, похлопывания и крепкие объятья.

— Как ты?

— Нормально. А ты?

— Неплохо.

— Ты специально ко мне? — прищурился Сириус.

— Попутно.

— Мы переписываемся с твоим сыном.

— Я знаю.

— Ты ведь не собираешься ему запрещать?

— Нет.

Люциусу показалось, что Блэк вздохнул с облегчением. Они быстро договорились встретиться после выступления, и Люциус отправился в штаб.

В клубе было шумно, но этот шум стих, стоило появиться флайт-лейтенанту Боунсу.

— Счастлив представить вам замечательного боевого офицера, кавалера креста «За лётные боевые заслуги» и Военного креста, скуадрон лидера Малфоя.

Люциус вышел вперёд и поклонился аудитории, встретившей его бурными аплодисментами. Он оглядел курсантов, и его сердце сжалось от болезненного понимания — какие же они все юные! Драко казался немногим младше, а ведь этим мальчишкам скоро предстоит идти в бой. Люциус постарался сосредоточиться на своей речи, но почему-то сейчас все её слова казались фальшивыми и чересчур пафосными. Когда пауза уже грозила затянуться, он кивнул слушателям в знак приветствия и начал:

— Я никогда не мог понять, почему противник решил, что ему помогут лишь разрушительные рейды бомбардировщиков. На самом деле потери укрепляли дух британцев в борьбе против них. И если в схватке двух истребителей и можно увидеть что-то романтичное и прекрасное, то бомбардировщик можно разглядывать лишь как цель.

Люциус не стал говорить про упоение боем, умолчал он и о таких мерзостях войны, как боль и потери. Этот опыт будет у каждого своим, и его не избежит никто. Чтобы не представлять лица этих мальчишек на фотографиях в траурных рамках, Люциус сосредоточился на Блэке, отмечая, как сильно тот изменился. Едва ли не до полной неузнаваемости, но больше всего поражало отсутствие улыбки и поседевшая прядь в угольно-чёрных волосах.

— Сэр, а вы участвовали в битве за Англию?

— Да. Вместе с вашим инструктором, — Люциус поклонился Сириусу, на что тот презрительно скривился, и закончил: — Как сражались вместе с ним и в небе над Францией.

Напрасно Люциус думал, что после его слов приободрённый Блэк займёт его место и, распушив хвост, начнёт рассказывать о своём героическом прошлом. Нет, тот лишь пожал плечами и даже не подумал встать со своего места. Удивительно, что и курсанты не стали ему досаждать — словно их разделяла с ним стена, целиком состоящая изо льда.

Впрочем, свою миссию Люциус выполнил с честью. Хотя, конечно, чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что не был до конца честным и не предостерёг.

— Люциус, я не узнаю тебя, ты с такой серьёзностью говорил об осторожности, будто не понимаешь, что мальчишки таких слов просто не слышат, считая себя самыми умными.

В маленькой комнате Блэка царил хаос, а занавески были небрежно сколоты Военным крестом. Сириус смахнул со стола на пол какие-то бумаги и, не глядя, запнул их под кровать.

— У меня есть граппа, будешь?

— Да.

Война, определённо, расширяла гастрономические горизонты Люциуса — какую только гадость ему не приходилось пить... впрочем, и есть тоже. И тёплая граппа была ещё не самым худшим вариантом.

— Как ты? — снова спросил Люциус после четырёх рюмок.

— Живу, — попытался улыбнуться Сириус. — Как-то. Каждый день одно и то же... бесконечный день. Меняются только лица курсантов. И я стараюсь их не запоминать... чтобы потом, если что...

Сириус опрокинул в себя очередную рюмку и взглянул на Люциуса больным взглядом.

— Думал ли я, что буду так ждать писем от Снейпа? Хрен там! А когда он перестал писать? Ты не представляешь, как я боялся узнавать о нём! Вроде бы пока я не знаю, он там где-то живёт. Проклятье! — Сириус хлопнул по столешнице так сильно, что она загудела. — Когда эта война уже закончится?!

Люциус молчал, потому что боялся не сдержаться, если скажет хоть слово. А Сириус продолжал выворачивать наизнанку душу:

— Я видел его во сне...

— Кого?

— Снейпа... Северуса, — Блэк тяжело сглотнул. — Его расстреливали в каком-то овраге. Я никогда не видел, как это бывает, но тут... буднично, понимаешь? Для кого-то это работа.

Люциус ощутил леденящий холод, поселившийся где-то в животе и постепенно морозящий всё тело.

— Его должны были расстрелять, — выдохнул он. — Но он выжил.

Во взгляде Блэка плескалось безумие:

— А ты уверен, что он жив? Я видел этот мёртвый взгляд, спокойное лицо... я закрывал ему глаза.

— Это только сон, Сириус. Просто кошмар.

Блэк покачал головой и приложился к горлышку бутылки, допивая всё, что в ней осталось. Он несколько минут смотрел в одну точку, а потом вздохнул:

— У тебя хороший сын, Люциус.

— Я знаю.

— А ты не боишься, что он успеет вырасти до конца войны?

— Боюсь, — честно признался Люциус. — И ничего не могу с этим поделать. Только если попросить тебя.

— О чём?

— Береги его. И если он вдруг поймёт, что не хочет летать, помоги ему сохранить лицо.

Сириус кивнул и принялся разглядывать свои ногти, будто там есть что-то интересное.

— Он не свернёт, Люци, — тихо сказал он. — У него мечта.

* * *

Когда-то давно Люциус тоже умел мечтать. Только тогда всё в жизни было иначе, и даже время текло по каким-то другим законам, а каждый день приносил радость. Сейчас все мечты сместились к одной самой простой — скорее бы закончилась война. Но ради исполнения этой мечты Люциус мог бы рискнуть чем угодно, ведь она означала исчезновение смертельной опасности, которой подвергались все. Он не мог перестать думать о тех, кто волею судьбы стал для него близким и родным. И если до войны это были только Драко и Нарцисса, то теперь к ним добавились Северус, Беллатрикс, Сириус, Фрэнк, Лили, Алиса, Артур и даже Мальсибер. А с ними добавилось и поводов для волнений.

Между тем лето неумолимо приближалось. А вместе с его приближением росла тревога Люциуса. Сейчас, когда ему была известна дата высадки десанта на берег Франции, он не сомневался, что за этим последует серия ударов по Лондону. Союзным войскам удалось добиться господства в небе, но никто не застрахован от случайностей на войне. И если Драко очень удачно покидал Лондон, то с Нарциссой всё было непросто, но оставлять её в городе Люциус не собирался.

— Драко, мне кажется, что нам пришло время поговорить.

Люциусу удалось застать сына врасплох, но тот быстро взял себя в руки и невозмутимо улыбнулся:

— Конечно, отец.

Можно было лишь порадоваться такой выдержке — Люциус помнил себя в его возрасте, когда каждое предложение «поговорить» расценивалось как опасность. Впрочем, он этого тоже ни разу не выдал.

— Ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что правда — понятие относительное.

Вот теперь Драко выглядел озадаченным:

— Ты предлагаешь мне солгать?

Всё-таки тонкости восприятия сыну не хватало. А может, и к лучшему?

— Я предлагаю тебе поддержать мою игру.

— Это как?

— Я разговаривал с Сириусом. Он ждёт тебя на всё лето.

— Да, это так, — кивнул Драко, с интересом глядя на Люциуса. — Ты хочешь его как-то разыграть, чтобы немного взбодрить?

— Тебе он тоже показался унылым?

— Мне нет. Но maman говорила, что он сейчас похож на тень самого себя.

— Она права, как всегда, но боюсь, что ему поможет лишь время.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Я тебе предлагаю спасти Нарциссу.

— От чего? — Драко побледнел, но держался отлично.

