Повелитель Смерти (джен)

Свет почти не проникал через густо переплетённые кроны, и в глубоком полумраке всё вокруг виделось в тёмно-зелёном цвете, словно сквозь бутылку. Необъятные стволы со змеящимися по земле корнями и причудливо изогнутые, поросшие мхом ветви казались тенью, призрачной и неосязаемой, пока какая-нибудь хлёсткая ветка не откликалась на неосторожное движение свистом. Воздух был тяжёлым и застоявшимся, наполненным сыростью и затхлостью, и ни взмах крыла птицы, ни стрекот крыльев насекомого не тревожил его.

Этот лес был стар. Словно замершие в вечности, устремлённые в небо деревья возвышались памятниками самим себе над каждым, кого завела в их сень несуществующая тропа.

Он шёл вперёд, несмотря ни на что, ноги сами несли его дальше, в самую чащу. Босые стопы утопали в покрывале из гнилых листьев, острые камни и сухие веточки больно впивались в кожу, но он едва ли обращал на это внимание, движимый целью обрести потерянное. Оно осталось лежать где-то там, среди травы и валежника — ценное сокровище, так опрометчиво брошенное им. Он отчаянно метался из стороны в сторону: места казались похожими друг на друга до последнего листочка, словно он ходил кругами.

Всё сильнее смеркалось, растительность вокруг теряла очертания, тонула в сгустившейся тьме. Стук сердца отдавался в ушах, руки неудержимо дрожали, пока он продирался вперёд, отмахиваясь от низко висящих ветвей, и спотыкался о коряги и кочки. Ноги его запутались в траве, и он рухнул на колени, жадно вдыхая густой воздух, чуть ли не с силой проталкивая его в лёгкие.

Абсолютная тишь и непроглядная тьма окутали его, и он разом оглох и ослеп, словно оказавшись в каменном мешке. Оттого искра, вспыхнувшая перед ним несмелым трепещущим огоньком, показалась ему ярче взорвавшегося фейерверка, острее ножа. Разрастаясь, искорка менялась, будто с трудом призванный Патронус формировался с каждой каплей вложенной в него надежды. Пока не обратилась в силуэт прекрасной девы.

Она и правда была похожа не то на Патронус, не то на привидение: облик её сиял мягким жемчужным светом, озаряя лес, и был прозрачным, как легчайшая вуаль. Высокая, с тонким станом, с белоснежными волосами ниже пояса, струившимися по груди и плечам порогами водопада, с тонкими чертами лица и в простом белом платье — дева воплощала собой неземную, потустороннюю красоту. Словно пришедшая из иного мира, дева слегка парила над этой грешной землёй и улыбалась. У ног её, среди былинок травы и прелых листьев, лежал камень.

Он вздрогнул, — даже не заметил, как задержал дыхание, — прогоняя вызванное прекрасной девой наваждение, и огляделся. Место было ему знакомо…

* * *

Чей-то голос резко выдернул из марева сна. Гарри часто заморгал и передёрнул плечами, сбрасывая мелкую противную дрожь. Он уснул за столом: очки съехали набок, а на щеке наверняка отпечатался незаконченный отчёт. Хорошо, что остатки кофе не разлил.

— Спишь? — раздалось сверху, и Гарри поднял голову: Ричи Кеннард с кипой пергамента в руках смотрел на него, как обычно, с тщательно сдерживаемой неприязнью. — Аддамс велел тебе принести отчёт сорок минут назад.

Ричард, в общем-то, плохим парнем не был, но по непонятной причине с самых первых дней, как только Гарри стал аврором и переступил порог этого кабинета, никогда не отказывал себе в удовольствии как-то поддеть или подгадить ему. То ли слава победителя Волдеморта не давала Ричи покоя, то ли он верил всей той куче разномастных слухов, что сопровождали Гарри всю жизнь: где перебежал дорогу рейвенкловцу на шесть лет его старше, Гарри не знал.

Вытерев щёку плечом, он поправил очки, отставил подальше кружку с недопитым кофе и свадебную колдографию, с которой счастливая Джинни в подвенечном платье махала ему рукой, сияя ярче солнца в её волосах, и подтянул ненавистный отчёт к себе.

— Десять минут.

Кеннард исчез из кабинета, даже не дослушав, и Гарри с тоской уставился в лист с поплывшими строчками. Надо было начать заново, но мысли в голове клубились вязким туманом, таким же удушающим, как лесной воздух из сна.

Эти сны начались четыре месяца назад. Поначалу редкие и нечёткие, вскоре они стали являться каждую ночь, глубокие и реалистичные, пропитанные запахами и ощущениями, объёмные и осязаемые. Гарри, первое время не придававший им значения, вскоре совсем потерял покой. Сны выматывали, занимали все его думы, мешали сосредоточиться на делах и неясным тягучим томлением щемили в груди. А теперь и вовсе сморили средь бела дня, и Гарри не счёл это хорошим знаком.

Гарри никому о них не рассказывал, неуверенный, что они означают и что за магия их вызывает. Он проверил себя на все возможные проклятия, которые знал, даже пролистал несколько заумных книг, но подспудная мысль, интуитивная и слегка безумная, на его взгляд, не покидала его: этой белой девой была сама Смерть.

Сотни лет прошли с той поры, когда жили братья Певерелл. История их дошла до современности в виде сказки, и не у кого было спросить, узнать, чем на самом деле были Дары. Гарри подозревал, что был первым, кому удалось собрать у себя все три.

С силой растерев лоб, Гарри уставился на переписанный начисто отчёт. Аддамс обычно сильно не зверствовал, даже если подчинённые где-то косячили, и была надежда, что он примет этот жалкий огрызок с парой устных пояснений.

А со снами надо было что-то решать.

* * *

Сотни коробок вырвиглазной ярко-оранжевой расцветки с эмблемой «WWW» высились вокруг, заполняя пространство до самого потолка. Гарри, примостившийся на колченогой табуретке, старался в их сторону не дышать и уж тем более не прикасаться, не понаслышке зная о многообразии шуточных приколов магазинчика Уизли. Рон, сидя рядом, задумчиво чесал в затылке, Гермиона, весь вид которой выражал крайний скептицизм, сосредоточенно пролистывала огромный талмуд.

Гарри переводил взгляд с одного на другого, охваченный щемящим чувством ностальгии. Как давно они не собирались вот так, словно заговорщики, в неприметном месте, обсуждая и решая безусловно важные вопросы, не шептались о чём-то, известном только им троим, не спорили, доказывая свою точку зрения. Жизнь после Хогвартса постепенно отдалила их друг от друга: сначала Гермиона вернулась в школу, а они с Роном отправились в Академию авроров, потом Рон выбрал работу в магазине с Джорджем, оставив Гарри в Аврорате одного, и общение их в итоге свелось к семейным посиделкам по праздникам и случайным встречам в Министерстве. Гарри только теперь обнаружил, что, оказывается, скучал по совместному мозговому штурму, хоть повод на этот раз, надо признать, был безрадостным.

— Ты уверен, что не хочешь обратиться в Мунго? — покосившись, осторожно спросила Гермиона.

Гарри удержался от фырканья.

— Чем мне там помогут? — хмыкнул он. — Выдадут зелье сна без сновидений?

— Думаешь, это проклятье? — игнорируя хмык, спросил Рон у Гермионы, и тон его был почти обеспокоенным.

— Не исключено, — отозвалась она, старательно засовывая книгу в бисерную сумочку, которую использовала и спустя годы: полезная оказалась вещица. — Ты не помнишь, Гарри, перед тем, как начались эти сны, ты на работе не сталкивался с магом, способным так тебя проклясть?

Гарри закатил глаза с мученическим вздохом. Разумеется, он не раз и не два рассмотрел эту версию. Проблема была в том, что в тот период весь их отдел глотал пыль в архиве, потому что никаких происшествий, достойных внимания Аврората, не случалось.

— Может, тебе кто-нибудь что-нибудь присылал? Дарил? — допытывалась Гермиона.

— Гермиона, я профессиональный аврор, я давно изучил все варианты, — с ноткой раздражения сказал Гарри. — Никто не подсовывал мне проклятую вещь. Я не прикасался к проклятым вещам в Аврорате, и среди значащихся изъятыми в последние месяцы нет ни одной с похожими свойствами — я смотрел опись. И никто не проклинал меня: кому могло бы понадобиться насылать сны о Воскрешающем камне?

Гермиона закусила губу, и нахмуренный лоб прорезала тревожная морщинка.

— К тому же я проверил себя на все проклятья, какие только нашёл, но результат нулевой, — пожал плечами Гарри.

Друзья переглянулись с озабоченным и растерянным видом, в котором отразилось его собственное смятение.

— Может, с портретом Дамблдора поговоришь? — неуверенно предложил Рон. — Всё-таки это он всучил Гермионе сборник сказок, он должен знать больше.

Гарри неопределённо кивнул, ничего не обещая. Он сам не знал почему, но умолчал о белой деве из снов: не то боялся выставить себя на посмешище в глазах рационалистки Гермионы, которая не верила в материальное воплощение смерти, не то отчасти был с ней согласен. Что-то внутри болезненно царапало сомнениями каждый раз, стоило открыть рот, и Гарри обрывал себя на полуслове.

— Может, забрать камень и посмотреть, что будет? — задумчиво предложил он.

Гермиона тут же вскинулась, Рон охнул и пихнул локтём коробку — вся конструкция опасно зашаталась.

— Тебе что, в жизни приключений мало, дружище? — проворчал Рон, отодвигаясь.

— Гарри, нельзя! — эмоционально возразила Гермиона. — Кто бы ни навеял эти сны, он явно именно этого хочет.

— А вдруг он хочет воскресить Волдеморта? — с опаской предположил Рон.

Гарри пару раз насмешливо фыркнул, но под недовольными взглядами друзей быстро успокоился.

— Нет, Волдеморта так просто с того света не вернуть, — уверенно сказал он.

Они ещё немного посидели в тишине, каждый думая о своём. Гермиона что-то сосредоточенно царапала в потрёпанном блокноте, Рон искоса заглядывал ей через плечо.

— Я просмотрю ещё несколько книг, — наконец заговорила Гермиона, засовывая блокнот в карман, — но сам понимаешь, сны — довольно туманная область магических наук, — заключила она, поморщившись.

И Гарри убедился в неутешительной мысли, что на этот раз, видимо, друзья ему не помощники.

Повелитель Смерти на свете только один.​

Тончайшие лучи солнечного света пронизывали сгустившуюся под высокими раскидистыми кронами тьму бледными полосами и тонули во мраке, не достигнув корней. Их причудливые изгибы, торчащие из земли и едва различимые глазом, то и дело попадались под ноги. Он спотыкался, падал на колени, чувствовал под рукой грубую шершавую поверхность, кое-где поросшую мягким мхом. Пальцы проворно обшаривали траву, отбрасывая сухие листья, колкие веточки и мелкие камешки.

