Полдень и Береника (гет)

Если ты вообще можешь меня понять, я тебе завидую.

Кто-то мог бы подумать, что груз материнства и отцовства, облегчённый кормилицей и нянькой — и это не считая помощницы по дому и почти живущей у нас Келлы, — должен был показаться нам с Лёном сущим пустяком, но всё оказалось совсем не так.

Это было тяжелое время для долины, и Лён постоянно занимался вопросами, связанными с последствиями наводнения. Он замкнул ведьмин круг, вернув к жизни каждого из девяти погибших во время бури вампиров, и я прекрасно знала, чего ему это стоило: девять требующих предельной концентрации ритуалов, девять ударов кинжалом, девять фраз, которые должны были убедить каждого из умерших вернуться обратно. Девять семей, получивших назад своих близких. Когда Лён проходил по улице, подданные при его виде падали ниц. Историю о том, как Повелитель спустился с неба на белой лошади, чтобы спасти Догеву, пересказывали дети. Замкнув ведьмин круг всего лишь раз, в Арлиссе, я с ужасом думала о том, сколько сил нужно, чтобы провести ритуал несколько раз подряд. После всех этих обрядов Лён вернулся домой настолько опустошённым, что мои послеродовые страдания показались мне смехотворными. Но лишь на время.

Ночи по большей части были бессонными, потому что мы с кормилицей не пропускали ни одного детского клича, чередуясь в кормлении Полдня и Береники. От козьего и тем более коровьего молока у детей начинались колики, так что Келла приказала его исключить. Кормилице пришлось поселиться у нас в гостевой комнате со своим младенцем, который тоже не давал ей спуску, пробивая по ночам мои заглушающие чары. Лён, несмотря на крепкий вампирий сон, привык спать с подушкой на голове и честно терпел временные неудобства, отказываясь перебраться в свою старую спальню в Доме Совещаний. Честно говоря, Лён так был занят вопросами Догевы, что я думала, он самоустранится, предоставив заботу о младенцах женщинам, но ничего подобного не произошло. Мыслишек в детских головках пока было мало, а вот их чувства он мог отлично читать, чем очень помогал нам в случае неясных и долгих оров, которые трое детей затягивали то хором, то поодиночке. Просыпались они всегда по очереди, а значит, времени для сна у нас почти не оставалось. На втором месяце у бедной кормилицы пропало молоко, и нам срочно пришлось искать новую, к которой дети никак не хотели привыкать, отдавая предпочтение мне. В нашу спальню постоянно кто-то стучался и вежливым голосом объявлял, что настало время кормления, а часть ночей я вообще проводила на срочно сооружённой кровати в детской, чтобы постоянно не бегать туда-сюда.

Настроение выкидывало фортели. То я была на десятом небе от счастья, умиляясь каждому пустяку, то мне хотелось превратиться в волка и кого-нибудь загрызть от досады. В Лёна летели молнии, подушки и незаслуженные упрёки, от которых мне потом становилось так стыдно, что я старалась не попадаться ему на глаза.

— Это послеродовые качели, — успокаивала меня Велька.

— А они когда-нибудь закончатся?

Подруга только вздыхала и советовала очередное зелье.

Во всей этой круговерти я меньше всего думала о том, как бы мне остаться с Лёном наедине, чтобы предаться любовным утехам, и наши отношения сами по себе вернулись в досвадебную фазу преданной дружбы, целомудренной, как утренняя роса. Мы обсуждали вопросы Догевы и детей, помогая друг другу в меру сил, но наши постоянные шуточки и подтрунивания, которые я раньше так обожала, теперь вызывали у меня приступы гнева и обиды, от которых Лён впадал в тягостное молчание. Кляня себя за несдержанность, я призывала весь юмор, когда-то составлявший большую часть меня, вернуться и исправить ситуацию, но он, похоже, решил надо мной подшутить. Незримые нити, ранее связывавшие нас с Лёном, так натянулись, что в какой-то момент мне показалось, что я абсолютно одинока. Списав это чувство на пресловутые послеродовые качели, я затолкала его поглубже и снова бросилась в бой с коликами, пелёнками, ноющей грудью, нерадивой няней, суетливой кормилицей, назойливой и вездесущей Келлой и своими страхами за будущее детей.

К концу третьего месяца все понемногу успокоились, близнецы решили подольше спать по ночам, даря нам бесценные часы отдыха, и моё полное погружение в материнство стало завершаться. Настроение улучшилось, приступы отчаяния и гнева прошли, но тело не собиралось приходить в норму. Все мои старые штаны по-прежнему были мне малы, платья и рубашки трещали в области груди, так что мне пришлось заказать новые. Живот, на неполные девять месяцев ставший приютом для близнецов, не хотел становиться плоским, несмотря на Велькины утягивающие мази. Осунувшееся лицо с кругами под глазами будто сошло с картины «Утопающая грешница». Я старалась не переодеваться и поменьше оголяться при Лёне, и меня ужасно пугало, что его это устраивало. Я уже готова была вынырнуть из тумана затянувшейся послеродовой горячки и вернуться в мир: к тренировкам, к своей диссертации, новым неиспытанным чарам и даже заседаниям Совета, но, самое главное — к Лёну, но он замкнулся и стал каким-то чужим. Мне очень хотелось бросить всё и всех хотя бы на полдня и предложить Лёну отправиться на пикник — с мясом на палочках и жареной в углях картошкой — но листокрас, как назло, выдался туманным и холодным, а хлопоты по восстановлению домов и угодий до наступления зимы заставляли Лёна заниматься делами долины гораздо больше, чем он привык.

