Виноваты звёзды (джен)

Стоя в семейном склепе, Вальбурга думала о том, что скоро она сможет вернуться домой, закрыться на сто замков и вполне законно никого не впускать и не принимать столько, сколько ей заблагорассудится. Как же это заманчиво. И всё же, как бы ей этого не хотелось, она с тоской приняла тот факт, что это невозможно.

За ночь на неё свалился ещё один ребёнок — и весьма непростой. Избранный. Мальчик-Который-Выжил. Сложив в уме два и два, леди Блэк откинула иллюзии насчет чрезмерного участия Сириуса в воспитании мальчика Поттеров. Мужчины, желающие добиться чего-то в Министерстве, были в представлении Вальбурги кем-то вроде священников, только без целибата. Рано или поздно они женились на своей работе, даже если жена у них уже была, и количество времени, проводимого ими дома, начинало стремительно сокращаться. Леди Блэк предполагала, что скоро Сириус заиграется в игру «аврор и преступники» и дети — что его родная дочь, что порученный ему мальчик — отойдут для него даже не на второй план, а многим дальше. И она не собиралась этому препятствовать, ведь намного лучше, когда Сириус не путается под ногами, пока она делает всё, как хочет.

Внучка, Избранный. С ними хотя бы понятно, что делать. Кто ещё? Конечно же, её сыновья.

В молодости Вальбурга обещала себе — и даже была уверена, что у неё получится — перестать опекать их. Достигли совершеннолетия — и до свидания. Счета в Гринготтсе есть, а дальше сами. Хотите — приумножайте, хотите — наоборот. Но её план потерпел неудачу, когда открылось, что старший только и ждёт возможности нарваться на Аваду со своим вечным героизмом, а младший настолько ушел в себя, что однажды не сможет оттуда вернуться. Хуже всего, что и первый, и второй сами считали себя настолько взрослыми, что отгородились от неё непробиваемыми щитами, не пропускающими никаких наставлений, помощи. Они были глухи и слепы, а Вальбурга висела на волосок от сумасшествия, понимала, что может потерять их обоих. Осознавая, что упустила что-то и это теперь не вернуть — какой-то важный момент или элемент воспитания, возможно, где-то утратила бдительность, не отнеслась серьезнее, чем следовало. Ни с Атрией, ни с мальчишкой Поттеров она себе этого не позволит. При малейшем сигнале она будет бить тревогу и работать.

А пока шторм немного утих. Хотя океан — непредсказуемая вещь.

Спасибо, война, что сохранила им обоим жизни, не наказала её за какую-то, совершенную далеко в прошлом, провинность, а дальше — уже черёд Вальбурги сделать всё, что в её силах, для своей семьи. Даже если этого, как обычно, никто не заметит.

Она собралась с духом, вышла из склепа и направилась к доктору Деймосу Гампу и его супруге, чтобы пригласить их на чай. Регулус непонимающе на неё покосился.

* * *

— Конечно, непременно, Регулус, и я всеми руками за то, чтобы ты вернулся ко мне в ученики. Устал повторять это, но ещё раз — я не понимаю, почему мой самый одаренный ученик вдруг прислал мне письмо с извинениями и сообщил, что не может более продолжать обучение. Это ведь какая-то нелепость, дорогой мой. Сначала и вправду думал, что розыгрыш, шутка, — доктор Гамп пытался изобразить серьёзный тон, но у него получилось только вызвать у всех улыбку.

Регулус тоже не смог сдержаться, чтобы уголки губ не поползли вверх, и опустил глаза в свою пустую чайную кружку. Защититься от харизмы старика Гампа было не под силу и ему.

— Ещё раз прошу вашего прощения, доктор Гамп. Это был импульсивный поступок. В тех обстоятельствах я подумал, что нужен своей семье и мне следует, отказавшись от всего, помочь маме приглядывать за отцом, — он заговорщически взглянул на Вальбургу. Она участливо кивнула в ответ, подтверждая эту высосанную из пальца отмазку.

Сигнус зашел к ним в самый разгар чаепития и решил подождать, пока обмен любезностями закончится. На его физиономии не было и намека на дурные известия. Как адвокат, он превосходно умел держать лицо и сейчас беззаботно попивал вместе со всеми чай, ухватывая один круассан за другим. Регулусу не терпелось узнать новости от дяди. Время от времени Сигнус улыбался, что давало какую-то почву для оптимизма.

— В таком случае, — сказала леди Анна Гамп, — я очень рада, что всё прояснилось. Деймос даже мне иногда жаловался на то, что не понимает, что произошло, и почему Регулус действительно ушел. Теперь его лучший ученик на месте, и он перестанет ворчать.

Доктор Гамп фыркнул на эту подколку.

Все поднялись из-за стола для прощаний, а потом Гампы удалились через камин. Кикимер появился в столовой, принялся ворчливо собирать кружки и пустые заварники. У него были основания — за ближайшие сутки в этом доме выпили столько чая, сколько обычно уходило за неделю.

Блэки снова присели за стол.

— Так, — начал Сигнус. — Буду краток. Небольшой, символический суд будет — только из-за капризов Грюма. Однако Метки у тебя нет, и свидетелей твоей пожирательской деятельности не нашли. Пожирателей понемногу отлавливают, я был на их допросах сегодня. Никто твоего имени как сообщника Лорда под Веритасерумом не произнес, более того, многие вовсе путают тебя с Сириусом и называют предателем крови, что нам очень на руку. Так что можешь смело отправляться на учебу к Гампу. Сейчас все заняты ловлей рыбок покрупнее, а обвинение Грюма на фоне этого выглядит просто нелепым. Никто его к тебе не подпустит, с Аврората уже достаточно устроенных им скандалов.

Регулус внимательно его выслушал и благодарно кивнул.

— Спасибо, дядя.

— Не стоит благодарности. Заверните мне с собой пару булок, у меня обед, — он взглянул на свои наручные часы. — Уже заканчивается.

Кикимер метнулся на кухню, после чего передал Сигнусу кулёк, и он тоже исчез в камине.

Вальбурга и Регулус остались в столовой одни. Регулус несколько раз пытался что-то сказать, поднимая руки как бы в сопровождение своего вопроса, и каждый раз замолкал, не решаясь озвучить. В конечном итоге он присел на стул, опёрся локтями на стол, опустил голову и запустил руки в свою шевелюру, лохматя волосы.

— Когда ты успела придумать снова отправить меня на учебу к Гампу? — всё-таки спросил он, всё так же сидя сгорбившись и держась за голову.

— Какая разница, если идея прекрасная? Или ты не рад?

— Я вообще ещё ни о чем не думал.

— Вот и отлично. Теперь тебе и не надо.

Регулус хмуро на неё посмотрел.

— Или ты хотел сначала поболтаться без дела год-другой. Может быть, снова предаться каким-то размышлениям, сбежать из дома, исчезнуть?

— Как-нибудь разобрался бы, спасибо, — раздраженно ответил Регулус.

— Хорошо, скажи мне, пожалуйста, по-хорошему. Ответь на вопрос — чего ты хочешь?

— В плане?

— Чего ты хочешь от жизни? Чем ты хотел бы заниматься? — Вальбурга вглядывалась в глаза сына с несвойственной ей искренностью, с каким-то странным сверкающим взглядом, пытаясь прочесть что-то в этой кофейной гуще.

От неё не укрылось, что сын начал тарабанить пальцами по столешнице.

— Я никогда не понимал этого, — признался он. — Было множество вещей, которые интересовали меня, но я понятия не имел, чем связать свою жизнь. Податься в науку, может, стать артефактором, как ты и отец, или попытаться найти что-то ещё. А потом появился Лорд. Всё это произошло именно в тот момент, когда я так много думал о том, кто я. И недавно меня осенило — может быть, моя судьба бороться против него, уничтожить его?

Блеск в глазах Вальбурги мгновенно исчез. Вернулась привычная интонация безжалостного мясника.

— Таков твой ответ? Посвятить всего себя его уничтожению?

— С тем, что я знаю — я должен.

— Я не воспитывала тебя человеком, который должен взваливать всё на себя. Мне интересно, откуда это в тебе. Я не могу понять этого.

— Мама, взгляни на себя. Сдался тебе наследник Поттеров и его воспитание. Ты просто не хочешь доверять это никому другому, считаешь, что должна справиться с этим сама — я тоже кое-что знаю о тебе, да. Но с чего, скажи мне, тебе брать на себя этого ребёнка? Ты просто так хочешь. И считаешь, что ты должна сделать это, а не кто-то другой. Почему?

— Вырастить Избранного — это почетно, — уклонилась она.

— Окончательно уничтожить Тёмного Лорда — тоже.

— Но это не профессия. Не занятие. Что потом? Уничтожение не должно быть смыслом жизни. Я пытаюсь помочь тебе найти путь, как человек, который знает тебя… и не спорь с этим! Почерпнул эту поганую манеру перечить мне у своего брата!