Нигде не было нужного.

Глухое отчаяние прокатывалось по позвоночнику нестерпимым зудом, дыхание учащалось, биение сердца громовым стуком отдавалось в ушах.

Он встал на подгибающиеся ноги и огляделся, с трудом различая очертания могучих деревьев вокруг. Замершие в воздухе ветви и листья не тревожило ни единое дуновение ветра. Тишина поглотила этот край.

Она пришла как первый луч на рассвете, озаряя лесную чащу бледным серебристым сиянием. Выглянула из-за ствола, обняв его своими хрупкими руками, посмотрела прямо глаза в глаза, и печальная улыбка тронула её губы. Белые волосы колыхнулись, словно размытый поток дождя за окном, и коснулись травы.

Там, где среди опавших листьев чернел камень.

Он потянулся к нему всем своим существом, заворожённый тёмным блеском, припал к земле, и извивающиеся корни, словно живые, взметнулись ввысь и мгновенно опутали его тело. Он вцепился в них одной рукой, стремясь избавиться от удушающего захвата, пока пальцами второй безуспешно скрёб грязь, желая заполучить наконец вожделенное сокровище.

И тогда мир окончательно померк.

* * *

Гарри проснулся, с трудом осознавая, где находится. Было темно, простыни под ним смялись, насквозь мокрые от пота, одеяло перекрутилось вокруг туловища жгутом. Гарри заколотил ногами в попытке вырваться и по чему-то попал.

— Гарри?

Раздавшийся поблизости хриплый со сна женский голос был ему знаком. Долгое мгновение спустя Гарри вернулся в реальность и осознал, что, пинаясь, нечаянно толкнул Джинни.

— Прости, — покаялся он, выпутываясь из мягкой ловушки и садясь на край кровати. — Всё хорошо.

— Кошмар? — с пониманием спросила она.

Они не были редкостью, но заметно поубавились с тех пор, как жизнь немного наладилась и враги были переловлены или затаились. Пока на Гарри не обрушилась череда странных, отравляющих разум снов.

Он поднялся, ощущая слабость во всём теле. Говорить и что-то объяснять не хотелось. Гарри совсем не так представлял себе свою супружескую жизнь: думал, что, как в клятве, будет делиться и радостями, и невзгодами. А теперь, когда его настигла беда, неясная и неосязаемая, отмалчивался, не желая напрасно тревожить Джинни и взваливать нависшую над ним неопределённость на её плечи.

— Пойду попью воды, — невнятно произнёс он, просто чтобы что-то сказать.

Погружённый в ночную тьму дом был тих, только половицы скрипели под ногами. Гарри не обращал на них внимания, занятый своими невесёлыми размышлениями.

После разговора с Роном и Гермионой Гарри честно стремился последовать совету и наведался в Хогвартс, но Дамблдора на портрете не застал. Ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Мозолить Макгонагалл глаза дальше он не стал, не видя смысла гоняться за призрачной надеждой. Если бы Дамблдор действительно что-то знал, он бы передал это знание намёками или зашифровал в загадках, но правда была в том, что все три Дара Смерти он у себя так и не собрал. Наверняка Дамблдор понятия не имел о белой деве из снов.

Тайна её личности терзала Гарри день и ночь, как и сами сны с её участием. Он похудел, побледнел и осунулся, заимев чёрные круги под глазами, и теперь ловил косые недоумевающие взгляды коллег и родных. Он пил литрами кофе, но всё равно вырубался средь бела дня, получая тычки от других авроров и замечания от начальства. Просыпался по утрам, чувствуя себя так, словно целыми ночами не смыкал глаз, и боялся навредить Джинни, перепутав вымысел и реальность.

За эти месяцы Гарри окончательно вымотался: зависал посреди разговора, был отлучён от рейда в Лютный переулок, поругался с Гермионой, уговаривавшей обратиться к специалистам — скорее от осознания собственного бессилия, как печально думал Гарри, — и чуть не поссорился с Джинни, которая, разумеется, прекрасно понимала, что что-то не так.

Уставший от круговерти необъяснимой чужеродной магии Гарри посвящать кого-то постороннего в то, что является обладателем всех трёх Даров, не собирался и видел только один выход: перестать сопротивляться и забрать камень, пока не пострадал кто-то ещё.

Гарри, сидя в одиночестве на кухне, дождался, когда солнце поднимется повыше, накинул дорожную мантию и трансгрессировал к Запретному лесу, не оставив даже записки.

Была ранняя осень, и воздух пах прохладой и прелыми листьями. Совсем как во сне. Место, где Гарри потерял камень, было не так уж далеко от опушки, и вряд ли его здесь поджидала опасность.

Ясный утренний свет заливал округу, и Гарри невольно сравнивал нынешние ощущения с теми вязкими из снов. Деревья чем дальше, тем плотнее жались друг к другу, мощные кроны переплетались, образуя купол из ветвей с трепещущими на ветру желтеющими листьями, и золотые солнечные блики мерцали на них. Ничего общего с той удушающей тьмой, что накрывала пологом, словно тяжёлым одеялом, стоило прикрыть глаза.

Прогалина, на которой Волдеморт некогда ждал Гарри после своего ультиматума, поросла высокой травой и молодыми кустиками, из-за чего Гарри долго не мог сориентироваться, вспоминая, откуда тогда пришёл. Всё вокруг чудилось одинаковым до последней былинки, и Гарри понадеялся, что в действительности ему не придётся обыскивать землю, ползая на коленках. Также оказалось глупым рассчитывать, что картинки из снов приведут его к цели. Или что белая дева явит себя воочию.

Гарри потратил три часа, исследуя местность, тщетно пытаясь расшевелить свою память, пока не наткнулся на полностью иссохшее деревце, чьи сухие ветви выглядели уродливыми скрюченными пальцами на фоне ярких живых оттенков окружающей растительности. У корней его, под настом из гниющих листьев, лежал камень.

Гарри невольно задержал дыхание, пальцы его замерли в полудюйме, так и не коснувшись. А потом рывком схватил добычу и быстро сунул её в специальный ящик размером с табакерку. Гарри ожидал, что испытает облегчение, но вместо этого под кожей зудело только чувство неясной опасности. Не теряя времени, он трансгрессировал.

* * *

Камень занял место в надёжно запертом и защищённом всеми возможными чарами сейфе в подобии рабочего кабинета на втором этаже, и Гарри свободно вздохнул, обрадованный, что видения более не посещают его. Он дважды в день проверял целостность наложенных заклинаний и, хоть спать каждую ночь ложился со смутным внутренним беспокойством, наконец-то получил возможность насладиться всеми красками жизни. Они с Джинни проводили вместе всё свободное время, словно вернувшись в те далёкие теперь школьные годы, когда беззаботно валялись в траве на берегу Чёрного озера или просто мечтали, нежась в объятиях друг друга. Гарри заглушил глас совести, позволив себе ловить момент, не отвлекаясь на пустяки. Всё ведь закончилось — жал он плечами.

Однако Гермиона, чей день рождения они праздновали всей семьёй, отнеслась к рассказу Гарри о произошедшем с большой настороженностью.

— Не знаю, Гарри, — с сомнением протянула она, когда они сидели в саду за почти опустевшим столом, глядя, как многочисленное семейство развлекает неугомонную Викторию Уизли, — должен же во всём этом быть какой-то смысл. Ты принёс камень домой — что дальше?

Гарри в ответ передёрнул плечами. Шумное торжество затянулось, и он порядком устал от болтовни и разомлел после волшебных угощений миссис Уизли и нескольких рюмок наливки.

— Может быть, камень хотел, чтобы я вернул его домой? — предположил Гарри, подавляя зевок. — Палочка всегда находилась в поиске могущественного хозяина, способного её удержать. Мантия прижилась в моей семье. Так может...

— Будем надеяться, худшее позади, — со вздохом перебила его Гермиона, совершенно не выглядя убеждённой. — Но мне всё это не нравится.

Гарри тоже не нравилось, но он так устал от вечной беготни наперегонки со смертью и влился в размеренный ритм последних лет, что предпочёл решать проблемы по мере их поступления.

А те не заставили себя долго ждать.

* * *

Лёгкие волны, шелестя, накатывали на берег, лаская камни и омывая их белоснежной пеной. Прозрачная вода озера отражала чистое голубое небо без единого облачка. В напитанном запахами трав, луговых цветов и дубовых листьев воздухе разливалось чарующее пение птиц и слышалось трепетание крыльев стрекоз, что носились друг за другом где-то над головой.

Он шёл по мягкой сочно-зелёной траве, босые ноги утопали в её покрове, нежно щекочущем кожу, по самую щиколодку. Громада леса, раскинувшегося впереди, становилась всё ближе. Где-то там, накрытая длинной густой тенью, отбрасываемой высокими деревьями, его ждала цель.

Белая мраморная гробница, монументальная и величественная, как старец, который навеки обрёл здесь покой, притягивала взгляд среди первозданной красоты природы. Под тяжёлой, покрытой пылью и древесным мусором плитой была сокрыта вещь, принадлежавшая ему по праву. Могущественная, уникальная, волшебная — палочка из веточки, сломленной с куста бузины, растущей у реки.

Он взмахнул рукой — мрамор раскололся пополам с оглушительным треском и разъехался в стороны, брызнуло каменным крошевом. Он шагнул ближе, ступая по острым белым каплям, что больно впивались в кожу, не замечая этого. Нестерпимая жажда обладания этой величайшей ценностью захватила его и влекла за собой. Он видел только её — в давно истлевших руках, брошенную и всеми забытую — и тянулся к ней изо всех сил, чтобы наконец обрести и больше никогда не оставлять.

Пустые глазницы в обрамлённом редкими седыми волосами черепе смотрели пристально и укоризненно. Но ему было всё равно — он крепко сжал пальцы на узловатой рукояти.

* * *

Гарри проснулся резко, словно его по голове ударили, подскочил в кровати и зашёлся в приступе кашля, с трудом подавляя подкатывающую к горлу тошноту и стараясь дышать носом. По телу градом катился пот, в животе мучительно крутило, и Гарри, захлёбываясь стоном, откинулся на подушки, благодаря небеса, что Джинни не было дома.

Подсвеченный бледными рассветными лучами потолок немилосердно вращался в едином ритме с мечущимися мыслями. При воспоминании о пустых глазах в горле вставал ком и дрожь отвращения прокатывалась с макушки до пят.

