Полдень и Береника (гет)

Я уверена, что мечи — одушевлённые существа и они против меня что-то имеют.

Что ж, раз уж мне суждено погибнуть от зубов вампира, пусть, по крайней мере, это будет симпатичный вампир.

Звон мечей раздавался лишь на поляне, а дальше осиновый лес заглушал его, попутно скрадывая досадные или победные вскрики. Казалось, даже птицы умолкли и притаились в ожидании развязки. Догева отдыхала в вечернем летнем мареве, и вряд ли кто-то мог увидеть или услышать бой, происходивший на её окраине.

Поморщившись от боли в правом плече после неудачного рывка, я отступила, быстро вытерла пот со лба и перекинула меч в левую руку. Присела, спружинила и сделала выпад. Ответный удар отбросил меня назад и заставил попятиться. Злость — не лучший товарищ в бою, но её обычно и не призывают, она приходит сама, накатывает и всё портит. Злилась я, главным образом, на себя — на свою слабость, неловкость, неповоротливость и медлительность. Бой на мечах никогда не был моей сильной стороной, но если раньше меч служил мне, главным образом, для антуража или разделки пойманной в ручье рыбы, то теперь я хотя бы понимала, куда бить и как парировать удары. И всё же даже десятилетний тролль имел все шансы раскроить меня на кусочки, прежде чем я его проткну. Да что ж это такое? Зря я, что ли, столько времени приседала, отжималась, подтягивалась на кривой берёзе и часами плавала в озере? Ноги ещё держали меня, но сердце выпрыгивало из груди, а правая рука горела огнём. Левая с мечом дружила значительно хуже правой, зато новый ракурс мог удивить противника…

С криком загнанного в ловушку гнома я бросилась вперёд и, сделав несколько ложных выпадов, присела, подсекая врага снизу. Тот шутя подпрыгнул и в повороте чуть не нанёс мне фатальный удар сбоку, я увильнула и, выронив меч, с рычанием ринулась головой вперёд, норовя боднуть противника в живот.

— Вольха, эмоции! — с осуждением вскрикнул Лён, откидывая свой меч и ловя меня сбоку за талию, избегая рукопашной.

Дав ему пару бессмысленных тумаков, больше похожих на отряхивание пыли, я с тяжёлым вздохом села на траву и досадливо прорычала. Лён уселся рядом и с удовольствием вытянул длинные ноги в низких зашнурованных сапогах. Один шнурок пострадал в бою: я рассекла его своим тупым бутафорским мечом. Кажется, на этом мои успехи в боевых искусствах заканчивались.

— Да, гворд тебе пока давать рано, — резюмировал Лён, поднимая голову и любуясь пронзительно-голубым безоблачным небом.

— Не больно-то и надо, — проворчала я, сгорая от стыда. Я, вероятно, вывихнула правую руку, но залечивать её на глазах у Лёна мне не хотелось, так что я просто осторожно согнула её и решила подождать с обезболивающим заклинанием до уединённого похода в кустики.

— Ты даёшь волю эмоциям, в этом твоя главная проблема.

Конечно, он был прав. Вот только волю я ничему не давала. Эмоции закипали во мне самостоятельно, без участия моей воли.

— Конечно, по сравнению с холодным и бесчувственным вампирюгой, я… недостаточно сдержанная, — заметила я, падая спиной на восхитительную мягкую траву, поросшую клевером.

— Да ты просто как бешеный гном. Но работа левой рукой стала лучше. Молодец, что тренируешь её, а правая освобождается для заклинаний.

Я лишь хмыкнула в ответ. Бой закончился, а я всё ещё сердилась. В том числе и на Лёна, хотя поводов для этого не было никаких — более терпеливого и внимательного учителя и придумать нельзя. Он тратил кучу времени на объяснения, тренировки и практику с разными предметами, держать которые в руках вампир его уровня счёл бы ниже собственного достоинства: с тупыми бутафорскими мечами и деревянными палками.

Лён улёгся рядом, и мы какое-то время молчали, восстанавливая дыхание. Висящий на моей шее агатовый амулет, заговорённый от телепатии мной, несколькими магами второй степени и двумя архимагами, надёжно скрывал мои мысли от Лёна. Постоянно быть открытой книгой для собственного мужа было бы для меня невыносимо, кроме того, я не сомневалась, что быстро наскучу ему своими сомнениями, метаниями, мечтаниями и страданиями по поводу вещей, совершенно не важных для мужчин. Сейчас, когда мы проводили много времени вместе, Лён признался, что его телепатический мозг отдыхает рядом со мной. Я его понимала. Если бы мне пришлось, как ему, непроизвольно сканировать и обрабатывать мысли и чувства находящихся поблизости вампиров, людей и прочих тварей, я бы точно сошла с ума. Лён был абсолютным телепатом с детства и умел при необходимости закрываться от чужого потока сознания, но это требовало усилий. По вечерам он иногда опускал голову в кадушку с холодной водой, заявляя, что так его мозг освобождается от услышанного за день шума. Я вовсе не хотела стать для него таким шумом. Вот почему я так ценила свой амулет — который, впрочем, могла снимать, когда вздумается.

— Ты по-прежнему раскрываешься перед ударом справа.

Я простонала. Анализ после боя важней самого боя. Моё самолюбие корчилось смятым бумажным листком. Лён много раз показывал, как и в какой момент нужно замахиваться, чтобы противник не успел истыкать меня мечом, но теория сильно отличалась от практики.

— Вольха, — задумчиво произнёс Лён, поднимаясь на локте и заглядывая мне в лицо, — я знаю, куда можно перенаправить твою злость.

— Куда? — удивилась я.

— В смех. Как только ты почувствуешь, что в тебе закипает ненависть к противнику, представь, как жалок он будет в поверженном виде. Как смешно будет просить о пощаде. Как глупо выглядит, когда его пилит жена. Как он на самом деле слаб и боится тебя…

— Тогда мне понадобится другой противник, потому что это всё не про тебя — кроме жены-пилы, конечно.

Он клыкасто улыбнулся.

— Тебе нужны новые тренеры.

— Ну вот ты и признался, как тебе всё это надоело. И я тебя не виню.

— Нет, Вольха. Твои прыжки с мечом — увлекательное зрелище, — Лён наклонился и быстро поцеловал меня в щёку, задев при этом повреждённое плечо, и я тихо охнула от боли. — В чём дело?

— Да так, дёрнулась неудачно.

Лён закатил глаза.

— Ну и зачем лежать и терпеть? — он подождал, пока я сплету анестезирующее заклинание, и мрачно добавил: — Мне не нравится сама идея того, что тебе придётся сражаться настоящим мечом. Для написания диссертации это не нужно.

— Но очень пригодилось бы мне в прошлом, хотя я не собиралась ни с кем драться, — напомнила я. — Неприятности с мечами наперевес приходили ко мне сами.

Лён поморщился. Эти воспоминания были ему неприятны так же, как и мне.

— И всё же твоя сила в магии, — напомнил он, — практикуй её.

Я работала в этом направлении, но в последнее время недостаточно. На укрепление тела и боевого духа уходили почти все силы.

— Да, я ведьма, — констатировала я, — а от ведьмы никто не ожидает боевых умений. Знаешь, сколько раз во время путешествий меня называли пигалицей, крошкой или, извиняюсь, фитюлькой? Меня будет трудно обидеть, когда я снова поеду за практическим материалом для диссертации.

Лён удержался от комментариев, за что я была ему несказанно благодарна. Несмотря на то, что мы давно договорились не ограничивать свободу друг друга, он пользовался своей свободой немного иначе, чем я — например, всегда звал меня сопровождать его, если отправлялся куда-то с государственным визитом или по приглашению друзей. Если повод был скучный, я могла сжалиться и поехать за компанию, но пару раз всё же отказалась поехать с ним и Советниками по торговым делам. Когда же я отправлялась в свои сомнительные путешествия по белорским деревням и хуторам, зарабатывая на пропитание и ночлег уничтожением упырей и прочей нечисти, Лён оставался в Догеве, потому что там было его место — и потому что свою работу я предпочитала делать в одиночку. Я очень надеялась, что Лён никогда не узнает, сколько раз я рисковала жизнью по пустякам из-за своей беспечности и любопытства, сталкиваясь с нечистью, нежитью, тёмной магией, драконами, разбойниками или опасными лесными обитателями, но мы оба понимали, что магию необходимо тренировать и применять, иначе она останется бурным, плохо управляемым ручейком и никогда не превратится в полноводную реку.

— Купаться? — спросил Лён.

Я покосилась на повреждённую руку, переставшую болеть. Как повысилась эффективность моих обезболивающих заклинаний! Искупаться хотелось, но полноценное получасовое плавание, которое мы ежедневно практиковали с Лёном, придётся отложить до завтра, доверив моё окончательное лечение Келле, Верховной догевской травнице.

Подобрав мечи и одежду, мы направились в сторону озера, возле которого когда-то познакомились. Уже тогда Лён впечатлил меня своей красотой, и если первые восторги можно было списать на мой юный возраст и отсутствие в окружении достойных мужчин младше семидесяти — балбесы-однокурсники не в счёт, — то со временем я убедилась: он правда очень привлекателен внешне. Все вампиры обычно хорошо сложены и стройны — ни в Догеве, ни за её пределами я не встречала ни одного по-настоящему толстого вампира. Даже трёхсотлетние Старейшины выглядели вполне себе крепкими и бодрыми. Но Лён… Лён был особенно прекрасен, и это отмечала не только я. Его отличали чудесная осанка и манера держаться — одновременно благородная и благосклонная; в минуты растерянности и гнева он сохранял внешнее спокойствие, которое, по его словам, в нём воспитала Келла. У него были красивые руки, ладони и пальцы, ловкие и сильные. Его белокурые волосы, сейчас собранные сзади в хвост, в свободном виде были чуть волнистыми и блестящими, а серые глаза, пронзительные и глубокие, меняли оттенок с зеленоватого до голубого в зависимости от погоды. Я быстро привыкла к мягким кожистым крыльям, которые Лён носил свёрнутыми за спиной, как два пергаментных свитка. Они и на ощупь были гладкими, как пергамент. Мои сомнения в том, что природа напрасно одарила вампиров крыльями, не позволявшими им летать, но подвергавшими их опасности из-за предрассудков и страхов других рас, быстро развеялись. Под расправленными крыльями можно было укрыться от дождя и ветра, они помогали лежать на воде, в них можно было завернуться вдвоём, как в мягкий кокон… Лён не очень-то любил, когда я трогала его крылья, потому что боялся щекотки — это открытие в своё время меня немало повеселило.

Мы медленно шли к озеру, и я, чуть поотстав, украдкой поглядывала на Лёна со спины. Ремень на его старых, потёртых брюках ослаб, и они сползли на бёдра; серая, в пятнах от травы и пота рубашка прилипла к спине, и мне нестерпимо хотелось задрать её и коснуться ладонью его разгорячённого тела. Лучше со стороны живота. В такие моменты я была вдвойне рада, что телепатические возможности Лёна были ограничены моим амулетом. Лён обернулся и, вероятно, заметил что-то такое на моём лице, потому что вопросительно поднял брови.

— Всё в порядке?

Я кивнула, пытаясь подавить глупую улыбку.

— Тогда чего ты тащишься? Вперёд! — он припустил по тропинке, ловко перепрыгивая через кочки и поваленные ветки, как вырвавшийся на свободу мальчишка.

Вампиры быстро восстанавливали силы, в отличие от посредственных ведьм. И всё же я не хотела ударить в грязь лицом. Что-что, а бегать я умела быстро, потому что было за кем и от кого.

Через три минуты мы уже скидывали на ходу одежду. Вода в озере нагрелась из-за долгой жары, непривычной для этих мест. Впрочем, в лесу жара не казалась изнуряющей, вот только комарьё расплодилось выше меры. Боясь ещё больше повредить руку, не чувствующую боли из-за заклинания, я спокойно дрейфовала у берега, любуясь небом. Любой, кто купался без одежды, знает, как это приятно, когда мягкое тепло воды обволакивает со всех сторон, и как неприятно, когда кто-то скользкий хватает тебя за зад… Я ойкнула, но это был всего лишь Лён, поднырнувший со стороны камышей.

Мы стали по грудь в воде, обнялись и посвятили несколько минут долгому, привычному, но от этого не менее приятному целованию с поглаживанием попавшихся под руку частей тела. Затем я попыталась утопить его, запрыгнув сверху, и мы вместе скрылись под водой, а потом вынырнули по отдельности и долго отплёвывались, поглядывая друг на друга, словно каждый замышлял неладное. Лён без стеснения глазел на мои груди, выступавшие над водой, будто собирался по памяти писать с меня картину. Представив совершенно голого Лёна у большого холста, с кистью в руке и задумчивым выражением лица, я захихикала и нырнула к берегу. Мне было непросто выносить прямые, пристальные взгляды Лёна, потому что за ними обычно следовали поступки, которые я предпочитала не совершать в общественных местах.

Лён смешно отряхивался от воды, и я вдруг вспомнила его вторую, звериную, ипостась, в которой он один раз чуть не погубил меня. Волк всегда будет с ним и в нём, и мне не следовало об этом забывать.

Лошади ждали нас у тропинки. Я мигом оседлала Смолку, потому что хотела быстрей попасть домой, затащить Лёна в спальню, запереть дверь заклинанием и показать ему, на что я способна, когда проигрываю на мечах.

* * *

В тот вечер в Догеве завершилась большая ярмарка купцов из соседних земель. Мы сидели у костра в окружении вампиров, эльфов и гномов, ели поджаренное на костре мясо цыпленка и слушали местную знаменитость — баюна-лютниста. Певец затянул песнь о печальной судьбе одинокой вампирши, любимого которой в облаве погубили мерзкие, жестокие люди, разрубив его молодое тело на куски и побросав их в реку, так что молодуха не смогла даже погоревать над останками.

Меня неприятно впечатлила не столько сама история, сколько горячий отклик, который она имела среди слушателей. Таких историй противостояния людей с вампирами было великое множество, и почти все они корнями уходили в последнюю войну, в которой погибли родители Лёна. Помнится, мой знакомый тролль Вал когда-то предостерёг меня от общения с вампирами, заявив, что они ненавидят людей. К сожалению, в его словах была доля истины: старые кровные обиды так просто не заживают. Немногочисленные люди и полукровки, постоянно живущие среди вампиров, как правило, бежали от несправедливости и жестокости своей расы. С другой стороны, Вал с не меньшей уверенностью убеждал меня, что Повелитель Догевы ненавидит всех людей без исключения, что он использует дуру-ведьму и выбросит, как ненужный сапог. Или слопает и не подавится. Я внимательно посмотрела на Лена, с аппетитом вгрызающегося в цыплёнка, и улыбнулась. Он неправильно понял мой взгляд и предложил мне доесть его кусочек.

— Нет, спасибо, — отказалась я. — У меня от этих песен пропал аппетит.

К счастью, далее баюн решил не разводить слёзное болото и завёл гномью плясовую, к которой присоединились даже подвыпившие вампиры — мы с Леном ограничились аплодисментами. Глядя на то, как вместе приплясывают эльфы, гномы и вампиры, я надеялась, что в ближайшие годы — ну ладно, десятилетия — к этому танцу смогут присоединиться и люди с магами.

Затем мы вместе с остальными продолжили слушать чарующие песни юной вампирши, дочери лютниста. Она выводила прекрасные мелодии низким, тёплым голосом, вампиры и гости сидели рядом на бревнах и пеньках, поставленных кругами вокруг импровизированной площадки для выступлений. Когда певица затянула популярную балладу, многие вампиры стали тихо подпевать:

«Я был в бою, мой к'яард устал», -

Сказал наш белокурый вождь.

В бою смертельном гворд сплясал —

Следы врага смывает дождь».

Заметив, что я поёжилась от холода, Лён прикрыл меня своей новой, приятно пахнущей кожаной курткой и обнял левой рукой за спину, задумчиво глядя на певицу. Вдруг его правая рука, до этого державшая мою ладонь, забралась сбоку под мой свитер, вытянула заправленную в брюки рубашку и прохладным зверьком легла мне на живот. Ойкнув от неожиданности, я покосилась на Лена, но он и ухом не повел, продолжая слушать песнь о юной любви. Мы долго сидели, соприкасаясь таким необычным образом, пока наконец, согревшись о мой живот, ладонь не ожила и не стала медленно двигаться по кругу, то заползая пальцами под пояс брюк, то подбираясь к рёбрам, а потом, вконец осмелев, не легла на мою левую грудь. Меня накрыло горячей волной желания — отчасти из-за внезапности, отчасти из-за невозмутимости Лена, который продолжал внимательно смотреть на артистку. Никто из сидящих поблизости вампиров не обращал на Повелителя и его супругу никакого внимания. Гадая, что произойдёт дальше, я тоже приняла невозмутимый вид и уставилась невидящими глазами на певицу. Ладонь взвесила и погладила мою грудь, затем перебралась на вторую и продолжила осторожные блуждания влево-вправо, распаляя меня не на шутку. Я закрыла глаза и тут же услышала вкрадчивый шёпот в правом ухе:

— Нравится?

— Прекрати, — неуверенно потребовала я.

— Зачем? Так веселей.

В глазах Лена, игривых и немного пьяных, хотя мы пили только иван-чай, отплясывали отблески костра.

— Наглость какая…

Помучив меня ещё немного, ладонь снова спустилась вниз, загоняя теплый пульсар в низ живота, затем опять поползла к груди, замерла ненадолго, а потом два пальца осторожно взялись за твердую горошинку левого соска и, чуть сжавшись, быстро её скрутили. Пульсар из живота подпрыгнул к горлу, сводя дыхание: это было внезапно, горячо и сладко. Я резко вдохнула, но не повернула головы, пытаясь унять дрожь в теле. Как же я ему отомщу! Во время какого-нибудь приёма заберусь рукой под его дурацкую белую мантию…

Полагая, что во второй раз этот номер не пройдет, я приосанилась и стала прислушиваться к словам песни, но моё тело решило иначе, отреагировав на новое движение двух пальцев как на небольшой разряд молнии. Сидящий впереди вампир чуть не получил от меня сапогом по спине, но удар приняло на себя бревно.

— Лён! — мои глаза тоже готовились метнуть молнии.

Рука выбралась из-под куртки и невинно легла мне на колено.

— Где ты научился таким штучкам? — возмущённо спросила я, приходя в себя.

— Полная импровизация, — ответил Лен и тихо, почти попадая в ноты, подпел: — Когда мы наконец уединимся, ты все узнаешь о большой любви…

— Почему бы и нет, — согласилась я, — только можно я буду сверху?

— Опять? Что за дискриминация? — прошептал он мне на ухо.

— Что значит опять? В прошлый раз сверху был ты! — возмущённо воскликнула я.

И надо ж такому случиться, что за мгновенье до этого певица прервала последнюю ноту в печальной балладе об одиноком дубе, а аплодисменты ещё не успели грянуть. В полной тишине позволил себе засмеяться лишь пьяненький эльф. К счастью, аплодисменты всё же зазвучали, но с какой-то новой силой — или мне показалось?

Мои щёки горели… Дождавшись, когда юная вампирша запоёт снова, Лён встал и вежливо подал мне руку. Я приняла её, и мы неспешно, с достоинством удалились с концерта, ловя со всех сторон понимающие улыбки и вежливые поклоны. Зайдя за ближайшие кусты, мы остановились, посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Лён, это было ужасно, — сквозь смех проворчала я.

— Спасибо, что другие подробности нашей интимной жизни остались при тебе.

— О, боги… стыд и позор!

— Да ладно тебе. Они просто порадовались за нас, — Лён взял меня за руку и переплёл пальцы, продолжая посмеиваться. — Но первая часть концерта хоть была ничего?

Я на всякий случай легко шлёпнула его по заду, чтоб не задавался, и призналась:

— Восхитительная…

— Вольха, ну что ты себе позволяешь в людном месте? — проворчала неизвестно откуда взявшаяся Келла, мрачная и вся в чёрном, как водится. — Шлёпать Повелителя не дозволялось даже в детстве! Так и до скандала недалеко.

— Да я же любя, — испуганно выпалила я, пряча виновную руку в карман и снова чувствуя себя неуютно. — В шутку…

— Носитесь за ручки, как дети малые, — продолжила недовольная травница. — Как бы это не подпортило Лёну репутацию.

— Он женился на ведьме, — неожиданно сердито сказала я, так что Келла даже отпрянула. — Что может быть хуже?

— Девочки, не ссорьтесь, — миролюбиво сказал Лён и, чинно взяв меня под руку, повёл в сторону дома.

— Я и без неё прекрасно знаю, что не гожусь на роль супруги Повелителя, — моё настроение резко упало.

— Эй, — Лён остановил меня и посмотрел прямо в глаза. — Годишься, Вольха, годишься лучше всех. Плевать, что они болтают… Я чувствую, нас ждут героические времена и великие дела.

— Правда? — недоверчиво спросила я.

— Да, — Лён кивнул.

— А пока они не наступили, можно мы пойдём домой, — с самым серьёзным видом спросила я, — займёмся любовью, и я буду сверху?

Лён поднял правую руку и церемонно произнёс:

— Повелеваю. Да будет так.

Не волнуйся, я не дам тебе зачахнуть от тоски.

Магия — одна из отраслей науки. Пока что самая перспективная.

Новые покои Повелителя и его супруги строились недалеко от Дома Совещаний. Будь моя воля, я поставила бы наш дом прямо на берегу полюбившегося мне озера, но правила требовали иного. Мы должны были жить на центральной площади, возле которой проходили встречи с послами и заседания по государственным вопросам и где раз в неделю, по субботам, Лён продолжал выполнять свою работу судьи, умело применяя телепатию и здравый смысл. Вереница подданных, желающий получить совет Повелителя по жизненно важным вопросам, не иссякала. Я редко присутствовала при этом процессе, потому что, как оказалось, вампирам это не нравилось. Ко мне они предпочитали приходить в любое время, чтобы снять порчу с козы или ускорить с помощью магии рост капусты. Впрочем, никто не смел проявлять неуважение к Верховной ведьме. Мне казалось, вампиры меня немного побаивались и слегка переживали за своего Повелителя.

Наш новый дом — просторный, одноэтажный, бревенчатый, с двумя башенками для уборных и ванных комнат — возводился так быстро, что мы планировали перебраться туда уже к началу зимы. Кроме большой спальни, в нём должны были разместиться столовая, гостиная и кухня, в которой собиралась орудовать помощница по дому, ибо искусство кулинарии было освоено мною на кострово-походном уровне, две гостевые и две детские комнаты. Окна вампиры обычно закрывали чистейшим горным хрусталём, мебель делали из дуба, а ванну — из натурального камня. Мысль о том, что у меня будет свой дом в долине вампиров, до сих пор казалась мне немного дикой.

— А трон там будет? — спросила я у Лёна, оглядывая ладный сруб.

— Нет, вообще-то… Трон стоит в судебном зале.

— Слава богам! А то мы ещё подерёмся, кому на нём восседать за завтраком.

— Я сразу пас, он жутко неудобный.

— Шторы я повешу поплотнее, — продолжила я, — слишком много тут любопытных вампиров, волков и летучих мышей... А позолота на канделябрах будет?

— Я прекрасно вижу в темноте, канделябры нам ни к чему. Так и быть, прикупим для тебя пару подсвечников.

Лён подмигнул мне, предполагая моё отношение к подобным кошмарам интерьера.

— А балюстрада из колонн? Круглые пилястры на фасаде? — не унималась я.

— Вольха, откуда ты, простая селянка, знаешь такие слова?

— Не забывай, что моим первым местом работы был королевский замок, — гордо напомнила я.

Лён хохотнул, потому что прекрасно знал, что срок моей службы в замке составил всего один день, после чего перепуганный король Наум согласился выплатить школе неустойку и отпустить придворную ведьму с богом.

— Нет, но у нас будет много шкафов и сундуков, в которых ты сможешь хранить свои роскошные наряды, — пообещал он.

— Штаны для верховой езды и куртку с заговорёнными от нечисти шипами? — спросила я. — Ну-ну… А стол для написания диссертации?

— Дубовый.

— А волчья морда на входной двери?

— Если пожелаешь, — он бросил на меня удивлённый взгляд.

— Непременно. Ведь это будет наше логово. И мой первый настоящий дом...

Пока же мы занимали всего две комнаты в Доме Совещаний и, честно говоря, одна из них была лишней и служила гардеробной или небольшим складом, в том числе для моих магических штучек.

Наше первое супружеское лето как раз заканчивалось, когда мы с Лёном в первый раз по-настоящему повздорили. Спорили мы часто, но не всерьёз. Я называла его вредным, хитрым, жадным, подлым, заносчивым и так далее вампирюгой, он упоминал мою несговорчивость, несносность, любопытство, несдержанность, затем мы боролись на мечах, кулаках, подушках, за еду или свободное место на кровати, и всё заканчивалось смехом или объятиями.

Ссора наша вышла как раз потому, что все эпитеты, которыми Лён шутя одаривал меня, были сущей правдой.

Однажды, роясь в ящике с бумагами, куда я накануне зашвырнула свои тетради с записями для диссертации, я обнаружила запечатанный конверт, датированный прошлым месяцем, адресованный Арр’акктуру тор Ордвист Ш’эонэллу и его законной супруге Вольхе и не распечатанный. Поддавшись лишь на секунду угрызениям совести, я аккуратно растворила печать и развернула письмо. Это было официальное послание от Старейшин. Удивившись, что они, видя нас почти каждый день, решили прибегнуть к столь странному способу общения, я быстро прочла письмо и горестно вздохнула. В нём говорилось, что согласно законам Догевы в течение года супруга Повелителя должна доказать свою способность произвести на свет наследника, коих Повелителю желательно иметь не менее двух. Если наследник не появится в течение года, супругу Повелителя надлежит проверить на фертильность — интересно, как? — и предоставить возможность поправить здоровье. В случае неспособности супруги в течение двух лет зачать наследника Повелителю будет предложено аннулировать брак и найти более подходящую для брака супругу. Больше всего меня возмутило, что супруга на фертильность никто проверять не собирался.

Это наверняка было прописано в тех древних догевских скрижалях, которые Лён неплохо знал, но предпочитал игнорировать. Вероятно, то же должна была сделать и я, но опыт подсказывал мне, что одним письмом дело не ограничится. Очень скоро Келла, не подозревающая о том, то я пью зелье от зачатия, приготовленное моей подругой-травницей, начнёт с деликатным видом задавать неудобные вопросы и предлагать отвары, повышающее плодовитость. Лён как-то спросил меня, скоро ли я планирую стать матерью, но, увидев ужас в моих глазах, отшутился тем, что я сама ещё ребенок. В этом была доля правды. Нет, мне было очень интересно, что произойдёт, если в одном существе перемешаются черты очень необычного вампира и вполне заурядной ведьмы, и я подозревала, что смесь будет гремучей и прекрасной, но любопытство не могло перечеркнуть давно построенные мною планы, в которых я становилась магистром магии первой степени. Поэтому беседу с Лёном о продолжении рода я решила отложить на пару лет — до того момента, когда я стану хотя бы магичкой второй степени. Я полагала, мы с Лёном были счастливы тем, что имели, и мысль о том, что Старейшины, вооружённые древними законами, смогут помешать этому равновесию, выбила меня из колеи.

В тот вечер, как только Лён вернулся после очередного судебного дня, я сообщила ему, что планирую завтра же уехать в Стармин для консультаций с Учителем по поводу своих научных изысканий, а затем продолжить сбор материалов, путешествуя по Белории или соседним королевствам.

— Почему так внезапно? — удивился Лён.

— Так ведь скоро начало учебного года. Адепты набегут, Учителю будет не до меня. Да и путешествовать лучше, пока тепло.

— Но мы же собирались… — начал было Лён, но вдруг заметил злополучный конверт, который я тщательно запечатала, но не успела убрать в ящик, и недовольно хмыкнул. — Понятно. Я знаю, что там, поэтому даже распечатывать не стал. Нужно было сразу выбросить его.

Притворяться, что я невинна, не имело смысла.

— Это никак не связано…

— Ну конечно, — усмехнулся Лён. — Вместо того, чтобы обсудить то, что тебя беспокоит, ты предпочитаешь бежать. Вольха, — он тяжело вздохнул, — ну не хочешь ты пока детей, и не нужно. У нас впереди куча времени. Но сбегать-то зачем?

— Это не побег! — возмутилась я. — Это моё право на свободу и самоопределение.

— Никто тебя здесь не неволит.

— То есть не держит за самку Повелителя?

Он поморщился от моей формулировки.

— Ну разумеется, нет.

— А мне показалось, в этом письме Старейшины угрожают аннулировать наш брак.

— С моего согласия, — пояснил Лён. — Но я буду против.

— Они и раньше меня недолюбливали, а теперь просто возненавидят, — расстроенно проворчала я. — Старейшины, Совет и твои подданные. Все они ожидают одного и того же.

— Вольха, ну прости, что ожидания моего народа не могут так быстро подстроиться под твои желания. Дай им время полюбить тебя.

Я снова чувствовала, что что-то кому-то должна, и это бремя, давившее на меня ещё до свадьбы, навалилось неподъёмным грузом.

— Наверное, мне лучше поехать сегодня, — заявила я.

— Вольха… Да в чём дело? — Лён уставился на меня в изумлении, не понимая, чем подстегнул моё желание сбежать немедленно. — Если ты думаешь, что я планирую против твоей воли оплодотворять тебя, то это не так.

— Я не птица в клетке. Я супруга, свободная в своих решениях. И у нас был уговор.

Лён развёл руками.

— Иногда мне хочется, чтобы ты сняла свой амулет и я смог наконец понять тебя.

