Небо Ночи (джен)

У Реборна было дикое желание позвонить Девятому с Емицу на пару и наорать на них благим пожеланием всего хорошего их здоровью и будущего в целом. На экспрессивном итальянском, чтобы посыл точно дошёл до адресатов. Потому что Аркобалено не понимал всей своей чёрствой душой: как? Просто объяснить ему, как можно было не заметить такое Небо?

Реборн рисковал, когда после ужина решил в едином резком порыве дотронуться до Тсуны, кожа к коже, влить немного пламени… и получить такую отдачу чего-то непередаваемо укутывающего тёплого и мягкого, как любимое одеяло, что сразу клонило в негу и сон, чтобы насладиться этим чувством мгновенно. В себя его привёл, как ни странно, сам Тсуна, с небывалой наглостью потянув его за щёки, как ребёнка! Тсуна улыбался извиняюще и просил его больше так не делать, на Аркобалено это плохо влияет. Реборн был слишком расслаблен, чтобы обратить на это внимание, да его на второй этаж даже пришлось на руках нести подростку, потому что такого сильного желания спать он не испытывал… да никогда! А на утро мальчишка делал вид, что ничего такого не знает про Аркобалено и вообще слышал только слухи, которые то тут, то там проскальзывают в мире мафии.

Не говорить же ему, что слухи эти из первоисточников бывших Аркобалено, которые с удовольствием делятся историями о своём времени и своём поколении. Ровно до того момента, когда в их воспоминаниях не всплывает Шахматноголовый и тогда приходится отдавать в два раза больше пламени, чтобы перебить ненависть, что пропитала само существование Вендиче. Тсуна только вздыхал на это, работы у него ещё много.

На каком-то подсознательном уровне, подтверждаемое интуицией, Тсуна знал, что у него есть цель: Небо дарует Стражам шанс на новую жизнь, когда искоренит в них весь Мрак; вернёт пламени изначальный атрибут. И эта цель кажется всё дальше и дальше, пока Вендиче не избавятся от объекта своей ненависти. Так что первый подпункт Тсуны: найти этого Шахматноголового, что немного сложно будучи тринадцатилетним подростком, которого из города бы никто не выпустил в одиночку.

Тяжела жизнь Неба Вендикаре, — усмехнулся сам себе мальчик, лениво петляя по улицам и избегая очередного ужина с братом и Реборном, которые в нём разве что дырки не просверлили. Прошёл почти месяц, а они никак не успокоятся, даже если Тсуна объяснил одному, что у него с Вендиче деловые отношения (Ашира на это только поджал губы) и что он их Небо (а потому не советую об этом распространяться, иначе одним киллером станет меньше; нет, это не угроза, посмотри в окно и примерно за третьим домом слева; ага-ага, бдят мои дорогие Стражи; нет, не звал, и вообще, дай мне поспать, жаворонок, всего пять утра!)

Как Тсуна разъяснялся с Бермудой, наверное, слышали все заключённые Вендикаре, единогласно решившие, что у них галлюцинации, потому что оба голоса принадлежали подросткам. Бермуда был убедительным, говоря о том, что за Рокудо идёт не остывшая дорожка из трупов, на которой даже подскользнёшься несколько раз, пока его догонишь — Тсуна с решительностью своего предка (фон Вихтенштайн действительно на мгновение увидел Примо Вонголу) уверенно доказывал, что такой сильный Туман грех запирать в четырёх стенах — и в цилиндрических колбах, дядя! — и вообще это бесполезно. Вот тут Глава Вендикаре поперхнулся от наглости данного заявления, ведь эта тюрьма неприступна и непреодолима, на что юное Небо снисходительно напомнило о побеге именно этого заключённого. У Бермуды несвойственно для мертвецов дёрнулся глаз.

Спустя ещё два с половиной часа жарких споров, подросток с чёрными волосами и красными глазами опустился в кресло; Джаггер перестал изображать из себя часть интерьера и изящно отплыл от стены, когда его позвал усталый голос и попросил достать ему специальную бумагу для приказов с самой верхней полки такого далёкого отсюда шкафа. Ворча что-то вроде: «Воспитали на свою голову юриста», — Глава Вендикаре написал четыре строчки с тремя именами о том, что эти люди освобождены от заключения («если господа решат нарушить закон вновь, то будут немедленно ликвидированы без суда и следствия») и, закрепив это собственным пламенем, отдал свёрток своему довольному вымогателю и наглецу.

Небо благодарно рассмеялось, в новом порыве обнимая дядю, рассмеявшись куда-то в макушку. Небо не пугает запах гнили, что всё ещё источают все Вендиче и даже чмокает замешкавшегося Бермуду в висок. Небо выскальзывает из кабинета, словно у него открылось второе дыхание, пока оставшиеся Стражи омерты задумчиво сверлили массивную дверь.

— Теперь Вы меня понимаете, Господин? — поинтересовался Джаггер тяжёлым голосом с небывалыми нотками насмешки.

— Ты был прав, — кивнул Бермуда, постукивая пальцем по поверхности стола, — он из нас веревки вьёт.

Небо у них набралось немного хитрости.