Ну Насть (гет)

Сергей Елисеевич умер как положено, без задержек.

Дочка его надеялась, конечно, что дотянет до десятого числа, все-таки вся страна отдыхает, но он даже на работу всегда приходил вовремя, так что ожидать от Сергея Елисеевича запоздалой кончины было попросту легкомысленно. Хорошо, что ее дальновидный муж еще в декабре заказал и гроб, и венки, и место на кладбище купил, и даже в ЗАГСе договорился, чтобы свидетельство заранее выдали. Все равно ведь получать. А вам, дамы, на праздниках работы меньше. Вот вам коробочка.

Мама только завистливо вздыхала. Сразу видно — успешный бизнесмен, не создает экзистенциальные кризисы на ровном месте.

— Как ловко Володя решил вопрос, — шепнула она отцу. — Ты хоть представляешь, как трудно закопать человека на новогодних каникулах?

— Легче этого человека сжечь, — хихикнула сестра и огребла от матери подзатыльник.

— Впрочем, у них вся семья нормальная, повезло Аньке. Сергей Елисеич, святой человек, заранее их всех собрал, дату свою объявил, попрощались там же. И имущество сразу поделили. Без склок, судов и споров.

— Потому что неудобно при живом-то покойнике.

— Потому что головой думать надо, — прошипела мама, печально улыбнувшись тете Ане через всю гостиную, мол, скорбим вместе с тобой, дорогая. — Это ты даже родной жене не доверяешь. Хоть бы намекнул, когда готовиться. В этом десятилетии? К тридцатому году? А вдруг цены опять взлетят? Может, сейчас стоит потратиться…

— А вдруг я еще подрасту, — хохотнул он. — Обидно будет.

— Продадим гроб на Авито, тоже мне проблема. Ты зайди хоть раз, глянь, там этого добра! — она взмахнула руками, пытаясь изобразить огромную кучу хлама. — Многие еще в девяностые покупали, на вырост.

Мама почему-то была уверена, что переживет отца. Я не решался сеять в ее душе сомнения, а он только посмеивался, мол, еще куча лет, не волнуйся.

— Только не в мае, я тебя умоляю, — спохватилась мама, приложив руку к груди. — Вместо того чтобы на даче шашлыки уплетать, я буду тобой заниматься? Давай постараемся без этого.

— Милая, да ведь все еще тридцать раз поменяется, вдруг майские отменят. Или дача сгорит.

— Типун тебе на язык, — покраснела мама и зубами стащила канапе со шпажки. Я почти слышал тоненький ор кусочка сыра. Непонятно, что больше ее пугало: пожар в нашей загородной развалюхе или отмена заветных праздничных дней. — Да! — мама выхватила из сумочки телефон и, дожевав, затрещала: — У Сергея Елисеича, Маш! Расскажу тебе все при встрече! — Мы с сестрой скептически переглянулись. Обычно за этим обещанием следовал подробнейший пересказ событий, хорошенько приправленный мамиными домыслами. — С самого утра к ним поехали. Цветов понанесли, Маш!.. Потом на кладбище. Холодина там сегодня, Рождество, что ты хотела. Короче, не выходи, закажи доставку лучше. На кладбище наро-о-оду. Сергей Елисеич такой нарядный, глаз не отвести. Анькина подружка на заказ костюм шила, я тебе фотки пришлю. А как же, фотограф, с камерой, самый настоящий. Ты что, еще не видела? Ну в смысле занята?..

В дверь громко постучали.

Предусмотрительный дядя Володя отказался от звонка, потому что от него вся квартира вздрагивает.

— Откройте там кто-нибудь.

Я стоял ближе всех к двери, поэтому повернулся, вышел в коридор и открыл. На пороге маячила подружка моей сестры.

А вот и незнайки. Что-то поздновато сегодня.

Она решительно сунула мне под нос тонкую брошюрку и, хитро ухмыльнувшись, вкрадчиво спросила:

— Верите ли вы в бога нашего Незная?

— Представляете, как это круто — не знать, когда умрешь?

— Ну Насть. — Сестра, уплетавшая салат, сделала крохотную паузу, чтобы скорчить страдальческое лицо. Они дружили с первого класса, вместе сохли по одному парню, когда были в восьмом, и одалживали друг у друга футболки, но этот Настин заскок Юлька не поддерживала и не понимала.

Гости Сергея Елисеевича косились на нас как на прокаженных, кое-кто из мамаш даже взял детей на руки.

Незнаек обычно не выгоняли с похорон, по которым те охотно шастали со своей пропагандой, потому что в наше время вообще нельзя говорить, что тебе кто-то не нравится. Мигом обвинят в каком-нибудь незнаизме. Нужно аккуратно, выбирая слова, намекнуть, что идеи очень даже неплохи — может быть, даже чудо как хороши — но слегка, самую малость, не совпадают с твоим собственным мировоззрением. И в конце обязательно надо похвалить старания и напористость приверженцев этих идей.

Настя закинула в рот оливку и начала медленно жевать.

— Не наськай, — она указала на Юльку кончиком шпажки. — Ты на днюху к Косте собираешься? — Та живо покивала. Именно в него они одновременно влюбились когда-то. — Это ты зря, потому что ее не будет. Сучка Гребнева все-таки уломала Костика перепихнуться и, пока он спал, нашла в телефоне фотку с его датой. Придурок в клауде ее хранил, прикинь. Гребнева фотку в сеть слила. В результате у нее — плюс триста подписчиков и штраф за разглашение персональных данных, у Кости — испорченная днюха и истерика в исполнении его мамаши. Хорошо, что я еще в десятом классе отказалась от идеи выйти за него замуж.

Юлька присвистнула и взялась за мясную нарезку. Она всегда жрала и не толстела. Врала и не краснела. Списывала и не попадалась. И даже подруги у нее были симпатичные, хоть и одержимые Незнаем.