— Да что тут непонятного? — возмутилась я. — Мне пора в дорогу.

— Это какое-то взбалмошное, безответственное решение. Ещё вчера ты говорила, что хочешь потренировать удары мечом в развороте и уделить время обустройству нашего дома, а сегодня твоя диссертация подгорает.

— Зато твоей продуманности и практичности хватит на двоих, — парировала я, принимаясь за сбор сумки.

Я лихорадочно металась по комнате под осуждающим взглядом Лёна, стараясь не забыть самое главное, без чего можно ненароком сгинуть в пути. Зелья, настоящий, а не тренировочный меч, непромокаемый плащ, подаренный Лёном, высокие сапоги, лук, именная грамота, значок мага третьей степени… Я трусливо убегала от разговора о том, что могло заставить Лёна отвернуться от меня. Я точно не стану заводить детей только потому, что этого требуют чьи-то там законы! И у меня вдруг возникли опасения, что дети никогда не будут полностью принадлежать нам с Лёном, что за их «правильное» воспитание возьмутся «правильные» вампиры. Я живо представила, как дети станут говорить мне «вы» и кланяться в пояс, желая доброй ночи.

— Что, даже не обнимешь меня на прощанье? — усмехнулся Лён, глядя на то, как я уныло топчусь в дверях, делая вид, что проверяю, не забыла ли чего.

Конечно же, мне следовало обнять его, попросить прощения за столь спонтанное решение и пообещать вернуться как можно скорей — но только не после того, как он задал свой вопрос.

— Подай мне, пожалуйста, флягу.

— Это моя фляга.

— Да и гхыр с ней! — я развернулась, чтобы уйти, заранее зная, что разревусь, едва оседлаю Смолку.

— Вольха!

Я оглянулась в надежде, что сейчас он отпустит шутку или, наоборот, доведёт меня до белого каления. Я сорвусь, выскажу всё, что думаю, и отложу отъезд до следующей недели, когда он и планировался.

— Ты забыла свои конспекты, — с укором сказал Лён.

— Да и гхыр с ними!

Махнув рукой, я вышла, не попрощавшись, понимая, что Лён не станет за мной бежать.

Никогда ещё мне не было так горько уезжать из Догевы. Набрав воды в свою старую флягу из ручья на окраине города, я пришпорила Смолку и дала волю слезам. Я выехала голодная, без еды и с малым запасом одежды, на ночь глядя, без конспектов, которые с гордостью хотела показать Учителю, не представляя, будет ли Учитель в школе и вообще, найдётся ли у него время в начале учебного года возиться со мной и моей диссертацией. Я уже скучала по Лёну и в ужасе представляла, что он думает обо мне в эту минуту — фантазия тут же понеслась и компенсировала нехватку фактов. Он считал, что я ему не доверяю. Что не хочу от него детей и боюсь это обсуждать. Что я не понимаю и не ценю своё новое положение в Догеве, не умею брать на себя ответственность и думаю только о личном комфорте и свободе. Абсолютно всё это было неправдой, отчего слёзы из моих глаз покатились ещё быстрей.

Смолка неслась, подогреваемая моим отчаянием, но вскоре я обратила взор вперёд, на дорогу, переключая мысли на то, что меня ждёт. Посплю в поле, благо погода позволяет — давно я этого не делала; позавтракаю в харчевне в Старом Сельце, где меня должны помнить после удачного низведения морока из местной церквушки; проедусь по Чернотравной Куще, промчусь по Витягскому тракту, загляну в Брас, поищу интересную работёнку, да и отправлюсь в Стармин, когда положено — к середине вересклета, набрав новых заметок для консультаций с Учителем. Если повезёт, изведу какого-нибудь банника, полудницу или инкуба, а то и волколака. Лён наверняка не станет долго сердиться и догадается переслать мои конспекты в школу, и тогда моя поездка станет максимально продуктивной.

Я долго скакала, потом поужинала лесной малиной и, напоив Смолку из ручья, улеглась спать в стогу сена, изнурённая сердечными страданиями, но в предвкушении приключений.

* * *

В Старом Сельце ничего не изменилось с тех пор, как я побывала там год назад и изгнала морока, доводившего до отчаяния местного дайна и прихожан. Мороки сами по себе не появляются, а какой маг по злобе душевной навёл столь мощный дух иллюзий на миролюбивых сельчан, я так и не смогла выяснить. Во время и после службы им мерещилась всякая мерзость. Морок одурманивал сознание, доводя кого до исступления, а кого и до агрессивных припадков. Мне всего-то и понадобилось, что побродить по пустой церкви, проверив каждый угол на тёмную магию, а после выявления оной прочитать заклинание по очищению ауры. Местный дайн, молодой и образованный, даже не стал оскорблять меня, называя «поганой ведьмой» и «слугой порока», а прихожане в благодарность расщедрились на десять кладней — правда, потребовав, чтобы я дополнительно изготовила для них защитные амулеты от нечистой силы. Так сказать, для профилактики.

В харчевне меня встретили дружелюбно. Чем ближе поселение находилось к тракту или торговой дороге, тем с меньшей опаской селяне относились к магам и представителям различных рас вроде гномов, троллей, вампиров или эльфов. Что мне не понравилось — так это двое вампиров, завтракавших у стойки. Узнав меня, они привстали и вежливо поклонились. Я хмуро кивнула, предполагая, что Лён, вопреки нашим договорённостям, отправил вслед за мной некое подобие охраны. Однако скоро из их разговора я поняла, что вампиры направляются в сторону Догевы, и решила воспользоваться случаем передать весточку Лёну. Вырвав лист из тетради для записей, я уселась за стол и, заказав травяной чай и бутерброды, принялась сочинять послание.

«Дорогой Лён! Да, я вела себя как полная идиотка, ничего нового. Я уже соскучилась, но вернусь не скоро, потому что, как ты знаешь, я упрямей мула и не признаю своих ошибок», — проговорила я про себя, тихо усмехнулась и написала: «Досточтимый Повелитель! Пользуясь возможностью передать сие послание с одним из Ваших подданных, сообщаю Вам, что мой путь лежит сначала в Брас, затем по Витягскому краю, после чего я прибуду в Стармин. Не соблаговолите ли Вы переслать в Школу чародеев, пифий и травниц немного моей одежды, которая обременила бы меня в дороге, но окажется кстати во время пребывания в городе? Любезно прошу Вас туда же отправить мои записи, дабы оные могли быть использованы мною для обсуждения диссертации. Если Вас не затруднит, приложите также мою зарплату за два месяца, которую я не сочла нужным взять с собой. Ваша верная и преданная супруга Вольха, с благодарностью и приветом».

Я представила лицо Лёна, когда он закончит читать это послание, и снова усмехнулась. Не потрудившись как-то особенно запечатать письмо, я скрутила его и передала одному из вампиров, который заверил меня, что завтра же непременно передаст всё в целости и сохранности Повелителю лично в руки. Очистив таким своеобразным образом свою совесть, я отправилась в сторону Браса — не столько потому, что надеялась найти там какую-то особенную работу для ведьмы, но потому что мне нравился этот край озёр, который я плохо знала.

* * *

— Святой Стасик, яблочный часик, пришёл час, чтоб не было клопов у вас!

Село Бобрецы, куда я въезжала ранним тёплым вечером, встретило меня радостными песнопениями на улицах, неким подобием хороводов и чудесным яблочным духом. Очевидно, в селе было много гостей из соседних деревень и хуторов, поэтому на рыжую ведьму на чёрной кобыле обратили внимание не сразу и даже шарахаться не стали. Я спешилась и прошлась по центральной улице, заполненной ярмарочными обозами.

— Теперь кушай всё, что хошь, а водицы не трожь! — ладно запевали три горластые девицы, идущие в голове небольшого хоровода. Хоровод, состоящий из молодых парней и девок, нестройно вторил.

После праздника Яблоневого Стаса в этих местах начинались праздники урожая — чаще всего, картошки, которая отлично родилась — и запрещалось купаться в водоёмах: якобы водяные становятся злющие и начинают дергать за ноги, особенно баб. Яблоки были повсюду и в любом виде. Я остановилась у лавки с душистой выпечкой и за медяк купила кусок яблочного пирога с корицей.

Впрочем, моё прибытие не могло остаться без внимания. Не прошло и четверти часа, как ко мне подбежала ладная девчонка лет семи с русой косой вокруг головы и попросила «госпожу ведьму до тятькиной хаты». Я не удивилась. Как только я начинала объезжать местность в поисках работы, новость о «рыжей ведьме на чёрной бестии» облетала округу, и иногда селяне даже караулили меня на дороге, чтобы позвать в гости и озадачить выводом какой-нибудь особо ошалелой нечисти.

Девчонка привела меня в приличный дом, на крыльце которого нас уже ждал староста, одетый по-праздничному: в шитый кафтан и чистые штаны.

— Госпожа ведьма, здравствуйте, — улыбнулся он с приветливой опаской, к которой я давно привыкла. — Надолго к нам?

— Как получится, — ответила я, — но планировала хотя бы поужинать и переночевать.

— Ну как же, как же, останавливайтесь у меня, у нас и гостевой домик имеется.

Я знала, что далеко не каждый селянин пустит ночевать ведьму в хату — вот почему староста так любезно предложил мне отдельное жильё, что меня более чем устраивало.

— А проблема у вас какая? — сразу перешла к делу я.

Не просто так же он пригласил меня погостить.

— Ой, проблема, проблема какая! — вдруг запричитал староста. — Знамо, какая — мухожук.

— Что? — удивилась я, ибо магической науке такая напасть была неизвестна.

— Ну, это мы так называем дрянь, которая иногда из болота выходит: то поле накроет, а то и в село заберётся. Роится, жрёт всё, да в мозги некоторым забирается, и они потом долго маются, пока не помрут.

Я недоумённо хмыкнула. Саранча в этих местах не водилась, да и не ходила она туда-сюда по болотам. Жук-всеядник не роится, да и люди ему зачем? Погребушки водятся на кладбищах, но иногда и в хлев к скотине могут залететь, поморить её. Зная, что селяне придумают что угодно, наслушавшись чьих-то баек, я заявила:

— Посмотреть надо.

— Так вот то-то и оно, госпожа ведьма, — староста пригласил меня в хату и за стол, возле которого засуетились две молодые бабы, предварительно перекрестившись, — надо бы вам немного задержаться у нас. Эта пакость, слава боженьке, не каждый день залетает, в прошлый раз неделю тому было, а пастух наш два дня как помер из-за неё, так что и показать вам нечего. Ежели вы возжелаете труп его поднять из могилы да осмотреть, то я могу тайно в этом посодействовать, ибо не первый он был, пастух-то. До этого баба, работавшая в поле, попала в рой мухожуков, да и померла через три дня. А ещё раньше…

— Нет, спасибо, — меня передёрнуло.

Не то чтобы свежие трупы наводили на меня жуть — я и от старых давно не шарахалась, — но для начала нужно было собрать достоверную информацию от живых и ходящих.

— Я лучше поговорю с теми, кто эту пакость видел, а потом сама на неё взгляну.

Удовлетворившись моим ответом, староста пообещал «ничего не пожалеть в награду в меру скромных возможностей» и наилучшее столование до тех пор, пока «мухожук не нагрянет». Столование и правда было неплохим. На столе передо мной постелили чистую салфетку, и появились печёная картошка с грибочками, хрустящими огурцами, салом с толстыми мясными прожилками и яблоки во всех видах: печёные, мочёные, в меду, в пирожках… Откушали только мы со старостой. Он смачно причмокивал и нахваливал село.

— Растём, потому что порядок есть. Если у кого беда, всем миром помогаем. Что сгорит — ладим, скотина сдохнет — проверяем, почему, порча али болезнь какая, и искореняем.

— А порчу как искореняете? — поинтересовалась я, хрустя огурцом.

Староста замялся.

— Да бывший дайн здесь обитает, божью силу имеет. Церкви у нас нет, в соседнее село ездим, если нужно, а дайн этот себе избу сладил и с учениками проживает. Не местный он, из Витягских краёв, но прижился давно. С крестом походит, порчу снимет. Картофельного жука зараз изводит святой водицей. А с этим мерзотным мухожуком справиться не может.

— А можно познакомиться с этим бывшим дайном?

Я предположила, что он мой коллега маг-практик, только, вероятно, не очень сильный.

— Так он завтра на празднике будет. Познакомимся. Зовут его Симеоном. Он вам лучше про напасть расскажет. Он хоть и не служит, но связь с боженькой не потерял. И людские хвори лечить помогает, и скотину лечит. Даёт святой воды попить.

— А где он берёт её, водицу святую-то?

— Родник у нас есть неподалёку, чистейший. Только святой вода не в любых руках становится. Сначала её у алтаря настоять надо, а алтарь небольшой Симеон сам соорудил у себя в доме. Поставит водицу, помолится, она и помогает. Не всегда, конечно, на всё воля божья.

«Нет, всё же травник», — подумала я.

— А учеников много у него?

— Да трое. Грамоте их учит и молитвам всяким. Нам грамотные нужны, у нас тут перекрестье торговое недалеко. Прочесть что или написать — наука всегда пригодится. А ещё голос божий предсказывает Симеону напасти всякие. Пургу или грозу сильную, а то и мор какой. У соседей скотина падёт, а мы от всех огородимся заранее, да и убережёт нас господь, — староста поднял глаза и перекрестился пирожком с яблоком.

«Неужели пифий?» — я терялась в догадках, уже горя от нетерпения встретиться с «бывшим дайном».

Оказия представилась мне наутро. Ночь я провела в «доме для гостей», сильно напоминавшем бывший сарай, но постель была чистая и удобная, посторонних запахов не ощущалось, мыши не пищали, ведро с водой и ушатом имелось — а что ещё надо ведьме для ночлега?

Симеон был приглашён старостой на завтрак. Меня сразу впечатлили его глаза — умные, пронзительные. Возраст — не больше сорока. Худой, высокий, темноволосый, с короткой бородой с редкой проседью и не в рясе — в простых деревенских штанах и льняной рубахе навыпуск. На шее и на запястьях — дюжина ремешков с амулетами. От такого можно чего угодно ожидать. Поставив на всякий случай щит от телепатии, я села напротив Симеона за столом, и мы несколько минут уделили вежливой беседе и блинам с яблочным вареньем. На этот раз с нами завтракало всё большое семейство старосты — мал мала меньше — но дети, быстро поев, убежали на Стасовы игрища, а жена и сестра старосты, собрав котомки, отправились на ярмарку. Староста достал мутный бутыль и не собирался никуда уходить, но мы с «дайном», отказавшись от утренней выпивки, вежливо откланялись и изъявили желание побродить по селу.

— Госпожа Вольха, — проговорил Симеон, едва выйдя за ворота, — вы маг-практик? А ваш знак?

Я показала ему знак магички третьей степени, и он уважительно кивнул.

— А вы?

— Не буду скрывать, я тоже. Учился в старминской школе, избрал факультет пифий, но закончить не довелось.

— Почему?

— После пятого курса пришлось оставить учёбу. Не поладил с одним из преподавателей.

— С кем, интересно? — удивилась я.

— С Питримом. Знавали такого?

— Доводилось, — горько хмыкнула я, решив не упоминать, что магистр Питрим, совершивший несколько убийств, в итоге погиб на центральной догевской площади не без моего участия. — А из-за чего?

— Я был простодушным дурачком. Предсказывал ему всякие гадости.

— Какие?

— Ну, например, преждевременную кончину в неравном бою с адептом. Ему это очень не понравилось, а мне как назло всё время виделось одно и то же. Нет чтобы промолчать или соврать, мол, вижу вас с короной на голове или что-то в этом роде… Но я не умел врать.

— И вас за это отчислили?

Симеон замялся.

— Плюс неуспеваемость по боевой магии. И травологии. Но я с тех пор наверстал. Конечно, с вами не сравнюсь, наслышан, потому и обрадовался безмерно, узнав, что вы прибыли в наши края.

— Значит, после школы учёбу вы не оставили?

— Нет, — глаза мага блеснули, — разве может настоящий маг перестать колдовать? Это как… стать немым или слепым. Осел здесь, потому как семьи не имею, за книгами езжу сам, в Брас или Витяг. Селянам помогаю в меру сил — но только они магию не жалуют, так что я у них божьим проводником числюсь. Староста, конечно, что-то такое подозревает, только зачем ему своими подозрениями с кем-то делиться, если польза от меня большая. В зельях я поднаторел, защитный контур поставить могу, если зверьё лютует, да и пульсар при надобности сотворю, но не сильный.

— А ученики?

— Троих парнишек обучаю, — охотно пояснил маг. — Двое способны к травологии, а один отрок шестнадцати лет — совсем молодец. Ему бы в школу в своё время... Если б я раньше его способности разглядел, он бы мог хорошим магом-практиком стать. Заклинания по книгам учит и грамотно так выплетает, я ему помогаю. Мозговитый и магия прёт из него, как вода из родника.

— А что это у вас за напасть такая? Что за мухожук?

Маг покачал головой.

— Так селяне его прозвали. Мне сия тварь неизвестна, потому прошу, дорогая коллега, вашей посильной помощи.

Симеон стал рассказывать. Сначала бабы жаловались, что в лесу, когда по грибы да ягоды ходят, гул слышен, точно пчелиный, в разных местах. Потом одна увидела чёрный рой, который на неё налетел, да вроде ничего страшного не сделал, только через день ухо у неё заболело, что-то в нём жужжало. Через два дня говорить она стала путано, слегла, да и… словно гнилью пошла изнутри.

Я скептически посмотрела на коллегу.

— Вы сами видели или кто-то пересказал?

— Нет, первую бабу не видел, но через неделю была вторая — после того, как мухи эти к селу подлетали и в поле кружили. Чёрные, мелкие, но твёрдые, рукой не прихлопнешь. Роились, жужжали, но не покусали, у второй бабы тоже с уха всё началось. Три дня — и всё. Словно сгнила изнутри. Меня звали ту хворь спровадить, но ни одно зелье не помогло. Я от тёмной магии пытался её почистить, но не хватает мне уменья. Не распознал я, что это за магия и магия ли вообще. Может, зараза? Потом пастух был, неделю назад — за хворостом в лес ходил и вроде как даже изловил одного мухожука, поймал его в ладонь и домой притащил. Там засунули эту гадость в кружку, да упустили, когда тарелкой закрывали. Жук исчез, а у паренька снова боль ушная. Похоронили два дня тому, — печально закончил Симеон.

Я заколебалась, выбирая между гнилкой зернистой и гнилкой магической. Зернистая у нас редко водилась, ибо селилась в горячих песках. Матка, похожая на огромную пчелиную, выпускала на охоту своих детёнышей, те массово залетали жертве — чаще животным — в нос или уши и наедались изнутри, питая матку по возвращении домой. Вытравливалась сия тварь комбинацией заклинаний от насекомых, которую я не помнила наизусть, но могла посмотреть в книге заклинаний, лежащей в моей чересседельной сумке. Магическая же гнилка делала всё то же самое, только на уровне энергии и с людьми. Навести такую напасть можно было как нарочно, так и случайно. Встречаться с подобным мне ни разу не доводилось, так что мой интерес к ситуации резко повысился. Горячих песков в окрестностях не наблюдалось, всё больше болота, потому я склонялась ко второму варианту. Сложность состояла в том, что нужно было сначала выяснить, откуда и как эта тварь появилась, а потом уже плести контрзаклинание.

— Посмотрим, — пробормотала я.

Маг воспрял духом.

— Только вы меня привлеките, госпожа Вольха. Для повышения квалификации, так сказать.

Пообещав магу, что я всё обдумаю и очень скоро привлеку его к совместной работе по истреблению мухожука, я попрощалась и решила заранее позаботиться о надёжных затычках для носа и ушей, потому что, насколько мне было известно, гнилка сквозь кожу внутрь жертв не проникала. Прикупив на ярмарке дюжину огурцов размером с мизинец, я удовлетворённо закинула их в карман и без промедления приступила к выполнению спасательной операции, состоящей из двух этапов: подготовительного и основного.

Для начала я выяснила у старосты, в каком месте в лесу пострадала первая жертва, и отправилась туда на прогулку в полном одиночестве. Смешанный лесок был редок, но красив. Дневное солнце подсвечивало частые паутинки, тропка вилась вдоль чуть пожелтевших кочек, спускающихся к небольшому болотцу, нарядно алели рябинки. Поплутав по округе и не обнаружив следов магии, я решила обойти деревню с другой стороны и набрела на родник, под которым проходила мощная магическая жила. Это было очень кстати, так как, потратив магию на заклинания, я могла бы быстро восполнить её запас, всего лишь опустив руку в воду. Вероятно, это и был тот самый источник, водица из которого, по мнению старосты, с божьей помощью и после молитв «дайна» помогала исцелять селян. Вот тут, на невысоком откосе, я и почувствовала магию — тяжёлую, тревожную. Сердце забилось в предвкушении чего-то интересного.

Поднявшись на откос, я услышала гул: сначала совсем слабый, потом более отчётливый, нарастающий. Источника не было видно, но я на всякий случай достала из кармана четыре огурца и заткнула ими нос и уши. Первый этап моей операции плавно перешёл во второй, когда из-за куста слева появился тёмный густой рой. Придержав насекомых защитным щитом, я попыталась разглядеть их повнимательней, но твари роились без остановки. Вдруг со стороны родника раздался бойкий мальчишечий голос:

— Госпожа ведьма, бегите!

Я повернула голову, стараясь не отвлекаться от щита. Юный парень с огненной шевелюрой и в одних портах стоял внизу у родника и отчаянно махал руками.

— Кажется, они снова пришли, госпожа ведьма… Ой! — он с ужасом посмотрел на меня, впечатлённый моей огуречной защитой.

Заметив, что рой постепенно начинает спускаться к роднику, я пустила в него заклятие сетки, и оно схлопнуло насекомых в крошечный шар, через мгновенье разлетевшийся, как разорвавшийся помидор. Немного разозлённая тем, что мне помешали, я достала огурцы из ушей и носа и спрятала их назад в карман.

— Вижу, но лучше бы ты шёл своей дорогой.

— Ой, госпожа Вольха… Учитель рассказал мне о вас, — мальчишка покраснел до кончиков ушей, его щёки стали одного оттенка с волосами. — Не думал, что встречу вас здесь. Я каждый день разминаюсь, бегаю и всё такое, чтобы быть в форме для…

— Для чего? — с интересом спросила я, проникаясь симпатией к парнишке.

— Для важных дел. Простите, что я так одет.

— Да ладно, ты же на пробежке, — я добродушно улыбнулась. — Ты ученик местной магической школы?

— Нет, потому что её так нельзя называть. Но да, — парень забрался на косогор и протянул мне большую крепкую ладонь. — Скрыга.

— Что?

— Меня так зовут. По названию хутора, из которого я родом. Хутора больше нет, наводнением смыло, а имя осталось.

— Вольха, — представилась я, хотя и так было ясно, что отрок знает моё имя от Симеона.

— А они не вернутся? — парень покосился в сторону разорвавшегося шара.

— Эти — нет. В любом случае, советую тебе не ходить по лесу без огурцов, — я достала горсть огурчиков и хотела отдала их парнишке, но ему некуда было их положить. — Закрывай уши и нос, если что, — предупредила я.

— Я уже догадался, — мальчишка всё же взял два огурца, зажав их в ладони. — Раз у жертв всё начиналось с боли в ухе, значит, твари туда и залетали, — заключил он.

Вероятно, это и был тот самый талантливый отрок, которого утром хвалил Симеон. Мы вместе побрели по тропинке в сторону леса, тайком разглядывая друг друга. Отрок был высок и худ, но широк в плечах, в нём чувствовались физическая сила и в то же время юношеская непосредственность.

— А вы уже знаете, чем извести эту гадость, да? Я часто тут практикую магию, но никогда раньше их не видел.

— Хм… Возможно, — ответила я, повнимательней приглядываясь к отроку. — И что ты тут обычно практикуешь?

— Всё, что в книгах найду — могу пульсар создать, могу защиту, сожжение, окаменение, небольшое землетрясение. Испробовал магию призыва на зайцах, так их сюда столько сбежалось… Чтобы некромантией пользоваться — никогда, ибо извести упыря пока не умею. А вот призвать духов лесных — пожалуйста.

— А каким заклинанием ты призывал зайцев и лесных духов?

— Вам показать?

— Нет, давай так, на словах.

Отрок спрятал руки за спину и прошептал долгое, путаное заклинание с многочисленными повторами.

— Если при этом ещё руками двигать, вот так, — он нарисовал в воздухе спираль, — то магия так и пульсирует.

Я неопределённо хмыкнула.

— И давно ты так делал в последний раз?

— Да с месяц как, — ответил отрок. — А что?

— Ничего… Жаль, что ты уже взрослый и в школу чародеев тебя не примут. Несправедливо это, — заметила я. — Если бы всех магов вовремя подмечали и обучали, то урона было бы меньше.

— Ой! — испуганно воскликнул Скрыга. — Вы думаете, я мог… ну, это… призвать мухожука?

Я пожала плечами.

— Смотря как плести призыв. Если по спирали, как ты показал, то к зайцам и лесным духам может столько нехорошего прилепиться! Например, магическая гнилка.

— То есть из-за меня погибли люди? — растерянно прошептал парень.

— Не знаю, но ты поосторожней с магией.

— И что теперь делать?

— Ждать. И изгонять, — отрезала я, по-ведьмински расхохотавшись. Скрыга побледнел и чуть не сел на куст, но я его поддержала. — Эй, ты чего? Ты мне нужен. Будешь вспоминать дословно, какие заклинания ставил.

— Где ждать? — пробормотал парень.

— У ручья с магической жилой, естественно. Куда ещё захочет наведаться магическая гнилка?

Мы долго проторчали у ручья, прежде чем Скрыга оправился от чувства вины и смог повторить несколько заклинаний, которые он ставил накануне появления «мрази». Я предположила, что сработала магия призыва, но нельзя было исключать и очищающе-осушительное: где-то очистилось, где-то испачкалось, предположила я, слушая, как он чуть картаво произносит «приди-отринь, прибудь-убудь, прорва, закройся». Если у него все «р» такие невнятные, то гхыр знает, к чему могли привести подобные опыты.

Гул раздался внезапно, словно мухожуки вынырнули из-под земли — возможно, сидели под какой-нибудь колодой. И матка их там же. Её нам и нужно было отыскать.

— Огурцы, быстро! — скомандовала я.

Скрыга последовал моему примеру и заткнул нос и уши молоденькими пупырчатыми огурчиками. Я чуть не подавилась со смеху, прекрасно понимая, что выгляжу не лучше. Решив, что буду искать нору мухожуков с помощью отсыла нехороших насекомых домой, я вытянула правую руку и навела заклятие тоски по дому. Рой жужжал, нетерпеливо кружился и в какой-то момент даже попытался нас атаковать, но натолкнулся на мой и щит и заметался по спирали.

— Ну, давайте, давайте, вы хотите домой, — настаивала я, и тёмная туча стала медленно смещаться в сторону леса, постепенно ускоряясь.

— За ними, быстро, — крикнула я мальчишке, который сразу меня обогнал, припустив следом за роем. — Не упусти, а то в следующий раз долго придётся ждать, они из дома выходить не скоро захотят.

Несмотря на то, что я хорошо бегала на короткие дистанции, без мальчишки мухожуков бы я не настигла: попробуйте побегать с огурцами в носу. Он стоял у входа в нору, подозрительно напоминавшую лисью, и беззвучно махал руками.

— Сюда, госпожа ведьма, — прошептал он, словно боясь кого-то спугнуть. — Они залетели вон туда.

— Хорошо, — кивнула я.

— А что дальше? — он аж подпрыгивал от нетерпения. — Будем ворожить?

— Ты — нет, — отрезала я. — Стой на стрёме. А если меня сожрут, беги в деревню и требуй, чтобы к вам прислали архимага… Шутка, — добавила я, глядя, как юный маг меняется в лице.

— Но вы же не полезете внутрь?

— А что, думаешь, не пролезу? Ладно, ладно. Нет, конечно. Будем выманивать их мамашу.

— Главную муху?

— Можно и так сказать.

Поколебавшись между дымом и ультразвуком, я решила прибегнуть к обоим средствам. Как только из норы стали вылетать серые копошащиеся клочья, я сбивала их заклинанием сети, сжимавшейся в комок и распадавшейся почти бесследно вместе с содержимым. Скрыга стоял, открыв рот, но уже через минуту мы организовали подряд: я дымлю, он пускает сети. Способный мальчик.

Через четверть часа лениво вылезла «главная муха» длиной локтя в три. Пошевелив ртом режуще-сосущего типа, тварь повела трёхчлениковыми усиками, с неприятным звуком почесала крылья и повернула голову в нашу сторону. Полюбовавшись на неё пару секунд — ибо когда ещё мне довелось бы узреть столь крупную особь? — я пустила огненный пульсар ей в морду, приправив его уничтожающим огнём, как раз когда она начала атаку. «Муха» перекрутилась в воздухе, упала лапками вверх, замерла на миг обугленным изваянием и рассыпалась чёрным пеплом.

— Ох, — только и смог сказать мальчишка.

— Жаль, что не осталось образца для музея, — вздохнула я.

* * *

Получив от старосты десять кладней и уверив его, что мухожуки больше их не побеспокоят, я решила надолго не задерживаться в Бобрецах, проведя остаток дня в беседах с «дайном» и его старшим учеником. Мы решили не распространяться о причинах появления «мерзости». Я прекрасно переночевала в гостевом домике старосты, и лишь под утро меня побеспокоил робкий стук в дверь. Сняв защитное заклинание, без которого я в походах не ложилась, я проговорила:

— Войдите.

— Госпожа Вольха! — в сарайчик зашёл маг-недоросль.