Гарри на многое был способен — в конце концов, он грабил банк, применял Круциатусы и Империусы и не был безгрешен, — но не осквернить могилу своего учителя, наставника, человека, которому он стольким был обязан, встав на одну ступень с Волдемортом. Эти дурацкие сны могли мучить его сколько угодно, свести с ума или в могилу — потакать им Гарри больше не собирался.​

Не зная, что ещё предпринять, Гарри воспользовался веками проверенным рецептом и с головой ушёл в работу, взяв на себя всю бумажную волокиту. Аддамс сокрушался, что теряет отличного полевого аврора, коллеги радовались, что спихнули ненавистные обязанности, а насмешки Кеннарда стали совершенно невыносимыми. На Хеллоуин он отличился и подсунул в качестве подарка фигурку призрака в очках, зачахшего над манускриптом. Гарри не оценил.

Архив в Министерстве был огромным и содержал бесчисленное количество папок и свитков с делами прошлых лет, которые нужно было где-то подновить, где-то рассортировать. Гарри ввязался в это неблагодарное занятие в надежде найти что-нибудь полезное для себя, но пока что всё, что ему удалось, — в совершенстве освоить заклинание Тергео.

Гарри чихнул — в тысячный раз на этой неделе, — и на голову ему с верхних полок посыпались ветхие свитки, до сих пор не обратившиеся в прах исключительно благодаря магии. В этом огромном подвальном помещении на последнем уровне Министерства стояла оглушительная тишина. Малейший шорох отдавался громким гулом в глубине, теряясь среди сотен стеллажей, поэтому резвый стук каблуков Гарри услышал задолго до того, как Гермиона появилась в проходе.

— Только что сумела вырваться, — сообщила она, запыхавшись, и упала на стул. Вихрь кудрей подпрыгнул в такт. — Какие новости?

И Гарри рассказал: и о сне, и о палочке, и о Дамблдоре, с трудом сдерживая дрожь омерзения и опуская особо неприятные детали. Гермиона слушала, поджав губы, с неугасаемым беспокойством и нервно постукивала пальцами по столешнице.

— Что будешь делать?

Гарри в ответ снял очки и потёр зудящие глаза, наверняка красные от недосыпа. У него не было ни собственного плана, ни желания следовать навязанному — только нерушимая верность своим убеждениям. Кто бы ни пытался принудить его — человек или сама Смерть, — осквернять могилы он не собирался, по его меркам это было уже чересчур.

— Ничего, — всё-таки ответил Гарри после продолжительной паузы. — В крайнем случае спалю камень или мантию Адским пламенем — может, всё прекратится.

Гермиона в шоке округлила глаза и не сразу нашлась, что сказать.

— Но, Гарри... — растерянно начала она, — ты не можешь быть уверен, что это не покалечит или не убьёт тебя. Очевидно, что ты связан с Дарами какой-то магией. Если они...

— Ну и пусть, — выплюнул он, перебивая. — Я не пойду по стопам Волдеморта и не буду грабить могилы.

— Но ты ведь уже вскрывал её, чтобы вернуть палочку, — заметила Гермиона, слегка отодвигаясь под его убийственным взглядом. — Так к...

— Ты шутишь?! — неверяще воскликнул он, начиная расхаживать из стороны в сторону и всё больше распаляясь. Руки его сами собой сжались в кулаки. — Я не желаю уподобляться этому ублюдку!

— Но что, если это спасёт тебе жизнь? — тоже повышая голос, возразила Гермиона и вскочила на ноги. — Мы ведь понятия не имеем, что происходит!

Гарри, взвинченный и разъярённый, резко глотнул воздуха, собираясь сказать, что нет никакого «мы», что с этой угрозой, чем бы она ни была, он один на один, но лицо внезапно опалило нестерпимым жаром, будто дракон дыхнул, в ушах зазвенело, словно сквозь толщу воды донёсся возглас Гермионы, а потом всё погрузилось в темноту.

* * *

Очнулся Гарри, лёжа в постели в ослепительно-белой комнате. Свет резал слезящиеся глаза, и Гарри долго и часто моргал, прежде чем привыкнуть. Он бывал в палатах больницы Святого Мунго несколько раз, хоть и ни одного — пациентом, и не было нужды осматриваться: белые стены, чуть отливающие зеленью, белый потолок, зачарованное окно с пейзажем не по сезону, две тумбочки по бокам двух кроватей и два старинных кресла с полосатой обивкой — вот и вся обстановка.

Как ни странно, чувствовал себя Гарри лучше, чем когда-либо за прошедшие месяцы: ничего не болело, он был выспавшимся и наконец отдохнувшим. Все тревоги отошли на второй план, сторонние чаяния растворились, словно смытые волной целительской магии, а в сознании царила безмятежность.

Гарри зевнул и перевернулся на другой бок, мечтая окунуться в это убаюкивающее море спокойствия и подремать ещё немного, когда дверь резко распахнулась и шарахнула о стену. Следом раздалось возмущённое:

— Рон!

Гарри нащупал на тумбочке очки и надел их, стряхивая остатки сна.

Рон тем временем мельком оглядел всю комнату, в два шага достиг кресла и с размахом плюхнулся в него, вытянув длиннющие ноги. Гермиона захлопнула дверь, закатив глаза.

— Имей в виду, мы только что прогнали в буфет всех желающих почтить тебя визитом, — сообщила Гермиона многозначительным тоном. — Включая Джинни. Так что у нас есть несколько минут на приватный разговор.

Рон слегка скривился, но эмоция эта была столь мимолётна, что Гарри не был уверен, не почудилось ли. Он понимал, что Рон вряд ли доволен тем, что от Джинни утаивают правду, но счёл за лучшее не развивать тему прямо сейчас.

— Мы продолжили твои поиски в архиве, — добавила Гермиона как ни в чём не бывало, словно не заметив заминки, — и нашли кое-что интересное.

Рон хмыкнул.

— Вернее, — уточнила Гермиона со вздохом, покосившись на него, — это Рон нашёл.

Рон лучился довольством, и Гарри поспешил спросить:

— Что нашёл?

Гермиона кинула Гарри на постель древнего вида книжонку, растрепавшуюся и с пожелтевшими от времени страницами, без единого знака на облезлой тёмно-бордовой обложке.

— Мы изучили дела в архиве за последние несколько десятков лет, обращая внимание на необычные случаи. Таких было немало, но лишь несколько показались нам интересными, — пояснила Гермиона, с удобством устраиваясь во втором кресле. — В июле тысяча восемьсот пятьдесят шестого года произошли разбойные нападения на почтенных магов: было около трёх десятков эпизодов и два трупа. Преступника, справиться с которым, на удивление, оказалось не так-то просто, задержал аврор по фамилии Ламберт.

— И что? — удивился Гарри, всё ещё не понимая, какое это имеет к нему отношение.

— Этот преступник был казнён — отправлен в Арку смерти, — и, очевидно, владел Бузинной палочкой, — терпеливо ответила Гермиона, — которая в итоге досталась Ламберту. Тот принялся этой палочкой колдовать, и спустя время ему начали сниться странные сны.

Гарри сосредоточенно внимал, переводя взгляд с взволнованной Гермионы на внимательно слушающего Рона.

— По какой-то причине, может, из-за страха, — продолжила она, — Ламберт вместо того, чтобы сломать палочку пополам, кинул её в Арку смерти.

— А палочка возьми — да и отскочи от завесы, — хмыкнул Рон.

У Гарри глаза на лоб полезли.

— Что было дальше, мы не знаем, — пожала плечами Гермиона, — но однажды палочка обрела нового хозяина, Арку смерти перестали использовать для казни, а Ламберт, очень потрясённый произошедшим, описал всё в своём дневнике. Он достался нам чисто случайно...

— Кхм! — громко произнёс Рон.

— Я имею в виду, это большая удача, что он попал к нам в руки, — с едва уловимым сарказмом в голосе добавила Гермиона.

Уголок рта у Рона дёрнулся в сдерживаемой усмешке. Он укоризненно посмотрел на состроившую мордашку Гермиону и сказал:

— Мы обставили всё так, словно в магазин пришёл заказ на доставку фейерверков в дом этих Ламбертов. Пока Джордж отвлекал главу семейства и они разбирались, кто же напутал с адресом, пока укрощали разлетевшиеся по всему двору шутихи, которые Джордж незаметно подпалил, я покопался в его библиотеке.

— Рон, я же теперь должен тебя арестовать! — озадаченно воскликнул Гарри.

Рон фыркнул, и все трое рассмеялись, так легко, словно сидели у камина в гостиной Гриффиндора, окутанные жаром пламени и дружеским теплом, и у Гарри сжалось сердце в приливе горячей благодарности.

— Чем мне это поможет? — отсмеявшись, всё же спросил он. — Думаете, мне нужно попытаться зашвырнуть Дары Смерти в Арку?

Рон расстроенно потупился, а Гермиона удручённо покачала головой:

— Мы не знаем, Гарри. Но Дары, очевидно, как-то связаны с Аркой. Будем искать дальше.

Гарри открыл книжонку на закладке: буквы в некоторых местах были ужасно стёрты и в основном угадывались, но всё же читались. Он вцепился в обложку дрогнувшими пальцами и похолодел, чувствуя, как лицо вмиг потеряло все краски. Строчки расплылись перед глазами, но это было уже не важно: написанное врезалось в сознание, наполняя тем жутким трепетом, который испытывает человек, сталкиваясь с чем-то неотвратимым. Гарри перевёл потерянный взгляд на Гермиону, на лице которой отчётливо проступило понимание.

— Я тоже её видел, — подтвердил Гарри в ответ на её невысказанный вопрос, заслужив от друзей два внимательных взгляда. — Белая дева. Ламберт пишет, её силуэт почудился ему в Арке. Мне кажется, это сама Смерть, — не особо уверенно добавил он.

Наступила такая звенящая тишина, напитанная холодным дыханием страха, что Гарри на секунду невольно задержал своё.

— И чего она хочет-то? — недоумённо спросил Рон. — Чтобы ты вернул ей Дары? Забрать тебя с собой?

Гермиона пихнула его локтём в бок.

— Сомнительно, что это какое-то земное воплощение Смерти, — скептически протянула она и, нахмурившись, задумалась. — Слишком многое не сходится.

У Гарри всё прекрасно сходилось: он был обладателем всех трёх Даров, и белая дева хотела, чтобы он собрал их у себя. Только вот что дальше? Он должен их отдать? Он должен умереть? Он исчерпал лимит, выжив после смертельного проклятия во второй раз, и теперь должен уйти в иной мир рука об руку со Смертью, как Игнотус?