— Летом будет повторение налётов на Лондон. Я бы не хотел рисковать никем из вас, поэтому ваш отъезд в Станстенд был бы самым лучшим выходом. Ты будешь постигать основы лётного дела, а Нарцисса могла бы организовать общество поддержки уходящих на фронт или ещё что. Я плохо себе представляю благотворительную деятельность.

— А почему ты думаешь, что она не согласится?

— Я в этом не уверен, но знаю, что она откажется, если это решение пойдёт вразрез с её понятием о долге. Но кроме долга у неё есть ты.

— Отец, но ведь это не честно, — нахмурился Драко.

— Поверь мне, жизнь стоит этой нечестности. Тем более, если это жизнь близкого человека. Что скажешь?

— Я поддержу тебя во всём.

Иного ответа Люциус и не ждал, но всё равно был очень растроган. Особенно подкупала трепетная серьёзность сына, от которой щемило сердце. Какой же он ещё юный! И как быстро растёт...

На службу Люциус ушёл с лёгким сердцем и до вечера обдумывал предстоящий разговор с Нарциссой. Однако позднее совещание помешало ему вернуться домой в приемлемое для беседы время, и Люциус решил дождаться утра. Когда он вышел из спальни, Нарцисса уже о чём-то спорила с Мари — чересчур смешливой помощницей по хозяйству. Заметив его появление, девушка мгновенно потупила взгляд и принялась собирать на стол. Война лишила завтраки былой изысканности, но кофе по-прежнему был отличным. Мари услужливо поклонилась и бочком покинула кухню — Люциуса она робела.

— Как твои дела, дорогой? — Нарцисса ласково погладила его по руке. — Что-то случилось?

Всё-таки она всегда тонко чувствовала нюансы. Люциус поцеловал её в висок и ободряюще улыбнулся.

— У меня вчера был очень интересный разговор с Драко.

— О чём?

— Я разрешил ему провести лето на учебной авиастанции. По приглашению Сириуса.

— Но он ведь...

— Да. Он хочет попробовать.

— Но он ещё ребёнок, Люциус.

— Он вырос, Нарси. Они с Сириусом неплохо проведут время.

— Сириус непременно научит его чему-нибудь неподобающему.

— Я думал о том, чтобы снять Драко половину дома в Станстенде, но совершенно не представляю, как он будет жить там один. Уж лучше в казарме с Сириусом.

Нарцисса склонила голову, что-то сосредоточенно разглядывая в чашке, а Люциус понял, что перестал дышать, лишь бы не помешать принятию непростого решения. Чтобы супруге было легче, он вздохнул:

— Я собирался было провести там лето, но Станстенд слишком далеко от Лондона, чтобы я мог ездить на службу, поэтому...

— Поэтому в Станстенд поеду я.

— Нарси, тебе будет не очень удобно.

— Я неплохо жила в Уике.

— Но твои дела... — Люциус даже скрестил пальцы, чтобы не спугнуть удачу.

— Я всё решу.

Драко был прав — играть на его мнимой беспомощности было несколько неспортивно, но иного выхода Люциус не видел. В Лондоне снова становилось опасно. Двенадцатого мая союзная авиация провела массированные бомбардировки, целью которых было уничтожение заводов, производящих синтетическое горючее. Задача была выполнена блестяще — заводы были разрушены на девяносто процентов, после чего немецкие механизированные части испытали острый дефицит топлива, потеряв возможность широкого манёвра.

Люциус проводил семью в последний день мая, и после этого несколько дней не покидал штаб. Удачную высадку десанта могло обеспечить лишь полное господство в воздухе, поэтому Истребительное командование работало на пределе сил.

Время начала операции определялось соотношением между приливом и восходом солнца. Высадка должна произойти в день при минимальном уровне прилива вскоре после восхода солнца. Это было нужно, чтобы десантные суда не сели на мель и не получили повреждений от немецких подводных заграждений в полосе прилива. В начале лета было только три таких дня — пятое, шестое и седьмое июня. Датой начала операции выбрали пятое июня. Однако из-за резкого ухудшения погоды Эйзенхауэр назначил высадку на шестое.

День «Д» Люциус провёл в амфитеатре Командного пункта. Он несколько раз подменял офицера наведения, с упоением погружаясь в атмосферу боя. В небе Франции сейчас было жарко, но всё же ситуация была гораздо лучше, чем летом сорокового года.

Люциус прежде даже не подозревал, что бывают десантные операции такого масштаба. С третьего по пятое июня войска первого эшелона вторжения грузились на транспортные суда. В ночь с пятого на шестое июня перед высадкой морского десанта десантные корабли сосредоточились в проливе Ла-Манш. Точками высадки были пляжи Нормандии, получившие кодовые названия «Омаха», «Меч», «Джуно», «Голд» и «Юта». Вторжение в Нормандию началось с массированного ночного парашютного десанта и высадки на планерах, воздушными атаками и обстрелом немецких береговых позиций флотом, а рано утром шестого июня началась высадка десанта с моря, которая шла несколько суток, как днём, так и ночью.

Благодаря отличной игре разведки десант ждали в районе Па-де-Кале, и быстро перебросить войска на двести пятьдесят километров немцам не удалось. Кроме того, в операции использовались искусственные гавани «Малберри» — на начальном этапе союзникам не требовался захват портов, вопреки мнению германского командования.

Держа руку на пульсе операции, Люциус понимал, что впервые за новейшую историю сухопутных сражений танки перестали играть решающую роль — всё зависело от авиации, и танковые войска вермахта становились лёгкой мишенью для господствующих в воздухе штурмовиков и истребителей. И впервые с начала войны им овладела уверенность в скором окончании этой бойни.

* * *

Как и предсказывал Люциус, последствием высадки десанта в Нормандии стал новый шквал атак на Лондон. И на этот раз противник использовал самолёты-снаряды Фау-1. Гитлер хвастливо назвал их «оружием возмездия», и отчасти его радость была оправдана — уничтожить такую цель в воздухе было гораздо сложнее, чем бомбардировщик. После захвата пусковых площадок в Па-де-Кале немцы стали запускать Фау-1 с летящих бомбардировщиков, чаще всего «Хейнкель». Но они были уже привычной целью, и сложность заключалась лишь в их перехвате до пуска Фау.

Помимо того, что самолеты-ракетоносцы могли осуществлять запуски ракет с неожиданных направлений, вводя в заблуждение систему противовоздушной обороны Британии, так ещё и действовать предпочитали по ночам и на малых высотах, чтобы избежать обнаружения радарами. Бомбардировщик приближался к Британии и пересекал линию побережья на малой высоте, экстренно набирал высоту, запускал ракету и быстро снижался. И всё-таки эта тактика была ненадёжной: помимо того, что «Хейнкель-111» сам по себе был устаревшей машиной, яркая вспышка включившегося двигателя ракеты демаскировала носитель в ночной темноте. Да и, в общем, воздушные запуски оказались менее надёжными.

Но как бы там ни было, Люциус хвалил себя за то, что удачно вывез семью подальше от опасности — в Лондоне продолжали рушиться дома и гибнуть люди, но к осени должно было стать полегче. Союзные бомбардировщики планомерно разрушали промышленные предприятия противника, делая массовое производство Фау-1 невозможным.

Лондонцы называли Фау-1 «жужжащими бомбами» из-за характерного звука, издаваемого пульсирующим воздушно-реактивным двигателем. Люциусу казалось, что этот звук он не забудет никогда — настолько сильно он отзывался в душе. Но переживания во время атак не шли ни в какое сравнение с теми, что терзали Люциуса при изучении списка погибших. Этот еженедельно обновляемый список был засекречен, и взглянуть в него позволял Риддл. Его мотивов Люциус так и не понимал, но это совершенно не мешало испытывать благодарность.

