Повелитель Смерти (джен)

Завеса мягко обволокла его, омыла потоком магии, словно водопад «Гибель воров», прогнав волну мурашек по всему телу. В лицо дыхнуло холодом, и, когда вуаль развеялась сизой дымкой, Гарри обнаружил, что стоит на твёрдой земле. Местность вокруг была скалистой, с редкими пиками невысоких гор, серо-чёрная почва под ногами хрустела камешками, и нигде не росло ни травинки. В сине-сером небе не было видно ни солнца, ни облаков, ни звёзд, и мир этот тонул в полумраке на грани между светом и тьмой.

Гарри оглянулся: позади высилась каменная арка, точно такая же, через которую он прошёл, — а потом присмотрелся к рукам: в одной была зажата палочка, в другой — камень, и Гарри, на удивление, прекрасно себя видел, потому что мантия перестала укрывать его пологом невидимости, сделавшись полупрозрачной, словно фата невесты.

Сбоку в расщелине мелькнула тень, и Гарри резко обернулся, по выработанной годами привычке вскидывая палочку. Человек этот не был похож на призрака, но в то же время, казалось, утратил материальность: кожа, одежда и волосы его посерели и будто бы стали слегка прозрачными. Он, не замечая Гарри, приподнялся над землёй на пару дюймов, пролетел мимо и нырнул с каменистой площадки вниз, словно в воду, тут же скрывшись с глаз.

Гарри пробрало морозом, и он выдохнул через открытый рот, проверяя, не пойдёт ли пар, но то был лишь страх.

— Ты не сумеешь навредить им, — послышался за спиной чарующий голос, поражающий мягкостью и глубиной.

Чуть в стороне, спрятавшись в тени под нависшей скалой, стояла она — белая дева. Образ её точь-в-точь совпадал с увиденным во снах: высокий рост, хрупкий стан, прекрасный лик, прямые белые волосы, словно шёлк, струящиеся до самой земли, и прямое белое платье без всяких излишеств. Разве что силуэт не растворялся на фоне пейзажа и не сиял мягким лунным светом — белая дева выглядела вполне живой и человечной.

Гарри сдержал желание шагнуть назад, спиной чувствуя лёгкие колебания завесы, словно навевающие слабый ветерок.

— Почему? — вырвалось у Гарри.

Теперь, стоя лицом к лицу с очевидной причиной всех своих бед, обрушившихся на него лавиной проблем и чередой изматывающих дней, наполненных сомнениями, страхами и отчаянием, он не мог подобрать слова, ввергнутый в ступор и смятение. Спросить «Ты Смерть?», наверное, стоило бы, но даже для ушей Гарри это звучало по-детски глупо.

— Утратившие человеческий облик, они не живые и не мёртвые, — пояснила дева, выходя в полоску света, и глаза её сверкнули серым, словно сталь.

— А ты?

Белая дева рассмеялась, и смех этот разлился вибрацией у Гарри по всему телу, отзываясь эхом, наполненным невысказанной глухой болью и горечью.

— Я единственная, кто всё ещё жив в этом мире из камней и пыли, — отозвалась дева, огибая Гарри и подходя всё ближе. — Единственная, кто выжил в заточении.

Он замер, не рискуя сделать шаг назад или что-то предпринять. Он не чувствовал ни идущего от девы могильного холода, ни трупного запаха — если бы встретил её в толпе, обратил бы внимание, конечно, но не отличил бы от остальных. Однако не раз выручавшее чувство опасности зудело где-то в подкорке, заставляя быть бдительным и настороженным. Гарри не спешил верить ни единому слову, но был готов выслушать.

— В заточении? — переспросил он.

Дева нахмурилась, и прекрасные черты её лица исказила гримаса страдания, затуманивая невыплаканными слезами глаза и теряясь в опущенном уголке губ.

— Этот мир, — взмахнула она рукой, обводя неприветливые окрестности, давившие мрачностью и запустением, — был создан для меня.

Впереди, у края площадки, там, где скальная порода обрывалась отвесной стеной, начали сгущаться тени. Они клубились, словно пузыри в луже, отдалённо похожие на стаю дементоров, но не приближались, а будто наблюдали издалека. Гарри следил за ними краем глаза, внимая каждому слову белой девы, и просчитывал варианты. Мысли носились в голове снитчами, мелькали проблесками, но у Гарри никак не получалось ухватить хоть одну.

— Слышал ли ты о моих братьях — Антиохе, Кадмусе и Игнотусе? — спросила дева.

Гарри кивнул, озадаченный.

— Я Келла, их младшая сестра.

Он моргнул, впиваясь в деву удивлённым взглядом. Это было решительно невозможно. Певереллы жили почти тысячу лет назад, никакая магия не была способна помочь кому-то прожить так долго. Видимо, вся степень изумления отразилась у Гарри на лице, потому что дева в ответ коротко и безрадостно улыбнулась и сказала:

— Здесь нет ни жизни, ни смерти, ни времени в обычном понимании этого слова.

Она кивнула в сторону теней и поджала губы в затаённой печали.

— Это клетка, которую создал для меня колдун.

Тень невыносимой муки на миг промелькнула у девы на лице, но она стойко продолжила:

— Он был богат, родовит и одарён магически и просил у братьев моей руки, уверенный, что не встретит отказа, а получив его...

Дева на секунду запнулась и сложила руки на груди в защитном жесте.