Регулус очень хотел уйти, находя разговор бесполезным, запоздавшим на несколько лет.

— Знаешь, что я вижу? — продолжала мать. — Что ты хочешь быть им.

— Нет.

— Конечно, нет, — с сарказмом протянула леди Блэк, выглядя при этом в точности как её отец. — Ты всегда любил его. Ты всегда хотел быть как он. Ты видел, как мы боролись с ним. Он был не как Блэк. Не как я, не как твой отец. В нём есть что-то от Арктуруса, но, тем не менее, его, если можно так сказать, исключительность заразила тебя. Он твой детский герой. Ни Мерлин и ни Салазар, ни все эти люди из книжек, которые ты читал — никто из них не мог переплюнуть твоего старшего брата, по твоему мнению. Ты делал всё как он, у тебя не получалось, он тебя задирал за это. Со временем твой герой превратился в воплощение того, кем тебе никогда не быть, а потом и вовсе сбежал. Отношения с нами он, можно сказать, сровнял с землей в последний день здесь, но кого он действительно предательски бросил, так это тебя. Честно говоря, будь я на твоем месте, точно не смогла бы стерпеть даже его присутствие. Но ты почему-то не ненавидишь его после этого. Только глубоко оскорблен и не хочешь сознаться, что твой брат имеет для тебя ещё какой-то вес, — ей больше не хватало воздуха, чтобы дальше говорить.

Регулус с безразличным взглядом смотрел на свои руки, лежащие на столе.

— Но знаешь, в чем соль, дорогой сын? Ты просто другой. Ты не Сириус. У тебя свои способности и особенности. Кто-то может драться, быть талантливым в этом. А кто-то может смотреть в суть вещей, понимать, думать, — закончила Вальбурга, надеясь, что он хотя бы слушал.

Он знал, что мать решила отдать кольцо Сириусу. А теперь эта дискуссия, как успокаивающий приз.

— Не хочу сидеть в лаборатории всю жизнь, — не отрываясь от разглядывания рук, ответил Регулус.

Вальбурга даже слегка опешила. Начни она так грубо перелопачивать душу старшему, в неё бы уже полетел стол. Её талант «надавить» на Сириуса действовал просто катастрофически. Но перед ней сидел младший сын, в свои неполные двадцать, если отбросить его интеллектуальные способности, и всё, что ему выпало пережить — абсолютный ребёнок, до сих пор не избавленный от грёз и мечтаний однажды стать воином. От удивления она открывала рот как рыба, пытаясь подобрать слова.

— Тебе и не надо сидеть в лаборатории. С чего ты предрёк себе такое? Неужели в твоём видении одарённые мозгами люди обязательно живут именно так?

Оказывается, думала леди Блэк, с младшим сыном разговоры получаются намного результативнее. Почему ей не пришло в голову поговорить с ним раньше? Обо всём. О жизни. О нём. Узнать, как он видит всё. Интересная находка и педагогический провал в одно время.

— Вижу это вокруг. И постоянно. Либо люди воюют за то, во что верят. Либо они прячутся, делают вид, что им безразлично. Я не хочу быть как вторые. Посмотри на доктора Гампа — неужели он ничем не мог бы помочь в борьбе с Лордом? Он ведь блестящий ученый, но он бездействовал, как и многие другие.

— Да, он мог бы предоставить косвенную помощь, как это сделал ты, — согласилась Вальбурга. — Но ты ведь не хочешь, чтобы доктор Гамп в своем возрасте вышел драться с Пожирателями?

— Конечно, нет.

— А ему бы пришлось, если бы кто-то узнал, что он помог хоть как-то. Рискуют все, кто попадает хоть в какую-то немилость. Нашей ли семье не знать об этом, Регулус, — она посмотрела на него — изменений в состоянии сына не наблюдалось. Мордред, как ей донести это до него? — Послушай, чтобы бороться с кем-то, не обязательно швыряться проклятьями, понимаешь? Используй свои идеи, развивайся в этом. Ведь ты нашел его секрет — а это намного важнее, чем сражаться, как орденцы. Это намного важнее, чем сражаться с тем, кого даже нельзя убить. Ты не Годрик Гриффиндор, но это не повод преуменьшать свои способности. Они храбры, но ключ к победе над ним у тебя. Герои — они в сказках, посмотри вокруг — у кого есть и голова, и смелость?

— У моего брата.

Нет, он что, издевается над ней? Вальбурга рассвирепела за секунду, будто дракон.

— Регулус Арктурус Блэк! Я пытаюсь беседовать с тобой! — кажется, и эта воспитательная практика себя исчерпала, поэтому леди Блэк решила вернуться к тому, что с Регулусом, по крайней мере, в детстве всегда работало. — Больше не собираюсь утирать твои сопли, мой дорогой друг. Я тебе изложила всё, что думаю, как этим воспользоваться — уже на твоё усмотрение. Завтра занятия у доктора Гампа. Советую почитать литературу, которую он подсказал, если не хочешь ударить в грязь лицом, — тут она, конечно, хватила лишнего, но ведь сын и правда отстал от своей группы, когда бросил обучение. — Пока тебе некого убивать, хотя бы поучись. Неучи некому не нужны. Даже у твоего старшего брата теперь есть полноценное образование! И, кстати, дед Поллукс советовал тебе немедленно и вплотную заняться переводом книги, которая была интересна Лорду. Если у тебя вдруг закончатся занятия и ты захочешь снова предаться меланхолии — обращайся ко мне, — пылко выдала она, заправив выбившийся из прически локон. По лицу матери Регулус с едва заметной усмешкой заметил, что ей не терпится сказать что-нибудь ещё. — Кикимер, кентавр тебя затопчи! Где обед? Где дети? Почему они не кормлены?!

От повышенных интонаций матери Регулус сам не заметил, как собрался в кучку, но всё-таки ему не хотелось показывать, что её слова будто бы как-то его зацепили. Сказав это себе, он выпрямился, поднял подбородок и беспристрастно сказал:

— Спасибо за заботу, мама. Я обязательно дам тебе знать, если вдруг забуду, чего хочу.

Вальбурга хладнокровно промолчала.

Жаль, ещё раз подумал Регулус, что слишком поздно для этого разговора. Его успокаивают будто после недоразумения, как будто он — самое слабое звено, которое так легко обломится, не получив какое-то кольцо.

* * *

Днем Вальбурге пришло письмо: Нарцисса приглашала их на ужин. Писала, что очень соскучилась, хочет увидеть всю семью. Люциуса сегодня ночью забрали авроры, ей было не по себе одной в мэноре. Леди Блэк понимала, сколько переживаний и страха было между строк этого письма. Всем Блэкам сейчас требовалась поддержка, и Вальбурге даже не приходилось размышлять, пойти или нет. Однако забившийся в библиотеку Регулус не разделял её окрыленности, заметив напоследок, что ему, во-первых, нужно прочитать некоторую литературу, чтобы завтра «не упасть в грязь лицом» на занятиях у Гампа, а, во-вторых, идея чаепитий и ужинов в день похорон отца его не очень прельщает. Вальбурга цепко на него посмотрела, распознав, что эти камни летят в её огород, и, объявила, что в таком случае она пойдет одна, повесив на него присмотр за детьми на этот вечер.

Как бы ей хотелось, чтобы Сириус стал холоднее, а Регулус наоборот — живее.

Её покоробило его «во-вторых». Да, сегодня она похоронила мужа. Любимого мужа. Но он всё ещё был где-то рядом. Настолько быстро всё произошло: вот он наконец-то пришел в себя, улыбался ей, а через мгновение они уже прощались, держась за руки. Настолько, что она не понимала, что больше не может с ним говорить в реальности. Внутри её головы до сих пор шел диалог с ним, и она спросила: «Орион, думаешь, не слишком, если я пойду поддержать Нарциссу?». Он лишь засмеялся в ответ, махнул рукой на глупость, которую она спросила. Вальбурга улыбнулась. Она чувствовала его присутствие. Зная человека всю жизнь, мы чувствуем, что он — неотделимая часть нас самих. Она не могла объяснить того, что ей в какой-то момент перестало хотеться плакать. Наверно, она должна была, если любила, так? Но она просто не плакала. Он был с ней, в её сердце. И она знала, что однажды они снова встретятся, но сначала ей нужно ещё многое сделать.

Возможно, она сходит с ума, подумала леди Блэк, но признала, что такое сумасшествие ей по душе, а остальным об этом знать не обязательно — как и о многих других вещах в её голове.

Регулус с нетерпением ждал, пока мать уйдет, чтобы эта гнетущая обстановка рассеялась. Он гипнотизировал стопку книг, собранных на полке, понимая, что ему совсем не хочется их читать. Наконец-то мать собралась и спустилась вниз. Как обычно, легко шелестя платьем. До библиотеки донесся запах её духов. Ни сказав сыну и слова, она удалилась к Малфоям, лишь крикнув напоследок некоторые указания домовику.

