Сага Огня и Льда: Хроники Хориниса (гет)

Выручай-комната превратилась в алхимическую лабораторию и святилище запретных знаний. Воздух был густым от запаха кипящих зелий, сушеных трав и старого пергамента. На полу мелом были начерчены сложные рунические круги, а на досках алели схемы пространственных разрывов, перечеркнутые и исправленные десятки раз. Гермиона не спала уже почти двое суток, ее разум, подстегиваемый крепчайшим зельем бодрости и отчаянной надеждой, работал на пределе человеческих возможностей.

Она нашла это. Путь. Формула возвращения, начертанная на полях древнего гримуара. Ритуал «Разрыва Завесы». И цена этого пути была чудовищной — девяностопроцентная вероятность неминуемой и мучительной гибели.

Рон, бледный и осунувшийся, стоял рядом, глядя то на исписанные страницы, то на одержимое лицо своей подруги.

— Гермиона, нет, — повторил он, его голос был хриплым от волнения. — Ты же читала. «Вероятность расщепления на атомы». Это не шанс, это смертный приговор! Мы найдем другой способ. Должен быть другой способ!

Гермиона медленно подняла на него глаза. В их глубине не было страха, лишь ледяная, пугающая решимость.

— Другого способа нет, Рон, — ответила она тихо, но ее слова звучали как гранит. — Мы перерыли все. Этот ритуал — единственная ниточка, ведущая к нему. Единственная. И если есть хотя бы один шанс из десяти, я должна им воспользоваться.

— А если не получится? — почти крикнул он. — Что тогда? Ты просто исчезнешь, как и он! И мы потеряем вас обоих!

— Тогда я хотя бы буду знать, что пыталась, — ее взгляд смягчился на долю секунды. — Рон, пойми. Я не могу просто сидеть здесь и ждать. Я не могу жить в мире, зная, что он там, один, в месте, которое Волдеморт назвал «тюрьмой». Я не могу есть, не могу спать, не могу дышать, думая об этом. Каждый удар моего сердца отзывается мыслью о нем. Если я не сделаю этого, я все равно умру. Только медленно, изнутри.

Рон смотрел на нее и видел не свою подругу-всезнайку, а кого-то другого. Женщину, готовую шагнуть в огонь ради любви, настолько сильной, что она граничила с безумием. Он хотел возразить, кричать, умолять, но понимал, что слова бессильны. Ее решение было принято не разумом, а сердцем, и против этого у него не было аргументов.

Но у других они нашлись.

Новость о планах Гермионы распространилась по замку быстрее лесного пожара. Неизвестно, проболтался ли Рон в отчаянии, или кто-то из слизеринцев счел нужным доложить по инстанции. На следующий день, когда Гермиона занималась последними приготовлениями, варя зелья и зачаровывая одежду, дверь Выручай-комнаты открылась, и на пороге появились Альбус Дамблдор и Минерва МакГонагалл.

Директор выглядел старше и усталее, чем когда-либо. Его обычная искра в глазах погасла, сменившись глубокой скорбью. Лицо профессора МакГонагалл было строгим, но ее губы дрожали.

— Мисс Грейнджер, — начала она своим строгим профессорским тоном, но голос ее предательски дрогнул. — Нам стало известно о ваших… намерениях. Я надеюсь, это всего лишь глупые слухи.

Гермиона выпрямилась, отложив в сторону самонагревающися котелок.

— Боюсь, что нет, профессор, — ответила она спокойно.

— Гермиона, дитя мое, — голос Дамблдора был тихим, полным отеческой заботы. — Мы все скорбим о Гарри. Но то, что вы задумали, — это безумие. Вы играете с силами, которые не до конца понимали даже самые могущественные волшебники древности. Этот ритуал — не магия, это акт разрушения самой ткани бытия. Вы не можете рисковать собой подобным образом.

— А какой у меня выбор, профессор? — спросила Гермиона, и в ее голосе впервые прозвучали нотки горечи. — Сидеть и ждать? Вы сами сказали, что следы ведут в никуда. Вы, величайший волшебник современности, не знаете, что делать. Орден Феникса не знает, что делать. Никто не знает. Все просто… приняли это. Приняли, что Гарри исчез. А я не могу.

