Приключения в стране Туманов (джен)

Гарри и Гермиона вот уже месяц, как живут в поселке Ура. Седрик Александрийский очень помог им, благодаря ему ребята не сошли с ума. Так называемые динозавры на деле оказались анками, так их называли в этой местности. В других районах анков могли звать фафнирами, гренделами, драконами, бамометами… А если вспомнить ту же библию, то там можно встретить Зверя и Бегемота.

Логика здесь оказалась проще некуда — слова «динозавр» ещё не придумали, оно родится нескоро. Неологизм, обозначающий надотряд вымерших наземных позвоночных животных, будет введён в оборот английским биологом Ричардом Оуэном только в тысяча восемьсот сорок втором году.

Вот тебе и диплодоки с тираннозаврами… Ребята были вовремя введены в курс и только поэтому не посходили с ума, увидев, как типичный представитель вида велоцирапторов выдыхает огонь. И опять всё объяснилось просто — в головных мешках-резервуарах динозавра (дракона?), от которых отходят каналы к носоглотке, находилась некая химическая жидкость — непредельный углеводород. Резкое сокращение мешка-резервуара приводило к выбросу струи углеводородов. Воспламеняясь на воздухе (нелишне напомнить, что воздух в этом мире-времени содержал намного больше кислорода), струя служила «дракону» орудием защиты и нападения. Люди будущего ещё будут помнить о драконах, волшебники — тем более.

Полетали они и на самолете. Для этого им пришлось совершить двухчасовой переход в соседний город-крепость, где находился местный аэродром. Честно говоря, самолет их очень впечатлил: деревянный фюзеляж, парусиновые крылья, хвост из вощеного тростника… И всего два места: для пилота и пассажира. Большие грузы и больше людей перевозили по небу дирижабли, огромные аппараты, наполненные газом. Также в ходу были баллоны — воздушные шары с корзинами.

И крылатый дракон-анк. Заседланный, с кольцом в затылочном роге, прирученный, он мог перевозить от одного до трех человек и нести в лапах груз. Такие вот чудеса древнего мира.

Седрик терпеливо посвящал ребят в секреты и тайны природы, раскрывал их одну за другой. Рассказал о том, что материк здесь один, и заинтересовался их рассказом о шести материках будущего. После обстоятельных расспросов стало понятно, что миру грозят глобальные перемены. Понять это помог, как ни странно, Александр Македонский, посетовавший на то, что завоевывать больше нечего — земля кончилась, понимаете?.. Путь с севера страны до южного края был прямой, то есть, к изумлению Гарри и Гермионы, не было Гималаев! Вообще никаких гор не было. А так, небольшие возвышенности тут-там, которые и горами-то назвать язык не поворачивался, так, холмики… Моря встречались только вдоль побережья, благодаря сильной разреженности берегового рельефа, ну и свойств воды размывать породы никто не отменял. Острова в Мировом океане, озера, реки… Поражала своей разнообразностью и местная фауна: слоны и мыши, антилопы и олени паслись с турами и тарпанами, торили северные тропы мамонты и зубры… Бегали трехметровые медведе-собаки амфиционы, щурились на солнце черные вандары-львы… И анки, анки, анки… множество видов разных анков, драконов, динозавров.

Были и чудовища. Однажды ночью Гарри и Гермиона проснулись от страшного шума с улицы: доносились крики, хриплый чей-то рев и метались по стенам отсветы факелов. Кто-то напал на поселок! Второпях одевшись, подростки выскочили из дома и присоединились к бегущим куда-то людям. Но потом отсеялись, увидев сражение. В первый миг они ничего не поняли — десятеро человек зачем-то арканили вставшего на дыбы быка. Он был огромен, на задних ногах бык достиг пяти метров в высоту, окровавленные рога ало блестели в свете факелов, из глотки вырывался оглушительный рев, руки хватали и ломали людей…

Руки? О Боже… Это был не бык, а чудовищный минотавр!.. Гарри стало страшно до жути, едва он осознал, кого видит перед собой. Чувствуя, как шевелятся волосы, Гарри спиной отжал Гермиону назад, стремясь увести подругу от невообразимого ужаса — хоть бы она не увидела, не поняла!..

Раздался вопль. Но не спереди, а сзади, из темноты… Резко развернувшись, Гарри навел палочку, силой мысли зажигая Люмос. Женщина. Съежившаяся у разрушенной стены, она отбивала своего ребёнка от кого-то рогатого. Волосатый голый мужчина с головой архара… совершенно отвратительный, чудовищный монстр. Ощущая внезапную тошноту, Гарри запустил в спину козоголовому Воздушным кулаком, следом прилетело заклинание от Гермионы, отрезавшее монстру голову.