— ...выкрал меня и запер здесь, чтобы я принадлежала ему вечно — если не телом, то духом.

Гарри показалось, что небо стало на пару тонов темнее, и где-то вдали царившую здесь тишину прорезал грохот камнепада.

— Он был умел и могущественен и создал три волшебных предмета — три ключа от моей клетки, которые бы позволили ему навещать меня и спрашивать, не передумала ли я, — сказала дева, кивнув на Дары, — камень, мантию и палочку.

Гарри перевёл взгляд на свои руки и отметил, что всё ещё крепко сжимает направленную на деву Бузинную палочку, а камень врезался в ладонь.

— И как они попали к твоим братьям? — спросил Гарри, немного сбитый с толку, не в силах связать воедино известную ему сказку и эту историю.

— Мои братья сумели заполучить их, — улыбнулась дева. — Антиох всегда был искусен в магических дуэлях и победил колдуна в честной схватке, но утратил палочку в тот же день из-за чужой подлости. Кадмус выкрал камень, а Игнотус — мантию. С помощью камня Кадмус призывал меня время от времени — точнее, то был лишь отпечаток моей личности, созданный из его собственных знаний обо мне, — и в итоге сошёл с ума, не в силах смириться с потерей. А Игнотус всю свою жизнь хранил мантию и передал её в руки потомкам в надежде, что однажды кто-нибудь соберёт у себя все три ключа и вызволит меня отсюда.

С каждым сказанным словом Гарри всё больше удивлялся, насколько ловко рассказ девы накладывался на сказку о трёх братьях. Неужели всё так и было? Неужели Дары Смерти были созданы жившим давным-давно колдуном в качестве могущественных артефактов, не только обладающих волшебными свойствами, но и дающих пропуск в эту жуткую параллельную реальность? Гермиона не верила в материальное воплощение Смерти, Дамблдор считал, что Дары были созданы людьми. Неужели всё объяснялось так просто?

Гарри замер в нерешительности, не зная, что предпринять.

— Спасибо, что пришёл, — тихо вымолвила дева со слезами в голосе. — Я ждала этого так долго.

— Ты меня чуть не убила со своими видениями, — попрекнул Гарри, сильнее стискивая палочку.

— Прости, — совершенно искренне покаялась дева. — Ты владел мантией, и я не подумала, что ты не знаешь обо мне. Я думала, моя история передавалась в твоей семье из уст в уста вместе с ней.

Гарри стало неуютно. Не то чтобы он считал себя чем-то обязанным ей, но вольно или невольно проникся всем ужасом ситуации: он бы даже Волдеморту не пожелал оказаться запертым в этом мире на тысячу лет — уж лучше смерть.

— Ты заберёшь меня домой? — тихо спросила дева, приблизившись так, что между ними едва ли осталась пара шагов. — Я хочу вернуться.

Гарри замешкался с ответом. Какая-то мысль упорно ускользала, не позволяя наконец поймать себя за хвост. История этой девы выглядела гладко — пожалуй, слишком уж гладко. Как она сумела выжить здесь, проведя несколько сотен лет среди серости, уныния и потерянных как для мира живых, так и для мира мёртвых душ, не сойдя с ума, не утратив человеческого облика и памяти? Почему только сейчас сумела кого-то дозваться?

— Я ведь не первый, кого ты просишь об этом? — осторожно спросил Гарри, вримательно следя за реакцией девы и стараясь ничем не выдать своего недоверия. — Был другой. Именно он оставил подсказку, благодаря которой я попал сюда.

Дева, поначалу слегка напрягшаяся всем телом, расслабила плечи и даже чуть улыбнулась.

— Да, — отозвалась она с печальным вздохом. — Хозяин Бузинной палочки — он приходил к Арке, привёл с собой преступника, которого отправили сюда в качестве наказания.

Дева поникла и с грустью взглянула на замершие у края плато души, словно её наполняла скорбь о судьбе каждого.

— Я пыталась его дозваться, — пояснила она с ноткой отчаяния в голосе, — но он сначала испугался меня, а потом утратил палочку, и я более не имела с ним связи.

Дева посмотрела на Гарри с признательностью, и он оторопел под этим взглядом: серые глаза были словно застывший грязный лёд.

— Я была так рада, когда ты пришёл к Арке несколько месяцев назад, — не сдерживая счастливой улыбки, сказала дева. — Я сразу же почувствовала, что ты тот, кто мне нужен.

Гарри застыл, пронзённый ужасом осознания, словно превратившись в статую и не в силах издать ни звука. Вот оно. Как дева могла установить с ним связь с помощью Даров, если не имела к ним никакого отношения, если никогда к ним не прикасалась? Как сумела подвести его к каждому, заставить собрать у себя, если они принадлежали колдуну, а потом оказались в руках её братьев? Чётко сложенная картинка треснула по швам и разбилась под гнётом простой мудрости: ищи того, кому выгодно.

Гарри рванул назад спустя мгновение после того, как дева протянула руку и резко сдёрнула с него мантию. Едва не споткнувшись и не улетев спиной в Арку, он извернулся и грохнулся на бок подле неё. Камень покатился по земле, но палочку Гарри не выпустил: потерять её всегда значило потерять свою жизнь.

Позади раздался дикий визг, и Гарри обернулся: в подол платья белой девы вцепился зубами огромный чёрный пёс, а за ним, мчась по воздуху словно лавина, летел клубок неприкаянных душ.​