— На-а-астенька, — пропела мама, запихивая телефон в сумку и опускаясь на соседний стул. — Все еще считаешь, что предопределение — фикция? — заботливо поинтересовалась она, будто бы справлялась, не отросла ли у Настиного прадеда-фронтовика ампутированная нога.

— Все еще считаете, что нужно купить мужу гроб на вырост? — поддела та, подхватывая сползший с плеча ярко-желтый свитшот.

Мама пропустила хамство мимо ушей, потому что жажда вернуть Настю на путь истинный оказалось сильнее желания надрать ей уши.

— Настенька, милая, это ты сейчас думаешь, что в твоей жизни все будет по-другому, и что ты сама решаешь, как тебе жить. Но пора задуматься о будущем. Это же прекрасно — знать, на сколько лет надо планировать, иначе плавали бы мы все как дерьмо в проруби. Никакой определенности. Вот мы Юлечке уже место в частной клинике присмотрели, поработает пару лет, чисто для себя, а там и замуж пора. Сроки у нее скромные, к сожалению. — Я, пожалуй, впервые видел настолько укоризненный мамин взгляд, обращенный к сестре. — А я все-таки рассчитываю увидеть внуков.

— Ты им рассказала? — презрительно скривилась Настя, взглянув на Юльку.

— Они фанфажировали меня пятой плойкой⁽¹⁾! — не успев прожевать, попыталась объясниться сестра, потом сделала глоток лимонада и уже внятно закончила: — Вернее ее отсутствием в моей жизни.

— …закончишь свою ветеринарную академию, слезешь с родительской шеи и поймешь, что этим вашим Незнаем сыт не будешь, — продолжила мама, сбрасывая очередной звонок. — Я тоже думала, что времени полно. Оглянуться не успела, а уже больше половины нет как нет. Замуж выскочила рано, лучшие годы, Насть! Потом дети, то одно, то другое, Ваню в хорошую гимназию еле устроила, с Юлей потом попроще было. — Наверное, директриса поняла, что с этой безумной женщиной лучше не спорить. — Юля вообще первые полгода не спала, потом зубы, потом бесконечные сопли в саду, я как белка в колесе, а ему-то что, — мама махнула в папину сторону, — «я на работу», вот и весь ответ. И хоть бы платили нормально, а то ведь слезы, все сама…

— То ли дело дядя Володя, — вставил я, не успев вовремя прикусить язык. Мы с Юлькой, честно говоря, даже подозревали, что между ними что-то есть.

— А вот не грех бы у него поучиться, — всплеснула руками мама. — Анька горя не знает. Настюша, мотай на ус, кончай ерундой заниматься. Дата есть у всех. Просто ты ее еще не нашла. Вот найдешь — и мигом забудешь эти свои глупости, — воодушевленно закончила мама и, когда пауза затянулась, спросила: — Ну, что скажешь?

Это напомнило мне обучение в турагентстве, куда я пришел работать после универа в надежде на скидки для сотрудников. Родители утверждали, что в молодости надо успеть посмотреть мир. А то он с каждым годом становится все непригляднее.

Старший менеджер собрал тогда всех новеньких и сказал, что клиента, попавшего в наши руки, выпускать без путевки ни в коем случае нельзя. Надо выявить потребность, дать ему выбор без выбора и, воспользовавшись его растерянностью, подтолкнуть к завершению сделки.

«Вот спросил ты у него, один едете или с женой. Клиент тебе говорит, мол, один, и ты сразу соображаешь — ага, значит, санатории с детсадовским режимом отпадают. Отбираешь у него листовки со всякими семейными отелями и предлагаешь восемнадцать плюс. Тут обязательно нужно впарить нашу дополнительную услугу — «сосед на неделю», потому что мужиков по одному чаще всего не селят. — Кто-то громко заржал, наш инструктор закатил глаза и назидательно продолжил: — Важно помнить, что в эти минуты клиент уже размечтался, как будет телок на берегу жарить, поэтому, не теряя времени, задаете альтернативный вопрос: Турция или Египет? Все! Оставляете ему только два варианта. Мальдивы или Бали? Никаких шансов дать заднюю. Сжечь ему все мосты», — зловеще выдохнул он.

Моя мама в продажах никогда не работала, но Настю в угол загнала весьма профессионально. И даже закрытие сделки провела аккуратно. А я обычно стоял как дурак и блеял: «Оформляем?»

— Надо что-то сказать? — Настя лениво подцепила шпажкой вторую оливку, но есть не стала.

— Конечно.

— Я трахаюсь с вашим сыном.

— Я так и знала! — весело объявила Юлька, доедая колбасу с тарелки.

Я поерзал на стуле. Сама по себе новость не была для меня травмирующей, но таковой могла оказаться реакция маменьки. Потому что у нее был один-единственный сын. Я.

Хорошо все-таки знать, что умру я не сегодня.

Мою дату, сложенную из родинок на левой пятке, я превратил в изображение игральных кубиков. Мастер в тату-салоне аж присвистнул — ничего себе, в красивый день помрешь.

Даже жаль, что молодым.

Я взял с него обязательную бумажку о неразглашении и заковылял прочь. Надо было вообще не говорить, что означают эти цифры. Кроме меня, никто не мог их видеть. Иначе родители, пользуясь своим правом разглядывать младенца хоть сутками, всегда были бы в курсе. И у них появился бы дополнительный повод капать нам на мозги.

— Не начинай, — поморщился я, когда мама раскрыла рот.

Появление скорбящей тети Ани и ее мужа не позволило нашему семейному концерту состояться. Мама, разумеется, была уверена, что спать с незнайкой плохая идея. Вдруг крамольные мысли передаются половым путем.