Видя мои страдания, Велька заявила, что берёт мою красоту в свои руки, и мы с ней умудрились выкроить несколько чудесных вечеров для банно-масочных процедур, однозначно улучшивших мой цвет лица и тем самым поднявших настроение. Я чувствовала себя в силах предстать перед Лёном в слегка увядшей, но всё ещё красе, но он вдруг, несмотря на увещевания няни, повадился брать близнецов к нам в постель, потому что днём у него было мало времени с ними возиться. Это в какой-то степени сблизило нас, потому что он часто держал на руках одного малыша, пока я кормила другого, и его тёплый, нежный взгляд, обращённый к детям, падал и на меня, так что мне казалось, что я купаюсь в его лучах.

В конце концов, в один из вечеров я застала Лёна врасплох переодевающимся после долгого судебного дня и, оттеснив его в угол спальни, спросила с таким видом, чтобы он сразу понял, что настоящая Вольха вернулась:

— Досточтимый Повелитель, не соблаговолите ли сообщить, когда вы планируете начать исполнять свой супружеский долг?

К счастью, я как раз пришла после очередной банной процедуры с Велькой, после которой она сделала мне новомодную причёску в виде закрученной пирамидки на макушке. На мне был чудесный серый шёлковый халат, а под ним — кружевное бельё.

Мне очень не понравилось, что, услышав мой вопрос, Лён решил натянуть обратно рубаху, которую только что собирался снять.

— Мне показалось, это вы меня игнорируете, Повелительница.

— Ответьте, пожалуйста, на вопрос, — настаивала я.

— Когда мы оба будем готовы, — Лён попытался выскользнуть из угла, но я придержала его рукой.

— Если мои потребности не будут удовлетворены на супружеском ложе, я считаю справедливым удовлетворить их на стороне, — заявила я.

Угроза, конечно же, была смехотворной, ибо ни один вампир в долине не рискнул бы даже прикоснуться ко мне, но Лён мог бы оценить если не шутку, то хотя бы мою наглость.

— Это вряд ли, — мрачно заявил он.

— Вы сомневаетесь в моих возможностях?

— Нет, дорогая супруга, вы прекрасны, как никогда, просто я сомневаюсь, что в Догеве найдётся хоть один вампир, желающий сразиться со мной на гвордах.

Лён даже не улыбнулся, и мне вдруг расхотелось продолжать спектакль.

— Лён? — миролюбиво произнесла я.

— Вольха? — он внимательно посмотрел на меня.

— Прости, что была занудой и психичкой, я, это… Мне кажется, я была немного не в себе. Велька говорит, это из-за родов, так бывает. Этому есть научное обоснование, называется «эмоциональные качели».

— Ну конечно, Вольха, я всё понимаю, и рад, что тебе лучше, — вежливо сказал Лён.

— Но ты по-прежнему избегаешь меня…

— Вовсе нет! — поймав мой скептический взгляд, он поправился: — Не совсем... Да. Но этому тоже есть научное обоснование. Называется «чувство ответственности». Я тоже до сих пор нахожусь под впечатлением от твоих родов, и уверен, что в ближайшее время нам не стоит повторять этот опыт.

— Полностью согласна, но…

— Значит, ты согласишься и с тем, что нам нужно сделать перерыв.

Я мило улыбнулась и заговорщицки сообщила:

— Лён, я вторую неделю пью надежнейшее зелье, предохраняющее от зачатия — с надеждой, что будет от чего предохраняться.

Радостная новость о моей предусмотрительности не вызвала у него энтузиазма.

— Оно может не сработать.

— Гарантия полная, это лучшее заговорённое зелье. Понимаю, Лён, у тебя железная выдержка и терпение, и вообще, до встречи со мной у тебя семьдесят три года не было девушки, но я так не могу. Я не могу с тобой просто дружить.

— Вольха, это временная мера, — Лён отвёл глаза, и мне стало как-то не по себе.

— О, боги! — я поплотнее запахнула халат, осенённая неприятной догадкой. — Какая же я дура!

В другой ситуации Лён бы согласно кивнул, получил от меня тычок в бок и отпустил бы шуточку, чтобы разрядить обстановку. Но он упорно молчал, ожидая моих пояснений, которые незамедлительно последовали. Так уж я устроена — не люблю держать худшие мысли при себе. С присущей мне прямолинейностью и с душой, удравшей в пятки, я сказала:

— Ну, я и раньше не блистала красотой, чего уж там... Скажи прямо, что я тебе больше не нравлюсь. Или воспитание не позволяет?

— Вольха, нет…

В этот момент, как назло, решило прибыть молоко, и на моём прекрасном шелковом халате стали расплываться два неприглядных тёмных пятна, которые я попыталась прикрыть рукой. Я готова была расплакаться от досады.

— Да и гхыр с ними, с греховными утехами! — выпалила я. — Будем жить, как монахи, пока не поубиваем друг друга.

— Вольха, перестань! — увидев, что я собираюсь сбежать, Лён схватил меня за локоть и развернул к себе. — Что ты придумала? Ты очень красивая и привлекательная, даже с этой причёской…

— В смысле? — я потрогала элегантную пирамидку из волос, которую Велька так долго сооружала.

— Шутка, — без тени улыбки сказал он. — Просто я дал слово Келле и не стану его нарушать.

