На краю света (гет)

— Сосредоточьтесь на действиях, а не впечатлениях. Эмоции плещут из вас фонтаном, так вы никогда не сможете остаться незамеченной, — в сотый раз повторил Снейп.

Он создал систему оповещения, которая взрывалась громкими сиренами каждый раз, как он замечал попытку Гермионы проникнуть в его сознание. А это случалось всегда, когда она пробовала применить легилименцию. Сирены вопили еще до того, как она успевала коснуться хоть краешка его мыслей, и, откровенно говоря, от их воя и бесконечной череды неудач у Гермионы уже разболелась голова. Она была раздражена и измучена, но при этом упрямо не желала сдаваться. И, как назло, каждая новая попытка выходила хуже прежней.

— Что я делаю не так? — устало выдохнула Гермиона после новой неудачи.

— Вы концентрируетесь на собственных мыслях и чувствах, вместо того чтобы сконцентрироваться на моих.

«Будто у тебя есть чувства», — раздраженно подумала она, растирая пульсирующие болью виски.

— И вы слишком громко думаете для человека, который старается скрыть свое присутствие в чужом ментальном поле.

— Ладно, мы пробовали миллион раз, и уже ясно, что у меня ничего не выходит. — признала Гермиона. — Может, есть способ попроще, который я смогу освоить?

— Возможно. Но должен сразу предупредить: вам это не понравится.

Покладистость Снейпа и готовность перейти на другую методику по первому же требованию должна была бы насторожить Гермиону, но она слишком устала от бесплодных попыток, чтобы искать в его уступчивости двойное дно.

— Ну да, а от этих диких сирен, которые еще месяц будут гудеть у меня в ушах, я была в полном восторге! Уверена, хуже, чем сейчас, уже не будет, — заявила она, занимая странное стеклянное кресло Снейпа. Оно оказалось на редкость удобным, к тому же со всех сторон пропускало свет и оставляло полный обзор, так что стоило Снейпу встать и начать расхаживать туда-сюда, поясняя очередной аспект ментальной магии, как Гермиона тихонько перебиралась на его место. Если Снейп и замечал этот нехитрый маневр, то никогда вслух не возражал.

— Если ваши чувства и ощущения слишком сильны, чтобы подчинить их разуму, можно пойти обратным путем и подчинить разум ощущениям. Когда сложно настроиться на чью-то ментальную волну, можно попробовать настроиться на чувственную. Этот прием хорошо работает даже с совершенно незнакомыми людьми. На уровне ощущений между нами гораздо меньшая пропасть, чем на уровне мыслей, — начал объяснения Снейп, и его голос, как всегда в такие мгновения, стал немного тише, мягче, успокаивая, почти убаюкивая Гермиону. Она не раз задумывалась, делает ли это Снейп намеренно, или его голос меняется сам собой? Чем больше он рассказывал о ментальной магии, тем больше Гермиона склонялась к мысли, что Снейп вообще ничего не делает неосознанно, и каждый его жест или смена интонации служат некой скрытой цели. Как бы там ни было, но прием с голосом работал на ней безотказно — она становилась спокойнее, легче сосредотачивалась на словах, отключалась от окружающего шума, и могла слушать его часами, забывая об усталости или плохом настроении.

— Проще всего наладить контакт с незнакомым человеком через тактильные ощущения. Но прежде нужно достаточно приблизиться, чтобы он привык к вашему присутствию. Сокращать дистанцию следует осторожно, не торопясь, словно вы приближаетесь к гордому гиппогрифу. Человек не должен ощущать исходящей от вас угрозы, не должен насторожиться от напористости или неловкости ваших движений.

Снейп говорил, делая неторопливые шаги в сторону стеклянного кресла, подвешенного на толстой ветке осыпающейся фиолетовыми цветами джакаранды. Его обычный маршрут во время импровизированных лекций, но на этот раз он подошел всего на шаг ближе и остановился, продолжая речь.

— Не стоит сразу вторгаться в личное пространство, для начала нужно отвлечь внимание вашего объекта.

Он слегка толкнул кресло. Покачиваясь словно на качелях, Гермиона ощутила легкое дуновение ветерка, так приятно охлаждавшего кожу в жаркий день, и расслабленно вздохнула. Снейп присел на корточки рядом с ней и продолжил рассказ, тихонько раскачивая кресло.