Приходить в кабинет Риддла вечером пятницы уже успело стать доброй традицией. Список обычно, будто случайно, оказывался под стопкой рабочих бумаг, знакомство с которыми входило в обязанности Люциуса. И каждый раз Риддл что-то сосредоточенно писал, не поднимая взгляда от своей записной книжки, и только когда Люциус вставал из-за стола, бросал несколько ничего не значащих фраз, прежде чем заговорить о деле.

В этот раз традиция была грубо нарушена. Во-первых, никаких бумаг на секретере не оказалось, а во-вторых, Риддл протянул Люциусу незапечатанный конверт.

— Это вам, мистер Малфой. От Беллатрикс.

Сердце сжалось от нехороших предчувствий, а когда Люциус прочитал короткую записку, он уже был уверен в том, что произошло что-то страшное. Люциус поджёг тонкий лист бумаги, зачем-то прикурил от него и медленно опустился в кресло. В голове на разные лады билась фраза Бель: «Люциус, пожалуйста!»

— Что с ним?

Люциус не узнал свой голос, а Риддл, кажется, не понял вопроса:

— С ним? О ком вы?

— Вы прекрасно знаете сами. Что с ним? — с нажимом повторил Люциус, непроизвольно сжимая кулаки.

Если Риддл и хотел его подразнить, то почему-то передумал. Он протянул Люциусу сложенный вчетверо список погибших и тихо сказал:

— С ней, мистер Малфой. Это случилось с ней. Номер двести сорок четыре.

Люциус смотрел на листок и не мог разобрать ни единого символа. В голове шумело, как после хорошей попойки, а в глаза словно кто-то насыпал песок. Взять себя в руки удалось не сразу, но он сумел себя заставить, чтобы прочитать: «244. Поттер Л. 1914-1944».

Теперь сразу всё встало на свои места, и мгновенное облегчение — не он! — сменилось тяжестью осознания потери. Люциус зажмурился. Сколько можно?! Почему она?..

— Беллатрикс просила вас сообщить сестре Лили. Она не может.

Люциус неожиданно для себя рассмеялся, но смех оборвался так же внезапно, как и начался, и когда он коснулся губами протянутого бокала, то заметил, что губы дрожат. Проклятье! Конечно, Люциус сообщит! И сестре Лили, и Нарциссе... и Фрэнку с Алисой, и Северусу. Боль мешала вздохнуть, но Люциус стиснул зубы.

— Я сообщу, — мрачно пообещал он. — Прямо завтра. Как это произошло?

Беллатрикс, видимо, подробно рассказала Риддлу о нелепой случайности, которая привела к гибели Лили, и Люциус вдруг представил, как тот её утешал. Поверить, что холодный и расчётливый Риддл на такое способен, было непросто, но ведь он исполнял волю Бель, а значит... Люциус вздохнул — всё-таки война меняла людей до полной неузнаваемости. Риддл неожиданно показался таким человечным, что Люциус не выдержал:

— А про них вам что-нибудь известно?

Объяснять, про кого он спрашивает, не потребовалось. Люциус заметил, как у Риддла дёрнулась щека, прежде чем он покачал головой:

— Нет.

— Пожалуйста...

Люциус не успел озвучить свою просьбу, а Риддл его уже перебил:

— Да. Сразу же, как узнаю.

Пожалуй, впервые Люциус пожал Риддлу руку, благодаря от души.

* * *

В Коукворт поезд прибыл на рассвете, и Люциус решил обойтись без кэба, чтобы прогуляться и собраться мыслями. Впрочем, на станции никаких кэбов и не было — очевидно, местные жители не жаловали этот способ передвижения. Адрес написала Бель, и Люциус несколько раз доставал записку, чтобы убедиться, что петляющая вдоль реки улочка та самая. А потом он вдруг понял, что где-то здесь жил Северус — может, даже в том доме с закопченной стеной! — и у Люциуса появился исследовательский интерес.

Сестру Лили звали Петунья, и если бы Люциус не сталкивался с непохожестью Нарциссы и Бель, то решил бы, что ошибся адресом. Она пристально разглядывала его, явно пытаясь сообразить, что его привело, а потом вдруг зажала рот рукой и приглушённо вскрикнула:

— Лили?!

В её взгляде были и ужас, и боль, и растерянность, и какое-то детское разочарование, а когда она вздёрнула подбородок, неуловимо становясь похожей на Лили, Люциус выдохнул:

— Погибла. Нелепая случайность. Вышли на противника, ошибочно приняв их за своих. Неисправность радара. Бывает. Поздно поняли.

Слова падали тяжело, как камни, и были такими же неподъёмно тяжёлыми. Петунья не плакала. Она нервно теребила угол шали, наброшенной на плечи, а взгляд её был совершенно пустым. Потом она словно опомнилась и предложила Люциусу войти в дом. Это совершенно не соответствовало его планам, но отказать почему-то было слишком неловко.

За столом над пустыми тарелками сидели двое мальчишек и настороженно смотрели на Люциуса. Гарри он узнал сразу по тёмным волосам и ярко-зелёным глазам, так похожим на глаза Лили. Второй мальчишка — блондин, как Петунья — казался немного крупнее, но был таким же худым. Люциусу стало немного обидно оттого, что Гарри его не узнал. Хотя чего он хотел? Последний раз он видел сына Лили больше двух лет назад, ему тогда было около пяти лет, а в этом возрасте память у детей очень короткая.

— Идите гулять, — шикнула на мальчишек Петунья. — Нам с господином офицером поговорить надо.

— Папа, да? Папа?! — едва слышно выдохнул блондин.

— Нет, Дадли! Не приставай к человеку.

Слушались мальчишки беспрекословно и, передвигаясь бочком, быстро покинули кухню. Когда хлопнула входная дверь, Петунья тяжело опустилась на стул и, спрятав лицо в шали, расплакалась. Совершенно беззвучно и безнадёжно. Люциус погладил её по вздрагивающим плечам и тихо сказал:

— Беллатрикс не хотела, чтобы вам об этом сообщали чужие люди. И я тоже. Правда, я не знаю, чем могу помочь.

— Вернон ушёл на фронт, — глухо заговорила Петунья. — Родители умерли... друг за другом. Я осталась с ними одна... совсем одна.

— Вам нужна помощница по хозяйству, — Люциус стиснул ледяную ладонь Петуньи. — Позвольте, я буду оплачивать её услуги?

— Я справлюсь, — она вытерла лицо и снова вздёрнула подбородок. Если бы не дрожащие губы, в её силу можно было бы поверить. — Мне помогают соседи. А если вам некуда девать деньги, то могли бы открыть счёт на имя Гарри. Когда-нибудь он вырастет, и эти деньги ему пригодятся.

— Я могу избавить вас от обузы, — тихо предложил Люциус.

— Нет, — Петунья поджала губы. — Он не обуза.

Люциус ощущал себя бестактным, но это не мешало чувствовать ответственность за осиротевшего ребёнка. Поэтому он продолжил:

— На что вы живёте?

— Лили отдавала мне всё своё жалование, а я никогда не была транжирой, кроме того, Вернон тоже присылает. Нам хватает, — Петунья с достоинством расправила плечи.

Люциуса всегда восхищала сила духа, о чём он и сообщил Петунье. Она впервые за разговор улыбнулась:

— Скажете тоже... это Лили у нас была сильной, а я так... — она устало махнула рукой. — Но если вы и в самом деле так думаете, то может, не откажете мне в просьбе?

Люциус поощрительно кивнул, гадая, о чём она его попросит, и мысленно прикидывая, в какую сумму это может вылиться. Петунья снова попыталась улыбнуться, но у неё не вышло.

— Господин офицер, к сожалению, я не знаю, как к вам обращаться...