Гарри со стоном откинулся на подушку и сполз пониже, закидывая руки за голову. От лёгкого флера безмятежности и покоя не осталось и следа, он почти физически ощущал, как крутятся шестерёнки в голове, натужно скрипя. Найденные ответы породили ещё больше вопросов, разобраться с которыми лёжа в больнице не было возможности.

— Кстати, давно я здесь? — только сейчас подумав об этом, спросил Гарри и глянул на зачарованный пейзаж. — Вы многое успели.

— Одиннадцать дней, — ответил Рон.

Гарри неверяще моргнул и приподнялся на локтях, удивлённый и сбитый с толку. Одиннадцать дней без мучительных видений были воистину подарком — и пролетели как один миг.

— Целители не нашли у тебя ни проклятий, ни сглазов, — сказала Гермиона, и в голосе её слышались грустные нотки. — Ничего. Они держали тебя в магической коме, пока искали причину твоего состояния.

— Не нашли? — невесело усмехнулся Гарри, прекрасно зная ответ.

Прежде чем Гермиона успела что-то сказать, дверь в палату снова распахнулась, и вошла Джинни. Её вид неприятно поразил Гарри: измученная, с потускневшими волосами, настолько бледная, что выделялась каждая веснушка. Гарри замер, застигнутый врасплох тем внезапным откровением, что наконец-то снизошло на него: виноват в её состоянии был только он сам, — и в груди сжался ком из смеси горечи и стыда.

— Ладно, мы пойдём, — засуетилась Гермиона, вскакивая на ноги и увлекая за собой Рона. — Навестим тебя завтра.

Они скрылись за порогом, и Гарри был вынужден перевести на Джинни взгляд, тут же ставший виноватым. Разговор обещал быть непростым.​

Джинни присела на край кровати и выслушала Гарри очень внимательно, не перебивая, только брови хмурила всё сильнее с каждым сказанным словом, и выражение её лица, поначалу уставшее и озабоченное, постепенно принимало вид готовой полыхнуть грозовой тучи.

— Если бы ты не угодил в Мунго, я бы так ничего и не узнала? — обманчиво сдержанным тоном поинтересовалась Джинни, когда Гарри замолчал.

Он мысленно поморщился и горестно вздохнул, не имея ни малейшего желания оправдываться. С его точки зрения всё было предельно ясно и правильно: он должен был оберегать свою маленькую семью, пока что состоявшую только из него самого и Джинни.

— Я не хотел беспокоить тебя, не разобравшись, — примирительно сказал Гарри самую нейтральную фразу, которую смог подобрать.

Казалось, это разъярило Джинни ещё больше: она вскочила на ноги, всплеснув руками, и заходила по комнате.

— А я? — воскликнула Джинни, и в её голосе зазвучали гнев и разочарование одновременно. — Разве я не способна помочь тебе разобраться?

— Я ничего та...

— Мы давно не в школе, Гарри, — продолжила Джинни, не давая ему и слова вставить, — когда ты мог оставить меня в неведении, потому что я ещё маленькая и глупенькая.

— Я ничего такого не имел в виду, ни тогда, ни сейчас, — чуть повышая голос, твёрдо возразил Гарри.

Джинни зыркнула на него исподлобья и отошла к зачарованному окну, скрещивая руки на груди.

— Разве я не заслужила знать правду? — спросила она обвинительным тоном. — Я думала, раз мы теперь семья, я заслужила место в вашей компании заговорщиков, что шепчутся по углам.

Гарри натурально поморщился и почувствовал, как в висках зарождается боль. Он признавал, что отчасти Джинни права, и понимал её обиду, которую всколыхнули не самые приятные воспоминания, но иначе поступить не мог.

— Я просто не хотел тебя беспокоить, — сказал он, не зная, как донести всю ту растерянность, которую испытывал день за днём, лишённый сна и покоя, и нежелание обременять ею саму Джинни.

— Я крепче, чем ты думаешь! — воскликнула она.

— Я знаю, — согласился Гарри, слегка улыбнувшись.

Он встал с постели и тихо подошёл к Джинни, отмечая её бледный осунувшийся вид, и в груди всё сжалось в приливе нежности.

— Знаю, — повторил он и протянул к ней руки. — Иди сюда.

Джинни недовольно и всё ещё рассерженно взглянула на него снизу вверх, но в конце концов шагнула навстречу.

— Не скрывай от меня ничего, — непреклонным тоном попросила она. — Особенно такие важные вещи.

Гарри с готовностью кивнул, не уверенный, сдержит ли это обещание, и заключил в объятия, зарываясь носом в пламя её волос, сияющих в отблесках светильников. Он прекрасно знал и нисколько не забыл, какой сильной была Джинни — его единственное настоящее сокровище, которое стоило беречь.

* * *

Гарри оставили в Мунго только до следующего утра: целители не видели смысла в дальнейшем пребывании и разводили руками, уверяя, что он абсолютно здоров и ни проклятий, ни магических недугов у него нет. Медицинская кома, в которой держали Гарри, в качестве побочного эффекта подарила долгожданную, хоть и краткую передышку: ночью ничто не тревожило его сон, магия Даров словно оказалась неспособна проникнуть сквозь стены старинной больницы, защищая его покой.

Едва наколдованное солнце за окном поднялось над горизонтом, светильники погасли, а коридоры наполнились обычным повседневным шумом, Гарри засобирался домой. Печальные мысли не шли у него из головы, и даже откровенный разговор с Джинни не улучшил настроения и не развеял их, скорее наоборот, в очередной раз убедил в правильности его намерений. Гарри не хотел втягивать Джинни в те проблемы, которые градом сыпались на него, не имел права подставлять самого близкого и родного человека под удар, когда речь, вероятно, шла о самой смерти. И пусть он почувствовал некоторое облегчение, наконец-то объяснившись и распутав этот ядовитый клубок из тайн и вранья, решимости встретить приближающуюся грозу в одиночку у него не убавилось.

— Мы так и думали, что ты решишь сбежать, — весело заявила Гермиона, неслышно появляясь на пороге, за её спиной маячил Рон.

— Меня уже отпустили, — пожал плечами Гарри и присел на заправленную кровать.

Рон с Гермионой опустились в кресла, украдкой покосившись друг на друга, но Гарри заметил их переглядывания и насторожился.

— У нас есть буквально десять минут, мы просто хотели повидаться, — улыбнулась Гермиона, и Гарри тут же напрягся.

— Говорили с Джинни, да? — догадался он.

Гермиона замялась и неуверенно посмотрела на Рона, который сохранял самый невозмутимый вид.

— Я ей всё рассказал, — поспешно признался Гарри, чувствуя вместо грозы приближающуюся ссору: у того, чтобы быть женатым на сестре лучшего друга, были свои тонкости.

— А она тебе? — уточнил Рон, слегка прищурившись.

Гарри лихорадочно перебрал в уме вчерашний разговор, силясь вспомнить, не было ли в словах Джинни помимо пламенного гнева и многочисленных упрёков чего-нибудь особенно ценного, что ускользнуло бы от внимания, но не находил.

— Мы пришли убедиться, что ты не наделаешь глупостей, — торопливо сказала Гермиона, немного скованно улыбнувшись. — Серьёзно, Гарри, не действуй сгоряча. Мы что-нибудь придумаем.

Рон согласно кивнул, но Гарри, как бы ни был благодарен друзьям за всё, что они для него делали, осознавал, что не найдёт понимания. Вся эта история с Дарами не просто дурно пахла — от неё разило могильным смрадом, и Гарри почти наяву ощущал этот гнилостный запах. И если суждено умереть — он умрёт, но не потащит близких за собой, не позволит ввязаться в авантюру, участие в которой предназначено ему одному.

— Я немного отдохну дома, — примирительно сказал Гарри, — у меня есть ещё пара выходных.

— Но, если сны продолжатся... — неуверенно начала Гермиона, глядя на него с ощутимым беспокойством, — пожалуйста, забери палочку.

Гарри подавил порыв возразить и спокойно сидел, не шелохнувшись, но внутри назревала буря из глухого отчаяния и протеста. Всё в нём противилось даже мимолётной мысли об этом гнусном грабеже. Гарри понимал, что на другой части весов, возможно, находилась его жизнь, но не мог так поступить, особенно после того, как дал обещание расстаться с Бузинной палочкой навсегда.

— Ты должен бороться, — твёрдо добавил Рон, — если не ради себя, то ради Джинни.

Рон давил на самое больное, но Гарри был не в обиде: Рон порой действовал необдуманно, поступал неуклюже и говорил невпопад, но всегда искренне заботился о своей семье, как умел. А Гарри был его семьёй.

— Хорошо, я подумаю, — наконец отозвался он, молясь, чтобы проведённые в больнице дни и целители сотворили чудо и осточертевшие сны больше никогда не вернулись.

* * *

Разумеется, надежды не сбылись: стоило Гарри оказаться дома, как жуткие видения с участием мраморной гробницы едким дымом просочились в его сны в первую же ночь, отравляя разум и сбивая дыхание. Пока Гарри лежал в полной темноте с бешено бьющимся сердцем и глотал ртом воздух, силясь прийти в себя, Джинни лежала рядом на боку, сжав рукой его запястье и нежно поглаживая большим пальцем. Он ощущал её тёплое дыхание и знакомый запах кожи. Он ощущал Джинни удивительно живой. Она ничего не говорила, но Гарри молчание чудилось укоризненным, полным невысказанных претензий и скрытого недовольства. Вина давила на Гарри могильной плитой, и он разрывался между отчаянным нежеланием сделать то, что должно, и желанием защитить любимую от всех потрясений, что могли выпасть на её долю, порождённые его тайнами и возможной гибелью.

Разве не заслужили они жизнь в благости и умиротворении, среди обычных житейских радостей, с ссорами и страстными примирениями, вместо очередных потерь и трагедий после всего, что пережили? Неужели обречены на страдания и расставания и мимолётность счастливых мгновений? Гарри не знал. Но Рон был совершенно прав: стоило бороться.

* * *

Погода в окрестностях Хогвартса отличалась от таковой в Кенте: было неожиданно промозгло, время от времени накрапывал мелкий дождь, низко нависшие чёрные тучи грозились вот-вот разразиться настоящим ливнем, и Гарри плотнее закутался в плащ и накинул капюшон.

Густой сумрак опускался на местность, окна замка загорались ярким светом одно за другим. Гладь Чёрного озера пенилась рябью от стука капель, Запретный лес нависал необъятной тёмной скалой и протяжно скрипел стволами под резкими порывами ветра. Покрытая редкой пожугшей травой земля под ногами размякла, и каждый шаг оставлял чёткий след.