— В чём дело? Что-то случилось?

— Нет, — он замялся на пороге. — Госпожа Вольха, возьмите меня в ученики.

— Что?

— Я буду вашим помощником в дороге, — затараторил мальчишка. — Я и костёр разожгу, и дров соберу, и лагерь посторожу, и…

— Кого-нибудь нехорошего призову, — добавила я.

— Я готовить умею, травы немного варю. Могу ваш меч нести. Быстро бегаю — я выносливый.

— Будешь бежать за лошадью?

Он потёр затылок.

— Нет, конечно, но… А если я раздобуду лошадь?

— Исключено, — помотала я головой.

Если бы мне нужна была компания, я бы прихватила с собой подружек, проверенных испытаниями — Вельку или Орсану. Я представила, какие глаза были бы у Лёна, если бы я после долгих скитаний въехала в Догеву с крепкотелым рыжеволосым оруженосцем…

— Вы могли бы меня поучить немного. Вы так замечательно колдуете, — сказал отрок, и мне стало его жаль.

— Знаешь, что, — я вскочила с кровати, позабыв о том, что не совсем одета, и Скрыга вытаращил глаза. Прикрывшись одеялом, я изрекла: — Я поговорю с Учителем из старминской школы чародеев и попрошу его взять тебя на короткий летний курс.

— Но я того... — он замялся, — вряд ли смогу заплатить. Только если отработать.

— Отработаешь. Я скоро буду в Стармине и пришлю тебе письмо через твоего учителя. Договорились?

Он кивнул и неохотно удалился.

Хорошо отзавтракав и захватив с собой в дорогу сумку яблок, я отбыла в сторону тракта на рьяной Смолке, и рыжеволосый мальчишка долго махал мне вслед рукой.

Душа Лёна — как могила, рассчитана на него одного.

Конечно, мне стоило сообщить заранее о том, что я вернусь раньше, чем обещала, но, во-первых, мне хотелось сделать Лёну приятный сюрприз, во-вторых, не с кем было передать сообщение. Ближайшая телепочта осталась в Стармине, так что я мчалась в сторону Догевы во весь опор, давая отдых Смолке, когда она того требовала. Я везла с собой новый незаживающий шрам на лодыжке, много опыта колдовства с перемещением, море сексуальной неудовлетворённости и необычную новость: Учитель предложил мне практику в Школе с преподаванием для адептов второго года обучения. Предложение повысило мою самооценку на несколько пунктов, а работа обещала сделать меня более ответственной, терпеливой и взвешенной — то есть должна была откопать и закрепить во мне качества, которых во мне отродясь не было, по мнению Лёна и многих других. Минусом была необходимость подолгу оставаться в Стармине. Преподавать мне предложили на пару с другим магом, травником, то есть мне придётся приезжать в школу на два месяца в начале каждого семестра, покидая на это время Догеву и Лёна. Что-то подсказывало мне, что Лён не будет в восторге от этой идеи, хоть и не станет категорически возражать. Я сама не знала, стоило ли соглашаться. Воспоминания о том, какими бестолковыми и непослушными адептами были мы в двенадцать лет, гасили мой пыл — я сомневалась, что справлюсь с толпой оболтусов, вооружённых плохо управляемой магией, а это может довести до беды. С другой стороны, преподавать магию — это не то же самое, что её использовать. Я наконец сама выучу наизусть все те базовые заклинания, которые до сих пор проверяю по тетради! Я буду рядом с архимагами и другими аспирантами и смогу быстрее дописать диссертацию!

Я сорвалась из школы на неделю раньше из-за прибывшего из Догевы послания. Сквозь вечно сдержанный тон, которым в целом отличался эпистолярный жанр Лёна, я уловила в его письме нотки тревоги и просьбу возвращаться скорей. Он писал, что в одиночку проводил осмотр угодий, что наш новый дом почти готов, но он запретил его обустраивать без меня, что несколько важных приёмов, от которых нельзя было увильнуть, прошли в ожидаемо унылой обстановке. Урожай картофеля и репы превзошёл ожидания, а торговые связи Догевы укреплялись с каждым годом — новости в письмах Лёна всегда были позитивные, но вот это «в одиночку» и «уныло» вдруг так кольнули меня, что я решила возвращаться немедленно. У Лёна не было друзей, и не из-за статуса Повелителя. Трудно дружить с абсолютным телепатом, постоянно и беспрепятственно читающим твои мысли, чувства и воспоминания. Я, конечно, тоже скучала во время разлуки, но у меня в школе были знакомые и друзья, включая одного милого дракона, с которыми можно поболтать обо всём, посмеяться, поспорить и даже напиться, не боясь вызвать осуждения. А Лён был вечно одинок.

Я спешила к нему, представляя его серые глаза — его спокойный, внимательный, чуть ироничный взгляд блеснёт искоркой неподдельной радости и облегчения от того, что я вернулась в целости и сохранности, что рядом с ним наконец будет друг, с которым не нужно соблюдать формальности и притворяться.

Доехав до мощённой камнем дороги, я вдруг ощутила новое, ранее незнакомое мне чувство — я приближалась к дому. К месту, где меня любят и ждут, где меня ожидает будущее — долгое, интересное, манящее и счастливое. Я чувствовала, как эта полная загадок земля становится мне родной, и собиралась сделать для неё что-то особенное. Не просто родить наследника — с этим нехитрым заданием справилась бы любая дура, — а применить свою магию на благо подданным Лёна. Однажды я уже принесла пользу Догеве, освободив её от мага-убийцы и отведя угрозу от всей расы вампиров, но это вышло почти случайно. Впереди меня ждали новые дела. Такие, которые позволят мне стать здесь по-настоящему своей. Я вовсе не грезила славой — мне просто хотелось доказать свою значимость и самой поверить в то, что я неспроста оказалась в этом «вампирьем логове», вопреки сочувственным оханьям бывших однокурсников.

Когда я въехала в Догеву, осеннее солнце клонилось к закату. Узнавшие меня стражи поприветствовали меня вежливыми кивками, встречавшиеся на улицах жители здоровались и иногда кланялись. Я спешилась возле новой конюшни, отдала Смолку на попечение конюха и отправилась на поиски Лёна. Возле Дома Совещаний, в одном крыле которого всё еще жили мы с Лёном, наблюдалось оживление. Сначала я решила, что позабыла о каком-то местном празднике, но потом увидела крытые повозки и заприметила среди вампиров нескольких эльфов. Не иначе кто-то из важных эльфийцев приехал с визитом. Я не была одета для светской встречи, но это не помешало мне направиться в зал для приёмов. Прямо у входа я встретила Келлу, которая радостно обняла меня и, отведя в сторону, стала расспрашивать про мои дела и планы. Мне было приятно её увидеть, но всё же Лёна я хотела увидеть больше.

— Он сейчас немного занят, — доверительно сказала Келла. — Сегодня они подписывают важный торговый договор с эльфами. Делегация гостит уже три дня.

— А где Лён?

— В Большом зале. Возможно, тебе стоит немного подождать.

Келла прекрасно понимала, что не сможет меня остановить, но я и не собиралась срывать важные переговоры. Я просто хотела осторожно заглянуть в зал и подать знак Лёну, а уж он бы улучил момент перепоручить дела кому-то из Старейшин.

Внутри Большого зала толпились эльфы и вампиры, слегка подогретые крепкими напитками — похоже, приём был в самом разгаре. Мой взгляд блуждал в поисках знакомой белокурой головы в короне, пока не нашёл, что искал, только это оказалась голова не Лёна, а прекрасной эльфийки — новой Повелительницы Ясневого Града, о которой я слышала в Стармине. Её отец был не очень дружественен по отношению к вампирам, а дочь, по слухам, после его смерти решила наладить отношения со всеми соседями. Эльфийка была невысокого роста, но потрясающе красива — настолько, что я невольно отвлеклась на её точёную фигуру и правильное, милое глазу лицо. Она стояла у окна, одетая в светло-голубое полупрозрачное платье в пол, и беседовала с кем-то, скрытым от моего глаза — и вдруг я поняла, что это Лён, в своём белом, самом ненавистном костюме для приёмов. Он что-то спокойно рассказывал гостье, когда она повернулась и положила свою тонкую руку ему на плечо. Мой взгляд ненадолго замер на этой руке, а затем перепрыгнул на Лёна, которого больше не перекрывали другие гости: он улыбался эльфийке, излучая искреннюю радость. Они мило разговаривали, не сводя друг с друга внимательных глаз, время от времени кивая. Рука эльфийки так надолго задержалась на плече Лёна, что мне захотелось спугнуть её рабочим пульсаром средней силы.

Я смешалась с толпой гостей, не решаясь приблизиться и вмешаться во что-то, явно не предназначенное для моего взора. Вдруг Лён предложил прекрасной Повелительнице руку, и она, взяв его под локоть, грациозно прошествовала с ним к столу. Они сели в торце и продолжили оживлённый разговор. В какой-то момент эльфийка наклонилась и что-то прошептала Лёну на ухо. Что бы она там ни говорила, это было слишком долго, и когда она отстранилась, Лён удивлённо поднял брови, глядя гостье прямо в глаза и выражая живейший интерес. Они заговорщицки покивали, и вдруг корона Лёна сползла на бок, и эльфийка мягким движением руки поправила её, задевая его щёку. Лён не отстранился, а лишь покосился на ближайших к нему гостей, но те были заняты выпивкой и своими разговорами.

Кто-то из стоящих поблизости узнал меня и почтительно поздоровался, я рассеянно кивнула.

Теперь уже к эльфийке наклонился сам Лён, и любезный, интимный разговор двух королевских особ продолжился — кто я была такая, чтобы прерывать его? Они выглядели не как два Повелителя, ведущих светскую беседу, а как близкие друзья противоположного пола, которым позволено браться за руки и касаться друг друга. Иными словами, это было так же похоже на деловые переговоры, как наше с Лёном плавание в озере голышом. Вдруг эльфийка откинула назад голову и тихо рассмеялась, предоставив всем желающим возможность полюбоваться своим шикарным бюстом, чуть не выскочившим из глубокого декольте. Глаза Лёна скользнули по нему до самой глубины с плохо скрываемым одобрением.

Я думала, что знаю, что такое ревность, но раньше моя едва пробившаяся влюблённость, в которой я сама себе боялась признаться, всего лишь тревожно сжимала сердце при мысли о возможной помолвке Лёна и Лереены, Повелительницы Арлисса. Когда же я увидела этот восхищённый взгляд Лёна, ранее предназначавшийся лишь мне, а теперь обращённый к красотке, которая, к тому же, была ему ровня, что-то прокричало в моей голове: «Так тебе и надо! Ты это заслужила, покидая его, играя с ним как с мальчишкой!» Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Ни ярость схватки на мечах, ни злость из-за проигрыша в поединке, ни страх неминуемой гибели не могли сравниться с тем ужасом, который вдруг охватил меня. Ощущение потери словно раскололо меня надвое, парализовав и пригвоздив обе половинки к полу болью, от которой хотелось избавиться путём снесения себе головы.

Вдруг Лён умолк и обеспокоенно провёл глазами по залу, словно почуяв неладное. Когда его взгляд упал прямо на меня, я прочла в нём изумление и тревогу. Возможно, даже испуг. Он точно не был рад меня видеть. Я вдруг почувствовала себя лишней на этом празднике вампиров и эльфов. Лён приподнялся, собираясь подойти ко мне, но прежде наклонился к своей спутнице, чтобы извиниться. В эту секунду я наконец смогла вдохнуть, мои ноги отмёрзли, и я стрелой вылетела из Большого зала.

Боясь, что не совладаю с собой и напугаю важных гостей, спалив что-нибудь у них на глазах, я бросилась к конюшне, намереваясь убраться подальше из этих проклятых вампирьих мест. Смолка не оценила моего порыва. Я попыталась воззвать к совести кобылы, пришпорив её пятками, но она, ещё не остывшая от утомительной дороги, возмущённо взбрыкнула, грозя сбросить меня. Громко выругавшись и обозвав кобылу предательницей, я спешилась и, выскочив из конюшни, помчалась в сторону леса. Бежать было хорошо и приятно; сердце стучало ровно и чётко, возвращая меня к жизни. Не облегчая себе задачу тропинкой, я мчалась, продираясь сквозь кусты и заросли малинника, обдирая руки, и лишь когда от звуков праздника не осталось даже эха, я остановилась, прислонилась к высокой берёзе, подняла голову и прокричала так, что засаднило горло. Наверное, я это сделала напрасно, потому что со стороны города послышались встревоженные крики, впрочем, быстро затихшие. Я осталась наедине с собой и бурлившей во мне магией. Сотворив пульсар повышенной мощности, я представила перед собой красивое лицо эльфийки и с размаху пальнула в него. Это было глупо и безответственно, ведь я могла погубить ни в чём не повинного ежа или зайца, но, к счастью, всего лишь спалила старую сосну.

«Эмоции, Вольха, эмоции», — зашептал в моей голове терпеливый голос Лёна, в конце концов приводя меня в чувство. Я сделала несколько глубоких вздохов.

«Нужно превратить злость в смех…» Ага, пусть сам попробует! Не думаю, что он бы смеялся, если бы я на его глазах миловалась с кем-то другим. И всё же, когда я представила, что под белокурой причёской у эльфийки торчат заострённые, лохматые, оттопыренные уши, мне немного полегчало. По правде говоря, её нос был слишком вздёрнутым, платье вульгарным, а бюст слишком пышным для тонкой фигуры — хотя вряд ли это показалось бы смешным Лёну. Его удивлённый и раздосадованный взгляд, направленный в мою сторону, всплыл в моём сознании, и мне показалось, что я неправильно поняла его письмо.

— Вольха-а!

До меня долетело скорее эхо, чем сам крик. Подавив желание припустить в глубину леса, я вслух напомнила себе, что я взрослая женщина и не бегаю от проблем — и пошла на голос, а не от него.

— Я здесь! — мой возглас сорвался на сип.

— Хей! — прозвучало минутой позже.

— Ау! — с притворной беззаботностью отозвалась я, заметив пробирающийся через малинник светлый силуэт.

— Вольха! — встревоженный Лён выскочил из кустов, подбежал ко мне, схватил за плечи и так внимательно оглядел, будто ожидал недосчитаться руки или ноги. — Ты в порядке?

— Да, а что?

— Ты меня испугала, — он облегчённо выдохнул, — у тебя был ужасный вид.

— Неужели?

— Почему ты кричала?

— Так, чтобы энергию сбросить.

Лён крепко обнял меня, и я охотно прижалась к нему, замирая, вдыхая знакомый запах и не собираясь шевелиться в ближайшие несколько часов.

— От кого ты убегала? Я никого не чувствую, кроме птиц.

— Ни от кого, — сообщила я его подмышке. — Я просто… бегала.

— Я услышал вопль, но не понял, откуда, и хотел уже превратиться, чтобы пойти по следу, но потом увидел пульсар.

— Я просто… тренировалась.

Так Лён мне и поверил. Мы около минуты стояли не шевелясь, вцепившись друг в друга, я слушала ровное биение его сердца, и моё собственное тоже начало постепенно успокаиваться. Молчание затягивалось. Лён больше не задавал вопросов, но они висели в воздухе. Я вздохнула и наконец сказала:

— Прости, что сорвала тебе важные переговоры с блондинкой очумительной красоты, и вообще припёрлась на приём не вовремя, не надев шёлкового платья.

— Глупости. Тебя кто-то обидел?

— С чего ты взял?

— Я услышал тебя сквозь амулет, — признался он.

— Правда? — я вынула нос у него из подмышки. — Чары лучших магов опять пробиты твоей телепатией?

Лён не улыбнулся шутке.

— Вольха, это было похоже на предсмертный вопль, только без звука, — он содрогнулся. — Если бы я не увидел тебя в зале, то решил бы, что тебя убивают.

— Ну-у… — протянула я. Не могла же я признаться, чем довела себя до паники. — Это недоразумение.

Лён стоял не двигаясь, продолжая крепко меня обнимать, глядя мне прямо в глаза.

— Вольха?

— Лён?

— Я очень рад тебя видеть.

— Я тоже скучала.

Он так нежно поцеловал меня, что все печали вечера сразу показались мне смешными и глупыми.

— Что-то произошло, я же вижу, — Лён провёл ладонью по моей щеке. — Кроме того, что ты исцарапала руки и лицо малинником.

— А с тобой?

— В каком смысле?

— Ты случайно не влюбился? — вырвалось у меня.

Нет, ну а что? Такие вещи лучше уточнять напрямую, не давая собеседнику времени увильнуть. Лён растерянно заморгал.

— В кого?

Его удивление было неподдельным. Я опустила глаза, понимая, что после «а» нужно говорить «б».

— Ну, в эту прекрасную эльфийку…

— Что?!

— В ту Повелительницу в полупрозрачном платье, плохо прикрывающем её пышные груди, — уточнила я.

Лён слегка отстранился и растерянно спросил после небольшой паузы:

— Со стороны это выглядело слишком фамильярно?

Я задохнулась от возмущения.

— Ну, как тебе сказать… То, как она трогала твоё плечо, брала тебя за руку, поправляла корону, касалась щеки, шептала что-то на ухо? Даже я себе такого на людях не позволяю! Это было настолько интимно, словно вы уже переспали минимум два раза.

Лён криво усмехнулся, но внезапно умолк и уставился на меня, словно его осенило.

— Прости…

— Что? — воскликнула я. — Неужели два раза?

— Конечно, нет. Вольха, я идиот, — он схватил мои ладони. Кажется, до него стала доходить причина моего внезапного помешательства. — Я не думал…

— Что я притащусь, когда тебя будет клеить эльфийская Повелительница?

— Нет, — он сделал долгую паузу, подбирая слова, — что ты так… расстроишься.

— Да было бы из-за чего! — фыркнула я. — И потом, у нас же свобода.

— Да, но не в этом смысле, правда? — с укором спросил Лён.

— Ну… нет. Не в этом, — согласилась я.

— Прости. Я не хотел, — он погладил меня по голове, как ребенка. — Твои эмоции… Я всё время их недооцениваю. Я ощутил твой страх сквозь амулет, но не понял его. Ты простишь меня?

— Это вряд ли, — я неуверенно покачала головой.

Лён вздохнул.

— Эльфы тактильны.

— Что?

— С ними сложно, они общаются не так, как вампиры. Им важен зрительный и телесный контакт, но без пошлого контекста. Они чувствуют намерения собеседника через осязание. То, что ты увидела, всего лишь дань вежливости их манере общения. Сразу видно, что ты плохо знаешь эльфов.

— Но зато я хорошо знаю тебя. Тебе ведь понравились её… пышные груди?

Лён вечно хвалился тем, что говорил только правду, и потому замялся.

— Эм-м, честно сказать?

— Ой, не надо, — испугалась я, подавая ему руку.

Сумерки сизым саваном стали опускаться на лес. Мы с Лёном, взявшись за руки, направились в сторону города. Он искоса поглядывал на меня.

— Хорошо, Вольха, ответь ты мне: кроме меня, на свете есть и другие мужчины, которые тебе симпатичны?

— Да навалом, — ответила я.

— Значит, ты меня понимаешь. Если тебе под нос тычут плохо прикрытым бюстом, это непроизвольно привлекает внимание.

— Моё — нет, — уверенно заявила я. — Просто ты так на неё смотрел…

— Как?

— Как на меня.

Лён поймал мой расстроенный взгляд и крепко сжал мою ладонь.

— Нет. Вольха, с тобой никто не сравнится. Прости, девочка моя. Я не хотел сделать тебе больно.

Когда Келла называла меня девочкой, меня это бесило и вынуждало быстрей доказать обратное. Поскольку подтверждать свою взрослость у меня получалось глупо и по-детски, Келла так и не сменила пластинку. Но слово «девочка» в устах Лёна звучало иначе.

— Никто! — повторил он.

Мы остановились, Лён снова поцеловал меня, и я ему сразу поверила. Может, он и абсолютный телепат, но я ведьма. Я чую, когда мне врут.

— Я думала, что взорву весь ваш банкет, — проворчала я, отрываясь от его тёплых губ.

— Нет, — он грустно покачал головой. — Ты думала другое. И я в сотый раз прошу прощения.

— Лён? — меня вдруг посетила неприятная мысль.

— Что?

— Я надеюсь, мой амулет работает?

— Конечно. Сквозь защиту могут пробиться только самые сильные эмоции. Эмоции, Вольха, эмоции…

— Я буду над ними работать, — пообещала я. — Но только не сегодня, хорошо?

Мы прошли около сотни ярдов, когда нам навстречу из кустов выскочили два вампира.

— Повелитель, всё в порядке?

Это были стражи, поднятые по тревоге.

— Да, наша Верховная ведьма обнаружила в лесу… упыря, — заявил Лён, — и вовремя от него избавилась. Теперь всё в порядке. Возвращайтесь.

Стражи послушно ретировались, крича остальным, что опасности нет. Уже на центральной площади Лён сказал:

— Мне нужно вернуться на приём. Пойдёшь со мной?

— Ну, за два часа я, пожалуй, успею помыться, нарядиться, причесаться и увеличить сиськи на два размера — ненадолго, правда.

— Ни в коем случае, — ужаснулся Лён, бросая быстрый взгляд на мою грудь, едва заметную под курткой.

— Тогда иди один, расскажи им про упыря, если понадобится, а я пойду домой и приму ванну. От меня воняет… болотом. Учти, что я буду всего в десяти ярдах от тебя, совсем голая, — заявила я. Наши с Лёном покои имели отдельный вход, но одной стеной примыкали к Большому залу. — Ты скоро вернёшься?

— Ты не успеешь помыть голову, — ответил он, подмигивая, и мы разомкнули руки.

* * *

Я ждала Лёна, а он всё не шёл. Давно обсохшая, расчёсанная и душистая, я сидела за столом в спальне, подмерзая в тонком шёлковом халате, и рисовала очередной шедевр в тетради для заметок об опасных тварях. Каждый, кто хоть раз видел портрет в моём исполнении, советовал мне больше не браться за карандаш. Вот и на этот раз лицо эльфийки получилось кривым и невразумительным, зато фигура удалась на славу, хоть и казалась слегка карикатурной. Рисование успокаивало меня, а художественная ценность моих произведений не имела значения.

Эмоции… Лёну легко было говорить. Его с детства приучали к достойному поведению, а способность к телепатии воспитала в нём сдержанность и талант не реагировать на чужие мысли. Он умел сражаться, врать, ликовать и обижаться, не шевельнув ни одним лицевым мускулом, даже если внутри него гремела буря. Но и бурю он умел успокоить — в отличие от меня.

Я любила наши бесконечные шуточки и подтрунивания, но сейчас была бесконечно благодарна Лёну за то, что он не посмеялся над моей ревностью. Поразмыслив над случившимся за рисованием уродливых эльфов, я пришла к выводу, что повод для паники был смехотворным, и всё же какая-то часть меня по-прежнему пребывала в страхе: меня пугало, кем и чем Лён стал для меня. Когда-то он был всего лишь лучшим другом и самым прекрасным, красивым и желанным мужчиной на свете… Теперь же он стал чем-то большим. Он пророс во мне, как весенний побег. Как там говорится: муж и жена, да прилипните друг к другу… Мы прилипали, с удовольствием и надолго, но даже когда Лёна не было рядом, я ощущала его присутствие. Расставаясь с ним на время своих путешествий, я каждый день желала ему доброго утра и спокойной ночи. Я вообразила себе, что мой Лён — это нечто незыблемое и вечное, как ветер и небо, и что мы всегда будем вместе, раз судьба свела нас. Однако ветром управлять так же сложно, как Лёном. Он стал мне родным, но при этом в его душе оставалось столько тёмных мест, что хватило бы на миллион беззвёздных ночей.

Долгая рефлексия никогда не была моей сильной стороной, но я попыталась подвергнуть анализу наши с Лёном отношения. Сначала мы так долго и приятно дружили, что я боялась сближаться с ним, не подозревая, какой он подходящий для меня партнёр. Когда-то давно наши перепалки заканчивались тычками в бок, сочинением новых прозвищ или дракой за кусок повкусней, теперь они логически завершались быстрым, горячим совокуплением, иногда в неподходящих местах, отчего спорить хотелось чаще. Если мы уставали от повседневных и государственных дел, то по многу дней отдыхали от страсти, засыпая рядом в коконе из крыльев, и это тоже было замечательно. А ещё были ласки, невозможные со случайным любовником. Например, поглаживание крылышек вампира, который их раскрывает в блаженной неге, а потом резко скручивает из-за щекотки. Или совместное мытьё волос, с выбором ароматных трав и долгим перебиранием прядей. Или особенные поцелуи: в утренние сонные веки, в шрам на ключице или ямочку над ягодицами. Иногда я по его просьбе снимала заворожённый от телепатии амулет, чтобы Лён мог читать мои мысли и чувства, и он как-то в шутку признался, что ждёт этих минут без амулета, как привыкший к дурман-траве вампир — своей дозы.

И всё же большую часть времени Лён был вежливым, сдержанным, непроницаемым, упрямым и себе на уме. Трудно было предсказать, что он сделает в следующую минуту, но я верила, что могу полностью довериться ему, что мои спокойствие и безопасность для него так же важны, как благополучие Догевы. Даже в те минуты, когда мы в чём-то не соглашались и бесили друг друга, я точно знала, что он не причинит мне вреда и поставит мои интересы выше своих — но не государственных, и это мне казалось правильным и справедливым.

Придя к выводу, что мне нужно продолжать работать над эмоциями, я дорисовала эльфийке усы и насторожилась. В коридоре наконец раздались шаги, но пришедший остановился и отчего-то медлил, будто собирался с духом. Я тихо подошла к двери и прислушалась. Может, Лёну стало совестно из-за того, что он так задержался на приёме, и теперь он гадает, какое наказание его ждёт?

Дверь стремительно открылась, едва не сбив меня с ног, и на пороге показался Лён. Я попятилась, изображая смятение. Он сделал шаг вперёд и ногой захлопнул за собой дверь. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, затем я расправила плечи, и мой шелковый халат распахнулся. Лён заинтересованно осмотрел всё, что открылось его взгляду. Одобрительно хмыкнув, он развязал пояс от своего костюма для приёмов, и белый балахон, слегка поцарапанный лесным малинником, упал на пол, рубаха последовала за ним. Стоя на расстоянии трёх локтей, я придирчиво оглядела его обнажённый торс и сделала вывод, что за время разлуки он хуже не стал. Не отрывая от меня взгляда, Лён неспешно скинул сапоги с золотыми пряжками, стянул белые с золотым узором штаны и остался в носках и коротких шёлковых портах, определённо достойных Повелителя. Я пошевелила замёрзшими пальцами ног, лёгким движением плеч сбросила на них халат и поёжилась от холода. Длинные пряди моей густой шевелюры стыдливо прикрывали грудь с одной стороны, и я откинула их назад.

Лён молча сделал шаг вперёд, не спуская с меня глаз. Я отступила. Повторив это действо несколько раз, мы замерли на несколько секунд, но Лён вдруг оскалился, обнажив клыки, и я взвизгнула, бросаясь наутёк.

Крепкие руки поймали меня в ту же секунду, подхватили, крутанули разок и повалили на кровать. Любой рыцарь, наблюдавший эту сцену, незамедлительно поднял бы копьё и бросился ко мне на выручку. Впрочем, я могла сама постоять за себя. Притворно повопив и посопротивлявшись для вида, я высвободила прижатые над головой руки и, ловко спустив вампиру порты, схватила его за ягодицы. Тот, не ослабляя натиска, запустил ладони мне в волосы и впился в мои губы, словно жаждал отведать крови юной девы. Стукнувшись разок зубами о клыки, я не растерялась и, пылко ответив на поцелуй, раздвинула свои сильные длинные ноги, натренированные бегом и плаванием, и соединила пятки у вампира за спиной. Оценив новый поворот, тот перестал целоваться, чуть приподнялся на руках, немного повозился, подлаживаясь ко мне, а дальше я уже не помнила ничего, кроме полуприкрытых серых глаз, широких, ритмичных движений и острой, горячей волны наслаждения, подступающей со всех сторон.

Когда мы успокоились, моё горло саднило от хриплых стонов. Мы молча лежали посреди огромной кровати, разгорячённые и запыхавшиеся, я сверху на Лёне, моя щека на его груди. Я упивалась его тёплым упругим телом, расстилавшимся подо мной. Мы редко заходили на второй круг, но в тот раз я почувствовала себя так, словно ужасно хотела пить, а мне дали лишь пригубить стакан. Поболтав немного о пустяках вроде моего нового шрама и обустройстве нашего дома, мы предались долгим ласкам и мокрым поцелуям, которым не было конца. Когда я наконец утолила жажду, тихо всхлипнув в его руках, Лён расправил крылья и прикрыл нас обоих, объявив время сна.

В ту ночь я решила, что не поеду преподавать в школу чародейства и не стану больше принимать Велькино зелье от зачатия. Что-то подсказывало мне — нет, не ревность, — что нам с Лёном не нужно сейчас разлучаться. Чуть позже, когда я ему поднадоем своим упрямством или он мне — своей наглостью, я снова соберу свою дорожную сумку и выеду на тракт. А пока мне хотелось обживать свой новый дом с двумя детскими.

* * *

Следующие два дня после моего возвращения из Стармина выдались напряжёнными, потому что мне пришлось принимать участие в развлечении эльфийской делегации, которая, с моей точки зрения, немного загостилась. Эльфы, конечно, не тролли, но тоже лезли со своими граблями в чужой огород: вставали в пять утра, завтракали свежими ягодами — и кто только их собирает в столь ранний час или, например, зимой? Спали непременно в отдельных комнатах, пусть даже и крошечных — Лёну пришлось временно расселить несколько домов, — кушали пять раз в день только сырую еду и ложились спать с закатом, требуя тишины. При встрече они не просто здоровались, но обнимались, часто троекратно, а при прощании брались ладонями за щёки, словно собирались друг друга облобызать. Эльфы часто держались за руки, транслируя таким образом друг другу настроение и намерения. То же они пытались делать и с нами, но, не встретив полного понимания, немного умерили свой пыл.

