Ну Насть (гет)

— Я слышала, дату можно изменить.

— Да как, Насть? — лениво произнес я, наверное, в десятый раз за последние месяцы. — Конторы, которые запирают человека в абсолютно безопасном месте в день его смерти или обещают продлить жизнь, удалив или прибавив пару родинок в его дате, — шарлатаны. Сколько таких случаев описано в блогах? Тысячи. А если и есть способ, то мне он точно не по карману.

С тех пор, как Наська узнала, что я полугодник, она то упрекала меня в скрытности, то строго наказывала мне не браться ни за какие дела, чтобы помочь ей с квартирой. Это было так трогательно, что хотелось тут же поступить наоборот.

«Почему ты мне не сказал?» — прошептала она, когда мы вышли из отделения банка.

«Ты же не хочешь знать, — невозмутимо напомнил я, крепко сжимая ее руку, пока мы шли на другую сторону улицы, к машине. — И всех призываешь не искать свои даты».

«Твою — хочу», — выдохнула она, останавливаясь посреди тротуара. Прохожие толкали нас со всех сторон, Настя быстро вытерла крупные слезы.

«Это вроде как… признание в любви?» — я попытался сгладить углы. И узнать, что она об этом думает.

Она смотрелась растерянной, будто сама не понимала, что с ней творится, а сейчас вдруг поняла. Как тяжеленным мешком с навозом по голове получила. Почему-то мешки с навозом считались самыми тяжелыми из всех мешков.

Ипотеку ей не дали, кстати.

Я спросил, почему, Настя пробормотала что-то насчет низкого дохода. Мол, я же только устроилась. Хотя в тот момент ее, кажется, мало волновали кредиты и квартиры.

— Но ведь хуже не будет, — она села на кровати, голая и с красной отметиной на лбу после сна. Такая трогательная в своей решимости.

— Ты сама несколько лет стучалась во все двери и убеждала людей, обитающих за ними, что лучше не знать, не искать и не подстраиваться. Жить как живется.

— У меня не было плана на тот случай, если мой парень соберется свалить в двадцать четыре, — огрызнулась Настя.

Классическая уверенность в том, что уж с ней-то такое никогда не случится.

— Может, поженимся? Ты быстро овдовеешь. Знаешь, это привлекает мужчин. Наравне с «сытным домашним ужином» и «легкой недосказанностью в одежде», по версии «Космополитан».

Она со всей дури шлепнула меня по бедру:

— Ты придурок, Кузнецов.

Я схватил ее в охапку и повалил обратно на кровать:

— Нечего было совать нос в мой телефон. Или ты думала, мне любовница наяривает?

— Я знаю! — выпалила Настя шепотом. — Надо было не совать. Если так рассуждать, надо было в первом классе отсесть от Юльки к Наташке Овдеевой, не общаться с ней, не приходить к вам домой, не западать на тебя, не писать тебе сотню не отправленных сообщений, не смотреть, как ты сосешься с этой жопастой Вероникой с твоей параллели, и не трахаться с тобой, пока все спят.

— Думаешь, такие, как я, не имеют право даже на свой куцый кусок нормальной жизни? — перебил я, а Настя продолжила:

— Но я так, блядь, рада, что села тогда с Юлькой и ее дурацкими бантами.

— Я тоже.

На пары она не пошла. К вечеру у нас закончились презервативы, а комнату заволокло табачным дымом, таким же плотным, как поток машин за окном.

Я смотался в аптеку, Настя, пока я ходил, вывалила содержимое своей сумки на пол и теперь азартно копалась в нем.

— У тебя в академии не будет проблем? — тихо спросил я, усаживаясь рядом. — Ты хоть раз была там после сессии?

— Не-а, у меня работа. Хочу к весне пристроить всех бродячих собак, которых мы приютили за зиму. — У нее оставалась целая неделя до начала марта. Успеет. — Выброси вот это, пожалуйста, — она собрала обеими руками кучу бумажек типа чеков с проездными и протянула мне.

Я поперся на кухню и, услышав шаги за спиной, понял, что попался.

— Давай снимем видео? — она включила камеру и поставила телефон, прислонив к микроволновке.

— Только если оно не попадет в блог, — я снял футболку.

— Это для меня. Я сто лет в блоги не писала. Хочу запомнить твои веснушки.

Да у меня их нет почти.

— Я все равно не смогу проверить, да? — через силу ухмыльнулся я, прежде чем поцеловать ее.