— Вам следует завоевать доверие человека, а для этого очень важно синхронизировать ваши биоритмы. Прислушайтесь к его дыханию и попробуйте дышать в его ритме. Когда привыкните и почувствуете, что попадаете в такт, попробуйте дышать глубже и немного медленнее. Если его дыхание замедлится вслед за вашим, значит, у вас все получается правильно.

Гермиона чуть склонила голову, обращая внимание, что дышит сейчас в такт раскачивания кресла, и по мере того как Снейп увеличивает амплитуду, отклоняя ее чуть дальше, притягивая чуть ближе, она начинает дышать глубже и медленнее. Вот, значит, как это происходит: весь секрет в том, чтобы попадать в такт? Снейп дышал так же ровно и медленно, как она, и чуть раскачивался на собственных ногах. Это напоминало синхронный танец, завораживало и гипнотизировало. Гемиона почувствовала себя рядом со Снейпом более расслабленно и комфортно, чем когда-либо раньше. Простая и очевидная уловка, и если бы Гермиона захотела, она могла бы соскочить на землю, сделать всего одно резкое движение и разрушить магию, но тогда она не узнает, что же мог показать ей Снейп. Так что она сосредоточилась на бархатном баюкающем голосе и легком дуновении прохладного ветра.

— Когда вам удалось подстроить биоритмы, следует установить визуальный контакт. Не смотрите человеку прямо в глаза, смотрите в его направлении, чтобы он ощущал ваше внимание, но не испытывал смущения и желания отвести взгляд.

Снейп смотрел прямо на голые колени Гермионы, и она не могла с уверенностью сказать, что не испытывала смущения, но отводить взгляд действительно не хотелось. Смотреть Снейпу в глаза всегда было подобно дуэли — его острый, пронизывающий взгляд будоражил и пугал, от него хотелось укрыться, убежать. Но сейчас, когда веки полуопущены, и черные глаза скрывает густая завеса длинных ресниц, его взгляд казался мягким, даже кротким.

— Не торопитесь, почувствуйте, когда объект достаточно привыкнет к вашему взгляду, и лишь тогда поднимайте глаза.

Снейп посмотрел на Гермиону осторожно, словно пробуя на прочность тонкий лед. Его голова немного склонялась на бок, демонстрируя заинтересованность, а краешки губ дрогнули в мимолетной едва различимой улыбке. Только тогда Гермиона заметила, что кресло давно перестало раскачиваться, что рука Снейпа лежит вплотную к ее колену, так что она может ощущать исходящее от нее приятное тепло. Лицо Снейпа было совсем близко, и его ровное дыхание касалось ее кожи, но он смотрел на нее так мягко и доверчиво, что ей совсем не хотелось отстраниться и восстановить приличную дистанцию.

— Лучше всего, если вы займете положение чуть ниже вашего объекта, но не слишком, чтобы это не мешало визуальному контакту. Поскольку вы невысокого роста, для вас это не составит никакого труда, главное, не надевайте головокружительные каблуки, если планируете прочесть чьи-то мысли.

Снейп легонько улыбнулся собственной шутке, и Гермиона не смогла сдержать ответную улыбку. В этом действительно было что-то волшебное, словно между ними двоими натянуто множество невидимых нитей, побуждающих двигаться как в зеркальном отражении, повторяя жесты друг друга.

— Физическое прикосновение — это замыкающее и самое ответственное мгновение. Если вы не насторожите человека легким касанием, не заставите отшатнуться, а наоборот, он позволит вам продлить контакт, значит, вы сумели завоевать доверие его тела, и его разум для вас раскрыт.