Нам пришлось уважить гостей, потому что того требовали гостеприимство и торговая выгода, но всё же, когда последний эльфийский обоз исчез из нашего поля зрения, мы с Лёном, провожавшие гостей в седле, переглянулись и выдохнули с облегчением. В результате визита эльфийской королевы Догева подписала несколько двадцатилетних торговых договоров и приобрела одного нового жителя — эльфа, полюбившегося одинокой вампирше и пожелавшего начать новую жизнь в новом краю.

— Может, они оставили своего шпиона? — предположила я.

— Вряд ли, — ответил Лён, — мысли у него были не шпионские.

Момент прощания с эльфийской королевой был эпичен. Прежде, чем она запрыгнула в седло, они с Лёном подержались за руки, крепко обнялись с долгим замиранием в объятиях, затем эльфийка коснулась макушки Лёна, церемонно поклонилась и пригласила нас в гости, из чего мы заключили, что визит прошёл успешно. Выглядела она, как всегда, великолепно — и заострённые ушки у неё были довольно милые.

В тот же вечер мы с Лёном переоделись в наши старые походные штаны и куртки и отправились на «осмотр угодий», прихватив с собой хлеб, сыр и картошку. Сидя у костра на поляне возле старого дуба, мы сначала жарили на веточках хлеб, заливая его расплавленным на огне дорогущим эльфийским сыром, а потом ели запечённую картошку прямо с кожурой. По просьбе Лёна, я рассказывала ему о своих путешествиях, опуская наиболее опасные моменты и сдабривая истории шуточками. Лён слушал внимательно, кое-что переспрашивал, тихо посмеивался и отпускал комментарии, от которых мы оба ухохатывались.

— Вольха, а почему бы тебе не записать всё это? — предложил он.

— Ты тоже считаешь, я могу замахнуться на небольшой учебник? — вдохновенно спросила я.

— Ну-у…

— Лён, я тоже так думаю, — перебила я. — Я могла бы написать как минимум одно пособие по водным существам Белории и ещё одно о способах борьбы с нежитью.

Идеи не произвели на Лёна должного впечатления.

— Нет, Вольха. Я имел в виду другое. Напиши не учебник, а поучительно-развлекательные рассказы, для широкого круга читателей, так сказать.

— Например?

— Ну, о том, как селяне просят тебя о помощи, а в благодарность пытаются сжечь на костре. Или о дайнах, которые клянут ведьм, а сами тайно покупают у них обереги. О твоей дружбе с водяными и русалками.

— Думаешь, это будет кому-то интересно?

— Ну, мне же интересно.

Я с сомнением пожала плечами.

— Мне кажется, ты предвзят.

— Да, я к тебе немного неравнодушен, но, поверь мне, эти истории порадуют и других. Особенно если ты напишешь их так, как рассказываешь.

— Байки странствующей ведьмы? — спросила я.

— Отличное название для книги.

Я загадочно улыбнулась и призналась:

— Честно говоря, я уже кое-что написала, но немного о другом.

— Если ты имеешь в виду ту классификацию заклинаний от нежити, то…

— Нет, — я смущённо замялась, и Лён выжидательно умолк. — Я написала… любовную историю.

— Ты — любовную историю? — усмехнулся он.

— Представь себе.

— Неужели про ведьму и вампира?

— Да, то есть нет. В моей истории она — молодая вампирша-Повелительница, а он — неопытный маг, которого она наняла на работу.

— Ну и дела! — изумлённо воскликнул Лён. — А можно почитать?

— Я подумаю… Дело в том, что там нет приключений, там… сплошные непотребства.

— В смысле?

— Ну, то есть… любовные сцены.

— А что ты считаешь непотребством? — на всякий случай спросил Лён.

— Ну, лобызания всякие.

— А что в них непотребного?

— Прилюдные.

— М-м-м… Неожиданно, — Лён безуспешно пытался скрыть удивление.

— И всякие там игры на раздевание с подданными. Она довольно ненасытная и пошлая вампирша. А так как она ещё и Повелительница, то все, включая мага, исполняют её интимные капризы.

— Э-э-э… — в кои-то веки у Лёна не было слов.

— Ну, например, слизывают с неё земляничное варенье и щекочут павлиньими перьями в разных местах.

Глянув на огромные глаза Лёна, я наконец не выдержала и расхохоталась.

— Шутка… Но мне приятно, что ты настолько веришь в мой писательский дар!

Лён громко и с облегчением фыркнул. Отсмеявшись, мы продолжили поедание картошки и затеяли игру «правда или ложь» с историями из детства. Лён рассказал мне, как однажды заявил Келле, что не хочет быть Повелителем, а желает стать пиратом — но эту ложь я быстро разоблачила, так же, как и он мою о том, что я в детстве пульсарами глушила рыбу. А вот две наши правдивые истории оказались весьма трогательными. Лён как-то в одиночку отправился на поиски своих родителей, потому что одна сердобольная вампирша, пожалев крошку-сироту, наплела ему, будто его родители на самом деле не погибли, а живут в дальней стране, выше гор, откуда не могут спуститься. Возможно, она имела в виду потусторонний мир или небеса, но Лён собрал полевую сумку, взял меч и успел уехать на своём жеребёнке аж до второй развилки, где его и остановила встревоженная стража.

Моя правдивая история касалась первых дней в школе и была о том, как я крала у однокурсников еду. Я никому раньше не открывала эти постыдные моменты своей биографии.

— И всё же ты не стала воровкой, — удивился Лён.

— Однажды мы отправились на учебно-полевую практику на неделю, и Учитель поручил мне отвечать за продукты. Сказал, что я могу есть, что захочу и сколько захочу, только и все остальные должны быть сыты. В какой-то момент мой страх перед голодом ушёл. Возможно, Учитель что-то такое подозревал.

— Ну, если учесть, что он телепат… — многозначительно сказал Лён.

— С тех пор я стараюсь честно платить за еду. Но если буду помирать с голоду, могу и стащить. Вот такая у тебя жена.

Лён озадаченно хмыкнул.

— Что ж, было бы грустно, если бы ты умерла с голоду. Как ты знаешь, мне приходилось без спросу поедать чужих коров, чтобы восстановить свои силы. Правда, в волчьей ипостаси, но хозяевам скотины от этого не легче.

Он протянул мне последний кусочек эльфийского сыра, но я сыто помотала головой. Костёр почти погас, над поляной стал сгущаться стылый осенний туман. Я забралась к Лёну на колени, он укрыл нас крыльями, и мы молча смотрели на редко вспыхивающие искры.

— Помнишь, как мы с тобой сидели у костра после отъезда из Арлисса? — спросил он.

— А потом решили разойтись по кустикам, чтобы справить нужду, и ты признался мне в любви?

— Эм-м-м… В моей памяти всё было немного романтичней, — признался Лён.

— Лучший момент в моей жизни. Я была так счастлива, что еле добежала до кустиков. Но ты ещё долго после этого не целовал меня, — пожаловалась я. — Интересно, почему?

— Знал, что как только ты попробуешь, уже не сможешь оторваться. Разве можно передо мной устоять? — получив лёгкий тычок в бок, Лён продолжил серьёзно: — Потому что знал, что именно предлагаю, и не был уверен, что тебе это нужно. Не хотел портить тебе жизнь.

— Но испортил, — резюмировала я. Мы хохотнули, и я забралась холодными руками ему под рубаху. — Лён?

— Что?

— Откуда ты столько всего знаешь про другие расы, ведь ты почти не выезжал из Догевы?

— Долго живу, много мыслей читаю. А ещё у меня был хороший учитель, только он умер, когда мне было пятьдесят шесть лет. А он за свои триста семь лет повидал мир и собрал неплохую библиотеку. Жаль, большая её часть пропала во время войны.

Догорающий костёр сузил обзор до маленького круга, но Лён, в отличие от меня, прекрасно видел в темноте и чувствовал каждую тварь в радиусе пятисот ярдов.

— Когда я пришла записываться в чародейки, — призналась я, — то не знала, где левая рука, а где правая. Меня ужасно дразнили на первом курсе.

— Я им всем очень сочувствую, — сказал Лён. — Теперь ты маг-практик, пусть им будет страшно. Вольха, хватит дрожать, надень куртку и поехали домой.

По пути домой мы смеялись, перечисляя всякие непотребства.

Конечно, Лёну было до меня далеко, потому что он не учился в школе с толпой подростков, делящихся друг с другом всеми известными им скабрезностями, услышанными в старминских корчмах. Кода я дошла до истории о троллихе, которая умела свистеть самыми разными местами, Лён крякнул и пустил Вольта в галоп, тем самым признав своё полное поражение.

Я запомнил его сущность… Когда мимо пролетают две птицы, я чувствую, что их две.

Проснулась я от странного чувства, будто кто-то пристально за мной наблюдает. Приоткрыв один глаз, в полумраке раннего утра я увидела, что Лён сидит на кровати у моих ног и с задумчивым видом пытается взглядом протереть во мне дыру. Это бы мне польстило, если бы он не выглядел таким озадаченным.

— Привет, — тихо сказала я, сонно потягиваясь. — В чём дело?

Лён нервно прокашлялся.

— Ты только не волнуйся, — начал он, и я сразу же начала волноваться.

— Что-то случилось?

— Мне нужно задать тебе один вопрос.

— Да хоть два, — любезно согласилась я.

— Ты мне ничего не хочешь рассказать?

Вопрос поставил меня в тупик странной ноткой осуждения. Я задумалась. Признаваться всегда найдётся в чём, вот только не хочется во всём. Я попыталась прикинуть, что именно его так раздосадовало с утра пораньше.

— Ну-у-у… Если ты про то, что я вскрыла без разрешения сундук со старыми догевскими документами, так я в них просто аккуратно покопалась, чтобы сверить кое-какие даты. Они не совпадают с теми, что мы учили в школе. А замок потом заклинило, потому что сундук слишком старый. Я его попыталась починить заклинанием, но эта рухлядь…

Лён покачал головой.

«Не то…»

— Если ты имеешь в виду мои магические опыты на поляне дубов, то я прошу прошения. У дубов, — я мило улыбнулась.

Лён усмехнулся, но как-то нервно и напряжённо.

— Ну неужели ты про халву, — возопила я, — которой я забыла поделиться? Когда ты успел стать таким мелочным?

— Вольха, — перебил меня Лён, — ты беременна?

— Что?! — я аж села от неожиданности. — С чего ты взял? Вроде нет. Не знаю.

— Я тебе сообщаю.

Я глянула на него так, чтобы он сразу понял: за подобную шутку ему не будет пощады.

— Ты — мне?

Лён пристально посмотрел на меня.

— Я чувствую, что ты… больше не одна. Вампиры сразу такое чуют.

Я опустила глаза на свой живот, будто надеялась услышать из его недр посторонний голос.

— Ну, мои женские дни немного задержались, но… правда? — испуганно спросила я.

Лён кивнул.

— Я думал, ты знаешь, но решила повременить с новостью.

— Но я же не пью зелье всего месяц.

— Вероятно, этого хватило, — резюмировал он и спросил после небольшой паузы: — Ты рада?

— Я просто в шоке, — честно призналась я. — От того, что об этом сообщаешь мне ты! Нет, не так я себе представляла подобный разговор. Я бы сначала довела тебя до белого каления, а потом попросила бы что-нибудь эдакое.

— Ты и так можешь просить, что хочешь, — миролюбиво сказал Лён.

— То есть мне теперь вообще всё дозволено, — резюмировала я.

— Вольха, а что, когда-то было иначе?

— Да, но теперь мне официально придётся стать взрослой. Ужас.

Вампир закатил глаза и со вздохом притянул меня к себе. Я уселась к нему на колени, подоткнув с двух сторон ночную рубашку, и обняла его за спину.

— Не пугай меня, Вольха.

— Я пошутила, — успокоила его я. — Это прекрасная новость. Наконец-то я узнаю, что получится, если такая милая, красивая, талантливая ведьма, как я, родит ребёнка от немолодого самоуверенного вампира.

— Это ещё не всё, — загадочно произнёс Лён.

— В смысле?

— Ну… — он замялся, не зная, как продолжить.

— Что, Лён? Чего ещё я не знаю? Опять какие-то ваши традиции и ритуалы?

— Ритуалы — пустяки. Само собой, нам придётся сегодня же объявить об этом радостном событии на всю Догеву, потому что все всё скоро и так поймут, особенно Келла.

— А в чём вторая новость?

— У нас будут близнецы, — спокойно сообщил он.

— Что?! — я с волнением положила руку на свой живот. — Ты уверен?

— Абсолютно. Вас сейчас трое. Три сущности. Одна цельная и сильная, две слабых.

Какое-то время новость проникала в меня, как вода в губку, а потом выплеснулась нервным смехом.

— Может, ещё скажешь, какого пола?

— Нет, — усмехнулся он, — придётся подождать до их рождения.

— У меня в роду были близнецы, — призналась я. — А ты, Лён? Ты счастлив?

— Ужасно! — он подарил мне улыбку, от которой растаяла бы самая большая ледяная глыба. — Сижу здесь полночи, смотрю, как ты спишь, а внутри… всё скачет.

Такая откровенность была Лёну несвойственна. Я обвила его шею руками и ободряюще улыбнулась.

— Да-а, нелегко тебе придётся.

— Мне? — удивился он.

— А кому? О, боги, а кто будет каждый день приносить мне завтрак в постель? Удовлетворять каждую мою прихоть? Соглашаться с моими бредовыми идеями? Выслушивать нытьё о том, как меня тошнит и какая я толстая? Ой, — горько застонала я, слегка испугав Лёна, — я стану толстая, как винная бочка! Близнецы…

Мы оба тихо рассмеялись, а потом решили поздравить друг друга с радостной новостью поцелуем — не горячим и страстным, а долгим и ласковым, как разговор двух робких влюблённых. Наши языки нежно переплетались, сообщая то, чего не выразишь словами.

— Ну, чего тебе сейчас хочется, Вольха? — наконец спросил Лён.

Я наморщила лоб в усиленной думе.

— В туалет. И винограда, только зелёного.

Он быстро выпустил меня из объятий.

Вернувшись из комнатки в конце коридора, я обнаружила спальню пустой. Завалившись носом в подушку, я попыталась привести в порядок мысли, разбегавшиеся, как пьяные мухи.

Мне нельзя будет ездить верхом. Лён точно не позволит, даже шагом. Придётся быть поосторожней с магией — никаких нестандартных пассов и экспериментальных заклинаний. О боях на мечах можно забыть. Но хоть плавание мне останется? Ну да, зимой. А к лету я буду плавать, как поплавок. А нежные ласки любви? Хм-м… Зная Лёна, я подозревала, что могу временно лишиться и этих радостей. Остаются только еда, чтение научной литературы и игра на его нервах.

Дверь скрипнула, я подняла голову. В спальню вошёл опечаленный Лён.

— Прости, но… во всей долине нет винограда. Никакого! Безобразие. Я распорядился раздобыть его к завтрашнему утру. Зато мне всучили немного изюма.

— Прощаю, — великодушно заявила я.

Лён с задумчивым видом прошёлся по комнате, снова присел на край кровати и сосредоточенно нахмурился.

— Вольха, нам нужно серьёзно поговорить.

— Опять?

— Нет, ничего такого, просто… — он явно собирался сказать что-то неприятное и заранее готовился к сопротивлению. — Я очень прошу тебя не ездить верхом.

Я миролюбиво кивнула.

— Конечно.

— И насчёт магии, — продолжил он. — Не вздумай телепортироваться.

— Не буду.

— И вообще, поосторожней со своими экспериментами, хорошо?

— Да, — я попыталась сдержать улыбку.

— Естественно, наши тренировки на мечах придётся отменить.

— Естественно, — я уже давилась от беззвучного смеха.

— И самое главное… Нам, наверное, лучше пока поспать отдельно.

Мой смех угас.

— Да ни за что! — возмутилась я. — Обещаю, что не буду к тебе приставать, хоть это чушь и предрассудки. Знаешь ли ты, что радость матери — это здоровье ребёнка? И вообще, кто будет оберегать меня ночью? Приставишь ко мне охрану? А вдруг мне ночью… захочется винограда? Или начнёт тошнить — кто принесёт мне ведро?

Таким аргументам Лён не нашёл что противопоставить.

— Боюсь, что мы не выдержим, — с сомнением сказал он.

— Если меня будет тошнить, выдержим, — подытожила я. — Это, знаешь ли, не очень романтично.

— Не будет. Келла приготовит тебе такие зелья, что ты будешь летать.

— Ты ей сказал? — спросила я.

Лён кивнул.

— И что она ответила?

— Ничего. Расплакалась. От радости, — пояснил он.

— Прямо-таки расплакалась? — испугалась я.

— Ну, всхлипнула пару раз и умчалась в лес. Сказала, что за травами. Мол, осень, их осталось мало, а собирать надо на рассвете.

Увидев, что я собираюсь встать, Лён подал мне обе руки, словно я уже была на девятом месяце. Отвергнув его помощь, я вскочила, зажгла щелчком пальцев свечу и стала переодеваться в своё любимое домашнее платье, продолжая тихонько посмеиваться. Плавание мне всё-таки оставили… В проруби. Желая показать, какая я серьёзная и ответственная жена, я предложила:

— Лён, может, пригласим в гости Вельку? После нашей свадьбы она вроде бы перестала шарахаться от вампиров. Она и маг-практик приличный, и травница. Нет, я полностью доверяю Келле, но всё же у нас в долине нет таких смешанных семей — ну, чтобы вампир и ведьма. Велька могла бы привезти какие-нибудь книги…

— Как ты сказала? — переспросил Лён.

— Я говорю, ведьма с вампиром — это не просто смешанный брак. Это гремучая смесь, мало ли что…

— Нет, ты сказала «у нас в долине», — он улыбнулся.

— Я думала, ты меня слушаешь, а ты обращаешь внимание на всякую ерунду, — проворчала я, понимая, что это вовсе не ерунда. И не оговорка. — Ну да, да. Это моя долина. И я люблю её почти так же сильно, как тебя. Просто у меня нет другого дома — мой сгорел, ну, ты помнишь. Куда мне ещё податься? Не вечно же в лесу и в стогах ночевать.

Лён поднял голову и бросил на меня прямо-таки королевский взгляд, пристальный и одобрительный.

— Вольха, — церемонно произнёс он, — надень сегодня вечером своё лучшее платье — я приглашаю тебя на праздничный приём в твою честь.

— Ой, кажется меня уже тошнит, — попыталась отговориться я, но Лён взял меня за локоть.

— Мы можем дурачиться сколько угодно, но правда в том, что ты не просто супруга Повелителя. Ты Повелительница Догевы. И сегодня я надену тебе твой обруч.

У меня ёкнуло сердце. Лён выглядел таким серьёзным и величественным и из-за этого немного чужим.

— Почему именно сегодня?

— Потому, что есть формальный повод. И потому что я вижу, что ты готова.

— А что за обруч? — с интересом спросила я. — Алмазы, изумруды?

— Один рубин. Я заказал его у ювелира сразу после свадьбы, тебе понравится. Старые обручи моих родителей, к сожалению, не уцелели.

Я не сомневалась, что их украли мародёры моей расы, но говорить об этом не стала, впечатлённая сделанным мне предложением. Это вам не предложение руки, пусть даже такой сильной и красивой, как у Лёна. Это предложение разделить ответственность за своё королевство.

— Лён, — я опустила глаза, — а это не слишком для меня?

— Нет. В самый раз, поверь мне.

Я повернулась к окну и глянула в сторону площади, освещённой первыми лучами осеннего солнца. Мне не было пути назад… Страх не угодить Догеве давно отступил, но червячок сомнения всё же подло копошился. Они боготворили Лёна и потому примут меня. Но мне придётся ещё долго доказывать, что я достойна такого высокого звания.

— Попрошу Дольмену приготовить моё зелёное платье, — сказала я, зная, что Лёну оно очень нравится.

Я повернулась и подмигнула ему. Лён усмехнулся и церемонно подал мне локоть. Он был одет в штаны для прогулок верхом и потёртую кожаную куртку, я — в домашнее платье типа «халат» и обута в отороченные мехом тапочки. Вид у нас был не королевский, что не помешало нам приосаниться. Из глубины дома, со стороны кухни, раздался звон посуды, и я вдруг почувствовала зверский голод. Я не одна, нас трое. Три сущности… Ужас какой! Правда, это ненадолго.

Прежде чем отправиться завтракать, я остановилась у двери и многозначительно прокашлялась.

— Я буду паинькой, Лен, — для верности я немного похлопала ресницами. — Но не в твоих интересах, чтобы я умерла со скуки.

Он поймал мой упрямый взгляд и спросил:

— Твои условия?

— Стрельба из лука. Беременность не помешает мне улучшить этот полезный навык.

— Ну, хорошо. Я потренирую тебя сам или найду отличную лучницу, — Лён выжидательно глянул на меня, подозревая, что так просто не отделается.

— А ещё ваш язык.

— Ты хочешь выучить алладар? — удивился он.

— Я должна.

— Не ожидал. Мне казалось, зубрёжка надоела тебе ещё в школе.

— Мне надоело чувствовать себя полной идиоткой, когда вы переходите на свой язык, — пояснила я. — Да и новый статус обязывает — что это за Повелительница, которая не знает язык своих подданных?

— Нет проблем. Только я не уверен, что смогу стать хорошим учителем. Я не силён в грамматике.

— Вот и ладно, я не стану отвлекать тебя от государственных дел. Найдём кого-нибудь.

Я не настаивала на помощи Лёна в первую очередь потому, что языки мне давались тяжело и я не хотела выглядеть тупицей в его глазах.

— Что-то ещё, Повелительница?

— Да, — последний пункт был самый щекотливый. — Пусть Келла научит меня своему ремеслу. Я, конечно, сдала травологию на отлично, но для выживания среди вампиров этого недостаточно.

Лён помялся.

— Видишь ли, Вольха… Здесь могут быть проблемы. Келла неохотно делится своими секретами.

— А ты с ней поговори. В конце концов, она не вечна, кому-то же нужно их передать.

— Боюсь, этот аргумент ей не понравится.

— Тогда скажи, что я тайно ею восхищаюсь. Или просто улыбнись — она ни в чём тебе не может отказать, это же очевидно. Ты ею крутишь, как хочешь.

Лён усмехнулся.

— Я постараюсь. Но не забудь, с чего ты начала.

— С чего? — невинно спросила я.

— Ты обещала быть паинькой.

— Само собой, — согласилась я, прекрасно понимая, что определение «паиньки» так же размыто, как и понятие «благоразумие».

* * *

Однако моё учение пришлось отложить.

Сначала пришла тошнота. Не сразу, дней через пять. Напрасно Келла утверждала, что травы для настойки свежайшие и собраны по росе у поляны единорогов. По утрам мои внутренности скручивало так, будто нерадивая хозяйка никак не может отжать большое махровое полотенце. Днём и вечером просто мутило. Ночью я забывалась долгожданным сном, напрасно надеясь, что утро не настанет. Вампиршам эта неприятность была неведома — как же я им завидовала! Каждый первый кусочек проглоченной мною еды норовил вырваться наружу, задерживалась лишь овсянка, и то иногда.

Через две недели, когда я стала похожа на сушёную воблу, а Келла заявила, что ни подданные Догевы, ни старминские маги не простят им голодную смерть Верховной ведьмы и Повелительницы, добрая жительница долины и мать двоих полукровок по имени Таана — наполовину человечьей, наполовину эльфийской расы — принесла мне какую-то настойку, и нам общими усилиями удалось побороть тошноту. Мутить не перестало, запахи съестного по-прежнему вызывали во мне непреодолимое желание вывернуть внутренности наружу, но кое-какая еда, после увещеваний ненавистных вампирюг во главе с Лёном задержать дыхание, заткнуть нос или отвлечься на что-то весёлое, стала во мне задерживаться.

Если изначально я была против, когда Лён предложил мне раздельный сон, то теперь наши роли поменялись: я настаивала на том, чтобы он отправился спать в гостевую комнату, ибо представляла собой малопривлекательное зрелище, но он ни за что не хотел уходить, боясь, что мне может стать совсем нехорошо.

— Я не думал, что процесс деторождения превратится в процесс спасения Вольхи, — как-то сказал Лён Келле, не зная, что я случайно подслушиваю за дверью.

— Это ещё не деторождение, — предупредила она, — а только вынашивание. Она человек, а в животе у неё вампиры, и они своё возьмут. А что при этом останется от неё…

— Но в Догеве хватает полукровок, все родились в срок, и никто, слава богам, не умер! — испуганно воскликнул Лён. — Я сам столько раз присутствовал на родах.

— Да, но ты не обычный вампир, ты намного сильнее их. К тому же, близнецы. Знаешь, сколько матерей выживает при рождении близнецов? Меньше половины.

Я взвыла и была рассекречена.

— А раньше нельзя было предупредить? До свадьбы? — вопила я, пока Келла увещевала меня, мол, она не то имела в виду, надо будет просто налечь на овощи, и вообще, все догевские близнецы в количестве шести штук, а также их матери в полном порядке.

А потом наконец приехала Велька. Сначала она долго костерила всех вампиров и их травниц некрасивыми тролльими словами, затем отругала меня за то, что я не применила заговор от утренней тошноты, о котором я понятия не имела — век живи, век учись! — и, наконец, напоила меня чем-то терпким и кислым, после чего мои внутренности пришли в норму, голова прояснилась, и я поела вареной картошки с простоквашей со слезами на глазах от восхищения.

Однако вскоре пришла новая напасть — голод. Сначала Лён с Келлой не могли нарадоваться на мой аппетит, весело комментируя мои округлившиеся щёки, но, когда я стала отказываться выходить из-за стола после пяти блюд, включая десерт, даже Лён, у которого любые серьёзные диеты вызывали смех, попытался вразумить меня. Пыл я умерила, потому что не хотела стать похожей на бочку, но голод не уходил. Всё время между приёмами пищи я ходила с ощущением, которого не испытывала даже в голодном детстве: мне грозит смерть от истощения, если я что-то срочно не съем. Спасали долгие прогулки по лесу, стрельба из лука и отсутствие еды в поле зрения. Я умоляла Лёна проводить меньше времени со мной и больше заниматься государственными делами, чтобы не заставлять его слушать моё нытьё о том, как плохо нас покормили в обед. Он сдался, только когда я заявила, что больше не могу постоянно видеть его виновато-озадаченное лицо, которое бывает, если кто-то из родственников находится на смертном одре.

Вместо него всё это стала выслушивать бедная Велька. Поскольку нас с ней вдвоём не пускали гулять по лесам Догевы, испещрённым тропками и черновиками, мы позвали в компанию Таану, ту самую эльфийку-женщину, которая помогла мне с первым зельем. Она, к нашему большому удивлению, оказалась весьма приличным ботаником и зоологом — так началась наша долгая женская дружба.

Через пару недель дикого аппетита, который Велька именовала жором, заставлявшего меня время от времени красть попавшуюся под руку еду, подруга перечитала привезённые ею из Стармина книги с рецептами для будущих матерей и призналась, что, вероятно, переборщила с тимьяном. Она изменила дозу и рецептуру моего ежедневного зелья, и в один прекрасный во всех смыслах день я вернула себе своё обычное я. Самое обидное, что живот за это время едва успел наклюнуться. Зато груди превратились из яблок среднего размера в яблоки большого, но это как раз-таки не вызывало у меня ни раздражения, ни беспокойства. Все выдохнули с облегчением, особенно Лён.

Это случилось как раз в конце заснеженя. Рождество в Догеве, как и следовало ожидать, не отмечали, зато праздновали шесть дней со дня зимнего солнцеворота: с гаданиями, песнями, ряженьем в волков, обсеиванием избы зерном и естественно, большой семейной трапезой. Вельку настолько впечатлили рассказы Тааны об этих обычаях, что она непременно хотела их посмотреть, чтобы потом включить в свою магистерскую диссертацию.

В белорских сёлах в это время активно колядовали. Я прекрасно помнила, как в моём детстве отец втыкал топор в порог, а серп в притолоку, чтобы защитить дом от нечистой силы — «упырей, вампиров и прочей нечисти». Кур кормили из правого рукава, чтоб лучше неслись, а яблони отряхивали от снега для повышения урожайности. Велька сказала, что в её селе считали, чем больше гостей соберётся в доме, тем лучше куры будут сидеть на яйцах. Высмеяв малообразованных предков, придумавших гадание с зеркальцем на суженого-ряженого, Велька заявила, что единственная дельная колядная традиция, не считая песнопений, за которые дают угощения, — это гадание с петухом, которое она и собиралась провести на наших глазах.

Для этого обряда Велька уговорила нас с Тааной притащить для неё молодого петуха — сама она идти по вампирьим подворьям боялась.

— Вольха, ты же Повелительница, тебе дадут, что ни попросишь, — заявила она.

— Вот поэтому я и не люблю просить.

Таана не держала кур, но у её соседа, одного из младших советников Лёна по имени Шаон, было большое подворье, где мы разжились крупным чёрным петухом. Заверив удивлённого хозяина, что птица нужна нам для научного эксперимента, но ни в коем случае не пострадает и будет возвращена в целости и сохранности, мы с Тааной притащили петуха в дом Крины, где Велька временно жила и столовалась.