— Мы не приняли, мы ищем! — возразила МакГонагалл. — Мы ищем другой, безопасный путь!

— Безопасного пути нет! — голос Гермионы сорвался на крик. Она обвела рукой комнату, указывая на схемы и книги. — Я провела здесь недели! Я прочитала то, от чего у обычного мракоборца поседели бы волосы! Нет другого пути! Есть только этот. Опасный, почти невозможный, но он есть! Вы просите меня сидеть и ждать, пока человек, которого я люблю, страдает в неизвестности? Простите, профессор, но я не могу. Я не буду.

Слово «люблю» повисло в воздухе. Дамблдор и МакГонагалл переглянулись. Теперь они все поняли. Это было не просто дружеское беспокойство. Это было нечто гораздо более глубокое и отчаянное.

— Любовь — величайшая сила, Гермиона, — мягко сказал Дамблдор. — Но она не должна быть силой саморазрушения. Гарри не хотел бы, чтобы ты так рисковала.

— Гарри полез бы в пасть к дракону, чтобы спасти любого из нас, и вы это знаете, — парировала она. — Он бы не раздумывал ни секунды. Чем я хуже? Тем, что я не «Избранная»? Я сделала свой выбор, директор. И вы не сможете меня остановить.

Ее непреклонность была абсолютной. Дамблдор долго смотрел на нее, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на восхищение, смешанное с безмерной печалью. Он видел перед собой не испуганную девочку, а гриффиндорку до мозга костей, верную своим друзьям и своим чувствам до самого конца.

— Если ваше решение непоколебимо, — произнес он наконец, — то мы не будем вам мешать. Но знайте, что это решение разбивает наши сердца.

Он подошел к столу и положил рядом с котлами небольшой бархатный мешочек.

— Это не изменит шансов, но может помочь, если вы все же окажетесь… там.

Профессор МакГонагалл подошла к Гермионе и, к ее огромному удивлению, крепко обняла.

— Будьте осторожны, мисс Грейнджер, — прошептала она, и Гермиона почувствовала, как на ее плечо упала слеза. — Возвращайтесь. Оба.

Они ушли, оставив Гермиону одну с ее решением и подарком Дамблдора. В мешочке она нашла несколько редчайших зелий — концентрированную «Феликс Фелицис», способную дать несколько минут абсолютной удачи, зелье «Живой смерти» в крошечном флаконе с противоядием и камень, который оказался замаскированным порталом, настроенным на вход в кабинет директора. Бесполезный в другом мире, но здесь — жест невероятного доверия.

Последняя ночь перед ритуалом была самой тяжелой. Гермиона не спала, она готовилась. Она собрала сумку, наложив на нее заклятие незримого расширения. Туда отправилось все самое необходимое. Еда, которая не портится. Теплая, прочная одежда, зачарованная на отталкивание влаги и грязи. Полный набор зелий: лечебные, бодрящие, противоядия. Несколько самых важных книг по теории магии и рунам. Ее собственная волшебная палочка и, на всякий случай, запасная, вырезанная из простой ивы. И самое главное — волос Гарри. Черный, непослушный волос, который она нашла на его мантии, оставленной в общей гостиной. Этот волос был ее «якорем». Ее путеводной звездой в бездну.

На рассвете, когда замок еще спал, она была готова. В центре Выручай-комнаты был начерчен огромный круг. Руны, скопированные из гримуара Нотта, светились слабым, тревожным светом. В центре круга стояла сама Гермиона.

Дверь открылась, и вошел Рон. Он был бледен, его глаза покраснели, как будто он не спал всю ночь.

— Я пойду с тобой, — сказал он твердо, делая шаг к кругу.

Гермиона посмотрела на него, и ее сердце сжалось от благодарности и боли.

— Рон, нет. Это слишком опасно.

— Ты идешь! Почему я не могу? Он и мой друг тоже! Я не оставлю тебя одну!

Рон говорил уверенно, но когда его взгляд упал на пульсирующие руны, на кипящие в котлах по краям круга зелья, которые должны были послужить источником энергии, его решимость дрогнула. Он видел не просто магию. Уизли видел нечто древнее, чужое и смертельно опасное. Он чувствовал, как от круга исходит холод, который пробирал до костей. Это была магия, которая не прощала ошибок.