— Тебя сюда не звали, — тихо сообщил дядя Володя, глядя на Настю сверху вниз. — Не надо мне тут создавать ощущение, что я неправильно живу.

Его помощник навис над ней. Она швырнула шпажку на тарелку, опустошенную Юлькой, и встала на ноги.

— Анна Сергеевна, ну а вы-то когда? — хихикнула Настя, прежде чем ее вытолкали в коридор. — Когда на похоронах снова погуляем?

Спустя пару минут наши с Юлькой айфоны хором мигнули.

«Меня выгнали с похорон Сергея Реутова, потому что его родственники отрицают существование Незная», — написала Настя в чириттере и за пятнадцать секунд собрала три десятка лайков.

Что ж, вот и предусмотрительный бизнесмен дядя Володя совершил ошибку.

«Да что эта малолетняя шалава может мне сделать», — услышал я краем уха его бурчание, адресованное жене, а сам схватил куртку и выскочил из квартиры.

Ткнул кнопку, ворота медленно открылись, выпуская меня за пределы охраняемой территории. Настя все еще подпирала высокий глухой забор с той стороны.

— Не так, да, надо было сообщать семье, что мы встречаемся? — безмятежно уточнила она, когда я подошел и достал сигареты.

— Я думал, Юлька ревновать будет… либо тебя ко мне, либо меня к тебе… а раз она нормально… — я пожал плечами, выуживая из кармана ключи. — Погнали отсюда, пожрем нормально. Надоели эти оливки.

1) Sony PlayStation 5

Вернуться к тексту

Настя снимала комнату на Щелчке.

Квартира, в которой она находилась, была огромная, а сама комната крохотная. Примерно как малюсенькая коробочка в прошлогоднем подарочном пакете. Про упаковку обычно вспоминаешь в последний момент и приходится брать первую попавшуюся. Мне часто возвращают мои же пакеты.

В прихожей мы разулись, я, как обычно, чуть не задел макушкой пыльную люстру и дальше по коридору продвигался, будто меня поразил приступ радикулита.

В ближайшей к выходу комнате орал телевизор, в следующей — ребенок, а в той, что за ней — пылесос. Однажды я спросил у Насти, почему она обитает здесь, можно же найти место поприличнее, а она ответила, что незнайки, когда речь заходит об аренде квартиры, находятся в черном списке вместе с маленькими детьми и животными.

— Как твои многодетные соседи? — шепнул я, кивая на комнату с голосящим ребенком.

— Стали еще более многодетными, — прыснула Настька. — Я со счета сбилась. То ли предыдущий еще не вырос, то ли нового сделали. Какая-то киндер-пирамида. Как только пособие на трехлетку заканчивается, они возвращаются к первому пункту своего бизнес-плана по приобретению собственной жилплощади — рожают еще. Говорят, после десятого государство сдается и перекрывает детопровод то ли деньгами, то ли квартирой. Ну, поглядим, мне даже интересно, что из этого выйдет.

— А если у мужа дата близко, то вообще беспроигрышный вариант. Потеря кормильца и все такое, — добавил я, прикрывая за собой дверь самой крайней комнаты, Настиной.

— Он скорее обжорец, — поправила она, вынимая из бумажного пакета бургеры и коробку с какими-то пророщенными бобами.

По дороге мы заскочили в «Депо», взяли еды, но там садиться не стали; слишком большое количество людей в образе успешной молодой женщины: бокал мартини в руке и отрешенный взгляд, полный томления.

— Будешь? — я поднял бургер повыше, чтобы Настя видела. Она помотала головой:

— Не. Хочу сдохнуть красивой. Вдруг у меня впереди еще много-много лет, а я уже сейчас разжирею. Будет обидно.

— Признайся, иногда хочется знать, сколько тебе отпущено, — поддел я, прицеливаясь, где сделать укус, чтобы из бургера ничего не вывалилось.

— Хватит ловить меня на слове, — поморщилась Настя, копаясь палочками в коробке. — Во всяком случае, я смотрю по сторонам, когда перехожу дорогу. Не хочу провести семьдесят шесть лет в виде овоща, как Милка Ченгаева.

Уверенная в собственной неуязвимости, пока не наступил тот-самый-день, Милка ходила по улицам, уткнувшись в телефон. И однажды встретилась с таким же уверенным в себе водителем.

Вместе с позвоночником сломалась ее длинная жизнь.

Мама в тот день позвонила своей подруге Маше, и они до вечера обсуждали, что Милку сглазили. Вот почему нельзя сообщать никому свою дату. Светка, Милкина мамаша, просто дура, что всем ее хвастливо растрепала. И вот результат.

— На-асть, — протянул громила Бобби, появляясь на пороге и заполняя собою весь дверной проем. На самом деле звали его Боря, но он терпеть не мог свое имя. — Дай ту книжку, помнишь, ты мне обещала? Про сатану, который к нам сюда приперся…

— Ага, прям к нам, сюда, — скептически хмыкнула она, подскакивая и подходя к полкам. — Нет, дорогой, к нам сюда даже свита сатаны не попрется. Они, как все умные люди, Патрики предпочитают.

Бобби нахмурился и промямлил, покосившись на меня:

— Хороший район у нас. По телеку сказали, полугодников стало намного меньше шастать.

— По телеку еще говорят, как правильно какать, — заметил я, и Настя ухмыльнулась, обернувшись на секунду. — Выборы скоро, Бобби, так что в ближайшие пару недель по телеку будут сообщать только хорошие новости.

— Но это же круто, — искренне обрадовался тот и взял протянутую книгу. — Люблю фантастику.

Я так и не понял, что он имел в виду под «фантастикой» — хорошие новости или роман.

— Как получилось, что он заинтересовался Булгаковым? — спросил я, когда Бобби вышел и, судя по звуку вновь заработавшего пылесоса, вернулся к уборке.

