Предел свободы. Часть первая (джен)

Англия, Литтл-Уиннинг, Тисовая улица, дом 4. 31 августа.

Гарри лежал в своей комнате и бездумно крутил между пальцами свою новую волшебную палочку с сердцевиной из пера феникса. Рядом на столе лежала его вторая палочка, чему он был откровенно не рад. Внезапно нахлынули воспоминания о состоявшемся с Олливандером разговоре. Как-то так получилось, что в магазине волшебных палочек Гарри оказался один. Дядя Вернон остался рассматривать модели волшебной одежды. Гермиона утащила родителей обратно во Флориш и Блотс, а Макгонагал помчалась оттаскивать Рона от витрины «Все для квиддича».

Гарри изрядно напугался, когда странный старик подкрался к нему со спины, и вкрадчивым голосом произнес:

— Ах, Гарри Поттер... Я ждал вас. Казалось бы, еще вчера ваши родители выбирали свои первые палочки, — Олливандер прошел к полкам с палочками. Он закатил свои неестественно-серые глаза и с придыханием закончил: — Я помню. Помню их всех.

Гарри молчал. Хозяин магазина также не произнес ни слова. Видимо, ушел в свои воспоминания. Внезапно он слегка вздрогнул и, цепко взглянув на мальчика, быстро пробормотал:

— Так, давайте посмотрим, что тут у нас, — и, с небольшой паузой: — Какой рукой вы держите палочку?

— Сэр, я никогда не держал в руках палочку, — слегка подрагивающим голосом ответил Гарри. — Конечно... Я имел в виду вашу рабочую руку, ту, которой пишите, — мягко поправился Олливандер.

— Я правша, сэр.

— Прекрасно.

Тут же многочисленные линейки и другие инструменты, названия которых Гарри не знал, принялись измерять его от макушки до пят. Затем наступил черед выбора палочки. Они перебрали множество вариантов, не добившись ни малейшего отклика, пока наконец одна из палочек не выдала не слишком яркий сноп искр.

— Любопытно, — бесстрастным голосом произнес Олливандер. — Кажется, и мне свойственно ошибаться.

— Простите?

— Видите ли, дело в том, что ядром этой палочки является перо феникса. Обычно фениксы дают всего одно перо...

— Но не в этом случае? — перебил Гарри.

— Да, — спокойно продолжил Олливандер. — Сестра этой палочки оставила шрам у вас на лбу.

Гарри напрягся. При мыслях о том, кто оставил его без родителей, в нем зарождался гнев.Он промолчал. Между тем, Олливандер как ни в чем ни бывало продолжил:

— И ведь дело даже не в этом. Я был уверен, что вам подойдет другая палочка, — он достал из-под прилавка еще одну коробочку, и вытащил оттуда темно-желтого оттенка палочку. — Попробуйте вот эту.

В этот раз сноп искр был ярче, но не намного. Олливандер нахмурился.

— Ох, бедный мальчик...

— Вы собираетесь объяснить мне, в чем дело? — раздраженно выпалил Гарри.

— Если бы это было так просто... Впрочем, слушайте, — и Олливандер путано, сбиваясь на различные мифы и легенды, начал описывать болезнь, которую книги дяди Вернона однозначно трактовали как раздвоение личности. — Гарри, в вас живет две личности. И как бы одарены бы вы не были, ни одна палочка не способна пропустить через себя силу, направленную усилиями двух воль одновременно. Тем более, когда... личности столь различны... что, очевидно, имеет место быть в вашем случае, юный Гарри...

— Будут проблемы? — нахмурился он.

— Вы приуменьшаете, — мягко улыбнулся Олливандер — Даже простой люмос, заклинание света, доставит вам массу сложностей.

— Хорошо, хорошо... Просто расскажите мне о последствиях, — Гарри начал нервно ходить из угла в угол.

— Никаких чар, кроме тех, основной компонент которых — воля волшебника. К ним, например, относится заклятие призыва. Защита от темных искусств — то же самое. Исключением, пожалуй, станет трансфигурация, основной компонент которой — воображение. Здесь, рискну сказать, вы сможете добиться выдающихся высот. Ядром вашей второй палочки является крыло феи. Очень хрупкая палочка, однако с её помощью можно создавать настоящие произведения искусства — чем бы вы ни занимались. Палочка с пером феникса могущественна... но она не подходит вам, Гарри. И, несмотря на то, что она выбрала вас первой, я убежден, что это не ваша палочка.