— Какое ещё слово? — я сложила руки на груди, продолжая прикрывать намокающий халат, пока Лён крепко держал меня за локти.

— Что поберегу тебя. Тебе нужно восстановиться.

— Но я в полном порядке!

— Ты ужасно нас напугала, — он притянул меня к себе и поцеловал в лоб, как заботливый старший брат. — Даже Келла призналась, что твои роды — самое страшное испытание в её жизни со времён войны. Ты чуть не умерла, и твоё восстановление займёт больше, чем ты думаешь.

— Опять Келла, всё время Келла… Да что она знает? — мне так нравился его запах, что я невольно провела носом по его шее. — Но поцеловаться мы хотя бы можем?

— И чем это закончится? — он усмехнулся. — Криками «чур, я сверху»?

— Это такой толстый намёк на мою несдержанность, да?

Лён подхватил меня на руки, донёс до кровати и усадил к себе на колени.

— Я тоже не железный, Вольха, — он тяжело вздохнул. — Поверь мне, ты очень красивая, и я тебя люблю ещё больше, чем прежде, если это вообще возможно. Я бесконечно горжусь тем, что ты сделала в первый день после наводнения, хоть изначально ужасно злился и ругал вас с Велькой за безответственность. Ты выстояла, потому что ты сильная — ты просто необыкновенная, но даже тебе нужно время, чтобы восстановиться. Моя кровь спасла тебя, но ты должна понимать, что происходит в твоём теле. Конечно, вампиршей ты никогда не станешь, это невозможно, но пока вампирья кровь не заменится полностью твоей, заговорённые зелья работать не будут. Магия слабо действует на вампиров, а на меня — совсем не действует.

Я нахмурилась, начиная понимать, что к чему.

— Опять я не знаю о себе то, что знаешь ты. Это очень неприятно…

— Прости, — сокрушённо сказал Лён. — Но про зелья придётся забыть.

— И про всё остальное, да? На сколько?

Лён деликатно прокашлялся.

— Пока не восстановятся твои женские дни. И поверь, Келла знает, что говорит.

— А может, они давно восстановились?

— Но это ведь не так?

Я отвела глаза.

— Значит, всё-таки монахи.

— Мне казалось, ты нарочно меня избегаешь, — вкрадчиво сказал Лён. — Ты перестала переодеваться при мне.

— Потому что я до сих пор не понимаю, чьё это тело. По ощущениям вроде моё, но выглядит как чужое.

— Вольха, ты что, стесняешься меня? Знаешь ли, я видал тебя в самом разном состоянии.

— Но тогда мне не хотелось быть для тебя самой красивой.

— Врунишка… Хотелось, и ты была. И есть, — он прикоснулся губами к моему виску. — Ты злилась, и поделом мне, потому что я очень виноват перед тобой, Вольха… Не нужно было мне ехать на эту дурацкую свадьбу! И зачем только я дал себя уговорить? Ведь ты запретила мне ехать — мог бы хоть раз тебя послушаться! Я столько раз помогал при родах своим подданным — и не был рядом с женой в самый важный момент её жизни…

— Ты ни в чём не виноват, — сказала я, — и сердилась я вовсе не поэтому… Так ты меня поцелуешь?

— Хм… Если ты так изголодалась, — с издёвкой начал Лён и, получив два тычка в грудь, продолжил: — Я могу попросить Келлу облегчить твои страдания настойкой, которую она сварила для меня.

— Настойка от… желания? А такая есть?

— Называется «от похоти и страсти», — подтвердил Лён.

— Нет, спасибо.

Это было бы слишком унизительно — просить Келлу о подобном. Я вдруг почувствовала, как молочные ручейки с моего халата начинают просачиваться на рубашку Лёна. Он опустил взгляд на мою грудь и сказал:

— Мне кажется, если я к ним прикоснусь, то стану захватчиком, нагло напавшим на чужую территорию.

— Если ты не станешь требовать молока, то всё нормально, — сказала я и быстро сплела два заклинания: останавливающее молоко и осушающее. — Так мы можем наконец поцеловаться, или зелье против страсти отбило у тебя всю охоту?

— Я его не пил. Всё равно не поможет, проверено. А ты никогда не сдаёшься, верно?

Я пожала плечами и выжидательно подняла лицо. Лён наклонился и чмокнул меня по-дружески в щёку, но я обвила его шею двумя руками и повалила его на кровать, оказавшись-таки сверху.

— Не бойся, мы просто поцелуемся, — сказала я семидесятивосьмилетнему вампиру, словно он был юной девой.

— Это ты должна бояться, Вольха, — напомнил он, придерживая меня за спину. — Я приношу тебе сплошные неприятности. И ведь знал, что не стоит тебе со мной связываться! Нужно было сразу тебя оттолкнуть или напугать.

— А я не из пугливых.

Пожалуй, таким свежим и самозабвенным был только наш первый поцелуй в Леске, прерванный приходом друзей с тревожными новостями. В этот раз тоже раздался стук в дверь.

— Госпожа Вольха, пора кормить, — напомнила из-за двери няня.

— Иду, — со вздохом ответила я, садясь на кровати. — А ты оставайся здесь и не вздумай сбежать, Лён. Жди и думай, что будешь со мной делать, когда я вернусь, чтобы порадовать меня и не допустить… репродукции.

— Кажется, у меня есть парочка идей, — клыкасто усмехнулся он, закидывая руки за голову и расплываясь в счастливой улыбке.