Разбросав по разным углам комнаты зерно, угли, монеты и сушёные розы, Велька заявила, что скоро узнает, каким будет её суженый — хозяйственным, страстным, богатым или красивым — и запустила петуха. Я поставила на красавца, сама Велька надеялась на страстного, Таана заявила, что лучший муж — хозяйственный, Крина настаивала на богаче. Мы вчетвером уставились на сердитую птицу, которая гордо расхаживала, распушив перья, словно раздумывая, не тюкнуть ли кого-то из присутствующих дур клювом, чтобы вырваться на свободу. Сначала петух вроде бы направился в сторону зерна, что было логично, ибо ни монетами, ни углём петухи не питаются, но потом неожиданно замахал крыльями и запрыгнул на Велькину кровать, победно приземлившись на открытую книгу. Велька с открытым ртом отодвинула птицу и с ужасом прошептала:

— Глава о вампирах, единственная во всей книге. И фото!

На фото был изображён волосатый упырь с когтями и клыками до подбородка.

Мы принялись утешать Вельку, заверяя её, что стать женой вампира ей не грозит, и вообще, это самый глупый ритуал из всех нам известных, но бедная девушка так расстроилась, что выбросила петуха в окно. Он злобно прокричал и припустил в сторону своего подворья.

— Надеюсь, петух вернулся к хозяину, — сказал смеющийся Лен, когда я перед сном рассказала ему эту историю. — Вообще-то, Шаон разводит петухов редкой бойцовской породы — удивляюсь, как этот вас не заклевал. А если петух потерялся, придётся мне компенсировать потери из казны.

— Они настолько дорогие? — удивилась я.

— Его петухов возят на бои в Яснев Град и Элгар. На них можно неплохо заработать.

В тот вечер мы по обыкновению укладывались спать поздно — после того, как я записала историю с гаданьем в своей тетрадке, а Лён поупражнялся на гвордах с лучшим воином в Догеве, вампиром по имени Колотун.

— Помнишь нашу первую «хорошую ночь»? — спросил Лён, выглядывая в окно. На припорошенной снегом площади было необычайно многолюдно.

— Ту, что закончилась твоим чихом из-за аллергии на папоротник?

— Как странно ты умеешь подытожить. Ту, где ты впервые захотела, чтобы я тебя поцеловал.

— А вместо этого ты чихать на меня хотел. Я тогда ещё не знала, что ты крадёшь мои мысли, и слишком громко думала.

— Так вот, — продолжил Лён с энтузиазмом, — если ты не устала…

— Я в порядке, — поспешила заверить его я, уставшая, главным образом, от однообразия и отсутствия привычных мне приключений на большой дороге.

— Я приглашаю тебя на праздник Солнцеворота.

— Правда? Я слышала про него от Тааны.

— Одевайся потеплее, нам придётся ходить по морозу. Сугробы небольшие, думаю, все вампиры стекутся на праздник, — с этими словами он распахнул шкаф и достал с верхней полки два зимних комбинезона, отороченных мехом рыси. Подав один мне, Лён быстро переоделся, и я, заинтригованная, последовала его примеру.

Мы прошли по тропе за домом и углубились в редкий лес. Снег скрипел под сапогами, верхушки сосен качал ветер, роняя тот тут, то там снежные шапки. Какое-то время мы шли в тишине, а потом мне стало скучно, и я рассказала Лёну легенду про злую мачеху и подснежники, которую он, к моему удивлению, не знал. Споткнувшись на кочке, я вдруг почувствовала, что куда-то улетаю… но это всего лишь Лён подхватил меня на руки и без видимых усилий донёс до первого черновика. Пройдя таким образом через несколько черновиков — Лён пешком, я на нём, — мы оказались на вершине пологого склона, спускавшегося в одну из небольших долин, которыми так изобиловала Догева. Несмотря на ночное время, вокруг было полно вампиров, с семьями и детьми. Напившись иван-чая в одной из палаток, мы с Лёном, устав отвечать на приветственные поклоны, сбежали на дальний край склона как раз к началу ритуала.

Ночь была ясная, месяц золотой лодочкой парил над кромкой сосен на противоположной стороне долины. Казалось, стоит махнуть рукой, и он наклонится, и прольётся приятный, сладкий напиток, как из рожка изобилия. Вдруг прозвучал громкий протяжный звук, отозвавшийся эхом далеко в лесу. Вампир, давший сигнал к началу праздника, стоял на краю склона, и медный рог в его руке торжественно блестел в свете месяца. Все вампиры, включая Лёна, как по команде подняли руки к небу и заговорили на алладаре — древнем вампирьем языке. Среди толпы было несколько волков, поднявших морды и громко завывших. Я стояла, завороженная этой неожиданной сценой, на всякий случай держа Лёна за карман комбинезона. Среди какофонии звуков я смогла разобрать несколько сказанных Лёном слов: «дом» и «ребёнок». Через пару минут голоса и вой затихли, вампиры стали поворачиваться друг к другу и поздравлять всех вокруг уже на всеобщем языке. Лён тоже повернулся ко мне.

— Что это было? — удивлённо спросила я.

— Мы говорили со звёздами, и я зажёг две для наших детей.

— Что это значит?

— Это значит, что звёзды будут их хранить.

Я внимательно посмотрела на небо.

— Там есть и твоя?

— Конечно. Её для меня зажгла Келла.

— И моя?

— Я зажёг её в первую зиму после того, как мы познакомились.

— Правда? А какая из звёзд моя?

Лён усмехнулся.

— Её невозможно увидеть, она слишком далеко. Но это не мешает мне с ней говорить.

— И что ты ей сказал?

— Что её хозяйка мне дороже всего на свете.

Я растрогалась до такой степени, что немедленно хлюпнула носом. Беременность определённо сделала меня более сентиментальной.

— А я могу поговорить с твоей звездой?

— Безусловно, но в следующем году. Время, отведённое на беседу, вышло.

Я скептически усмехнулась, представив, как прямо на месяце появляется гном с клепсидрой и машет всем рукой — мол, закругляйтесь, звёздный приём окончен.

— Лён, но ты же не веришь в такие штуки?

— Это старинный ритуал. Кто знает, может, когда-нибудь наука докажет, что он имеет под собой основание.

— А в чём конкретно он состоит?

— Говорить можно только с чужими звёздами, со своей нельзя. И желать можно только хорошее. А если со звездой никто долго не разговаривает, она гаснет.

— И только на вампирьем языке?

— Именно. Ещё один повод его подучить, — Лён взял меня за руку. — Ну что, домой? А то я знаю тебя, начнёшь проситься в кустики, а на тебе комбинезон.

Я только хмыкнула в ответ на его прозорливость. Вампиры продолжали праздновать, судя по песням и крикам, подогреваясь не только иван-чаем, но и крепкими настойками. Волки сновали между деревьев, переговариваясь на понятном только им языке. Я бросила последний взгляд на долину: кажется, дети притащили санки и уже катились вниз по склону. Несколько волков побежали за санками вниз, и я поняла, что они собираются затащить их потом наверх.

— Жаль, что я не успела поговорить с твоей звездой, — сказала я.

— Не беспокойся, за тебя это сделали мои подданные.

* * *

С первым весенним теплом пришла холера.

Ковен магов спешно отправил через телепатофоны подробные инструкции для её устранения с пометкой «важно и срочно», но Лёну пришлось долго убеждать Старейшин, что полного закрытия границ не требуется, как и сжигания одежды всех прибывших — достаточно кипятить воду и тщательно мыть руки. Всех, кто проезжал через Догеву, мыли и изолировали, как и всех вернувшихся из других мест вампиров. Однако несколько случаев холеры в долине избежать не удалось — к счастью, я о них быстро узнала от Тааны и взяла ситуацию под контроль наложением довольно простого заклинания. Лён взбесился, узнав, что я ходила по домам, где была холера, и на мои заверения, что я больше не буду, мол, если что, пусть больные сами ко мне приходят, заявил, что запрёт меня или посадит на цепь. И это несмотря на то, что я ему полчаса втолковывала, что любой маг третьей степени и даже адепт может справиться с заклинанием от этой заразы.

Лён ужасно разозлился, долго дулся и не разговаривал со мной, что было весьма некстати, потому что я хотела обсудить с ним новые придуманные мной меры по предотвращению холеры в частности и эпидемий вообще. Пришлось всё записать и подсунуть ему в виде депеши: «Уважаемый и досточтимый Повелитель, разрешите внеси свою лепту в улучшение эпидемиологической ситуации в долине и предложить…» Вампиры болели далеко не всеми людскими заболеваниями, но были чувствительны к чуме и холере, хоть и реже от них умирали. Их дома стояли на расстоянии, что уменьшало риск заражения, но вот водоснабжение и туалеты можно было усовершенствовать.

— Я прочёл твою туалетную депешу, — наконец заговорил Лён, после того, как ознакомился с моей писаниной. — Надеюсь, тебе не пришлось исследовать все догевские сортиры, чтобы её составить?

— Нет, — радостно заверила его я, — обошлась сторонним наблюдением и научными расчётами. Лён?

— Что?

Наше традиционная перекличка всегда благоприятно воздействовала на продуктивность беседы.

— Прости… Но я же не только Повелительница, но и Верховная ведьма! Я знаю, что врачевание холеры не входит в твоё понимание паиньки, но я была в безопасности. Холера не передаётся через воздух. А руки я потом помыла, дважды.

Лён бросил на меня такой взгляд, что, будь он магом, молния прожгла бы насквозь и меня, и стену.

— Вольха, есть чувство долга, а есть наши дети. И сейчас второе важнее.

— Ну хорошо, я буду заговаривать амулеты. Они тоже помогут.

— Кажется, эпидемия миновала, — миролюбиво сказал Лён. — Ковен магов прислал сообщение, новых случаев почти нет.

Мы напряжённо замолкли. Я, как обычно, первая пошла на мировую.

— Лён, я не могу, когда ты долго злишься.

— Иди сюда.

Он обнял меня, и мы впервые после большого перерыва долго и жарко целовались, стоя у окна. Ах, как же это было хорошо — снова соединиться с ним в едином порыве.

— Я хочу, чтобы в Догеве всё было в порядке. Я очень стараюсь, Лён, — сказала я, переводя дыхание.

— Я знаю, — он поцеловал меня в макушку. — Но, умоляю, Вольха, с этого дня никакой холеры.

— Ой!

— Что?

— Опять толкаются…

Я приложила его ладонь к своему животу, и Лён чуть не подпрыгнул на месте.

— Это была пятка? — спросил он.

— Скорее, локоть. Пятки чаще лупят в печёнку.

Он посмотрел на меня, словно я была одновременно героиней, великомученицей и неким неведомым божеством.

— Жаль, что я не могу тебе помочь.

Я рассмеялась, представив Лёна, вынашивающим близнецов вместо меня, тут же описала ему свои фантазии, и мы ещё долго хихикали, слушая экзотических хор из ночных птиц и волчьего воя.

* * *

Несмотря на подросший живот, май я проводила плодотворно: стреляла из лука и арбалета под руководством очень меткого и терпеливого вампира по имени Тис и учила язык вампиров с деликатной старушкой по прозвищу Рыба. Травология у нас с Келлой не задалась, потому что травница всё время имитировала ужасную занятость, зато Велька, надолго застрявшая в Догеве по моей просьбе и поднаторевшая в зельях, кое-чему меня научила. Впрочем, с начала весны она излишне много времени проводила с Шаоном — хозяином бойцовских петухов. Их знакомство началось со скандала. Петух, гадавший для Вельки во время колядования и выброшенный ею в окно, всё же потерялся. Правда, потом нашёлся, но было уже поздно — Шаон и Велька нашли общий язык, сначала троллий нецензурный, потом всеобщий.

Однажды особенно тёплым майским днём мы с Велькой занимались делом, достойным любой ведьмы: загорали на берегу нашего любимого ручья c магической жилой, наложив на лица маски из смеси белой глины, зелёной тины и помёта соловья, и обсуждали ингредиенты с научной точки зрения. Глина стягивала кожу так, что я побаивалась, как бы не помолодеть лет на десять, от тины шёл странный запашок, который Велька определила как «свежий и бодрящий», с помётом всё было более-менее понятно, но в целом ярко-зелёный цвет маски внушал подозрение.

— Вольха, кажется, я переезжаю, — вдруг сказала мне Велька с такой безмятежностью, будто речь шла о смене кровати в школьном общежитии.

— Что? Ты уедешь и покинешь меня в моём положении наедине с вампирами? — возмутилась я. — Я думала, ты поможешь мне с родами!

— Конечно, помогу. Я не собираюсь уезжать из Догевы. Просто перееду к Шаону.

— Правда? — я непроизвольно пошевелила бровями, но вовремя вспомнила, что маска запрещает любые движения лицевыми мышцами. — Ты же ненавидишь вампиров!

— Ну, не всех, и потом, с кем поведёшься… Ты же к ним относишься нормально. Вот и я теперь тоже. На поверку не такие уж они и страшные. Прошли те времена, когда я считала, что вампиры скрюченные, с когтями и у них воняет изо рта.

Я посмотрела на Вельку с одобрением.

— Так что, вы с Шаоном уже, ну… того? — я сложила ладони вместе и выразительно ими потёрла.

— Ну… да.

— И ты так просто об этом говоришь? Вы же едва знакомы.

Велька зарделась — это было понятно по покрасневшим ушам, не прикрытым густой зеленоватой смесью.

— Ну и что? Ты сама сказала, что Лён понравился тебе с первой встречи, потому что у него было красивое лицо и приятный голос, а он вообще влюбился с первого взгляда.

— Да, но прошло три года, прежде чем мы…

— Потому что вы дураки, — подытожила подруга, с трудом сохраняя каменное лицо.

— Но как? Когда вы успели? И почему ты мне сразу не рассказала?

Велька пожала плечами.

— Всё произошло как-то быстро. Ты знаешь, у вампиров распутство и всякие непотребства не поощряются, но жить вместе без женитьбы — пожалуйста, если по любви и с согласия родни. У Шаона родни нет, а моей тётке всё равно, кто на меня позарится, лишь бы сбагрить побыстрей.

— Он пригласил тебя пожить у себя?

Велька кивнула. Я, как могла, изобразила удивление руками.

— Он оказался… очень славный.

— Я в шоке и очень рада за тебя, подруга! — я попыталась её обнять.

— Не вздумай улыбаться. Испортишь кожу…

— Хорошо, хорошо, — я сжала губы. — Но ты должна мне всё рассказать. Как этот подлый вампирюга тебя… совратил?

— Ну, сначала он долго рассказывал мне про своих петухов, а я ему про зелья. Потом он сообщил, что у него никого нет, что его бывшая невеста уехала в Арлисс и уже помолвлена с другим, они расстались друзьями и без скандала. Потом спросил, свободна ли я. Я поломалась для вида, конечно, но в итоге честно ответила, что да. Тогда он признался, что хочет поухаживать за мной, спросил, не буду ли я против. Ну, я не возражала. Одно за другим…

— И долго он ухаживал?

— Целый вечер. А потом сказал, что у меня такие красивые бедра, глаз не отвести.

Я рассмеялась, придерживая щёки рукой.

— Так и сказал? Велька, а я всегда говорила, что твои диеты — это ерунда, всё у тебя на месте. А ты что?

— Ну, мне таких комплиментов раньше не делали, и я решила рискнуть.

— Ну и как? — с интересом спросила я.

— У него… большая выдержка, — неопределённо ответила Велька, и её уши заалели ещё сильней.

— Это всё, что ты расскажешь лучшей подруге?

— Ну, ему нравятся веснушки на моих плечах, — добавила Велька. — А я-то уже приготовила мазь, чтобы вывести их на лето.

Я серьёзно обдумала всё вышесказанное.

— А что ещё вы обсуждаете — кроме твоего прекрасного тела?

— Государственные дела, вампиров, магию, петушиные бои — мало ли что. Но главное, он мне нравится как мужчина, — Велька задумчиво подняла лицо к небу. — Знаешь, бывает, возьмёшь на руки кота и понимаешь — с характером, но ласковый. А потом возьмёшь другого — злюка и себе на уме, исцарапает и сбежит. Натура сразу видна, и ничто её не изменит. Так вот Шаон — первый вариант.

— Ну ты сравнила, — я цокнула языком.

— А Лён? Что он за кот? — спросила Велька.

Я задумалась.

— А категорий всего две?

— Драных, вшивых и облезлых в расчёт не берём.

— Тогда тоже с характером, но ласковый.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались, стараясь поменьше двигать зажатыми в затвердевших масках лицами.

К нашему ужасу, в этот момент к озеру подошли двое вампиров-стражников, которые после дежурства на границе хотели помыть своих к'яардов. Они испуганно шарахнулись от двух перемазанных грязью девиц, но потом поздоровались и даже вежливо мне поклонились, что заставило нас с Велькой снова подавиться хохотом. Передумав купать коней, вампиры почтительно удалились, а мы отправились смывать волшебные маски.

— Эффект омоложения налицо, — сказала Велька, одобрительно глядя на меня. — Ни одной морщинки. И щёки такие свежие, румяные! Можно подумать, что ты школьница.

— С таким-то пузом? — я качнулась, как утка, и глянула на своё отражение. Лицо, и правда, порозовело, будто натёртое свеклой. У Вельки было то же самое.

— Всё же что-то не то с этой глиной, — призналась подруга. — Не переживай, у меня есть настойка для компресса. Только пойдём домой кустами — так короче.

Сколько бы Учитель ни твердил, что магия должна исходить от самого сердца, лично у меня она обосновалась внизу живота.

Кровь — это жизнь, — нараспев говорил он, как бы походя вычерчивая магические знаки воздетыми руками. — Жизнь — это сила. У жизни есть начало и конец.

В начале лета я чувствовала в себе невиданные силы — как объяснила Таана, это оттого, что окрепшие вампиры в моей утробе давали мне часть своей энергии и выносливости. Любая царапина заживала на мне за минуты, меткость возросла, магия восполнялась, словно я была подключена к мощному источнику — вроде фонтана на центральной площади, восстановленного после моей давней битвы с магом. Это и вдохновляло, и пугало одновременно: что будет, когда они наконец вырвутся на свет? Событие намечалось на конец июля, то есть у меня в запасе было больше месяца, чтобы собраться с духом.

Я благословляла заговорённые штаны, поддерживающие мой живот, заклинание для которых мы с Велькой нашли в «Практическом пособии для беременных магичек» в разделе «Затейницы». Обновлять его нужно было всего раз в день, зато штаны, будто чьи-то крепкие руки, обхватывали живот снизу и придерживали до конца дня, избавляя от напряжения спину.

Моя беременность оставалась делом государственной важности, так что повитуху выбирали всем миром. Разумеется, Лён собирался присутствовать на этом важном мероприятии самолично, но не в одиночку. Келла заявила, что никого постороннего ко мне не подпустит, Старейшины считали необходимым держать наготове день и ночь лучшую повитуху Догевы, которая за триста лет приняла полтысячи младенцев, и почти всех удачно, Велька вообще настаивала на приглашённой магичке из Стармина. Сама Велька ещё ни разу не принимала роды и потому готова была предложить лишь моральную поддержку. Моего мнения никто не спрашивал, и это доводило меня до белого каления. Я представляла в красках свои родовые корчи в окружении малоизвестных мне тёток, каждая из которых применяет разные методы и терпеть не может остальных. Келла кричит: «Пей отвар!», догевская повитуха гнусаво просит тужиться, магичка вопит «Разойдитесь, не мешайте колдовать!»

В итоге я заявила, что сбегу от всех тайно рожать в лес, и Лён повелел: «Келла!» Я выдохнула с облегчением, но ненадолго, пока не услышала диалог Келлы и одного из Старейшин, наказывающего ей помнить о долге перед Догевой и в экстренном случае, если что, сделать правильный выбор — в пользу наследника. К счастью, Келла отбрила наглеца короткой фразой на вампирьем языке, которую даже я поняла: «Идите, мол, уважаемый, займитесь… послами». И всё же этот разговор произвёл на меня тяжёлое впечатление. Я не стала расстраивать Лёна его пересказом, потому что он безоговорочно доверял Келле, но в который раз ощутила свою вторичность и чуждость вампирьему племени. Мною можно пожертвовать — наследником никогда. Только Лён и наследники имели значение… Келла любила меня, но я не была уверена до конца, что она не думает так же. Я находила им всем оправдание. Слишком шатким было положение вампиров среди других рас, слишком мало осталось беловолосых, слишком долгим был путь к миру и относительному благополучию — а до мракобесия один шаг.

Мои переживания усугубила делегация из Леска, которая привезла нам с Лёном официальное приглашение на свадьбу Вэрда и Лереены. То, что Повелитель Леска и Повелительница Арлисса так хорошо поладили, вызвало бурное обсуждение в Совете, который я в последнее время частенько пропускала, ссылаясь на недомогание. Вот и в тот раз я манкировала своими обязанностями, полагая, что это торговая делегация, с которой прекрасно разберутся без меня. Однако Велька узнала подробности обсуждения от Шаона, входившего в Совет. Оказывается, Догева упустила столько возможностей, в своё время не соединив браком Лёна и Лереену, и теперь Леск и Арлисс, населенные практически исключительно вампирами, объединятся и начнут вставлять нам палки в колёса — как торговые, так и политические.

— Лён фыркнул, когда об этом зашла речь, сказал, что это полная чушь и мы образуем тройственный союз. У Шаона для этого даже готов план. Но на свадьбу всё же лучше съездить.

— В смысле? — возмутилась я, понимая, что меня туда никто не потащит. — Лён уедет на свадьбу?

— Он отказался наотрез, но Шаон сказал мне по секрету, что это может повредить Догеве. Такое поведение сочтут неуважением. Кроме того, важно показать всем подданным Леска, что Повелитель Догевы — желанный гость, а не соперник или враг, как это было раньше. И вообще, свадьба — большое политическое действо, на неё приедут представители всех рас самых высоких рангов, ведь, слава богам, у нас сейчас мир, никто не воюет. Такое бывает редко. Личные встречи — это правильные контакты и торговые соглашения на годы.

— А когда ехать? — мрачно спросила я.

— Послезавтра. Лёну предлагают поехать в Леск вместе с возвращающимися послами, так безопасней.

Я вспомнила дорогу Лёна в Арлисс с послами, которая закончилась мечом в его сердце, и меня передёрнуло.

— И Келла поедет?

— Конечно, нет. Она с тебя глаз не спустит. А вот Шаон и ещё пара советников отправились бы с Лёном.

— Но он же не хочет ехать, — заныла я.

— Лёна трудно переубедить, но, может, у тебя получится?

— Велька, ты понимаешь, что происходит? — усмехнулась я. — Ты занимаешься придворными интригами вампиров!

Велька пожала плечами. Наш разговор проходил не в тронном зале, а в специальном сарайчике Келлы, куда Верховная травница изредка допускала мою подругу для изготовления деликатных настоек, требующих магического заговора. Перед Велькой дымился медный котёл, в который она постепенно подмешивала ивовый порошок и сушеную заячью капусту, пока я плела заклинание для ускоренной варки. На столике своей очереди ожидали жабьи лапки и мышиный хвост не первой свежести.

— Я доверяю Шаону, — сказала Велька. — Он боготворит Лёна и всегда будет действовать в его интересах. Вольха, ему нужно поехать.

Я поморщила нос, как недовольный ребёнок. Три дня пути до Леска, неделя свадьбы, три дня пути назад… Он уедет на две недели, не меньше. А вдруг близнецам захочется появиться на свет раньше срока? Что, если в «экстренной ситуации» решение станут принимать Старейшины, и не в мою пользу? Напомнив себе, что я не кто-нибудь, а Повелительница Догевы, я вздохнула и успокоилась. Может, ему неплохо будет развеяться? Тем более с Шаоном под боком.

— Скажи, что хочешь от него немного отдохнуть, — предложила Велька.

Каждый вечер мы с Лёном засыпали в обнимку, его рука на моём животе, мои — вокруг его шеи…

— Нет, не поверит, — заявила я, крутя подуставшими от пассов пальцами.

— Тогда скажи, что в ближайшие две недели мы с тобой планируем… затворничать. Будем отдыхать, набираться сил и заниматься дыхательной гимнастикой для подготовки к родам. Мол, ритуал такой у магичек, без участия мужчин.

— Чушь, — я решительно помотала головой.

— Ну, придумай что-нибудь. Скажи, что он тебя возбуждает, а вам того… нельзя сейчас. Пусть лучше уезжает, — не сдавалась Велька.

— В соседнюю комнату?

— Тогда скажи правду. Мол, рожать пока не собираюсь, съезди, повеселись, привези мне подарок…

— Велька, — перестань придумывать, рассмеялась я. — А то я подумаю, что Шаон предложил тебе награду за то, что ты мне всё это расскажешь «по секрету».

— Да ты что! — Велька задохнулась от возмущения, но почти сразу сдулась. — Хотя… Леший их разберёт, этих вампиров. Они те ещё интриганы. Решай сама.

Я, конечно же, понимала, что Шаон и Совет правы, Лёну нужно поехать — он просто не хочет надолго меня оставлять. Лён единственный в этой долине ценил мою жизнь больше любой другой и «если что» не принёс бы меня в жертву даже ради наследников. Хотя, возможно, я ошибалась… Страшно и подло было сомневаться в Лёне, но лично я ни за что не хотела бы оказаться на месте человека, которому задают вопрос, кого спасать — любимую женщину или нерождённого ребёнка. Кого выбрать? Бр-р-р… Я тряхнула головой, словно отгоняя навязчивый морок. Ну зачем обязательно кого-то спасать? Почему я всё чаще вспоминаю свои шуточки про давно выбранный мною холм под осинкой? И вообще, Лён побывал на стольких родах в Догеве, что даст фору любой повитухе — правда, его роль главным образом заключалась в том, чтобы читать чувства стремящихся наружу младенцев.

— Ладно, — миролюбиво заключила я, закончив нашёптывать заклинание, — скажу Лёну, что запрещаю ему ехать, пусть только попробует. Может, прокатит.

— Как знаешь, — подруга пожала плечами, бросая лапки и хвост в котёл и закрывая крышку. — Лишь бы сработало.

Не сработало.

Лён заявил, что не собирается никуда ехать, потому что терпеть не может скопление народа, где все очень громко думают, причём совсем не то, что потом говорят. Что ненавидит сборища, где приходится называть друг друга полными именами, где чтят этикет настолько, что не могут себе позволить расстегнуть пуговицу на рубашке в жару. Где придётся ходить с гордой миной и терпеть снисходительность гостей человеческой расы...

В итоге Лёна всё же уговорили члены Совета, расписав, как важно для Догевы не пропустить эту межрасовую конференцию под видом свадьбы.

Лён отправился в дорогу на рассвете, перед этим попрощавшись со мной так, словно едет не на праздник, а на долгую кровавую войну. Ночью ему не спалось: он слушал, как толкаются близнецы в моём животе, заставлял пообещать быть настоящей паинькой, что бы это ни значило… Утром раздал Вельке и Келле кучу указаний, связанных с моей персоной, а перед тем, как запрыгнуть на Вольта, аккуратно поправил мои волосы и прошептал на ухо, что любит меня. Это было так не похоже на Лёна, что я съязвила от растерянности:

— Не любезничай там сильно с эльфийской Повелительницей. И обними от меня Орсану и Ролара. А лучше привози их с собой.

— Что ещё? — усмехнулся он.

— Само собой, привези мне какой-нибудь подарок. Только не сапфир или изумруд какой, фу, а женский гворд, например. Или эльфийскую кожаную куртку с заговорённым шипами.

Сдержав смешок, Лён воздел глаза к небесам, и я послала ему на прощание воздушный поцелуй.

Пятки и локти внутри меня замолотили так, словно это их обладатели пустились вскачь. Я не хотела расставаться, но создавать Лёну репутацию подкаблучника, сидящего у ведьминой юбки, мне не хотелось ещё больше. Помахав вслед процессии из восьми вампиров, я заранее посочувствовала всем, кто встретится у них на пути, и в расстроенных чувствах отправилась писать свои мемуары, переваливаясь, как утка. Заговоренные штаны стали работать хуже, и я вдруг по-новому ощутила тяжесть своего бремени: всей душой, всем нутром и всем мочевым пузырём.

* * *

Получалось, что в отсутствие Лёна Повелительницей Догевы осталась я. Новый статус не требовал от меня ровным счётом ничего нового, потому что Старейшины и Келла заявили, что не планируют обременять меня государственными вопросами, если только я сама не пожелаю вникнуть в споры о том, на каких землях лучше сажать репу, а какие отдать под посевы гречихи. Я не пожелала, посчитав, что Совет лучше меня сообразит, что к чему. Вампиры всё реже приходили ко мне с просьбой поворожить, и мы с Велькой, ввиду отсутствия Шаона, предавались праздному безделью. На время отсутствия наших мужчин подруга переехала в наш с Лёном новый дом и спала в гостевой комнате. Дольмена, помощница по дому, готовила чудесные пироги, у крыльца мозолила глаза оставленная Лёном стража. Келла каждый день приходила справляться о моём здоровье, и они с Велькой обсуждали какие-то новые зелья для «баб на сносях», внушающие мне подозрение. В долине не осталось ни одного телепата, так что Лён не мог связаться с нами по телепатофону, и мне оставалось лишь домысливать, как хорошо и с пользой он проводит время в Леске.

Через две недели после его отъезда и за три дня до предполагаемого возвращения налетела буря.

Ураганы в Догеве случались крайне редко — защищённая со стороны моря горами долина была в меру холмистой и лесистой и успешно усмиряла непогоду своими окраинами, но на этот раз буря пришла после такой жары, что даже комарам было лень жужжать. Тяжёлый, густой воздух, наполненный маревом и запахом летних трав, словно прижался к земле, предупреждая зверей и птиц об опасности. Завидев огромную чёрную тучу в полнеба, табунщик успел загнать к'яардов в конюшню, а вампиры, побросав дела во дворах, попрятались по домам. Мы с Велькой последовали их примеру, прогнав прочь стоявшую у крыльца стражу.