От того, что мать ушла, младшему Блэку не стало легче, совсем наоборот. Будто бы он должен был извиниться за что-то — сам не понимал, за что, но не сделал этого и оттого чувствовал себя низшим паразитом.

На пушистом ковре сидели Гарри и Атрия. Ребята застенчиво пытались выстроить коммуникацию друг с другом. Стадия «предложить игрушку» уже была пройдена, правда, Атрия сделала это немного грубо, двинув Избранному игрушечным единорогом прямо в щёку. Тот раскатисто заревел, что отпугнуло девочку от нового жителя дома на целых полдня. Сейчас они в целом поладили, но всё равно моментами относились друг к другу с опаской.

Регулус смотрел, как они играют, и вдруг подумал — ведь у них на двоих всего лишь один живой родитель. Сириус. И где хотя бы он? Очевидно, не здесь. Куда исчезают родители? Почему самые яркие детские воспоминания у него связаны именно с Сириусом?

До околошкольного возраста в его воспоминаниях родители — это голоса где-то на периферии. Ругающий за проступки голос, жутко усиленный Сонорусом. Этот дом был для них лабиринтом с опасностями, которые они иногда сами от скуки себе придумывали. Сражались со злыми колдунами, побеждали великанов, иногда пытались закрыть Кикимера в кладовке и сначала не понимали, почему не получается. Только Сириус всегда сам придумывал «опасности», как же ему хотелось сразиться с великаном, ударить его каким-нибудь заклинанием! А Регулус говорил: «Сириус, это… великаны же к заклятьям не восприимчивы». Сириус в ответ обзывал Регулуса мелким червяком и говорил, что это его «опасность» вообще-то. Ему приходилось подчиниться, потому что он хотел победить кого-нибудь вместе с братом. И вот, в тот момент, когда получалось кого-то победить, происходило самое страшное: победный шум вызывал тот самый доводящий до мурашек родительский голос, который звучал из подземелий дома на площади Гриммо, где расположены родительские мастерские.

«Сириус, Регулус, в свои комнаты. Без ужина!»

Сейчас он сам будто бы этот безликий голос. Как бы он поступал? Стал бы он наказывать детей? Пытаться втолковать им, что к чему и как надо жить, при этом отсутствуя большую часть их жизни? Его мать будто бы хотела искупить грехи, воспитывая Гарри и Атрию. Но сейчас она ушла.

Возможно, сейчас она и пропускает то, что пропустила и тогда, когда они с Сириусом были детьми.

Гарри, пыхтя, встал на ноги и пытался ухватить Атрию хоть за что-нибудь, показывая, что ей тоже срочно нужно встать, потому что приключения не ждут. Девочка быстро повторила за ним, вскочив на ноги. Парочка куда-то медленно двинулась, неуверенно хватаясь за доступные предметы мебели, чтобы облегчить своё перемещение. Внимание на Регулуса совсем не обращали.

Кого-то они ему напомнили.

Отложив книгу, которую вертел в руках ещё мгновение назад, намереваясь начать чтение, Регулус вздохнул и отправился за ними, осознав для себя, что не хочет быть просто голосом.

* * *

Редкий случай заставлял всех Блэков гурьбой собраться в Англии. Принадлежащие разным поколениям, женившиеся и вышедшие замуж — они не покидали свои семейные гнездышки, разбросанные по свету, без веской причины, а если это и случалось, спешили вернуться в родные пенаты, залечь на дно, возобновив привычную жизненную рутину.

Увидев на Кенсал-Грин родственников, память о которых хранили лишь сухие связки писем, лежащие в ящике стола, Нарцисса не смогла удержаться, чтобы не пригласить всех к себе на вечер. Она больше не могла сдерживать себя от общения, оставаться в изоляции ото всех, верно накапливая внутри обиды и лелея одиночество. Кричащее отчаяние на этот раз победило страх, боязнь вызвать неодобрение и гнев супруга, рьяно выступавшего против посиделок и «перемывания косточек» в такое неспокойное время. Люциус не знал, что Нарцисса сумела сохранить свою личность и душу, требующую внимания, заботы, участия — а ведь он так старался её уничтожить. Если бы Нарцисса не была потрясающей актрисой, ему бы это удалось, вне сомнения. Мастерство актера, говорила она себе, имея личные чувства, он показывает лишь те, что нужно. Люциус верил в игру супруги, после пары выговоров оставившей попытки поддерживать общение с родственниками, триумфально убежденный, что ей впредь и не нужно это общение.

Неприятным эффектом от разведенного театра стала уверенность Люциуса в недалекости жены, и запрет на «болтовню» не только с родственниками, но и кем-либо вообще, негласно стал ещё строже. Эмоции Нарциссы, которой было известно непомерное множество ужасной информации, находили выход только в кратких, почти пустых посланиях, переправлявшихся Блэкам через домовика. Она писала о Драко и о его первых успехах: начал сам переворачиваться, а затем сидеть, впервые сам взял в руки ложку. Письмами это и не назвать, и писать их, умалчивая всё, что Нарцисса знала, было сложно. Однако это был единственный способ избежать ещё больших вопросов от Блэков и хоть как-то умаслить их.

Несколько дней назад Нарцисса начала предчувствовать что-то нехорошее, обстановка в поместье накалилась, но Люциус выглядел ненормально довольным. Ей это не нравилось. А потом сова в открытую принесла письмо от тётушки Вальбурги Блэк, сообщавшей о смерти дяди Ориона. Всё произошло так внезапно, что убедительно играть не получилось, и красный как рак, разъяренный Люциус утроил грандиозный скандал, даже не справившись о содержании письма. Нарциссе было сказано не попадаться ему на глаза. Она скрылась в детской и, отбросив кропотливо привитое ей воспитание благородной дамы, принялась рыдать и осыпать супруга самыми отвратительными из известных ей ругательств. Нарцисса жаловалась Драко на его гадкого отца, расхаживая по комнате как ураган, вызывая у ребенка неподдельный интерес.

«Да чтоб его черт побрал!, — думала Нарцисса. — Нет, это я не хочу его видеть, пусть он скрывается по всему дому, чтобы не попадаться мне на глаза!».

Плотину терпения прорвало. Где-то под прекрасно сидящей на Нарциссе личиной зашевелилась гордость девушки по фамилии Блэк.

Под утро случился арест Люциуса. Нарцисса ещё несколько часов просидела у колыбели сына, прикрывая рот ладонью.

«Что же за поганый у меня язык», — подумала она.

Рефлексия была прервана, когда Нарцисса вспомнила о доставленном письме и спешно засобиралась на кладбище. Леди Малфой была сыта выговорами мужа и устала «играть», изображая покорность и непонимание, как глупая кукла. Она отчаянно хотела выбраться из заточения в собственном доме, чувствуя, что радоваться данной ей передышке неправильно, но всё же не могла найти в себе силы и дальше избегать семью. Люциус будет в порядке — насколько это возможно в данной ситуации. Ей ли не знать, как талантливо он способен выходить сухим из воды при любом конфликте, умея оправдаться и повесить собственную вину на противника.

Вначале их брак действительно можно было счесть удачным. Пока Люциус не начал шифроваться, пряча всё больше и больше секретов от неё. Одно дело притворяться дурой, когда тебе удобно, но быть ей на самом деле Нарцисса точно не желала. Продолжая надеяться на лучшее, даже получив несколько очень тревожных звоночков от своей интуиции, Нарцисса вцепилась в свою благоразумность мертвой хваткой: убеждала себя не спорить и помалкивать. Но эта чаша скоро переполнилась. Как же он обращался с ней! Как с назойливой собачонкой, а не женой. К тому же вляпавшись в такое, от чего теперь не отмыться. Именно в ту лужу грязи, о которой она его предостерегала. Но кто же слушает женщин!

Нарцисса даже не могла пока помыслить, как ей дальше жить в одном доме с этим человеком, который непременно вернется из заточения. Но вернуться — не отмыться, а лучше их отношения не станут. Вдобавок теперь её скользкий муж ещё и разрушил семейную репутацию. Не только его собственную — но и Нарциссы, и Драко. Конечно, он никогда не признает вины за это, что сделает его ещё невыносимее.

Оттого минута, когда Блэки пожаловали в мэнор по её приглашению, была воистину райской. Такого счастья Нарциссе ждать не придется ещё долго. Её сердце почти исцелилось благодаря их присутствию, хотя даже сейчас состав был не полным. Нелюдимый кузен Регулус как обычно скрывался за своими книжками. Сенсационно вернувшийся Сириус, наверно, ещё не на той стадии принятия, чтобы пожаловать в гости в дом действующего Пожирателя Смерти. Нарциссе было достаточно поддержки и внимания без них, она и не смела жаловаться.