— Я тоже тебя порадую, не сомневайся, — то ли пригрозила, то ли обнадёжила я и вышла из комнаты, на ходу запахивая халат и еле слышно бурча сквозь зубы: — Этих вампиров гхыр поймёшь…

* * *

— Ввиду того, что наши долины находятся на большом расстоянии, а именно… — один из старейшин стал долго и нудно перечислять вампирские королевства в количестве двенадцати штук и расстояние в верстах между ними, а потом между каждым и Догевой. — Общее управление ими затруднено, однако необходимо. В связи с этим уже в который раз предлагаю создать единый управляющий орган, избрать туда представителей от каждой долины с непременным участием Повелителей, — в этом месте Лён еле заметно поморщился, но быстро принял невозмутимый и внимательный вид, — а также по два избираемых общим голосованием члена совета из каждой Долины. Также рекомендую в обязательном порядке нанять на работу в каждую долину как минимум одного телепата, кроме уже имеющихся, ибо в отсутствии Повелителя-телепата использование телепатофона становится невозможным и коммуникация между долинами осложняется.

— Не уверен, что к нам встанут в очередь безработные телепаты, — заметил один из советников.

Лён тихо хмыкнул и глянул на Старейшину, недовольного тем, что его перебили.

— Рекомендую, тем не менее, всем долинам подать заявки на подобных специалистов, в том числе из числа выпускников Старминской школы чародеев, пифий и травниц. Наиболее способные отроки, проходящие практику, вполне смогут справиться с задачей и не станут отказываться, если их надлежащим образом мотивировать — финансово.

Мы с Лёном переглянулись: он загадочно изогнул одну бровь, я коварно улыбнулась. Такое доверие выпускникам моей бывшей школы немало мне польстило. Началось обсуждение, в котором мы не участвовали, заранее зная, какое решение Лён примет: управляющий орган создать, Повелителей включить, телепата нанять. Всё это было оговорено раньше, а на Совет выносилось для проформы и обсуждения деталей. Я рассеянно глянула в окно, и вдруг моё внимание привлекла интересная сцена: два вампира, увязая в снегу, несли груду широких и длинных досок в сторону нашего дома. Не говоря ни слова, я сжала ладонь Лёна под столом и незаметно кивнула в сторону окна.

— Интересно, как быстро они её соберут? — прошептала я.

— Полчаса, — тихо ответил Лён. — Но я бы проконтролировал.

— А я бы сразу и опробовала.

Он криво усмехнулся. Встал второй Старейшина.

— Следующий вопрос повестки: усиление защитно-наступательного потенциала Догевы и долин, в которых проживают вампиры. Необходимо обсудить повышение квалификации стражей и воинов, договориться об обмене опытом в плане тактики и стратегии военных действий, потренировать: бои на гвордах, фехтование, искусство верховой езды, правила общения с местным населением другой расы…

По тому, как нетерпеливо покачивалась стопа Лёна под столом, я поняла, что и этот вопрос он уже обсудил, обдумал, и решение было принято: усилить, обменяться… Как именно, определит Совет. Из-под белого плаща Повелителя выглядывали удобные штаны для тренировок и верховой езды. Его лицо было спокойно и, как всегда, прекрасно. Обруч с изумрудом придерживал льняного оттенка волосы, спадавшие волной на плечи. Возможно, это было нескромно и неуместно с моей стороны — вот так бесцеремонно и без повода рассматривать его и молча восхищаться, но разве я виновата, что он так привлекателен? Самый упрямый, независимый и справедливый Повелитель, самый смелый и добрый, любимый мой мужчина. Только я знаю, как он бывает раним и одинок и как умеет смеяться и дурачиться, чтобы это скрыть. Лён поймал мой взгляд и едва заметно улыбнулся. Жаль, что я не телепат.

— Это необходимо, ведь в случае межрасового военного конфликта, а он никогда не исключён, долины должны стать единым фронтом…

Я непроизвольно вздрогнула. Слава богам, ничто не предвещало подобного, однако границы Догевы по-прежнему пересекали агрессивно настроенные люди с бусами из чеснока, осиновыми колами в руках, а то и с арбалетами, заряжёнными серебряными болтами. Там, где процветают невежество и страх, мир зыбок. Вообще, все эти межрасовые вопросы в моём присутствии звучали как-то двусмысленно. Интересно, что думали члены Совета о том, на чью сторону встану я в случае межрасового конфликта? Лён, конечно, знал ответ и даже не задавался подобными вопросами, но остальные… Я всегда считала, что правители слишком сильно полагаются на свои слабо обученные и плохо обеспеченные армии, которые то отказываются сражаться, то отлынивают от геройства, а то и вовсе братаются с врагами. Но не с вампирами, конечно. Сколько лет должно пройти и что должно случиться, чтобы люди решили побрататься с вампирами? Хоть я и научилась неплохо махать мечом одной рукой, выплетая заклинания другой, но полагала, что межрасовые и другие конфликты лучше решать путём переговоров — то есть хитростью, подкупом, обманом и манипуляциями.

Как раз в этот момент я снова глянула в окно и увидела, как те же двое вампиров пытаются протиснуть внушительных размеров матрас через нашу входную дверь. Магия могла бы значительно облегчить им задачу. Эту сцену заметил и Лён, а также сидевшая сбоку от него Келла. Подождав, пока обсуждение второго пункта повестки придёт к логическому завершению, Лён поручил обсудить вопрос о постройке нового общественного амбара без него, с «последующим докладом и принятием окончательно решения в рабочем порядке», быстро встал и предложил мне руку, чтобы удалиться.