Настя облизала кончик указательного пальца, покончив со своими ростками, и стянула с себя свитшот. Я торопливо запихал в рот остатки бургера и вытер руки о валявшееся прямо тут, на стуле, полотенце.

Сексом мы начали заниматься, когда я еще в универе учился, а Настя с Юлькой одиннадцатый класс заканчивали. Наська уже тогда бегала по квартирам с этими брошюрками про Незная, вместо того чтобы готовиться к ЕГЭ. Сдали они с Юлькой примерно одинаково, и мама потом всю плешь отцу проела, что вот, угрохали столько денег на репетиторов, а результат получился все равно как у незнайки.

Настя в очередной раз осталась у сестры ночевать, мы столкнулись на кухне, там же и потрахались. Еще пару недель после этого я смотрел на обеденный стол — и у меня вставал. Мне давно нравились ее длинные темные волосы, и вздернутый нос, и родинка у подбородка, а ей…

«Всегда хотела старшего брата».

Умеет она придавать двусмысленность любой фразе.

Мы зажимали друг другу рты рваными короткими поцелуями, Настя крепко держалась за меня, скрестив прямые руки на моей шее, а я рассчитывал, что никому из домашних не приспичит пожрать в три ночи, что постукивание и скрип стола никто в соседних комнатах не услышит, и что Юлька не хватится подружки.

Словом, получилось неловко, быстро, но смачно. Ярко. Как сто двадцать по ночному проспекту.

«Тебе восемнадцать-то есть?» — передразнив мой голос, спросила Настя, и я засмеялся как дебил малолетний.

Именно этот вопрос я задал в клубе, где отмечали ее совершеннолетие. Мы целовались, слегка опьяневшие, захотелось закрыться с ней в туалете или вытащить на парковку, и это желание — перепихнуться с подругой младшей сестры — мигом распугало все умные мысли.

«Я растерялся. Ты же, чуть что не так, сразу в чириттер строчишь. Не хотелось стать героем поста «Брат моей лучшей подруги трахает малолеток».

«А стать героем поста «У брата моей лучшей подруги шестнадцать сантиметров» ты, значит, не боишься?»

«Семнадцать, вообще-то, — машинально поправил я, понял, что попался, и фыркнул: — Ну Насть».

Ее блог так и назывался.

В эту самую минуту, стоя в одном белье, она сделала фотку пустой коробки из-под еды и отправила туда пост с заголовком: «За что уплочено, то должно быть проглочено».

Это «уплочено» напомнило мне кое о чем.

— …и почему он считает, что это фантастика? Потому что там коты разговаривают?

— Нет. Потому что там сказано, что люди внезапно смертны.

Вчера, пока я вез маму на прием к врачу, она успела позвонить пяти своим знакомым и каждому рассказывала одну и ту же новость: несколько крупных клиентов больше не хотят иметь никаких дел с дядей Володей по причине его возмутительной нетерпимости к религиозным меньшинствам.

— …Мариночка, ты щас умрешь. Володьку Антипова знаешь? Ну! Анькин муж, фирма у него, что-то там с дрелями связанное. Миллионами ворочает. Ага. Ага. Он, как оказалось, терпеть не может незнаек, представляешь? Да вот, прямо на Рождество выяснилось…

Остановившись на светофоре, я порылся в телефоне и нашел в чириттере ту самую Настину запись. Количество репостов уже перевалило за полмиллиона.

— Танюш, держись там за что-нибудь, — скомандовала тем временем мама. — Володька Анькин незнайку с похорон тестя выгнал, прямо за руку вывел, я сама видела, вот этими вот глазами. Такой скандал получился. С ним теперь даже контора Васи Дрелькина контракт разорвала…

Я припарковался, и, пока мы шли ко входу в клинику, она набрала третий номер:

— Тома… — и разочарованно протянула: — А-а, ты уже знаешь. За волосы девчонку выволокли на улицу! Мой Ванька побежал этих извергов от нее оттаскивать. Оттащил, конечно, раз она в блог сумела настрочить, он же у меня на борьбу двенадцать лет ходил, столько сил и денег вложили, Тома-а.

Внутри мы напялили бахилы, поднялись на второй этаж и прошли до конца коридора.

— …почти банкрот, Оль! А нечего было свою ксенофобию выпячивать. Кто так делает? А я-то думала, он умный. Даже на юбилей акционера его собственной фирмы не позвали. Бедная Анечка, не уверена, что она сможет обойтись без горничной…

Я впихнул маму в кабинет терапевта и облегченно выдохнул. Надеюсь, Александр Павлович сможет отнять у нее трубку.

Все говорят, мол, проводите больше времени с родными; кто знает, что за дату они от вас скрывают. А я считаю, что залог хороших отношений с родителями — квартиры в разных концах города.

Я снова полез в телефон и открыл блоги.

Сообщество анонимных декабристов в очередной раз опустело. Зато в январском активно обсуждали цены на мужские костюмы и скидки в бюро ритуальных услуг по карте москвича. Кто-то сетовал на зажравшихся нотариусов, кто-то пытался пристроить кошку, которой предстояло осиротеть. Вместо вчерашних ста двенадцати тысяч в группе осталось сто семь. Администрация настоятельно рекомендовала удалять профиль накануне своей даты, чтобы не плодить мертвые страницы.

В закрытой группе полугодников снова искали добровольцев для участия в ограблении ювелирки.

Последние месяцы жизни все проматывали по-разному. Некоторые спохватывались, что ничегошеньки не успели, и пытались наверстать упущенное: кто-то бросал работу навсегда, кто-то начинал жрать сладкое, жирное и мучное, кто-то уезжал из страны, чтобы умереть на берегу океана, а не в раздолбанной однушке. Однако после того, как несколько лет назад модный спикер Павел Угодник презентовал свою новую книгу «Успешный успех» и призвал всех задуматься о будущем, даже если оно не наступит, многие посчитали его совет прорывом.