Он замер на краю круга. Он хотел. Он всем сердцем хотел сделать этот шаг, быть рядом с ней, быть таким же смелым. Но он не мог. Страх, первобытный, животный страх перед неизведанным, перед неминуемой гибелью, сковал его ноги. Рон был храбрым, он был гриффиндорцем, он не раз смотрел в лицо смерти. Но это было другое. Это было не лицо смерти, а прыжок в абсолютную пустоту.

— Я не могу, — прошептал Уизли, и в его голосе было столько стыда и отчаяния, что у Гермионы защемило сердце. — Прости, Гермиона. Я не могу.

Она подошла к нему и крепко обняла.

— Все в порядке, Рон. Правда, — сказала она тихо. — Кто-то должен остаться здесь. Кто-то должен ждать нас. Обещай, что будешь ждать.

— Я буду, — ответил он, обнимая ее в ответ. — Я буду ждать вас обоих. Всю жизнь, если понадобится.

Она отстранилась, на ее губах была грустная улыбка.

— Передай от меня привет родителям. И скажи Косолапу, чтобы не слишком скучал.

Это была их последняя минута. Гермиона вернулась в центр круга. Она бросила в котлы последние ингредиенты, и зелья в них забурлили, испуская столбы разноцветного пара, который начал стягиваться к центру, к ней. Она достала флакон с волосом Гарри, открыла его и сжала в руке.

— Sequere Vestigium. Aperio Inanitas! — ее голос прозвучал громко и четко в гудящей тишине.

Мир взорвался.

Руны на полу вспыхнули ослепительным фиолетовым светом. Энергия из котлов ударила в Гермиону, и она закричала, чувствуя, как ее тело начинает распадаться. Это была не боль, это было нечто за гранью боли. Это было ощущение тотальной дезинтеграции. Она видела, как стены Выручай-комнаты тают, как лицо Рона, искаженное ужасом, расплывается и исчезает.

Она летела сквозь ту же ледяную, чернильную пустоту, что и Гарри. Фиолетовые молнии пронзали тьму вокруг. Она цеплялась сознанием за единственную мысль, за единственное ощущение — тепло волоса Гарри в ее руке. Это был ее якорь. Ее маяк. Гарри. Гарри. Гарри. Она повторяла его имя как мантру, как заклинание, как единственное, что удерживало ее от полного растворения в этой вечной пустоте.

И так же, как и у него, ее падение оборвалось внезапным, жестоким ударом.

Гермиона рухнула на каменный пол, и тяжелая сумка, зачарованная на невесомость, но сохранившая свою инерцию, больно ударила ее по спине. На несколько секунд она потеряла сознание.

Когда Гермиона пришла в себя, первое, что она почувствовала — это холод. Холодный камень под щекой и спертый, пыльный воздух. Она открыла глаза и увидела высокую, круглую комнату. Каменный стол, заваленный хламом. Узкие бойницы, сквозь которые пробивался дневной свет. Она была в чей-то башне.

Но что-то было не так. Башня была пуста. На столе, на полу, на книгах лежал толстый, нетронутый слой пыли. Паутина свисала с потолочных балок. Здесь давно никого не было.

Гермиона с трудом поднялась на ноги. Ее тело ломило, но она была цела. Ничего не было сломано. Она проверила свою сумку — все было на месте. Ее палочка была в руке. Она была здесь. Она сделала это.

Девушка подошла к бойнице и посмотрела вниз. Гермиона увидела ту же самую долину, тот же лес. Но солнце стояло уже высоко. Она поняла, что с момента исчезновения Гарри прошло время. Не дни. Возможно, недели.

Паника на мгновение сдавила ей горло. Он был здесь один все это время. Что с ним стало? Где он сейчас?

Но паника тут же отступила, сменившись знакомой, холодной решимостью. Она здесь. Она выжила. И теперь ее задача стала проще, яснее. Гермиона больше не искала способ попасть к нему. Она уже была в его мире.

Теперь ей нужно было просто найти его.

Гермиона Грейнджер, не теряя ни минуты, начала готовиться к спуску. Ее путешествие по-настоящему только начиналось. И она найдет Гарри. Даже если для этого ей придется перевернуть этот новый, неизведанный мир вверх дном.