И всё-таки было здесь что-то невидимое. Что-то молниеносно ускользающее от неё каждый раз, когда она намеревалась схватить это нечто.

После ужина, во время которого Блэки как в рот воды набрали, Нарцисса позвала всех в каминный зал на чай, в ожидании, что теперь они наконец-то выскажут то, что так терпеливо припасли. Приглашение Нарциссы было настолько спонтанным, что Блэки даже не успели сойтись во мнении о том, что им стоит говорить, а что лучше опустить. Но одно все знали точно — ни слова про ритуал и крестражи. Задача держать язык за зубами для старших Блэков была равносильна пытке. Арктурус на каждый взгляд молодой хозяйки мэнора выдавал странную сконфуженную улыбку и отводил глаза. Кассиопея отказывалась от своего любимого «Бургундского», чтобы не выболтать судьбоносный секрет. Сигнус и Друэлла отправились укладывать Драко спать. Дедушка Поллукс одиноко попивал виски. Мелания начала беседовать с ней о каминной кладке, которую в данной зале нашла просто восхитительной. Лукреция играла пьесу для фортепьяно и не имела желания отрываться от своего занятия.

У леди Малфой сложилось впечатление, что все они от неё куда-то разбегаются, игнорируя этого большого слона в комнате. Она посмотрела на сосредоточенную тётушку Вальбургу, сидящую в соседнем кресле — не хотелось её лишний раз беспокоить, но казалось, что она единственная, кто желает начать этот разговор, а не безжалостно тянуть время.

— Тётя, может, хоть вы мне расскажете, что происходит?

Очередной глоток чая получился слишком громким для Кассиопеи, она подавилась и громко прокашлялась. Лукреция, обособленно музицировавшая в стороне, именно в этот момент внезапно начала ужасно фальшивить.

Всё бы ничего, но Нарцисса, как актриса, могла распознать свои же приемы, и было жаль тратить драгоценное время в кругу родственников на то, чем ей придется заниматься весь остаток жизни, а именно — притворяться.

Вальбурга внимательно посмотрела на племянницу, собираясь с мыслями, чтобы начать:

— Тёмный Лорд — негодяй, безумный полукровка, ни во что не ставящий благородных, чистокровных волшебников, служащих ему. Он убил моего супруга. Позор всем чистокровным, принявшим его сторону. Я бы уничтожила этого психопата ещё раз, если нужно, а ты, Нарцисса, побереги своего мужа. И своего сына. Наберись храбрости, нам необходимо приспособиться к новым реалиям, чтобы выстоять.

Да, Нарцисса знала. Она сильно нуждалась в том, чтобы кто-то ещё сказал ей об этом, подтвердив, что она в своем уме. Что всё, что она видела и чувствовала — правда, как бы её супруг не пытался убедить её в обратном.

Для Люциуса она превратится в пыль под ногами, если попытается вразумить его, настырного глупого павлина, явно желающего забвения для своего дома. Он перестанет видеть в ней последний намёк на интеллект и присутствие здравого смысла в её словах.

Нарцисса не хотела быть запертой на чердаке, как его «выжившая из ума карга» мать — если он сделал это с родной матерью, то что же будет с ней, покажи она зубы?

Люциус безвозвратно потерян, но её сын — ещё нет.

— Наша семья приняла сторону, — продолжала Вальбурга, прокручивая на пальце перстень, до этого принадлежавший мужу. — И как доказательство этому, я окажу помощь Сириусу в воспитании мальчика Поттеров, за которым охотился Тёмный Лорд.

Глаза Нарциссы округлились. Непонимающе моргая, она напуганно захлопала своими длинными ресницами. В каминном зале повисла тишина.

Агрессивной, прямой оппозиции леди Малфой точно не ожидала от Блэков. Старшие были склонны обходить острые углы в дискуссиях «за» или «против» Волдеморта, выставляя вперед как щит свою доктрину чистокровности и пеняя на неё при каждом неудобном вопросе. «В первую очередь — мы за чистокровность!» Сами себе на уме. Регулус, ставший первым Пожирателем с фамилией Блэк, был подтверждением ювелирной увертливости — этот прием Блэки использовали до последнего. Дело в том, что они до конца не знали, что это за фрукт такой, этот Волдеморт, и почему они должны к нему вдруг присоединяться? Никакого громкого имени, только кучка любопытных идей, между которыми всё-таки проступал некий диссонанс. Блэкам требовалось больше времени, чтобы понаблюдать и сформировать какое-то заключение об этом реформаторе. Только самому королю революции не терпелось с ними поближе познакомиться, и это давление было почти тактильно ощутимым. Сначала вербовка Регулуса, потом его визит для знакомства с Орионом. Всё выглядело, как будто Волдеморту от них что-то надо, в то время как они прекрасно обходились без него.

Теперь же Блэки ясно видели его настоящее лицо и мотивы. Леденящий ветер перемен оттого не переставал пугать их меньше. Всем без исключения было ясно — требуется что-то менять. Но что конкретно? Что они могут изменить, чтобы одновременно сохранить себя, не предать себя?

— Но тётя, как же…

— Это был далеко не заключительный аккорд, Цисси, — включился в разговор Поллукс. — Вальбурга права — брось все силы на то, чтобы вразумить Люциуса. Тёмный Лорд уничтожит всех, дабы построить себе дорожку на Олимп.

— Да, а как же! Будет её слушать этот чистоплюй! — ополчилась на брата Кассиопея, которую таки прорвало. — Люциус уже написанная книга, можно поднять рюмки за упокой! Нарцисса, — обратилась она к двоюродной внучке. — Душа моя, я бы ускакала от него на край света, будь я на твоем месте, пока его очень кстати в Азкабане закрыли. Не глупи, ну.

На глаза Нарциссы накатили слёзы. А ведь она всю жизнь всё делала правильно! И замуж вышла правильно, никого не опозорила. Вот за что ей это?

— Не смогу, бабушка, — она опустила глаза в пол.

Кассиопея раздосадовано всплеснула руками:

— Вот вам, пожалуйста!

— Что будет, когда Лорд вернется, Цисси? Подумай об этом, — подала голос Лукреция. — Мне не совсем по нраву формулировка леди Кассиопеи, но это единственный вариант.

— Леди не прячется от собственного супруга, бегая из страны в страну, — холодно осекла их Вальбурга.

— Сама-то хорошо устроилась, — забурлила Кассиопея, одарив племянницу хмурым взглядом. — Чтобы советы такие раздавать. Зуб даю, Орион точно подумывал убежать от тебя.

Вальбурга ей миролюбиво улыбнулась.

— Люциус — существо пугливое, но горделивое, нужно всего-то во всей красе представить ему портрет настоящего Волдеморта, обязательно упоминая статус его крови, — посоветовал Арктурус. — Ему самому неловко станет от воспоминаний, как он перед ним вытанцовывал.

— Настаиваю на бунте, — никого не слушая, вбросила реплику Кассиопея.

— Что же вы, полно о побеге, — отмахнулся Поллукс, смерив сестру недовольным взглядом. — Наша Нарцисса тоже не так проста. Верно, дорогая? — поинтересовался он, переводя взор на нервно вцепившуюся в подлокотник внучку.

— Я остаюсь, — твёрдо произнесла она.

Бегать по земному шару, и от кого — от Люциуса! Нет, к такому её психика не готова. Она не крыса, бегущая с тонущего корабля, а леди Малфой. Даже вопреки тому, что Нарцисса не питала иллюзий о том, что ей удастся переубедить супруга, вариант остаться и утонуть вместе с судном представлялся ей единственным правильным. Оттого и горькие слёзы. Оставалось только снять шляпу перед её идеальным воспитанием.

— Вы, тётя, играете с огнем, поручаясь за мальчика Поттеров. Что скажут люди? Его мать была магглорожденной, — однако эту мысль она не могла оставить при себе.

— В кои-то веки мне плевать, что скажут люди. Я скорее поддержу полукровку, чем убийцу своего супруга, — слова Вальбурги прогремели как гром.

Не следовало Нарциссе ворошить пчелиный улей.

— Не забывай, что воспитание значит многое, дорогая. Почтем за эксперимент вырастить полукровку вместе с чистокровными детьми, по всем правилам. Вальбурга точно сумеет выбить из него всё ненужное, что проявится, — успокаивал внучку Поллукс.

Вид у него был настолько спокойный, будто они обсуждают лабораторных кроликов.

— Это ты уже загнул! — гаркнула Кассиопея. — «Воспитать с чистокровными детьми» — это с кем? С Атрией одной? Хорош эксперимент, чтобы проводить его на собственной правнучке. Непонятно ещё, кто кого проглотит.

— Налейте моей сестрице чего-нибудь покрепче, она становится абсолютно несносной, — пропел Поллукс.