* * *

Обилие звуков ошеломило Гермиону — какие-то чудовища, крики, мечущийся огонь факелов совершенно дезориентировали девушку, но стоило Гарри показать, что надо делать, как Гермиона встала за плечом юноши, превратившись практически в перископ, следя за всеми тылами, чтобы прикрыть ему спину. Девушка помнила по прочитанным книгам, что в бою важно, чтобы спина была прикрыта, поэтому она пыталась смотреть во все стороны сразу, что у неё, конечно же, получилось. Она очень хотела жить и сохранить единственного друга.

— Осторожнее, Гермиона! — закричал Гарри, сшибая какого-то урода заклинанием, отчего у Гермионы, не иначе, как от страха, получилось довольно сильное «Секо», снесшее голову какому-то существу, похожему на козла.

В тот момент девушка не поняла, что она сделала и что произошло, просто пропустила мимо сознания. Сейчас было важно, чтобы никто не мог подобраться к Гарри, никто не мог его ранить, чтобы не одно бычье… — Секо! — бычьемордие не могло подобраться. Потому что он также защищает её, Гермиона это точно знала. Это был бой, который длился вечность и промелькнул, как искра. И вот когда всё закончилось, Гермиону накрыло осознание, заставившее её согнуться в рвотном позыве.

— Ну что ты, Гермиона, хорошая моя… — бережно обнял девушку Гарри, отводя с её лба мокрые волосы и тревожно заглядывая в глаза.

* * *

Чудовища назывались звероногими. Или, вернее, гибридами. Большей частью они неразумны и оттого были опасными. Человеческий интеллект их был в зачаточном состоянии, а вкупе со звериной похотью они понятно, чего хотели. Эти твари похищали детей, женщин и домашнюю скотину. Детей ели, женщин насиловали, удовлетворяя похоть, а со скотиной они, пардон, спаривались, отчего невинные овечки и буренки производили на свет таких же монстров…

После схватки, идя по разрушенному поселку, Гарри и Гермиона повсюду видели следы сражения: поваленные заборы, выломанные окна и выбитые двери, вот, хромая прошел нефилим, баюкая сломанную руку, такой же высокий и мощный минотавр был ему достойным противником… Конечно, бычья голова должна быть соразмерна человечьему торсу, и поэтому рогатый монстр являлся гигантом. Таким же сильным, как мирный великан.

Спать никому не хотелось, поэтому жители поселка собрались на площади вокруг общинного костра. Среди раненых ходили женщины и девушки, разнося воду и свежие перевязочные материалы, оказывая помощь пострадавшим защитникам. У Гарри невольно сжалось что-то в груди, когда он смотрел, как одна русоволосая девушка, обняв крупную голову молодого нефилима, что-то нежно нашептывает ему на ухо, прижимаясь губами к виску… Нефилим был серьезно ранен — в груди его зияла дыра, пропоротая рогом минотавра.

Глаза Гермионы влажно блестели, но она старалась не плакать, видя столько чужой боли вокруг. Подошел Седрик и подал кому-то малыша, завернутого в одеяло. И снова ушел в темноту — на поиски выживших.

— Почему? — жалобно вскрикнула Гермиона. — Почему такая дикая нелепость? Драконы мирно бродят по поселку, а люди с бычьими головами врываются, как варвары?

Дрогнула земля — подошел и сел рядом Валдай. Голос его был звучен и печален.

— А просто, девонька… Разве ты не видишь? Как может быть разумен человек с козьими мозгами? Только похоть и безумие могут пребывать в теле такой химеры. А анки совершенны, им не с чем конфликтовать, у них свой собственный, полноценный мозг, а значит, незамутненный, цельный ум.

— Он прав, Гермиона, — обнял девушку Гарри. — Вспомни обычную ящерку, греющуюся на камушке, разве она выглядит агрессивной?

— Правда, среди химер и разумные попадаются. — подал кто-то голос из мрака ночи. — Коненогие, например, или те, у кого львиное тело и человечья голова. Эти хоть и имеют звериное тулово, да речью владеют.

По описанию Гарри узнал кентавров и сфинксов. И незаметно перевел дух — ладно, хоть с ними повезло. Снова вернулся Седрик, ведя парня с перевязанной головой. Усадил, дал попить и устало опустился рядом с Гарри.