Мальчик помолчал и уже собирался, не прощаясь, выйти из магазина, когда Олливандер вдруг окликнул его.

— Мне жаль вас, юный Гарри... Вас ждет очень непростая судьба, — Гарри медленно повернул голову к хозяину магазина. — Я хочу сделать вам подарок. На вашей палочке с ядром из крыла феи... не будет некоторых чар. Удачи вам, юный Гарри.

Об этом разговоре Гарри поклялся не говорить никому. Ни единой душе. Нет ничего плохого в том, что ты необычен, что не соответствуешь навязанным шаблонам. Быть ненормальным не то же самое.

Трансфигурация, древние руны и арифмантика. Нужно сосредоточить все внимание на этих предметах. Еще остаются — история магии, зелья и гербология. Запасной вариант. Гарри продолжал думать о том, с чего ему следует начать изучение магии. Пытался расставить приоритеты, ведь, как говорил дядя, ему там жить. Из всей приобретенной литературы самыми ценными оказались подержанные книги старых лет. Попадались издания даже девятнадцатого века. Иные в обычном мире давно считались бы историей, и те деньги, что он отдал за них, показались бы просто смешными.

Гарри решил не торопиться с изучением материала первого курса, рассудив, что раз в книгах даны самые общие описания, то фундаментальную теорию и подробные разъяснения он получит в школе. Вместо этого он решил сосредоточиться на изучении мира, в котором ему вскоре предстоит оказаться, и, поскольку нельзя объять необъятное, изучал он в основном Хогвартс.

Он пролистывал справочники, пособия и мемуары, останавливаясь в местах, казавшихся ему интересными. Купленная подержанная публицистика здорово отличалась от учебных пособий последних лет, которые он купил во Флориш и Блотс. Впрочем, основные события и явления описывались практически одинаково, однако причины и трактовка событий бывали зачастую едва ли не противоположны.

Так, его особенно поразила система факультетов Хогвартса. Распределять на основании личностных качеств? Что за бред? Человеческая психика невероятно сложна, к тому же она пластична, и не получится ли так, что некоторое время спустя человек окажется на совершенно чуждом ему факультете? Или по-другому. Этот артефакт, который не упоминался в открытую ни в одном из источников, распределяет человека, который в данный момент испытывает определенную смесь эмоций, не повлияет ли все это на распределение?

Потом все детали мозаики начали постепенно складываться. Все издания, начиная примерно с пятидесятых годов, описывали Гриффиндор, как сборище бой-скаутов. Горячих, импульсивных, но всегда готовых снять с дерева котенка или перевести через дорогу старушку. Описания Слизерина поначалу состояли в основном из славословий последнему оплоту истинной аристократии. Но ближе к семидесятым появилась некоторая тенденциозность, а уже издания середины восьмидесятых Слизерин описывали не иначе как цитадель темных магов.

Все это было крайне странно, поскольку «Гриффиндоский альманах» от тысяча пятьсот десятого года красочно повествовал, как трое бравых гриффиндорцев замечательно развлекались с «низкородной», внимание, со Слизерина! Далее автор эссе, некий Джонатан из Йорка, бравировал тем, что даже пятнадцать дней в каземате того стоили.

Следующая статья была написана уже от имени другого лица, который описывал, как его славный товарищ буквально выпотрошил наглеца, осмелившегося вступиться за честь однокурсницы, и как он впоследствии умер от яда, которым подлец, очевидно, смазал свое оружие. Далее было напечатано что-то вроде гравюры и траурной рамки с подписями гриффиндорцев, скорбевших об убитом.

Гарри был изумлен. Его очень заинтересовали два момента. Во-первых, дуэль велась на мечах. И, во-вторых, каким образом представительница Слизерина оказалась «низкородной»? Ведь основатель факультета изначально не допускал на свой факультет никого, кроме выходцев из волшебных семей. Загадка.

Понимание пришло к нему после прочтения рукописи магглорожденного выпускника Рэвенкло, написанной в конце девятнадцатого века. Он приводил анализ остаточных чар на помещениях факультета и пришел к выводу, что башня Рэвенкло буквально пронизана самыми разнообразными чарами, но основными все же были два типа: усиливающие концентрацию и умиротворяющие. Чары Гриффиндорской башни носили явно оборонительный характер, у Хаффлпафа — всевозможные чары уюта, а про Слизеринские подземелья удалось узнать лишь то, что на них лежат какие-то антишпионские заклятья.