Гермиона нервно сглотнула, ожидая, что сейчас горячая ладонь, покоящаяся так близко от нее, скользнет по колену. Она одновременно умирала от любопытства и сгорала со стыда, потому что такое прикосновение было бы слишком интимным, слишком откровенным для любого урока. Но ладонь не двигалась, оставляя близость ученицы и учителя все такой же интригующей и невинной. Мгновения тянулись, ничего предосудительного не происходило, и Гермиона позволила себе выдохнуть, сбрасывая так внезапно возросшее напряжение. Она расслабила плечи, возвращая приятное ощущение покоя, разливающееся по телу теплой волной, и лишь тогда заметила, что вторая рука Снейпа касается ее руки, и кончики его длинных пальцев невесомо покоятся на ее запястье, точно там, где под тонкой кожей бьется маленькая жилка, отсчитывая пульс. Ему все же удалось коснуться ее настолько незаметно и непринужденно, что она и не думала отстраняться. Наоборот, Гермиона глубже откинулась в кресле, позволила умиротворяющему теплу течь между ними свободно и взяла руку Снейпа в свою, нежно переплетая пальцы. Она ощущала мягкость его кожи, его спокойствие в ровном ритме пульса, смотрела в его полуприкрытые глаза, и легко, совсем без усилий, скользнула в их темную глубину. И ничего не изменилось. Гермиона находилась в его сознании, но все так же ощущала тепло и покой. Сосредоточенная на ровном ритме общего дыхания, она плыла в потоке его мыслей так естественно, словно сама была его частью, не тревожа и не препятствуя причудливым течениям его идей и воспоминаний. Здесь было так приятно, так удивительно тихо, и пораженная этой тишиной Гермиона чуть не взорвалась от нахлынувшей радости и триумфа. У нее получилось, у нее наконец-то получилось! И в то же мгновение завыли ненавистные сирены, вынуждая ее покинуть с таким трудом завоеванную территорию. Ее вытолкнуло во внешний мир слишком резко, и в ушах все еще стоял отвратительный вой, но Гермиона не могла сдержать счастливой улыбки.

— Вот видите, видите, у меня получилось! Я знала, что смогу! И я вовсе не бездарна в легилименции, как вы говорите! — Она подскочила с кресла и даже запрыгала на месте от переполняющей ее радости.

— Или у вас очень хороший учитель, — с легкой усмешкой произнес Снейп, усаживаясь в освободившееся кресло и слегка раскачиваясь в нем.

Гермиона была так счастлива в это мгновение, и Снейп действительно невероятно доходчиво объяснил и показал, что следует делать. Он был терпелив и внимателен и... ей просто хотелось его обнять, так рада она была своей удаче. Разумеется, она не станет обнимать Снейпа, потому что никто никогда не обнимает Снейпа. И, разумеется, она сошла с ума, потому что в здравом уме ей никогда не хотелось обнимать Снейпа. Но это было восхитительное безумие!

* * *

Самым сложным в тренировках было привыкнуть прикасаться к Снейпу. Он позволял Гермионе настраиваться так долго, как ей необходимо, не противился и не усложнял задачу намеренно. Но Гермиона никак не могла отделаться от мысли, что вторгается в личное пространство самого Северуса Снейпа. Раньше она никогда не видела, чтобы он позволял кому-то держать себя за руку, если только это не было короткое формальное рукопожатие. А ей во время тренировок нужно было установить с ним более тесный контакт. Избавиться от неловкости и чувства, что делает нечто предосудительное, оказалось чрезвычайно сложно, особенно если учесть, что Снейп совсем никак не откликался на ее прикосновения. Он словно восковая кукла застывал на месте и позволял ей тренироваться, лишь иногда нехотя давая инструкции. Гермионе казалось невозможным понять , когда она действует правильно, а когда нет. Ничто во внешности Снейпа не выдавало его отклика — все равно что обниматься с манекеном. Его неотзывчивость заставляла Гермиону нервничать, дергаться, сбиваться с настроя и терять даже ту ментальную связь, которую раньше она удерживала без труда.

— Как это вообще должно работать? — выпалила она после очередной неудачи.

— Вы снова пытаетесь думать, вместо того, чтобы чувствовать. — Меланхолично заметил Снейпо-манекен.

— Но что я должна чувствовать? — раздосадовано спросила она.

— В том все и дело — нет ничего, что вы должны были бы чувствовать, Гермиона. Нет никаких предписаний и обязательных норм. Единственный способ познать свои чувства и ощущения — это исследовать их. Никто не может научить вас тому, каково на вкус яблоко — чтобы узнать, вам придется попробовать, стать первооткрывателем собственного чувственного мира.

Разумеется, Снейп опять говорил загадками. Была ли это его уникальная черта, или туманность и отсутствие конкретики свойственно всем легилиментам, Гермиона не знала, но начинала понимать, почему по данной дисциплине нет письменных источников. Книга по легилименции, содержащая краткий пересказ ее занятий за последние несколько недель, оказалась бы совершенно бесполезной с практической точки зрения. Словно прочитав ее замешательство, Снейп немного придвинулся к ней и заговорил снова:

— Закройте глаза, Гермиона.