Появились та самая бутылка «Бургундского» и бокал. Старушка с отказом накрыла его ладонью и воззрилась на брата, желая надавать ему подзатыльников.

— Вижу в этом всем немалое противоречие, — сказал Арктурус, поежившись. — И лучше, чтобы мы сейчас пришли к единому заключению. Так что давайте не будем ссориться и обсудим созданное нами коллективно недоразумение.

— Вальбурга пересказала нам слова Ориона, — вторила супругу Мелания. — Он сказал, что предки в замешательстве, и традиции требуют… пересмотра.

— Не думаю, что предки призывали нас заводить дружбу с магглорожденными, — капризно отозвалась Нарцисса.

И снова повисло молчание.

— О, нет, не думаю, — отмахнулся Арктурус.

— Это только через мой труп, — брезгливо проворчал Поллукс. — Давайте даже не будем подымать эту тему.

— Самое время это сделать, — отчеканила Вальбурга.

Отец ошеломленно на неё посмотрел, будто говоря «И ты, Брут?».

— Дружба — слишком сильное определение, — сказала Лукреция. — Никто из нас, кроме Сириуса, конечно, не ждет объятий и счастливого воссоединения. Но ведь очевидно, что защищать полукровку и при этом стоять на превосходстве чистокровности — ощутимое лицемерие.

— Что вы вцепились в «полукровку»? Лорд, в конце концов, тоже полукровка, что остальные про это скажут, не любопытно? И пусть даже так — я собираюсь воспитывать полукровку! Настолько мне осточертел этот Волдеморт! Казалось мне, мы все определились с лагерем, нет? — бушевала Вальбурга. — Я свои взгляды больше никому в глотку пропихивать не собираюсь, это дело чисто нашей семьи — оставаться чистокровными, коими мы и являемся, и защита Поттера ничего здесь не меняет.

Представив этот исчерпывающий ответ, она победно сверкнула глазами — её мало волновало, куда заведет остальных этот диспут.

— Как насчет вернуться к истокам? Откуда появились мы, приверженцы чистокровности? Откуда появилось отвращение к магглорожденным? — Кассиопея дождалась момента, чтобы явить миру свою точку зрения.

«Сейчас заведет свою шарманку», — подумал Поллукс и закатил глаза.

— Салазар Слизерин выступал за то, что в Хогвартс должны принимать только чистокровных студентов, — без запинки заметила Нарцисса.

— И по какой причине?

— Потому что не желал доверять даже наполовину волшебникам тайны волшебства, — сиюминутно откликнулась Лукреция.

— Считал их слишком слабыми, чтобы добросовестно хранить секрет и использовать магию мудро, — отозвался Арктурус.

— И все мы здесь знаем, что он был прав в своих опасениях, — завершила Кассиопея. — У превалирующего большинства магглорожденных не хватало мозгов использовать магию с осторожностью. Эти болваны по сей день обеспечивают работой целый Отдел магических происшествий и катастроф. В их извращенных представлениях магия была инструментом получения желаемого. Они вышли из бедноты, жадные до денег и славы, не имеющие понятия о том, как был уже устроен магический мир до них, со своими нововведениями и неприятием авторитетов — никто им не указ! Всё знают лучше нас. Иными словами, «в чужой монастырь со своим уставом». Ни капли уважения к хранителям древних знаний, ни грамма интереса к системе, в которую они обязаны гармонично вписаться, а не переворачивать с ног на голову. Ни намёка на благодарность за то, чем были награждены. Вопиющее невежество, — нарочно выделила она это слово, — лежит в фундаменте этой вражды.

— И смысл заставлять всех слушать твои излияния? Я и сам к тому клонил, пока тебе вожжа под хвост не попала, — скучающим тоном прервал Поллукс пышную речь сестры.

— Кто-нибудь возьмите на себя обязательство подытожить эту сумбурную тираду, — с раздражением призвала Лукреция, громко закрывшая клавиши рояля.

— Проще говоря, доказательств существования успешных попыток воспитания полукровок или магглорожденных в семье чистокровных опекунов мне лично никогда на глаза не попадалось, и не думаю, что было много желающих браться за такое неприятное дельце, но попробовать, что говорится, всегда можно! — в высшей степени жизнерадостно объявил Арктурус, будто ожидая оваций по окончанию своего вывода.

— Неутешительно, — наморщив нос, скривилась Лукреция.

Остальные промолчали, оваций не последовало.

— Да, дорогой, пока ты это не озвучил, было как-то спокойнее, — уточнила Мелания. — Но всё же…

— То есть вы пытаетесь сказать, — с недоумением в голосе спохватилась Нарцисса, вызванная будто из транса, — что всё можно без затруднений всем объяснить, а соответствующее воспитание легко и просто сделает из любого полукровки одного из нас? Вы не видите в этом ничего провокационного?

— Как раз таки сплошная провокация, — закурив трубку, процедил Поллукс. — И, добавлю, не только из-за того, что взгляды родителей этого ребенка были… не хочу выражаться, что драматично противоположны — но вы и сами это знаете, — но ещё и потому, что, спасибо газетчикам, он теперь Избранный. Осведомлена каждая живая душа, а значит, повышенное внимание к его персоне уже нам обеспечено. Каждый, у кого есть нос, почтет своим долгом запихать его в вопросы воспитания «народного достояния». Ко всему прочему, есть Дамблдор, как я думаю, ещё не оставивший амбиции при удобном случае перетянуть на себя одеяло и в обязательном порядке намеревающийся всего-то отслеживать, сколько раз мальчишка Поттер чихнул за день. Сириусу не сойдет так просто с рук безжалостно загубленный гениальный план директора.

— Хотелось бы услышать примеры конкретных и вероятных последствий, — не унималась Лукреция.

— Надеяться на чье-то понимание и одобрение в этой ситуации не приходится, — подытожил Арктурус, почесав затылок. — Дело неблагодарное, а для нашей семьи — вдвойне.

— Давайте спросим Вальбургу, нужна ли ей чья-то благодарность, — полюбопытствовал Поллукс, явно уже зная ответ.

Дочь подарила ему сладко-ехидную улыбку и ответила:

— Вас опять тащит в какие-то дебри.

— Я откровенно не понимаю, как вы хотите повлиять на ситуацию, — с недоумением призналась Нарцисса. — Даже если вам, как говорите, настолько плевать на мнение общественности, как вы собираетесь вести себя, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть вернется? Продолжите пригревать этого мальчишку?

— А ты предпочтешь пригревать Тёмного Лорда в своем доме? — переспросила Вальбурга, послав любимой племяннице такую порцию холода во взгляде, что впору стенам покрыться изморозью. — Если ты недопоняла меня, дорогая, отвечу ещё раз — да. Это именно то, что я имею в виду.

Нарцисса слегка стыдливо вскочила на ноги и принялась расхаживать из стороны в сторону, цокая каблуками. Она обхватила себя руками и не отрывала взгляд от носков своих туфель.

— Но что я могу этому противопоставить? — беспомощно прошептала она. — Люциус никогда даже вполовину не будет так страшиться меня, как он боится его, и это единственный инструмент в этом деле!

— Подумай лучше, Нарцисса, — мрачно настаивала Вальбурга. — Подумай лучше. Ведь твой муж — это далеко не всё. Со временем он потянет свои поганые лапы и к Драко. Удобно завербовать сразу всю семью, чтобы никто уже не мог убежать. Шантажировать отца сыном, сына — отцом. Потрясающий в своей эффективности алгоритм.

Нарцисса заметно побледнела и обмякла, присев в кресло.

— И ты очень поможешь Волдеморту в этой задаче, если не будешь препятствовать убеждениям, которые Люциус, несомненно, будет упорно прививать твоему сыну, — до кучи добавила Кассиопея. — Вдоволь понаблюдав за нами, наглец метко подметил, что чистокровность, стоящая в абсолюте, является нашей слабостью, и довольно положил себе ключ к нашей покорности в карман. Смело зарекомендовав себя как поборника чистоты крови, он получил могущественную поддержку в лице сильнейших магических семей. Наше терпеливое, изголодавшееся меньшинство так возрадовалось, что наконец-то основополагающие принципы жизни чистокровных кто-то взялся пропагандировать и защищать. Сдались со всеми потрохами, не тратя много времени на рассуждения.

— Никому из нас не хочется признавать, но время перемен действительно пришло, — прокомментировал Арктурус. — В особенности нам предстоит подкорректировать то, как мы себя позиционируем. Следует найти баланс, не отказываясь от того, что нам важно, но и не соглашаясь с идеями Тёмного Лорда.

Высказав сие затейливое предложение, Арктурус еле заметно просиял.

— Чушь, — пробубнил Поллукс. — Мы снова возвращаемся к лицемерию. Не надоело вам? Почему Блэки вообще должны себя как-то изображать и растолковывать кому-то свои действия?