Сам до этого никто почему-то не допер. Только выложив немалую сумму за премиум-издание «Успеха», люди начали искать способы обеспечить свою семью, прежде чем свалить из этого мира.

Последователи Павла стали называть себя полугодниками, и всех их объединяло лишь одно — им нечего было терять.

Информация о датах окончания жизни утекала из надежных источников точно так же, как любая другая. Тех, кому оставалось жить всего-ничего, находили в блогах, приглашали принять участие в рискованном мероприятии и обещали хорошо заплатить.

Я смахнул вкладку влево.

У меня и семьи-то нет. Какой смысл ее заводить.

«Хотите жить на Патриарших? — нагло поинтересовалась контекстная реклама, подслушав наш с Настей недавний разговор. — Квартиры в клубном доме в ипотеку с солидной скидкой».

Я был польщен идеей, что могу позволить себе квартиру в том районе, и вдруг ярко представил, как банк ржет над моей ипотечной заявкой. «Вы только гляньте, он собрался брать пентхаус с террасой под девяносто девять и шесть процентов годовых!»

Ниже ставку при моем сроке ни за что не одобрят.

Любой желающий получить кредит должен был предоставить справку из Первой медицинской компании с указанием даты окончания жизни. Именно по этой причине мы с мамой оказались здесь сегодня.

Она выпорхнула из кабинета терапевта и мечтательно заявила, что следующую зиму точно проведет у моря, а не в сером, как мякиш дешевого хлеба, городе. Я хотел посоветовать им с папой вернуться до середины февраля, но вовремя прикусил язык. Сына зарыть они всегда успеют, а хороший отдых случается не так уж и часто.

Хотя Юлька наверняка посоветует меня сжечь.

Звякнул мамин телефон, она с готовностью поднесла его к уху. Я узнал Машин голос. Мама открыла рот, чтобы ответить, но не смогла выдавить из себя ни звука.

Я струхнул. На моей памяти она теряла дар речи лишь дважды: когда я заявил, что бросаю универ, и когда племянник тети Тамары, научившись считать до трех, вслух прочел цифры на своей пухлой ручонке.

Мы остановились в холле. Мимо пронеслась медсестра в халате. На ресепшн, не смолкая, звонили все телефоны разом. Мама схватила меня за рукав и, восторженно ужаснувшись, прошептала:

— Кто-то взломал базу Первой медицинской компании и слил данные в сеть.

Люди кинулись искать друг друга.

Теперь я понимал, что имели в виду родители, когда говорили, что с каждым годом, с каждым месяцем мир становится уродливее.

Все как с ума посходили.

Мигом, как это обычно бывает, появились проныры, которые за скромное вознаграждение брались скрыть слитую информацию от посторонних глаз. Дядя Володя одним из первых наших знакомых заказал такую услугу для всей своей семьи.

Другие проныры брали на себя особо сложные случаи — искали данные о человеке без отчества или о ком-то с очень популярным именем. Моих полных тезок, например, в списках нашлось больше пяти тысяч.

В новостях сообщали об увеличении бюджета Министерства информационной безопасности и обещали переловить и пересажать всех этих хакеров иностранных. Как всегда своевременно.

Мама разобиделась на отца и две недели с ним не разговаривала, потому что он собирался пережить ее на целых четыре года.

Сестра гордилась своей находчивостью: и пятая плойка при ней, и дату маменька все равно откопала бы. За деньги или сама.

Настю я почти не видел. Незнайки вышли на улицы. Они собирались на площадях, совали в руки прохожим листовки и призывали уважать право людей на личные тайны. В конце августа я приехал на Пушкинскую, чтобы забрать ее. Мы договаривались посидеть где-нибудь, а потом ко мне. Пока у нее не начался семестр. Тогда времени совсем не останется.

Издалека я увидел ее в легком летнем платье вместо привычных джинсов и свитшота — и вдруг, как будто прошел через водопад Озарения, осознал, что больше ее в таком виде не застану. Уже послезавтра обещали понижение температуры до сентябрьских плюс четырех.

Я снял темные очки и помахал ей.

Настя шустро сунула стопку листовок кому-то из незнаек, которые шатались тут же, и поспешила ко мне.

— Привет, Кузнецов, — выдохнула она, с разбегу поднимаясь на носочки, обнимая меня и подставляя губы под поцелуй. — Я уже думала, ты не приедешь, надоело тут торчать.

Ее длинные волосы пахли ветром и совсем чуть-чуть духами. Я обнял ее за поясницу и прижал к себе. Почему нельзя забрать этот запах с собой.

— Уже чуть меньше веришь в Незная? — поддел я с улыбкой, касаясь губами кончика Настиного носа. — Взялась за ум? — я изобразил из себя одного из тех взрослых, которые настаивали, что когда-нибудь это всенепременно случится.

— Да ну тебя. После того моего поста, ну, про родственников Реутова, все стали слишком приторными. Куда ни придешь, везде встречают с улыбкой и кивают, мол, да-да, зачем знать эту дату, ты права, верим в Незная, возьми еще пирожок, помяни покойника. А на самом деле, все остаются при своем мнении.

— Люди охотно переобуваются, только когда им это выгодно. Или когда это становится модным. Погоди, скоро все режиссеры и разработчики игр начнут делать одного из главных героев незнайкой, вот увидишь. Даже если фильм будет снят по мотивам книги дяди Володи.

Мы шли по аллее к машине, Настя на ходу поправила поясок платья и тихо сообщила:

— Я на работу устроилась.

— На работу? Ты не говорила, что собиралась.