Люциус обругал себя за то, что на войне совершенно забыл о приличиях и элементарной учтивости.

— Мистер Малфой, к вашим услугам.

Петунья вымученно улыбнулась и попыталась изобразить книксен.

— Мистер Малфой, если вы хотите сделать что-то для меня, то, пожалуйста, пообещайте одну вещь.

Заинтригованный Люциус медленно кивнул:

— Всё, что вам будет угодно.

Не потребует же она чего-то немыслимого?! Петунья несколько раз нерешительно взглянула на Люциуса и выдохнула:

— Я хочу, чтобы Дадли стал лётчиком! — она пару мгновений молчала, будто ждала возражений, а потом горячо заговорила: — У нас в городке не пробиться до самой смерти, а какие-то университеты нам недоступны, да и наукам с детства надо учиться.

— Летать тоже надо учиться, — улыбнулся Люциус.

— Да кто ж спорит? Но это можно и не с детства. Снейп же смог! Такой вечно был замарашка в материной блузке, а каким стал? Я ж его в последний раз когда увидела, даже не сразу узнала!

Упоминание Северуса вызвало целый шквал эмоций — от иррационального умиления до боли в позорно дрогнувшем сердце. Думать о том, где сейчас Северус, и что с ним происходит, было невыносимо тяжело, и Люциус привычно спрятал эти мысли в самые дальние закоулки сознания. Он подумает об этом потом, после возвращения Северуса.

— Он, наверное, сильно переживает из-за Лили? Они были близки, — Петунья болезненно поморщилась. — Не в том смысле близки, что люди болтали. Они дружили. И, наверное, он её даже любил, ну, знаете, как это бывает?

— Знаю.

Петунья осеклась, виновато взглянув на Люциуса.

— Вы поможете?

— Чем?

— Если вы замолвите за него словечко, то его точно возьмут в лётческую школу. Вам же не трудно? А дальше он уже сам.

— А вы уверены, что он захочет?

Петунья провела его в комнату и кивнула на полку, где стояли две модели самолётов: та, что Северус заказывал для Гарри, и вторая, в которой Люциус с удивлением узнал свой довоенный «Спитфайр».

— Это их любимые игрушки, и играют они только в лётчиков... в этого... Драко. Я сама не очень разбираюсь, но Гарри всегда про него говорит... и вроде бы что-то в газетах было...

От нахлынувших чувств Люциус зажмурился, но сумел быстро взять себя в руки.

— Я рекомендую вашего сына в лучшую авиашколу.

Петунья чопорно достала из рукава платочек и промокнула сухие глаза:

— Бог воздаст вам по заслугам, мистер Малфой, а я буду молиться за вас.

Люциус уже собрался уходить, но всё-таки решил поинтересоваться:

— А почему вы просили только за одного ребёнка?

— Мне показалось, что о Гарри вы позаботитесь и без моих просьб, — Петунья вздохнула. — Всё-таки Лили умела выбирать друзей.

На службу в этот день Люциус не вернулся. Вместо этого он решил провести тихий вечер дома, пусть и в одиночестве. И пока трясся в поезде до Лондона, он не мог перестать думать о Гарри, который играет «в Драко» со своим кузеном. Чтобы попрощаться с Люциусом, мальчишки вынырнули откуда-то из кустов по зову Петуньи, и лоб Гарри рассекала свежая ссадина. Петунья тут же пожаловалась на сына соседа, от которого «проходу нет», но судя по довольным лицам братьев, в этот раз удача была на их стороне.

Из-за очередного налёта на Лондон поезд долго стоял где-то в поле, и домой Люциус попал, когда уже стемнело. Первым делом он задёрнул тяжёлые портьеры, а потом чиркнул зажигалкой, пытаясь обнаружить свечи.

— Привет!

Загоревшийся на журнальном столике огонёк свечи выхватил из темноты бледное лицо Беллатрикс — большой любительницы эффектных появлений.

— Добрый вечер! — Люциус порадовался, что ему удалось сохранить хладнокровие.

— А я к тебе в гости пришла, — Бель взяла подсвечник и очертила круг. — У тебя так хорошо. Тихо.

— Нарцисса и Драко уехали на всё лето в Станстенд.

— Да. Я знаю, — Беллатрикс потерянно смотрела на Люциуса. — Но так даже лучше. Ты не подумай, я её люблю, но с тобой мне гораздо проще разговаривать... к тому же я буду курить, а она не одобряет... Нарси слишком совершенна для откровений.

Люциус поставил на столик пепельницу, после чего принёс коньяк и два бокала. Беллатрикс пробормотала слова благодарности и закурила, устраиваясь в кресле поудобнее. Она даже стянула форменные сапоги и поджала под себя ноги, а потом тихо сказала:

— Лили не хотела жить.

— Почему ты так решила?

— Я знаю, как она летает... летала, — быстро поправилась Бель и прокашлялась, прочищая горло. — Я знаю, как она умела маневрировать, какие трюки исполнить, а тут... я это видела... и я ничего не могла сделать.

Люциус разлил по бокалам коньяк, вспомнил о том, что забыл пообедать, и принёс банку армейской тушёнки, которую открыл ножом. Он хотел выложить мясо на блюдо, но Бель остановила его:

— Давай представим, что мы на заброшенной авиастанции, или вообще потерпели крушение и совершили вынужденную посадку.

— Меня пугают твои фантазии.

— А меня душат рамки приличий и условностей, — парировала Бель. — Давай, ты же можешь быть просто человеком, а не манекеном с палкой в заднице и вечной фальшивой улыбкой.

— Бель, как можно? — почему-то её резкость больше не раздражала, и Люциус журил Беллатрикс, скорее отдавая дань многолетней привычке, чем желая осадить.

— Ох, Люци, ты лучше меня знаешь, что можно и так, и не так, — Бель затушила сигарету, после чего подняла бокал и сделала небольшой глоток. — И как хорошо, что мы это знаем...

Мясо они выбирали вилками из жестяной банки по очереди, и Люциус хотел было сказать, что коллекционный коньяк не заслужил подобного отношения, но не стал. Если от такой ерунды ноша Бель становиться легче, то почему нет?

— А что ты сказал Гарри?

— Ничего, — Люциус тоже закурил. — Я не смог. Это было гораздо хуже смерти. У него такие глаза... мне было страшно погасить в них свет...

— Я бы тоже не смогла, — Бель ещё пригубила бокал. — Это страшно, Люци... очень... очень страшно, когда дети остаются без родителей.

— Я пообещал перечислять деньги на его счёт.

— Если бы это всё решало, — Бель обхватила себя руками и принялась раскачиваться в кресле. — Ты не представляешь, как я боюсь... и как хорошо, что у меня есть вы с Нарси. Вы не бросите ребёнка, ведь правда?

— Да, я позабочусь о Гарри...

Он не договорил — Бель его перебила:

— Моего ребёнка, Люци! — она с вызовом взглянула на него. — Я беременна.

* * *

Люциус привык считать, что его ничем не удивить, но глядя на начинающее розоветь небо, понял, что недооценивал Бель. Она всё делала с размахом и от души, поэтому результаты впечатляли. Люциус мог допустить, что она увлеклась Риддлом — в конце концов, тот был неординарной личностью! — но остальное?..

Мало того, что этот человек был опасен и не потерпел бы даже мысли о манипулировании собой, так ещё у него были крайне запутанные отношения с Мальсибером. И если уж ему удавалось следить за судьбой человека, оказавшегося в плену, то это свидетельствовало лишь об огромном желании и о том, что те угли всё ещё тлели. На что Бель рассчитывала? Впрочем, она, казалось, и сама это понимала и точно не питала иллюзий. Но тогда как?!