— Простите, у нас возникло неотложное дело, — с серьёзным видом заявил он, подмигивая травнице, которая закатила глаза. Она не одобряла, когда Лён игнорировал государственные и хозяйственные дела, но, видимо, тоже не хотела допустить порчи дорогущего, специально выписанного из Ясневого Града матраса с новомодным кокосовым наполнителем.

Мы вышли из Дома Совещаний, степенно пересекли площадь и ускорили шаг уже возле нашего дома. Два вампира у входа обсуждали впихивание матраса через чердак. Вежливо поклонившись, они обрисовали проблему и спросили, не соблаговолю ли я помочь в её решении. Я соблаговолила, и вампиры внесли в дом и затем в спальню заворожённый мною матрас, который я позже вернула в исконный вид.

Кровать выглядела огромной и пахла свежей сосной. К ней прилагался ещё не укреплённый балдахин из синего бархата, лежащий горкой на сундуке. Я прикинула, что из него могло бы получиться шикарное платье со шлейфом, которое я надела бы на третью годовщину нашей свадьбы. Не то чтобы догевские лавки страдали от нехватки тканей, но представить себе подобный балдахин над своей головой я не могла.

— Мы ещё не совсем закончили, Повелитель, — проговорил один из вампиров, но Лён лишь махнул рукой.

— Благодарю, остальное позже. Можете идти.

Как только мы остались одни, я повернулась к Лёну и с многозначительным видом сняла и положила на стол свой заговорённый от телепатии амулет. Лён проводил его долгим взглядом. Дети до ужина гуляли с нянями, а Дольмена, наша помощница по дому, была отпущена до утра. Несмотря на то, что мы с Лёном много времени проводили вместе, остаться наедине днём получалось не так уж часто.

Лён снял свою мантию, распустил крылья сквозь прорези в рубашке и медленно подошёл ко мне.

«Ты просто красавчик», — подумала я, и он усмехнулся.

— Думаешь, стоит опробовать? — он кивнул в сторону кровати.

— Определённо.

«Мне нравится твоё лицо. Всегда нравилось, особенно глаза. И губы, — подумала я, прикладывая палец к его губам, — такие ласковые и сочные».

— Вольха, прекрати, не смущай меня.

— Смутить — тебя?!

— Ну, просто я предполагаю, что ты станешь продолжать…

— Естественно. И я думаю только правду.

— Красота мужчины в его поступках, — глубокомысленно изрёк он.

— Кто тебе сказал такую глупость? — рассмеялась я. — Лично я полюбила тебя за улыбку и крепкие плечи. Остального на тот момент я ещё не разглядела.

Его крылья укутали нас, Лён обнял меня за талию, и я выжидательно подняла к нему лицо.

— Ты тоже красивая, Вольха.

Я недовольно поморщилась.

— А поконкретней?

— Ты прекрасная Повелительница.

— Хм… Нет, не то.

— И отличная мать — когда не позволяешь близнецам…

— Лён, — перебила я, — комплимент и занудство несовместимы.

Он прокашлялся.

— У тебя красивые… — он задумчиво умолк.

— Ну?

— Ноги, например.

— А-а, — разочарованно выдохнула я.

— Глаза? Вольха, — он усмехнулся, — это неправильно, любить кого-то по частям. Отдаёт расчленёнкой.

Я ободряюще улыбнулась.

— Правду, только правду, Лён…

— Да ты просто меня приворожила. Без магии не обошлось, признайся — есть же пожизненные привороты, — получив лёгкий шлепок, он добавил: — На самом деле я понятия не имею, за что тебя люблю.

— Ну придумай что-нибудь.

— То правду, то придумай… Ты же знаешь, я не мастер выворачивать душу.

— Это да, — я вздохнула и пришла к нему на помощь: — Ты говорил, что полюбил меня с первого взгляда.

— Не совсем, — признался Лён. — Когда ты плескалась в озере при нашей первой встрече, это озеро ещё не было нашим, но я почему-то подумал уже тогда, что оно им станет. Я без зазрения совести читал твои мысли, а ты так искренне радовалась тёплой воде и жизни вообще, что я вдруг ощутил счастье без всякой причины. И позже тоже. Мне было хорошо рядом с тобой, даже когда ты разбила мне камнем лоб. Я сразу понял, что ты моя женщина. У телепатов такое бывает. Но я не был уверен, что ты когда-нибудь почувствуешь то же самое. Ты боялась меня и избегала близкого контакта.

— Просто мне понадобилось время, я же не абсолютный телепат, а всего лишь ведьма.

— Ты моя ведьма-хранительница, во всех смыслах, — сказал Лён, и я потрогала реар, уже месяц висевший на моей шее — камень в форме волчьего клыка, до этого два года висевший на шее Лёна. — И мне ужасно жаль, что снова пришлось пырнуть тебя кинжалом.

— Постараюсь больше не умирать, — пообещала я.

— Так мы собираемся её опробовать? — спросил Лён, надеясь, что на этом выворачивание души можно будет завершить.

— А то! — воскликнула я, высвобождаясь из его крыльев и с разбега запрыгивая на кровать. — Как-то жестковато. Такое впечатление, что там не кокосовые волокна, а сами орехи.