Гарри несколько раз оглянулся на Хогвартс, но в округе не было ни души. Гарри сам не знал, хотел ли встретить кого-нибудь, кого-то, кто... остановил бы? Окинул шокированным взглядом и покрыл отборной руганью? Разочарованно скривился и посмотрел укоризненно, с негодованием и осуждением? Но Гарри не нуждался в судье — он сам себе был судья, который почему-то представал перед внутренним взором человеком с лицом Северуса Снейпа, состроившего презрительную гримасу, впрочем, без следа удивления.

Белая гробница на фоне окружающего пейзажа выглядела сероватым пятном, словно вобравшим в себя остатки света уходящего дня. Гарри неспешно приблизился к ней и в нерешительности замер, вслушиваясь в размеренный шелест дождя. В памяти всплыли обрывки воспоминаний о том, другом дне, когда длинные белые пальцы хищно сжались на Бузинной палочке. Гарри передёрнуло, и он крепче стиснул свою.

Повинуясь лёгкому взмаху, тяжёлая плита медленно съехала в сторону. Гарри подавил желание позорно зажмуриться и не заглядывать внутрь, где закутанные в саванн покоились останки Альбуса Дамблдора, и мысленно призвал Бузинную палочку. Она откликнулась легко, взмыла в воздух, словно пёрышко, и на краткий миг Гарри ощутил, как она приветствует его, словно наконец-то дождавшийся возвращения хозяина пёс. Мерзкий трепет отвращения невольно прокатился с макушки до пят, и Гарри не сумел его сдержать. Самый могущественный Дар Смерти степенно покоился на ладони, и где-то глубоко внутри Гарри ощущал его тихую радость, отзывавшуюся в теле волнами страха.

​

Палочка заняла своё место в сейфе рядом с камнем: Гарри с огромным облегчением избавился от неё — казалось, всю дорогу до дома она жгла пальцы и словно бы нашёптывала что-то тягучее, зовущее. Возможно, то были лишь фантазии уставшего мозга, измученного бессонными ночами и таившей опасность неизвестностью. Что делать дальше, Гарри не знал.

Приключения последних месяцев с пугающими реалистичными видениями и мыслями о возможной кончине вымотали его до предела, и только присутствие рядом Джинни помогало держаться. Он всё ещё чувствовал себя скованно и неловко каждый раз, когда она кидала на него задумчивый и отчасти подозрительный взгляд, но старался хоть немного верить в лучшее, верить, что всё разрешится благополучно — если не ради себя, то ради неё. По крайней мере, делал вид.

— И что дальше? — спросила Джинни, присаживаясь на диван рядом с Гарри, пока он в сотый раз пролистывал дневник Ламберта.

— Не знаю, — честно признался он. — Рон с Гермионой поищут что-нибудь интересное в архиве, может, обнаружат что-то полезное.

Джинни положила подбородок ему на плечо, заглядывая в пожелтевшие страницы, и Гарри сдержал порыв отодвинуться.

— Нельзя же просто сидеть и ждать следующего знака, — с нотками нервозности и растерянности произнесла Джинни.

— Какой у нас выбор? — невесело хмыкнул Гарри. Он нахмурился, бездумно вычерчивая по страницам треугольник, круг и палочку.

— Ожидание убивает, — вздохнув, пробормотала Джинни.

— Поэтому я тебе ничего не говорил.

Повисла пауза, и Гарри с досады мысленно хлопнул себя по лбу и напрягся, чувствуя, как Джинни вся подобралась, готовая высказаться, а потом выдохнула и расслабилась, обнимая его руками за талию.

— Лучше бы ты сказал, что всё будет хорошо, — печально проговорила она.

Этого Гарри пообещать не мог.

* * *

Гарри ждал, что следующая ночь принесёт с собой новую загадку, новое видение, которое подскажет, как действовать дальше. Он так взвинтил себя, что долго не мог заснуть, ворочаясь в постели и прокручивая в голове одни и те же мысли, за что получил нагоняй от Джинни. Когда же Гарри удалось наконец соскользнуть в пучину сна, это не принесло облегчения: Волдеморт танцевал с белой девой вокруг гробницы Дамблдора, пуская над головой фейерверки, которые сыпались с неба огоньками-снитчами, и Гарри силился поймать их все, зная, что только один хранит в себе камень. Гарри промаялся до рассвета, то задрёмывая, то просыпаясь от очередной бредовой картинки, вспыхнувшей в мозгу, и в результате заработал головную боль, сковывающую виски словно обручем.

Только под утро, когда пришла пора вставать и Джинни отправилась в ванную, он провалился в сон, бывший не видением, а явью, оставшейся далеко в прошлом. Сириус, каким Гарри его запомнил, — молодой, живой и охваченный яростью битвы, — танцевал в смертельном танце с безумной Беллатрикс у самой Арки. Гарри кричал, предупреждая об опасности, пытался двинуться вперёд и предотвратить неизбежное, но голоса его не было слышно в шуме сражения, а ноги словно приросли к каменному полу. Миг — и Сириус скрылся в Арке. Гарри, оглушённый потерей, снедаемый чувством вины, вскрикнул и проснулся.

Голова трещала, в горле царапало, будто он песка наелся, и опустошение, то самое, что долгое время не покидало после гибели Сириуса — смесь неверия, ошеломления и тоски, — снова поселилось внутри.

Гарри с самого начала подозревал, что должен сделать, но отмахивался и отнекивался, гнал от себя эти мысли, стучавшие нервной дробью на краю сознания, объятый ужасом и понимающий безумство предстоящего поступка. Ведь в случае ошибки цена за глупость окажется высока.

Гарри неспешно оделся, взял огрызок пергамента, перо и чернила, нацарапал записку и отправился на чердак, где обитала сова Джинни — подаренная ей командой очень важного вида Мадам. Гарри в очередной раз цыкнул, размышляя, кто додумался дать сове такое шикарное имя, и, едва переступил порог, та слетела к нему на плечо — даже звать не пришлось.

— Окажи-ка мне услугу, — сказал он, погладив её по тёмно-коричневым перьям, привязал записку и выпустил в окно.

Теперь у него был план.

* * *

С тех пор, как горстка подростков в компании Пожирателей порезвилась в Отделе Тайн, разнеся несколько комнат и уничтожив ценнейшие артефакты, доступ туда существенно ограничили, а систему безопасности ужесточили. За эти годы Гарри побывал там только один раз — несколько месяцев назад — и сам удивлялся, что его вообще пустили, учитывая, что именно он ту горстку подростков возглавлял.

Сотрудники почти не встречались на нижнем уровне, записки — и те шелестели крыльями крайне редко, пролетая где-то под потолком. В мрачных коридорах царили тишина и темнота, которая почти не рассеивалась магическими светильниками. Гарри толкнул едва различимую в стене дверь и оказался в небольшом помещении, заполненном шкафами с бесчисленным количеством папок на полках.

— А, Гарри! — вставая из-за стола, воскликнул немолодой уже мужчина, высившийся над Гарри чуть ли на две головы. — Проходи.

Альберт Платт с недавних пор занимался тем, что записывал в специальную картотеку сотрудников, которым необходимо посетить Отдел Тайн, а после одобрения сверху выдавал пропуска. Работа была скучная, пыльная и наполненная одиночеством, но Гарри ни разу не слышал ни одной жалобы. Около года назад Платт попал в беду, проклятый заковыристым заклинанием, и, если бы не сообразительность Гарри, угодил бы в Азкабан лет на десять. И, хотя Гарри никогда не помогал людям в надежде на ответную услугу, сейчас ему была нужна помощь.

— Вот, держи, — покопавшись в сундучке, явно запертом на кучу заклятий, сказал Платт и протянул небольшой серебряный жетон, — приложишь к выемке в двери отдела. Но он одноразовый: выйдешь раньше, чем закончишь, назад не войдёшь.

Гарри благодарно кивнул, сжимая холодный жетон пальцами, и всё-таки не смог смолчать:

— У вас будут проблемы.

Это даже не было вопросом: меры безопасности в Министерстве после всех приключений их компании по поиску крестражей и тирании Волдеморта стали драконовскими.

— За меня не переживай, — отмахнулся Платт, достал из-под стола клетку с нюхлером и подмигнул, — черновик объяснительной я уже набросал.

— Спасибо.

Гарри впервые за долгое время искренне улыбнулся, глянул на нюхлера, который водил носом и нетерпеливо бил хвостом, почуяв в его руках ценность, спрятал жетон в карман, кивнул Платту и вышел.

Стоило Гарри оказаться в коридоре, всю лёгкость как рекой смыло. Стены сжимались и давили, в неровном свете плясали причудливые тени, а пол казался ускользающим из-под ног. Гарри под стук сердца в ушах стремительно приблизился к двери, на ощупь отыскал небольшую полость и приложил жетон — дверь вспыхнула светло-голубым и распахнулась.

В круглой комнате со множеством дверей у Гарри на миг закружилась голова — или это качнулись стены, — и он мысленно призвал нужную.

Помещение с Аркой ничуть не изменилось с прошлого визита. Гарри замер наверху, стараясь восстановить дыхание после краткого забега, и глянул вниз: на дне глубокой ямы на высокой платформе стояла каменная арка, завеса её легонько колыхалась словно от неизвестно откуда взявшегося здесь ветерка.

Гарри медленно выдохнул и шагнул на скамейку. А потом на следующую ниже. И ещё на одну. Чем дальше он спускался, тем громче становился идущий от Арки шёпот, заглушая гулкое эхо его шагов. Казалось, тысячи голосов пытались дозваться одновременно, сплетаясь в неразборчивый шелест. «Не он ли качает завесу?» — подумал Гарри и остановился перед платформой.

Несмотря на все попытки успокоиться, сердце грохотало как бешеное. Если он ошибся в своих выводах, неправильно расшифровал подсказки, что вели сюда, неверно понял зов, участь его предрешена. Он сгинет так же, как сгинули тысячи душ до него, растворится в небытие, легко скользнёт на ту сторону, не почувствовав боли. Не худшая смерть.

Гарри вытащил из кармана мантию-невидимку, сжал пальцами нежнейшую ткань, невесомую, словно вуаль, глядя, как те исчезают среди складок, и в очередной раз поразился её удивительным свойствам, которым не было равных. Бесчисленное количество раз мантия выручала его, буквально спасала от неминуемой гибели — укрывала от смерти, став верной помощницей во всех приключениях. Гарри накинул мантию на плечи и опустил капюшон, зная, что она дарует ему абсолютную невидимость.

Затем извлёк камень и трижды повернул его на ладони. Никто не появился — Гарри некого было звать: он давно отпустил всех ушедших, благословляя на дальнейший путь, очистил своё сердце от скорби, оставив там только светлую грусть и благодарность, и знал — точно знал, — что однажды придёт время встретиться вновь, и знание это приносило покой.