Были ещё различные способы избавиться от последствий неосторожной страсти, но стоило Люциусу намекнуть на это, как Бель расхохоталась. Она даже запальчиво назвала его монашкой в штанах и сообщила, что прекрасно осведомлена о таком и даже испытала на себе, но сейчас не тот случай. Не то чтобы он хотел о таком знать.

Люциус не понимал, как можно вот так взять и всю свою жизнь, с карьерой, мечтами, свободой, просто скомкать и швырнуть под ноги человеку, который в этом точно не нуждался. А Бель даже не собиралась сообщать о своём состоянии его виновнику — просто незаметно уйти в тень. Конечно, и Люциус, и Нарцисса примут этого ребёнка и дадут ему то, что смогут, но ведь это не заменит отца, да и статус бастарда тоже не упрощает жизнь.

Когда не осталось сомнений, что уснуть не получится, Люциус встал. Он распахнул окно и закурил, усевшись на подоконнике. В такие минуты он всегда вспоминал Северуса с его откровенным незнанием основ этикета и такого милого в своей непосредственности. Люциус невесело рассмеялся. Хорошо, что Северус никогда не узнает, что стал «милым» и «непосредственным»... хотя пусть смеётся, лишь бы вернулся!

Беллатрикс, похоже, тоже не спала. Она сидела на кухне и задумчиво разглядывала кофе в своей чашке. Удивительно, но тёмные круги под глазами и взлохмаченные волосы совершенно её не портили, а наоборот, придавали образу законченность. Такой своеобразный «последний штрих».

— Можно, я у вас поживу?

Люциусу казалось, что они этот вопрос обсудили ещё вчера.

— Мы же договорились.

— А вдруг ты забыл? Или передумал?

— Бель, уймись. В нашем доме всегда будет комната для тебя. Что ты хочешь на завтрак?

— Ничего, — Бель поморщилась. — Зря я смеялась над Алисой. По утрам, действительно, как-то нехорошо, не ужас, конечно, но аппетита точно нет.

Люциус никогда не обсуждал такие интимные вещи с супругой, но с Бель всё было иначе — проще и сложнее одновременно. Но она хотя бы перестала говорить ему то, что думает об окружающих мужчинах. Не то чтобы она сильно ошибалось в оценках, но от этого её суждения шокировали не меньше.

Они спокойно позавтракали и даже из дома вышли вместе — по-родственному. Бель планировала вернуться в своё подразделение и без шума уйти в отставку, пока настоящая причина не станет заметна. Риддлу она ничего говорить не собиралась.

На службе Люциуса ждало письмо Фрэнка. Их полк переводили из Уика во Францию, поэтому он освобождал дом, отправляя Алису к матери в Шотландию. Наверное, так было удобнее для всех. Дом Люциус решил продать, потому что возвращаться туда не собирался и не видел смысла тратить деньги на содержание нежилой недвижимости. Можно было, конечно, отправить туда адъютанта, но почему-то захотелось поехать самому. Да и встретиться с Фрэнком было бы неплохо.

Люциус шёл по улицам Уика, пытаясь понять, отчего так замирает сердце. Вроде бы, ничего особенного, но близкий гул самолётов, заходящих на посадку, будоражил воспоминания. Сколько здесь было всякого, но больше — хорошего.

— Привет, Люциус, не ожидал тебя увидеть, но ты очень вовремя, — Фрэнк широко улыбнулся и стиснул его в объятьях. — Завтра утром Алиса с Невиллом уезжают, и ты бы их не увидел.

Очевидно, Фрэнк очень гордился сыном, который бодро проковылял им навстречу по комнате и требовательно потянулся, просясь на руки. Люциус уже успел забыть, какими маленькими бывают дети, и, осторожно прижимая упитанного ребёнка к себе, ощутил этот особый запах — молока и чего-то неуловимого... наверное, так пахнет жизнь... Поймав себя на таких мыслях, Люциус подумал о том, что, наверное, стареет, иначе откуда взялась эта сентиментальность?

— Люциус, как я рада тебя видеть!

Алиса вышла из комнаты, и Люциусу с трудом удалось скрыть недоумение. Она выглядела располневшей и очень довольной, но не могла же она...

— Ты прав, — улыбнулась Алиса. — У нас будет ещё ребёнок. Я думаю, девочка.

И когда только успели? Впрочем, теперь понятно желание Фрэнка отправить Алису к матери — одной её точно будет очень тяжело. Люциуса они восприняли как источник новостей обо всех, и он добросовестно ответил на все вопросы, понимая, что действительно знает о судьбе всех бывших сослуживцев. И довольно неплохо знает.

— Как в плену? — Алиса округлила глаза и прикрыла ладонью рот. — Северус?

— Да, — вздохнул Люциус. — И Рейнард.

— А это кто? — удивился Фрэнк.

— Тот, кто пришёл после тебя. Их сбили в одном бою.

— А про Сириуса ты что-то знаешь?

— Знаю. Прямо сейчас он поднимает в небо моего сына.

— Драко?! — выдохнула Алиса. — Как быстро он вырос.

— Это да, — согласился Люциус. — Очень быстро.

— А Сириус всё ещё...

Можно было и не договаривать. Сириус и в самом деле всё ещё не пережил потерю лучшего друга. Просто пытался как-то научиться с этим жить. Поэтому Люциус молча кивнул.

— А Артур?

— Артура наградили крестом «За лётные боевые заслуги», и у него действительно семеро детей.

— Я знаю, — Фрэнк улыбнулся. — Это только Северус не верил.

Когда Люциус рассказывал о Лили, Алиса плакала, а Фрэнк обнимал её за плечи и что-то шептал в затылок.

— Я так и знала... так и знала... — взгляд покрасневших от слёз глаз Алисы потускнел от боли. — Она была такая бедовая. А Бель? Что с ней?

— Решила уйти из армии.

— И правильно! — обрадовалась Алиса. — В небо мы ещё вернёмся. Вот кончится война, и...

Невилл начал тереть глаза, и Фрэнк осторожно взял его и понёс укладывать спать. А в глазах Алисы снова заблестели слёзы.

— Не обращай внимания, Люциус, я сейчас слишком много плачу, — пробормотала она, пытаясь улыбнуться. — Просто я очень боюсь за Фрэнка. Мы все вышли из боя, а он нет... и люди продолжают гибнуть... ох, Люци! И когда только это закончится?!

— Скоро. Теперь уже скоро!

Люциус вышел на улицу, чтобы покурить и отпустить воспоминания, которые словно законсервировались в стенах этого дома, ставшего когда-то для всех чем-то большим, чем просто место встречи. Он чиркнул зажигалкой, и как по волшебству перед ним появился кудлатый пёс, которого щенком подобрал ещё Поттер, и который после его гибели привязался к Северусу. Как же его звали?

— Бродяга?

Пёс довольно оскалился и несколько раз стукнул хвостом.

— Бродяга, — снова позвал Люциус. — Дурашка...

Пёс его признал и ткнулся мокрым носом в бедро, замирая в ожидании ласки.

— Бродяга, ты тоже его ждёшь, да?

Пёс дружелюбно замахал хвостом, подставляя под ладонь Люциуса то одно, то второе ухо.

— Ждёшь, да?.. Я тоже жду. И мы дождёмся. Обязательно. Я тебе обещаю.

Бродяга благодарно лизнул его в ладонь, закрепляя соглашение.