— Потому что, — невозмутимо вещал Арктурус, — со временем нам потребуется поддержка других семей, находившихся под игом Сами-Знаете-Кого до момента его исчезновения. Разумеется, нужно подготовить почву и обоснования, прежде чем набрасываться на них со своими новыми веяниями. Иначе нас просто сочтут сумасшедшими — что по правде, недалеко от истины, учитывая, о чем мы сейчас беседуем. Но, тем не менее, подчеркиваю, что они тоже не желают находиться под гнетом в случае его возвращения, возможно, даже уже сотню раз покаялись, что вообще ввязались в эту эпопею, ведь до пришествия Тёмного Лорда им жилось многим комфортнее. Мы можем сыграть на этом.

— Мальчик как раз таки может быть примером и показателем того, что мы пытаемся изменить.

— Каким образом? — сухо спросил Поллукс, дымящий своей трубкой хуже Хогвартс-Экспресса. — А что мы вообще пытаемся изменить?

Леди Мелания тяжело вздохнула, оценивая, нужно ли ей вообще начинать эту дискуссию с Поллуксом.

— Что же, посмотрим реальности в глаза. Магглорожденные появляются на свет в семьях, не имеющих никакой связи с волшебством — ни одного волшебника за многие-многие поколения, уходящие вглубь веков. Почему? Почему магглорожденные волшебники появляются? Какова причина? Никто, включая ученых, увы, не знает. Актуальность проблемы становится всё более глобальной: за последние десятилетия появление магглорожденных волшебников увеличилось в разы. Но давайте подумаем, если это действительно происходит — есть значимая причина. Салазар Слизерин был против обучения магглорожденных и полукровок в Хогвартсе, но это не отменяет того, что такие волшебники рождаются. Они не перестают появляться. Даже если на них будет открыта травля, даже если их откажутся принимать во всех школах мира. Они появляются по какой-то неведомой нам причине, и если семьи волшебников проигнорируют их, изолируют их от мира магии, эти дети всё равно не перестанут быть волшебниками, они не утратят своих способностей. Но всеми отвергнутые и необразованные, они будут колдовать как попало, нанося вред окружающему миру, превратятся в неконтролируемых зверей.

Арктурус пытался утихомирить жену, но Мелания не обращая внимания на то, как старый джентльмен ёрзал на своем месте и вызывающе кашлял в кулак, продолжала с не меньшей порцией энтузиазма:

— Кассиопея заметила, что они не уважают традиций, не желают вписываться в наше общество — а что если и хотят, но не знают как? От кого им узнать о ваших традициях, как не от вас? Вы уже сложили стереотип об их тотальном невежестве, вы отвергаете их. Стали бы вы учить заинтересованных? Мы все знаем ответ. А теперь вообразите, что вы точно так же не знаете ничего об их мире, как они не знают о вашем. Думаете, ваша попытка вписаться в мир магглов была бы более успешной? Будьте терпеливы, — призывала она. — Поэтому, Поллукс, я бы не согласилась с вашим намерением проводить «эксперимент». К сожалению, время импровизаций закончилось. Если вы действительно настроены что-то менять — не только на словах, но и в действительности — этот ребенок должен стать образцовым, а не «экспериментальным». Лучшее, что могут сделать Блэки, чтобы избавить общество от споров и последующих конфликтов на почве статуса крови — это воспитать гениального мальчика, привив ему уважение к нашим традициям, и в свою очередь уважать его. Да, это, быть может, важнейший компонент, и ставить рядом с ним слово «эксперимент» точно неуместно.

— И как давно вы это придумали, леди Мелания? Имею в виду это блестящее решение всех проблем мира.

— В общем и целом — годы назад.

— Любопытные размышления для леди Блэк. Что же вас к ним подтолкнуло? Откуда данные любопытные гипотезы и новости об обострившейся рождаемости маггловских детей?

«Обострившаяся рождаемость» из уст Поллукса прозвучала как «воспаление аппендицита».

— Я ведь генетик, — равнодушно ответила Мелания.

— Любопытно, как бы вы прокомментировали мою идею, в таком случае, — расслабленно выговаривал Поллукс, пребывая теперь в полном восторге от разговора. — Что если появление магглорожденных волшебников — это как появление новых, более сильных инфекций, после изобретения антидота к более слабым? Природа старается послать нам новые испытания, а мы, чистокровные, должны добросовестно с ними сражаться?

— Не будучи гением генетики, Поллукс, ты должен со всей ясностью видеть, что многие чистокровные явно застряли в своих принципах и не уделяют должного внимания причинам происходящего. Поговорим, к примеру, о современной тенденции заводить одного ребенка — мальчика. Девочки не нужны, что печально, ведь создается впечатление, что все немного забыли, откуда берутся дети. Возьмем, к примеру, десять семей. Десять пар чистокровных волшебников. Мужчина и женщина. У каждой пары — только один ребенок — желательно мальчик, — но предположим, что пятьдесят на пятьдесят девочки и мальчики. Пять девочек и пять мальчиков. Они женятся. В каждом браке снова один ребенок. Двадцать волшебников из первого поколения в третьем превратятся всего в пять. Пример элементарный, верно? Спросишь, почему нельзя заводить больше одного ребенка? Потому что, к несчастью, говорю это как заинтересованный этой проблемой человек — далеко не у всех чистокровных семей это в наши дни получается. Что же, вот я уже нарушила этику. Время подытожить. Первое: чистокровные всё чаще не могут иметь больше одного ребенка. Второе: магглорожденные такой проблемы не имеют. Третье: чистокровные семьи не занимаются исследованием существующей проблемы. Они продолжают откапывать для своих детей кого-нибудь из дальних веток родословной, с кем можно заключить союз. Не делайте круглые глаза! Не секрет, что внутри Британии все уже между собой породнились. Неизвестно только, когда побочные эффекты от этого начнут массово проявляться. По итогу, не с магглорожденными нужно бороться, если чистокровные желают продолжать свои традиции, отнюдь нет. Если в рождаемости магглорожденных произойдет некий регресс, уверяю вас, чистокровным это никак не поможет. Неприятный вывод, не так ли?

Поллукс был готов плеваться огнем, но в итоге, заметив успокаивающие, извиняющиеся жесты Арктуруса, добропорядочно смолчал и хмыкнул. Арктурус же сидел весь зеленый от волнения, с дергающимся глазом — так он был добит лекцией, зачитанной Поллуксу его супругой. Ох, зря он её вывел на этот разговор.

Для старой леди эта тема была весьма и весьма личной. В своё время, когда сын был ещё юнцом, он немало попортил Мелании нервы на этой почве. Восемнадцатилетний Орион и его любовные стенания о том, как он влюбился в свою кузину, которая ко всему ещё и была старше его — вот что выводило уравновешенную, и мухи в своей жизни не обидевшую женщину из себя. Сын прыгал, как кузнечик, вокруг неё, приговаривая, что перелопатил кучу трудов по её любимой генетике и выяснил, что это нормально, выклянчивая её благословение словно пряник. Но он его так и не получил. Потому что не верила Мелания, что из этого может получиться что-то хорошее. Не в ситуации, когда все семьи внутри одного государства уже переплетены — и не раз.

Меньше всего ей хотелось сцепляться с кем-то — тем более с Поллуксом — на эту тему, как и отводить глаза, чтобы не пересекаться взглядом с Вальбургой. Но раз все начали обсуждать настолько табуированные вопросы, и Поллукс сам её на это вывел, она скажет всё здесь и сейчас. Ей приходилось десятилетиями это замалчивать, однажды даже признать, что была не права — ведь родились Сириус и Регулус, два здоровых, сильных малыша. Однако окончательно искоренить эту мысль Мелания никогда не могла.

— Любопытные сведения, милая. Спасибо, что приструнила моего брата, — похвалила Кассиопея. — Его меняющее цвет лицо — одна из трех вещей, на которые я могу смотреть вечность. Жаль, что эта дискуссия не на одну ночь. Давайте уже покончим обсуждать подводные камни воспитания мальчишки, пока мы с Поллуксом не подрались.

— Хорошая идея на случай, если вам наконец наскучило переливать из пустого в порожнее, — буркнула Вальбурга. — Что до воспитания, вы все, по сути, говорите об одном и том же, используя разные термины. Называйте хоть «эксперимент», хоть «благотворительность», хоть каким-то ещё удобным для вас словом. Одно верно — мальчик будет расти с Атрией, и воспитаны они будут идентично. Что до других семей — «Собака лает, караван идёт». Поймут они — или поймут, но поздно — дело десятое. Блэки были, остаются и будут чистокровными. От своих законов мы не отступаемся, и это — единственное, что нужно жирно подчеркнуть.

— Вдобавок есть огромная разница между обычным полукровкой и полукровкой-младенцем, устранившим самого опасного тирана в истории, — заметила Кассиопея. — Когда-нибудь я пожму ему за это руку. Но окончательно убедить меня, что такое соседство безопасно для Атрии, у вас, увы, не получилось.