— Погибших нет, только раненые, — сообщил он настороженным селянам. И как снял со всех напряжение и страх — все облегченно расслабились и заулыбались. Поднялся какой-то паренек, поднес ко рту дудочку и проиграл сигнал отбоя, созывая тех, кто искал пострадавших. Откуда-то издали донесся ответный сигнал. Потом ещё и ещё, с разных сторон, ближе, дальше…

Потом, с рассветом, началась эвакуация раненых в город-крепость. Сами жители, собрав пожитки, птицу и скотину, тоже перебрались под защиту замка, из-под стен которого веером разъезжались тяжело вооруженные рыцари. Местные юноши возрастом от тринадцати до двадцати тоже были вооружены и посланы очищать поля от раненых козлов. Тем же занимались и великаны, преследуя и добивая минотавров.

Гарри было почти четырнадцать, так что когда ему протянули меч и латы, он не стал отказываться, а молча встал на стражу порядка. Серый конь, легконогий и быстрый, нес его по полю. Справа и слева были такие же всадники, а со стороны леса загонщики гнали стадо динодраконов. Вскоре Гарри понял — зачем. Нагнав группу рогатых, анки пришли в ярость, и скопом напав, разорвали козлов. Видимо, им не нравился их запах и вид. Точно так же два карнотавра распотрошили бычьеголового.

Со злобным меканьем перед конем Гарри из травы вырос козел, нагнув голову, он ринулся на коня, целясь рогами в грудь, но Гарри вовремя развернул жеребца и приложил врага мечом по хребту. Погасли желтые глаза с горизонтальным козьим зрачком. Выдернув меч, Гарри пришпорил коня и направил на следующего козла. Эти твари больше не будут насиловать женщин и жрать детей!

Возвращался он героем и мужчиной, наравне с такими же, как он, воинами. Встречали их с победой — славой и почестями. К Гарри подбежала Гермиона и крепко обняла своего героя — она вместе с остальными девушками и женщинами некоторое время наблюдала за боем со стен крепости…

* * *

Гермиона прошла со всеми женщинами туда, куда повели. Это был госпиталь. Сразу же ударивший в нос запах крови ясно сказал девушке, что здесь спасают людей и… Гермиона пригляделась. Да, и великанов. Кровь, повсюду кровь… Вот лежит и тихо стонет совсем молодой парень с ногой… Ой… Белая кость, торчащая из разорванной кожи… Гермиона в ужасе огляделась, не понимая, что делать. Голова резко закружилась, перед глазами потемнело, когда сильная оплеуха мотнула голову девушки, прогоняя обморок. На глазах выступили слезы, но девушке показали на полоски ткани, указали её место, и она начала бинтовать, прокладывать дощечками, даже помогать шить. Пару раз становилось нехорошо при взгляде на склизкие, сизые внутренности. В этот момент Гермиона вспомнила, что она всё-таки волшебница и знает хоть что-то. Хоть что-то заключалось в получении теплой воды и заклинании «ферула». Девушка накладывала заклинания, сильно снижая время перевязки.

Жаль, что в Хогвартсе медицинским чарам не учили. Только то, что Гермиона смогла выучить сама. К сожалению, её силы были не бесконечны, и вскоре она почувствовала усталость. Спрятав палочку, девушка принялась перевязывать вручную, уже не пугаясь вида крови или хруста костей. Вот её поманила какая-то женщина, оказалось, она должна ассистировать при зашивании брюшины, распоротой непонятным предметом, возможно, рогом. Голова закружилась, но Гермиона хлестнула себя по лицу и продолжила помогать, стягивая края раны. Женщина шила, раненый скрипел зубами.

Так прошла вся ночь, слившаяся для девушки в сплошные перевязки, шитье, промывку ран. Лица слились в бесконечную полосу, Гермиона чувствовала себя отупевшей, но продолжала работать через «не могу». Временами становилось тяжело дышать, да так, что девушку выводили на воздух, давая посидеть. В этом она была не одинока, много юных девушек нуждались в перерыве. Некоторые плакали, кого-то трясло, как в судорогах, а одна девочка просто стояла и смотрела, у неё текла слюна, а сама она смотрела ничего не выражающими глазами и все. Это было гораздо страшнее кишок, вываливающихся из живота, поэтому Гермиона вернулась обратно и работала, работала, работала, пока не упала.

Очнулась она оттого, что её пытались напоить густым то ли бульоном, то ли кашей. Женщина, которая это делала, с улыбкой смотрела на девушку.

— Притомилась, девица, впервой тебе такое, по всему видать, — сказала она, погладив Гермиону по волосам.

