Небо Ночи (джен)

Глаза Мукуро и Гокудеры нужно было видеть, когда Тсуна заявился на школьную крышу по время обеда и продемонстрировал Туману его заверение на свободу в письменном виде. Рокудо даже проверил его на подлинность, прогнав через иллюзии.

— Оно настоящее! — воскликнул он, словно бумага ожила у него в руках и поползла от него в противоположную сторону.

— Как, черти тебя подери, ты это сделал? — выдавил из себя Хаято, посмотрев на брата Джудайме, будто впервые увидел.

Тсуна усмехнулся и неясно ответил:

— Надо уметь пользоваться связями…

И только Реборн посмотрел на него скептически, так как единственный понимал, что ради своего Неба любой Атрибут горы свернёт. Тсуна бы поспорил, ибо пять часов споров с упрямым дядей были тяжкими. Но немой диалог с недо-чтением-мыслей пришлось прервать, ибо пора было на уроки. Рутинная жизнь вновь потекла своим чередом, раз в два дня Тсуна навещал Вендиче, старательно огибая кабинет Главы десятой дорогой, незачем провоцировать излишне нервного и злого Бермуду. Джаггер приостановил их просвещающие уроки, которые одновременно и опережали, и отставали от школьной программы: некоторые знания были устаревше-неверные, а некоторые исторически-достоверными и правильными, в отличии от учебников мировой истории.

Историю пишут победители, юное Небо, — любил повторять Джонатан, позапрошлый Дождь Аркобалено, профессор Кембриджа по дисциплине археологии и бывший контрабандист редких экспонатов. Тсуна видел, что профессор был не столь склонен к жизни, потому что за полтора века сумел сделать то, что не дано ни одному из Вендиче — почти простил шамана. Из-за чего ему не хватает сил ненавидеть этого не-человека, из-за чего он держится теперь лишь за счёт пламени Тсуны, из-за чего смог снять бинты, являя миру болезненно-серое, но не разложившееся, лицо. Джонатан был ближе всех, чтобы вновь стать человеком, и Тсуна старался проводить с ним больше времени.

Тсуну многие Стражи звали «юное Небо», но только у профессора это получалось произносить со всеми доступными интонациями: от укора, до похвалы. Джонатан был хорошим учителем и с удовольствием учил их своевольное Небо.

Небо улыбалось и обещало, что скоро всё будет хорошо, но на все вопросы улыбалось лишь шире.

Тсуна почти вернулся домой, это была продуктивная неделя, что он провёл «у друзей», на его скромный взгляд. И вдруг он почувствовал чужую ярость. Нет, не так, Ярость. Разрушающую необъятную сжигающую всё на своём пути Ярость. Интуиция вопила об опасности, когда он развернулся и побежал туда, откуда шла эта аура. Мысленно Тсуна сокрушался, что ушёл всего на неделю, а у Ашира очередное приключение намечается. В том, что здесь замешан брат сомнений не было никаких.

Остановившись у самого начала перекрёстка Тсуна лишь увидел брата с его Хранителям, на одном возвышении, ближе к себе, отца, а на другом неизвестную компанию людей, во главе которых стоял парень с той самой Яростью. Тсуна смотрел на него, чувствовал эту непрекращающаяся злость и будто прочувствовал всю боль, что за ней скрывалась. Все шрамы, всю обиду, весь спектр предательства, поглощающее желание мести и так глубоко скрытое чувство ненужности — этот человек в маленьком полушаге от того, чтобы достигнуть Пламя Мрака. Тсуна знал это, чувствовал как Небо Вендиче, хотелось окликнуть этого человека.

Наверное, он сумасшедший, раз в который раз отрицает общую обстановку и атмосферу, напрочь прослушав информацию про Конфликт Колец.

— Не делай этого, — говорит Тсуна без привычной улыбки, привлекая всеобщее внимание, и — нет, он точно смертник! — смотрит на Главу Варии с сожалением. — Пламя Мрака выжжет тебя, — продолжает говорить Тсуна несуразицу, по мнению остальных, а Занзас и вовсе готов взорваться от одного только жалеющего его взгляда.

Занзас стреляет молниеносно, обжигая пламенем своих офицеров, о чём ему немедленно сообщает громкий голос капитана, а остальные большими от шока и страха глазами смотрят на выжженную землю и к дьяволу уничтоженный асфальт на пару десятков метров впереди. От такого удара от Тсуны при всём желании не могло остаться даже кусочка одежды. Занзас на это лишь раздражённо хмыкает и разворачивается, чтобы вновь наткнуться на этого мелкого мальчишку.

— Пламя Мрака не любит живых, оно сожрёт тебя и не подавится, — предельно серьёзно сообщает Тсуна и офицеры Варии схватились за оружие, почему они не заметили его появления? У мальчишки совсем не юный взгляд и глаза далеки от человеческих с бушующим внутри пламенем. В них отражается бескрайняя ночь, которая окутывает все самые тёмные и грязные грехи человечества; ночь, что скрывает следы и прячет паршивые секреты; ночь, что не выдаст тебя и даст нужный для всех покой.

Небо Вендиче существует лишь единственный раз в истории и сравнить его можно разве что с первыми потомками шаманов, которые ещё обладали немалой долей сил утерянной расы. Но ни Занзас, ни кто-либо из присутствующих никогда не встречал тех людей, а потому неизвестный непонятный — вгрызающийся в сознание — взгляд бесил лишь сильнее.

Тсуна это заметил; Тсуна бессильно выдохнул облачко пара, несмотря на пылающего рядом Занзаса и плюсовую температуру на улице; Тсуна лишь отошёл на шаг назад, ускользая из-под атаки меча другого варийца.

— Ты обречён, — и снова не угроза, лишь факт. — Моё дело предупредить, — Тсуна почти отмахнулся от злющего Босса Варии и спрыгнул вниз, вставая между выступом и братом с его друзьями.

— Куда пошёл, мусор?! — последнее слово прозвучал настолько зло, что им можно ковать железо. Тсуна даже не обернулся, махнув ему рукой на прощание.

— Я домой, спать хочу, — если бы он ещё и зевнул, то одной улочкой в Намимори стало бы меньше.

Одному Скуало известно сколько пламени Дождя ему пришлось использовать, чтобы босс вернулся к своему обычному уровню ярости и не уничтожил дома гражданских вместе с их владельцами. Реборн вновь провожал спину Тсунаёши внимательным взглядом, Ашира выглядел так, словно его в четырнадцать лет сейчас инфаркт хватит, а лицо Емицу надо было видеть. Такого Внешний Советник не то, что не ожидал, даже в самых смело-безумных предположениях и помыслить не мог, что его младший сын, у которого пламени даже в десять лет не наблюдалось, сможет увернуться от удара Занзаса, да ещё и как-то подкрасться к нему со спины! Жаль только, что вторую часть диалога он совершенно не слышал, но что бы Тсуна не сказал — Занзаса это вывело из себя на уровне ненависти с собственном отцом.