И тут Гарри озарило. Ну конечно же! Хогвартские факультеты исторически отражали сословное деление общества! Гриффиндор выставлял почти такие же требования, какие предъявлялись к кандидату в оруженосцы. Сэр Годрик определенно не стал обременять себя умножением сущностей сверх необходимого.

Следуя этой логике, на Слизерине могло обретаться богатое купечество да мелкое дворянство, которое могло стремиться забраться повыше, не брезгуя преступать условности того времени. Наверняка там были и те, кто подходил для другой «не рыцарской работы». Палачи, шпионы, люди для особых поручений...

С Рэвенкло все очевидно. С Хаффлпафом тоже все понятно — сплоченность это основа крестьянской общины, а уж трудолюбие в ту эпоху было основой выживания простых людей.

Гарри нахмурился, когда вильнувшая в сторону мысль привела его к осознанию, что перед ним открывается целый мир, полный сословных предрассудков и жесточайшего социального неравенства. Дядя Вернон всегда твердил, что нынешняя система воспитывает покупателей и продавцов. Та система откровенно воспитывала слуг и господ.

Дымка волшебной сказки развеялась окончательно.

* * *

Мундунгус Флетчер всегда знал, что его алчность в конце концов его погубит. Примечательно, что его родители так не считали. Отец считал, что это будет трусость, а мать — лень. Возможно, это их разногласие стало одной из причин их развода. Кто знает?

В тот вечер он пришел в скупку, чтобы скинуть кое-какой товар. У старика, имени которого никто из знакомых Мундунгуса не знал, толпы покупателей обычно не толпились, но сегодня, можно сказать, был аншлаг. Сразу четверо незнакомцев в темных плащах с капюшонами, надежно скрывавшими их лица, грузили товары так, будто завтра не настанет. Они явно были при деньгах, но чувство опасности, которое вырабатывается у каждого, кто смог протянуть в Лютном хотя бы неделю, настойчиво твердило: «Слушай, друг... оно того не стоит».

И вдруг Мундунгус услышал обрывок разговора:

— ...А что вы можете посоветовать людям... не обладающим даром.

«Магглы... или сквибы... да какая, к чертям, разница!» — радостно думал Флетчер, выбегая из лавки. Одна неосторожная фраза, и они подписали себе смертный приговор.

Найти Робина было несложно, он обычно ошивался в трактире «Дядюшка Тролль» в компании двух своих подельников. Все, что было о нем известно — он был магглорожденным и учился в Гриффиндоре. Флетчер с разрешения Робина присоединился к ним за столом, заказал себе пива и начал торговаться. В начале он хотел получить галеон, но Робин резонно возразил, что тот может пытаться его кинуть и предложил пять процентов. Сославшись на то, что они могут вот-вот уйти, благо ни сквибы, ни магглы аппарировать не умеют, он выторговал себе целых пятнадцать процентов, при условии, что Мундунгус будет участвовать в нападении. Флетчер немного поежился, но согласился. Его ожидал неплохой улов. Главное смыться быстрее, чем подельникам придет в голову мысль, что проще делить на троих.

Они успели. Компании незнакомцев оставалось пройти всего два поворота, чтобы выйти из Лютного, а там их будет уже не достать. Один из подельников Робина попытался окликнуть их. Дальше события развивались очень быстро. Незнакомцы, не говоря ни слова, достали откуда-то странного вида штуки. Мундунгус успел заметить, как Робин резко отпрыгнул в сторону, доставая еще на лету свою волшебную палочку. В следующее мгновение Флетчер наблюдал за боем сквозь мутную пелену. Было ощущение, что в голове внезапно зазвонили колокола. Расходящееся эхо от очень громких хлопков переполошило окрестных пикси, которые с визгами заметались среди улицы.

Робин послал мощное режущее проклятье в одну из фигур, которое, судя по всему, мгновенно перерезало жертве горло. В Лютном шуметь не принято. Следующий также не успел полностью увернуться от проклятья, которое угодило в руку. На этом везение Робина и закончилось. Раздалось еще три мощных хлопка, и его мозги забрызгали стену ближайшего дома. В голове все также шумело. В таком состоянии он даже не пытался аппарировать, понимая, что его просто разорвет. Так какой смысл дергаться — конец-то все равно один. Как сквозь вату он слышал голоса:

— Твою мать! Донни! Эта мразь убила Донни!

— Спокойно, Деррек, ему уже не поможешь.