* * *

Зря, наверное, Люциус обещал скорое окончание войны. События, и правда, развивались стремительно, но как же хотелось их ускорить! Двадцать девятого июня союзники овладели глубоководным портом Шербур, разом избавившись от многих проблем со снабжением. До этого приходилось довольствоваться «искусственными гаванями», через которые шёл огромный поток грузов. Они были очень уязвимы из-за неустойчивой погоды. Взятие Шербура ускорило прибытие подкреплений, так как пропускная способность этого порта составляла пятнадцать тысяч тонн в сутки. А это означало возможность двигаться дальше. Плацдармом для сосредоточения американских войск перед прорывом стали окрестности города Сен-Ло, освобождённого двадцать третьего июля, и уже через два дня начался прорыв, в котором, кроме массированных артиллерийских обстрелов, большую роль сыграла поддержка авиации.

Первого августа Третья американская армия генерала Паттона совершила прорыв и за две недели освободила полуостров Бретань, окружив немецкие гарнизоны в портах Брест, Лориан и Сен-Назер. Армия вышла к Луаре и, дойдя до Анже, захватила мост через Луару, после чего направилась на восток, к Аргентану. Немцы не смогли остановить продвижение третей армии, поэтому решили организовать контратаку, совершив роковую ошибку. Они попытались отрезать наступающие части от союзников и перекрыть их линии снабжения, захватив Авранш. Седьмого августа они начали контрудар, известный как операция «Люттих», закончившийся сокрушительным провалом.

На западе возле города Мортена немецкие атаки удерживали части Первой американской армии. С севера наступали англо-канадские войска под командованием Монтгомери. Немецкие Седьмая и Пятая танковые армии к пятнадцатому августа попали в окружение, названное «Фалезским котлом». Из этого котла немцы смогли выйти ценой огромных потерь: всего за пять дней с пятнадцатого по двадцатое августа они потеряли целых шесть дивизий. Кроме того, отступающие войска подвергались постоянным налётам авиации союзников и артиллерийским обстрелам, и продолжали нести потери.

Августовское наступление союзников в Нормандии вызвало крушение всего германского Западного фронта, но ценой огромных усилий в сентябре немцам всё же удалось остановить продвижение союзников на западной границе Германии с помощью «линии Зигфрида». Однако сорвать планы наступающих уже не удалось. Двенадцатого сентября в районе Дижона Двенадцатая группа армий союзников, наступая из Нормандии на восток, соединились с наступающей с юга Франции Шестой группой армий.

Девятнадцатого сентября американские войска, разгромив немецкий гарнизон, взяли порт Брест в Бретани. Кроме того, им удалось окружить и изолировать от внешнего мира гарнизоны в портах Лориан и Сен-Назер, которые всё ещё продолжали держать осаду. Зато удалось полностью изгнать противника с побережья Франции и Бельгии, что привело к полному распаду германского Атлантического вала. Ноябрьское наступление на северо-востоке Франции привело американские и французские войска к Верхнему Рейну в Эльзасе. Была освобождена большая часть Эльзаса и Лотарингии, а вермахт потерял практически все свои позиции в Западной Европе.

Люциус по-прежнему каждую пятницу бывал у Риддла, с которым обсуждал положение дел на фронте, и от которого продолжал ждать новостей об освобождении военнопленных. К декабрю Первая американская армия заняла позиции в северной части Арденн между Сен-Витом и Льежем. К югу от Арденн другие части Третьей армии вклинились в «линию Зигфрида», создав плацдарм на восточном берегу реки Саар. Здесь шла подготовка наступления на Саарскую область. Командование заранее готовилось к контрудару противника, расположив крупные группировки войск к северу и к югу от Арденн, а в самих Арденнах — намеренно ослабило оборону, оставив там две пехотные дивизии. Шестнадцатого декабря в начале операции немецким войскам удалось прорвать фронт англо-американских войск на участке в восемьдесят километров и захватить в плен около тридцати тысяч солдат и офицеров.

— Они расстреливают пленных, — взгляд Риддла отливал свинцом.

Люциус почувствовал, как под ним закачался пол кабинета.

— Они не посмеют...

— Они посмели.

Риддл протянул Люциусу короткое сообщение о том, что семнадцатого декабря возле бельгийского городка Мальмеди отряд под руководством полковника СС Пайпера расстрелял более сотни пленных американских солдат.

— Люфтваффе — не СС, — Люциус стиснул зубы.

— Да. И за это я даже готов поставить свечу в любом храме.

Наступление вермахта захлебнулось у бельгийского города Селль утром двадцать пятого декабря. По иронии судьбы это был последний населенный пункт на пути к Маасу. Здесь было «острие» Арденнского выступа — самая западная точка немецкого наступления в Арденнах. И теперь уже можно было не сомневаться, что стратегическая операция немецких войск в Арденнах закончилась крахом. Они не только провалили самую важную из тактических задач — не смогли захватить мосты через Маас, но и не достигли самой реки. И львиная доля неудачи была связана с проблемами снабжения топливом и боеприпасами. Поэтому, несмотря на приказы Гитлера продолжать наступление, немецкие войска начали отход.

Рождество Люциус собирался встречать дома в узком семейном кругу. Впервые их оставил Драко, отправившийся к Сириусу по делу, которое счёл важным. На удивление Нарцисса отнеслась к этому очень спокойно — наверное, так на неё действовало ожидание рождения племянника. К этому событию она готовилась гораздо обстоятельнее, чем легкомысленная Бель, настроение которой менялось едва ли не каждый час — то она полностью собиралась посвятить себя ребёнку, а то снова рвалась в небо. Люциусу казалось, что Нарцисса просто пропускает мимо ушей все слова сестры.

— Люци, поговори хоть ты со мной, — Бель капризно поджала губы и, заметив тоскливый взгляд Люциуса на дверь, опустила взгляд на плодоносное чрево. — Пожалуйста.

Против таких доводов он был бессилен, а Беллатрикс воровато оглянулась и, убедившись, что в комнате они одни, тихо спросила:

— Как он?

— Нормально.

Люциус разозлился и на Бель, нарушающую негласные договорённости, и на Риддла, которому изменила его обычная проницательность, и на себя за то, что ничего не может с этим поделать. Ему хотелось хоть как-то её утешить, но обманывать фальшивыми надеждами он не мог.

— Мне он снится, — тихо прошептала Бель. — Каждую ночь... ох, Люци, ты не представляешь, как я скучаю. Нарси говорит, что когда появится ребёнок, то всё пройдёт. Ты в это веришь?

— Не знаю.

— А у тебя как было?

— В смысле? — опешил Люциус.

— Ну, ты же любил Снейпа, — Беллатрикс мучительно поморщилась. — Но выбрал Нарциссу и Драко. Или так и не выбрал?

Люциус хотел возмутиться или даже рассмеяться в ответ на такие нелепые обвинения, но почему-то не смог. Он просто не знал, что ответить. Или знал?

— Я не выбирал, — глухо сказал он.

Спас его настойчивый стук дверного молотка, и Люциус поспешил к двери — место Добби так и осталось вакантным, но при том образе жизни, что они теперь вели, это не сильно напрягало. Вот только, открыв дверь, Люциус ощутил себя не в своей тарелке. И немудрено — на пороге стоял Том Риддл.

— Добрый вечер, — он галантно поклонился. — Могу я войти?

Люциус посторонился, пропуская нежданного гостя и гадая, какие черти его сюда привели. Про Бель он никогда не спрашивал, но это ничего не означало.

— В Рождество принято делать подарки, — улыбнулся Риддл.

Он вручил Люциусу какую-то коробку и без лишних слов направился в гостиную, где была Бель.

— Мистер Риддл, — тихо окликнул его Люциус. — Стойте.

— В чём дело?

— Дело в том, что у нас сейчас гостит моя свояченица, и если вы по какой-то причине не хотели бы с ней встречаться...

— Дело в том, дорогой мистер Малфой, — перебил его Риддл, — что я пришёл исключительно ради этой встречи. У меня есть разговор к леди. Вы позволите?