Палочка легла в руку как родная, приветствуя едва заметной вибрацией, в которой чудилось нетерпение. Сила её отдавалась в руке мерным гулом, обещающим невообразимое могущество, но Гарри, всегда предвзятый на её счёт, не обманывался, будучи в курсе цены её верности.

Он шагнул на платформу, и шёпот, идущий из-за завесы, словно притих в предвкушении. Гарри всмотрелся в Арку: в колебаниях завесы на миг мелькнул белый силуэт — или ему это только привиделось.

Сердце сжималось в груди, а тело дервенело, словно не желая делать последний шаг. Вместо собранности Гарри ощущал печаль, вспоминая самые яркие и счастливые моменты в своей жизни: смех друзей, улыбки родных, сияющая Джинни в белом платье... На краткий миг ему захотелось повернуться и сбежать, провести ещё один день под солнцем, пусть в муках, но среди любимых, пустить всё на самотёк и посмотреть, что будет. Но он всё же никогда не был трусом — и никогда не выбирал причинять близким ещё большие страдания, растягивая их боль и ужас от осознания собственного бессилия, заставлять их проживать вместе с ним последние мгновения в горе и страхе. Гарри снова, как и годы назад, перед встречей с Волдемортом, не сказал никому ни слова и не стал прощаться: по этому пути он должен был пройти один.

Он не знал, ждёт его впереди гибель, Смерть или ответы на все вопросы, но был готов наконец разрубить этот узел. Сделав глубокий вдох, надеясь, что не последний, Гарри шагнул прямо в завесу.​

Завеса мягко обволокла его, омыла потоком магии, словно водопад «Гибель воров», прогнав волну мурашек по всему телу. В лицо дыхнуло холодом, и, когда вуаль развеялась сизой дымкой, Гарри обнаружил, что стоит на твёрдой земле. Местность вокруг была скалистой, с редкими пиками невысоких гор, серо-чёрная почва под ногами хрустела камешками, и нигде не росло ни травинки. В сине-сером небе не было видно ни солнца, ни облаков, ни звёзд, и мир этот тонул в полумраке на грани между светом и тьмой.

Гарри оглянулся: позади высилась каменная арка, точно такая же, через которую он прошёл, — а потом присмотрелся к рукам: в одной была зажата палочка, в другой — камень, и Гарри, на удивление, прекрасно себя видел, потому что мантия перестала укрывать его пологом невидимости, сделавшись полупрозрачной, словно фата невесты.

Сбоку в расщелине мелькнула тень, и Гарри резко обернулся, по выработанной годами привычке вскидывая палочку. Человек этот не был похож на призрака, но в то же время, казалось, утратил материальность: кожа, одежда и волосы его посерели и будто бы стали слегка прозрачными. Он, не замечая Гарри, приподнялся над землёй на пару дюймов, пролетел мимо и нырнул с каменистой площадки вниз, словно в воду, тут же скрывшись с глаз.

Гарри пробрало морозом, и он выдохнул через открытый рот, проверяя, не пойдёт ли пар, но то был лишь страх.

— Ты не сумеешь навредить им, — послышался за спиной чарующий голос, поражающий мягкостью и глубиной.

Чуть в стороне, спрятавшись в тени под нависшей скалой, стояла она — белая дева. Образ её точь-в-точь совпадал с увиденным во снах: высокий рост, хрупкий стан, прекрасный лик, прямые белые волосы, словно шёлк, струящиеся до самой земли, и прямое белое платье без всяких излишеств. Разве что силуэт не растворялся на фоне пейзажа и не сиял мягким лунным светом — белая дева выглядела вполне живой и человечной.

Гарри сдержал желание шагнуть назад, спиной чувствуя лёгкие колебания завесы, словно навевающие слабый ветерок.

— Почему? — вырвалось у Гарри.

Теперь, стоя лицом к лицу с очевидной причиной всех своих бед, обрушившихся на него лавиной проблем и чередой изматывающих дней, наполненных сомнениями, страхами и отчаянием, он не мог подобрать слова, ввергнутый в ступор и смятение. Спросить «Ты Смерть?», наверное, стоило бы, но даже для ушей Гарри это звучало по-детски глупо.

— Утратившие человеческий облик, они не живые и не мёртвые, — пояснила дева, выходя в полоску света, и глаза её сверкнули серым, словно сталь.

— А ты?

Белая дева рассмеялась, и смех этот разлился вибрацией у Гарри по всему телу, отзываясь эхом, наполненным невысказанной глухой болью и горечью.

— Я единственная, кто всё ещё жив в этом мире из камней и пыли, — отозвалась дева, огибая Гарри и подходя всё ближе. — Единственная, кто выжил в заточении.

Он замер, не рискуя сделать шаг назад или что-то предпринять. Он не чувствовал ни идущего от девы могильного холода, ни трупного запаха — если бы встретил её в толпе, обратил бы внимание, конечно, но не отличил бы от остальных. Однако не раз выручавшее чувство опасности зудело где-то в подкорке, заставляя быть бдительным и настороженным. Гарри не спешил верить ни единому слову, но был готов выслушать.

— В заточении? — переспросил он.

Дева нахмурилась, и прекрасные черты её лица исказила гримаса страдания, затуманивая невыплаканными слезами глаза и теряясь в опущенном уголке губ.

— Этот мир, — взмахнула она рукой, обводя неприветливые окрестности, давившие мрачностью и запустением, — был создан для меня.

Впереди, у края площадки, там, где скальная порода обрывалась отвесной стеной, начали сгущаться тени. Они клубились, словно пузыри в луже, отдалённо похожие на стаю дементоров, но не приближались, а будто наблюдали издалека. Гарри следил за ними краем глаза, внимая каждому слову белой девы, и просчитывал варианты. Мысли носились в голове снитчами, мелькали проблесками, но у Гарри никак не получалось ухватить хоть одну.

— Слышал ли ты о моих братьях — Антиохе, Кадмусе и Игнотусе? — спросила дева.

Гарри кивнул, озадаченный.

— Я Келла, их младшая сестра.

Он моргнул, впиваясь в деву удивлённым взглядом. Это было решительно невозможно. Певереллы жили почти тысячу лет назад, никакая магия не была способна помочь кому-то прожить так долго. Видимо, вся степень изумления отразилась у Гарри на лице, потому что дева в ответ коротко и безрадостно улыбнулась и сказала:

— Здесь нет ни жизни, ни смерти, ни времени в обычном понимании этого слова.

Она кивнула в сторону теней и поджала губы в затаённой печали.

— Это клетка, которую создал для меня колдун.

Тень невыносимой муки на миг промелькнула у девы на лице, но она стойко продолжила:

— Он был богат, родовит и одарён магически и просил у братьев моей руки, уверенный, что не встретит отказа, а получив его...

Дева на секунду запнулась и сложила руки на груди в защитном жесте.

— ...выкрал меня и запер здесь, чтобы я принадлежала ему вечно — если не телом, то духом.

Гарри показалось, что небо стало на пару тонов темнее, и где-то вдали царившую здесь тишину прорезал грохот камнепада.

— Он был умел и могущественен и создал три волшебных предмета — три ключа от моей клетки, которые бы позволили ему навещать меня и спрашивать, не передумала ли я, — сказала дева, кивнув на Дары, — камень, мантию и палочку.

Гарри перевёл взгляд на свои руки и отметил, что всё ещё крепко сжимает направленную на деву Бузинную палочку, а камень врезался в ладонь.

— И как они попали к твоим братьям? — спросил Гарри, немного сбитый с толку, не в силах связать воедино известную ему сказку и эту историю.

— Мои братья сумели заполучить их, — улыбнулась дева. — Антиох всегда был искусен в магических дуэлях и победил колдуна в честной схватке, но утратил палочку в тот же день из-за чужой подлости. Кадмус выкрал камень, а Игнотус — мантию. С помощью камня Кадмус призывал меня время от времени — точнее, то был лишь отпечаток моей личности, созданный из его собственных знаний обо мне, — и в итоге сошёл с ума, не в силах смириться с потерей. А Игнотус всю свою жизнь хранил мантию и передал её в руки потомкам в надежде, что однажды кто-нибудь соберёт у себя все три ключа и вызволит меня отсюда.

С каждым сказанным словом Гарри всё больше удивлялся, насколько ловко рассказ девы накладывался на сказку о трёх братьях. Неужели всё так и было? Неужели Дары Смерти были созданы жившим давным-давно колдуном в качестве могущественных артефактов, не только обладающих волшебными свойствами, но и дающих пропуск в эту жуткую параллельную реальность? Гермиона не верила в материальное воплощение Смерти, Дамблдор считал, что Дары были созданы людьми. Неужели всё объяснялось так просто?

Гарри замер в нерешительности, не зная, что предпринять.

— Спасибо, что пришёл, — тихо вымолвила дева со слезами в голосе. — Я ждала этого так долго.

— Ты меня чуть не убила со своими видениями, — попрекнул Гарри, сильнее стискивая палочку.

— Прости, — совершенно искренне покаялась дева. — Ты владел мантией, и я не подумала, что ты не знаешь обо мне. Я думала, моя история передавалась в твоей семье из уст в уста вместе с ней.

Гарри стало неуютно. Не то чтобы он считал себя чем-то обязанным ей, но вольно или невольно проникся всем ужасом ситуации: он бы даже Волдеморту не пожелал оказаться запертым в этом мире на тысячу лет — уж лучше смерть.

— Ты заберёшь меня домой? — тихо спросила дева, приблизившись так, что между ними едва ли осталась пара шагов. — Я хочу вернуться.

Гарри замешкался с ответом. Какая-то мысль упорно ускользала, не позволяя наконец поймать себя за хвост. История этой девы выглядела гладко — пожалуй, слишком уж гладко. Как она сумела выжить здесь, проведя несколько сотен лет среди серости, уныния и потерянных как для мира живых, так и для мира мёртвых душ, не сойдя с ума, не утратив человеческого облика и памяти? Почему только сейчас сумела кого-то дозваться?

— Я ведь не первый, кого ты просишь об этом? — осторожно спросил Гарри, вримательно следя за реакцией девы и стараясь ничем не выдать своего недоверия. — Был другой. Именно он оставил подсказку, благодаря которой я попал сюда.

Дева, поначалу слегка напрягшаяся всем телом, расслабила плечи и даже чуть улыбнулась.

— Да, — отозвалась она с печальным вздохом. — Хозяин Бузинной палочки — он приходил к Арке, привёл с собой преступника, которого отправили сюда в качестве наказания.

Дева поникла и с грустью взглянула на замершие у края плато души, словно её наполняла скорбь о судьбе каждого.