В этот момент ножки с одного бока кровати подогнулись, и я, как с горки, позорно скатилась на пол. Лён бросился меня ловить, но успел только приземлиться рядом. Мы переглянулись и зашлись смехом.

— Я думал, они не успели установить балдахин, — сказал Лён, успокоившись.

— Может, и не надо? Ну его, только пыль собирает. Чтобы спрятаться от всех, мне хватает твоих крыльев.

На этом мы умолкли, и дальше пошли только мои мысли, открытые для Лёна — немного бессвязные и абсолютно бесстыжие, как банная оргия.

* * *

Солнце просвечивалось сквозь сочную весеннюю листву, осинки робко подрагивали на ветру, ольховые серёжки распушились и приплясывали, словно желтоватые гусеницы. Аромат чубушника пьяно разносился по поляне, смешиваясь с запахами свежей травы.

Сначала из кустов малинника показались чёрные мужские ботинки, затем зад в потрёпанных временем и непогодой штанах, а потом оттуда бодро выполз сам Лён. Его на четвереньках, но головой вперёд преследовала рыжеголовая и очень разлохмаченная Береника. С победным кличем она схватила отца за куртку и за пару секунд взобралась на спину. В последнее время Лёну нередко приходилось выступать в роли скакуна, осёдланного боевого вида девчонкой ростом в полтора локтя. Говорить она не умела, но научилась отдавать команды, громко прищёлкивая языком. Испустив несколько воплей, заслышав которые любой проходящий мимо подданный бросился бы спасать своего Повелителя, Лён проскакал пару кругов по поляне и повалился со своей ношей на покрывало, где уже устроились мы с Полднем. Береника скатилась с отцовской спины, подползла к брату и стала отбирать у него состоящую из разнокалиберных колечек пирамидку, почти собранную. Полдень испустил негодующий вопль, и Береника получила от меня свою пирамидку, которую, впрочем, тут же отбросила в сторону, пребывая в уверенности, что у брата любая игрушка интересней.

Чтобы не допустить драки, я отвлекла внимание детей упавшими мне на голову ольховыми серёжками, заплясавшими в воздухе под щелчками моих пальцев. Я на ходу придумала историю про путешествующего гномика, отправившегося на поиски драгоценных камней в незнакомую страну и искавшего путь по волшебным серёжкам, растущим на ольхе. Чтобы продемонстрировать, как сияют драгоценные камни, я сняла со своей головы обруч с рубином, а с головы Лёна — обруч с изумрудом, и дети какое-то время играли, пытаясь их надеть друг другу на маленькие головки. Белокурый Полдень был более кудрявым, чем его сестра, поэтому мой небольшой обруч уверенно держался на его голове.

Вдруг раздался жалобный писк, затем громкий птичий гам, и мы заметили вывалившегося из гнезда птенца, удачно приземлившегося в пушистую траву под осиной. Не дав детям исследовать бедолагу, я встала, размяла пальцы и сплела заклинание. Птенец, продолжавший испуганно пищать, мешал левитации взмахами крыльев и дёрганьем головой, но в конце концов всё же приземлился обратно в гнездо. Его родители-дрозды ещё какое-то время возмущённо поругивали своего отпрыска, но скоро успокоились и притихли.

Дав близнецам в каждую ладошку по сухарику и, таким образом, обеспечив себе спокойные четверть часа, мы с Лёном сели на островок из клевера: Лён — прислонившись спиной к стволу осины, я — прислонившись спиной к животу Лёна, — и стали молча слушать гомон птиц, перешёптывание листьев, шуршание ежей в траве и тихие русалочьи песни, не спуская глаз с близнецов. Я первая прервала молчание.

— Лён?

— Что?

— Как ты думаешь, Велька и Шаон поженятся?

— Я же не пифий, — усмехнулся он, — предсказаниями не занимаюсь.

— Но ты же телепат! Ты знаешь их мысли. То есть это уже не предсказание, а прогноз.

— Мне кажется, обсуждать чужие мысли с кем бы то ни было не совсем этично.

— С каких это пор? — удивилась я. — Просто я переживаю за лучшую подругу. Велька не уезжает. Как ты думаешь, у Шаона это серьёзно?

— Да.

— Она ему нравится?

— Более чем.

— А его намерения?

— Далеко идущие.

— Это хорошо, — я выдохнула с облегчением, — потому что Велька от него без ума.

— Ну-у, — неуверенно протянул Лён, — это не совсем так.

— Правда?

— Твоя подруга, конечно, ставит телепатический щит, а я стараюсь не читать её мысли, но иногда она так громко думает, что это не помогает.

— Если она сердится на Шаона, то это не со зла, а наоборот, — попыталась я оправдать подругу.

— На Шаона? Нет. Она просит всех богов, чтобы не влюбиться так, как «Вольха в этого белоголового гордеца с замашками бродяги».

Я рассмеялась.

— Конечно, она видела, к чему это приводит, она же принимала у меня роды. Я их с Келлой так измочалила.

— Бедняжки, — сказал Лён с мрачной усмешкой.

Я была рада, что он наконец смог пошутить на эту больную тему. Мы, не сговариваясь, посмотрели на близнецов, самозабвенно, с громкими причмокиваниями обсасывающих сухари. У каждого из них уже было по зубу, но это не очень-то ускоряло процесс. Солнце играло на белокурой, цвета спелого льна шевелюре Полдня, и я подумала о том, какое подходящее имя Лён выбрал для нашего сынишки. Конечно, на самом деле он именовался Арр’адд’ар тор Ордвист Ш’эонэлл, но официальное имя предназначалось для официальных церемоний. Полдень появился на свет первым, а значит, он был законным наследником и будущим Повелителем Догевы, однако более бойким характером в этой парочке обладала его рыжеволосая сестра.