Она послушалась, прикрывая веки, и тут же сжалась, не зная чего ожидать.

— Не забывайте дышать, — прозвучал насмешливый комментарий Снейпа, и она судорожно вздохнула. Прохладный вечерний воздух наполнил легкие, и с каждым новым вдохом напряжение словно покидало ее. Но в голове все еще метались беспокойные мысли. Что же собирается делать Снейп? И что делать ей самой?

— Не думайте. Ощущайте, — приказал его мягкий, но настойчивый голос

И она прислушивалась к своим ощущениям, но ничего не происходило. Только легкий бриз касался ее кожи и щекотал лицо кончиками выбившихся из прически волос. Лишь на мгновение Гермионе показалось, что она ощутила прилив тепла на правом предплечье, но оно развеялось как мираж. Ей хотелось открыть глаза, чтобы видеть, знать, а не угадывать, что происходит. А затем невесомое облако тепла окутало ее правую руку. Оно медленно скользило вверх к локтю, плечу, шее, и снова вниз — легко, неторопливо. Гермиона представила, как прямо над ней движутся горячие ладони, задевая чувствительные волоски, но не касаясь кожи, и ее щеки обдало жаром. Сердце забилось чаще, а осязание обострилось, ловя почти незаметные перемены в ощущении близости и тепла. Трудно понять, почему ее тело реагировало так даже не на касания — предчувствие прикосновения, но это было приятно и волнующе, и не хотелось, чтобы все заканчивалось.

— Но почему? — не выдержала она, и открыла глаза.

— Почему что? — с кривой ухмылкой переспросил Снейп, и Гермиона мысленно отругала себя за горячность. Как она могла объяснить, что ее встревожило? Она сгорит со стыда, прежде чем произнесет хоть слово. Но Снейп и не настаивал на ответе.

— Связь между разумом и телом велика, но не абсолютна. Не все, что велит разум, исполняется телом, и не все, чего желает тело, осознается умом. Если чей-то разум противиться вам, заставьте откликнуться его тело. Если вы не можете прочесть отклик на свои действия, доверьтесь собственным ощущениям, тело никогда не лжет, в отличии от разума.

Гермиона слушала слова, но не понимала, как это может ей помочь. Если с сознанием Снейпа она хоть немного успела познакомиться, то что она могла знать о его теле? Даже сама мысль о том, что ее бывший учитель обладает физическим телом из плоти и крови, казалась неубедительной. На ум приходили всякие глупости из школьного фольклора — о вампире и кожистых крыльях, которые он прячет под мантией. Еще его чудесное спасение после битвы, а ведь она сама видела нападение змеи, и жуткие клыки, разрывающие тонкое горло. И кровь, так много крови... Ни один обычный человек не выжил бы после такого. Но Снейп был жив и сидел рядом на раскачивающейся скамейке и утверждал, что она может пробиться через иезуитскую систему оповещения в его сознании, если доверится своим ощущениям. Гермиона сделала глубокий вдох и внимательно присмотрелась к своей неприступной крепости по имени Северус Снейп.

Он больше не носил устрашающую учительскую мантию, только обычные джинсы и черную рубашку с длинным рукавом. Чтобы не вызывать ненужных подзрений у Уилкинсов, как он утверждал. Но Гермиона была уверена, что ему просто слишком жарко под несколькими слоями шерстяной ткани в теплой и засушливой Австралии. Снейп стал менее резким и значительно реже отпускал язвительные замечания, если только она не забывалась и не перебивала его во время долгих разъяснений. Гермиона прекрасно понимала, что это лишь маскарад, и Снейп пытается облегчить ей задачу, чтобы быстрее закончить ее обучение и освободиться от непреложного обета. Но, притворство или нет, это делало Снейпа более человечным и доступным.

Итак, она попыталась сделать вид, что верит в его вполне обычную для волшебника природу, и на удивление это сработало. Гермиона почти сразу заметила, что чем ближе находилась к Снейпу, чем плотнее ощущала прикосновения, тем дольше и прочнее получалась связь с его сознанием. То, что на Снейпа простейшие уловки вроде синхронизированных биоритмов действовали так же безотказно, как на саму Гермиону, стало для нее настоящим открытием. Это и помогло абстрагироваться от образа строгого неприступного учителя в черной мантии. В каком-то смысле он оказался абсолютно таким же человеком, как все — чувствующим, теплокровным, с живым, бьющимся сердцем, которое можно обмануть.