— Надо валить отсюда, пока все окрестные монстры сюда не сбежались! Или еще отморозки припрутся! — добавил третий.

— Тихо! — скомандовал один из них гулким басом. — Кажется, один из них еще жив. Пуля задела голову по касательной. Хватайте его, он может рассказать много интересного.

— А как же Донни?

— Ему уже не поможешь. Пошли!

Его схватили за руки и куда то повели. Затем свет померк.

В следующий раз он очнулся... он не знал, где... На голове был кусок ткани, но где бы он ни был — трясло немилосердно. Он потерял сознание.

Мундунгус не помнил, было ли третье пробуждение. Он слышал голоса. Один из них спрашивал про какие-то там дозы. Далее был укол... наверное. Потом было много чего. Ему являлись люди, которых он когда-то знал. Существа, вообразить которых могут, наверное, лишь в «Придире». Потом были растения. Говорящие. Они спрашивали его о жизни. О других волшебниках, о делах в Лютном. Он подружился с большим кактусом. Кактус останавливал огромный папоротник, который избивал его, когда ему казалось, что Мундунгус не договаривает. Глупый папоротник. Нерушимую клятву так просто не обойдешь. Кактус замечал эти странности и не спрашивал, когда Флетчер был уже близок к тому, чтобы нарушить клятву, а затем умереть. Они долго спорили, и кактус заявлял, что у него вид, будто вот-вот откинет копыта, и что тут, наверняка, замешана какая-то магическая пакость.

Мундунгус не знал ни сколько времени провел в этом месте, ни что это вообще за место. Раз в день ему приносили еды. Иногда приходил высокий человек в маске и колол ему какую-то дрянь. После этого забавные растения приходили снова. У него даже начались вспышки спонтанной магии, которые не случались с ним больше тридцати лет.

Однажды к нему в камеру зашел здоровяк в безрукавке и с длинным шрамом на левом предплечье.

— Теперь ты будешь работать на нас. Когда будешь готов, придешь по этому адресу.

Флетчер искренне удивился такой наивности. «С чего это мне туда приходить?»

Здоровяк, словно отвечая на невысказанный вопрос сказал :

— Захочешь получить еще дозу — придешь.

* * *

Гарри сидел в купе «Хогвартс-экспресса». Дядя не смог его подвезти, сославшись на срочные дела. Вместо этого он просто дал племяннику денег на такси. Вообще, в последнее время они редко общались. После того как выяснилось, что маги способны читать мысли, он свел общение с племянником до минимума, поясняя, что он — легкая цель, и так будет лучше для всех. Он выполнил свои обещания и договорился с владельцем дома на соседней улице о том, что тот сдаст им пристройку на своем участке. Сославшись на занятость, Вернон объяснил, что деньги будет передавать через племянника, который, как он пояснил , будет заниматься проектами, необходимыми для учебы. Что, в общем-то, было правдой.

Гарри на всякий случай приехал за два часа до отправления поезда. Оказалось, что переживал он совершенно напрасно, поскольку когда он прошел через барьер, отделяющий платформу 9 ? от остального вокзала, на перроне не было ни души. Чуть позже показалась женщина средних лет, удивившаяся, что он прибыл так рано и посоветовавшая ему выбрать себе купе.

— Если хочешь, можешь купить сладостей, я привезу тележку.

Гарри вежливо отказался, решив вместо этого вздремнуть. В прошлую ночь он не смог уснуть, размышляя о своем открытии. Он решил еще раз просмотреть книги и с облегчением, к которому примешивалась толика разочарования, понял, что был неправ. К счастью, волшебный мир успешно перешагнул затянувшуюся эпоху средневековья. С середины семнадцатого века началось нечто вроде эпохи Возрождения, которая у магов пришлась на середину восемнадцатого века. Именно с этого времени «заимствовать» маггловские изобретения стало не зазорно. Об этом не говорили, но и не осуждали, хотя собственно в этот период ничего особо и не заимствовали. Но идея была брошена в массы... Далее был период, который примерно соответствовал эпохе Просвещения, он начался примерно в середине девятнадцатого века и... не закончился до сих пор. В этот период были открыты двенадцать способов использования драконьей крови, разработан ряд принципиально новых зелий и созданы Чары Доверия. Но качественного перехода не произошло. Так продолжалось до Второй мировой и еще некоторое время после... Но тут в движение пришли реакционные силы. Чем все закончилось, известно. Хотя Гарри отмечал, что мог подписаться под каждым словом маршала Фоша, когда тот прочитал условия Версальского договора: «Это не мир. Это перемирие на двадцать лет», хотя, конечно, он мог и ошибаться. Не все можно понять из книг.