— Так никто и не знает, что из этого выйдет, — с язвительностью уточнила Лукреция.

«Да, — подумала Вальбурга. — А разговоров-то сколько было. Так и вцепились бульдожьей хваткой в этого ребенка. Только чтобы Дамблдору не отдавать. Но что ж, хорошо, что хотя бы помогли отстоять, а дальше я уже как-нибудь сама».

— Что же делать мне? — спросила Нарцисса с глубокой нотой отчаяния в голосе.

— Только стать шпионом, — брякнул Поллукс, не желая показывать всем, что и сам не может четко ответить на этот вопрос.

— Твои идеи всегда блестящи, дедушка.

— Двойные стандарты внутри одной семьи не приводят к хорошим результатам, — уточнил Арктурус.

Нарциссе хотелось бы услышать что-то ободряющее, вразумительное и не такое туманное. Она тяжело вздохнула и поднесла ладони к лицу. Лучше бы как прежде остаться одной, в полной слепоте и неведении, без этих стоящих перед ней испытаний. Играть на арфе и декламировать стихи, будучи настолько глупой, что игнорировать происходящее не составляет труда. Хотя лучше было и вовсе остаться старой девой, не пришлось бы покупать кота в мешке. Заодно в том мешке ещё оказался Волдеморт, все Пожиратели Смерти с их Метками, слоняющиеся время от времени по их поместью, и безумная сестра Белла, устраивающая пытки в её доме даже не поведя бровью — прямо на бесценном ковре начала семнадцатого века! А она хотела просто жить скучной жизнью леди, которая ей изначально предназначалась.

— Что же, если на каждое «да» Люциуса, она будет говорить Драко десять своих «нет», каждый раз поясняя, почему, это может сработать, — без тени жизнерадостности оценила Лукреция.

Внезапно присутствующие услышали всхлип, который леди Малфой попыталась безуспешно подавить. Лукреция, ощущая, что сболтнула лишнего, опустилась в соседнее от племянницы кресло и взяла её за руки.

— Знаете, — произнесла Нарцисса сквозь катящиеся по лицу слезы. — Сейчас я думаю, что дядюшка был безусловно прав про экзамен наших традиций. Посмотрите на меня. Разве я когда-нибудь создавала проблемы для своей семьи? Разве я была сложной в воспитании? Я была научена, как себя вести, а сейчас от меня требуется перечить мужу! — Нарцисса осознала, что переходит на крик, и продолжила спокойнее: — А Белла? Ваша гордость. Она как никто впитала ваши наставления. Что с ней будет сейчас? Меньше всего я хочу, чтобы Драко однажды нашел и себя в таком состоянии, в котором я пребываю в данный момент. Будто ты усердно готовилась к контрольной в школе, а на деле оказалось, что выучила материал по другой теме. И вопросы не те, и ответить нечего.

Поллукс, обычно равнодушный к девичьим слабостям и совершенно не умеющий утешать, сложил руки в замок и сказал, подавшись вперед к внучке:

— Значит, ты должна выучить с ним все темы, все ответы — не только на те вопросы, что у него можешь спросить ты или какими его может озадачить жизнь, но и заучить то, что от него захочет услышать Люциус.

* * *

Ха! Уложить детей спать, не прочитав ни одной книги об этом! Регулус никогда бы не подумал, что способен на такой подвиг самостоятельно, но убедившись, что это реально, на практике, внутренне испытал непонятный прилив сил и удовлетворения. Оказывается, присматривать за ними совсем не хлопотно. Да и действовали Гарри и Атрия на него как-то успокаивающе.

Довольный собой Регулус спускался в библиотеку — его наконец-то настигло настроение ознакомиться с литературой для предстоящего завтра семинара. Мысли вернулись к холодной стычке с матерью, которая всё ещё отсутствовала.

Он уже остыл и смягчился к этой ситуации. В конечном итоге, он бы и сам после вернулся на учебу к доктору Гампу, но после череды событий, из которых Регулус, по своему мнению, вышел взрослым человеком, решения, принятые за него кем-то другим — в особенности Вальбургой, — стали его немало уязвлять. Тем не менее, после небольшого всплеска нехарактерной для него раздражительности он быстро вернулся в привычное состояние рассудительности и понял, что ему всё-таки хочется попросить у матери прощения за своё поведение.

Словно по щелчку на столе перед Регулусом появилась увесистая плитка шоколада — топливо, без которого мозговой штурм не представлялся возможным. Он завалился в кожаное библиотечное кресло и, по привычке удостоверившись, что все обитатели картин спят, закинул ноги на массивный, прочный как скала, деревянный стол, повидавший, наверно, семь последних поколений семьи Блэк. Стол был таким гигантским, что Регулусу в детстве казалось, будто потраченного на этот «монумент» дерева хватило бы и на корабль. Вальбурга знала о любви сына закидывать ноги на этот стол и каждый раз сокрушительно орала, если ей приходилось поймать его с поличным. Регулус же недоумевая, объяснял ей, что этому громиле не страшны даже ноги великана, но она не слушала. Три вещи в характере сына действовали на неё как красная тряпка на быка — во-первых, надругательство над библиотечным столом; во-вторых, когда он читал днями и ночами, игнорируя совместные приемы пищи; в-третьих, разбросанные по дому заначки шоколада.

Отдавая себе отчет, что скоро матушка вернется и снова нельзя будет безобразничать, Регулус с наслаждением набил рот шоколадом и углубился в чтение.

И вдруг с первого этажа послышался пронзительный скрип входной парадной двери, которую Блэки последние годы в связи с неспокойной обстановки почти не использовали, обходясь камином, порталами и аппарацией. Регулус выпучил глаза и принялся усердно пережевывать шоколад. Его воображение успело нарисовать самые неприятные картины.

Прокравшись на первый этаж, он услышал звуки какой-то потасовки из темноты входного коридора:

— Какое кощунство! Бессовестное надругательство! — этот писклявый голос мог принадлежать только одной особе — скрюченной, морщинистой старушке Элладоре Блэк.

Восьмидесятилетняя Элладора умерла в одиночестве. Не была замужем, не имела детей и друзей. Её жизнь была построена вокруг племянников, детей старшего брата — Сириуса, Финеаса, Сигнуса, Арктуруса и Белвины, которых — считала личным долгом Элладора — она обязана была пожизненно душить своим вниманием и присутствием. Без неё они никак не справились бы.

— Проверьте свой внутренний компас, молодой человек! Не настроен ли он пожизненно врезаться в портреты почивших предков? — продолжала она. — Советую вам в следующий раз остаться там, где было так весело, коли напились до кривохождения и беспамятства — так, что позабыли, что такое уважение памяти мертвых.

Сириус же только громогласно расхохотался. Да так, что Регулус и не вспомнит, слышал ли он за прошедшие месяцы воссоединения настолько живой смех брата.

Тем временем леди Белвина Блэк молчаливо удалилась с портрета, утомленная сценами вездесущей тётки, не приносящей никому покоя даже после смерти.

— Нашла, кому объяснять про уважение, — крякнул Финеас Найджелус Блэк, оглядывая своего потомка с головы до ног. — Это тебе не младший. Этот бы точно кинул в пекло все наши портреты, чтобы не преграждали ему дорогу, будь у него право.

Сириус постучал палочкой по картинной раме, служившей домом для прапрадеда, и опьяненно улыбнулся:

— Вы совершенно правы! — растянуто произнес он и увидел в конце коридора тихого наблюдателя. — О, — повернулся Сириус к брату. — Приветствую.

Видимо, атмосфера разговора, включавшего в себя заковыристые устаревшие фразы девятнадцатого века, погрузила его в высшей степени театральное состояние. Изобразив, что снял шляпу, Сириус, обладая крайне смутными представлениями о том, как это действительно нужно делать, коряво поклонился, после чего вернул невидимую шляпу на место.

Портреты от этого жеста, недоумевая, закудахтали, но, заметив Регулуса, окончательно затихли.

— Ну и клоун, — подытожил Регулус. — Сделай одолжение — воспользуйся камином в следующий раз.

— В нормальном мире принято входить в дом через дверь.

— Лучше не вынуждай меня говорить о нормальности.

— Как дети?

— Спят.

— Как всегда.

— Как им положено ночью.

Регулус не хотел продолжать разговор здесь, в окружении множества ушей, хотя их обладатели и притворялись отстраненными от происходящего. Он развернулся и направился в столовую. Сириус шумно последовал за ним.

— Я хотел увидеть детей, — объявил он, рухнув на стул.

— Чтобы они дышали твоими парами?

— С обеда должно было выветриться, — развел руками Сириус.

Регулус сложил губы в самую тонкую полоску, какую только можно представить.