— Да это спонтанно получилось, — она состроила забавную рожицу. — Цены на недвижку постоянно растут, папа говорит, надо сейчас брать, пока они могут помочь с первоначальным взносом. Меня тревожит, что раньше он этих разговоров не заводил. Вдруг это связано с тем, что он разузнал мамину дату? И она какая-то плохая. Когда уже люди поймут, что лучше не знать? Изменить все равно ничего нельзя, но они начинают перекраивать свои планы, делать какие-то глупые вещи, которых, может, в жизни не совершили бы. Может, им и не положено было их совершить. Еще эта справка из Первой медицинской, высру я им ее, что ли…

— Так ты правда считаешь, что у тебя нет даты? — осторожно спросил я, усаживаясь за руль и кивком напоминая Насте пристегнуться. — Я думал, это имидж такой. Незнаечный.

Она посмотрела на меня укоризненно. Типа «заткнись, Кузнецов». Мне нравился этот ее взгляд. Я примирительно улыбнулся и сменил тему:

— Ну, и как там на работе?

— Да как обычно, — хихикнула Наська, — хотят знать, кем я вижу себя через пять лет, и почему хочу убирать именно их туалет.

— Они еще будут заставлять тебя развиваться, — пригрозил я, втайне надеясь, что она передумает тратить свое время впустую. — Пройти курс «Лучшие чистящие средства для унитазов» и написать план, как ты предполагаешь расти до руководителя клининговой службы ветеринарки.

— Да мне просто деньги нужны. И туда удобно добираться. Эта клиника аккурат на полпути от Щелчка до дома.

— Не вздумай ляпнуть им правду. Работодатель должен быть уверен, что ты искренне обожаешь наводить порядок.

— И животных, — полувопросительно добавила Настя.

— В последнюю очередь, — хмыкнул я, перестраиваясь в соседний ряд.

Дома я полез в холодильник за остатками мяса и, пока оно разогревалось, налил нам выпить.

— Помочь? — помыв руки, Настя заглянула ко мне.

Когда мы трое — я, Настя и стол — оказываемся на кухне, все заканчивается примерно одинаково.

Я отставил свой стакан и не стал отдавать бокал ей.

— Ага. — Потискав ее, я попытался стащить с нее платье, но из-за пояса ничего не вышло. Я плюнул и просто задрал подол. — Отвезти тебя завтра в Первую медицинскую? Можем даже сейчас поискать дату, чтобы облегчить врачу задачу, — в шутку выдохнул я, забираясь рукой в Настины трусы, — где-нибудь здесь.

— Там ее нет. Я в школе кучу раз там искала. — Мы заржали как дебилы. — …Пока думала о тебе.

С каждым таким признанием я все больше убеждался, что незнайки в чем-то правы. Или мама была права в том, что крамольные мысли передаются половым путем.

Нахуй эту издевательскую осведомленность. Нахуй расписанную по минутам жизнь. Как плевок в лицо.

Строил бы сейчас планы, как женюсь на девочке, влюбленной в меня со школы, а не вот это все.

В кармане дрогнул телефон, от плиты потянуло горелым, но я не стал прерываться. Кому нужно это мясо. Не его запах я буду вспоминать в тот сырой февральский день.

Я был почему-то уверен, что день будет сырой.

— Тебя кто-то очень хочет, — заметила Настя спустя сколько-то минут, пытаясь отскрести от сковороды еду и разложить по тарелкам.

Телефон вибрировал без остановки, с каждым разом все требовательнее. Я глянул на номер.

— С работы. Потом перезвоню.

— Кузнецов, скажи мне знаешь что… — протянула она, усаживаясь напротив меня. — Юлька утверждает, что ее сводят с каким-то сорокалетним карликом. Это же шутка такая? Она кринжует?

— Это мама наша кринжует, — прожевав первый кусок, ответил я. — С подачи подружки своей. Он какой-то знакомый Антиповых, бизнес, дрели, квартира на Пресне, полный набор, ну, ты поняла. Похож на обезьяну, ниже Юльки на голову, но Маша рылась в этой слитой базе и узнала, что…

— Дай угадаю. Этому не очень привлекательному Крезу жить осталось всего-ничего? Какая гадость, — она решительно отодвинула тарелку, будто мигом потеряла аппетит.

Я не стал уточнять, что из этого гадость — рыться в базе или подкладывать дочь под доходягу. Или все вместе.

Настя быстро написала сообщение в телеге — я все чаще ловил себя на мысли, что часами могу наблюдать, как ее тонкие пальцы перебирают буквы на экране. Телега мигом заголосила.

— Чего? — грубо спросила Настя. — Да, только узнала, — она закатила глаза, — я думала, ты шутишь, Юль. Нет, я не видела посты в твоем блоге. — Сестра быстро затараторила в ответ. — Ну, я даже Ваню не читаю, а ведь с ним я сплю. Хорошо, не буду напоминать, — мстительно протянула Настя. — Люблю тебя, дура, не пропадай.

На следующий день я привез ее в клинику, посадил около нужного кабинета, швырнул на соседнее кресло ключи с телефоном и отошел в туалет. Настя сказала, что, если дату найдут, она возьмет справку с закрытыми глазами, сунет в сумку и точно так же, не глядя, распрощается с ней в банке.

«А если не найдут?» — поддел я, хотя знал, что это невозможно. Только если она не какой-то неизученный феномен.

«Ты же сам сказал, что за деньги найдут даже моего пропавшего в Великую Отечественную деда».

Когда я вернулся, Настя уже была в кабинете. Я сунул ключи в карман, а сам проверил телефон. Шесть пропущенных с одного и того же номера.

Рассматривая стерильно белую дверь прямо передо мной, я впервые задумался над тем, чтобы перезвонить. А потом забрать Настю оттуда, не подвергая ее соблазну прочесть справку. Я представлял, как это сложно — не знать, когда умрешь, и не хотеть знать.