— Я пыталась его дозваться, — пояснила она с ноткой отчаяния в голосе, — но он сначала испугался меня, а потом утратил палочку, и я более не имела с ним связи.

Дева посмотрела на Гарри с признательностью, и он оторопел под этим взглядом: серые глаза были словно застывший грязный лёд.

— Я была так рада, когда ты пришёл к Арке несколько месяцев назад, — не сдерживая счастливой улыбки, сказала дева. — Я сразу же почувствовала, что ты тот, кто мне нужен.

Гарри застыл, пронзённый ужасом осознания, словно превратившись в статую и не в силах издать ни звука. Вот оно. Как дева могла установить с ним связь с помощью Даров, если не имела к ним никакого отношения, если никогда к ним не прикасалась? Как сумела подвести его к каждому, заставить собрать у себя, если они принадлежали колдуну, а потом оказались в руках её братьев? Чётко сложенная картинка треснула по швам и разбилась под гнётом простой мудрости: ищи того, кому выгодно.

Гарри рванул назад спустя мгновение после того, как дева протянула руку и резко сдёрнула с него мантию. Едва не споткнувшись и не улетев спиной в Арку, он извернулся и грохнулся на бок подле неё. Камень покатился по земле, но палочку Гарри не выпустил: потерять её всегда значило потерять свою жизнь.

Позади раздался дикий визг, и Гарри обернулся: в подол платья белой девы вцепился зубами огромный чёрный пёс, а за ним, мчась по воздуху словно лавина, летел клубок неприкаянных душ.​

Гарри узнал бы этого лохматого пса и с закрытыми глазами. Тот терзал подол с редкостным остервенением, яростно оскалившись и утробно рыча, вцепившись в него мёртвой хваткой.

— Прочь, мелкая шавка! — вскрикнула белая дева, моментально утратив благостный вид и тщетно пытаясь вырваться. Волосы её растрепались, а лицо перекосилось от злобы. — Прочь!

На взгляд Гарри, Сириуса уж никак нельзя было назвать мелким. Больше всего он сейчас походил на мифического гримма: огромный волкодав с пылающими глазами, обещающий врагам неминуемую гибель.

Гарри вскочил на ноги, бросаясь к камню, не уверенный, насколько тот необходим, чтобы пройти через Арку с этой стороны. И в этот момент произошло сразу две вещи: Сириус с жалобным визгом отлетел в сторону, описав в воздухе дугу, и врезался боком в скалу, а белая дева разъярённо рыкнула и преобразилась. Черты её лица поплыли, утрачивая молодость и привлекательность, фигура усохла и скрючилась, а волосы словно втянулись в череп и повисли седыми сосульками. Гарри не успел моргнуть глазом, как перед ним вместо прекрасной девушки оказалась перекошенная злобой старуха. Она кинулась к нему, будто жаждала вцепиться в горло, но пала на колени, сбитая с ног мощным телом.

— Беги, Гарри! — выкрикнул Сириус, пропуская от старухи неожиданно мощный удар.

У Гарри мир поплыл перед глазами.

«Хватай Гарри и беги! Беги! Я задержу его!»

Нет уж, он не допустит подобного снова.

Бузинная палочка взлетела, и алая молния заклинания впилась в тело старухи. Её короткий болезненный вскрик перерос в леденящий кровь безудержный хохот, казалось, пославший по земле дрожь. Однако Сириусу хватило этой заминки, и он бросился к Гарри, настиг его в несколько шагов и схватил за руку.

— Бежим!

И они побежали. Перепрыгивая через узкие разломы, огибая валуны и кубарем скатываясь со склонов, они мчались вперёд между высокими каменными столбами, подныривали под нависающими скалами и протискивались через узкие расщелины. Гарри казалось, что Сириус знает, куда тащит их. По крайней мере, ему хотелось в это верить.

Сколько бы раз он ни оборачивался, туча неупокоенных душ неслась за ними стрелой, словно не замечая никаких преград. Их тонкий пронзительный визг на одной ноте бил по ушам и подгонял в спину.

Когда Сириус наконец остановился и Гарри затормозил рядом с ним, тяжело дыша и хватая ртом воздух, оказалось, что им удалось уйти совсем недалеко: каменная арка возвышалась на плато, и её было хорошо видно с этой точки.

— Она не уйдёт? — хрипло спросил Гарри, пытаясь отдышаться.

— Нет — без палочки, — откликнулся Сириус, прекрасно поняв, о чём идёт речь, и оглянулся на преследователей. — Накладывай все защитные заклинания, какие знаешь, и быстро.

Гарри не стал ни спорить, ни уточнять — не до того было, объясниться можно и позже.

— Каве инимикум... — начал он, вспоминая дни в бегах, казавшиеся теперь невообразимо далёкими, словно из другой жизни, и твёрдый голос Гермионы, читающий заклинания.

За годы в Аврорате запас заклинаний значительно пополнился, и Гарри наложил все, какие смог вспомнить. Воздух зарябил от магии, и пространство вокруг словно подёрнулось дымкой. Духи заложили вираж над головой и, упустив добычу, рассеялись в разные стороны.

— Этого хватит ненадолго, — сообщил Сириус, обеспокоенно глядя им вслед. — Магия здесь нестабильна и быстро развеивается.

Он обернулся, и Гарри наконец-то получил возможность получше его рассмотреть. Сириус совершенно не изменился за прошедший десяток лет, словно бы их и не было, разве что приобрёл особенно усталый взгляд человека, каждый день которого похож на предыдущий, и был потрёпан после короткой схватки.

Гарри шагнул вперёд и заключил Сириуса в крепкие объятия, так что тот поначалу охнул, а потом обнял в ответ и погладил по волосам.

Сколько бы Гарри ни говорил, что отпустил ушедших и живёт дальше, — живой родной человек рядом был гораздо лучше мёртвого. Воспоминания о Сириусе всегда пробуждали в Гарри пусть с годами притупившееся, но не исчезнувшее чувство вины и навевали горькие мысли о последствиях опрометчивых поступков, и теперь сама возможность того, чтобы вернуть Сириуса домой, будоражила кровь.

— Отсюда ведь можно выбраться? — уточнил Гарри на всякий случай.

— Можно, — кривовато усмехнулся Сириус. — Нужна только палочка.

Гарри посмотрел на Бузинную палочку, которую всё ещё крепко сжимал, словно она была его единственным спасением.

— Также нужна мантия, чтобы духи не набросились все скопом, — с досадой сказал Сириус. — Иначе отбиться от них будет непросто.

Мантия осталась лежать у подножия Арки, и Гарри не был уверен, что она до сих пор цела, а не уничтожена ведьмой.

— Расскажи мне всё, — попросил Гарри и добавил, стараясь звучать не подозрительно, а заинтересованно: — Почему ты не стал одним из них? Откуда ты столько знаешь? И кто эта ведьма?

Сириус улыбнулся граду вопросов, на миг став тем молодым мужчиной, которого Гарри когда-то встретил на Гриммо: ещё не угнетённого одиночеством и невозможностью выйти из дома и сражаться наравне со всеми. Они присели на ближайший валун, и мелкая галька хрустнула под ногами, звуча особенно громко в застывшей в воздухе тишине.

— Меня спасла анимагия, как когда-то от дементоров, — пояснил Сириус, и взгляд его наполнился теплотой напополам с грустью. — Когда становишься зверем, человеческие чувства притупляются. Это помогает держаться.

Сириус тряхнул волосами и посмотрел вдаль, на Арку.

— К тому же я здесь совсем недолго, всего несколько лет, — заметил он. — Время тут течёт иначе, процесс идёт медленно: поначалу человек не замечает, как теряет себя.

Сколько бы Гарри ни взглядывался, никаких изменений не ощущал. Впрочем, он допускал, что его воспоминания могли притупиться, а впечатления о встрече с Сириусом — быть искажены радостью от того, что он жив.

— Здесь есть и другие, кто пока не утратил рассудок и способен мыслить более-менее ясно, — сообщил он, кивнув в сторону высившихся вдали горных пиков. — Они прячутся от ведьмы в пещерах в надежде, что, если не будут попадаться ей на глаза, избегут незавидной участи неприкаянно бродить по этим просторам. Впрочем, безуспешно.

— Кто она? — спросил Гарри, едва сдерживая нетерпение.

Вопрос этот занимал его с той поры, как он впервые увидел во сне зовущую его прекрасную деву. Гарри давно не был так наивен, чтобы безоговорочно поверить в чудесный образ. Пусть поначалу он и убеждал себя, что, как и Певереллы, имеет дело со Смертью, — то был знакомый враг, — со временем понял: только человек мог сплести паутину манипуляций, всласть потоптаться на больных мозолях, воскрешая в памяти гибель близкого и чувство вины за неё, и привести сюда.

— Не знаю, Гарри, — откликнулся Сириус, пожав плечами. — Знаю, что ведьма древняя, что любила баловаться некромантией и что её сюда заточил отец знаменитых братьев Певерелл, создав три ключа и наказав сыновьям беречь их и никогда-никогда не объединять, потому что убить не смог.

Гарри задумался, не было ли у этой ведьмы крестража или она продляла свою жизнь как-то иначе, и раздосадованно вздохнул: если бы знал, чем обернётся обладание статусом «Повелителя Смерти», никогда бы к Дарам не прикасался.

— Это тебе ведьма рассказала? — спросил он как бы между прочим.

Сириус фыркнул и потрепал его по волосам.

— Здесь эту историю знает всякий, кто не утратил рассудка, она передаётся из уст в уста. А откуда известна — не знаю. Может, и сама ведьма кому-то рассказала. Но если так, то очень давно.

Окружавшее их марево, созданное заклинаниями, затрепетало и немного истончилось, и пейзаж обрёл большую чёткость.

— Заклинания скоро падут, и духи почуят нас, — сказал Сириус, разом становясь серьёзнее. — Даже наколдованные Старшей палочкой, чары не держутся долго.

— У нас есть план? — спросил Гарри, лихорадочно соображая.

Если ведьму действительно нельзя было убить, её стоило заточить в этом мире навсегда.

— Ведьма будет стремиться уничтожить ключи — это даст ей возможность беспрепятственно выбраться отсюда, — объяснил Сириус, вставая, и Гарри порадовался, что не сжёг их Адским пламенем. — Нужно обманом увести её от Арки, чтобы ты мог уйти.

У Гарри защемило в груди. Неужели история была обречена повторяться снова и снова? Неужели её счастливый конец невозможен?

— Я не пойду без тебя, — твёрдо произнёс Гарри, тоже поднимаясь.

Сириус улыбнулся, и в сером свете этого мира, среди серых скал, земли и неба, улыбка его на секунду почудилась блеклой, словно полупрозрачной, и Гарри невольно задержал дыхание, напуганный осознанием.