Кстати, о книгах, «Альманах Гриффиндора» оказался настоящим сокровищем, что немало успокоило Гарри, который долго переживал по поводу того, как ушлому торговцу удалось надуть его. Альманах выпускался старым, берущем свое начало в конце пятнадцатого века родом Ландстоунов, все без исключения представители которого учились в Гриффиндоре. Альманах выпускался раз в год первого июля, сразу после окончания Хогвартса. Коллекция, которую приобрел Гарри, содержала более четырехсот номеров и хранилась в большой зачарованной шкатулке. У Гарри не было времени на то, чтобы прочитать все, но даже то, что он успел, не только восхитило его, но и открыло на многое глаза. Первые номера повествовали о славных деяниях предшественников, верно служивших короне и славно бившихся на полях сражений столетней войны, и даже умудрившихся разграбить Шармбатон, что породило вековую вражду между английскими и французскими магами. Было видно, что и через столетия со смерти основателя его факультет продолжал играть ведущую роль. Однако, со временем количество черных траурных рамок, наподобие той, что была у Джонатана из Йорка, стало увеличиваться. Империя расширялась, и ей требовались воины. Выросло количество жалоб на «мерзких торгашей» и «подлых крыс, забившихся в подземелье». Однако по-настоящему черной датой для факультета стало двадцать пятое октября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года. Сражение у Балаклавы. Печально знаменитая атака легкой конницы, лишившая Британию цвета её аристократии и, как понял Гарри, не только маггловской. После этого сражения пять традиционно гриффиндорских родов угасли полностью. Еще двенадцать лишились прямых наследников, что заставило род Блэков пойти на невыгодный династический брак, который не только считался в их среде мезальянсом, но и привел в итоге к переходу последующих поколений этого рода в Слизерин. Еще одна потеря для Гриффиндора. Альманах того года вышел полностью черным. Три выпуска гриффиндорцев разом полегли в том сражении. Гарри сравнил даты в книгах и понял, что примерно с этого времени авторы осторожно начали описывать Слизерин, как оплот Британской аристократии. Что касается самого альманаха, то он перестал выпускаться уже с тысяча девятьсот пятнадцатого года. Последний номер был полностью посвящен последнему представителю рода Ландстоунов. На первой полосе была размещена маггловская фотография, на которой был изображен моложавый человек в форме капитана британской армии. Под фотографией были только даты рождения и смерти. Последней значилось двадцать второе апреля тысяча девятьсот пятнадцатого года. Вторая битва при Ипре.

На последней полосе было дано короткое объявление о закрытии издания в связи со смертью последнего из рода, а также переходе всего имущества, включая типографию, перешедшей в род мужа сестре покойного Энн Лавгуд.

Славный дом Годрика, последний оплот английского рыцарства, угасал...

Гарри проснулся от того, что кто-то немилосердно тряс его за плечо. Это оказалась та девочка, Грейнджер.

— Пора переодеваться, мы уже подъезжаем к станции.

— Да, приятель, ну и здоров ты спать, — радостно воскликнул еще один нежданный пассажир купе. Гарри осмотрелся, он точно помнил, что когда засыпал, то был единственным пассажиром. А рыжий тем временем продолжил: — Заходил Малфой со своими дружками, но мы быстро его отвадили.

Гарри пожал плечами и даже не стал спрашивать, как они оказались в его купе. Они выгрузились из поезда и отправились за Хагридом, который еще издалека окликнул первокурсников. Гарри заметил, что тот слегка прихрамывает. Потом они плыли на лодках через озеро. Хогвартс был по-настоящему великолепен. Смотреть на Хогвартс в свете луны было из разряда тех вещей, после которых окончательно убеждаешься, что чудеса бывают, и одно из них находится перед тобой.

Хагрид оставил их на попечение профессора Макгонагал, которая кратко, на взгляд Гарри, так очень и очень кратко, поведала им о системе факультетов и о поведении, которое от них ожидают. Когда она оставила их поразмыслить над грядущим выбором, из стен выплыла группа приведений, которая что-то громко обсуждала. Многие первокурсники испуганно завизжали. Гарри не обратил на них никакого внимания. Ему нужен был подопытный — хотелось проверить одну идею, которая возникла у него еще летом.