Через полчаса она вышла сама.

— Ну?

Мне это напомнило сцену из фильмов, где парень встречает свою девушку из кабинета гинеколога, и та объявляет, что им теперь нужен дом побольше.

— Ладно, чего уж там, я предполагала, что никакая я не особенная, — кокетливо улыбнувшись, пожала плечами Настя. — Но ведь я правда не могла увидеть свою дату, потому что она за ухом.

— Ты всегда вздрагиваешь, когда я тебя туда целую. Совпадение?

Она запихала папку с документом поглубже в сумку и показала мне кончик языка. Они с Юлькой в детстве делали какую-нибудь пакость и пытались повесить на меня с точно такими же лицами.

— Александр Павлович сказал, что объектив фотокамеры не может ее зафиксировать. Зато я теперь поняла, почему Костик хранил ту фотку в клауде. Это не фотка была, а эскиз татуировки. — Она глянула на меня и перестала улыбаться. — Юлька говорила, ты тоже такую делал, ну, с датой. Многие так делают.

Что-то в ее словах насторожило меня.

— Делал, — сухо подтвердил я.

Похоже, Настя ждала откровения, но… было бы чем хвастаться.

Потом. Ближе к делу.

До банка мы доехали, перекинувшись всего парой слов.

В очереди перед нами был один человек, в кресле у стола менеджера сидел обильно потеющий мужичок.

— …мне бы… главное, не больше, чем на шестнадцать лет. И процент бы… чтобы не очень грабительский. Это же не слишком маленький срок у меня?

— На больший срок, чем в справке, все равно не дадут, — равнодушно бросила девочка в форменном галстуке. — Так что не волнуйтесь. Если по доходу пройдете, одобрят.

— Ипотека ровно на всю жизнь. Вот это удача, — скептически пробормотал наш усатый сосед, оторвавшись от планшета.

— Надо было липовую справку купить, — прошептала Настя, нервно покачивая ногой. — А так придется объяснять этой дуре, почему я не знаю свою дату.

— После истории с Антиповым она должна тебя бояться, а не ты ее, — я обнял Настю за плечи, задушив в себе очередной порыв перезвонить тому настойчивому абоненту. — Пригрози ей оставить отзыв на Банки.фу.

Она неожиданно прижалась ко мне, как испуганный зверек, и, опасливо поглядывая в сторону небольшого экрана, где только что высветился номер нашего усатого соседа, прошептала:

— Ваня, а где ты работаешь?

Она всегда звала меня Кузнецов.

С окончанием лета ее и без того едва заметные веснушки начали пропадать — одна за одной, будто отсчитывая дни в обратном порядке.

Я по глазам прочел, что она успела пробить в интернете номер, с которого мне звонили шесть раз.

Своими тонкими ловкими пальцами.

— Да неважно. Я все равно собираюсь увольняться.

— Я слышала, дату можно изменить.

— Да как, Насть? — лениво произнес я, наверное, в десятый раз за последние месяцы. — Конторы, которые запирают человека в абсолютно безопасном месте в день его смерти или обещают продлить жизнь, удалив или прибавив пару родинок в его дате, — шарлатаны. Сколько таких случаев описано в блогах? Тысячи. А если и есть способ, то мне он точно не по карману.

С тех пор, как Наська узнала, что я полугодник, она то упрекала меня в скрытности, то строго наказывала мне не браться ни за какие дела, чтобы помочь ей с квартирой. Это было так трогательно, что хотелось тут же поступить наоборот.

«Почему ты мне не сказал?» — прошептала она, когда мы вышли из отделения банка.

«Ты же не хочешь знать, — невозмутимо напомнил я, крепко сжимая ее руку, пока мы шли на другую сторону улицы, к машине. — И всех призываешь не искать свои даты».

«Твою — хочу», — выдохнула она, останавливаясь посреди тротуара. Прохожие толкали нас со всех сторон, Настя быстро вытерла крупные слезы.

«Это вроде как… признание в любви?» — я попытался сгладить углы. И узнать, что она об этом думает.

Она смотрелась растерянной, будто сама не понимала, что с ней творится, а сейчас вдруг поняла. Как тяжеленным мешком с навозом по голове получила. Почему-то мешки с навозом считались самыми тяжелыми из всех мешков.

Ипотеку ей не дали, кстати.

Я спросил, почему, Настя пробормотала что-то насчет низкого дохода. Мол, я же только устроилась. Хотя в тот момент ее, кажется, мало волновали кредиты и квартиры.

— Но ведь хуже не будет, — она села на кровати, голая и с красной отметиной на лбу после сна. Такая трогательная в своей решимости.

— Ты сама несколько лет стучалась во все двери и убеждала людей, обитающих за ними, что лучше не знать, не искать и не подстраиваться. Жить как живется.

— У меня не было плана на тот случай, если мой парень соберется свалить в двадцать четыре, — огрызнулась Настя.

Классическая уверенность в том, что уж с ней-то такое никогда не случится.

— Может, поженимся? Ты быстро овдовеешь. Знаешь, это привлекает мужчин. Наравне с «сытным домашним ужином» и «легкой недосказанностью в одежде», по версии «Космополитан».

Она со всей дури шлепнула меня по бедру:

— Ты придурок, Кузнецов.

Я схватил ее в охапку и повалил обратно на кровать:

— Нечего было совать нос в мой телефон. Или ты думала, мне любовница наяривает?

— Я знаю! — выпалила Настя шепотом. — Надо было не совать. Если так рассуждать, надо было в первом классе отсесть от Юльки к Наташке Овдеевой, не общаться с ней, не приходить к вам домой, не западать на тебя, не писать тебе сотню не отправленных сообщений, не смотреть, как ты сосешься с этой жопастой Вероникой с твоей параллели, и не трахаться с тобой, пока все спят.