Раньше девушка, наверное, заплакала бы. Прежняя Гермиона. Та Гермиона, которая была до этой ночи. А сейчас слез не было. Ни сил, ни слез, ни желания шевелиться, но надо, там раненые, там она нужна. И Гермиона решительно поднялась, точнее, попыталась. Женщина остановила её.

— Уже всё. Закончилось всё, отдохни, девица.

— Нельзя, там мой Гарри! — воскликнула девушка, и так у неё естественно получилось это «мой», что её поняли.

Она поднялась, перебарывая усталость силой воли, и пошла на стену крепости. Пошла туда, где был Гарри.

* * *

Приведя Гарри в парадный зал, переоборудованный под полевой госпиталь, Гермиона осмотрела его на предмет ран и ушибов и, убедившись, что тот не ранен, поднесла ему полотенце и сосуд с водой, чтобы он смог смыть с себя пот, пыль и вражью кровь.

Прижав материю к лицу, Гарри замер, силясь успокоиться. Полотенце нагрелось от его дыхания, запахло пшеницей… А перед глазами стояли голые торсы волосатых мужиков с бараньими и козлиными головами. Черт, да он даже не знает, как эти жутяры называются! Не Сатиры же!.. От сатиров и фавнов хотя бы изображения сохранились, а этих чудищ как стерли из истории. Отняв полотенце от лица, он, подслеповато моргая, посмотрел на Гермиону и увидел вдруг её больные, смертельно усталые глаза. Девочка тоже замучилась кошмарной ночью, когда райский сад в одночасье превратился в ад.

— Не наш это мир, Гермиона, — горько сообщил он ей. — Домой нам надо. Я тут зверею, убивать начал…

Гермиона со слезами на глазах прижала голову Гарри к себе, тот глубоко вздохнул, зарываясь лицом ей в живот — самая беззащитная поза, которую может позволить себе уставший воин.

— А как же Квиррелл, василиск… — неуверенно спросила Гермиона.

— Не помню, — глухо отозвался Гарри. — А что Квиррелл? — озадаченно поднял он голову. — Жив профессор Квиррелл, преподает… Историю.

Сказал и замолчал неуверенно. Глаза Гермионы расширились, в них заплескалось удивление.

— Что происходит?.. — взволнованно зашептала она. — У тебя тоже меняется сознание?..

— Да, — Гарри наклонил голову к плечу. — Оно как бы раздваивается. Я начинаю вспоминать вещи, которые никогда не делал. Например, обнимаю маму… Она такая… яркая, жизнерадостная… Красивая… и живая. Понимаешь, Гермиона? Я вижу маму, — тут он вздохнул и удрученно покачал головой. — Нет, это нереально, невозможно. Просто прекрасный сон. Как жаль, правда? Всего лишь сны о маме… о несбыточной мечте.

Гермиона снова прижала его голову к груди. С другого конца стола к ним подошел Седрик.

— Ну вот что, ребята. Пора вам обратно…

Гарри вскинул голову и с безумной надеждой посмотрел в глаза Седрику.

— Вы что-то знаете?

— Да, — кивнул друид. — В вашем мире происходят изменения. Видимо, там нашли следы вашего пребывания в древности. Вы часики или перочинный ножик свои здесь нигде не теряли?

— Н-нет, — Гарри судорожно сглотнул. — Мы… м-маховик с посланием отправили…

— Вот это-то и изменило ход истории, — утвердительно кивнул Седрик. — Вернее, не всю эпоху как таковую, а лишь малую его часть, относящуюся к одному-двум поколениям. В частности — вашу.

— Мы… можем вернуться? — задыхаясь от волнения, спросил Гарри, глядя на друида с такой отчаянной надеждой, что тот встревожился и взял мальчика за плечо. Наклонился, заглянул в глаза.

— Конечно, вы можете вернуться. Я же сказал, что вам пора обратно.

Рядом с Гарри облегченно обмякла Гермиона, по щекам её лились слезы обещанной надежды.

* * *

Гермиона чувствовала себя странно. Гарри, её Гарри было плохо. Душевно он с трудом переносил факт того, что убил кого-либо, поэтому девушка обнимала его, прижимая его голову к себе, даря немного тепла, хотя была готова отдать всё свое тепло ради того, чтобы из этих зеленых глаз исчезла тоска, исчезла боль.

Эта боль вырвалась наружу, прорвалась сквозь все внутренние барьеры, ведь у него, в отличие от Гермионы, не было мамы. Девушка на минуту представила, что бы она чувствовала, если бы у неё не было мамы, и задохнулась, давя усилием воли нахлынувшие слезы. За прошедшее время Гарри предстал перед ней очень разным — стойким бойцом, мудрым защитником, человеком, умеющим, казалось, всё на свете, и вот сейчас он раскрылся полностью. Раскрыл свою душу, показав всю ту боль, что жила в нем, казалось, всю его жизнь.