— Я сразу за тобой, — искренне заверил Сириус.

Небо потемнело ещё сильнее, и по всему горизонту начали собираться тучи, постепенно стягиваясь к тому месту, где они стояли.

— Надо идти, — сказал Сириус, когда последнее заклинание растворилось с тонким звоном. — Поступим так...

На взгляд Гарри, план был простым, но зная, сколь редко те воплощаются в жизнь без малейшего отклонения, не обольщался и морально готовил себя ко всему.

Они с Сириусом устремились в обратный путь, двигаясь по дуге и собираясь обойти Арку с противоположной стороны. Тучи неупокоенных душ сгущались, и неизвестно откуда взявшийся ветер словно гнал их всё быстрее и быстрее. Сириус вскоре обернулся собакой и помчался вперёд, показывая дорогу. Гарри бежал, спотыкаясь о камни под ногами, так быстро, как только мог, словно стараясь обогнать сам ветер.

Сердце колотилось в груди в предчувствии беды, и Гарри, в последнее время привыкший доверять своему чутью, просчитывал, что могло пойти не так. А не так могло пойти всё. Ведьма наверняка уже уничтожила и мантию, и так и не подобранный Гарри камень, и палочка в руке оставалась единственным, что пока берегло его реальность от катастрофы. Никто понятия не имел, на что была способна эта ведьма, и Гарри не жаждал узнать.

Он поднялся по склону позади Арки, оставшись у края и не показываясь на глаза ведьме, сторожившей проход, и наблюдал, как его полная копия на противоположной стороне площадки помахала в воздухе Бузинной палочкой и крикнула:

— Если хочешь выбраться отсюда, одной слезливой истории будет мало!

Ведьма оскалилась, обернулась к Сириусу и раскинула руки, будто пытаясь обнять небо.

— Мне не придётся ничего делать, мальчик, — довольно сказала она. — Мои верные слуги сделают всё за меня.

Души закрутились над площадкой чернильной воронкой, словно торнадо, и созданный ими вихрь развевал одежды и поднимал в воздух песок, отчасти заглушая их тонкий протяжный вопль. Гарри, скрытый множеством чар, прищурился, чтобы что-то разглядеть, так как они совершенно не защищали его от пылевой бури.

Среди воя ветра и духов послышался радостный женский возглас, затем мужской крик, и над площадкой вспыхнуло, свиваясь в кольцо, огненное лассо. Оно прошлось по краю торнадо и сжалось в кулак, освещая окрестности алым заревом, и духи взмыли вверх, словно пробка из бутылки, стремительно спасаясь из пламенного плена. Гарри зажал уши руками, боясь, как бы от этого визга на одной ноте не лопнули барабанные перепонки.

Когда небо разяснилось, а пыль осела, Сириус спросил:

— Это всё, на что твои слуги способны?

— Кое на что они сгодились, — захохотала ведьма.

Гарри почувствовал, как неведомая сила поднимает его в воздух. Мир несколько раз перевернулся, и Гарри с силой приложился о землю, так что вышибло дух. Глядя в небо и пытаясь вдохнуть, он краем глаза различил, как ведьма скинула Сириуса, растратившего все силы и вернувшего своё обличие, за край площадки, и дёрнулся, надеясь поймать, защитить, спасти, но лишь хриплый вздох вырвался из груди.

— Неужели ты думал, мальчик, — задумчиво спросила ведьма, подходя ближе, — что я не почую свою вещь? Что меня можно обмануть маскарадом?

Она сделала шаг вперёд, и Гарри изо всех сил рванул за откатившейся в сторону Бузинной палочкой. Ведьма наступила ему на ногу, раздался хруст, но Гарри сквозь вспышку боли всё равно тянулся к палочке. Это был последний шанс предотвратить непоправимое, и он не имел права его упустить.

— Палочка, что победу дарует. Камень, что над смертью торжествует. Мантия, что от глаз замаскирует, — восторженно произнесла ведьма, поднимая палочку и глядя на неё с вожделением, как на бесценное сокровище. А потом посмотрела на Гарри, и её сморщенное лицо перекосилось в гневе. — Воры!

Гарри, не сдержавшись, вскрикнул, опалённый проклятьем, и отлетел в сторону на несколько метров.

— Забрали то, что по праву принадлежит мне! — воскликнула ведьма. — Надругались, изувечили, извратили!

Глаза её бешено вращались в орбитах, а голова дёргалась вверх-вниз словно в припадке.

— Но я исправлю... — забормотала она, прижимая палочку к груди. — Я всё исправлю.

Ведьма шагнула к Арке, и Гарри усилием воли поднялся на ноги, с трудом опираясь на одну. Завеса трепетала, как лист на ветру, и тянулась к ведьме, которая как ребёнок радовалась этому мгновению, словно приветствовала в ней родную. Всего один шаг, одно заклинание, снимающее завесу, отделяло её от мира, в котором осталось всё, что было дорого Гарри, всё, что с таким трудом они отстояли, победив в войне с Волдемортом, остались те, кто заслуживал жизни без вечной борьбы.

Миг растянулся, словно плёнка с кадрами, которые прокручивались перед глазами. Ведьма приблизилась к Арке и подняла палочку. Гарри нащупал в кармане свою — верную спутницу из остролиста, которую однажды сломал и сумел починить и с которой никогда не расставался. Где-то сбоку Сириус воскликнул: «Нет, Гарри!..» Ведьма от неожиданности оглянулась. Гарри не думал — только молился, чтобы его предположения не оказались ошибочными.

— Бомбарда максима!

Вспыхнуло, грохнуло, и на один краткий миг каменная кладка Арки взмыла в воздух и замерла, а потом брызнула в стороны фонтаном камней. Ведьма завыла не своим голосом, словно насквозь пронзённая копьём. Завеса всколыхнулась, поплыла дымкой, будто пытаясь вновь зацепиться за что-то и удержать проход, и Гарри почувствовал, как что-то большое, тяжёлое и шерстяное врезалось ему в бок, а затем влетел прямо в рассеивающуюся дымку.

Гарри прошило холодом, заставив подавиться воздухом, и в следующую секунду он рухнул на груду камней. Спину и ногу тут же пронзило болью, перед глазами заплясали разноцветные круги, и Гарри потребовалось сделать несколько вдохов, прежде чем он сумел осмотреться.

Он лежал на дне глубокой ямы на груде кирпичей, рассыпанных на платформе, — всё, что осталось от Арки смерти. Не было завесы, не было ведьмы, не было Сириуса — только палочка из остролиста лежала в руке, переломленная пополам. Палочка, некогда починенная Старшей и впитавшая в себя кроху её силы.

Гарри лежал в полнейшей тишине, глядя, как пылинки кружатся в воздухе в свете, идущем откуда-то от стен, не в силах пошевелиться. Он был потерян, опустошён и раздавлен. Случившееся выдуло из головы каждую мысль, вымыло из души каждую эмоцию, оставив там только воцарившуюся пустоту.

Гарри ждал, когда распахнутся двери, когда нагрянут невыразимцы и авроры — или целители, — утаскивая его наверх, на допросы, во власть давящих каменных стен и грубых требовательных голосов. Но это не беспокоило его — не так, как навалившееся осознание: он уничтожил проход в тот мир, и души его отныне потеряны навсегда. Участь, что хуже смерти. Участь, которую он должен был разделить.

* * *

Вопреки ожиданиям Гарри, большого шума не случилось: дело, касающееся Отдела Тайн, быстро классифицировали как совершенно секретное и закрыли к нему доступ всем, кроме заинтересованных лиц. А таких было немного: глава невыразимцев, глава Аврората и министр.

Кингсли, выслушав полный рассказ Гарри, только головой покачал и отправил его в бессрочный отпуск — до выяснения всех обстоятельств. Гарри спорить не стал и отчасти даже обрадовался возможности отдохнуть в тишине и покое родного дома: после всех приключений, выпавших на его долю, он больше всего желал простого человеческого счастья в виде пирога с вишней. Ногу Гарри подлатали прямо в Министерстве, и домой он вернулся следующим утром, лишь слегка прихрамывая, уставший и голодный.

— Хоть бы записку оставил! — воскликнула Джинни, едва не набрасываясь с кулаками, стоило Гарри переступить порог. — Хорошо, что Кингсли прислал сову.

Джинни явно не спала всю ночь: вчерашняя одежда, волосы нечёсаные, под глазами круги.

— Прости, — сказал Гарри, осторожно заключая её в объятия, не то боясь ранить, не то боясь пораниться. — Всё хорошо. Теперь точно всё хорошо. Всё закончилось.

Джинни вцепилась в него тонкими хрупкими пальцами и разрыдалась в голос, вздрагивая всем телом. Гарри тоже хотел бы поплакать, но не мог позволить себе такой роскоши и только тихонько вздохнул, прикрывая глаза. Перед внутренним взором калейдоскопом носились события прошлого дня: ведьма, Дары, Сириус, духи. Он никак не мог отпустить произошедшее, не мог смириться, что всё закончилось вот так — непоправимо. Он знал, что невыразимцы в Отделе Тайн продолжат изучать комнату с Аркой и, возможно, искать иной путь в параллельный мир, но не думал, что им удастся помочь тем, кто там сгинул.

Потерять Сириуса во второй раз оказалось неожиданно больно, куда сильнее, чем можно было ожидать. На какой-то миг Гарри поверил, что это возможно — вместе вернуться домой. Поверил, что сумеет хоть кого-то вытащить, хоть что-то исправить. Тем горьче оказалась реальность.

— Я беременна, — невнятно всхлипнула Джинни.

Гарри замер, оглушённый её признанием, неуверенный, правильно ли расслышал, погружённый в свои думы, и вместо ожидаемой радости на него навалилась тоска, а потом стыд: ведь он ничего не сказал, уходя.

Гарри взял лицо Джинни в ладони и стёр слёзы пальцами.

— Ты уверена?

Джинни кивнула и улыбнулась, и Гарри постарался улыбнуться в ответ.

— Целители говорят, мальчик, — сообщила она, вхлипнув.

— Джеймс Сириус, — не задумываясь выдал Гарри, надеясь, что Джинни не станет возражать. Он не знал, чем ещё может отблагодарить двух людей, один из которых подарил ему жизнь, а второй — спас.

— Джеймс Сириус, — повторила Джинни. — А звучит.

Гарри притянул её к себе, зарываясь носом в яркие рыжие волосы, которые так любил. Он знал, что у него всё впереди — и радость новой жизни, и счастье быть отцом, и дни, наполненные любовью родных и близких. Но часть него, оставшуюся по ту сторону завесы, настигла маленькая смерть, и это нужно было пережить.​