Какое-то время мы молча смотрели на детей, погружённые каждый в свои мысли. Мне было невероятно хорошо сидеть на мягкой траве, опираясь спиной на грудь и живот Лёна, а руками, как на подлокотники кресла, на его согнутые ноги, и слушать над ухом его спокойное, ровное дыхание. Лён гладил мой живот, норовя забраться под рубашку, я шлёпала его по рукам, и они утихомиривались, чтобы через минуту повторить сделанное и продвинуться на вершок дальше.

Пристукнув двух комаров, я отвлеклась от блаженной неги и вспомнила, что собиралась посоветоваться с Лёном по поводу одного важного для меня дела.

— Лён? Надо поговорить.

— Хм? — он поцеловал меня в макушку. — О чём?

— Я хочу наконец собраться с силами и написать магистерскую диссертацию на соискание второй степени.

Лён замер и так напрягся, словно увидел живую гадюку.

— В смысле?

— Ну, третью степень я защитила, нужно двигаться дальше. Дети немного подросли…

Лён молча высвободился от моего веса, вскочил и с мрачным видом прошёлся по поляне.

— Подросли? — с досадой произнёс он. — Да ты ещё неделю назад кормила их грудным молоком.

— Да, но теперь оно им не нужно, а ещё у них есть две няньки.

— Вольха, — неожиданно сердито воскликнул Лён, — нет, нет и нет!

— Но почему? — я тоже встала, чтобы он не возвышался надо мной беловолосой громадиной.

— Разве это не очевидно? Ты больше не рыжая ведьма на чёрной кобылице, ты Повелительница Догевы и мать наследников. Прости, но представители твоей расы и раньше не жаловали тебя, предлагая тебе досрочно закончить жизнь на костре — и это несмотря на то, что ты им помогала своей магией. Теперь всё будет намного хуже. Люди знают, что ты — человеческая ведьма и жена вампира.

— И?

— Твои одинокие поездки по хуторам придётся прекратить. Я категорически против — и они, — Лён указал на детей, — тоже имеют право голоса. Трое против одного.

— Ты мне запрещаешь выезжать из Догевы? — я недовольно скрестила руки на груди.

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе ничего запретить, — он обречённо вздохнул. — Я просто взываю к твоему благоразумию.

— Тю-ю… Это и раньше было трудно.

— И материнскому инстинкту.

— Нашим детям ничто не угрожает.

— Кроме перспективы остаться без матери?! — Лён принялся ходить туда-сюда по поляне. Давно я не видела его таким сердитым. — Вольха, мы оба знаем, что такое расти без родителей. Я своих вообще не помню. Мы никогда не пожелаем такого своим детям!

Береника, почуяв неладное, отложила один сухарь и стала внимательно следить за разговором.

— Ты считаешь, мне что-то угрожает, если я просто проедусь по Белории, как раньше, и изведу парочку упырей?

— Просто проедешься? Да когда такое было? И ладно, упыри, вурдалаки и прочая нечисть. Но люди. Они опасней и страшней! Ты слишком узнаваема. Знаешь, кого люди ненавидят больше, чем вампиров? Тех, кто с ними на короткой ноге. И это не говоря о том, что тебя могут похитить ради выкупа.

— Это будет не так-то просто, — возразила я.

— Ты станешь биться с небольшим отрядом наёмников? Считаешь, наших уроков на мечах было достаточно? — вспылил Лён. — А если они наймут в помощь мага, как уже бывало?

— Лён, но ты даже не спросил про тему моей диссертации, — возмутилась я.

— И не хочу!

— Ты же читал все предыдущие, и тебе понравилось.

— Я исправлял ошибки.

— Что? — возмутилась я. — И врал, что интересно?

Лён тяжело вздохнул, его глаза холодно блеснули.

— Ну и момент ты выбрала, Вольха, — в его голосе прозвучали горечь и разочарование.

— А что такого?! Я просто хотела поговорить.

Береника бросила второй сухарь и скривила нижнюю губу. Заметив это, Лён сбавил обороты, клыкасто ей улыбнулся и добавил спокойным тоном:

— Я сижу у этой проклятой осины в полном умиротворении и думаю, за что мне столько счастья, быть рядом с вами, а ты в этот момент замышляешь побег?

— Лён, прости, — его слова так тронули меня, что я больше не могла его мучить. — Я хочу написать диссертацию о магических способностях различных рас на примере вампиров.

Он бросил на меня удивлённый взгляд.

— На примере… вампиров?

— Да, — охотно пояснила я, — и чтобы у меня была доказательная база, я хочу открыть в Догеве магическую школу. Небольшую. Начну сама, с уроков по практической магии, а потом можно будет привлечь Келлу или Вельку, пригласить пифию. Я точно знаю, что в Догеве есть парочка ребятишек с магическими способностями, но если их не развивать с раннего возраста, они угаснут. Только, пожалуйста, давай не будем это обсуждать на Совете — ты просто повелевай, а я покорюсь.

— А сразу нельзя было сказать? — проворчал Лён, выдыхая с облегчением.