Со свистом налетевший ветер так пригнул ближайшие осинки, что, казалось, им уже не выпрямиться... Ничего, выпрямились. Живучие, как вампиры.

Не утруждая себя предупредительным дождиком, ливень ударил сплошной стеной, заслонив собой потрёпанный ветром городской пейзаж. Несколько часов стихия бушевала, заставляя меня задаваться вопросами: откуда в небесах могло собраться столько хляби и за что боги прогневались на земных существ?

Волноваться по-настоящему мы начали, когда вода поднялась выше порога и затопила прихожую. Конечно, мы с Велькой сразу же её заговорили. Увидеть, что происходит во дворе и, тем более, на площади не было возможности из-за пелены дождя. Мы лишь предполагали, что в ближайшие сутки прогулкой в сапогах никто не отделается, впору будет доставать лодки. А ещё мы переживали за судьбу фонтана, в котором регулярно подзаряжались от магической жилы.

Чтобы разведать обстановку, я приоткрыла окно и пустила заговорённый от воды пульсар, но он промчался по улице, как светлячок в горном тоннеле, и растаял в серой пелене. Со всех сторон с неприятной периодичностью грохотало, отсветы молний не пробивались сквозь стену дождя. Потоки бурлили, смывая всё на своём пути. Холмистость местности не играла на руку долине: судя по грязи и мусору, проносившимся перед нашим домом, ливень решил опоясать Догеву спускающейся вниз воронкой, утаскивая за собой всё, что плохо держится за землю. Чувствуя себя в относительно безопасной ловушке, мы с Велькой поставили заглушающие заклинания и умудрились поспать. К утру ливень почти утих, и сквозь его редкие кривые струи наконец можно было разглядеть чудом уцелевшие соседние постройки. Но не все… Несколько домов слева от Дома Совещаний показались мне подозрительно скособоченными, а один домишко, похоже, не уцелел — оставалось только гадать, куда он делся и что стало с его жителями.

Река, бегущая по улице, обмелела, оставив на брусчатке горы грязи и хлама, среди которых я разглядела детский ботинок. И тут до меня дошло: в долине самое настоящее стихийное бедствие, а я, Повелительница, сижу сложа руки, спокойно сплю, спрятавшись в своей прочной повелительской обители не только от дождя, но и от грома. Я вдруг почувствовала, как подвела Лёна. Я давно должна была что-то делать — как минимум узнать, что происходит, а как максимум — попробовать помочь пострадавшим.

Проигнорировав завтрак, мы с Велькой уже собирались бежать в Дом Совещаний, предполагая, что туда давно пришли члены Совета и Старейшины, но Келла нас опередила. Влетев в прихожую, встревоженная и всклокоченная, она воскликнула с порога:

— Как вы?

— В порядке, но волнуемся, — ответила Велька.

— Кое-кому из вас вредно волноваться, — проворчала Келла.

Я пропустила её замечание мимо ушей и спросила:

— А что в долине?

Травница покачала головой.

— Это какой-то кошмар! В лесной части города всё более-менее, но вдоль полей с холмов сошли грязевые потоки, смыло несколько домов и два кладбища. Из пяти гонцов пока вернулся только один — в долине Ветров разлилось настоящее озеро, под рухнувшими домами остаются пострадавшие. Мы снарядили туда отряд помощи, но по дорогам даже к'яардам сейчас не пройти.

Я тихо выругалась, злясь на свою беспомощность. В другое время я могла бы раз-другой телепортировать и себя, и кого-то из стражей в знакомое мне место, но сейчас об этом нечего было и думать, а Велька, хоть и сдала экзамен по телепортации, после школы не практиковала столь неприятное ей занятие.

— Что мы можем сделать? — спросила я.

— Ничего. Сидите тут, — Келла подозрительно оглядела меня и, резонно предположив, что я не жажду следовать её совету, решила озадачить меня важными обязанностями: — Ждите и наблюдайте за обстановкой. Я приду, как только вернутся другие гонцы, мы созовём Совет и решим, что делать.

Она выскочила за порог, и мы с Велькой переглянулись.

— Ждите… — проворчала я. — Что я скажу Лёну? Что я сидела как курица и наблюдала, как тонет его — наша — долина? — я решительно схватила два плаща и подала один Вельке.

— Вольха, Келла нас убьёт, обоих, — обречённо вздохнув под моим красноречивым взглядом, подруга всё же взяла плащ. — Ладно, мы только пройдёмся по округе. Кое-что осушим, где-то пустим поисковые. Ты сплетёшь заклинания попроще, чтобы не перетрудиться, и подскажешь мне более сложные, если я что-то забуду. Походим немножко и вернёмся, да?

— Конечно, — уверенно ответила я, накидывая плащ, который давно перестал сходиться на моём животе.

Мы напялили высокие сапоги и, выйдя наружу, не сговариваясь свернули налево: ноги сами понесли нас в сторону домов Тааны и Шаона, живших по соседству. Большинство дворов, стоящих на возвышениях, имели жалкий вид, но уже подсыхали, а вот строения в низинах просто взывали о помощи. Мы с Велькой останавливались возле таких, чтобы произнести заклятие осушения и кое-где поднять обломки, как и возле сараев с ревущей скотиной. Вдруг нам навстречу выскочила молодая вампирша с ошалевшими глазами и стала рассказывать, маша руками, что не может найти сына после того, как их вместе смыло потоком в сторону леса. Помчавшись, куда она указывала, мы с Велькой пустили поисковые пульсары и спустя несколько минут отыскали мальчишку под перевёрнутой телегой, без сознания, но живого. Уже ради этого нам стоило выйти в спасательный рейд.

Дом Тааны почти не пострадал, сама она помогала старой вампирше-соседке выгребать грязь из комнат. Боевые петухи Шаона, мокрые и перепуганные, сидели на верхних перекладинах сарая, с ужасом взирая на разлившееся под ними озерцо, смешанное с соломой, зерном и помётом. Осушив сарай и проверив дом, мы с Велькой отправились дальше по улице, продолжая искать, расчищать и осушать с помощью магии. Игнорируя просьбы спасти намокший ковёр или затопленный подвал, мы шли в первую очередь туда, где дома превратились в обломки, из-под которых доносились крики о помощи. Вампиры физически крепки, но не каждому из них под силу выбраться из-под обвалившейся стены. Соседи, конечно, помогали друг другу, но наши поисковые пульсары были жизненно необходимы.

К обеду мы с Велькой валились с ног. Решив сделать перерыв и всё же рискнуть набраться магической силы у фонтана, мы обнаружили, что фонтан в Догеве ужасно невезучий — его снова не было. Смыло дождём.

— Мне срочно нужна магическая жила, моя магия на нуле, — пробормотала Велька, поглядывая в сторону ручья за перелеском, у которого мы совсем недавно так беззаботно загорали. Дорога к нему была завалена деревьями и комьями земли. — Надеюсь, с родником ничего не случилось и мы там подзарядимся, иначе я не смогу нормально колдовать ещё трое суток.

Я была не в лучшем состоянии, только ещё ломило спину и кружилась голова. Детский ботинок, лежавший недалеко от нашей входной двери, так никто и не убрал, и это меня очень расстроило. Подойдя к нему поближе, я наклонилась и вдруг почувствовала, что ботинок становится всё крупнее, стремительно приближаясь к моему лицу — как и грязная лужа, в которой он лежит.

— Вольха-а! — услышала я, прежде чем погрузиться в беззвучную темноту.

* * *

Очнулась я от боли в животе. Приоткрыв глаза, увидела знакомый потолок спальни.

— Вольха, слава небесам, — произнёс голос Вельки, перешедший в крик: — Келла!

Склонившееся надо мной лицо Келлы попыталось изобразить улыбку.

— Как ты, деточка?

— Больно, — призналась я.

— Выпей, — она протянула мне стакан. — Началось.

— Но ещё ведь рано, — я схватилась за живот, чувствуя, как он сжимается в одном долгом спазме. Это мне очень не понравилось, но кричать было как-то неловко. — Ой…

Велька приподняла меня, Келла поднесла стакан к губам.

— Пей.

Я послушно выпила на удивление приятную на вкус жидкость, от которой голова почти сразу прояснилась, а боль слегка притупилась.

— Как у тебя с магией? — вдруг спросила Келла.

Я прислушалась к себе и помотала головой: магические силы и не думали восстанавливаться.

— Всё в порядке? — спросила я у нахмурившейся травницы.

— Кроме того, что ты упала на улице, разбила лоб и у тебя отошли воды? Да, — сердито резюмировала она. — А нет, ещё вся твоя магическая сила, как и сила твоей подруги, моей так называемой помощницы при родах, — тут Келла по-тролльи выругалась, — ушла на разгребание завалов, а мой домик с зельями снесло наводнением. Все зелья, что я готовила для родов, и все мои травы, из которых можно сварить что-то заново, — она сокрушённо всплеснула руками. — Хорошо хоть у Вельки кое-что осталось.

«Имрюк, но не полный», — подумала я, виновато улыбаясь.

Ну, хотя бы часть из перечисленных проблем была не на моей совести.

— Ой!

— Держись, деточка, — сменив гнев на милость, Келла приложила руку к моему животу и одобрительно добавила: — Им там больше не нравится, они скоро начнут выбираться. Главное, чтобы спокойно и по очереди, не мешая друг другу, — вдруг она вскочила, выглянула в коридор и завопила: — Да нагреете вы наконец воду?

Снаружи прозвучал виноватый голос:

— С чистой водой проблема, госпожа Верховная травница. Разве что из бочки взять дождевую.

— Ещё чего, — сердито прошипела Келла, — не хватало нам детей заразить холерой. Сходите за чистой, родниковой.

— Там не пройти, — возразил голос.

— Значит, сплавайте, слетайте, как угодно! Мне нужны двадцать вёдер для ванной.

— Простите, но это невозможно.

Келла прорычала.

— Принесите хотя бы четыре! Все вскипятить, два остудить, два держать горячими, что-нибудь не понятно? — выговорив дежурному стражу, Келла вернулась ко мне и, сев у изголовья, как ни в чём не бывало улыбнулась. — Всё идёт по плану, деточка.

— По какому? — с сомнением спросила я.

— По нужному. Лежи. Ах, если бы хоть у кого-то из вас двоих осталась магия, чтобы ускорить процесс варки новых зелий! И зачем вы потащились в долину? — проворчала Келла, глядя на Вельку, копающуюся в большой сумке со склянками и мешочками. — Ну что, нашла?

— Чтобы ускорить роды, ничего нет. А успокоительного или бодрящего сколько угодно, — с деланной радостью выпалила Велька.

— Боги, надеюсь, у тебя там что-то посерьёзней валерианной настойки.

Они сели за стол, разложили травы и баночки и какое-то время обсуждали состав содержимого, не обращая на меня никакого внимания. Я тихо и регулярно ойкала, стараясь им не мешать. Поставив несколько склянок в ряд, травницы пошушукались, и Келла сказала:

— Вольха, мне придётся отойти ненадолго, вдруг получится найти что-то из нормальных зелий. Лежи и слушайся во всём подругу.

С этими словами Верховная травница удалилась, а Велька, бледная и лохматая, помогла мне умыться и надеть чистую рубашку.

— Лён меня убьёт, — пробормотала она. — Я должна была остановить тебя.

— Я в порядке, но мне нужно в туалет, — я попыталась встать, но комната подозрительно качнулась. — Что за леший? Что со мной?

— Ты ударилась головой о брусчатку и провела почти час без сознания, — сказала Велька, подавая мне судно. — Мы ужасно перепугались. Воды отошли, а ты не в себе. У нас толком ни трав, ни магии! Так что не вздумай вставать.

— Хм, — я прислушалась к себе. — Я что, и обезболить себя не смогу? Да что за кхыр, где моя магия? — возопила я, неохотно укладываясь в постель и принимая судно. — Она в последнее время так быстро восполнялась Таана считает, что это из-за близнецов-вампиров. Они дают мне часть своей силы.

— А теперь им эта сила нужна самим. Им нужно родиться, и как можно быстрей. Моя магия прибывает, но я всегда медленно восполняю запас, не то что ты. Вольха, я смогу тебя обезболить через пару часов.

— Ой, — пискнула я. Живот сжался, а потом заходил ходуном. — Кажется, они пустились наперегонки.

— Вот и хорошо, — Велька забрала у меня судно и отошла к ведру.

— Велька, — жалобно проговорила я, — мне немного страшно.

— Я с тобой, — пробормотала подруга, тщетно пытаясь скрыть собственный ужас. — Это всего лишь роды, хоть и немного ранние. Это же естественный процесс! Природа всё сделает за тебя.

— Мне очень страшно, — призналась я. — Ой! И голова кружится, — я потрогала шишку на лбу, рассечённую посередине царапиной.

Я даже не могла понять, рада я отсутствию Лёна или нет. Я ненавидела выглядеть жалкой в его глазах, но было бы так хорошо его обнять… Мне очень хотелось услышать его спокойный голос.

«Лён?»

«Вольха?»

* * *

Ночь, мягко говоря, выдалась неприятная. Велька и Келла по очереди дежурили возле моей кровати, как у смертного одра, с соответствующими лицами. Это не придавало мне оптимизма. Схватки то усиливались, то затихали. Голова болела и кружилась, хоть Велька и попыталась обезболить её с помощью постепенно прибывающей магии. Травницы предлагали мне то одно зелье, то другое, и когда я в конце концов отказалась их пить, выдохнули с облегчением. У меня сложилось впечатление, что они сами не знали, как мне помочь оставшимся арсеналом трав, и просто давали мне те, что точно не могли навредить. Весь следующий день прошёл в каком-то сонном бреду, а близнецы никак не хотели увидеть меня с другой стороны. Я очень их уговаривала. Мне меняли рубашки, мыли лицо, подавали судно, что-то рассказывали бодрыми голосами. Я улыбалась в ответ, с каждым часом пугаясь всё больше.

— Это мои первые роды, и опыт не вдохновляет, — шёпотом поделилась Велька с Келлой, полагая, что я задремала. — А ты, Келла? Много родов приняла?

— Да.

— А чем отличаются роды у людей и вампирш?

— Да ничем, только у вампирш всё то же самое происходит стремительно. Главное — не пропустить начало и поймать ребенка.

— Никогда не заведу детей, тем более от вампира, — прошептала Велька. — Келла, а сколько тебе лет?

— Много.

— Прости, но… почему у тебя нет детей?

— Мой сын и муж умерли в последней войне, и больше я детей заводить не захотела.

Велька виновато хмыкнула.

— Простите, девочки, но не могли бы вы сменить тему? — простонала я, вспомнив ужасные истории о сожжённых на кострах младенцах вампиров, и травницы умолкли.

Келла тут же склонилась надо мной.

— Как ты, деточка? Поспала немного?

Я кивнула, и в это время кто-то громко постучал во входную дверь.

— Кого там лешие принесли? — Велька отправилась открывать, но вскоре вернулась и попросила Келлу выйти. Та поспешно ретировалась.

— Кто там? — спросила я у Вельки, понимая, что Лён точно не стал бы стучаться.

— Старейшины. Небось пришли советоваться по поводу наводнения и всего остального.

— Тс-с-с, — попросила я и прислушалась.

— А в состоянии ли Повелительница принимать решения? — произнёс мужской голос.

— На время родов можете взять правление на себя, только не беспокойте меня по пустякам, — ворчливо ответила Келла.

— Проблемы Догевы — это не пустяки.

— Делайте, что считаете нужным. Соберите Совет. У меня сейчас дело поважней.

И они перешли на алладар, который я всё ещё понимала с трудом.

«Я для Келлы важнее Догевы?»

Эта новость так меня вдохновила, что ко мне ненадолго вернулись силы. Магия всё не прибывала, и меня осенила догадка.

— Велька, а что, если мои дети не вампиры, а наоборот, маги? Тогда всё логично. Сейчас им нужна подпитка, а запаса у меня нет.

— Исключено, — ответила вместо Вельки вернувшаяся Келла. — Вампирья кровь всегда сильнее.

— Это с обычными людьми, а я же магичка. А чего хотели Старейшины?

— Не могут отыскать нашу повитуху. Пропала куда-то во время наводнения. Ужас…

— Ой!

— Потерпи, деточка. Мне кажется, схватки усиливаются.

Чтобы закрепить успех, мне снова дали какое-то зелье, и всё смешалось в сплошной пелене боли и суеты. Келла просила меня тужиться, потом дышать, потом снова тужиться, потом отдохнуть, Велька бегала туда-сюда, расплёскивая воду, и когда я наконец услышала детский крик и два радостных женских вопля, захлопали двери, и Келла сказала у меня над ухом:

— Чудесный мальчик с крылышками, вот, посмотри. Белокурый какой!

Целое мгновенье я была невероятно счастлива, потом мальчик возмущённо вскрикнул, и его унесли, а у меня всё началось сначала.

— Тужься, — сказала Велька, вытирая пот со своего лба, будто это она вторые сутки пыталась стать матерью.

На какое-то время у меня открылось второе дыхание, затем прибежала Келла, наорала на Вельку и приказала мне не тужиться, потому что второй ребёнок лежит неправильно и его надо повернуть. Мне дали успокаивающее зелье, от которого я постоянно проваливалась в сон и в конце концов так устала, что перестала что-либо понимать.

— Погладь его, только медленно. Тихо, осторожно. Мы не любим людей, особенно магов.

Шёрстка у малыша была мягкая, светлая и словно светилась на кончиках тонких волосков.

— Кося, кося, — прошептала я — и неважно, что я так звала свою лошадь.

Я стояла посреди поляны, освещённой утренним солнцем, и трепала гриву жеребёнку-единорогу, совершенно отчётливо понимая, что мне говорит его мать.

— А почему?

— Вы слишком часто охотитесь за нашими рогами.

— Я Повелительница, я его не обижу. Наоборот, смогу защитить.

— Ты должна защитить своих детей, — сказала белая кобыла. — Тебе здесь не место, Повелительница. Не место… не место…

Я очнулась от громкого голоса в коридоре, прозвучавшего так отчётливо, что сердце запрыгало в груди. Мысли кружились в странной пелене, рука всё еще гладила мягкую шёрстку. Лён?

За дверью раздался топот, затем умоляющий голос Келлы:

— Да, но сначала переоденься и вымой руки, прошу тебя!

Он приехал, и сейчас они зададут ему страшный вопрос. Они спросят Лёна, кого спасать — меня или ребёнка. Этого нельзя допустить.

— Не нужно его спрашивать, — пробормотала я, чувствуя, как чья-то рука сжимает мою ладонь. Я повернула голову. — Велька!

— О чём?

— Не нужно, нельзя! Решайте сами. Он не должен такое решать. Не спрашивайте! — прокричала я. — Этот груз убьёт его. Он только кажется таким сильным и уверенным, а на самом деле…

— Вольха, успокойся.

Но я словно обезумела.

— Пообещай, что не заставите его делать выбор, — умоляла я. — Если ему придётся выбрать детей, он никогда себе этого не простит. И наоборот… Думаешь, мне страшно умирать? Мне жалко его бросать. Я нужна ему, понимаешь?

— Вольха, твои дети в порядке. Ты слышишь меня? У вас мальчик и девочка.

Опешив от такой новости, я наконец пришла в себя и опустила руку на живот, болтающийся незнакомой кожистой сумочкой.

— Правда? Они в порядке?

— В полном.

— Слава богам! — я выдохнула с невероятным облегчением, пытаясь приподняться, но голова снова закружилась. — Мне снился сон про единорогов. Велька, а где моя магия? Почему она не восстанавливается? Я что, не смогу больше колдовать?

— Конечно, сможешь, — заключила подруга с наигранным оптимизмом. — Я думаю, все твои силы ушли на роды.

Тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл Лён, бледный и растрёпанный, а за ним Келла. Мне так хотелось, чтобы все, кроме Лёна, исчезли, но они отчего-то не исчезали, молча глядя на то, как он опускается у кровати и обнимает меня.

— Вольха…

Ах, как же мне стало хорошо.

— Дети в порядке. Тебе не нужно делать выбор, — радостно заявила я.

— Какой выбор? Ты о чём?

— Неважно…

— Как ты? — он потрогал мой лоб. — Ты горишь!

— Правда? Мне нужна моя магия.

— Что? Она не восполнилась? — удивился Лён.

Я помотала головой.

— Так может, в этом всё дело?

— В чём? — спросила я.

За него ответила Келла.

— Вольха, кровотечение никак не останавливается. Я испробовала все зелья, а Велька заговоры, но… если бы ты могла залечить себя…

Бросив сердитый взгляд на Келлу, Лён вдруг схватил горсть амулетов и украшений, висящих у меня на шее, отыскал среди них агатовый амулет от телепатии и быстро его снял. Он читал мои мысли почти минуту, а затем, быстро надев амулет себе на шею, решительно завернул меня в одеяло, подхватил на руки и вынес из комнаты. Всё замелькало у меня перед глазами, время от времени пропадая. Через несколько мгновений я вдохнула свежий воздух и услышала суровый голос Лёна:

— Фонтан восстановили?

— Нет, Повелитель... работаем.

Лён тихо выругался и направился в сторону леса. Я обхватила его руками за шею. Его красивое лицо то появлялось, то исчезало. Когда я видела его отчётливо, то пыталась улыбаться и даже пошутила о том, что залежалась и не против прогуляться.

— Тише, девочка моя.

Он шёл очень быстро, едва не переходя на бег.

Невинно-безоблачное, ярко-синее небо притворялось, что бурь не бывает. Сзади раздавались тревожные голоса, среди которых я различила вопль Келлы:

— Ну что он творит?

— Всё, пришли, — сказал Лён, осторожно опуская меня на землю прямо в одеяле. Встретив некоторое сопротивление, он отцепил мои руки от своей шеи и, схватив мою правую ладонь, опустил её в ледяную воду.

Какое-то время я в полузабытьи смотрела, как мечутся верхушки сосен, и слушала журчание ручья. Потом сознание прояснилось, и я почувствовала, как восстанавливается мой магический потенциал. Я пошевелила рукой, пытаясь ухватить воду, убегающую сквозь пальцы.

— Лён, — я глянула в его встревоженное лицо, — какая хорошая магическая жила! Ты давно приехал?

— Только что.

— Как повеселился?

— Лучше не спрашивай…

Я умолкла, упиваясь магией, которая бежала по венам, кружась непривычным, причудливым вихрем, согревая живот и словно вытекая из него, завершая круг.

«Кровь — это жизнь, — говорил Учитель. — У жизни есть начало и конец».

Моей магии не было конца, но она словно не задерживалась во мне, а куда-то убегала.

— Вольха, тебе нужно себя залечить, — проговорил Лён. — Останови кровотечение.

Даже если бы я и хотела, то не смогла бы прервать этот вертящийся поток. Голова кружилась, рука немела от ледяной воды, в животе становилось всё горячее. Не зря я всегда считала, что моя магия концентрируется не в сердце или в горле, а внизу живота.

— Вольха, ты слышишь меня? — Лён вынул мою руку из ручья, и я возмущённо дёрнулась. — Залечи себя! Ты должна вспомнить заклинание. Прочти заклинание, Вольха. Слышишь? Вольха!

Мне так нравился звук его голоса — не хотелось, чтобы он стихал. Вдруг Лён распахнул одеяло, опустил глаза и испуганно умолк.

— Вольха, я прошу тебя. Прочти заклинание, девочка. Твоя магия восстановилась, ты можешь себя залечить — ведьма ты или нет, в конце концов?

Я попыталась кивнуть, но двинуться не было сил. «Кровь — это жизнь…» Магии у меня было много, а крови — мало.

Мне очень понравилось, что лицо Лёна вдруг стало уверенным и спокойным, но не понравилось, что в его руке сверкнул кинжал. Быстро чиркнув себя по ладони, он осторожно приложил красное лезвие к моему правому нижнему ребру, приладил его, аккуратно выбирая нужный угол, и вогнал по самую рукоять. Я столько раз умирала, что даже не удивилась. Более того, прежде, чем умереть, я сразу всё поняла и успела на прощанье ему улыбнуться.

* * *

Что-то неуловимое раздражало меня, пытаясь выдернуть из приятного сна с единорогами — на этот раз я каталась на кобылице, и та ничуть не возражала. Мне помешал назойливый солнечный луч, нахально воткнувшийся прямо в левый глаз.

Я поморщилась, повернула голову и осмотрелась. Я по-прежнему лежала на злополучной кровати, до чертиков надоевшей мне за последние пару дней. Рядом со мной крепким сном спала… Келла. Я аж задохнулась от разочарования. Келла надоела мне ещё больше кровати. С трудом приподнявшись, я ощупала свой живот, с облегчением глянула на чистые белые простыни. Не представляя, сколько проспала, я осознала главное: я жива, полна магии и мои дети в порядке.

Велька дрыхла в кресле у окна. Кажется, мне приснился ужасный сон. Приезжал ли Лён? Конечно, приезжал. И спас меня. Или нет? Я проверила агатовый амулет — на месте. Провела рукой под правой стороной грудной клетки — следа от удара кинжалом почти не осталось, но он был. Это был не сон. А единороги? Я каталась на кобылице! О-ох…

Вдруг из глубины дома раздался настойчивый детский крик, заставивший меня спустить ноги и сесть на кровати. Конечно же, Лён там — где ему ещё быть? На столике стояло несколько стаканов, в одном из которых я по запаху распознала Валькин бодрящий настой. Встать оказалось не так-то просто, но настой прибавил мне сил, и я с удивлением отметила, что рубашка в районе груди быстро намокает. Это прибывало молоко, разбуженное детским зовом или зельем. Осторожно держась за стену, чтобы не свалиться по пути, я вышла в коридор и свернула в детскую комнату.

— Лён? — позвала я на входе, но тут же увидела, что между двух кроваток стоит наша помощница Дольмена. На руках у неё оглушительно вопил маленький сверток.

— Госпожа Вольха, как вы? — воскликнула вампирша и с тревожным видом указала мне на кресло, словно сомневалась, что я устою на ногах.

— В порядке, — я села, взяла свёрток, и мне заложило оба уха от крика.

Я вдруг вспомнила историю, рассказанную мне слегка подвыпившим в свой день рождения Учителем о том, как он спас крошечного Лёна, тайком доставив его в Догеву. Ну как — тайком… По дороге малыш орал так, что распугал всю лесную нечисть.

— Голосистый, — вторила моим мыслям помощница. — Кормилица вышла ненадолго, а мальчик ваш опять проголодался.

— Зачем кормилица? — я взяла трясущийся от злости кулёк и, раскрыв ворот рубашки, приложила вопящий ротик к груди. Малыш покрутил головой, но, быстро сообразив, что к чему, сменил сирену на умильное чмоканье. Какое-то время мы приноравливались друг к другу, и скоро новое ощущение поглотило меня, заставив осознать, что моя жизнь никогда не будет прежней.

— А девочка? — спросила я, надеясь опустошить вторую грудь.

— Пока спит. Её пушкой не разбудишь, как всех вампиров.

Наевшись, малыш уснул, я передала его помощнице и взяла из кроватки спящую дочку. Её маленькое личико показалось мне невероятно миловидным.

— Мальчик родился ровно в двенадцать дня, поэтому Повелитель решил назвать его Полдень.

— Хм… Мне нравится, — сказала я. — А девочка будет… Береника.

— Насчёт девочки распоряжений не было, госпожа Вольха.

Когда мы с Лёном впервые встретились и он спросил, как меня зовут, я ответила, что Береника. Это имя всегда казалось мне благородным, а теперь ещё и везучим.

— А где Лён? — осмелилась спросить я.

— Там, где положено быть Повелителю, на ведьмином кругу. Кое-кого из погибших во время наводнения ещё можно спасти, вот он и замыкает круг. Госпожа Вольха, вам плохо?

Я поспешно передала ей девочку и осела в кресле. В глазах на мгновенье потемнело, но я быстро взяла себя в руки. Конечно же, Лён там, где без него действительно невозможно обойтись.

— Всё хорошо, — я попыталась улыбнуться.

— Знаете, как он добрался в Догеву? — загадочно спросила Дольмена.

— Нет.

— Прилетел, аки божество, на летающей белой лошади. С ним были ещё двое вампиров — Шаон, его советник, и какой-то страж из Леска.

— Это не лошади, а тха'арши, — зачем-то пояснила я.

Значит, узнав о буре, Вэрд, беловолосый Повелитель Леска и бывший недруг Лёна, с которым они когда-то сошлись в смертельном поединке, дал ему своих летающих кобылиц и предоставил сопровождение. Нам всем очень повезло, что они успели вовремя.

— Проехать нельзя было из-за наводнения, вот он и примчался по небу, — в глазах у вампирши загорелась восторженная искорка. — Об этом ещё сложат легенды, поверьте мне, госпожа Вольха. Ваш супруг — великий человек. Он способен на всё.

Ага, попробовал бы он родить… Впрочем, я не собиралась спорить. Я слишком хорошо знала ответ на вопрос, что труднее: понимать, что умираешь сам, или видеть, как умирает близкий тебе человек.

— Пожалуйста, принеси мне поесть. И компота послаще.

Дольмена убежала, а я осталась сидеть в кресле, живая, но с удравшим в пятки сердцем. Если Лён передаст мне реар, я снова стану Хранительницей. И если с ним что-то случится, я знаю, как замкнуть круг. Но как же мне всё это, гхыр побери, осточертело!

Если ты вообще можешь меня понять, я тебе завидую.