На следующий день Настя ушла в ветеринарку, а я включил этот получасовой ролик и посмотрел его ровно двадцать раз. Лежа на одном месте. Только передернул ближе к обеду. От мастурбации в моем возрасте сложно откинуться.

Я так и хотел — оставаться дома. На всякий случай не лезть на рожон. Всегда в душе тлеет надежда, где-то очень-очень глубоко внутри, что ты проглядел крохотную родинку, а значит, переживешь предстоящую ночь.

Я посмотрел на собственные руки. Они подрагивали.

Может, записку написать? Рискуя запнуться о порог, упасть и размозжить голову об угол комода.

Ерунда какая-то.

Я вообще не планировал с кем-то прощаться. Только Насте шепнул с утра, что люблю ее. Но я всегда так делал.

В доме не нашлось ни единого листка бумаги. У меня и принтера-то нет.

Я вспомнил, что позавчера Настя просила выбросить какие-то чеки.

Пошел на кухню и вытянул самый большой на вид.

Чек оказался половинкой А4. Его явно складывали в спешке, пополам, неровно, потом вчетверо, получился неаккуратный треугольник с торчащими краями.

Я машинально прочел текст.

…Анастасия… две тысячи третий год рождения…

Дата окончания жизни. Красивая. Как у меня.

Печать Александра Павловича.

Да как такое может быть. Вот дуреха, почему она мне не сказала?

А ты почему ей не сказал, придурок Кузнецов?

Я скомкал справку, наспех оделся и выскочил к лифтам, не закрыв квартиру. Внизу промчался мимо почтовых ящиков и кинулся на парковку.

Выезжая на шоссе, глянул на часы. Без двадцати десять.

Похоже, мы с ней все-таки созданы друг для друга.

Телефон зажужжал. Я почуял, как губы расползаются в самой тупой улыбке на свете. И самой неуместной.

— Ваня, твоя страница пропала из блогов, — я едва узнал ее осипший голос. Плакала она, что ли.

— Это я ее удалил, — признался я. Так админы рекомендовали. — Погоди, откуда ты знаешь? Ты же меня не читаешь.

Настя притихла ровно на три секунды.

— У нас с тобой есть одна общая группа.

И тут до меня дошло.

— Ты же говорила, что не собираешься заглядывать в справку.

— Я и не смотрела, — по-детски жалобно сказала она. — Я все поняла, когда мою заявку завернули. Доход тут ни при чем, просто максимальный срок выходил совсем малюсенький. Меньше года. Да и нафига мне эта ипотека теперь. Но я все равно забрала документы, не глядя. Плохая из меня незнайка, руки чесались хотя бы месяц узнать. В общем, я решила выбросить бумажку у тебя и забыть про нее.

— Мне пришлось покопаться в мусоре, — как можно более непринужденно сообщил я. — И ты молчала? Знала и молчала? Хоть бы намекнула.

Вот паразитка, беззлобно сказал бы наш с Юлькой батя. А ведь могли бы бояться вместе.

— Ну, я бросила учебу, — нервно хихикнула Наська.

— Как тебе идея умереть в один день? — я погладил экран телефона пальцами. Вдруг она тоже касается его сейчас.

— Это пиздец как романтично, Кузнецов.

День заканчивался.

— Жди меня у клиники, я сейчас приеду. — Я проскочил на красный, оставив позади ругань водилы и возмущенный гудок.

— Это я приеду, — из вредности возразила Настя. Я услышал шипение из динамика, шум проезжающих машин и плеск воды из потревоженных шинами луж.

— Ты же не водишь, — я зачем-то еще раз глянул на телефон. Как будто мог увидеть ее сосредоточенно-упрямую мордашку вместо фотки в платье. Куда ее понесло, тем более в такую погоду.

Этот февральский день оказался еще более мокрым, чем я себе воображал.

На повороте меня занесло, взвизгнули тормоза, и я услышал лишь обрывок фразы:

— …взяла каршеринг.

Вцепившись в руль, я на вдохе перевел взгляд с нашего последнего летнего воспоминания на дорогу. Увидел полосатую «бэху» и, почти ослепленный фарами, с трудом различил искаженное ужасом лицо и карикатурно приоткрытый рот.

Будь у меня еще одна секунда, я потратил бы ее на то, чтобы закатить глаза и привычно выдохнуть:

— Ну Насть.

Февраль — март 2023