— Тогда расскажи мне о крестражах. Когда мы будем искать следующий?

— Я не знаю, — отрезал Регулус, недвусмысленно придвинув к брату вазочку с леденцами и набрав полные легкие воздуха, чтобы не дышать какое-то время. — Как только найдем зацепку.

— Не в обиду старичкам, но что-то мне подсказывает, что они опять попрячутся по своим норам. И надолго.

— От них и не требуется лазить по пещерам. Они помогут нам своими знаниями и связями. Как минимум, наша мать и тётя Лукреция учились с Волдемортом в Хогвартсе. Когда все придут в себя и переварят происходящее, можно будет составить более ясную картину.

— Надеюсь, это не затянется на годы. Время — то преимущество, которое мы наконец-то получили.

Регулус хмыкнул.

— Не на годы. Но всем нужно время. Они не молоды, и столкнуться с переменами такого масштаба для них… должно быть, очень обескураживающее событие.

— К слову, где вся мафия?

— В мэноре у Нарциссы. Обсуждают, как жить дальше.

Вальяжность Сириуса как рукой сняло.

— Надеюсь, без всех деталей о ритуале и прочих подробностях?

— Нет, — отмахнулся Регулус. — Они абсолютно вменяемые старики.

Сириус расслабился.

— Можешь не признавать это, но отец ещё тогда имел опасения насчет Волдеморта, раньше всех вас, — отметил он, хрустя ломающимися во рту леденцами. — Когда он написал мне, я понял, что он сомневается.

— Отец тоже знал его со школы. Мне кажется, все, кто учился с ним в одно время в Хогвартсе, испытывали некое чувство разрыва шаблона и не могли доверить ему свою репутацию. А те, кто старше, просто не понимали, на что им сдался Волдеморт и какого дементора они должны к нему примыкать. Всё же, наша семья не очень публична и держится обособленно.

— Но, когда ты примкнул к нему, они всё равно были вне себя от счастья. Скажешь, что нет?

Регулус услышал скрип своих зубов и ненадолго замолчал, обдумывая ответ.

— На фоне того, как их наследник самоустранился из семьи, они были рады, что остался хоть кто-то относящийся внимательно к их наследию.

«Вне себя от счастья! Как же!» Он сделал это не чтобы осчастливить родителей, а чтобы защитить их. Хотя бы в силу того, что осчастливить их после побега брата было просто невозможно. Что бы Регулус не делал, ответом на его успех была лишь высохшая, словно глиняная маска, улыбка и сказанные, будто под чью-то диктовку, индифферентные поздравления. Тот день, когда он продемонстрировал им Пожирательскую Метку, стал, наверно, единственным из тех, когда ему удалось пробить их непроницаемое равнодушие, за которым прятались спутанные эмоции восхищения и ужаса в одном клубке. Орион и Вальбурга были и одновременно польщены тем, что Регулус пошел так далеко якобы из уважения к их принципам, и одновременно шокированы тем, что сын не обмолвился о своих намерениях и словом.

Регулус не ждал увидеть на их лице лучи незабвенного счастья от его поступка, но то, что только это событие заставило их вылезти из раковины скорби о старшем сыне — вот это именно то, что его задело до глубины души. И лучше бы Сириусу оставить навечно привычку напоминать Регулусу о его карьере Пожирателя, чтобы не портить сложившиеся между ними терпимые деловые отношения, но…

— Да вы же просто не оставили мне никакой жизни своими нравоучениями!

…он не любил аккуратничать в своих репликах.

— Ну, естественно! Деспоты и изверги. Требовали, чтобы ты всего-то вёл себя подобающе. Но тебе всегда не терпелось всем продемонстрировать свою, — замолчал он, пробуя на вкус слова «безбашенность», «натуру идиота», «безалаберность». — Самобытность!

— О, мне жаль, что вам всем пришлось стать свидетелями моей «самобытности». Мне жаль, что я родился в этой семье, отравив вашу безоблачную жизнь, потрепав ваши слабенькие нервишки. Только не забывайся — я осмелился сделать выбор, уйти. Подарил вам идеальную среду обитания. Без меня и моей «самобытности». К чему же не наслаждаться? Спасибо бы сказали, что избавил вас от неудобств.

— Если ты думаешь, что этим сделал кому-то приятный подарок, значит, ты законченный придурок!

— Извините, никогда не мог понять, что вам всем от меня надо. Но что я точно понимал — ещё одного паршивого месяца в этом пыльном склепе, с бесконечными нравоучениями мне точно не выдержать, не запустив в кого-нибудь чем-то потяжелее! Тебе хоть раз приходилось здесь чувствовать себя лишним, изгоем, никем? С вами, ссохшимися мумиями, от которых не дождешься никаких эмоций, ничего светлого, один холод, как в тюрьме. Мать, которая не переставала безуспешно, но упорно ковырять и перемывать мне мозг — всё ещё надеясь «сломать» меня, как она выражалась! За тем, что она пыталась «сломать» во мне, никогда не было того человека, которого она искала! Отец, качающий головой на каждую мою фразу. Ты — ученик года с лаврами, торчащими из пятой точки! Только и твердил мне «не высовываться», «не скандалить», «не доводить матушку». Рег, я чувствовал ответственность за тебя, но ты стал таким странным, ты стал больше за них, чем за меня. Ты перестал поддерживать меня от слова совсем. Только «слушай их», «слушай, не спорь», «всё будет в порядке». В порядке со мной уже не будет ничего и никогда не могло быть в силу того, что я не понимаю, почему я появился в семье, которая противоречит моему нутру! И от которой я не могу отвязаться, чтоб мне провалиться! Я пытался, действительно пытался, подумать о вещах, о которых вы толкуете, о вашей, Мерлин помилуй, доктрине. Но, хоть убейте, не проникся, это всё для меня как-то тошнотворно, неправильно, неестественно. Лучше уж остаться бездомным и безродным, чем позволить выбирать тебе круг общения, друзей, жену; определять, как ты будешь жить! Вся жизнь уже кем-то за тебя прописана — как обвести готовый шаблон, никакого права менять что-либо.

— Тебе следовало засовывать в задницу свою правоту хоть малость, хоть немного, иногда, хоть через раз! Вот зачем я просил тебя помалкивать. Ты получил бы всё, что только хотел, с этим идиотским кольцом наследника. Ты мог бы перекроить всё, как тебе хочется, да даже провозгласить, что отныне Блэки женятся только на грязнокровках! Каким бы тупоголовым ты не был, ни наша мать, ни отец — никто бы не выжег тебя с гобелена, никто не изгнал бы тебя. Тебя! Первого, чтоб тебя мантикора разорвала, любимого сына! Наследника! Ты сам себя изгнал. И тот невнятный путь, которым ты пришел к этому праву — менять что-то здесь…

— Я от него отказался! И не сдалось мне это! Тебе надо — иди, подбери, что уронили.

— …неважно как, — продолжал орать Регулус, не обращая внимания на вброшенную братом новую провокацию. — Неважно, принял ты или нет. Это право было у тебя в руках, и ты получил бы его в любом случае. Ты, черт возьми, получил его, даже сбежав! Расколов семью, растоптав родителей и их чувства, превратив мою жизнь в кошмар! А после тебе всего-то надо было вернуться, чтобы тучи, словно в сказке, разверзлись, на землю, как ковровая дорожка, спустилась радуга, а по ней вниз на марципановом пегасе проскакала разряженная в платье из бриллиантов принцесса и вручила тебе семейное кольцо главы рода Блэк! Ты! — разъяренный Регулус ткнул пальцем в брата и весьма не образно, а прямо ему в грудь. — Тебе всегда надо было просто быть, а мне не видать этого всего как своих ушей, даже если я в лепешку расшибусь!

— Не изобретай единорога! Всю сознательную жизнь я слушал эту песню «Регулус то, Регулус сё» — причем из года в год одну и ту же. Святой Регулус! Как осьминог, жонглирующий своими гениальными талантами. Ну, куда уж мне! С моими дурными манерами и убогими взглядами.

— Всё, что я делал, было жалкой попыткой попасть в их поле зрения! — рявкнул Регулус и замолчал на какое-то время. — Нет, Сириус. Вопреки твоим «дурным манерам» и «убогим взглядам», вопреки пониманию того, что ты не будешь продолжать традиции — что ты их ненавидишь! — вопреки всему наша мать дала тебе кольцо отца. Не мне! В то время как я был готов даже поставить крест на себе! Собери все факты в кучу и пойми — это я всегда был в твоей тени.

Пламя вспыхнуло, из камина вышла Вальбурга. Она подозрительно взглянула на взъерошенного младшего сына, одиноко стоящего у камина, будто в боевой стойке, и усталой походкой покинула столовую.

Сириус испарился из дома так же внезапно, как и появился, оставив Регулуса один на один с кипящей внутри него бурей гнева.