Кто-то мог бы подумать, что груз материнства и отцовства, облегчённый кормилицей и нянькой — и это не считая помощницы по дому и почти живущей у нас Келлы, — должен был показаться нам с Лёном сущим пустяком, но всё оказалось совсем не так.

Это было тяжелое время для долины, и Лён постоянно занимался вопросами, связанными с последствиями наводнения. Он замкнул ведьмин круг, вернув к жизни каждого из девяти погибших во время бури вампиров, и я прекрасно знала, чего ему это стоило: девять требующих предельной концентрации ритуалов, девять ударов кинжалом, девять фраз, которые должны были убедить каждого из умерших вернуться обратно. Девять семей, получивших назад своих близких. Когда Лён проходил по улице, подданные при его виде падали ниц. Историю о том, как Повелитель спустился с неба на белой лошади, чтобы спасти Догеву, пересказывали дети. Замкнув ведьмин круг всего лишь раз, в Арлиссе, я с ужасом думала о том, сколько сил нужно, чтобы провести ритуал несколько раз подряд. После всех этих обрядов Лён вернулся домой настолько опустошённым, что мои послеродовые страдания показались мне смехотворными. Но лишь на время.

Ночи по большей части были бессонными, потому что мы с кормилицей не пропускали ни одного детского клича, чередуясь в кормлении Полдня и Береники. От козьего и тем более коровьего молока у детей начинались колики, так что Келла приказала его исключить. Кормилице пришлось поселиться у нас в гостевой комнате со своим младенцем, который тоже не давал ей спуску, пробивая по ночам мои заглушающие чары. Лён, несмотря на крепкий вампирий сон, привык спать с подушкой на голове и честно терпел временные неудобства, отказываясь перебраться в свою старую спальню в Доме Совещаний. Честно говоря, Лён так был занят вопросами Догевы, что я думала, он самоустранится, предоставив заботу о младенцах женщинам, но ничего подобного не произошло. Мыслишек в детских головках пока было мало, а вот их чувства он мог отлично читать, чем очень помогал нам в случае неясных и долгих оров, которые трое детей затягивали то хором, то поодиночке. Просыпались они всегда по очереди, а значит, времени для сна у нас почти не оставалось. На втором месяце у бедной кормилицы пропало молоко, и нам срочно пришлось искать новую, к которой дети никак не хотели привыкать, отдавая предпочтение мне. В нашу спальню постоянно кто-то стучался и вежливым голосом объявлял, что настало время кормления, а часть ночей я вообще проводила на срочно сооружённой кровати в детской, чтобы постоянно не бегать туда-сюда.

Настроение выкидывало фортели. То я была на десятом небе от счастья, умиляясь каждому пустяку, то мне хотелось превратиться в волка и кого-нибудь загрызть от досады. В Лёна летели молнии, подушки и незаслуженные упрёки, от которых мне потом становилось так стыдно, что я старалась не попадаться ему на глаза.

— Это послеродовые качели, — успокаивала меня Велька.

— А они когда-нибудь закончатся?

Подруга только вздыхала и советовала очередное зелье.

Во всей этой круговерти я меньше всего думала о том, как бы мне остаться с Лёном наедине, чтобы предаться любовным утехам, и наши отношения сами по себе вернулись в досвадебную фазу преданной дружбы, целомудренной, как утренняя роса. Мы обсуждали вопросы Догевы и детей, помогая друг другу в меру сил, но наши постоянные шуточки и подтрунивания, которые я раньше так обожала, теперь вызывали у меня приступы гнева и обиды, от которых Лён впадал в тягостное молчание. Кляня себя за несдержанность, я призывала весь юмор, когда-то составлявший большую часть меня, вернуться и исправить ситуацию, но он, похоже, решил надо мной подшутить. Незримые нити, ранее связывавшие нас с Лёном, так натянулись, что в какой-то момент мне показалось, что я абсолютно одинока. Списав это чувство на пресловутые послеродовые качели, я затолкала его поглубже и снова бросилась в бой с коликами, пелёнками, ноющей грудью, нерадивой няней, суетливой кормилицей, назойливой и вездесущей Келлой и своими страхами за будущее детей.

К концу третьего месяца все понемногу успокоились, близнецы решили подольше спать по ночам, даря нам бесценные часы отдыха, и моё полное погружение в материнство стало завершаться. Настроение улучшилось, приступы отчаяния и гнева прошли, но тело не собиралось приходить в норму. Все мои старые штаны по-прежнему были мне малы, платья и рубашки трещали в области груди, так что мне пришлось заказать новые. Живот, на неполные девять месяцев ставший приютом для близнецов, не хотел становиться плоским, несмотря на Велькины утягивающие мази. Осунувшееся лицо с кругами под глазами будто сошло с картины «Утопающая грешница». Я старалась не переодеваться и поменьше оголяться при Лёне, и меня ужасно пугало, что его это устраивало. Я уже готова была вынырнуть из тумана затянувшейся послеродовой горячки и вернуться в мир: к тренировкам, к своей диссертации, новым неиспытанным чарам и даже заседаниям Совета, но, самое главное — к Лёну, но он замкнулся и стал каким-то чужим. Мне очень хотелось бросить всё и всех хотя бы на полдня и предложить Лёну отправиться на пикник — с мясом на палочках и жареной в углях картошкой — но листокрас, как назло, выдался туманным и холодным, а хлопоты по восстановлению домов и угодий до наступления зимы заставляли Лёна заниматься делами долины гораздо больше, чем он привык.

Видя мои страдания, Велька заявила, что берёт мою красоту в свои руки, и мы с ней умудрились выкроить несколько чудесных вечеров для банно-масочных процедур, однозначно улучшивших мой цвет лица и тем самым поднявших настроение. Я чувствовала себя в силах предстать перед Лёном в слегка увядшей, но всё ещё красе, но он вдруг, несмотря на увещевания няни, повадился брать близнецов к нам в постель, потому что днём у него было мало времени с ними возиться. Это в какой-то степени сблизило нас, потому что он часто держал на руках одного малыша, пока я кормила другого, и его тёплый, нежный взгляд, обращённый к детям, падал и на меня, так что мне казалось, что я купаюсь в его лучах.

В конце концов, в один из вечеров я застала Лёна врасплох переодевающимся после долгого судебного дня и, оттеснив его в угол спальни, спросила с таким видом, чтобы он сразу понял, что настоящая Вольха вернулась:

— Досточтимый Повелитель, не соблаговолите ли сообщить, когда вы планируете начать исполнять свой супружеский долг?

К счастью, я как раз пришла после очередной банной процедуры с Велькой, после которой она сделала мне новомодную причёску в виде закрученной пирамидки на макушке. На мне был чудесный серый шёлковый халат, а под ним — кружевное бельё.

Мне очень не понравилось, что, услышав мой вопрос, Лён решил натянуть обратно рубаху, которую только что собирался снять.

— Мне показалось, это вы меня игнорируете, Повелительница.

— Ответьте, пожалуйста, на вопрос, — настаивала я.

— Когда мы оба будем готовы, — Лён попытался выскользнуть из угла, но я придержала его рукой.

— Если мои потребности не будут удовлетворены на супружеском ложе, я считаю справедливым удовлетворить их на стороне, — заявила я.

Угроза, конечно же, была смехотворной, ибо ни один вампир в долине не рискнул бы даже прикоснуться ко мне, но Лён мог бы оценить если не шутку, то хотя бы мою наглость.

— Это вряд ли, — мрачно заявил он.

— Вы сомневаетесь в моих возможностях?

— Нет, дорогая супруга, вы прекрасны, как никогда, просто я сомневаюсь, что в Догеве найдётся хоть один вампир, желающий сразиться со мной на гвордах.

Лён даже не улыбнулся, и мне вдруг расхотелось продолжать спектакль.

— Лён? — миролюбиво произнесла я.

— Вольха? — он внимательно посмотрел на меня.

— Прости, что была занудой и психичкой, я, это… Мне кажется, я была немного не в себе. Велька говорит, это из-за родов, так бывает. Этому есть научное обоснование, называется «эмоциональные качели».

— Ну конечно, Вольха, я всё понимаю, и рад, что тебе лучше, — вежливо сказал Лён.

— Но ты по-прежнему избегаешь меня…

— Вовсе нет! — поймав мой скептический взгляд, он поправился: — Не совсем... Да. Но этому тоже есть научное обоснование. Называется «чувство ответственности». Я тоже до сих пор нахожусь под впечатлением от твоих родов, и уверен, что в ближайшее время нам не стоит повторять этот опыт.

— Полностью согласна, но…

— Значит, ты согласишься и с тем, что нам нужно сделать перерыв.

Я мило улыбнулась и заговорщицки сообщила:

— Лён, я вторую неделю пью надежнейшее зелье, предохраняющее от зачатия — с надеждой, что будет от чего предохраняться.

Радостная новость о моей предусмотрительности не вызвала у него энтузиазма.

— Оно может не сработать.

— Гарантия полная, это лучшее заговорённое зелье. Понимаю, Лён, у тебя железная выдержка и терпение, и вообще, до встречи со мной у тебя семьдесят три года не было девушки, но я так не могу. Я не могу с тобой просто дружить.

— Вольха, это временная мера, — Лён отвёл глаза, и мне стало как-то не по себе.

— О, боги! — я поплотнее запахнула халат, осенённая неприятной догадкой. — Какая же я дура!

В другой ситуации Лён бы согласно кивнул, получил от меня тычок в бок и отпустил бы шуточку, чтобы разрядить обстановку. Но он упорно молчал, ожидая моих пояснений, которые незамедлительно последовали. Так уж я устроена — не люблю держать худшие мысли при себе. С присущей мне прямолинейностью и с душой, удравшей в пятки, я сказала:

— Ну, я и раньше не блистала красотой, чего уж там... Скажи прямо, что я тебе больше не нравлюсь. Или воспитание не позволяет?

— Вольха, нет…

В этот момент, как назло, решило прибыть молоко, и на моём прекрасном шелковом халате стали расплываться два неприглядных тёмных пятна, которые я попыталась прикрыть рукой. Я готова была расплакаться от досады.

— Да и гхыр с ними, с греховными утехами! — выпалила я. — Будем жить, как монахи, пока не поубиваем друг друга.

— Вольха, перестань! — увидев, что я собираюсь сбежать, Лён схватил меня за локоть и развернул к себе. — Что ты придумала? Ты очень красивая и привлекательная, даже с этой причёской…

— В смысле? — я потрогала элегантную пирамидку из волос, которую Велька так долго сооружала.

— Шутка, — без тени улыбки сказал он. — Просто я дал слово Келле и не стану его нарушать.

— Какое ещё слово? — я сложила руки на груди, продолжая прикрывать намокающий халат, пока Лён крепко держал меня за локти.

— Что поберегу тебя. Тебе нужно восстановиться.

— Но я в полном порядке!

— Ты ужасно нас напугала, — он притянул меня к себе и поцеловал в лоб, как заботливый старший брат. — Даже Келла призналась, что твои роды — самое страшное испытание в её жизни со времён войны. Ты чуть не умерла, и твоё восстановление займёт больше, чем ты думаешь.

— Опять Келла, всё время Келла… Да что она знает? — мне так нравился его запах, что я невольно провела носом по его шее. — Но поцеловаться мы хотя бы можем?

— И чем это закончится? — он усмехнулся. — Криками «чур, я сверху»?

— Это такой толстый намёк на мою несдержанность, да?

Лён подхватил меня на руки, донёс до кровати и усадил к себе на колени.

— Я тоже не железный, Вольха, — он тяжело вздохнул. — Поверь мне, ты очень красивая, и я тебя люблю ещё больше, чем прежде, если это вообще возможно. Я бесконечно горжусь тем, что ты сделала в первый день после наводнения, хоть изначально ужасно злился и ругал вас с Велькой за безответственность. Ты выстояла, потому что ты сильная — ты просто необыкновенная, но даже тебе нужно время, чтобы восстановиться. Моя кровь спасла тебя, но ты должна понимать, что происходит в твоём теле. Конечно, вампиршей ты никогда не станешь, это невозможно, но пока вампирья кровь не заменится полностью твоей, заговорённые зелья работать не будут. Магия слабо действует на вампиров, а на меня — совсем не действует.

Я нахмурилась, начиная понимать, что к чему.

— Опять я не знаю о себе то, что знаешь ты. Это очень неприятно…

— Прости, — сокрушённо сказал Лён. — Но про зелья придётся забыть.

— И про всё остальное, да? На сколько?

Лён деликатно прокашлялся.

— Пока не восстановятся твои женские дни. И поверь, Келла знает, что говорит.

— А может, они давно восстановились?

— Но это ведь не так?

Я отвела глаза.

— Значит, всё-таки монахи.

— Мне казалось, ты нарочно меня избегаешь, — вкрадчиво сказал Лён. — Ты перестала переодеваться при мне.

— Потому что я до сих пор не понимаю, чьё это тело. По ощущениям вроде моё, но выглядит как чужое.

— Вольха, ты что, стесняешься меня? Знаешь ли, я видал тебя в самом разном состоянии.

— Но тогда мне не хотелось быть для тебя самой красивой.

— Врунишка… Хотелось, и ты была. И есть, — он прикоснулся губами к моему виску. — Ты злилась, и поделом мне, потому что я очень виноват перед тобой, Вольха… Не нужно было мне ехать на эту дурацкую свадьбу! И зачем только я дал себя уговорить? Ведь ты запретила мне ехать — мог бы хоть раз тебя послушаться! Я столько раз помогал при родах своим подданным — и не был рядом с женой в самый важный момент её жизни…

— Ты ни в чём не виноват, — сказала я, — и сердилась я вовсе не поэтому… Так ты меня поцелуешь?

— Хм… Если ты так изголодалась, — с издёвкой начал Лён и, получив два тычка в грудь, продолжил: — Я могу попросить Келлу облегчить твои страдания настойкой, которую она сварила для меня.

— Настойка от… желания? А такая есть?

— Называется «от похоти и страсти», — подтвердил Лён.

— Нет, спасибо.

Это было бы слишком унизительно — просить Келлу о подобном. Я вдруг почувствовала, как молочные ручейки с моего халата начинают просачиваться на рубашку Лёна. Он опустил взгляд на мою грудь и сказал:

— Мне кажется, если я к ним прикоснусь, то стану захватчиком, нагло напавшим на чужую территорию.

— Если ты не станешь требовать молока, то всё нормально, — сказала я и быстро сплела два заклинания: останавливающее молоко и осушающее. — Так мы можем наконец поцеловаться, или зелье против страсти отбило у тебя всю охоту?

— Я его не пил. Всё равно не поможет, проверено. А ты никогда не сдаёшься, верно?

Я пожала плечами и выжидательно подняла лицо. Лён наклонился и чмокнул меня по-дружески в щёку, но я обвила его шею двумя руками и повалила его на кровать, оказавшись-таки сверху.

— Не бойся, мы просто поцелуемся, — сказала я семидесятивосьмилетнему вампиру, словно он был юной девой.

— Это ты должна бояться, Вольха, — напомнил он, придерживая меня за спину. — Я приношу тебе сплошные неприятности. И ведь знал, что не стоит тебе со мной связываться! Нужно было сразу тебя оттолкнуть или напугать.

— А я не из пугливых.

Пожалуй, таким свежим и самозабвенным был только наш первый поцелуй в Леске, прерванный приходом друзей с тревожными новостями. В этот раз тоже раздался стук в дверь.

— Госпожа Вольха, пора кормить, — напомнила из-за двери няня.

— Иду, — со вздохом ответила я, садясь на кровати. — А ты оставайся здесь и не вздумай сбежать, Лён. Жди и думай, что будешь со мной делать, когда я вернусь, чтобы порадовать меня и не допустить… репродукции.

— Кажется, у меня есть парочка идей, — клыкасто усмехнулся он, закидывая руки за голову и расплываясь в счастливой улыбке.

— Я тоже тебя порадую, не сомневайся, — то ли пригрозила, то ли обнадёжила я и вышла из комнаты, на ходу запахивая халат и еле слышно бурча сквозь зубы: — Этих вампиров гхыр поймёшь…

* * *

— Ввиду того, что наши долины находятся на большом расстоянии, а именно… — один из старейшин стал долго и нудно перечислять вампирские королевства в количестве двенадцати штук и расстояние в верстах между ними, а потом между каждым и Догевой. — Общее управление ими затруднено, однако необходимо. В связи с этим уже в который раз предлагаю создать единый управляющий орган, избрать туда представителей от каждой долины с непременным участием Повелителей, — в этом месте Лён еле заметно поморщился, но быстро принял невозмутимый и внимательный вид, — а также по два избираемых общим голосованием члена совета из каждой Долины. Также рекомендую в обязательном порядке нанять на работу в каждую долину как минимум одного телепата, кроме уже имеющихся, ибо в отсутствии Повелителя-телепата использование телепатофона становится невозможным и коммуникация между долинами осложняется.

— Не уверен, что к нам встанут в очередь безработные телепаты, — заметил один из советников.

Лён тихо хмыкнул и глянул на Старейшину, недовольного тем, что его перебили.

— Рекомендую, тем не менее, всем долинам подать заявки на подобных специалистов, в том числе из числа выпускников Старминской школы чародеев, пифий и травниц. Наиболее способные отроки, проходящие практику, вполне смогут справиться с задачей и не станут отказываться, если их надлежащим образом мотивировать — финансово.

Мы с Лёном переглянулись: он загадочно изогнул одну бровь, я коварно улыбнулась. Такое доверие выпускникам моей бывшей школы немало мне польстило. Началось обсуждение, в котором мы не участвовали, заранее зная, какое решение Лён примет: управляющий орган создать, Повелителей включить, телепата нанять. Всё это было оговорено раньше, а на Совет выносилось для проформы и обсуждения деталей. Я рассеянно глянула в окно, и вдруг моё внимание привлекла интересная сцена: два вампира, увязая в снегу, несли груду широких и длинных досок в сторону нашего дома. Не говоря ни слова, я сжала ладонь Лёна под столом и незаметно кивнула в сторону окна.

— Интересно, как быстро они её соберут? — прошептала я.

— Полчаса, — тихо ответил Лён. — Но я бы проконтролировал.

— А я бы сразу и опробовала.

Он криво усмехнулся. Встал второй Старейшина.

— Следующий вопрос повестки: усиление защитно-наступательного потенциала Догевы и долин, в которых проживают вампиры. Необходимо обсудить повышение квалификации стражей и воинов, договориться об обмене опытом в плане тактики и стратегии военных действий, потренировать: бои на гвордах, фехтование, искусство верховой езды, правила общения с местным населением другой расы…

По тому, как нетерпеливо покачивалась стопа Лёна под столом, я поняла, что и этот вопрос он уже обсудил, обдумал, и решение было принято: усилить, обменяться… Как именно, определит Совет. Из-под белого плаща Повелителя выглядывали удобные штаны для тренировок и верховой езды. Его лицо было спокойно и, как всегда, прекрасно. Обруч с изумрудом придерживал льняного оттенка волосы, спадавшие волной на плечи. Возможно, это было нескромно и неуместно с моей стороны — вот так бесцеремонно и без повода рассматривать его и молча восхищаться, но разве я виновата, что он так привлекателен? Самый упрямый, независимый и справедливый Повелитель, самый смелый и добрый, любимый мой мужчина. Только я знаю, как он бывает раним и одинок и как умеет смеяться и дурачиться, чтобы это скрыть. Лён поймал мой взгляд и едва заметно улыбнулся. Жаль, что я не телепат.

— Это необходимо, ведь в случае межрасового военного конфликта, а он никогда не исключён, долины должны стать единым фронтом…

Я непроизвольно вздрогнула. Слава богам, ничто не предвещало подобного, однако границы Догевы по-прежнему пересекали агрессивно настроенные люди с бусами из чеснока, осиновыми колами в руках, а то и с арбалетами, заряжёнными серебряными болтами. Там, где процветают невежество и страх, мир зыбок. Вообще, все эти межрасовые вопросы в моём присутствии звучали как-то двусмысленно. Интересно, что думали члены Совета о том, на чью сторону встану я в случае межрасового конфликта? Лён, конечно, знал ответ и даже не задавался подобными вопросами, но остальные… Я всегда считала, что правители слишком сильно полагаются на свои слабо обученные и плохо обеспеченные армии, которые то отказываются сражаться, то отлынивают от геройства, а то и вовсе братаются с врагами. Но не с вампирами, конечно. Сколько лет должно пройти и что должно случиться, чтобы люди решили побрататься с вампирами? Хоть я и научилась неплохо махать мечом одной рукой, выплетая заклинания другой, но полагала, что межрасовые и другие конфликты лучше решать путём переговоров — то есть хитростью, подкупом, обманом и манипуляциями.

Как раз в этот момент я снова глянула в окно и увидела, как те же двое вампиров пытаются протиснуть внушительных размеров матрас через нашу входную дверь. Магия могла бы значительно облегчить им задачу. Эту сцену заметил и Лён, а также сидевшая сбоку от него Келла. Подождав, пока обсуждение второго пункта повестки придёт к логическому завершению, Лён поручил обсудить вопрос о постройке нового общественного амбара без него, с «последующим докладом и принятием окончательно решения в рабочем порядке», быстро встал и предложил мне руку, чтобы удалиться.

— Простите, у нас возникло неотложное дело, — с серьёзным видом заявил он, подмигивая травнице, которая закатила глаза. Она не одобряла, когда Лён игнорировал государственные и хозяйственные дела, но, видимо, тоже не хотела допустить порчи дорогущего, специально выписанного из Ясневого Града матраса с новомодным кокосовым наполнителем.

Мы вышли из Дома Совещаний, степенно пересекли площадь и ускорили шаг уже возле нашего дома. Два вампира у входа обсуждали впихивание матраса через чердак. Вежливо поклонившись, они обрисовали проблему и спросили, не соблаговолю ли я помочь в её решении. Я соблаговолила, и вампиры внесли в дом и затем в спальню заворожённый мною матрас, который я позже вернула в исконный вид.

Кровать выглядела огромной и пахла свежей сосной. К ней прилагался ещё не укреплённый балдахин из синего бархата, лежащий горкой на сундуке. Я прикинула, что из него могло бы получиться шикарное платье со шлейфом, которое я надела бы на третью годовщину нашей свадьбы. Не то чтобы догевские лавки страдали от нехватки тканей, но представить себе подобный балдахин над своей головой я не могла.

— Мы ещё не совсем закончили, Повелитель, — проговорил один из вампиров, но Лён лишь махнул рукой.

— Благодарю, остальное позже. Можете идти.

Как только мы остались одни, я повернулась к Лёну и с многозначительным видом сняла и положила на стол свой заговорённый от телепатии амулет. Лён проводил его долгим взглядом. Дети до ужина гуляли с нянями, а Дольмена, наша помощница по дому, была отпущена до утра. Несмотря на то, что мы с Лёном много времени проводили вместе, остаться наедине днём получалось не так уж часто.

Лён снял свою мантию, распустил крылья сквозь прорези в рубашке и медленно подошёл ко мне.

«Ты просто красавчик», — подумала я, и он усмехнулся.

— Думаешь, стоит опробовать? — он кивнул в сторону кровати.

— Определённо.

«Мне нравится твоё лицо. Всегда нравилось, особенно глаза. И губы, — подумала я, прикладывая палец к его губам, — такие ласковые и сочные».

— Вольха, прекрати, не смущай меня.

— Смутить — тебя?!

— Ну, просто я предполагаю, что ты станешь продолжать…

— Естественно. И я думаю только правду.

— Красота мужчины в его поступках, — глубокомысленно изрёк он.

— Кто тебе сказал такую глупость? — рассмеялась я. — Лично я полюбила тебя за улыбку и крепкие плечи. Остального на тот момент я ещё не разглядела.

Его крылья укутали нас, Лён обнял меня за талию, и я выжидательно подняла к нему лицо.

— Ты тоже красивая, Вольха.

Я недовольно поморщилась.

— А поконкретней?

— Ты прекрасная Повелительница.

— Хм… Нет, не то.

— И отличная мать — когда не позволяешь близнецам…

— Лён, — перебила я, — комплимент и занудство несовместимы.

Он прокашлялся.

— У тебя красивые… — он задумчиво умолк.

— Ну?

— Ноги, например.

— А-а, — разочарованно выдохнула я.

— Глаза? Вольха, — он усмехнулся, — это неправильно, любить кого-то по частям. Отдаёт расчленёнкой.

Я ободряюще улыбнулась.

— Правду, только правду, Лён…

— Да ты просто меня приворожила. Без магии не обошлось, признайся — есть же пожизненные привороты, — получив лёгкий шлепок, он добавил: — На самом деле я понятия не имею, за что тебя люблю.

— Ну придумай что-нибудь.

— То правду, то придумай… Ты же знаешь, я не мастер выворачивать душу.

— Это да, — я вздохнула и пришла к нему на помощь: — Ты говорил, что полюбил меня с первого взгляда.

— Не совсем, — признался Лён. — Когда ты плескалась в озере при нашей первой встрече, это озеро ещё не было нашим, но я почему-то подумал уже тогда, что оно им станет. Я без зазрения совести читал твои мысли, а ты так искренне радовалась тёплой воде и жизни вообще, что я вдруг ощутил счастье без всякой причины. И позже тоже. Мне было хорошо рядом с тобой, даже когда ты разбила мне камнем лоб. Я сразу понял, что ты моя женщина. У телепатов такое бывает. Но я не был уверен, что ты когда-нибудь почувствуешь то же самое. Ты боялась меня и избегала близкого контакта.

— Просто мне понадобилось время, я же не абсолютный телепат, а всего лишь ведьма.

— Ты моя ведьма-хранительница, во всех смыслах, — сказал Лён, и я потрогала реар, уже месяц висевший на моей шее — камень в форме волчьего клыка, до этого два года висевший на шее Лёна. — И мне ужасно жаль, что снова пришлось пырнуть тебя кинжалом.

— Постараюсь больше не умирать, — пообещала я.

— Так мы собираемся её опробовать? — спросил Лён, надеясь, что на этом выворачивание души можно будет завершить.

— А то! — воскликнула я, высвобождаясь из его крыльев и с разбега запрыгивая на кровать. — Как-то жестковато. Такое впечатление, что там не кокосовые волокна, а сами орехи.

В этот момент ножки с одного бока кровати подогнулись, и я, как с горки, позорно скатилась на пол. Лён бросился меня ловить, но успел только приземлиться рядом. Мы переглянулись и зашлись смехом.

— Я думал, они не успели установить балдахин, — сказал Лён, успокоившись.

— Может, и не надо? Ну его, только пыль собирает. Чтобы спрятаться от всех, мне хватает твоих крыльев.

На этом мы умолкли, и дальше пошли только мои мысли, открытые для Лёна — немного бессвязные и абсолютно бесстыжие, как банная оргия.

* * *

Солнце просвечивалось сквозь сочную весеннюю листву, осинки робко подрагивали на ветру, ольховые серёжки распушились и приплясывали, словно желтоватые гусеницы. Аромат чубушника пьяно разносился по поляне, смешиваясь с запахами свежей травы.

Сначала из кустов малинника показались чёрные мужские ботинки, затем зад в потрёпанных временем и непогодой штанах, а потом оттуда бодро выполз сам Лён. Его на четвереньках, но головой вперёд преследовала рыжеголовая и очень разлохмаченная Береника. С победным кличем она схватила отца за куртку и за пару секунд взобралась на спину. В последнее время Лёну нередко приходилось выступать в роли скакуна, осёдланного боевого вида девчонкой ростом в полтора локтя. Говорить она не умела, но научилась отдавать команды, громко прищёлкивая языком. Испустив несколько воплей, заслышав которые любой проходящий мимо подданный бросился бы спасать своего Повелителя, Лён проскакал пару кругов по поляне и повалился со своей ношей на покрывало, где уже устроились мы с Полднем. Береника скатилась с отцовской спины, подползла к брату и стала отбирать у него состоящую из разнокалиберных колечек пирамидку, почти собранную. Полдень испустил негодующий вопль, и Береника получила от меня свою пирамидку, которую, впрочем, тут же отбросила в сторону, пребывая в уверенности, что у брата любая игрушка интересней.

Чтобы не допустить драки, я отвлекла внимание детей упавшими мне на голову ольховыми серёжками, заплясавшими в воздухе под щелчками моих пальцев. Я на ходу придумала историю про путешествующего гномика, отправившегося на поиски драгоценных камней в незнакомую страну и искавшего путь по волшебным серёжкам, растущим на ольхе. Чтобы продемонстрировать, как сияют драгоценные камни, я сняла со своей головы обруч с рубином, а с головы Лёна — обруч с изумрудом, и дети какое-то время играли, пытаясь их надеть друг другу на маленькие головки. Белокурый Полдень был более кудрявым, чем его сестра, поэтому мой небольшой обруч уверенно держался на его голове.

Вдруг раздался жалобный писк, затем громкий птичий гам, и мы заметили вывалившегося из гнезда птенца, удачно приземлившегося в пушистую траву под осиной. Не дав детям исследовать бедолагу, я встала, размяла пальцы и сплела заклинание. Птенец, продолжавший испуганно пищать, мешал левитации взмахами крыльев и дёрганьем головой, но в конце концов всё же приземлился обратно в гнездо. Его родители-дрозды ещё какое-то время возмущённо поругивали своего отпрыска, но скоро успокоились и притихли.

Дав близнецам в каждую ладошку по сухарику и, таким образом, обеспечив себе спокойные четверть часа, мы с Лёном сели на островок из клевера: Лён — прислонившись спиной к стволу осины, я — прислонившись спиной к животу Лёна, — и стали молча слушать гомон птиц, перешёптывание листьев, шуршание ежей в траве и тихие русалочьи песни, не спуская глаз с близнецов. Я первая прервала молчание.