Первокурсников очень волновал вопрос, как будет проходить распределение. Высказывались самые дикие варианты. Но самый маловероятный, по мнению Гарри, предложил его самопровозглашенный друг Рон.

— Мои братья сказали мне, что нам нужно будет сразиться с троллем! — окружающие издали испуганный вздох, а Грейнджер продолжала повторять заклинания, которые могут понадобиться им на тесте. И тут на сцене появился идеальный для целей Гарри подопытный.

— Даже твои братья считают тебя идиотом, Уизли! — блондин высокомерно вскинул голову. — И вообще, я считаю, что все эти разговоры про распределение — чушь! Все достойные попадут в Слизерин, а недостойные никого не интересуют!

— Заткнись, Малфой! — выпалил Рон.

«Значит, Малфой... То что нужно», — подумал Гарри и выступил из-за спин группки первокурсников, где он пытался избежать, надо заметить, с успехом, ненужного внимания.

— А если это действительно тролль? — спокойно спросил он.

Малфой повернулся к нему и высокомерно процедил:

— Что за чушь... — запнулся, а затем воскликнул: — Ты Гарри Поттер!

Все мгновенно обернулись и стали смотреть на Гарри, который невозмутимо продолжил.

— Ты настолько сомневаешься в своих способностях волшебника, что боишься даже думать о тролле?

Круглолицый мальчик в углу шумно сглотнул.

— Разумеется, нет! — разгорячился Малфой. — Я волшебник! И если увижу в зале эту вонючую орясину, то ей несдобровать!

Первокурсники молчали, видимо, не были настолько уверены в своих силах. Гарри вышел из толпы. Теперь получалось, что он стоял напротив припертого к стене блондина, а за его спиной собрались остальные первокурсники.

— Подумай, о чем говоришь... — произнес Гарри ровным тоном, он обернулся и указал рукой на толпу, стоящую у него за спиной. — Если ты откажешься от своих слов там, в зале, все эти люди посчитают тебя жалким... жалким трусом. И никто. Повторяю, никто не будет тебя уважать.

Лицо Малфоя побледнело, а затем вспыхнуло. В этот момент вернулась профессор Макгонагал.

— Первокурсники, следуйте за мной!

Все первокурсники неуверенно смотрели на Малфоя. Рон довольно оскалился. Малфой окинул взглядом толпу первокурсников, а затем, гордо вскинув голову, первым последовал за профессором. Гарри заметил, что блондин всю дорогу сжимает и разжимает кулаки, видимо накручивая себя перед предполагаемой схваткой. Остальные первокурсники следовали в нескольких шагах позади. Трудно представить себе какие чувства испытывал Малфой, когда двери большого зала распахнулись и вместо огромного тролля перед взорами первокурсников предстал табурет, на котором лежала даже на вид старая, потрепанная шляпа, и четыре факультетских стола, за которыми сидели ученики, лениво наблюдавшие за распределением первокурсников.

Малфой начал понемногу успокаиваться. Краска с лица понемногу сходила, а кулаки перестали судорожно сжиматься.

«Второй этап», — подумал Гарри и, нагло усмехнувшись, подмигнул Малфою. Заметивший это Рон смеялся над блондином едва ли не в открытую.

Тот окинул их яростным взглядом, но отвернулся, когда шляпа запела свою песню и началось распределение.

— Малфой Драко! — выкрикнула Макгонагал очередное имя. Черноволосый мужчина за преподавательским столом, до этого сидевший с абсолютно бесстрастным лицом, проявил толику интереса, выразившуюся в легком наклоне головы.

Драко подошел к табуретке, уселся и натянул на голову шляпу. Беседа продолжалась около тридцати секунд и, видимо, то, что говорила Шляпа, Малфою совершенно не нравилось. Он бросил на Гарри с Роном яростный взгляд. Уизли продолжал улыбаться, ну а Гарри, сохраняя абсолютно спокойное выражение лица, показал ему большой палец.

Глаза Драко начали наливаться кровью, он смотрел на парочку первокурсников так, словно сейчас достанет волшебную палочку, но не для того, чтобы проклясть недруга, нет. Он использует её как кол и будет забивать своих врагов как свиней. Видимо, это и определило решение шляпы, которая секундой позже воскликнула на весь зал:

— Гриффиндор!

— Нет в мире совершенства, — меланхолично произнес Гарри.

— Что? — отозвался шокированный Рон.

— Ничего, забудь.