Не так уж сложно оказалось разгадать язык его тела, чтобы через него открыть путь к сознанию. Всего лишь человек. Он спокойно воспринимал прикосновение к кистям рук, переплетение пальцев, даже легкое поглаживание, но мгновенно настораживался, стоило провести ладонью чуть выше по предплечью, где под тонкой тканью рубашки все еще выгравирована темная метка. Уязвимый. Когда Гермиона осмелела и подошла поближе, опуская руки ему на плечи, ей впервые удалось продержаться в сознании Снейпа дольше трех минут. Ее прохладная ладонь на затылке странным образом успокаивала его, заставляла расслабить всегда такие напряженные плечи, и тогда Гермиону не выкидывало из его мыслей, пока рука случайно не соскальзывала ниже, к шее, покрытой шрамами, что заставляло Снейпа нервничать. Не такой уж бесстрашный. А если пропустить его длинные волосы сквозь пальцы, слегка задевая ногтями кожу головы, то на его руках выступала гусиная кожа, и это не обрывало ментальную связь, наоборот, однажды Гермионе таким образом удалось утихомирить уже поднявшие вой сирены и удержаться на плаву чуть дольше.

Но какими бы многообещающими ни казались ей первые победы, как бы легко ни получалось незаметно проникать в сознание Снейпа, все, что ей до сих пор удавалось, — оставаться в самом поверхностном слое. Как только Гермиона предпринимала попытку погрузиться глубже и хоть краешком глаза заглянуть туда, где хранятся воспоминания более важные, чем перечень рутинных занятий последних дней, включались сирены, и ее выбрасывало наружу. Она держала свои эмоции под контролем, не теряла фокус на Снейпе, следила за тем, чтобы дыхание оставалось ровным и размеренным, попадая точно в такт с ритмом Снейпа. И все же что-то не получалось. Гермиона прислушивалась к собственным ощущениям и интуитивно уже научилась угадывать мгновения, когда поднимется вой сирен, но в чем заключалась ее ошибка, осознать не могла.

— Вы пытаетесь завоевывать новую территорию, брать приступом или осадой. Но чем настойчивее ваше наступление, тем быстрее срабатывают защитные механизмы сознания, отбрасывая вас назад. Легилименция в своем высшем проявлении похожа не на бой, но на обольщение. Вам нужно внушить доверие, подтолкнуть чужой разум раскрыться перед вами, позволить вам проникнуть в его глубину, стать его частью. Разум должен захотеть принять вас, а не сопротивляться вторжению. Не боритесь, Гермиона, соблазняйте.

Соблазнить чей-то разум? Идея казалась странной, но не безнадежной. Разве не в глубинах разума кроются все сокровенные желания и человеческие соблазны? Значит можно попытаться не пробиваться сквозь слои защиты, а выманить на поверхность парочку дезертиров, которые сами распахнут перед ней ворота.