— Ну, дразнить тебя — моя главная задача на посту Повелительницы, — я мило улыбнулась. — Заодно я выяснила, что ты демократ и узурпатор одновременно: сам всё запретил, но детей к голосованию привлёк.

Береника, смекнув, что повода для паники нет, попыталась найти сухарь, но не преуспела и отобрала один у брата. Полдень миролюбиво вгрызся во второй своим единственным зубом.

— Вольха, иногда мне так хочется тебя отшлёпать, — прошипел Лён.

— А ты сначала догони!

Мы немного побегали между осинок, а когда я запыхалась, Лён схватил меня сзади за талию и повалил в траву. Его ладонь немного пошлёпала меня поверх юбки, потом погладила то же место, но уже под юбкой.

— Лён, прости, — я обвила его шею двумя руками и поцеловала в щёку. — На самом деле, я думала то же самое — ну, сидя у осинки. Про счастье. Я не хочу уезжать — и это не жертва на алтарь семьи или безопасности. Не знаю, как долго это продлится, но я совсем не хочу вас покидать. Ни их, ни тебя — как ты мог такое подумать?

Лён многозначительно повёл бровями.

— Просто я знаю тебя, Вольха. Я давно раскусил твой секрет.

— Да ну? — удивилась я, подпирая затылок ладонью, чтобы не терять из вида близнецов. — Тогда поделись, потому что я сама себя не могу раскусить.

— Ты свободолюбивая.

— Всё?

— Нет. Ещё ты… фантазерка.

— Лён, ты знаток душ и сущностей, — без тени иронии сказала я, — вот и расскажи как на духу всё, что обо мне знаешь.

— Хм… Ну хорошо, — Лён откинулся на спину и глянул в небо. — Трудное детство не озлобило тебя, а наделило здоровой иронией и чёрным юмором, богатое воображение тоже родом оттуда. Тебе часто приходилось полагаться только на себя и сталкиваться с жестокостью, но жестокость как таковая тебе отвратительна. Ты отчаянно стараешься разглядеть в каждом хоть что-то хорошее: в людях, драконах, вампирах… Ты любишь составлять собственное мнение и не доверяешь чужому, и из-за этого тебя считают упрямой. Ты смелая на грани опрометчивости, потому что привыкла полагаться на удачу и интуицию, а не на здравую оценку. Ты не боишься трудностей и предпочитаешь разбираться с ними напрямую и сразу. В школе ты преуспела благодаря уму и таланту, которые недооцениваешь, а ещё — благодаря упорству и хитрости, но только не усидчивости. Ты не считаешь себя красивой или особенной, ценишь похвалу, но не лесть. Любишь насмешку, но не злорадство, тайком жалеешь слабых и не лебезишь перед силой. Тебе чужды мстительность и подлость, ты умеешь прощать даже жадин и трусов. Ты ищешь опору в настоящей дружбе и умеешь быть преданной, хотя по натуре скорее одиночка.

Лён умолк и глянул на меня, но я ответила не сразу: такая подробная характеристика потрясла меня до глубины души. Подобрав отвисшую челюсть, я изрекла:

— Ого… Если я буду искать новое место работы, напиши всё это в своей рекомендации. Кроме усидчивости.

— Если ты захочешь сменить работу, то всё, что я о тебе напишу — что ты подлая, противная, хитрющая ведьма, — невозмутимо заявил Лён.

Я рассмеялась.

— Это уже больше похоже на правду!

— Но самого главного я ещё не сказал, — он взял мою ладонь, скрестил наши пальцы. — В тебе есть пыл, жажда жизни и любовь. Много любви.

С этим было трудно поспорить.

— А в чём твой секрет, Лён? — спросила я.

— Ты мне скажи.

Я задумчиво оглядела его с головы до ног, как будто это могло помочь. Вот так одним словом и не опишешь... Дрозды снова заверещали в гнезде, и мы оба посмотрели наверх: с птенцами всё было в порядке, их просто кормили.

— Мне кажется, ты… справедливый, — подытожила я. — И гораздо умнее, чем хочешь казаться.

— Всё?

— Нет, но остальное нецензурное.

— В смысле? — возмутился Лён.

— В смысле восхищения.

— А, тогда ладно.

Он поцеловал меня в нос, потом в шею, потом в губы, и пошло-поехало.

Первой приползла Береника. Став на ноги с опорой на мой зад, она проворно забралась сначала на меня, а потом просочилась между мной с Лёном. Полдень приполз следом и попытался вклиниться со стороны наших ног. Мы его впустили, и Лён окутал нас всех крыльями. Липкие ручонки Полдня коснулись моих щёк, Береника уткнулась носом мне в шею. Пришлось придумывать историю о волшебном домике из крыльев, стоящем на краю скалы, и о живущих в нём маленьких, отважных и очень вредных человечках, вечно попадающих в неприятности. Лён время от времени тихо подхихикивал, а дети мирно копошились, прислушиваясь к моему голосу.

Спустя четверть часа налетел дождь и мы, похватав пожитки и усадив детей в сумки на животе, оседлали Смолку и Вольта, накинули плащи и поехали домой.

— Ковену магов твоя идея со школой не понравится, — сказал Лён, съезжая на южный крест.

— Главное, чтобы она нравилась тебе.

Он довольно хмыкнул и добавил:

— А людям не понравится, что магички вдруг стали выходить замуж за вампиров.

— Сомневаюсь, что таких чокнутых найдётся больше двух, — миролюбиво заключила я, и мы заговорщицки переглянулись.