Девушка была готова взять себе эту боль, забрать, чтобы он мог улыбаться и радоваться, но она просто не знала, как это сделать, зато уже всем сердцем, всей душой понимала, что Гарри — это просто лучший человек на свете. И потихоньку Гермиона начала признавать, что хотела бы находиться рядом с ним. Даже… «Интересно, когда мы вернемся, Гарри согласится, чтобы мои родители…»

Гермиона верила в своих родителей, чувствуя их самыми лучшими на свете. Они, конечно же, её поймут и согласятся, чтобы Гарри жил у них. Чтобы она могла хоть на день приглушить его боль, чтобы Гарри мог почувствовать тепло семьи, где он по-настоящему нужен. Потому что Гермионе Гарри был по-настоящему нужен. Но вот нужна ли она ему? И что означают эти сны? Сейчас, когда она узнала, что у Гарри тоже меняется сознание, Гермиона не знала, что и думать.

Она почти была готова прямо спросить парня, но фраза Седрика будто вымела все мысли из головы. Домой! Домой! Гермиона была готова прыгать и танцевать от радости: они скоро попадут домой! Она наконец-то увидит родителей, сможет их обнять и почувствовать себя просто девочкой. Девочкой, а не потерянной амазонкой. Но… Как же Гарри? Как будет ему? И Гермиона решилась.

— Гарри, прости… Но ты… Я… — девушка не могла подобрать слова, у неё будто полностью отнялись мыслительные способности, будто тот орган, что всё это время мирно работал меж ушей, вдруг ушел в отпуск.

— Что, Гермиона? — посмотрел на неё Гарри.

— Ты… С первых дней здесь ты показал себя очень надежным, Гарри. Мне с тобой было совсем не страшно. Ты был рядом… И не только здесь, ты всегда спасаешь меня, с первого курса… Я… Ты мне очень дорог, Гарри, и ты мне очень нужен, — договорив, девушка опустила голову, страшась и желая его ответа. И сладко замерла, почувствовав, как Гарри прижимает её к себе, а его теплое дыхание выдохнуло в ухо:

— Я же рядом…

___________________________________________________________

Кое-что наводит меня на определенные размышления. Одним из персонажей греческой мифологии является Минотавр, бык с человеческой головой, для которого обитатели Крита построили знаменитый Лабиринт.

Египтяне мумифицировали буквально все: рыб, собак, обезьян, птиц, крокодилов. Мумии животных укладывались в глиняные сосуды, они, в свою очередь, помещались в ниши, выдолбленные в стенах коридоров пирамид, — за одним исключением.

В той же Сахаре находится Серапеум, подземное сооружение с самыми большими саркофагами, какие только видел мир. Эти колоссы состоят из гранита и весят от семидесяти до ста тонн. Гранит добывался в Асуане, отстоящем от Серапеума на тысячу километров. Весь этот комплекс посвящен священному быку, которого египтяне называли Апис. Нет никаких сомнений в том, что в древние времена на берегах Нила существовал величественный культ быка.

И все же это очень странно. В соответствии с логикой в гигантских саркофагах должны содержаться мумии быков. Но что же там в действительности? Битум, представляющий собой природный асфальт, а в нем перемешаны останки различных животных.

Древние египтяне верили в перерождение всех живых существ. Именно поэтому они и занимались мумифицированием животных. Согласно их представлениям, возродиться к новой жизни могут лишь те, чьи тела сохранились в целости. Возрождение происходило в тот момент, когда воссоединялись «ка» и «ба» — тело и душа.

В подземном Серапеуме происходило нечто совершенно противоположное. Здесь кости разрубались и перемешивались в битуме. Напрашивается вывод, что в данном случае предпринималась попытка воспрепятствовать перерождению.

Зачем? Если египтяне по какой-то причине измельчали кости, они могли потом выбрасывать их в Нил, сжигать или закапывать в землю. Едва ли из-за разрубленных костей стоило создавать такое грандиозное подземное сооружение, как Серапеум.

Сколько сил было затрачено на то, чтобы вытесать из гранита громадные саркофаги, перевезти их на расстояние тысячи километров из Асуана через Нил в Сахару, а затем спустить в подземелье и установить в нишах! И все ради обломков костей? Очевидно, это — какие-то особенные кости.

Я полагаю, то были кости гибридов.

Александр Богданов.