Разумеется, Люциус позволил. Но это вовсе не означало, что он, умывая руки, поспешил остаться в стороне. Нет! Он поспешил в комнату, смежную с гостиной, где было всё отлично слышно, и откуда не составило бы труда вмешаться в разговор, чтобы повлиять на его ход. Конечно же, если на то будет необходимость. Он был готов ко всему и очень надеялся, что Нарцисса, находясь в запертой спальне на втором этаже, просто не услышала, что у них появился гость. Чтобы ничего не упустить, Люциус подошёл вплотную к двери и прислушался.

— Зачем ты пришёл?

— Хотел поздравить тебя с Рождеством.

— Спасибо. Я тронута, — в голосе Бель прозвучал невесёлый смех. — Я тебя тоже поздравляю и желаю счастья, ну и всего остального, что принято. Всё?

— Бель, а ты ничего не хочешь мне сказать?

— О чём?

— Допустим, о своём состоянии.

— Это только моё состояние, Том. Не понимаю, зачем о нём говорить.

— Бель, мне казалось, что я имею некоторое отношение к твоему состоянию.

Вкрадчивый голос Риддла заставил вспомнить об опасности, которую таил этот человек, но вмешиваться было рано.

— Объясняются? — Нарцисса появилась совершенно беззвучно, и от неожиданности Люциус вздрогнул, едва себя не выдав, но она быстро зажала ему рот: — Тш-ш!

Нарцисса прижалась к Люциусу, и почему-то этот простой жест мгновенно успокоил, давая возможность продолжить наблюдение.

— Нет, Том. В моём состоянии виновна лишь я сама, и мне не нужны от тебя подачки.

— Ребёнку нужен отец.

— Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Казалось, они говорили на разных языках, об одном и том же, но не понимая друг друга.

— Идиоты!

Нарцисса было дернулась, но Люциус удержал ее от поспешных и необдуманных действий:

— Тише! Они или разберутся в этом сами, или нет — ты им не поможешь.

— Люци, но это глупо... они же...

— Да. Но они должны сами это понять. Только сами.

Нарцисса зажмурилась и закусила губу, пытаясь обуздать эмоции, и наблюдая за ней, Люциус не сразу понял, что атмосфера в гостиной изменилась. Голос Риддла был так же тих и спокоен, но теперь в нём появились новые нотки.

— Я незаконнорожденный. Бастард. Моя мать влюбилась в хозяина богатого поместья и согрешила с ним, после чего бежала от позора. Она родила меня едва ли не на ступенях приюта и умерла, наверное, даже не подержав в руках. Мне рассказали об этом монахини, которые приходили в наш приют, чтобы спасти «заблудшие души». Они находили эту историю «романтичной» и «трогательной».

Риддл перевёл дух, а Люциус вдруг понял, когда и где слышал эти интонации в его голосе — память услужливо подбросила сцену прощания с Мальсибером. Бель молчала, и можно было лишь гадать, какой эффект оказывают такие признания на неё... что-то подсказывало, что такого Риддла не знал никто.

— Они же надоумили меня попытаться отыскать отца. Это были годы той мировой войны, когда никому не до кого не было дела, — голос Риддла дрогнул. — Мне было пятнадцать, когда я бежал из приюта, и я тогда ещё во что-то верил.

— Том... — тихо прошептала Бель.

— Всё было не так ужасно, как можно подумать. Мой отец погиб где-то в Силезии, а его родители были слишком убиты горем, чтобы им пришло в голову, что я могу нуждаться в помощи. Да я и не просил её!

— Но как ты... всё вот это...

— Мне повезло. Бель, сейчас разговор о другом. Неужели ты думаешь, что я позволю моему сыну пройти через такое?

— А почему ты решил, что будет сын?

— Не важно, кто это будет, но мой ребёнок родится в законном браке.

— Но... Том... а что будет, когда он вернётся?

Люциус понял, что перестал дышать в ожидании ответа.

— Он навсегда останется для меня близким человеком, и я буду счастлив знать, что счастлив он, — Риддл выдохнул через зубы. — Даже больше, я никогда не откажу ему в поддержке и помощи, но при этом... Бель, в жизни у меня было только два близких человека. Он и ты. И если его для себя я потерял, то тебя удержу. Чего бы это ни стоило. Бель, ты чего? Ты же никогда...

— Только со своими, — голос Бель звенел от слёз. — Я думала, этого никогда...

За дверью целовались. Нарцисса тихо всхлипнула и, расплакавшись, уткнулась в грудь Люциуса, а потом запрокинула мокрое от слёз лицо и прошептала:

— Ты ведь не отпустишь меня? Когда...

Люциус не дал ей договорить. Он принялся целовать её глаза, губы, шею, шепча одно только слово: «Никогда».

В чувство его привела хлопнувшая входная дверь. Ни Риддла, ни Бель в доме не оказалось, и когда Люциус уже хотел броситься на поиски, Нарцисса указала ему на записку, придавленную к столу канделябром.

«Мы — венчаться. Том обо всём договорился. За вещами заедем завтра. Ваша Бель».

Всё-таки её сумасбродство было заразительным.

На следующий день, встретив в штабе Риддла, Люциус не знал, как себя вести, но тот разрешил все сомнения, кивком пригласив в свой кабинет. Там он разлил по бокалам коньяк и, пристально глядя Люциусу в глаза, сообщил:

— Поздравьте меня, мистер Малфой, с законным браком. Моя супруга почему-то решила, что вас это известие непременно обрадует.

— Она была права, — улыбнулся Люциус. — Я рад.

— За неё?

— За вас тоже. Скука вам с ней точно не грозит.

— Надо же, а я так хотел поскучать в старости.

Риддл, очевидно, лукавил и совершенно точно испытывал к Бель нежные чувства — это ощущалось сразу. И дело даже не в публичных проявлениях этих чувств — которых, кстати, и не было! — а в том, какой умиротворённой стала мятежная Бель. И пусть Люциус так и не понял, что она нашла в Риддле, но определённо это было не его дело. Нашла — и хорошо.

Утром первого января Беллатрикс родила дочь, но как следует отметить это событие не получилось. В этот же день в рамках операции «Боденплятте» около тысячи немецких самолётов нанесли внезапный удар по авиастанциям во Франции, Бельгии и Голландии. Союзники потеряли почти пятисот самолётов, а кроме того, были значительно повреждены взлетно-посадочные полосы и хозяйственные сооружения авиабаз. Но и для люфтваффе итог операции был крайне тяжёлым: авиация и зенитные установки союзников уничтожили около трёхсот самолётов противника, при этом половина пилотов погибла, а около семидесяти попали в плен. Кроме того, первого января немецкие войска вновь перешли в наступление — на этот раз в Эльзасе в районе Страсбурга с целью отвлечения сил союзников, но это были уже лишь отвлекающие удары локального характера, проводимые небольшими силами. Стратегическую инициативу вермахт потерял безвозвратно.

Люциусу приходилось ночевать на службе, но зато он без промедления узнавал последние новости с фронта и продолжал следить за «своими». Он успел порадоваться лёгкому ранению Лонгботтома, которого на время восстановления направили инструктором в авиашколу. Потом он навестил в лондонском госпитале контуженого Артура и тоже смог выдохнуть. Жив! А если учесть, как стремительно приближалась победа, то и Фрэнка, и Артура можно было считать выжившими в этой бойне. Теперь оставалось только дождаться освобождения пленных.

* * *

К концу марта на Западноевропейском театре военных действий сложилась крайне благоприятная обстановка для союзников. После поражения в Арденнской операции, отходе с левого берега Рейна и провала Маас-Рейнской операции германские войска были очень ослаблены. Недостаток сил и средств не позволял немецкому командованию создать сколько-нибудь прочную оборону на западном фронте, даже на таком стратегически важном направлении, как рурское. Малочисленные резервы не могли оказать эффективное влияние на успешную оборону. Разгром немецкой группы армий «Б» в Руре вызвал крушение всего немецкого Западного фронта, организованное сопротивление прекратилось, и союзные армии стали быстро продвигаться на восток, встречая лишь небольшое сопротивление немцев в отдельных местах.