— Лён?

— Что?

— Как ты думаешь, Велька и Шаон поженятся?

— Я же не пифий, — усмехнулся он, — предсказаниями не занимаюсь.

— Но ты же телепат! Ты знаешь их мысли. То есть это уже не предсказание, а прогноз.

— Мне кажется, обсуждать чужие мысли с кем бы то ни было не совсем этично.

— С каких это пор? — удивилась я. — Просто я переживаю за лучшую подругу. Велька не уезжает. Как ты думаешь, у Шаона это серьёзно?

— Да.

— Она ему нравится?

— Более чем.

— А его намерения?

— Далеко идущие.

— Это хорошо, — я выдохнула с облегчением, — потому что Велька от него без ума.

— Ну-у, — неуверенно протянул Лён, — это не совсем так.

— Правда?

— Твоя подруга, конечно, ставит телепатический щит, а я стараюсь не читать её мысли, но иногда она так громко думает, что это не помогает.

— Если она сердится на Шаона, то это не со зла, а наоборот, — попыталась я оправдать подругу.

— На Шаона? Нет. Она просит всех богов, чтобы не влюбиться так, как «Вольха в этого белоголового гордеца с замашками бродяги».

Я рассмеялась.

— Конечно, она видела, к чему это приводит, она же принимала у меня роды. Я их с Келлой так измочалила.

— Бедняжки, — сказал Лён с мрачной усмешкой.

Я была рада, что он наконец смог пошутить на эту больную тему. Мы, не сговариваясь, посмотрели на близнецов, самозабвенно, с громкими причмокиваниями обсасывающих сухари. У каждого из них уже было по зубу, но это не очень-то ускоряло процесс. Солнце играло на белокурой, цвета спелого льна шевелюре Полдня, и я подумала о том, какое подходящее имя Лён выбрал для нашего сынишки. Конечно, на самом деле он именовался Арр’адд’ар тор Ордвист Ш’эонэлл, но официальное имя предназначалось для официальных церемоний. Полдень появился на свет первым, а значит, он был законным наследником и будущим Повелителем Догевы, однако более бойким характером в этой парочке обладала его рыжеволосая сестра.

Какое-то время мы молча смотрели на детей, погружённые каждый в свои мысли. Мне было невероятно хорошо сидеть на мягкой траве, опираясь спиной на грудь и живот Лёна, а руками, как на подлокотники кресла, на его согнутые ноги, и слушать над ухом его спокойное, ровное дыхание. Лён гладил мой живот, норовя забраться под рубашку, я шлёпала его по рукам, и они утихомиривались, чтобы через минуту повторить сделанное и продвинуться на вершок дальше.

Пристукнув двух комаров, я отвлеклась от блаженной неги и вспомнила, что собиралась посоветоваться с Лёном по поводу одного важного для меня дела.

— Лён? Надо поговорить.

— Хм? — он поцеловал меня в макушку. — О чём?

— Я хочу наконец собраться с силами и написать магистерскую диссертацию на соискание второй степени.

Лён замер и так напрягся, словно увидел живую гадюку.

— В смысле?

— Ну, третью степень я защитила, нужно двигаться дальше. Дети немного подросли…

Лён молча высвободился от моего веса, вскочил и с мрачным видом прошёлся по поляне.

— Подросли? — с досадой произнёс он. — Да ты ещё неделю назад кормила их грудным молоком.

— Да, но теперь оно им не нужно, а ещё у них есть две няньки.

— Вольха, — неожиданно сердито воскликнул Лён, — нет, нет и нет!

— Но почему? — я тоже встала, чтобы он не возвышался надо мной беловолосой громадиной.

— Разве это не очевидно? Ты больше не рыжая ведьма на чёрной кобылице, ты Повелительница Догевы и мать наследников. Прости, но представители твоей расы и раньше не жаловали тебя, предлагая тебе досрочно закончить жизнь на костре — и это несмотря на то, что ты им помогала своей магией. Теперь всё будет намного хуже. Люди знают, что ты — человеческая ведьма и жена вампира.

— И?

— Твои одинокие поездки по хуторам придётся прекратить. Я категорически против — и они, — Лён указал на детей, — тоже имеют право голоса. Трое против одного.

— Ты мне запрещаешь выезжать из Догевы? — я недовольно скрестила руки на груди.

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе ничего запретить, — он обречённо вздохнул. — Я просто взываю к твоему благоразумию.

— Тю-ю… Это и раньше было трудно.

— И материнскому инстинкту.

— Нашим детям ничто не угрожает.

— Кроме перспективы остаться без матери?! — Лён принялся ходить туда-сюда по поляне. Давно я не видела его таким сердитым. — Вольха, мы оба знаем, что такое расти без родителей. Я своих вообще не помню. Мы никогда не пожелаем такого своим детям!

Береника, почуяв неладное, отложила один сухарь и стала внимательно следить за разговором.

— Ты считаешь, мне что-то угрожает, если я просто проедусь по Белории, как раньше, и изведу парочку упырей?

— Просто проедешься? Да когда такое было? И ладно, упыри, вурдалаки и прочая нечисть. Но люди. Они опасней и страшней! Ты слишком узнаваема. Знаешь, кого люди ненавидят больше, чем вампиров? Тех, кто с ними на короткой ноге. И это не говоря о том, что тебя могут похитить ради выкупа.

— Это будет не так-то просто, — возразила я.

— Ты станешь биться с небольшим отрядом наёмников? Считаешь, наших уроков на мечах было достаточно? — вспылил Лён. — А если они наймут в помощь мага, как уже бывало?

— Лён, но ты даже не спросил про тему моей диссертации, — возмутилась я.

— И не хочу!

— Ты же читал все предыдущие, и тебе понравилось.

— Я исправлял ошибки.

— Что? — возмутилась я. — И врал, что интересно?

Лён тяжело вздохнул, его глаза холодно блеснули.

— Ну и момент ты выбрала, Вольха, — в его голосе прозвучали горечь и разочарование.

— А что такого?! Я просто хотела поговорить.

Береника бросила второй сухарь и скривила нижнюю губу. Заметив это, Лён сбавил обороты, клыкасто ей улыбнулся и добавил спокойным тоном:

— Я сижу у этой проклятой осины в полном умиротворении и думаю, за что мне столько счастья, быть рядом с вами, а ты в этот момент замышляешь побег?

— Лён, прости, — его слова так тронули меня, что я больше не могла его мучить. — Я хочу написать диссертацию о магических способностях различных рас на примере вампиров.

Он бросил на меня удивлённый взгляд.

— На примере… вампиров?

— Да, — охотно пояснила я, — и чтобы у меня была доказательная база, я хочу открыть в Догеве магическую школу. Небольшую. Начну сама, с уроков по практической магии, а потом можно будет привлечь Келлу или Вельку, пригласить пифию. Я точно знаю, что в Догеве есть парочка ребятишек с магическими способностями, но если их не развивать с раннего возраста, они угаснут. Только, пожалуйста, давай не будем это обсуждать на Совете — ты просто повелевай, а я покорюсь.

— А сразу нельзя было сказать? — проворчал Лён, выдыхая с облегчением.

— Ну, дразнить тебя — моя главная задача на посту Повелительницы, — я мило улыбнулась. — Заодно я выяснила, что ты демократ и узурпатор одновременно: сам всё запретил, но детей к голосованию привлёк.

Береника, смекнув, что повода для паники нет, попыталась найти сухарь, но не преуспела и отобрала один у брата. Полдень миролюбиво вгрызся во второй своим единственным зубом.

— Вольха, иногда мне так хочется тебя отшлёпать, — прошипел Лён.

— А ты сначала догони!

Мы немного побегали между осинок, а когда я запыхалась, Лён схватил меня сзади за талию и повалил в траву. Его ладонь немного пошлёпала меня поверх юбки, потом погладила то же место, но уже под юбкой.

— Лён, прости, — я обвила его шею двумя руками и поцеловала в щёку. — На самом деле, я думала то же самое — ну, сидя у осинки. Про счастье. Я не хочу уезжать — и это не жертва на алтарь семьи или безопасности. Не знаю, как долго это продлится, но я совсем не хочу вас покидать. Ни их, ни тебя — как ты мог такое подумать?

Лён многозначительно повёл бровями.

— Просто я знаю тебя, Вольха. Я давно раскусил твой секрет.

— Да ну? — удивилась я, подпирая затылок ладонью, чтобы не терять из вида близнецов. — Тогда поделись, потому что я сама себя не могу раскусить.

— Ты свободолюбивая.

— Всё?

— Нет. Ещё ты… фантазерка.

— Лён, ты знаток душ и сущностей, — без тени иронии сказала я, — вот и расскажи как на духу всё, что обо мне знаешь.

— Хм… Ну хорошо, — Лён откинулся на спину и глянул в небо. — Трудное детство не озлобило тебя, а наделило здоровой иронией и чёрным юмором, богатое воображение тоже родом оттуда. Тебе часто приходилось полагаться только на себя и сталкиваться с жестокостью, но жестокость как таковая тебе отвратительна. Ты отчаянно стараешься разглядеть в каждом хоть что-то хорошее: в людях, драконах, вампирах… Ты любишь составлять собственное мнение и не доверяешь чужому, и из-за этого тебя считают упрямой. Ты смелая на грани опрометчивости, потому что привыкла полагаться на удачу и интуицию, а не на здравую оценку. Ты не боишься трудностей и предпочитаешь разбираться с ними напрямую и сразу. В школе ты преуспела благодаря уму и таланту, которые недооцениваешь, а ещё — благодаря упорству и хитрости, но только не усидчивости. Ты не считаешь себя красивой или особенной, ценишь похвалу, но не лесть. Любишь насмешку, но не злорадство, тайком жалеешь слабых и не лебезишь перед силой. Тебе чужды мстительность и подлость, ты умеешь прощать даже жадин и трусов. Ты ищешь опору в настоящей дружбе и умеешь быть преданной, хотя по натуре скорее одиночка.

Лён умолк и глянул на меня, но я ответила не сразу: такая подробная характеристика потрясла меня до глубины души. Подобрав отвисшую челюсть, я изрекла:

— Ого… Если я буду искать новое место работы, напиши всё это в своей рекомендации. Кроме усидчивости.

— Если ты захочешь сменить работу, то всё, что я о тебе напишу — что ты подлая, противная, хитрющая ведьма, — невозмутимо заявил Лён.

Я рассмеялась.

— Это уже больше похоже на правду!

— Но самого главного я ещё не сказал, — он взял мою ладонь, скрестил наши пальцы. — В тебе есть пыл, жажда жизни и любовь. Много любви.

С этим было трудно поспорить.

— А в чём твой секрет, Лён? — спросила я.

— Ты мне скажи.

Я задумчиво оглядела его с головы до ног, как будто это могло помочь. Вот так одним словом и не опишешь... Дрозды снова заверещали в гнезде, и мы оба посмотрели наверх: с птенцами всё было в порядке, их просто кормили.

— Мне кажется, ты… справедливый, — подытожила я. — И гораздо умнее, чем хочешь казаться.

— Всё?

— Нет, но остальное нецензурное.

— В смысле? — возмутился Лён.

— В смысле восхищения.

— А, тогда ладно.

Он поцеловал меня в нос, потом в шею, потом в губы, и пошло-поехало.

Первой приползла Береника. Став на ноги с опорой на мой зад, она проворно забралась сначала на меня, а потом просочилась между мной с Лёном. Полдень приполз следом и попытался вклиниться со стороны наших ног. Мы его впустили, и Лён окутал нас всех крыльями. Липкие ручонки Полдня коснулись моих щёк, Береника уткнулась носом мне в шею. Пришлось придумывать историю о волшебном домике из крыльев, стоящем на краю скалы, и о живущих в нём маленьких, отважных и очень вредных человечках, вечно попадающих в неприятности. Лён время от времени тихо подхихикивал, а дети мирно копошились, прислушиваясь к моему голосу.

Спустя четверть часа налетел дождь и мы, похватав пожитки и усадив детей в сумки на животе, оседлали Смолку и Вольта, накинули плащи и поехали домой.

— Ковену магов твоя идея со школой не понравится, — сказал Лён, съезжая на южный крест.

— Главное, чтобы она нравилась тебе.

Он довольно хмыкнул и добавил:

— А людям не понравится, что магички вдруг стали выходить замуж за вампиров.

— Сомневаюсь, что таких чокнутых найдётся больше двух, — миролюбиво заключила я, и мы заговорщицки переглянулись.

Равномерные стуки, пыхтение, тихие вскрики… Какие же они быстрые, мои семилетние вампирята, не уследишь. Полдень более спокойный и выносливый, Береника шумнее и хитрее — так и жди от неё резкого выпада из-за поворота. Сражаются почти на равных, с небольшим перевесом то в одну, то в другую сторону, мальчишка быстрее, его сестрица лучше владеет левой рукой. В шкодах близнецы — не разлей вода, в бою — настоящие соперники, но беззлобные. Скоро мне, чтобы уследить за их тренировками, придётся применять заклятие замедления. Полдень одет в белое, в последнее время он воображает себя белым волком — кто его станет в этом винить? Первое превращение происходит у вампиров во взрослом возрасте, а пока сын берёт пример с отца. Береника яркая, как весенняя поляна — цветные брюки, пёстрая рубаха… А ведь всего год назад они требовали носить одинаковую одежду.

— Вот, вот, получай! — раздался мальчишечий голосок.

В ответ ему послышался тонкий сердитый вскрик, и деревянные гворды застучали с новой силой.

— Тише, голос только мешает, — напомнила я, продолжая вполглаза следить за происходящим на поляне.

Лён, отлучившийся четверть часа назад «в кустики», начинал меня немного беспокоить. Вроде ничего такого не ел. Да и вообще, желудок у него лужёный, не то что мой, не принимающий ни дорогущих элгарских устриц, ни супа из акульих плавников. Фу, гадость!

Я любовалась детьми и машинально перебирала пальцами украшения, висевшие у меня на шее. Несколько полудрагоценных, неприглядных с виду камешков разных форм, нанизанных на простой шнурок и призванных при необходимости быстро восстанавливать мои магические силы. Любимый агатовый амулет от телепатии на кожаном шнурке — моё спасение от необычного таланта мужа считывать мысли у каждой твари. Серебряная фигурка волка на цепочке — подарок от Келлы на нашу с Лёном восьмую годовщину. Два золотых, усыпанных мелкими бриллиантами кольца, соединённых в восьмёрку, полученных мной от Лёна в честь рождения близнецов — символ единства и бесконечности. Светлый камень в форме волчьего клыка в серебряной оправе — реар Хранительницы, вручённый мне Повелителем шесть лет назад.

Я снова стала Хранительницей, и опять против своей и его воли. Теперь мои титулы на официальных церемониях звучали длиннее, чем злополучное «Арр’акктур тор Ордвист Ш’эонэлл, Повелитель Догевы», потому что я была и Повелительницей, и Верховной ведьмой, и Главной Хранительницей, и, между прочим, магом-практиком второй степени! Всех посвящённых в вампирьи ритуалы больше всего удивлял и восхищал титул Хранительницы: доверить свою безопасность человеку, пусть и магичке? Странный он, этот Арр’акктур. Лёна тоже не радовал тот факт, что, в случае его непредвиденной кончины для его спасения мне придётся замыкать ведьмин круг, но я его уверила, что идти против судьбы — плохая примета. Кроме того, у него будет меньше желания без повода рисковать своей жизнью.

Реар, конечно же, был самым важным из «камешков» на моей шее. Теперь мы точно знали, что вампирья кровь работает на ведьме, заживляя в минуту царапины, улучшая ночное зрение, усиливая мой магический потенциал, удлиняя мне жизнь. Нет, я не грезила бессмертием, но мой давний страх перед тем, что Лён проживёт четыреста лет, а я состарюсь уже через пятьдесят, постепенно отступил. Не бывать этому, пока я его Хранительница! В какой-то степени мы хранили и оберегали друг друга.

— А вот так? — выкрикнул Полдень, выписывая кульбит и выбивая деревянный гворд из рук сестры.

— Ар-р-р, — прорычала Береника, и в траву полетели маленькие быстрые молнии.

Я вскочила, открыв рот, но не смогла проронить ни слова. Моя девочка не просто вампирша, она ведьма! Я так и знала!

Кажется, ни она сама, ни её брат не поняли, что произошло. Подхватив упавший гворд, Береника снова бросилась в бой.

— Хей! — вдруг раздалось у меня над ухом.

— А-а-а! — испуганно завопила я.

— Вольха, ты чего? — удивился Лён.

— Где ты ходишь? — проворчала я, переводя дух.

— Принёс тебе цветок папоротника, — пошутил он, протягивая мне небольшой букет из ромашек, незабудок и дикой ежевики.

— Спасибо, — я взяла цветы и даже не стала шутить о том, как сильно переживала за его несварение. — Лён, я должна сказать тебе кое-что важное.

— Хм?

— Наша дочь — ведьма.

— Правда? — усмехнулся он. — Почему-то я не удивлён. Пару раз я замечал что-то такое…

— Что именно?

— Будто она пытается скрыть от меня свои мысли, превращает их в невнятную кашу, если собирается нашкодить. Прячется от телепатии.

— Почему ты мне не сказал? — возмутилась я.

— Хотел убедиться.

— Она только что метнула самые настоящие молнии!

— Ну что ж, тем лучше для неё. А нам придётся ещё больше быть начеку, — Лён весело подмигнул и, приобняв меня ниже талии, прижал к стволу березки. Нутро ответило горячей волной желания.

— Мама! Папа! — закончив тренировку, дети побросали гворды и подбежали к нам.

Они всё ещё ревновали нас с Лёном друг к другу, дурачки, так и норовили влезть посередине. Лён раскрыл объятия и, повалив малышей на пожелтевшую листву, немного повозился с ними, клыкасто рыча.

— А где мой букет? — спросила Береника, подозрительно глядя на меня снизу вверх.

— А это тебе, — поспешно заявила я, протягивая дочке свой букет и бросая укоризненный взгляд на Лёна, — в следующий раз папа соберёт два.

— Нет, — неожиданно заартачился Лён, не позволив мне передать цветы. — Это подарок твоей маме. А вам с братом я принёс кое-что другое, — он высыпал из кармана горсть крупных желудей, пару рябиновых гроздей и несколько речных ракушек. — Няня поможет вам сделать браслеты и бусы.

— Но я хочу букет, — упрямо заявила Береника.

Я подняла одну бровь и усмехнулась.

Лён поправил рыжеватую прядь, выбившуюся из её косички, и пообещал, что соберёт для неё что-нибудь по дороге. Удовлетворившись ответом, Береника вслед за братом стала изучать материал для поделок. Лён встал и, отряхнувшись от листьев и иголок, снова подошёл ко мне.

— Будь аккуратней с моими подарками, — сказал он, — а то я подумаю, что они тебе не дороги.

Я понюхала букет и покачала головой. Теперь, когда я могла себе позволить всё, что угодно, такие внезапные знаки внимания казались мне самыми ценными, о чём я и сказала Лёну.

— Кстати, Вольха, сегодня утром мне передали депешу из Камнедержца. Там обнаружили какой-то старый, заброшенный ведьмин круг и просят нас с тобой его посмотреть.

— Прекрасно, — обрадовалась я, — если из него полезет нечисть, смогу хоть немного поупражняться, а то у нас тут тишь-благодать, так и заржаветь недолго.

Насчет ржавчины я немного слукавила. Не далее как в прошлом месяце Учитель приглашал меня в Стармин на небольшое закрытое совещание Ковена магов по поводу странного роста числа упырей в приграничных лесах Белории, после которого мы, разбившись с коллегами на пары — мне достался более взрослый маг, но третьей степени, — решили проблему путём её полного искоренения, то есть усекновения. В начале лета мы с Велькой ездили в Старминскую школу чародеев помогать с практикой адептам старших курсов и неплохо потренировались в контрзаклинаниях самого широкого профиля, ибо адепты оказались пребойкие. Прошлый год тоже не был скучным — мы гостили в Леске по приглашению Лэрда и Лереены, и эта прекрасная островная долина подсунула нам сюрприз в виде нападения на неё недовольных драконов, с которыми пришлось сначала сражаться, а потом договариваться. Я бы, конечно, сделала наоборот, но что взять с воинственных вампиров, летающих на конеподобных тха'арши?

Я больше не ездила в одиночку по белорским трактам, но ни Смолка, ни моя магия не скучали без дела. Небольшая магическая школа, открытая мною в Догеве, в которой мы с Велькой обучали аж пять вампирят с магическими талантами, работала неофициально, но успешно. Теперь туда непременно пойдёт Береника. Меня распирало от счастья и гордости.

Мне было трудно привыкнуть к тому, что вампирята взрослеют гораздо медленней человеческих детей — впрочем, наши полукровки в семь лет совсем немного отставали в росте и сообразительности от привычных мне семилеток. Лишь с появлением детей я наконец полностью осознала, что на момент нашей встречи с Лёном ему было семьдесят три вампирьих года, а по человечьим меркам — чуть больше двадцати. А я ещё посмеивалась над тем, что он за всё это время не нашёл себе женщины! Да у него половое созревание длилось лет двадцать.

— Значит, Камнедержец? — спросила я у Лёна. — Нас просят о помощи… люди?

— Сам удивился, — он пожал плечами, задумчиво глядя на желтеющий холм, выкрашенный по краям пёстрыми полосками клёнов, цветные переливы которых напоминали мне рубаху Береники. Камнедержец был прямо за холмом.

Я предполагала, о чём думает Лён: неплохо иметь неподалёку от Догевы запасной ведьмин круг — на всякий случай. Правда, его придётся постоянно охранять от магов-неумех и некромантов-недоучек.

Впрочем, насчёт мыслей Лёна я немного ошиблась.

— А ты знаешь, что изначально ведьмины круги строили именно вампиры? — спросил он.

Я пожала плечами. В людских книгах об этом не упоминалось, но только Повелители вампиров и их Хранители умели возвращать к жизни недавно умерших с помощью магии круга и знали, как он работает. Колдуны и некроманты могли лишь приоткрыть окно в другой мир и впустить из него в наш какую-нибудь нежить, чаще всего с непредсказуемыми последствиями.

— Вполне может быть, — ответила я.

— Это так, а ещё именно вампиры когда-то населяли земли вокруг ведьминых кругов.

Я кинула на Лёна подозрительный взгляд.

— Надеюсь, ты не собираешься их захватить? — в шутку спросила я и осеклась, заметив странный блеск в его глазах.

— Захватить? Конечно, нет. Но вернуть? Кто знает.

Лён так невозмутимо поправил свою корону, что мне стало тревожно. Не зря говорят, душа вампира темнее безлунной ночи.

— Ты случайно не мечтаешь стать Повелителем мира?

— Упасите боги! Мне Догевы хватает.

— Лён?

— Что? — он мило улыбнулся.

— Я не хочу стать частью какого-то долгосрочного плана, о котором сама даже не подозреваю.

В Догеве благодаря мне теперь постоянно проживали, причём в законных браках, две практикующие ведьмы и имелась небольшая магическая школа. Скоро мои воспитанники подрастут и станут невероятно сильными вампирами, способными к быстрой регенерации, почти не восприимчивыми к чужой магии и умеющими колдовать. Моя тревога усилилась.

— Ну что ты! Ты всегда будешь в курсе и в центре моих планов, — с усмешкой пообещал Лён.

Но мне было не до смеха. В центре — да, а вот в курсе…

— Если я пойму, что мною манипулировали, чтобы нанести вред людям, а попутно использовали для... ну, например, выведения новой породы вампиров-магов...

Лёна аж перекосило. Хотя за столько лет мог бы и привыкнуть — у меня что в мыслях, то и на языке, и никакой телепатии не надо. Нет, ну правда? У него теперь есть дочь-полукровка — вампирша и ведьма в одном лице, и кто знает, не проявятся ли позже магические способности у Полдня?

— Вольха, ты грибов объелась? — пристальные серые глаза сверлили насквозь.

— Не играй со мной, — я ласково провела рукой по его щеке, а затем, быстро щёлкнув пальцами у него под носом, выпустила из ладони безобидную бабочку, тут же упорхнувшую прочь. — Счастье так зыбко.

Лён проводил долгим взглядом улетевшую бабочку, а затем уставился на меня, словно увидел впервые.

Я знала, что он меня любит, однако это не отменяло всего остального — сопутствующего блага, так сказать. Побочной пользы Догеве от не очень опытной, не очень умной, но очень влюблённой в Повелителя ведьмы. Я глянула на его расстроенное лицо и тут же отругала себя нехорошими словами за гнусные мысли. А ведь Лён считал, что я во всём и во всех стараюсь разглядеть в первую очередь хорошее! А во вторую?

— Вольха, мы всегда заодно, — он взял мою ладонь и переплёл наши пальцы. — Ты нужна мне — и не для каких-то коварных планов.

— А для чего? — поинтересовалась я.

— Для любви, дружбы и совместных свершений.

Я глянула ему прямо в глаза.

— Ты сам когда-то сказал, что я легко прощаю, даже жадин и трусов, но я никогда не прощу подлости и предательства, не смогу. Даже если не перестану любить. Возможно, это звучит странно, но есть вещи, которые ломаются навсегда, и никакой магией их назад не соберёшь.

— Я знаю. Ну чего ты так завелась, Вольха? Что за теория заговора? Знаешь, что такое настоящий заговор? Ну, слушай. Проникнуть в небольшое королевство, воспользовавшись расположением Повелителя, стать его супругой и Верховной ведьмой, войти в Совет, заслужить доверие подданных и Верховной травницы. Спрятаться от его вездесущей телепатии за заговорёнными амулетами. Пригласить в долину подругу, внедрить её в семью Советника. Родить наследников с суперспособностями. Стать Хранительницей — а это значит, что в случае смерти Повелителя можно "не успеть" вернуть его к жизни и стать самой сильной ведьмой Белории, унаследовав всю его вампирью мощь и королевство в придачу. Так и до Повелительницы мира недалеко.

— Что?! Да как ты... — я воспылала праведным гневом, но быстро остыла. — Ну да, в принципе. Спасибо за идею!

Лён клыкасто улыбнулся.

— Не благодари. Что, даже не думала о таком? Хитрая и коварная ведьма…

— Конечно, нет, — честно ответила я. — Ты же не веришь, что это правда.

Лён усмехнулся и надолго уставился на пожухлую траву под ногами.

— То, что счастье зыбко — девиз всей моей жизни, — он горько вздохнул. — Вольха, меня с детства обожали и боготворили, но учили быть холодным и расчётливым, ведь я — исключительный. Я — огромная ценность, абсолютное добро и справедливость, спасение Догевы, — Лён тихо фыркнул. — Все мои поступки должны совершаться во благо долины, а поставленных целей следует добиваться любыми средствами. Неудивительно, что преданность и любовь подданных всегда воспринимались мной как данность. Но твоя преданность и твоя самоотверженность просто ошеломили меня, ведь я был для тебя чужаком, странным и опасным. Ты, сопливая адептка, бросилась сражаться с заведомо более сильным магом, чтобы защитить вампиров, будто это было делом всей твоей жизни! А позже сбежала из школы с малознакомым Повелителем вампирьей долины, чтобы отправиться неизвестно куда и зачем, рискуя жизнью.

— Просто мне понравилась твоя компания, — отшутилась я, не совсем понимая, к чему он клонит.

— Про то, как ты замкнула ведьмин круг, чтобы спасти меня, я даже вспоминать не хочу, хотя перед этим тебе сказали, что Лереена — моя невеста и я еду к ней свататься втайне от тебя, специально спровадив тебя в Стармин. Другая бы плюнула, выругалась и прокляла мерзкого упыря.

— Естественно, я не хотела, чтобы ты умирал, пока я не выскажу всё, что думаю, в твою наглую вампирью морду!

— Что ты и сделала, — усмехнулся Лён, — а я надулся, как индюк, даже не сказав спасибо. Ведь я Повелитель, меня все должны спасать, жертвуя собой. Вот только ты не должна была. Я и сейчас учу тебя быть сдержанной — эмоции, Вольха, эмоции! — передразнил сам себя Лён, — хотя знаю, что ты никогда не станешь холодным и расчётливым чурбаном, как я. Я был окружён обожанием с детства, но не знал, что такое любовь, этому меня научила ты. Стыдно сказать, сколько раз я, гордый и прекрасный Повелитель, понимал, что не заслуживаю её. Ты вывернула меня наизнанку, даже не осознавая этого.

— А это не больно, быть вывернутым наизнанку? — с сомнением спросила я.

— Это страшно и прекрасно — жить и чувствовать. Люби меня, пожалуйста, и доверяй мне, если сможешь, — всё это он проговорил, глядя на пожухлый травянистый склон, на вершине которого мы сидели.

— Договорились, — я придвинулась и положила голову ему на плечо, не зная, что ответить. Юмор мне отказывал. — С первым нет проблем, а со вторым иногда бывают, прости.

— А насчёт Камнедержца — ну их к лешему вместе с их ведьминым кругом! Пусть сами разбираются. Полезут оттуда упыри всякие, а тебе разгребать.

— Ага, сейчас! — вырвалось у меня. Я подняла голову и возмущённо фыркнула. — Нет уж. Ещё подумают, что мы струсили.

Лён прекрасно знал, что моему любопытству нет предела и я ни за что не упущу возможности изучить столь ценный магический объект как ведьмин круг.

— Завтра поедем? — он искоса глянул на меня.

Быстро кивнув, я встала и окинула взглядом яркие осенние холмы, чувствуя, как земля покачивается под ногами. Я думала, что прочно стою на берегу, а на самом деле плыла в утлой лодке по непредсказуемому морю — но не одна.

Интересно, куда нас занесёт?