Гермиона расслабленно улыбнулась, медленно склонилась к лицу Снейпа и положила прохладную ладонь ему на затылок, зарываясь пальцами в длинные волосы. Странно, что раньше она не замечала, как похожа эта поза на прелюдию к поцелую. Долгий взгляд глаза в глаза, слившееся воедино дыхание, волнующее тепло чужого тела так близко, всего полшага разделяло их и... Гермиона ощутила такое знакомое влекущее притяжение и нырнула, растворяясь в потоке ярких образов чужого мира. Она вся обратилась в чувствительный сгусток энергии, приглядываясь, прислушиваясь, стараясь отыскать любую ниточку, которая привела бы ее к более глубинным воспоминаниям Снейпа. Она наблюдала за картинами рутинных, ничего не значащих занятий, но в них не было ничего особенного, ничего действительно личного. Перед ее глазами прокручивался очередной похожий на другие день. Долгие, немного утомительные лекции в саду, быстрый ланч, снова занятия, непривычная изматывающая жара, легкий ветерок, приносящий минутное облегчение, прохладный соленый бриз, и в нем — знакомый аромат ее шампуня с той самой остро ощутимой ореховой ноткой. Эта незначительная деталь отчего-то привлекла внимание Гермионы, она словно выделялась на фоне остальных обыденных картин, вибрировала чуть иначе, несла в себе слишком много внутренней энергии для такой мелочи. И Гермиона попробовала нарисовать несколько ассоциативных деталей. Орехи и мед, аромат свежей сладкой выпечки, домашнее тепло и уют, женские руки, разминающие липкое пряное тесто. Словно в водовороте перед ней раскрывались сюжеты такого далекого, давно позабытого детства, скромного родительского дома, редких, но таких желанных и долгожданных праздников. Ласковые глаза темноволосой женщины, ее неумелая возня на кухне, перемазанный черничным джемом фартук. Гермиона уже знала, что подобрала правильный ключик, и смело продолжила эксперимент. Она зацепилась за образ теплых рук, разминающих тесто, и снова потянула за ниточку. Легкое касание, тихий шепот, холодная ладонь на затылке, пальцы перебирающие пряди непослушных волос, и острое, почти сводящее с ума счастье от ощущения, что ты принят, ты любим. Всего на долю секунды сквозь неясные чувственные образы проступил один, зримый, словно выгравированный в памяти каленым железом, навсегда впечатавшийся в самую глубину портрет, но Гермиона не успела разглядеть его, потому что ее собственный мир рассыпался огненными искрами, острыми иглами, вонзающимися в каждую клетку. Она взвыла от боли, равной которой никогда не испытывала, и когда алые круги перед глазами рассеялись, обнаружила, что лежит, скрутившись в клубок, на прогретой полуденным солнцем земле, и несколько упругих травинок щекочут ей нос.

Снейп с выражением явного беспокойства на лице склонился над ней и протянул руку, чтобы помочь подняться, но она резко откатилась от него, словно его прикосновение могло обжечь. От одной мысли, что он может дотронуться до нее, Гермиону затопила паника, и тело снова полоснула та потусторонняя необъяснимая боль.

— Как вы себя чувствуете? — спокойно поинтересовался Снейп, не предпринимая новой попытки приблизиться.

— Будто на моих костях сплясали джигу пара великанов! — рассержено прошипела Гермиона. — Что, черт возьми, вы со мной сделали?

— Мне жаль, это вышло непреднамеренно. В ответ на вторжение автоматически сработали щиты.

— Вы же обещали, что мне не придется сталкиваться с вашими щитам! Вы говорили, что можете убрать их.

— Разумеется. Но вы забрались слишком глубоко.

— Я делала только то, что вы сами посоветовали. Так какая пикси вас укусила, раз вы решили разорвать меня на кусочки за точное следование инструкциям?

— Идея действительна была моя, но я не ожидал, что у вас получится настолько хорошо. Как я уже сказал, щиты были подняты не намерено. К тому же не стоит преувеличивать. Ваше тело в целости и сохранности, а не разорвано на кусочки. Все неприятные ощущения, вызванные ментальной атакой, были лишь в вашей голове, но не причиняли реальный вред.

Только в ее голове... Это имело смысл. Гермиона читала что-то подобное в одном из медицинских журналов, которые раньше выписывал отец. Но если Снейп может сделать с ней такое даже не прикасаясь...

— Мне показалось, что я умираю, — пораженно выдохнула она.

— Мои щиты не настроены убивать.

— То есть в принципе это возможно? Если вы захотите, то можете так убить? Почему вы не предупредили меня? Как вы вообще могли... Вы говорили, что это полностью безопасно! Я...

Она не знала точно, что хочет сказать, но ничто никогда больше не заставит ее применить к нему легилименцию. Это было ужасно, сущий кошмар. Даже когда Лестрейндж пытала ее круциатусом, ей не было настолько больно и страшно. Она просто не переживет второго такого нападения. Снейп пытался что-то говорить, успокаивать, но смысл слов ускользал от Гермионы. Она не могла слушать его, смотреть на него, находиться рядом. Ей хотелось сбежать, спрятаться, забиться под одеяло и сделать вид, что ничего такого не происходило, и ноги сами понесли ее прочь из зеленого сада, вверх по лестнице. Она не остановилась, пока не оказалась в своей спальной, а на двери были наложены все известные ей защитные заклинания. Снейп не сможет достать ее здесь, не сможет причинить боль.