И тем сложнее было Люциусу справиться с тревогой. Он не мог перестать думать о Северусе и о том, как непросто выжить в этой агонии. Поэтому, когда адъютант Риддла пригласил Люциуса, намекнув, что его ждёт освобождённый из плена лётчик, Люциус почти бежал. Однако, к его огромному разочарованию, в кресле посетителя сидел Мальсибер.

— Доброго дня.

— Доброго, — Люциус попытался унять сбившееся дыханье и не выдать своих эмоций. — Вы один?

Мальсибер виновато улыбнулся:

— Да.

— Он жив?

— Не знаю.

Риддл проявил себя гостеприимным хозяином, предложив выпить, и, очевидно, оценив смятение Люциуса, сам принялся расспрашивать Мальсибера. С его слов выходило, что в январе, когда над лагерем нависла угроза захвата русскими частями, наступавшими на Бреслау, узников посадили в автофургоны для перевозки скота и разделили. Американцев отправили в Люкенвальде, около Берлина, а остальных — в старый лагерь для интернированных моряков около Бремена. Фатальных потерь не было, но многие были обморожены. Этот пеший марш был гораздо неспешнее, да и погода стала значительно теплее. Немцы собирались переместить их в Данию, где хотели попытаться договориться с союзниками. К тому времени большинство нацистов из охраны исчезли — кто скрылся, а кто отправился сражаться до конца. Оставшиеся же хотели быстрее увидеть конец этой неравной борьбы. Так что пленные сами устанавливали темп марша, который никогда не превышал пяти километров в день. В конце концов, около Любека колонна пленных оказалась в полосе продвижения британской бронетанковой дивизии, после чего и начала обратный путь к свободе.

С Северусом Мальсибера разделили по разным секторам лагеря ещё после того побега, поэтому они оказались в разных колоннах. И всё-таки его появление вселило надежду. Когда Риддл оставил их одних, Мальсибер явно почувствовал себя не в своей тарелке, и Люциус понял, что бедолаге некуда пойти. Конечно же, Риддл примет в его судьбе живое участие, но это могло задеть Бель, да и сам Мальсибер из-за всех этих переживаний перестал быть чужим. Решение пришло на ум сразу и поразило своей простотой.

— Рейнард, где ты остановился?

— Пока на вокзале. У меня как-то не заладилось с домом — я всегда жил или в общежитии, или в казарме, а когда везло — в гостинице.

— Поэтому ты пойдёшь со мной. Прежде, чем думать о дальнейшей судьбе, тебе надо отмыться и сменить вещи. Эти — сжечь.

Похоже, Мальсиберу было всё равно, и он безропотно пошёл за Люциусом. В доме он был предельно вежлив и обходителен. Ему даже удалось понравиться Нарциссе и завести дружеский разговор с Драко. Конечно, после того как принял ванну, побрился и избавился от вещей, отвратительно пахнущих бедой и болью. Люциус исподтишка приглядывался к нему, пытаясь понять, что в нём нашёл Северус.

А ночью Мальсибер кричал от мучивших его кошмаров. Люциус несколько раз стукнул в дверь гостевой спальни и вошёл, обнаружив его на разворошённой постели. Во взгляде Мальсибера плескалось безумие, и почему-то именно оно помогло сделать последний шаг. Люциус уселся на кровать рядом с гостем и протянул ему сигареты:

— Будешь?

— Да.

Они сидели рядом, едва касаясь плечами друг друга, и курили, а потом Мальсибер прошептал:

— Мне снился он. Мёртвый.

— Что он для тебя?

На ответ Люциус не надеялся, но ночь стирала все границы разумного и рушила барьеры.

— Я сам не заметил, как в него влюбился... поначалу он был для меня лекарством... ну, ты знаешь, от чего... а потом... потом мне захотелось стать лекарством для него. Он тяжело переживал разрыв с Лили, и я подумал, что у нас может получиться... оно и получилось. Но очень не сразу.

— Ты его любишь?

— Да. Я ведь за него...

— Я видел, — Люциус вспомнил его последний таран. — Я доложил о твоём героизме.

Мальсибер поморщился:

— Будто это чему-то помогло.

— Вы там были вместе.

Мальсибер кивнул и, затушив окурок, спрятал лицо в ладонях, бормоча о своём страхе. И что с таким делать?

— Рейнард, а чем ты планируешь заняться?

— Вернусь в авиацию. Я больше ничего не умею.

— Когда и куда?

— Не знаю...

— Значит так! — Люциус сцепил пальцы в замок, энергично разминая. — Ты поедешь в Уик. Я напишу Маккензи, он примет тебя, как родного. Жить будешь в моём доме, а заодно присматривать за ним, чтобы не развалился. А когда появится Северус, он тебя там найдёт.

Мальсибер ошарашено уставился на него, и Люциус ещё раз порадовался, что упавшие цены на недвижимость не позволили ему продать дом. В качестве особого условия он назвал кормление собаки, на что Рейнард тут же согласился. В конце концов, Люциус планировал просить приглядеть за домом Северуса. Кто ж знал, что тот будет не один?

Нарцисса и Беллатрикс горячо поддержали такое решение, а Риддл благодарно пожал Люциусу руку и к его рекомендации добавил направление от штаба. Мальсибер уехал через неделю, за которую успел подружиться с Драко и, кажется, даже договориться с ним о встрече на параде победы.

А победа уже просто витала в воздухе, опьяняя лучше любого коньяка. Второго мая был взят Берлин и закончена Итальянская кампания. А в ночь на седьмое мая в ставке Эйзенхауэра в Реймсе генерал Йодль от имени германского командования подписал акт о капитуляции. Впрочем, восьмого мая в предместье Берлина Карлхорсте акт о безоговорочной капитуляции вооружённых сил Германии был подписан уже официально и в присутствии представителей СССР, США, Великобритании и Франции. Всё было кончено. Всё!

Люциуса разбудил телефонный звонок. Звонить могли только из штаба, что всегда означало какие-то неприятные известия.

— Приезжай, — тихо сказал в трубку Риддл. — Он вернулся.

Люциус собрался за считанные мгновения и, понимая, что ждать, пока за ним приедет Крэбб, долго, выскочил на улицу, где, пользуясь служебным положением, остановил военный грузовик и велел гнать в штаб.

Северус сидел в кабинете Риддла и, заметив Люциуса, поднялся, неловко разводя руки.

* * *

— Жив! Ты жив! Ты вернулся!

Люциус стиснул его в объятьях, бормоча о том, как счастлив, как скучал, и что теперь всё будет хорошо. Северус сильно похудел, а его лицо, шею и кисти рук покрывал коричнево-бурый загар, граница которого проходила явно по закрытой одежде. Он уже успел переодеться в армейскую форму с чужого плеча и казался ужасно смущённым.

— Люци, — наконец сумел заговорить он. — Живой...

Риддл поручил своему водителю отвезти Люциуса с Северусом домой, где Нарцисса уже успела накрыть на стол. Сначала они сидели за столом втроём, потом приехала Бель с ребёнком, потом с ними незаметно оказались Риддл и Драко... и только утром они остались в столовой одни. Все новости были рассказаны, павшие помянуты и оплаканы, и Люциус протянул Северусу сигареты:

— Будешь?

— Как в старые добрые времена.

Курить они вышли в сад, и Люциус, не удержавшись, сначала обнял Северуса за плечи, а потом просто встал рядом, чувствуя его тепло. Теперь уже точно всё будет хорошо. Война закончилась.