— Думаешь, такие, как я, не имеют право даже на свой куцый кусок нормальной жизни? — перебил я, а Настя продолжила:

— Но я так, блядь, рада, что села тогда с Юлькой и ее дурацкими бантами.

— Я тоже.

На пары она не пошла. К вечеру у нас закончились презервативы, а комнату заволокло табачным дымом, таким же плотным, как поток машин за окном.

Я смотался в аптеку, Настя, пока я ходил, вывалила содержимое своей сумки на пол и теперь азартно копалась в нем.

— У тебя в академии не будет проблем? — тихо спросил я, усаживаясь рядом. — Ты хоть раз была там после сессии?

— Не-а, у меня работа. Хочу к весне пристроить всех бродячих собак, которых мы приютили за зиму. — У нее оставалась целая неделя до начала марта. Успеет. — Выброси вот это, пожалуйста, — она собрала обеими руками кучу бумажек типа чеков с проездными и протянула мне.

Я поперся на кухню и, услышав шаги за спиной, понял, что попался.

— Давай снимем видео? — она включила камеру и поставила телефон, прислонив к микроволновке.

— Только если оно не попадет в блог, — я снял футболку.

— Это для меня. Я сто лет в блоги не писала. Хочу запомнить твои веснушки.

Да у меня их нет почти.

— Я все равно не смогу проверить, да? — через силу ухмыльнулся я, прежде чем поцеловать ее.

На следующий день Настя ушла в ветеринарку, а я включил этот получасовой ролик и посмотрел его ровно двадцать раз. Лежа на одном месте. Только передернул ближе к обеду. От мастурбации в моем возрасте сложно откинуться.

Я так и хотел — оставаться дома. На всякий случай не лезть на рожон. Всегда в душе тлеет надежда, где-то очень-очень глубоко внутри, что ты проглядел крохотную родинку, а значит, переживешь предстоящую ночь.

Я посмотрел на собственные руки. Они подрагивали.

Может, записку написать? Рискуя запнуться о порог, упасть и размозжить голову об угол комода.

Ерунда какая-то.

Я вообще не планировал с кем-то прощаться. Только Насте шепнул с утра, что люблю ее. Но я всегда так делал.

В доме не нашлось ни единого листка бумаги. У меня и принтера-то нет.

Я вспомнил, что позавчера Настя просила выбросить какие-то чеки.

Пошел на кухню и вытянул самый большой на вид.

Чек оказался половинкой А4. Его явно складывали в спешке, пополам, неровно, потом вчетверо, получился неаккуратный треугольник с торчащими краями.

Я машинально прочел текст.

…Анастасия… две тысячи третий год рождения…

Дата окончания жизни. Красивая. Как у меня.

Печать Александра Павловича.

Да как такое может быть. Вот дуреха, почему она мне не сказала?

А ты почему ей не сказал, придурок Кузнецов?

Я скомкал справку, наспех оделся и выскочил к лифтам, не закрыв квартиру. Внизу промчался мимо почтовых ящиков и кинулся на парковку.

Выезжая на шоссе, глянул на часы. Без двадцати десять.

Похоже, мы с ней все-таки созданы друг для друга.

Телефон зажужжал. Я почуял, как губы расползаются в самой тупой улыбке на свете. И самой неуместной.

— Ваня, твоя страница пропала из блогов, — я едва узнал ее осипший голос. Плакала она, что ли.

— Это я ее удалил, — признался я. Так админы рекомендовали. — Погоди, откуда ты знаешь? Ты же меня не читаешь.

Настя притихла ровно на три секунды.

— У нас с тобой есть одна общая группа.

И тут до меня дошло.

— Ты же говорила, что не собираешься заглядывать в справку.

— Я и не смотрела, — по-детски жалобно сказала она. — Я все поняла, когда мою заявку завернули. Доход тут ни при чем, просто максимальный срок выходил совсем малюсенький. Меньше года. Да и нафига мне эта ипотека теперь. Но я все равно забрала документы, не глядя. Плохая из меня незнайка, руки чесались хотя бы месяц узнать. В общем, я решила выбросить бумажку у тебя и забыть про нее.

— Мне пришлось покопаться в мусоре, — как можно более непринужденно сообщил я. — И ты молчала? Знала и молчала? Хоть бы намекнула.

Вот паразитка, беззлобно сказал бы наш с Юлькой батя. А ведь могли бы бояться вместе.

— Ну, я бросила учебу, — нервно хихикнула Наська.

— Как тебе идея умереть в один день? — я погладил экран телефона пальцами. Вдруг она тоже касается его сейчас.

— Это пиздец как романтично, Кузнецов.

День заканчивался.

— Жди меня у клиники, я сейчас приеду. — Я проскочил на красный, оставив позади ругань водилы и возмущенный гудок.

— Это я приеду, — из вредности возразила Настя. Я услышал шипение из динамика, шум проезжающих машин и плеск воды из потревоженных шинами луж.

— Ты же не водишь, — я зачем-то еще раз глянул на телефон. Как будто мог увидеть ее сосредоточенно-упрямую мордашку вместо фотки в платье. Куда ее понесло, тем более в такую погоду.

Этот февральский день оказался еще более мокрым, чем я себе воображал.

На повороте меня занесло, взвизгнули тормоза, и я услышал лишь обрывок фразы:

— …взяла каршеринг.

Вцепившись в руль, я на вдохе перевел взгляд с нашего последнего летнего воспоминания на дорогу. Увидел полосатую «бэху» и, почти ослепленный фарами, с трудом различил искаженное ужасом лицо и карикатурно приоткрытый рот.

Будь у меня еще одна секунда, я потратил бы ее на то, чтобы закатить глаза и привычно выдохнуть:

— Ну Насть.

Февраль — март 2023